Страница:
Мария перевела дыхание и с надеждой посмотрела на тетю. Ей хотелось, чтобы та как можно быстрее проснулась. Изабель бы справилась с ситуацией гораздо лучше. Шотландец снова вошел в каюту.
— Я уже спрашивал вас там, на палубе, не ранены ли вы.
Не в силах поднять на него глаза, она смотрела лишь на белое пятно его рубашки.
— Спрашивали.
— Так ранены или нет?
— Нет.
Джон поднес фонарь к ее лицу. На лбу у нее был синяк, четкие чистые линии подбородка, смущенный румянец, заливающий щеки, нежнейшая белая кожа. И она по-прежнему не смотрела на него.
— Почему вы не дали моему лекарю осмотреть ваши раны?
— Это всего лишь царапины.
Джон поднес фонарь еще ближе.
— Порез на вашем подбородке кровоточит.
Мария дотронулась до лица, он схватил ее запястье. Она попыталась освободиться другой рукой. Но попала в такие тиски, что в панике поняла: он не отпустит ее.
— Пустите, — прошептала она.
— Царапины? — Джон взглянул ей в лицо, она отвернулась. Джон поднял широкие манжеты ее рукавов и критически рассматривал сползавшие окровавленные бинты.
Марией овладел гнев. Она вновь попыталась освободить руку, но он крепко держал ее. Застонав от боли, она перестала сопротивляться.
— Пожалуйста, пустите меня, — тихо умоляла она.
— Не пущу, пока не увижу, что с руками.
— Ничего серьезного, — прошептала она. — Просто кожа слезла.
— Покажите руки, — приказал он. — Обе.
Минуту они молча смотрели друг на друга. «Как смеет он войти сюда и вмешиваться в мою жизнь?» — сердито подумала Мария. Но его твердый взгляд ответил на этот вопрос. Он здесь хозяин. Хозяин корабля и всего, что на нем находится.
Джон терпеливо ждал. Он знал, что она уступит. Противостоять ему удавалось лишь очень немногим.
Мария нерешительно вытащила из-за спины вторую руку. Она так устала, ей было больно. Если он всего лишь хочет посмотреть ее израненные ладони, она не возражает.
— Так-то лучше, — удовлетворенно усмехнулся он, повесив фонарь на крюк в стене.
Пятна крови на бинтах уже засохли, и Джону стало ясно, что с ладоней у девушки содрана кожа. Если он не перевяжет их сейчас заново, то ткань врастет в раны.
— То, что вы совершили на море, определить можно только одним словом — мужество. — Он не смотрел на нее, и она подняла глаза.
— Я…
В дверь постучали. Все еще удерживая ее запястье, Джон указал на стол. Вошедший матрос торопливо поставил на него глиняный кувшин и, повинуясь кивку, вышел, закрыв за собой дверь.
А капитан буквально потерял дар речи. Черные волосы, зачесанные назад, подчеркивали безупречность черт ее лица. А глаза! Они сверкали, как нефриты.
— Я Джон Макферсон, — выговорил он наконец.
Она вежливо кивнула в ответ.
— А вы? — спросил он.
— Мария, — прошептала девушка.
— Мария… — Он ждал продолжения.
Она помолчала.
— Моя фамилия для вас не имеет значения.
Хотя ответ и прозвучал вызывающе, от Джона не укрылся страх, мелькнувший на мгновение в этих божественных глазах. Он должен как-то помочь ей успокоиться. Она, без сомнения, считала, что за вознаграждение он выдаст ее семье. Бывало, так вели себя спасатели потерпевших крушение. Но Джон отнюдь не намеревался делать подобное. Она послушалась его, и он чувствовал себя обязанным объяснить этой молодой женщине, что она в безопасности: он не собирается воспользоваться ее бедственным положением.
— Ну что ж… Мария. Вам, наверно, интересно узнать хоть что-то про этот корабль и про то, куда мы направляемся.
Она неуверенно кивнула. Ей лучше не показывать ему, что она что-то знает. Ей следует просто слушать, пусть он говорит.
— Вы находитесь на шотландском судне «Святой Михаил», которое направляется в Антверпен. Мы снимемся с якоря, как только рассеется туман, плавание займет дня три, это будет зависеть от ветра. Когда мы прибудем в Антверпен, там, думаю, вам не составит труда найти судно, которое направлялось бы в нужный вам порт. Конечно, если это не Антверпен. — Он помолчал, ожидая реакции на свои слова. По ее лицу было видно, что она в чем-то сомневается. — Я хочу, чтобы вы знали — на моем судне вы в безопасности. Ни я, ни кто-либо из моей команды не причинит вам никакого вреда.
— Благодарю вас, — она посмотрела ему в глаза. У нее нет оснований ему не верить. С их первых шагов на палубе к Изабель и к ней относились с заботой и уважением.
— Ну а теперь, если позволите, я хотел бы взглянуть на ваши ладони.
Мария инстинктивно спрятала руки в складках платья и покраснела.
Однако он упрям. А если он и дальше продолжит свои расспросы? Конечно, он добр и мягок с ней. Красив. Но так опасен. Совершенно очевидно, что, чем больше времени она проводит с ним, тем труднее сопротивляться его воле. Все равно придется лгать. Благодарность к нему боролась в ней с осторожностью.
— Но с ними все в порядке, — отступила она.
— Неправда, — он подошел ближе. — Бинты пропитались кровью. Если раны не обработать, они воспалятся. И вам может грозить значительно большая опасность, чем вашей спящей спутнице.
— Да нет же, — настаивала она. — Я их заново перевяжу.
— Но нужно сделать не только это. — Видя, что она отшатнулась, он остановился. — Конечно, если вы не доверяете мне, я позову нашего лекаря. У него проверенный метод, к которому он прибегает с помощью матросов. Метод весьма эффективен. Странно, что он не применил его к вашей спутнице.
— Да, пожалуйста, если вы не против, — согласилась Мария. Пускай уж лучше старый лекарь-монах посмотрит ее руки. Ведь он помог Изабель. Да, честно говоря, хотя она и старалась не обращать на боль внимания, справляться с ней становилось все труднее. Хотя она и очень устала, вряд ли ей удастся уснуть. — Пожалуйста, если сейчас не слишком поздно, попросите его.
— Нет, меня это вполне устраивает, — погрешил против истины Джон. — Но он не сможет лечить вас здесь. Лучше мы отведем вас на камбуз, а то вы разбудите подругу криками.
— Криками? — У нее от страха остановился взгляд, и она побледнела еще сильней. — Чем же он пользуется? — наконец спросила она. — Ваш лекарь, я имею в виду.
— Честно говоря, вам лучше этого не знать, — мрачно сказал он и шагнул к двери. — Я сейчас пришлю его.
— Подождите! — в ее голосе прозвучало отчаяние.
Джон остановился и выжидающе посмотрел на нее.
— Что же он делает? — спросила она уже мягче.
Командующий колебался.
— Он заливает рану кипящим маслом.
Мария ужаснулась.
— Какое варварство!
Джон взглянул на спящую Изабель.
— Да, конечно. Но это помогает. Этот способ широко применяют вот уже тридцать лет для обработки пулевых ран. Но, видимо, он пожалел вашу спутницу или не захотел слушать ее крики.
Она покачала головой.
— Нет, я не позволю ему применить свой способ на мне.
— Тогда доверьтесь мне.
— А ваш способ лучше?
—Да.
— Думаю, я угадала. Вы сначала отрубаете руки, а уже потом заливаете их кипящим маслом.
— Ну нет. Какое варварство! — передразнил он ее. И, видя, что она немного успокоилась, продолжал, улыбнувшись: — Нет, я не пользуюсь кипящим маслом. Оно нужно для других… более важных дел на корабле.
— Понятно. — Мария постаралась не рассмеяться. Мальчишеская улыбка преобразила суровое лицо шотландца. Она удивилась себе: что за ерунда? Почему она вдруг так изменила свое отношение к нему? Она потрогала лоб. Может, у нее жар? — Ну, тогда, думаю, вы просто отрубите мне руки.
— Нет, слишком хлопотно.
— Вы говорите мне, чего не сделаете, но молчите о том, что собираетесь делать, — выпалила она, — и рассчитываете, что я доверюсь вам.
— Конечно, — он протянул к ней руку.
— Это не ответ. Я хочу знать, как вы намерены лечить мои ладони. Кто знает? Может, метод лекаря — благословение божье по сравнению с вашим.
— Доверьтесь мне. — Джон улыбнулся в ответ на ее упрямство. — У меня есть лекарство для ваших ран, — мягко сказал он. Для него вдруг стало очень важно, чтобы она ему поверила. — Я обещаю, будет не больно. Ну… не очень.
— Тогда не удивляйтесь, если я потеряю сознание. К моим рукам и прикоснуться-то невозможно.
Джон посмотрел в ее широко раскрытые глаза.
— Минуту назад вы уверяли, что это «всего лишь царапины». Где же правда?
— Ну, я…
— На корабле немало людей, которых я бы хотел довести до беспамятства. Вы в их число не входите.
Мария колебалась, глядя на протянутую руку. Этот гигант не собирается сдаваться. Честно говоря, он проявил больше терпения, чем она ожидала. Наконец она глубоко вздохнула и вложила свою руку — ладонью вверх — в его.
— Ну, вот, отважились. — Джон повернулся и повел ее к столу. Пододвинув стул, жестом пригласил ее сесть.
Мария села, замерев в ожидании.
Шотландец снял фонарь с крюка на стене и поставил на стол. Он поискал глазами дополнительный источник света и открыл дверь в каюту для прислуги, которую теперь занимала Мария, молча пересек ее и вошел в темную кабину.
Здесь в стены были встроены маленькие шкафы для всяких мелочей. Шаря в темноте, Джон наткнулся на деревянные дверцы шкафчика, где, он помнил, хранились фонарики и свечи.
Пальцы его ощутили холод небольшого металлического предмета, который, звякнув, соскользнул на пол, прежде чем он успел подхватить его.
Тихо чертыхаясь, Джон нагнулся. Его руки ощупывали половицы до тех пор, пока он не стукнулся об пол головой. Выпрямившись, снова чертыхнувшись, он присел на корточки.
«Легко представить, как я выгляжу, — усмехнулся он в темноте. — Командующий королевским флотом ползает в спальне молодой женщины, которую недавно выудил из моря». Джон вздохнул.
Что-то в ней тревожило его с той минуты, как он ее увидел. Даже тогда, на палубе, его поразила ее красота, совершенство лица, глубина изумрудных глаз. Но внутренний голос призывал его к осторожности. Она молода. Слишком молода. Ей, наверное, лет шестнадцать — как раз половина от его тридцати двух. Он человек опытный, познал мир, женщин и все же не был уверен, что у него хватило бы сил и терпения ухаживать за столь робкой и ранимой девушкой.
«Бог мой, — подумал он, — да она, наверное, еще и девственница». Открыв дверь в каюту, чтобы было светлее, он обежал глазами маленькое помещение, на мгновение задержав взгляд на кучке мокрой одежды в углу. Поверх платья и плаща Марии лежало ее белье. Он улыбнулся, подумав, как бы она смутилась, узнав, что он увидел столь интимные вещи. В щели на полу что-то блестело. Джон наклонился. Это было кольцо, висящее на золотой цепи.
Выпрямившись, он разглядывал изящную золотую вещицу. Тусклый свет не позволял ему рассмотреть рисунок. Ясно было одно — это обручальное кольцо.
Мария не сводила глаз с приоткрытой двери. Что он там так долго делает? Ему, видимо, нужна еще одна лампа с фитилем, но она, переодеваясь в сухое, ее там не видела.
Мария старалась как-то пригладить свои густые черные волосы. Но руки ее не слушались. Тыльной стороной ладоней она оправила кружева в вырезе подаренного ей платья. «Сейчас не до глупостей», — решила она, но тем не менее для нее вдруг стало важно, как она выглядит.
«Почему он так задерживается?» — уже с беспокойством подумала молодая женщина. Она посмотрела на Изабель, та, слава богу, витала в объятиях Морфея.
Вначале показался огонек свечи, а следом шотландец. У нее в животе опять появился тяжелый ком. Джон поставил свечу на стол рядом с большой миской с чистой водой и стал развязывать бинты на ее руках. Он вынул пробку из бутылки с лекарством, не сводя с нее глаз.
«Ну что ж, — думал он. — По всей видимости, это ее кольцо. Вполне естественно, что женщина, столь красивая, замужем. Даже в ее юном возрасте. Но где ее муж? Ясно, что его не было на тонущем корабле — на ее лице нет следов скорби. Возможно, он ждет их там, куда они плыли. Да, конечно, так и есть, — решил он. — Наверное, какой-нибудь молодой кабальеро с карманами, полными драгоценных камней и серебра для прелестной жены. Глупо считать, что она — подобно другим сокровищам, перевозимым морем, — свободна и доступна для меня».
Мария поморщилась.
— Это так плохо пахнет.
Он продолжал разматывать бинты.
— Сразу видно, что редко бываете на море.
— Почему вы так думаете?
Ее кожа мерцала в зыбком свете лампы. На нежном горле билась маленькая голубая жилка. О черт!
— Если бы вы чаще бывали на море, то сочли бы этот запах приятным.
— Мне нравится, что море пахнет солью.
— Правда?
Она наклонилась вперед.
— И все же чем это пахнет так резко?
— Скипидар. Яичный желток, розовое масло и скипидар.
— Я никогда раньше не слышала о скипидаре, но это какая-то странная смесь.
— И тем не менее эта смесь целебнее, чем горячее масло. — Джон снял последний слой бинтов и нахмурился, глядя на ее ладони и пальцы.
Мария тоже посмотрела на них с каким-то брезгливым отчуждением, как будто это не ее руки, а выставленные на обозрение куски плоти, сырые куски мяса, сочащиеся кровью и гноем. Кое-где нити от бинтов уже вросли в раны.
Он поднял на нее глаза, готовый к тому, что она сейчас потеряет сознание. В общем-то, это было бы самое лучшее.
— Будет больно.
— Вы мне обещали, что не будет, — слабо запротестовала Мария.
— Я не ожидал, что это так серьезно. — Джон поднялся и подошел к стенному шкафчику. Она следила, как он достал графин и налил в чашку какую-то жидкость.
Шотландец протянул ей чашку.
— Вы должны выпить это, женщина.
— Кипящее масло? — слабо улыбнулась она.
— Пейте, — приказал он. Молодая женщина протянула руку, пальцы ее дрожали. «Как она вообще могла дотрагиваться до чего-либо такими руками?» — спросил он себя. И ласково попросил: — Пейте, пейте, дорогая.
Он поднес чашку к ее губам. Она сделала один глоток. Жидкость обожгла ей губы.
— Это что-то крепкое. Скипидар?
Джон усмехнулся:
— Виски. Добрый шотландский напиток. Но, боюсь, недостаточно крепкий. — Он снова поднес чашку к ее губам, и она выпила до дна. На ее губах янтарные капли сверкали как драгоценности. Он смахнул их пальцем.
Его жест был таким интимным. Нормы поведения диктовали Марии отпрянуть, но она не пошевелилась. Почему-то здесь, в каюте, за этими темными стенами, она чувствовала себя как бы отрезанной от своего прошлого. От двора. От всего, чему ее учили. Она не опустила глаз под его взглядом.
Джон смотрел на нее несколько мгновений не отрываясь, затем поспешно убрал руки, как будто они был изранены. Она замужем!
Мария почувствовала стыд и раскаяние. Что на нее нашло? Жар охватил ее всю, лицо горело. Она смотрела, как он взял ее руки и медленно опустил их в миску.
На глазах у нее выступили слезы, она попыталась отдернуть руки, но он крепко держал. Ее пронзила боль, но она решила выдержать. Должна выдержать.
Шотландец осторожно наложил на кровоточащие ладони влажную повязку. Мария не отрывала глаз от его рук. Какие они крупные, как сильны, красивы и осторожны его пальцы.
— Должно быть, это случилось внезапно.
Она вопросительно на него посмотрела, часто моргая от пронизывающей боли.
— Нападение на ваш корабль, — пояснил он. — Иначе почему рядом с вами, чтобы защитить вас, оказался всего один человек?
Боль все усиливалась. Казалось, в кисти рук впились раскаленные прутья.
— Куда вы направлялись?
Она не поднимала глаз.
— В какой порт, по крайней мере? — Не получив ответа, он продолжал: — Вас будут искать, когда корабль не появится в доке.
Она сжала губы.
Джон плеснул в миску виски, отчего она снова дернулась. Он-то надеялся хоть немного отвлечь ее своими вопросами, но боль оказалась сильнее.
— Вы понимаете, что мы можем натолкнуться еще на кого-то спасшегося. На судне было много лодок?
— Несколько, — ответила она, не поднимая глаз.
Джон осторожно потянул за кусок материи, присохший к ладони. Она охнула.
Он сам был готов заплакать. Мария совсем побелела. В глазах ее стояли непролитые слезы. Она по-прежнему упрямо смотрела только на руки. Он видел много раненых, не раз обрабатывал раны. Но никогда потерпевшей не была столь красивая и мужественная женщина.
— Говорите, — приказал он. — Говорите что хотите, но не молчите.
— Больно.
— Знаю, — буквально прорычал он. — Но если бы вы не притворялись и не пытались это скрыть, то было бы менее болезненно.
Она ничего не ответила, но, отведя взгляд, стала смотреть в темноту.
— Говорите. Говорите со мной, Мария. Доверьтесь мне, вам станет легче. Вам нужно отделить от себя боль, не думать о ней.
— Не могу.
— Можете! Черт побери! — резко сказал он.
Она посмотрела на него, по ее щекам катились слезы. Он дотянулся до чашки, налил в нее еще виски и поднес чашку к ее губам.
— Пейте, — приказал он. На сей раз она не сопротивлялась и выпила все сразу до дна.
Он еще раз осторожно потянул и оторвал кусок материи от раны. Он почувствовал облегчение. Осталось немного.
— Но я не знаю, что сказать, — тихо проговорила она. — Так больно.
Следовало удалить еще лоскут кожи. Шотландец вытащил свой острый, как бритва, кинжал и положил его на стол.
Ему вдруг захотелось, чтобы она не проявляла столь сильную волю.
— Расскажите мне какую-нибудь историю, — предложил он.
— Я не знаю никаких историй. Что вы собираетесь делать вашим кинжалом?
— Вспомните счастливые моменты в вашей жизни. То, что вам предстоит, или то, что уже произошло. Мне нужно срезать здесь кожу. Вы ничего не почувствуете, уверяю вас.
У нее кружилась голова.
— В моей жизни не было счастливых моментов. — Она с ужасом смотрела, как он вытер кинжал бинтом и быстро отрезал болтающийся кусок кожи. Он был прав: она ничего не почувствовала.
— Вспомните своего мужа, — сказал он, глядя ей в глаза. — Свою свадьбу.
Он зачерпнул из кувшина горсть мази и осторожно положил ей на ладонь руки, которая была менее изранена. Она только тяжело дышала.
— Представьте себе его лицо, когда он узнает, что вы живы. Что вы спаслись с тонущего корабля.
Она покачала головой.
— Попробуйте, — потребовал он.
— Не могу, — слабо ответила она, глаза ее закатывались.
— Вы должны. Он ведь ждет вас. — Джон как можно осторожнее положил мазь на ее вторую руку. — Он будет ждать вас с распростертыми объятиями. С сердцем, полным любви. Он будет ждать вас на пристани, чтобы увезти с собой. А вы… вы броситесь к нему, задыхаясь от счастья.
Джон остановился. Она смотрела на него отсутствующим взглядом. Казалось, она даже перестала дышать.
— Мария, — он дотронулся до ее локтя и осторожно потряс ее.
— Но… он умер! — произнесла она и уронила голову на стол.
Значит, она не замужем! Она свободна!
5.
— Я уже спрашивал вас там, на палубе, не ранены ли вы.
Не в силах поднять на него глаза, она смотрела лишь на белое пятно его рубашки.
— Спрашивали.
— Так ранены или нет?
— Нет.
Джон поднес фонарь к ее лицу. На лбу у нее был синяк, четкие чистые линии подбородка, смущенный румянец, заливающий щеки, нежнейшая белая кожа. И она по-прежнему не смотрела на него.
— Почему вы не дали моему лекарю осмотреть ваши раны?
— Это всего лишь царапины.
Джон поднес фонарь еще ближе.
— Порез на вашем подбородке кровоточит.
Мария дотронулась до лица, он схватил ее запястье. Она попыталась освободиться другой рукой. Но попала в такие тиски, что в панике поняла: он не отпустит ее.
— Пустите, — прошептала она.
— Царапины? — Джон взглянул ей в лицо, она отвернулась. Джон поднял широкие манжеты ее рукавов и критически рассматривал сползавшие окровавленные бинты.
Марией овладел гнев. Она вновь попыталась освободить руку, но он крепко держал ее. Застонав от боли, она перестала сопротивляться.
— Пожалуйста, пустите меня, — тихо умоляла она.
— Не пущу, пока не увижу, что с руками.
— Ничего серьезного, — прошептала она. — Просто кожа слезла.
— Покажите руки, — приказал он. — Обе.
Минуту они молча смотрели друг на друга. «Как смеет он войти сюда и вмешиваться в мою жизнь?» — сердито подумала Мария. Но его твердый взгляд ответил на этот вопрос. Он здесь хозяин. Хозяин корабля и всего, что на нем находится.
Джон терпеливо ждал. Он знал, что она уступит. Противостоять ему удавалось лишь очень немногим.
Мария нерешительно вытащила из-за спины вторую руку. Она так устала, ей было больно. Если он всего лишь хочет посмотреть ее израненные ладони, она не возражает.
— Так-то лучше, — удовлетворенно усмехнулся он, повесив фонарь на крюк в стене.
Пятна крови на бинтах уже засохли, и Джону стало ясно, что с ладоней у девушки содрана кожа. Если он не перевяжет их сейчас заново, то ткань врастет в раны.
— То, что вы совершили на море, определить можно только одним словом — мужество. — Он не смотрел на нее, и она подняла глаза.
— Я…
В дверь постучали. Все еще удерживая ее запястье, Джон указал на стол. Вошедший матрос торопливо поставил на него глиняный кувшин и, повинуясь кивку, вышел, закрыв за собой дверь.
А капитан буквально потерял дар речи. Черные волосы, зачесанные назад, подчеркивали безупречность черт ее лица. А глаза! Они сверкали, как нефриты.
— Я Джон Макферсон, — выговорил он наконец.
Она вежливо кивнула в ответ.
— А вы? — спросил он.
— Мария, — прошептала девушка.
— Мария… — Он ждал продолжения.
Она помолчала.
— Моя фамилия для вас не имеет значения.
Хотя ответ и прозвучал вызывающе, от Джона не укрылся страх, мелькнувший на мгновение в этих божественных глазах. Он должен как-то помочь ей успокоиться. Она, без сомнения, считала, что за вознаграждение он выдаст ее семье. Бывало, так вели себя спасатели потерпевших крушение. Но Джон отнюдь не намеревался делать подобное. Она послушалась его, и он чувствовал себя обязанным объяснить этой молодой женщине, что она в безопасности: он не собирается воспользоваться ее бедственным положением.
— Ну что ж… Мария. Вам, наверно, интересно узнать хоть что-то про этот корабль и про то, куда мы направляемся.
Она неуверенно кивнула. Ей лучше не показывать ему, что она что-то знает. Ей следует просто слушать, пусть он говорит.
— Вы находитесь на шотландском судне «Святой Михаил», которое направляется в Антверпен. Мы снимемся с якоря, как только рассеется туман, плавание займет дня три, это будет зависеть от ветра. Когда мы прибудем в Антверпен, там, думаю, вам не составит труда найти судно, которое направлялось бы в нужный вам порт. Конечно, если это не Антверпен. — Он помолчал, ожидая реакции на свои слова. По ее лицу было видно, что она в чем-то сомневается. — Я хочу, чтобы вы знали — на моем судне вы в безопасности. Ни я, ни кто-либо из моей команды не причинит вам никакого вреда.
— Благодарю вас, — она посмотрела ему в глаза. У нее нет оснований ему не верить. С их первых шагов на палубе к Изабель и к ней относились с заботой и уважением.
— Ну а теперь, если позволите, я хотел бы взглянуть на ваши ладони.
Мария инстинктивно спрятала руки в складках платья и покраснела.
Однако он упрям. А если он и дальше продолжит свои расспросы? Конечно, он добр и мягок с ней. Красив. Но так опасен. Совершенно очевидно, что, чем больше времени она проводит с ним, тем труднее сопротивляться его воле. Все равно придется лгать. Благодарность к нему боролась в ней с осторожностью.
— Но с ними все в порядке, — отступила она.
— Неправда, — он подошел ближе. — Бинты пропитались кровью. Если раны не обработать, они воспалятся. И вам может грозить значительно большая опасность, чем вашей спящей спутнице.
— Да нет же, — настаивала она. — Я их заново перевяжу.
— Но нужно сделать не только это. — Видя, что она отшатнулась, он остановился. — Конечно, если вы не доверяете мне, я позову нашего лекаря. У него проверенный метод, к которому он прибегает с помощью матросов. Метод весьма эффективен. Странно, что он не применил его к вашей спутнице.
— Да, пожалуйста, если вы не против, — согласилась Мария. Пускай уж лучше старый лекарь-монах посмотрит ее руки. Ведь он помог Изабель. Да, честно говоря, хотя она и старалась не обращать на боль внимания, справляться с ней становилось все труднее. Хотя она и очень устала, вряд ли ей удастся уснуть. — Пожалуйста, если сейчас не слишком поздно, попросите его.
— Нет, меня это вполне устраивает, — погрешил против истины Джон. — Но он не сможет лечить вас здесь. Лучше мы отведем вас на камбуз, а то вы разбудите подругу криками.
— Криками? — У нее от страха остановился взгляд, и она побледнела еще сильней. — Чем же он пользуется? — наконец спросила она. — Ваш лекарь, я имею в виду.
— Честно говоря, вам лучше этого не знать, — мрачно сказал он и шагнул к двери. — Я сейчас пришлю его.
— Подождите! — в ее голосе прозвучало отчаяние.
Джон остановился и выжидающе посмотрел на нее.
— Что же он делает? — спросила она уже мягче.
Командующий колебался.
— Он заливает рану кипящим маслом.
Мария ужаснулась.
— Какое варварство!
Джон взглянул на спящую Изабель.
— Да, конечно. Но это помогает. Этот способ широко применяют вот уже тридцать лет для обработки пулевых ран. Но, видимо, он пожалел вашу спутницу или не захотел слушать ее крики.
Она покачала головой.
— Нет, я не позволю ему применить свой способ на мне.
— Тогда доверьтесь мне.
— А ваш способ лучше?
—Да.
— Думаю, я угадала. Вы сначала отрубаете руки, а уже потом заливаете их кипящим маслом.
— Ну нет. Какое варварство! — передразнил он ее. И, видя, что она немного успокоилась, продолжал, улыбнувшись: — Нет, я не пользуюсь кипящим маслом. Оно нужно для других… более важных дел на корабле.
— Понятно. — Мария постаралась не рассмеяться. Мальчишеская улыбка преобразила суровое лицо шотландца. Она удивилась себе: что за ерунда? Почему она вдруг так изменила свое отношение к нему? Она потрогала лоб. Может, у нее жар? — Ну, тогда, думаю, вы просто отрубите мне руки.
— Нет, слишком хлопотно.
— Вы говорите мне, чего не сделаете, но молчите о том, что собираетесь делать, — выпалила она, — и рассчитываете, что я доверюсь вам.
— Конечно, — он протянул к ней руку.
— Это не ответ. Я хочу знать, как вы намерены лечить мои ладони. Кто знает? Может, метод лекаря — благословение божье по сравнению с вашим.
— Доверьтесь мне. — Джон улыбнулся в ответ на ее упрямство. — У меня есть лекарство для ваших ран, — мягко сказал он. Для него вдруг стало очень важно, чтобы она ему поверила. — Я обещаю, будет не больно. Ну… не очень.
— Тогда не удивляйтесь, если я потеряю сознание. К моим рукам и прикоснуться-то невозможно.
Джон посмотрел в ее широко раскрытые глаза.
— Минуту назад вы уверяли, что это «всего лишь царапины». Где же правда?
— Ну, я…
— На корабле немало людей, которых я бы хотел довести до беспамятства. Вы в их число не входите.
Мария колебалась, глядя на протянутую руку. Этот гигант не собирается сдаваться. Честно говоря, он проявил больше терпения, чем она ожидала. Наконец она глубоко вздохнула и вложила свою руку — ладонью вверх — в его.
— Ну, вот, отважились. — Джон повернулся и повел ее к столу. Пододвинув стул, жестом пригласил ее сесть.
Мария села, замерев в ожидании.
Шотландец снял фонарь с крюка на стене и поставил на стол. Он поискал глазами дополнительный источник света и открыл дверь в каюту для прислуги, которую теперь занимала Мария, молча пересек ее и вошел в темную кабину.
Здесь в стены были встроены маленькие шкафы для всяких мелочей. Шаря в темноте, Джон наткнулся на деревянные дверцы шкафчика, где, он помнил, хранились фонарики и свечи.
Пальцы его ощутили холод небольшого металлического предмета, который, звякнув, соскользнул на пол, прежде чем он успел подхватить его.
Тихо чертыхаясь, Джон нагнулся. Его руки ощупывали половицы до тех пор, пока он не стукнулся об пол головой. Выпрямившись, снова чертыхнувшись, он присел на корточки.
«Легко представить, как я выгляжу, — усмехнулся он в темноте. — Командующий королевским флотом ползает в спальне молодой женщины, которую недавно выудил из моря». Джон вздохнул.
Что-то в ней тревожило его с той минуты, как он ее увидел. Даже тогда, на палубе, его поразила ее красота, совершенство лица, глубина изумрудных глаз. Но внутренний голос призывал его к осторожности. Она молода. Слишком молода. Ей, наверное, лет шестнадцать — как раз половина от его тридцати двух. Он человек опытный, познал мир, женщин и все же не был уверен, что у него хватило бы сил и терпения ухаживать за столь робкой и ранимой девушкой.
«Бог мой, — подумал он, — да она, наверное, еще и девственница». Открыв дверь в каюту, чтобы было светлее, он обежал глазами маленькое помещение, на мгновение задержав взгляд на кучке мокрой одежды в углу. Поверх платья и плаща Марии лежало ее белье. Он улыбнулся, подумав, как бы она смутилась, узнав, что он увидел столь интимные вещи. В щели на полу что-то блестело. Джон наклонился. Это было кольцо, висящее на золотой цепи.
Выпрямившись, он разглядывал изящную золотую вещицу. Тусклый свет не позволял ему рассмотреть рисунок. Ясно было одно — это обручальное кольцо.
Мария не сводила глаз с приоткрытой двери. Что он там так долго делает? Ему, видимо, нужна еще одна лампа с фитилем, но она, переодеваясь в сухое, ее там не видела.
Мария старалась как-то пригладить свои густые черные волосы. Но руки ее не слушались. Тыльной стороной ладоней она оправила кружева в вырезе подаренного ей платья. «Сейчас не до глупостей», — решила она, но тем не менее для нее вдруг стало важно, как она выглядит.
«Почему он так задерживается?» — уже с беспокойством подумала молодая женщина. Она посмотрела на Изабель, та, слава богу, витала в объятиях Морфея.
Вначале показался огонек свечи, а следом шотландец. У нее в животе опять появился тяжелый ком. Джон поставил свечу на стол рядом с большой миской с чистой водой и стал развязывать бинты на ее руках. Он вынул пробку из бутылки с лекарством, не сводя с нее глаз.
«Ну что ж, — думал он. — По всей видимости, это ее кольцо. Вполне естественно, что женщина, столь красивая, замужем. Даже в ее юном возрасте. Но где ее муж? Ясно, что его не было на тонущем корабле — на ее лице нет следов скорби. Возможно, он ждет их там, куда они плыли. Да, конечно, так и есть, — решил он. — Наверное, какой-нибудь молодой кабальеро с карманами, полными драгоценных камней и серебра для прелестной жены. Глупо считать, что она — подобно другим сокровищам, перевозимым морем, — свободна и доступна для меня».
Мария поморщилась.
— Это так плохо пахнет.
Он продолжал разматывать бинты.
— Сразу видно, что редко бываете на море.
— Почему вы так думаете?
Ее кожа мерцала в зыбком свете лампы. На нежном горле билась маленькая голубая жилка. О черт!
— Если бы вы чаще бывали на море, то сочли бы этот запах приятным.
— Мне нравится, что море пахнет солью.
— Правда?
Она наклонилась вперед.
— И все же чем это пахнет так резко?
— Скипидар. Яичный желток, розовое масло и скипидар.
— Я никогда раньше не слышала о скипидаре, но это какая-то странная смесь.
— И тем не менее эта смесь целебнее, чем горячее масло. — Джон снял последний слой бинтов и нахмурился, глядя на ее ладони и пальцы.
Мария тоже посмотрела на них с каким-то брезгливым отчуждением, как будто это не ее руки, а выставленные на обозрение куски плоти, сырые куски мяса, сочащиеся кровью и гноем. Кое-где нити от бинтов уже вросли в раны.
Он поднял на нее глаза, готовый к тому, что она сейчас потеряет сознание. В общем-то, это было бы самое лучшее.
— Будет больно.
— Вы мне обещали, что не будет, — слабо запротестовала Мария.
— Я не ожидал, что это так серьезно. — Джон поднялся и подошел к стенному шкафчику. Она следила, как он достал графин и налил в чашку какую-то жидкость.
Шотландец протянул ей чашку.
— Вы должны выпить это, женщина.
— Кипящее масло? — слабо улыбнулась она.
— Пейте, — приказал он. Молодая женщина протянула руку, пальцы ее дрожали. «Как она вообще могла дотрагиваться до чего-либо такими руками?» — спросил он себя. И ласково попросил: — Пейте, пейте, дорогая.
Он поднес чашку к ее губам. Она сделала один глоток. Жидкость обожгла ей губы.
— Это что-то крепкое. Скипидар?
Джон усмехнулся:
— Виски. Добрый шотландский напиток. Но, боюсь, недостаточно крепкий. — Он снова поднес чашку к ее губам, и она выпила до дна. На ее губах янтарные капли сверкали как драгоценности. Он смахнул их пальцем.
Его жест был таким интимным. Нормы поведения диктовали Марии отпрянуть, но она не пошевелилась. Почему-то здесь, в каюте, за этими темными стенами, она чувствовала себя как бы отрезанной от своего прошлого. От двора. От всего, чему ее учили. Она не опустила глаз под его взглядом.
Джон смотрел на нее несколько мгновений не отрываясь, затем поспешно убрал руки, как будто они был изранены. Она замужем!
Мария почувствовала стыд и раскаяние. Что на нее нашло? Жар охватил ее всю, лицо горело. Она смотрела, как он взял ее руки и медленно опустил их в миску.
На глазах у нее выступили слезы, она попыталась отдернуть руки, но он крепко держал. Ее пронзила боль, но она решила выдержать. Должна выдержать.
Шотландец осторожно наложил на кровоточащие ладони влажную повязку. Мария не отрывала глаз от его рук. Какие они крупные, как сильны, красивы и осторожны его пальцы.
— Должно быть, это случилось внезапно.
Она вопросительно на него посмотрела, часто моргая от пронизывающей боли.
— Нападение на ваш корабль, — пояснил он. — Иначе почему рядом с вами, чтобы защитить вас, оказался всего один человек?
Боль все усиливалась. Казалось, в кисти рук впились раскаленные прутья.
— Куда вы направлялись?
Она не поднимала глаз.
— В какой порт, по крайней мере? — Не получив ответа, он продолжал: — Вас будут искать, когда корабль не появится в доке.
Она сжала губы.
Джон плеснул в миску виски, отчего она снова дернулась. Он-то надеялся хоть немного отвлечь ее своими вопросами, но боль оказалась сильнее.
— Вы понимаете, что мы можем натолкнуться еще на кого-то спасшегося. На судне было много лодок?
— Несколько, — ответила она, не поднимая глаз.
Джон осторожно потянул за кусок материи, присохший к ладони. Она охнула.
Он сам был готов заплакать. Мария совсем побелела. В глазах ее стояли непролитые слезы. Она по-прежнему упрямо смотрела только на руки. Он видел много раненых, не раз обрабатывал раны. Но никогда потерпевшей не была столь красивая и мужественная женщина.
— Говорите, — приказал он. — Говорите что хотите, но не молчите.
— Больно.
— Знаю, — буквально прорычал он. — Но если бы вы не притворялись и не пытались это скрыть, то было бы менее болезненно.
Она ничего не ответила, но, отведя взгляд, стала смотреть в темноту.
— Говорите. Говорите со мной, Мария. Доверьтесь мне, вам станет легче. Вам нужно отделить от себя боль, не думать о ней.
— Не могу.
— Можете! Черт побери! — резко сказал он.
Она посмотрела на него, по ее щекам катились слезы. Он дотянулся до чашки, налил в нее еще виски и поднес чашку к ее губам.
— Пейте, — приказал он. На сей раз она не сопротивлялась и выпила все сразу до дна.
Он еще раз осторожно потянул и оторвал кусок материи от раны. Он почувствовал облегчение. Осталось немного.
— Но я не знаю, что сказать, — тихо проговорила она. — Так больно.
Следовало удалить еще лоскут кожи. Шотландец вытащил свой острый, как бритва, кинжал и положил его на стол.
Ему вдруг захотелось, чтобы она не проявляла столь сильную волю.
— Расскажите мне какую-нибудь историю, — предложил он.
— Я не знаю никаких историй. Что вы собираетесь делать вашим кинжалом?
— Вспомните счастливые моменты в вашей жизни. То, что вам предстоит, или то, что уже произошло. Мне нужно срезать здесь кожу. Вы ничего не почувствуете, уверяю вас.
У нее кружилась голова.
— В моей жизни не было счастливых моментов. — Она с ужасом смотрела, как он вытер кинжал бинтом и быстро отрезал болтающийся кусок кожи. Он был прав: она ничего не почувствовала.
— Вспомните своего мужа, — сказал он, глядя ей в глаза. — Свою свадьбу.
Он зачерпнул из кувшина горсть мази и осторожно положил ей на ладонь руки, которая была менее изранена. Она только тяжело дышала.
— Представьте себе его лицо, когда он узнает, что вы живы. Что вы спаслись с тонущего корабля.
Она покачала головой.
— Попробуйте, — потребовал он.
— Не могу, — слабо ответила она, глаза ее закатывались.
— Вы должны. Он ведь ждет вас. — Джон как можно осторожнее положил мазь на ее вторую руку. — Он будет ждать вас с распростертыми объятиями. С сердцем, полным любви. Он будет ждать вас на пристани, чтобы увезти с собой. А вы… вы броситесь к нему, задыхаясь от счастья.
Джон остановился. Она смотрела на него отсутствующим взглядом. Казалось, она даже перестала дышать.
— Мария, — он дотронулся до ее локтя и осторожно потряс ее.
— Но… он умер! — произнесла она и уронила голову на стол.
Значит, она не замужем! Она свободна!
5.
Джон Макферсон никак не мог сосредоточиться.
Он все еще чувствовал мягкое прикосновение к своей руке ее густых шелковых волос. Она была легка, как перышко, прелестна, как ангел. Но проще заставить мертвого довериться ему, чем ее. В конце концов она все-таки потеряла сознание.
Джон слышал, как шкипер что-то говорит ему, но смысл сказанного до него не доходил. Они склонились над картой, расстеленной на столе в его каюте. Машинально он следил за Дэвидом, тот показывал ему, где они предположительно находятся и каким курсом им лучше следовать. Но видел он перед собой только Марию.
После того как она потеряла сознание, Джон думал, что ему теперь будет проще забинтовать ее руки, но он ошибся. Джон перенес ее в другую каюту и остался с ней. Он не мог оторвать глаз от молодой красавицы, от ее белоснежной кожи, буквально светящейся при коптящей лампе. Он бы сидел здесь вечно. Понимая, что ведет себя глупо, он не двигался с места, размышляя над тем, что она сказала.
Итак, мужа у нее нет. Но как давно он умер? Есть ли дети? Почему она не носит траур? Куда направлялась? Что связывает Марию с ее спутницей? Как все это узнать, если она не хочет ничего рассказывать?
Глубокое дыхание Марии убедило его в том, что обморок перешел в сон. Он понимал, что обморок скорее всего вызвало общее истощение и виски, чем болевой шок. Она оказалась на удивление крепкой, и тем не менее он не мог оставить ее одну.
Рассмотрев синяки и порезы на ее лице, он решил, что их перевязывать не нужно. Даже это не уродовало и не разрушало ее удивительного очарования.
Ее блестящие черные волосы каскадом спускались на ровно вздымающуюся грудь, нежная кожа горла белела в золотистом свете лампы. Он остановил свой взгляд на ее полных чувственных губах. Интересно, так ли они сладки, как ему это представляется?
Джон встряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Иллюминатор по-прежнему плотно застилал серый утренний туман.
— Какая она красавица! — Джон взглянул на своего шкипера. По лицу того блуждала многозначительная улыбка.
Ему было за что благодарить Дэвида. Молодой шкипер, постучав в каюту, привел с собой женщину, одну из немногих служивших на корабле. Теперь около больной находилась сиделка, и у Джона не было больше причин задерживаться здесь. Выйдя со шкипером в коридор, он почувствовал какое-то горькое облегчение. Уж слишком быстро поразило его это нежданное чувство, чувство влюбленности, что ли. Слишком быстро.
— Вы, конечно, можете проигнорировать мои слова, но я все-таки повторю. Какая красавица, и, по-моему, вы думаете так же.
— Кто? — как можно небрежнее спросил Джон. — Дженет Мол? Нет, Дэвид, я не отрицаю, она…
— Да нет же, — прервал шкипер. — Я говорю о той, которую мы выловили из моря. Из-за которой вы голову потеряли.
— Потерял голову? — Джон взглянул на Дэвида. — Ты что, не в себе, парень?
— Вот уже целый час я пытаюсь вам объяснить свою точку зрения, я вас дважды по карте провез до Нового Света и обратно, а вы только киваете и на все соглашаетесь. Наверно, за это время я бы мог выпросить себе десять горшков золота и корабль в придачу, — усмехнулся Дэвид. — Вы теперь потерянный человек. Она вас околдовала.
Да, отрицать, что его внимание сосредоточено отнюдь не на карте, Джону было трудно. Но он не хотел откровенничать. Однако ему нужна помощь Дэвида.
— Я всего лишь любуюсь ею, да и то издалека, не в пример некоему шкиперу, который напропалую ухаживает за своей мисс Дженет, — не остался в долгу капитан.
— Она не мисс Дженет, и я не ухаживаю за ней напропалую, — воскликнул молодой человек. — Если вашей светлости угодно так об этом говорить, то некоему шкиперу, которого мы оба знаем, грозит, что некий отец приставит к его горлу кинжал.
— Что ж, Дэвид, — командующий был доволен, что разговор повернул в другое русло, — если припомнить вчерашний разговор, то ты на это просто напрашиваешься.
— Напрашиваюсь на что? — запротестовал Дэвид. — На то, чтобы сэр Томас перерезал мне горло?
— Да нет, на то, чтобы скрестить с ним мечи, — ответил Джон. — Признайся, ты не терпишь ее отца так же сильно, как любишь его дочь.
— Это правда. — Дэвид отошел от стола. — Ничего с собой не могу поделать.
— Но почему? Что он тебе сделал?
— Если честно, то ничего. — Дэвид отошел от карты и зашагал по каюте. — Просто он так держится. В вас, сэр Джон, течет благородная кровь. Вы принадлежите к знатнейшей семье и несравненно родовитей его. Вы мой командир. Но я могу говорить с вами. Вы обращаетесь со мной как с человеком. Вы мне поручили ответственную работу, потому что… ну потому что уважаете меня. И я очень горжусь этим, милорд.
Дэвид остановился и снова подошел к столу.
— Сэр Томас не упускает возможности уколоть меня, напомнить, что я простолюдин, а он аристократ. И еще хуже — что он из клана Дугласов. Что я ничтожество по сравнению с ним.
— Что делать, Дэвид. Есть такие люди. А уж среди Дугласов особенно. Эти родовитые дворяне боятся людей твоего типа. Новых людей. Способных. — Джон, выпрямился, скрестив руки на могучей груди. — Ты сумел сдержаться в разговоре с ним. Но враждебность к сэру Томасу гложет тебя. Может, потому, что ты увлечен его дочерью, тебя так угнетает его положение при дворе?
— Да, скорее всего. — Теперь Дэвид невидяще уставился в карту.
Оба молчали. Джон сочувствовал молодому человеку. Он хорошо понимал, что тот ощущает, когда его считают недостойным. Подобное он пережил с Каролиной.
Хотя Джон и принадлежал к знатному роду, он был лишь третьим сыном в семье и во всем вынужденно уступал своим двум чрезвычайно удачливым братьям. Временами он терял веру в себя. В то, что сумеет обрести свое место в жизни. В то, что сумеет в ней чего-то добиться. Традиция требовала, чтобы он — третий сын — стал пастырем. Он никак не хотел этого, да и семья знала: он по натуре скорее пират. Он и стал им в прямом смысле слова. Плавая на судах под флагом короля Стюарта или под собственным флагом, Джон Макферсон стал самым грозным северным мореплавателем.
Тем не менее на протяжении многих лет Каролина лишь унижала его. Принадлежа еще до замужества к могущественному клану Дугласов, она не упускала случая ущемить его гордость, напомнить ему о своем происхождении, о богатстве, которое она получит, достигнув совершеннолетия.
Но он гораздо богаче. Его победы в морских битвах и завоеванные им сокровища дали ему власть и славу. Просто он о них не говорил. Она продолжала демонстрировать свою избранность, а он сдерживал гнев и не пытался доказывать ей свою значимость. Джон Макферсон вел жизнь, в которой верховенство доказывалось мечом и кровью, а не болтовней и острым языком.
Он все еще чувствовал мягкое прикосновение к своей руке ее густых шелковых волос. Она была легка, как перышко, прелестна, как ангел. Но проще заставить мертвого довериться ему, чем ее. В конце концов она все-таки потеряла сознание.
Джон слышал, как шкипер что-то говорит ему, но смысл сказанного до него не доходил. Они склонились над картой, расстеленной на столе в его каюте. Машинально он следил за Дэвидом, тот показывал ему, где они предположительно находятся и каким курсом им лучше следовать. Но видел он перед собой только Марию.
После того как она потеряла сознание, Джон думал, что ему теперь будет проще забинтовать ее руки, но он ошибся. Джон перенес ее в другую каюту и остался с ней. Он не мог оторвать глаз от молодой красавицы, от ее белоснежной кожи, буквально светящейся при коптящей лампе. Он бы сидел здесь вечно. Понимая, что ведет себя глупо, он не двигался с места, размышляя над тем, что она сказала.
Итак, мужа у нее нет. Но как давно он умер? Есть ли дети? Почему она не носит траур? Куда направлялась? Что связывает Марию с ее спутницей? Как все это узнать, если она не хочет ничего рассказывать?
Глубокое дыхание Марии убедило его в том, что обморок перешел в сон. Он понимал, что обморок скорее всего вызвало общее истощение и виски, чем болевой шок. Она оказалась на удивление крепкой, и тем не менее он не мог оставить ее одну.
Рассмотрев синяки и порезы на ее лице, он решил, что их перевязывать не нужно. Даже это не уродовало и не разрушало ее удивительного очарования.
Ее блестящие черные волосы каскадом спускались на ровно вздымающуюся грудь, нежная кожа горла белела в золотистом свете лампы. Он остановил свой взгляд на ее полных чувственных губах. Интересно, так ли они сладки, как ему это представляется?
Джон встряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Иллюминатор по-прежнему плотно застилал серый утренний туман.
— Какая она красавица! — Джон взглянул на своего шкипера. По лицу того блуждала многозначительная улыбка.
Ему было за что благодарить Дэвида. Молодой шкипер, постучав в каюту, привел с собой женщину, одну из немногих служивших на корабле. Теперь около больной находилась сиделка, и у Джона не было больше причин задерживаться здесь. Выйдя со шкипером в коридор, он почувствовал какое-то горькое облегчение. Уж слишком быстро поразило его это нежданное чувство, чувство влюбленности, что ли. Слишком быстро.
— Вы, конечно, можете проигнорировать мои слова, но я все-таки повторю. Какая красавица, и, по-моему, вы думаете так же.
— Кто? — как можно небрежнее спросил Джон. — Дженет Мол? Нет, Дэвид, я не отрицаю, она…
— Да нет же, — прервал шкипер. — Я говорю о той, которую мы выловили из моря. Из-за которой вы голову потеряли.
— Потерял голову? — Джон взглянул на Дэвида. — Ты что, не в себе, парень?
— Вот уже целый час я пытаюсь вам объяснить свою точку зрения, я вас дважды по карте провез до Нового Света и обратно, а вы только киваете и на все соглашаетесь. Наверно, за это время я бы мог выпросить себе десять горшков золота и корабль в придачу, — усмехнулся Дэвид. — Вы теперь потерянный человек. Она вас околдовала.
Да, отрицать, что его внимание сосредоточено отнюдь не на карте, Джону было трудно. Но он не хотел откровенничать. Однако ему нужна помощь Дэвида.
— Я всего лишь любуюсь ею, да и то издалека, не в пример некоему шкиперу, который напропалую ухаживает за своей мисс Дженет, — не остался в долгу капитан.
— Она не мисс Дженет, и я не ухаживаю за ней напропалую, — воскликнул молодой человек. — Если вашей светлости угодно так об этом говорить, то некоему шкиперу, которого мы оба знаем, грозит, что некий отец приставит к его горлу кинжал.
— Что ж, Дэвид, — командующий был доволен, что разговор повернул в другое русло, — если припомнить вчерашний разговор, то ты на это просто напрашиваешься.
— Напрашиваюсь на что? — запротестовал Дэвид. — На то, чтобы сэр Томас перерезал мне горло?
— Да нет, на то, чтобы скрестить с ним мечи, — ответил Джон. — Признайся, ты не терпишь ее отца так же сильно, как любишь его дочь.
— Это правда. — Дэвид отошел от стола. — Ничего с собой не могу поделать.
— Но почему? Что он тебе сделал?
— Если честно, то ничего. — Дэвид отошел от карты и зашагал по каюте. — Просто он так держится. В вас, сэр Джон, течет благородная кровь. Вы принадлежите к знатнейшей семье и несравненно родовитей его. Вы мой командир. Но я могу говорить с вами. Вы обращаетесь со мной как с человеком. Вы мне поручили ответственную работу, потому что… ну потому что уважаете меня. И я очень горжусь этим, милорд.
Дэвид остановился и снова подошел к столу.
— Сэр Томас не упускает возможности уколоть меня, напомнить, что я простолюдин, а он аристократ. И еще хуже — что он из клана Дугласов. Что я ничтожество по сравнению с ним.
— Что делать, Дэвид. Есть такие люди. А уж среди Дугласов особенно. Эти родовитые дворяне боятся людей твоего типа. Новых людей. Способных. — Джон, выпрямился, скрестив руки на могучей груди. — Ты сумел сдержаться в разговоре с ним. Но враждебность к сэру Томасу гложет тебя. Может, потому, что ты увлечен его дочерью, тебя так угнетает его положение при дворе?
— Да, скорее всего. — Теперь Дэвид невидяще уставился в карту.
Оба молчали. Джон сочувствовал молодому человеку. Он хорошо понимал, что тот ощущает, когда его считают недостойным. Подобное он пережил с Каролиной.
Хотя Джон и принадлежал к знатному роду, он был лишь третьим сыном в семье и во всем вынужденно уступал своим двум чрезвычайно удачливым братьям. Временами он терял веру в себя. В то, что сумеет обрести свое место в жизни. В то, что сумеет в ней чего-то добиться. Традиция требовала, чтобы он — третий сын — стал пастырем. Он никак не хотел этого, да и семья знала: он по натуре скорее пират. Он и стал им в прямом смысле слова. Плавая на судах под флагом короля Стюарта или под собственным флагом, Джон Макферсон стал самым грозным северным мореплавателем.
Тем не менее на протяжении многих лет Каролина лишь унижала его. Принадлежа еще до замужества к могущественному клану Дугласов, она не упускала случая ущемить его гордость, напомнить ему о своем происхождении, о богатстве, которое она получит, достигнув совершеннолетия.
Но он гораздо богаче. Его победы в морских битвах и завоеванные им сокровища дали ему власть и славу. Просто он о них не говорил. Она продолжала демонстрировать свою избранность, а он сдерживал гнев и не пытался доказывать ей свою значимость. Джон Макферсон вел жизнь, в которой верховенство доказывалось мечом и кровью, а не болтовней и острым языком.