Маккефри Энн. Хрустальная певица

   – Человек всегда может добраться до кристалла, – говорил он, указывая на пять люков, один в главном отделении, один в днище через секцию в двигателе, два с каждой стороны и один наверху грузового отсека. – Грузовой отсек – самая крупная часть саней. И не зря, потому что кристалл очень важен. Если певец пострадал или того хуже… – он сделал выразительную паузу, – кристалл можно спасти, и певец не лишится своих денег. Певцы приходят в страшную ярость, если им испортят кристалл. Вы еще узнаете. Вы ведь рекрут, не так ли? Так что все для вас в новинку. Может, вы впервые видите сани. Потом увидите снова, а может, и нет. Нет, сеть безопасности всегда закреплена, – он мягко упрекнул ее за поспешность, с которой она складывала пустые контейнеры. – Нельзя, чтобы они прыгали, пустые или полные, в полете или в шторме. – Он подошел к следующим саням. – Ага, для этого особые распоряжения: никаких животных белков не есть, а напитки предпочитать кислые.
   Оборудование для заказа пищи не предоставляло большого разнообразия, но снабженец уверил ее, что качество еды и питья всегда самое лучшее, даже если резчик в неистовстве своей работы и сам не сознает, что ест.
   «Неистовство», решила Килашандра, самое подходящее слово для описания состояния, в каком было оставлено большинство саней, хотя заправщик не раз напоминал ей, что шторм, заперший всех певцов в санях, причинил некоторые повреждения.
   К концу второго утомительного дня она помогла вычистить и заправить десять саней, и ее напарник объявил, что с остальными тремя управится сам.
   Следующий день был выходным, но ангарный офицер сообщил рекрутам, что каждый, кто захочет продолжать работу, получит двойную плату. Первый поднял руку Шиллаун, за ним Рембол: он подмигнул Килашандре, и она волей-неволей последовала их примеру. Ангарный все-таки удивился, когда все присутствующие согласились. Он проворчал что-то и ушел в свой офис.
   – Почему, собственно, мы вызвались? – спросила Джезри.
   – Мысль о двойной оплате отгоняет все сомнения насчет долга! – сказал Рембол вращая глазами.
   – При такой оплате, – сказал Бартон, потирая ноющие мышцы плеч, – мы опередим Гильдию еще до лихорадки.
   – Они вычтут с нас за время нашего безделья немалую сумму, – хмуро заметила Джезри.
   – Нет, – поправил ее Шиллаун, – все медицинское обслуживание бесплатно.
   – За исключением того, что мы не получим плату за работу, которую не делали.
   – Я, кажется, не работал так тяжело с тех пор, как был мальчиком на рыбачьем траулере моего отца, – продолжал Шарон, – а рыбная ловля на Аргис производится по-старинке.
   – Поэтому ты и стал учиться космическим полетам? – спросила Килашандра.
   – Именно.
   – Что же, теперь снова батрачишь, – усмехнулась Джезри.
   – Мы же члены Гильдии, – в тон ей ответил Рембол.
   – … уменьшающие свой первоначальный долг, – добавил Шиллаун, облегченно вздыхая.
   – Ну, пошли! – махнул рукой Рембол, и все направились наверх, к гостиной. Рембол предложил Килашандре выпить.
   – Нет, сначала я как следует вымоюсь.
   – И я тоже, – сказала Джезри, передернувшись всем телом.
   Все разошлись по комнатам. Килашандра бросила взгляд на светящуюся красным дверь Кариганы.
   – Не беспокойся за нее, Шандра. Она попала в ловушку чего-то большего, чем Гильдия, – сказал Рембол, беря ее за локоть и ведя дальше.
   – А я о ней и не печалюсь, – ответила Килашандра смутно недовольная собой и замечанием Рембола.
   – Здесь никто никогда ни о чем не печалится, – с оттенком грусти комментировал Шиллаун. – Никто ни о ком не думает. И ни у кого нет хороших манер.
   Это совершеннейшая правда, подумала Килашандра, погружаясь в горячую душистую воду и смывая вонь дневной работы с тела и освежая дыхание.
   Мысль о долге застряла в ее мозгу, и она, отдыхая на постели после ванны, включила прибор. Заправщики получали премии за скорость выполнения своих обязанностей. Она набрала сведения о собственном счете и обнаружила, что плата за ее работу покрывает расходы на жизнь и на питание уже после челнока. Если она получит завтра двойную плату и, может быть, премию за скорость, она избавится от долга. Только сейчас она вспомнила о двух поручительствах Гильдии. С ними она, может быть, сумеет даже заплатить за оборудование, которое потребуется ей в ее постсимбиотическом ранге. Приятная мысль – быть хоть на шаг впереди Гильдии.
   Из любопытства она запросила список Гильдии: он начинался с Ланжеки, как гильдмастера, затем шли три шефа Контроля, Торговли и Исследований, а дальше имена действующих членов. Это была не совсем та информация, какую хотела Килашандра. Она подумала немного и запросила полный список. Первым членом Гильдии был Барри Милки. Затем на дисплее пролетали имена и планеты. Наверное, все эти люди уже умерли, подумала Килашандра, удивляясь, что подобных записей нет. Хрустальный певец всегда хрустальный певец? Нет, кое-кто в списке, наверное, был из обслуживающего персонала. Если статистика Бореллы достоверна, то в ранние дни Гильдии коэффициент адаптации к споре-симбионту был низок. Ее удивило, что в списке Гильдии были представлены почти все населенные людьми планеты ФП. Было даже два фьюертанца. Это уж совсем удивительно. Жаль, что в списке не указано, когда они вступили в Гильдию. Имена, по-видимому, шли в порядке поступления, но не по алфавиту. Мелькнула имя Бореллы, затем Малейн и Каррика. Она подумала, не пропустила ли Интора, но вскоре появилось и его имя. Он с Гипериона, одной из первых планет, заселенных в Альфе Центавра во время Великой Войны исследований, которая привела к созданию Федерации Планет. Интересно, моложе он Борелла, Малейн и Каррика, или пришел сюда уже немолодым? А когда пришел заправщик, не назвавший своего имени? Она пожала плечами. От сортировщика требовалось умение Интора, в то время как «заправщик» – просто романтический титул для работы, которую могла бы делать машина. «Резчик» в приложении к хрустальному певцу, конечно, не подразумевал статус человека, покорно подчиняющегося командам.
   Она выключила аппарат. Компьютеры мало изменились со времени их изобретения: по-прежнему требовалось лишь уметь задать вопрос даже для самых хитроумных систем. А Килашандра гораздо больше привыкла находить малоизвестных композиторов и исполнителей, чем решать галактические головоломки.
   Она пошла в гостиную, чтобы немного выпить, и думала, что Шиллаун опять преподнесет какую-нибудь сногсшибательную интерпретацию того, что он узнал из банка информации. Но он погрузился в расчет механических средств очистки саней. И Килашандра была рада, когда Рембол взял ее за руку и подмигнул.
   – Наверное, я слишком устал для больших свершений, Шандра, – дружески сказал он, когда они дошли до его комнаты, – но хотел бы, чтобы мои руки обнимали что-то теплое и… соответствующее моему возрасту.
   Килашандра засмеялась его нескладной шутке.
   – Полностью приветствую. Твой счет выдержит ярранское пиво?
   – Даже и для тебя, – ответил он, делая вид, что неправильно ее понял.
   Они спали спокойно и безмятежно, как если бы компания и в самом деле была взаимно благоприятной. Когда компьютер разбудил их, они молча с аппетитом поели, а затем явились к ангарному. Поскольку они прибыли первыми, ангарный офицер с некоторым беспокойством оглянулся на аппарель.
   – Придут, – сказал ему Рембол.
   – Вот сани, которые должны быть готовы к полудню. Начинайте с них. Другие номера появятся на дисплее, когда я узнаю, кто из певцов собирается забрать сегодня свое имущество.
   Килашандра и Рембол поспешили отойти, желая быть подальше от ангарного, если остальные добровольцы так и не придут. К полудню они вычистили и заправили продуктами восемь саней. Цифры периодически исчезали с дисплея: ясно было, что и другие рекруты работают.
   В полдень по ангару разнеслись голоса, что предупредило Килашандру и Рембола о наплыве.
   – Не нравится мне этот тон, – сказала она, в последний раз стукнув по скобам для резца в санях, которые они только что подготовили.
   – Звук злобной толпы, – сказал Рембол и потянул ее за руку к складу, откуда они видели ряды саней и вход в ангар.
   Стуки, проклятия, хлопанье дверцами, металлические звуки, удары по пластику… Заработали двигатели.
   – Слишком быстро для такого замкнутого пространства, – сказал Рембол. Она заткнула уши. Рембол сморщился при особенно громком лязге и последовал ее примеру. Все это длилось недолго, но Килашандра вытаращила глаза на происходящее и удивлялась, как певцы не сталкиваются при таком столпотворении. Суматоха закончилась так же быстро, как и началась, когда последние сани унеслись к Рядам Брирертона.
   – Мы сделали восемь саней? – спросил Рембол. – Этого достаточно на двойное время. Пошли. С меня хватит!
   Гостиная была пуста. Дверь Кариганы закрыта и светилась красным. Рембол притянул Килашандру к себе, и она прижалась к его худому телу.
   – Сегодня я не устал. А ты?
   Килашандра не устала, потому что в Ремболе, в его обманчивой юношеской внешности, таилось непреодолимое очарование. Килашандра знала, что он знает это, но поскольку он вел себя не навязчиво, она охотно согласилась. Он был вроде ярранского пива: холодный, с хорошим приятным вкусом, удовлетворял без пресыщения.
   Когда они снова вернулись в гостиную, все разбрелись по ней, осторожно массируя свои пальцы, ободранные и смазанные подсушивающим лекарством двойной оплаты, уменьшившим их счет.
   – А вы знаете, что Гильдия может сделать? – спросил Шиллаун, садясь против Рембола и Килашандры и прихлебывая свою выпивку.
   – С чем сделать? – спросили подошедшие Бартон и Джезри.
   – С лодырями вроде нее, – Шиллаун кивнул в направлении Кариганы.
   – Что же? – спросила Джезри. Глаза ее блестели ожиданием.
   – Могут уменьшить рацион.
   Джезри не подумала о таком наказании.
   – И другие удобства могут случайно выключиться.
   – Какие, например?
   Шиллаун сморщился больше от смеха, чем от усилий говорить.
   – Ну, скажем, пойдет холодная вода вместо горячей, то же самое с едой. Представь: горячее – холодное, а холодное – горячее. Компьютер начнет шуметь среди ночи, стул под тобой развалится, дверь не всегда будет отвечать на твой отпечаток. – Шиллаун был согрет восхищением своей аудитории. – А поскольку ты оставляешь свой отпечаток, когда набираешь какую-нибудь еду, твой заказ не будет принят… В общем, всевозможное коварство, неудобство и прочие заморочки.
   – Именем какого святого ты пользовался, чтобы компьютер сказал тебе все это? – спросила Килашандра. Ее вопрос был тут же подхвачен другими.
   – А я и не спрашивал компьютер, – сознался Шиллаун, отводя глаза. – Я спросил заправщика, с которым вчера работал.
   Рембол закатился смехом.
   – Все-таки самый лучший компьютер – человеческий мозг.
   – Это вроде бы и все, что у моего заправщика осталось от человека, – с отвращением сказал Шиллаун.
   – А такое происходит с Кариганой? – с надеждой спросила Джезри.
   – Пока нет, но может, если она будет продолжать в том же духе. Кстати, она в долгу за два дня, а мы впереди на четыре.
   – Но ведь правила Гильдии… – начал Бартон.
   – Верно, – Рембол снова прыснул, – но Гильдия и не лишает человека крова и питания, а проста чертовски затрудняет их получение или доставляет иные неудобства.
   – Мне страшно подумать, что я могу стать кладовщиком или заправщиком, – сказала Джезри, и, судя по унынию товарищей, она вызвала несказанную тревогу во всех.
   – Думайте о хорошем, – посоветовал Шиллаун с легкой запинкой.
   – Ну, скоро мы узнаем, – сказал Рембол. – Мы здесь уже восемь дней.
   – Почти девять, – машинально поправил Шиллаун.
   – Завтра? – в голосе Джезри слышался ужас.
   – Может пройти намного больше десяти дней, если я хорошо запомнил слова Бореллы насчет инкубационного периода, – мягко успокоил ее Шиллаун.
   – Хватит, ребята, – твердо сказала Килашандра и осушила свой стакан. Давайте поедим, выпьем и посмеемся…
   – Над тем, что завтра умрем? – сказал Рембол, поднимая брови.
   – Я не намерена умирать, – ответила Килашандра и заказала два стакана ярранского пива для себя и Рембола.
   Они с Ремболом еще немного выпили и вместе ушли спать. Когда Килашандра проснулась в своей комнате, то обнаружила, что Рембол уже ушел. Дневной свет был слишком ярок для глаз, и она затемнила окна. После шторма и связанной с ним тяжелой работы было очень приятно посмотреть на холмы. После дождя распустились яркие красно-пурпурные цветы, серо-зеленая трава стала ярче. Без сомнения, следует научиться любить сезонные изменения на Беллибране. До тех пор, пока она не поехала с Карриком по Фьюерте, она мало ценила настоящую природу, поскольку слишком привыкла к голографии, употреблявшейся в спектаклях.
   Войдя в гостиную, Килашандра первым делом увидела Каригану. Космоработница имела привычку игнорировать людей, так что и Килашандра не была обязана знать о ее присутствии. Упрямство этой женщины раздражало. Никто же не заставлял ее ехать на Шанкил и проситься в Седьмую Гильдию.
   Рекруты тянулись медленно, и к тому времени, когда все собрались, Токолом заметно потерял терпение.
   – Много быть сделано в этот день, – сказал он. – Основные уроки отсрочены были…
   – Что ж, неплохо будет посидеть и отдохнуть, – сказал кто-то.
   – Отдыхать – значит не думающим быть, а мышление всегда быть должно, – ответил Токолом, ища глазами сказавшего. – География сегодняшний урок будет. Все о Беллибране. Когда приспособитесь вы, можете быть посланы на другой континент.
   Подчеркнутый вздох покорности Кариганы был подхвачен и другими, но Токолом уставился только на нее за такую наглость да еще на публике. Односложный словарь Кариганы прерывал поток объяснений Токолома, пока кто-то не шикнул на нее.
   Кто бы ни организовал лекцию, он явно имел чувство юмора, и хотя Килашандра сама с собой держала пари, что Токолом не осознает забавных деталей своей выученной наизусть речи, она и другие ждали этих фраз. Юмор часто подчеркивал наиболее важные аспекты урока. Токолом, может, и цитировал то, что терпеливо выучил, но он так же научился держать темп, делать паузы и модулировать свою передачу. Зная, как тяжело непрерывно говорить, Килашандра восхищалась его выносливостью.
   – Я бы не против вести фермерскую работу в Северном Беллибране, – признался Рембол Килашандре, когда они сидели в перерыве за ленчем. – Приятная продуктивная жизнь… Зимний спорт…
   Килашандра удивленно уставилась на него.
   – Фермером?
   – А почему бы и нет? Это куда лучше, чем быть заправщиком или сортировщиком! Выйти в открытый…
   – В мах-шторм?
   – Ты слышала урок географии. Сельскохозяйственные области «размещены на краю штормовых поясов или могут быть защищены при необходимости». – Рембол имитировал голос и речь Токолома с таким совершенством, что Килашандра расхохоталась.
   Затем они увидели, как группа собирается с угрожающей неторопливостью к углу, где сидела одинокая фигура. Рембол выругался сквозь зубы.
   – Так я и знал! – буркнул он.
   – Что ты возмущаешься, Рембол? Она это заслужила.
   – Она не виновата, что она такая. А ты, по-моему, хвалилась возможностью уединения на своей планете. И у нас дома мы не позволяем таких штук.
   Килашандра согласилась с ним.
   – Какое мне дело? – резкий голос Кариганы поднялся над тихим обращением к ней лидера группы. – А вам? Они просто выжидают, пока мы не заболеем. Значит, до тех пор никаких дел, никакого сотрудничества, хороших манер или добровольной чистки дерьма в санях. Во всяком случае, для меня! У меня был приятный выходной. – Она рывком повернула голову в сторону спрашивающего. – Долг? – Она хрипло рассмеялась. – Вы тут… позднее. А сейчас я могу взять, что хочу, из складов. Если бы вы имели сколько-нибудь мозгов, вы поступили бы также.
   – Ты же могла выгружать кристалл… – услышала Килашандра голос Джезри.
   – Конечно. Я хотела увидеть этот кристалл, как и все мы. – Ее тон уколол их. – И я так же набралась ума. Они будут использовать вас, во всех смыслах, на неприятной грязной работе, пока спора не вселится в вас. После этого ничто не будет иметь значения, кроме того, для чего вы сгодитесь.
   – А в чем ты надеешься быть полезной? – спросила Джезри.
   – Надеюсь стать хрустальной певицей, как и все! – Она рассмеялась. – Одно точно: я не буду сортировать, заправлять сани, копаться в грязи. Вы подыгрываете им, а я буду делать то, что хочу, пока у меня еще есть глаза, уши и нормальные, правильно функционирующие мозги.
   Она быстро встала, прошла через окружившую ее толпу и двинулась по коридору к своей комнате. Затем на двери зажегся красный свет.
   Килашандра и Рембол резко отвернулись от замолчавшей группы.
   – Что она имела в виду насчет правильно функционирующего мозга? – спросила Джезри. У нее больше не было той злобной самоуверенности, с какой она нападала на Каригану.
   – Я же сказал тебе, Джез, не обращай внимания, – сказал Бартон, подойдя к ней. – У Кариганы была какая-то космическая авария. Я говорил тебе это, когда впервые увидел ее.
   – В одном она права, – сказал Шиллаун, – ничто не имеет значения, пока не заработает симбиотическая спора.
   – Мне не нравится, что она говорит, что мы заболеем, – сказала Джезри и вздрогнула, чтобы подчеркнуть свое отвращение. – Единственное, что нам не показали… медицинскую службу.
   – Ты видела шрам Бореллы, – сказал Шиллаун.
   – Да, но у нее полная адаптация, не так ли?
   – У кого-нибудь болит голова, живот, есть озноб или жар? – спросил Рембол с явно фальшивым любопытством.
   – Еще не время, – надула губы Джезри.
   – Скоро, скоро… – погребальным тоном сказал Рембол, затем приложил палец к губам и показал кивком, что возвращается Токолом. Он тяжело вздохнул, но понял, что этим невольно подражает Каригане, и ухмыльнулся. – Я лучше чем-нибудь займусь…
   Рекруты вернулись к своему инструктору не в слишком веселом настроении. Пытка симбиотической адаптации не была уже просто разъяснением, выданном в небольшом холле на лунной базе, она стала неминуемой и ощутимой. Спора была в воздухе, которым они дышали, в пище, которую они ели.
   Десять дней? – думала Килашандра. Кто будет первым? – Она огляделась вокруг, вздрогнула и заставила себя слушать Токолома.
   Кто будет первым? – этот вопрос читался во всех глазах, когда рекруты, за исключением упрямой Кариганы, собрались к завтраку. Они искали общества друг друга как для поддержки, так и из любопытства. Стоял ясный день, краски холмов стали сочнее, глубже, и никто не возразил, когда Токолом возвестил, что они могут посетить оранжереи на плато Джаслин, где выращиваются некоторые деликатесы.
   Спустившись в ангар за транспортом, они стали свидетелями возвращения мощной машины техпомощи, с ее крана свисала связка покореженных саней. Лишь часть их сохранила первоначальную форму, но и у них повсюду были вмятины.
   – Что с ними будут делать? – спросил Рембол Килашандру.
   – Ремонтировать, наверное, иначе к чему к чему бы такая выставка? Ладно, Рембол, мы застряли здесь и будем певцами… или еще кем-нибудь, – сказала Килашандра, чтобы успокоить себя и Рембола.
   Они подошли к их транспортной машине, стараясь более не глядеть на обломки. Они сели рядом, но во время путешествия не разговаривали. Килашандра разглядывала кусты красных и розовых цветов. Серые тона полностью исчезли с грунтового покрова и сменились ярко-зелеными с проблесками коричневого. Рембол погрузился в свои мысли.
   Влажность и пряные ароматы громадных теплиц напомнили Килашандре тропический пояс Фьюерты и Каррика. Агроном продемонстрировал щиты, которые отражают мах-ветры от крыш, и систему питания растений, способную работать без человеческого присутствия. Он рассказывал о многообразии фруктов, овощей, трав, лишайников, грибов и прочей экзотики, пригодных для стола Гильдии, объяснил, что Агрономический департамент также ведет исследовательскую работу по улучшению природных качеств всего этого, а затем вывел их из помещения с контролируемым климатом.
   – Приходится также исправлять и капризы природы, – добавил он, и рекруты увидели поврежденные строения и рабочие бригады.
   Килашандра переглянулась с Ремболом. Оба пожали плечами и присоединились к рабочим, которые заканчивали ремонт.
   – Интересно, что они делают, когда у них нет трех десятков рекрутов для пополнения рабочих отрядов? – пробормотал Рембол.
   – Вероятно, зовут заправщиков, сортировщиков или еще кого-нибудь. Во всяком случае, здесь помогает каждый, – сказала Килашандра, видя, как Токолом и шеф агрономов поднимают тяжелый пластик с помощью Бартона и Джезри.
   – Ну, теперь можешь отпустить, Шандра, – сказал Рембол, оглядывая панель, которую они укрепляли. – Она должна держаться… пока следующий булыжник не угодит в угол.
   Заслонив рукой глаза от солнца, Килашандра смотрела в сторону хрустальных Рядов.
   – Даже не думай об этом. – Рембол взял ее за руку и повернул, а затем принялся собирать инструменты. – Что ждет нас завтра?
   На обратном пути никто не разговаривал, не шутил. Унылое настроение рекрутов продолжалось и вечером, умеренная выпивка не облегчила его. Рембол, признанный остряк класса, не был расположен хоть немного разрядить мрачное настроение.
   – С тобой все в порядке? – спросила Килашандра.
   – Со мной? – он с подчеркнутым удивлением поднял брови. – Конечно. Просто я устал. Всего-навсего аккумуляция за последние несколько дней более тяжелой работы, чем я делал за несколько лет. Студенческая жизнь расслабляет мускулы.
   Он погладил ее руку, успокаивающе ухмыльнулся и допил свое пиво. Пока она ходила за следующими стаканами, Рембол исчез. Ну, что ж, грустно подумала она, он тоже имеет право на уединение, а сегодня мы оба не составим друг другу хорошей компании.
   В эту ночь Килашандра уснула с трудом. Она сомневалась, что бессонница только у нее, но это не утешало. Ее мысли все время крутились вокруг симптомов адаптации, которые описывала Борелла.
   – Почувствует ли она их, ведь у нее никогда не было серьезных болезней. Жар? Тошнота? Ну, бывало иногда, если съешь что-то несвежее или выпьешь лишнего. Понос? Был в детстве, когда она переела сладкой дыни. Мысль о полной беспомощности, слабости, в рабстве чуждого вторжения – да, это подходящее описание процесса – была отвратительна девушке. Холод охватил ее тело, холод страха и напряжения.
   На Шанкиле на все это смотрели легко. Ведь симбиоз с чуждой спорой обогащает природные способности, одаряет чудесной заживляющей раны силой, увеличивает срок жизни, предоставляет кредиты для путешествия в роскоши, престижное членство в элитной Гильдии. Она видела лишь положительные стороны результатов ее адаптации к споре, но в эту темную, медленно тянувшуюся ночь их перевешивала обратная сторона воздействия споры на организм. Глухота? Она никогда больше не будет петь – и не после того, что сказали о ее голосе те судьи, но по сделанному ею самой выбору, потому что она не услышит себя. Быть сортировщиком, как Интор, с его незаурядным зрением? Сможет ли она вынести это? Хотя Интор, похоже, доволен и даже гордится своими способностями оценивать кристалл.
   Не желала ли она занимать высокий пост? Быть, скажем, Шефом сортировщиков? Но сколько же времени потребуется, чтобы стать им, учитывая долгую жизнь обитателей Беллибрана?
   Сколько времени заняло бы у нее, чтобы стать певицей межзвездного ранга, если бы ее голос прошел жюри? Килашандра вертелась в постели, выискивая удобную позу для сна.
   Она была самым настоящим образом захвачена врасплох и винить могла только себя. Как это певец в челноке спросил Бореллу: «Много ли захватили?» Нет. «Велик ли улов?» и Борелла ответила: «Обычный. Сейчас пока ничего нельзя сказать».
   Улов? Дураков вроде нее, хотя ее предупреждали Каррик и маэстро Вальди, не говоря уже о властях ФП. Да, были пойманы дураки, которые сменяли реальность на иллюзию – иллюзию богатства и могущества.
   И Каригана права: нет никакой гарантии, что ты станешь певицей. Ничто не имеет значения до адаптации, потому что ни лекции, ни работа не ориентировали рекрутов на роль певца: ничего не говорилось об искусстве резать кристалл, настраивать резец, куда направляться в Рядах. Килашандра вспомнила искаженное лицо Эйяда, спорящего из-за кредитов, которые позволили бы ему уехать с планеты, грязных певцов, вываливающихся из саней в пронизанный ветром ангар: состояние саней говорило о страшных условиях, в которых певцы резали кристалл, чтобы на какое-то время уехать с планеты.
   Однако голос Бореллы трепетал от желания, когда она говорила о возвращении в Ряды. Может быть, хрустальное пение аналогично роли в межзвездной труппе высшего ранга? Килашандра тряхнула головой. Для нее не было ничего лучше, чем стать анонимным руководителем хора. Или было?
   Она легла в классическую позу для медитации, сосредоточилась на глубоком дыхании и мысленно отбросила все внутренние и внешние помехи.
   Утром она встала с тяжелой головой и резью в глазах. Она не имела представления, долго ли спала, но яркость утра ничего не говорило ей, и она со вздохом затемнила окно. У нее не было настроения любоваться холмами.
   Другие были не в лучшем виде и лениво тянулись по одному. Килашандра заказала завтрак и даже не заметила отсутствия некоторых. Даже Рембола. Позднее она решила, что была не в себе от недостатка сна и поэтому утратила обычную наблюдательность. Первым заметил Шиллаун.