Страница:
— Мы с вами оба костоправы, так что чего уж там темнить... Вместо запястья у вас настоящая каша, я выковырял оттуда массу винтиков и шестеренок от ваших часов. Средний палец и мизинец сломаны, причем средний в двух местах. Но больше всего досталось безымянному и мизинцу: порваны сухожилия.
— Что это значит? — спросил Свенсон.
— Это значит, что всю оставшуюся жизнь ему придется обходиться только тремя пальцами, включая большой, — напрямик отрезал Джолли.
Свенсон негромко выругался и повернулся к Генри.
— Ответьте мне, ради Бога, как вы могли действовать так небрежно?
Опытный подводник — как же так? Ведь вы прекрасно знали, что обязаны делать визуальную проверку каждый раз, когда поднимаете люк. Почему же вы этого не сделали?
— Мне не нужно было этого делать, сэр, — Генри выглядел еще более тощим и изнуренным, чем обычно.
— Я слышал щелчок, кроме этого, я потянул люк вниз. Он был зафиксирован, это точно. Клянусь, это было так, сэр.
— Не может быть, чтобы он был зафиксирован. Посмотрите на руку доктора Карпентера. Он только слегка потянул и от этого небольшого усилия... О Господи, когда же мы научимся соблюдать наставления!
Генри молча уставился на палубу. Джолли, который по вполне понятным причинам выглядел таким же измученным, как и я, собрал свои инструменты, посоветовал мне пару деньков передохнуть, всучил пригоршню разнообразных пилюль, устало попрощался и полез по трапу наверх из приборного отсека, где и возился с моей рукой. Свенсон сказал Генри:
— Можете идти, Бейкер. — Наверное, это был первый случай, когда к стюарду кто-то обратился по фамилии, — явный признак того, что Свенсон считал преступление Генри чудовищным. — Утром я решу, что с вами делать. — Не знаю, стоит ли решать уже завтра утром, — сказал я после того, как Генри нас покинул. — Может, послезавтра утром. Или даже еще попозже. Тогда вы сможете извиниться перед ним. Вы и я — мы оба. Люк был прочно зафиксирован. Я сам проверил это визуально, коммандер Свенсон.
В глазах у Свенсона мелькнула холодная ярость. Помолчав, он тихо спросил:
— Вы предполагаете именно то, о чем догадываюсь я?
— Кто-то пошел на риск, — сказал я. — Да, вообще-то, и не очень большой риск: почти все уже спали, даже в центральном посту, когда все это случилось, никого не было. Кто-то в кают-компании сегодня за ужином слышал, что вы дали мне разрешение спуститься вниз, в медицинский склад. Вскоре после этого почти все отправились по своим каютам. Но один человек не сделал этого, он караулил, пока я не вернулся со станции «Зебра». Потом последовал за нами вниз. Ему повезло: вахтенный лейтенант Симе как раз вышел на мостик, чтобы уточнить по звездам положение корабля, и центральный пост был пуст.
Потом он освободил фиксаторы, но оставил люк в верхнем положении. Конечно, тут он понадеялся на удачу, ведь необязательно первым стал бы подниматься именно я, но он рассчитывал на элементарную вежливость стюарда, который должен был пропустить меня вперед. Как бы там ни было, он выиграл, хотя и не до конца. Думаю, что тут его постигло разочарование: он надеялся, что мне достанется куда сильнее.
— Я немедленно организую расследование, — сказал Свенсон. — Кто-нибудь должен был видеть, кто это сделал. Кто-то должен был слышать, как он встал с койки...
— Не тратьте зря время, коммандер. Наш противник — человек умный и предусмотрительный, он не упустит из вида ни единой мелочи. Да и потом, о расследовании станет известно всем и вы просто спугнете преступника, он так затаится, что мне вовек его не засечь.
— Тогда я просто замкну всю эту компанию под замок до нашего прибытия в Шотландию, — угрюмо заметил Свенсон. — Только таким путем мы избавимся от дальнейших неприятностей.
— Таким путем мы никогда не установим, кто убил моего брата и еще шестерых... нет, теперь уже семерых человек. Нет, кто бы ни был этот преступник, ему надо дать некоторую свободу действии.
— Послушайте, дружище, ведь не можем же мы просто сидеть сложа руки и позволять ему вытворять с нами черт-те что! — Нотка раздражения в голосе коммандера была вполне оправдана. — Что мы можем... Что вы можете предложить теперь? Что нам делать теперь?
— Начнем все сначала. Завтра утром устроим допрос всех уцелевших на станции. Выясним все детали пожара. Даже не допрос, а невинное разбирательство скажем, по поручению министерства снабжения. По-моему, мы сумеем узнать немало интересного.
— Вы так считаете? — Свенсон покачал головой. — А я в этом не уверен.
Совсем не уверен. Посмотрите, что произошло с вами. Ведь ясно же, что кто-то знает или подозревает, что вы охотитесь за ним. И уж он-то позаботится, чтобы ничего не выплыло наружу.
— Вы считаете, именно поэтому меня так отделали сегодня?
— А почему же еще?
— А почему тогда пострадал Бенсон?
— Мы точно не знаем, что он был выведен из строя. Намеренно, я хочу сказать. Может, простое совпадение.
— Может, да, — согласился я. — А может, и нет. Но мое мнение, если оно чего-то стоит: оба происшествия никак не связаны с тем, что убийца пронюхал о нашем расследовании... Ну, да ладно, что, сейчас рассуждать: будет день будет пища.
В свою каюту я вернулся только к полуночи. Механик был на вахте, а Хансен спад, так что я не стал зажигать свет, чтобы не беспокоить его. Не раздеваясь, сняв только ботинки, я лег на койку и укрылся одеялом.
Я не спал. Я не мог уснуть. Страшно болела левая рука от самого локтя, ощущение было такое, будто она зажата медвежьим капканом. Дважды я доставал болеутоляющие и снотворные таблетки, которые вручил мне Джолли, и дважды убирал их обратно. Вместо этого устроился поудобнее и принялся размышлять. Первое и самое очевидное, что пришло мне в голову: кто-то на борту «Дельфина» очень уж невзлюбил медиков. Полчаса я промучился, подхлестывая свои усталые мозги и стараясь понять, что же плохого в этой профессии, потом потихоньку встал и на цыпочках отправился в медпункт.
Я зашел туда и тихо прикрыл за собой дверь. При тусклом свете горевшей в углу красной ночной лампы я едва мог различить фигуру лежащего на койке Бенсона. Я включил главное освещение, на секунду зажмурился от хлынувшего в глаза яркого света и повернулся к занавеске в другом углу медпункта. Там не замечалось никакого признака жизни. Я произнес:
— Ролингс, я знаю, что у вас руки чешутся, но все-таки спрячьте свою колотушку. Это я, Карпентер.
Занавеска дрогнула и отодвинулась, передо мною появился Ролингс, в руке он держал разводной ключ, аккуратно обмотанный бинтом. Лицо его выражало разочарование.
— А я ждал кого-то другого, — с сожалением в голосе произнес он. -Так надеялся... О Господи, док, что случилось с вашей рукой?
— Хороший вопрос, Ролингс. Наш приятель на этот раз решил заняться мною. По-моему, хотел убрать меня с дороги. Не знаю, насовсем или на время, но еще немного — и ему бы это удалось... — Я рассказал, что случилось, потом спросил: — Кому из команды вы доверяете полностью?
Ответ я знал заранее. — Забринскому, — без колебаний сказал Ролингс. — Вы сумеете тихо, как кошка, пробраться туда, где он спит, и привести его сюда, никого не разбудив при этом?
Он не ответил на мой вопрос, только заметил:
— Он не может ходить, док, вы же сами знаете.
— Так притащите его. Силенок у вас не хватит, что ли?
Ролингс ухмыльнулся и вышел из медпункта. Через три минуты он уже вернулся вместе с Забринским. Через три четверти часа, отпустив Ролингса отдыхать, я не спеша вернулся в свою каюту.
Хансен все еще спал. Он не проснулся даже тогда, когда я включил одну из лампочек на стене. Я медленно, неуклюже, покряхтывая от боли, надел свою теплую одежду, вынул из чемодана «люгер», две хорошо упакованные обоймы и сломанный нож, — все то, что коммандер Свенсон нашел в бензобаке трактора на станции «Зебра». Положив это все в карман, я отправился в путь. Проходя через центральный пост, сообщил вахтенному офицеру, что собираюсь еще раз осмотреть находящихся на станции пациентов. На мою поврежденную руку была надета меховая рукавица, поэтому он даже глазом не моргнул: доктору лучше знать, что делать, а я для него был всего лишь лекарь, который проявляет профессиональную заботу о больных.
Я, действительно, тщательно обследовал пациентов, состояние которых постепенно улучшалось, и попрощался с двумя матросами, несущими здесь службу. Однако я не отправился прямиком на корабль. Сперва я завернул в сарай, где стоял трактор, и сунул пистолет, обоймы и нож обратно в бензобак.
А уж потом поспешил на «Дельфин».
— Что это значит? — спросил Свенсон.
— Это значит, что всю оставшуюся жизнь ему придется обходиться только тремя пальцами, включая большой, — напрямик отрезал Джолли.
Свенсон негромко выругался и повернулся к Генри.
— Ответьте мне, ради Бога, как вы могли действовать так небрежно?
Опытный подводник — как же так? Ведь вы прекрасно знали, что обязаны делать визуальную проверку каждый раз, когда поднимаете люк. Почему же вы этого не сделали?
— Мне не нужно было этого делать, сэр, — Генри выглядел еще более тощим и изнуренным, чем обычно.
— Я слышал щелчок, кроме этого, я потянул люк вниз. Он был зафиксирован, это точно. Клянусь, это было так, сэр.
— Не может быть, чтобы он был зафиксирован. Посмотрите на руку доктора Карпентера. Он только слегка потянул и от этого небольшого усилия... О Господи, когда же мы научимся соблюдать наставления!
Генри молча уставился на палубу. Джолли, который по вполне понятным причинам выглядел таким же измученным, как и я, собрал свои инструменты, посоветовал мне пару деньков передохнуть, всучил пригоршню разнообразных пилюль, устало попрощался и полез по трапу наверх из приборного отсека, где и возился с моей рукой. Свенсон сказал Генри:
— Можете идти, Бейкер. — Наверное, это был первый случай, когда к стюарду кто-то обратился по фамилии, — явный признак того, что Свенсон считал преступление Генри чудовищным. — Утром я решу, что с вами делать. — Не знаю, стоит ли решать уже завтра утром, — сказал я после того, как Генри нас покинул. — Может, послезавтра утром. Или даже еще попозже. Тогда вы сможете извиниться перед ним. Вы и я — мы оба. Люк был прочно зафиксирован. Я сам проверил это визуально, коммандер Свенсон.
В глазах у Свенсона мелькнула холодная ярость. Помолчав, он тихо спросил:
— Вы предполагаете именно то, о чем догадываюсь я?
— Кто-то пошел на риск, — сказал я. — Да, вообще-то, и не очень большой риск: почти все уже спали, даже в центральном посту, когда все это случилось, никого не было. Кто-то в кают-компании сегодня за ужином слышал, что вы дали мне разрешение спуститься вниз, в медицинский склад. Вскоре после этого почти все отправились по своим каютам. Но один человек не сделал этого, он караулил, пока я не вернулся со станции «Зебра». Потом последовал за нами вниз. Ему повезло: вахтенный лейтенант Симе как раз вышел на мостик, чтобы уточнить по звездам положение корабля, и центральный пост был пуст.
Потом он освободил фиксаторы, но оставил люк в верхнем положении. Конечно, тут он понадеялся на удачу, ведь необязательно первым стал бы подниматься именно я, но он рассчитывал на элементарную вежливость стюарда, который должен был пропустить меня вперед. Как бы там ни было, он выиграл, хотя и не до конца. Думаю, что тут его постигло разочарование: он надеялся, что мне достанется куда сильнее.
— Я немедленно организую расследование, — сказал Свенсон. — Кто-нибудь должен был видеть, кто это сделал. Кто-то должен был слышать, как он встал с койки...
— Не тратьте зря время, коммандер. Наш противник — человек умный и предусмотрительный, он не упустит из вида ни единой мелочи. Да и потом, о расследовании станет известно всем и вы просто спугнете преступника, он так затаится, что мне вовек его не засечь.
— Тогда я просто замкну всю эту компанию под замок до нашего прибытия в Шотландию, — угрюмо заметил Свенсон. — Только таким путем мы избавимся от дальнейших неприятностей.
— Таким путем мы никогда не установим, кто убил моего брата и еще шестерых... нет, теперь уже семерых человек. Нет, кто бы ни был этот преступник, ему надо дать некоторую свободу действии.
— Послушайте, дружище, ведь не можем же мы просто сидеть сложа руки и позволять ему вытворять с нами черт-те что! — Нотка раздражения в голосе коммандера была вполне оправдана. — Что мы можем... Что вы можете предложить теперь? Что нам делать теперь?
— Начнем все сначала. Завтра утром устроим допрос всех уцелевших на станции. Выясним все детали пожара. Даже не допрос, а невинное разбирательство скажем, по поручению министерства снабжения. По-моему, мы сумеем узнать немало интересного.
— Вы так считаете? — Свенсон покачал головой. — А я в этом не уверен.
Совсем не уверен. Посмотрите, что произошло с вами. Ведь ясно же, что кто-то знает или подозревает, что вы охотитесь за ним. И уж он-то позаботится, чтобы ничего не выплыло наружу.
— Вы считаете, именно поэтому меня так отделали сегодня?
— А почему же еще?
— А почему тогда пострадал Бенсон?
— Мы точно не знаем, что он был выведен из строя. Намеренно, я хочу сказать. Может, простое совпадение.
— Может, да, — согласился я. — А может, и нет. Но мое мнение, если оно чего-то стоит: оба происшествия никак не связаны с тем, что убийца пронюхал о нашем расследовании... Ну, да ладно, что, сейчас рассуждать: будет день будет пища.
В свою каюту я вернулся только к полуночи. Механик был на вахте, а Хансен спад, так что я не стал зажигать свет, чтобы не беспокоить его. Не раздеваясь, сняв только ботинки, я лег на койку и укрылся одеялом.
Я не спал. Я не мог уснуть. Страшно болела левая рука от самого локтя, ощущение было такое, будто она зажата медвежьим капканом. Дважды я доставал болеутоляющие и снотворные таблетки, которые вручил мне Джолли, и дважды убирал их обратно. Вместо этого устроился поудобнее и принялся размышлять. Первое и самое очевидное, что пришло мне в голову: кто-то на борту «Дельфина» очень уж невзлюбил медиков. Полчаса я промучился, подхлестывая свои усталые мозги и стараясь понять, что же плохого в этой профессии, потом потихоньку встал и на цыпочках отправился в медпункт.
Я зашел туда и тихо прикрыл за собой дверь. При тусклом свете горевшей в углу красной ночной лампы я едва мог различить фигуру лежащего на койке Бенсона. Я включил главное освещение, на секунду зажмурился от хлынувшего в глаза яркого света и повернулся к занавеске в другом углу медпункта. Там не замечалось никакого признака жизни. Я произнес:
— Ролингс, я знаю, что у вас руки чешутся, но все-таки спрячьте свою колотушку. Это я, Карпентер.
Занавеска дрогнула и отодвинулась, передо мною появился Ролингс, в руке он держал разводной ключ, аккуратно обмотанный бинтом. Лицо его выражало разочарование.
— А я ждал кого-то другого, — с сожалением в голосе произнес он. -Так надеялся... О Господи, док, что случилось с вашей рукой?
— Хороший вопрос, Ролингс. Наш приятель на этот раз решил заняться мною. По-моему, хотел убрать меня с дороги. Не знаю, насовсем или на время, но еще немного — и ему бы это удалось... — Я рассказал, что случилось, потом спросил: — Кому из команды вы доверяете полностью?
Ответ я знал заранее. — Забринскому, — без колебаний сказал Ролингс. — Вы сумеете тихо, как кошка, пробраться туда, где он спит, и привести его сюда, никого не разбудив при этом?
Он не ответил на мой вопрос, только заметил:
— Он не может ходить, док, вы же сами знаете.
— Так притащите его. Силенок у вас не хватит, что ли?
Ролингс ухмыльнулся и вышел из медпункта. Через три минуты он уже вернулся вместе с Забринским. Через три четверти часа, отпустив Ролингса отдыхать, я не спеша вернулся в свою каюту.
Хансен все еще спал. Он не проснулся даже тогда, когда я включил одну из лампочек на стене. Я медленно, неуклюже, покряхтывая от боли, надел свою теплую одежду, вынул из чемодана «люгер», две хорошо упакованные обоймы и сломанный нож, — все то, что коммандер Свенсон нашел в бензобаке трактора на станции «Зебра». Положив это все в карман, я отправился в путь. Проходя через центральный пост, сообщил вахтенному офицеру, что собираюсь еще раз осмотреть находящихся на станции пациентов. На мою поврежденную руку была надета меховая рукавица, поэтому он даже глазом не моргнул: доктору лучше знать, что делать, а я для него был всего лишь лекарь, который проявляет профессиональную заботу о больных.
Я, действительно, тщательно обследовал пациентов, состояние которых постепенно улучшалось, и попрощался с двумя матросами, несущими здесь службу. Однако я не отправился прямиком на корабль. Сперва я завернул в сарай, где стоял трактор, и сунул пистолет, обоймы и нож обратно в бензобак.
А уж потом поспешил на «Дельфин».
Глава 9
— Вы уж простите, что я надоедаю вам своими вопросами, извиняющимся тоном произнес я. — Но сами знаете всех этих бюрократов из правительства.
Тысяча вопросов один чище другого, да еще в четырех экземплярах. Но я вынужден подчиниться указаниям начальства, рапорт должен быть срочно передан по радио, так что очень надеюсь, что вы мне поможете собрать всю нужную информацию. Первым делом, кто может сказать почему вообще возник этот проклятый пожар?
Я надеялся, что хорошо играю роль чиновника министерства снабжения, собирающего материал для рапорта, — именно так я им представился. Чтобы избежать недоуменных переглядывании, я также пояснил, что для расследования несчастных случаев, связанных с гибелью людей, министерство всегда посылает врача. Может, это звучало не слишком убедительно, но тут уж я ничего не мог поделать.
— Ну, по-моему, я первым заметил огонь, — неуверенно произнес Нейсби, кок со станции «Зебра».
Его йоркширский акцент прозвучал как никогда отчетливо. Пока что его можно было назвать образцом силы и здоровья, но по сравнению со вчерашним днем он выглядел совсем другим человеком. Ему, как и всем остальным восьми спасенным, которые присутствовали этим утром в кают-компании, явно пошли на пользу тепло, долгий ночной сон и усиленное питание. Точнее будет сказать, как семи остальным. У капитана фол-сома лицо было так сильно обожжено и так плотно забинтовано, что трудно было разглядеть, как он себя чувствует, правда, я знал, что полчаса назад он съел обильный завтрак, состоящий почти исключительно из жидких блюд.
— Дело было примерно в два часа ночи, — продолжал Нейсби. — Да, около двух. Полыхало уже вовсю. Как факел. Я...
— А где именно? — прервал его я. — Где вы спали?
— В том домике, где был камбуз. Там же мы и обедали. Самый крайний домик с запада в северном ряду.
— Вы там спали один?
— Нет, там спал еще Хьюсон, вот он, а еще Фландерс и Брайс. Фландерс и Брайс — они... Они были лабораторными техниками. Мы с Хьюсоном спали в задней части домика, там по обе стороны стояли два больших кухонных ларя, где хранились запасы пищи, а Фландерс и Брайс спали в столовой, возле камбуза.
— Значит, почти у самых дверей?
— Точно. Я, стало быть, вскакиваю, кашляю и задыхаюсь от дыма, в голове мутится — и вдруг вижу пламя: вся восточная стена дома уже полыхает. Я тряхнул Хьюсона, а сам побежал за огнетушителем — он у нас хранился за дверью. Но он не сработал. Замерз, я так думаю. А в общем-то, не знаю. Я бегом обратно. А сам уже ничего не вижу, такой дымище — жуть! Я тряхнул Фландерса и Брайса, крикнул, чтоб они вставали, а потом наткнулся на Хьюсона и велел ему сбегать и разбудить капитана Фолсома. Я перевел взгляд на Хьюсона.
— Вы разбудили капитана Фолсома?
— Я побежал его будить. Но не сразу. Весь лагерь был в огне, пламя подымалось футов на двадцать и распространялось как раз между рядами домов. Ветром по воздуху несло горючее, оно тоже пылало. Мне пришлось сделать солидный крюк к северу, чтобы не попасть в огонь.
— Ветер дул с востока?
— Не совсем. В ту ночь нет. Скорее, с юго-востока. Нет, пожалуй, с востока-юго-востока, так будет точнее. Короче, я дал крюк вокруг генераторной, это рядом с камбузом в северном ряду, и добрался до жилого дома.
— А разбудили капитана Фолсома?
— Да он уже и сам встал. Как только я выскочил из столовой, начали взрываться топливные цистерны на складе горючего, это точно на юг от жилого дома. Ох, и грохоту наделали! Как самые здоровенные бомбы. Тут и мертвый проснулся бы. Короче, этот шум разбудил капитана Фолсома. Он и Джереми, он кивнул на человека, сидящего напротив него за столом, схватили огнетушители и побежали тушить дом, где поселился майор Холлиуэлл.
— Это прямо на запад от склада горючего?
— Точно. Там было настоящее пекло! У капитана Фолсома огнетушитель работал отлично, но он никак не мог подойти поближе к огню. По воздуху летело столько горящего топлива, что мне почудилось, будто даже пена из огнетушителя начала гореть.
— Погодите минутку, — остановил его я. — Давайте вернемся к моему первому вопросу. Как все-таки возник пожар?
— Мы сами толковали об этом сотни раз, — устало произнес доктор Джолли.
— И получается, старина, что толком мы ничего не знаем. Нам хорошо известно, где именно он возник: если посмотреть, какие дома уничтожены по направлению ветра, то это мог быть только склад горючего. А вот как... Трудно даже предположить. Да я и не думаю, чтобы сейчас это имело какое-то значение. — Нет, я с вами не согласен. Это как раз имеет большое значение.
Если мы выясним, как это произошло, мы можем предотвратить подобные трагедии в будущем. Вот почему я и прибыл сюда. Хьюсон, вы отвечали за склад горючего и генераторную станцию. Что вы думаете по этому поводу?
— Ничего. Скорее всего, виновата электрика, а вот как все это случилось, понятия не имею. Похоже, какая-то цистерна подтекала, и в воздухе накопилось много паров горючего. В помещении склада работали два обогревателя, они поддерживали температуру около нуля по Фаренгейту, чтобы топливо не загустело. Должно быть, там что-то замкнуло в термостатах, вот газы и вспыхнули. Но это все мои догадки, и только.
— А как насчет тлеющей тряпки или брошенного окурка? Лицо у Хьюсона побагровело.
— Послушайте, мистер, — я знаю свое дело. Тлеющая тряпка, брошенный окурок... Черт побери, я знаю, как надо вести себя на топливном складе!
— Поберегите нервы, — прервал я его. — Я не собираюсь никого обижать, я только делаю свое дело... — Я повернулся к Нейсби. — А после того, как вы отправили Хьюсона будить капитана Фолсома? Что потом?
— Я помчался на радиостанцию — это домик к югу от камбуза и к западу от дома майора Холлиуэлла...
— А эти двое техников — Фландерс и Брайс, так, кажется? Вы, наверно, посмотрели, встали они или нет, перед тем как выбежать из столовой?
— Прости меня, Господи, я этого не сделал. — Нейсби опустил глаза, нахохлился, лицо у него посерело. — Они погибли. И в этом виноват я. Но вы даже не представляете, что там творилось в столовой. Вся восточная стена полыхала, вокруг полно дыма и копоти, я не мог ничего разглядеть, я даже дышать не мог. Я тряхнул их обоих и крикнул, чтобы они вставали. Я тряхнул их очень крепко, да и крикнул во всю глотку.
— Я тоже виноват, — тихо сказал Хьюсон. — Я был тогда рядом с ними.
— Я не стал их ждать, — продолжал Нейсби. — Но я вовсе не заботился о собственной шкуре. Я просто посчитал, что с Фландерсом и Брайсом все в порядке и они выскочат из домика сразу же следом за мной. Я торопился предупредить остальных. Только через несколько минут я понял, что их ни слуху, ни духу. Но тогда... Тогда уже было слишком поздно...
— Вы помчались к радиостанции. А вы, Киннерд, спали там, верно?
— Да, я спал там, точно, — рот у радиста скривился. — Я и мой помощник Грант, тот парень, что умер вчера. Там же спал и доктор Джолли, за перегородкой в восточной части домика. Там он устроил себе медпункт и берлогу, где колдовал над кусками льда.
— Значит, загорелось сначала с вашей стороны? — спросил я у Джолли.
— Наверно, да, — согласился он. — Честно говоря, старик, я вспоминаю все это, как сон... Как кошмарный сон. Я чуть не задохнулся во сне. Первое, что я помню — это Грант, он наклонился надо мной, трясет меня и что-то кричит. Наверно, он кричал, что весь дом уже в огне. Не помню, что я сказал или сделал, наверно, ничего, потому что потом уже отчетливо помню, как меня шлепнули по обеим щекам, и не слишком-то деликатно, должен заметить. Но, слава Богу, это меня проняло! Я поднялся на ноги, и Грант помог мне выбраться в радиорубку. Так что я обязан жизнью именно Гранту. Я только успел чисто машинально схватить медицинскую сумку, которая у меня всегда под рукой.
— А кто разбудил Гранта?
— Да вот он, Нейсби, и разбудил, — сказал Киннерд. Он нас обоих разбудил, орал и барабанил в дверь, как бешеный. Если бы не он, и я, и доктор Джолли — мы оба погибли бы: воздух в домике уже был как ядовитый газ, и если бы Нейсби не поднял нас своим криком, мы бы оба не проснулись никогда. Я велел Гранту поднять доктора, а сам попытался открыть наружную дверь.
— Она была заперта?
— Эту проклятую дверь заело. Но тут нет ничего странного. Днем в домике обогреватели работали на полную мощь, чтобы поддерживать нормальную температуру, и лед на дверях подтаивал. А по ночам, когда мы залезали в спальные мешки, обогреватели работали на пониженной мощности, и двери примерзали к косяку. Так бывало не только у нас, почти каждый раз всем приходилось ломиться наружу. Но могу вас заверить, что в ту ночь мне не пришлось долго возиться с дверями.
— А потом?
— Я выбежал на улицу, — ответил Киннерд. — Из-за черного дыма и горящего топлива вокруг ничего нельзя было разобрать. Должно быть, я отбежал ярдов на двадцать к югу, чтобы сообразить, что происходит. Мне показалось, что весь наш лагерь в сплошном огне. Когда вас будят в два часа ночи и вы выскакиваете наружу полусонный и полуслепой, да к тому же отравленный газами, мозги работают туго. Но, слава Богу, у меня хватило ума догадаться, что спасти нам жизнь может только срочный сигнал SOS. Поэтому я полез обратно в радиорубку.
— Мы все обязаны жизнью Киннерду, — в первый раз заговорил Джереми, коренастый, рыжеволосый канадец, выполнявший на станции обязанности старшего техника. — А вот если бы я оказался чуток ловчее, мы бы сейчас были трупами.
— Слушай, дружище, заткнись ты, ради Бога, — проворчал Киннерд.
— И не подумаю, — с достоинством отозвался Джереми. Доктору Карпентеру нужен полный отчет о случившемся. Я выскочил из жилого дома сразу же следом за капитаном Фолсомом. Как уже говорил Хьюсон, мы попытались потушить огнетушителями дом майора Холлиуэлла. Надежды с самого начала не было никакой, но мы все равно старались как могли: мы ведь знали, что огонь захватил там четверых наших товарищей. Но все было напрасно. Капитан Фолсом крикнул, что он возвращается за новым огнетушителем, а мне велел посмотреть, что там с радиостанцией... А там было настоящее пекло. Я постарался подобраться как можно ближе к дверям с западной стороны и увидел там Нейсби, он наклонился над доктором Джолли, который как выскочил на свежий воздух, так сразу же и свалился. Нейсби крикнул, чтобы я помог ему оттащить доктора Джолли подальше от огня, я только взялся за дело — а тут вдруг летит Киннерд. Вижу — он лезет прямо в дверь радиорубки... — Джереми невесело улыбнулся. — Я решил, что у него крыша поехала. Бросился его задержать. Он заорал, чтобы я не мешал ему. Я сказал ему, чтобы он не сходил с ума, а он снова заорал на меня... Если хочешь, чтобы тебя услышали, когда так ревет пламя, приходится орать... Ну, в общем, он сказал, что надо вытащить переносную рацию, что все горючее сгорело и что генераторам и камбузу с запасом пищи тоже крышка. Потом он сшиб меня с ног, и я увидел, как он врывается в дом. Оттуда летели дым и пламя, даже не знаю, как он остался в живых...
— Это там вы так сильно обожгли лицо и руки? — тихо спросил коммандер Свенсон. Он сидел в дальнем уголке кают-компании, не принимая участия в разговоре, но ловя каждое слово очень внимательно. Я потому и попросил его присутствовать при беседе: от его внимания не ускользнуло бы ни единой мелочи.
— Я полагаю, да, сэр.
— Думаю, вы заслужили приглашение в Букингемский дворец, пробормотал Свенсон.
— Да черт с ним, с Букингемским дворцом! — гневно возразил Киннерд. -А что с моим помощником, а? Что с малышом Джимми Грантом? Его тоже пригласят в Букингемский дворец? Боюсь, этот разбойник не сумеет туда явиться... Вы хоть знаете, что он сделал? Когда я вернулся в радиорубку, он все еще сидел там, у основного передатчика, и посылал SOS на нашей обычной частоте. У него вся одежда горела! Я стащил его со стула и крикнул, чтобы он прихватил элементы «Найф» и выскакивал наружу. А сам достал портативную рацию, попавшуюся под руку коробку с элементами «Найф» и выбежал наружу. Я думал, что Грант выскочит следом за мной, я ничего не слышал, я почти оглох от рева пламени и грохота взрывов. Такое не представишь, пока сам не увидишь. Я отбежал подальше, чтобы поставить рацию и элементы в безопасном месте. А потом вернулся. И спросил Нейсби, который все еще приводил в чувство доктора Джолли, выходил ли Джимми Грант. Тот сказал, что нет. Тогда я снова бросился к дверям — это последнее, что я помню.
— Теперь уже я оглушил его, — с угрюмым удовлетворением заметил Джереми. — Сзади... Пришлось.
— Я бы тебя прикончил, если бы не потерял сознание, мрачно отозвался Киннерд. — Но, наверно, ты мне спас жизнь...
— Это уж точно, братишка, — скривился Джереми. — Главное, что я делал в ту ночь, — так это хватал и сшибал с ног людей. Вот хотя бы Нейсби. Он, когда доктор Джолли очнулся, вдруг стал кричать: " А где Фландерс и Брайс?
Где Фландерс и Брайс?". Это те двое, что спали с ним и Хьюсоном в камбузе.
Пока подбежал еще кто-то от жилого дома, пока то да се — наконец мы сообразили, что Фландерса и Брайса уже нет в живых. Так вот он, Нейсби, сломя голову ринулся обратно к камбузу. Сунулся было в дверь, а двери-то уже и не видно, сплошная стена пламени. Я бросился на него, когда он пробегал мимо меня, и сбил его с ног, он свалился и ударился головой об лед... Джереми взглянул на Нейсби. — Прости, Джонни, но ты был тогда не в себе. Нейсби потер бороду и устало улыбнулся.
— Я и сейчас еще не в себе. Но, ей-богу, ты прав...
— Потом подбежал капитан Фолсом вместе с Диком Фостером, который тоже спал в жилом доме, — продолжал Джереми. — Капитан Фолсом сказал, что проверил все огнетушители на базе и все они замерзли. Ему сказали, что Грант не сумел выбраться из радиорубки, так они с Фостером схватили одеяла и как следует полили их водой. Я пытался их остановить, но капитан Фолсом приказал мне не вмешиваться... — Джереми изобразил что-то вроде улыбки. — А уж если капитан Фолсом приказывает человеку не лезть — ничего другого не остается...
Потом они с Фостером обмотали головы мокрыми одеялами и бросились внутрь.
Через пару секунд капитан Фолсом появился снова, таща Гранта. В жизни такого не видел: они горели, как факелы. Не знаю, что случилось с Фостером, но он уже оттуда не вернулся. А тут обвалились крыши дома, где жил майор Холлиуэлл, и у камбуза. Никто бы не смог остаться живым возле этих домов. Кроме того, к этому времени майор Холлиуэлл со своими парнями и Фландерс с Брайсом в столовой уже наверняка погибли. Доктор Джолли говорит, что они не очень страдали — скорее всего, задохнулись еще до того, как до них дошел огонь.
— Ну, хорошо, — медленно проговорил я. — Пожалуй, я получил ясную картину этого страшного события. Значит, к дому майора Холлиуэлла нельзя было подобраться никак?
— Ближе чем на пятнадцать футов подойти бы никому не удалось, резко ответил Нейсби.
— А что произошло потом?
— А потом за дело взялся я, старина, — проговорил Джолли. Конечно, многого я не мог сделать, но все же постарался помочь пострадавшим. Мы подождали, пока пожар немного поутихнет, а когда стало ясно, что цистерны с горючим больше рваться не будут, пробрались в жилой дом, и там я сделал, что мог. Киннерд, несмотря на сильные ожоги, проявил себя как первоклассный помощник. Мы уложили самых тяжелых. Грант был в шоковом состоянии, боюсь, уже тогда он был безнадежен. И... Ну, пожалуй, это все, что мы можем вам рассказать.
— Запасов пищи у вас не было?
— Ничего не было, старина. Греться тоже было нечем, остались только лампы Колмана в трех домиках. Для питья мы ухитрились растопить немного льда. Я велел всем укутаться чем только можно и лечь, чтобы экономить тепло и силы.
— Значит, вам досталось больше всех, обратился я к Киннерду.
— Приходилось расходовать энергию на то, чтобы каждые пару часов передавать сигналы SOS.
— Не только мне, — ответил Киннерд. — Я тут не самый морозоустойчивый.
Доктор Джолли потребовал, чтобы все, кто в состоянии, по очереди передавали эти SOS. Это нетрудно. Позывные передавались автоматически, так что главное было надеть наушники и слушать. Если приходила какая-то депеша, я тут же молнией мчался на метеопост. Вот с оператором в Бодо связался Хьюсон, а с траулером в Баренцевом море — Джереми. Ну, конечно, я тоже этим занимался.
Дежурили еще доктор Джолли и Нейсби, так что не так уж все было плохо.
Хассард тоже включился в дело чуть позднее: первое время после пожара он плохо видел.
— Вы все время были за старшего, доктор Джолли? — спросил я.
— О Господи, нет, конечно! Первые двадцать четыре часа, пока капитан Фолсом находился в шоковом состоянии. А потом он немного опомнился и принял командование на себя. Я же только лекарь, старина. А ходить в начальниках и вообще быть крутым парнем — нет, старина, честно говоря, на такое дело я не гожусь.
Тысяча вопросов один чище другого, да еще в четырех экземплярах. Но я вынужден подчиниться указаниям начальства, рапорт должен быть срочно передан по радио, так что очень надеюсь, что вы мне поможете собрать всю нужную информацию. Первым делом, кто может сказать почему вообще возник этот проклятый пожар?
Я надеялся, что хорошо играю роль чиновника министерства снабжения, собирающего материал для рапорта, — именно так я им представился. Чтобы избежать недоуменных переглядывании, я также пояснил, что для расследования несчастных случаев, связанных с гибелью людей, министерство всегда посылает врача. Может, это звучало не слишком убедительно, но тут уж я ничего не мог поделать.
— Ну, по-моему, я первым заметил огонь, — неуверенно произнес Нейсби, кок со станции «Зебра».
Его йоркширский акцент прозвучал как никогда отчетливо. Пока что его можно было назвать образцом силы и здоровья, но по сравнению со вчерашним днем он выглядел совсем другим человеком. Ему, как и всем остальным восьми спасенным, которые присутствовали этим утром в кают-компании, явно пошли на пользу тепло, долгий ночной сон и усиленное питание. Точнее будет сказать, как семи остальным. У капитана фол-сома лицо было так сильно обожжено и так плотно забинтовано, что трудно было разглядеть, как он себя чувствует, правда, я знал, что полчаса назад он съел обильный завтрак, состоящий почти исключительно из жидких блюд.
— Дело было примерно в два часа ночи, — продолжал Нейсби. — Да, около двух. Полыхало уже вовсю. Как факел. Я...
— А где именно? — прервал его я. — Где вы спали?
— В том домике, где был камбуз. Там же мы и обедали. Самый крайний домик с запада в северном ряду.
— Вы там спали один?
— Нет, там спал еще Хьюсон, вот он, а еще Фландерс и Брайс. Фландерс и Брайс — они... Они были лабораторными техниками. Мы с Хьюсоном спали в задней части домика, там по обе стороны стояли два больших кухонных ларя, где хранились запасы пищи, а Фландерс и Брайс спали в столовой, возле камбуза.
— Значит, почти у самых дверей?
— Точно. Я, стало быть, вскакиваю, кашляю и задыхаюсь от дыма, в голове мутится — и вдруг вижу пламя: вся восточная стена дома уже полыхает. Я тряхнул Хьюсона, а сам побежал за огнетушителем — он у нас хранился за дверью. Но он не сработал. Замерз, я так думаю. А в общем-то, не знаю. Я бегом обратно. А сам уже ничего не вижу, такой дымище — жуть! Я тряхнул Фландерса и Брайса, крикнул, чтоб они вставали, а потом наткнулся на Хьюсона и велел ему сбегать и разбудить капитана Фолсома. Я перевел взгляд на Хьюсона.
— Вы разбудили капитана Фолсома?
— Я побежал его будить. Но не сразу. Весь лагерь был в огне, пламя подымалось футов на двадцать и распространялось как раз между рядами домов. Ветром по воздуху несло горючее, оно тоже пылало. Мне пришлось сделать солидный крюк к северу, чтобы не попасть в огонь.
— Ветер дул с востока?
— Не совсем. В ту ночь нет. Скорее, с юго-востока. Нет, пожалуй, с востока-юго-востока, так будет точнее. Короче, я дал крюк вокруг генераторной, это рядом с камбузом в северном ряду, и добрался до жилого дома.
— А разбудили капитана Фолсома?
— Да он уже и сам встал. Как только я выскочил из столовой, начали взрываться топливные цистерны на складе горючего, это точно на юг от жилого дома. Ох, и грохоту наделали! Как самые здоровенные бомбы. Тут и мертвый проснулся бы. Короче, этот шум разбудил капитана Фолсома. Он и Джереми, он кивнул на человека, сидящего напротив него за столом, схватили огнетушители и побежали тушить дом, где поселился майор Холлиуэлл.
— Это прямо на запад от склада горючего?
— Точно. Там было настоящее пекло! У капитана Фолсома огнетушитель работал отлично, но он никак не мог подойти поближе к огню. По воздуху летело столько горящего топлива, что мне почудилось, будто даже пена из огнетушителя начала гореть.
— Погодите минутку, — остановил его я. — Давайте вернемся к моему первому вопросу. Как все-таки возник пожар?
— Мы сами толковали об этом сотни раз, — устало произнес доктор Джолли.
— И получается, старина, что толком мы ничего не знаем. Нам хорошо известно, где именно он возник: если посмотреть, какие дома уничтожены по направлению ветра, то это мог быть только склад горючего. А вот как... Трудно даже предположить. Да я и не думаю, чтобы сейчас это имело какое-то значение. — Нет, я с вами не согласен. Это как раз имеет большое значение.
Если мы выясним, как это произошло, мы можем предотвратить подобные трагедии в будущем. Вот почему я и прибыл сюда. Хьюсон, вы отвечали за склад горючего и генераторную станцию. Что вы думаете по этому поводу?
— Ничего. Скорее всего, виновата электрика, а вот как все это случилось, понятия не имею. Похоже, какая-то цистерна подтекала, и в воздухе накопилось много паров горючего. В помещении склада работали два обогревателя, они поддерживали температуру около нуля по Фаренгейту, чтобы топливо не загустело. Должно быть, там что-то замкнуло в термостатах, вот газы и вспыхнули. Но это все мои догадки, и только.
— А как насчет тлеющей тряпки или брошенного окурка? Лицо у Хьюсона побагровело.
— Послушайте, мистер, — я знаю свое дело. Тлеющая тряпка, брошенный окурок... Черт побери, я знаю, как надо вести себя на топливном складе!
— Поберегите нервы, — прервал я его. — Я не собираюсь никого обижать, я только делаю свое дело... — Я повернулся к Нейсби. — А после того, как вы отправили Хьюсона будить капитана Фолсома? Что потом?
— Я помчался на радиостанцию — это домик к югу от камбуза и к западу от дома майора Холлиуэлла...
— А эти двое техников — Фландерс и Брайс, так, кажется? Вы, наверно, посмотрели, встали они или нет, перед тем как выбежать из столовой?
— Прости меня, Господи, я этого не сделал. — Нейсби опустил глаза, нахохлился, лицо у него посерело. — Они погибли. И в этом виноват я. Но вы даже не представляете, что там творилось в столовой. Вся восточная стена полыхала, вокруг полно дыма и копоти, я не мог ничего разглядеть, я даже дышать не мог. Я тряхнул их обоих и крикнул, чтобы они вставали. Я тряхнул их очень крепко, да и крикнул во всю глотку.
— Я тоже виноват, — тихо сказал Хьюсон. — Я был тогда рядом с ними.
— Я не стал их ждать, — продолжал Нейсби. — Но я вовсе не заботился о собственной шкуре. Я просто посчитал, что с Фландерсом и Брайсом все в порядке и они выскочат из домика сразу же следом за мной. Я торопился предупредить остальных. Только через несколько минут я понял, что их ни слуху, ни духу. Но тогда... Тогда уже было слишком поздно...
— Вы помчались к радиостанции. А вы, Киннерд, спали там, верно?
— Да, я спал там, точно, — рот у радиста скривился. — Я и мой помощник Грант, тот парень, что умер вчера. Там же спал и доктор Джолли, за перегородкой в восточной части домика. Там он устроил себе медпункт и берлогу, где колдовал над кусками льда.
— Значит, загорелось сначала с вашей стороны? — спросил я у Джолли.
— Наверно, да, — согласился он. — Честно говоря, старик, я вспоминаю все это, как сон... Как кошмарный сон. Я чуть не задохнулся во сне. Первое, что я помню — это Грант, он наклонился надо мной, трясет меня и что-то кричит. Наверно, он кричал, что весь дом уже в огне. Не помню, что я сказал или сделал, наверно, ничего, потому что потом уже отчетливо помню, как меня шлепнули по обеим щекам, и не слишком-то деликатно, должен заметить. Но, слава Богу, это меня проняло! Я поднялся на ноги, и Грант помог мне выбраться в радиорубку. Так что я обязан жизнью именно Гранту. Я только успел чисто машинально схватить медицинскую сумку, которая у меня всегда под рукой.
— А кто разбудил Гранта?
— Да вот он, Нейсби, и разбудил, — сказал Киннерд. Он нас обоих разбудил, орал и барабанил в дверь, как бешеный. Если бы не он, и я, и доктор Джолли — мы оба погибли бы: воздух в домике уже был как ядовитый газ, и если бы Нейсби не поднял нас своим криком, мы бы оба не проснулись никогда. Я велел Гранту поднять доктора, а сам попытался открыть наружную дверь.
— Она была заперта?
— Эту проклятую дверь заело. Но тут нет ничего странного. Днем в домике обогреватели работали на полную мощь, чтобы поддерживать нормальную температуру, и лед на дверях подтаивал. А по ночам, когда мы залезали в спальные мешки, обогреватели работали на пониженной мощности, и двери примерзали к косяку. Так бывало не только у нас, почти каждый раз всем приходилось ломиться наружу. Но могу вас заверить, что в ту ночь мне не пришлось долго возиться с дверями.
— А потом?
— Я выбежал на улицу, — ответил Киннерд. — Из-за черного дыма и горящего топлива вокруг ничего нельзя было разобрать. Должно быть, я отбежал ярдов на двадцать к югу, чтобы сообразить, что происходит. Мне показалось, что весь наш лагерь в сплошном огне. Когда вас будят в два часа ночи и вы выскакиваете наружу полусонный и полуслепой, да к тому же отравленный газами, мозги работают туго. Но, слава Богу, у меня хватило ума догадаться, что спасти нам жизнь может только срочный сигнал SOS. Поэтому я полез обратно в радиорубку.
— Мы все обязаны жизнью Киннерду, — в первый раз заговорил Джереми, коренастый, рыжеволосый канадец, выполнявший на станции обязанности старшего техника. — А вот если бы я оказался чуток ловчее, мы бы сейчас были трупами.
— Слушай, дружище, заткнись ты, ради Бога, — проворчал Киннерд.
— И не подумаю, — с достоинством отозвался Джереми. Доктору Карпентеру нужен полный отчет о случившемся. Я выскочил из жилого дома сразу же следом за капитаном Фолсомом. Как уже говорил Хьюсон, мы попытались потушить огнетушителями дом майора Холлиуэлла. Надежды с самого начала не было никакой, но мы все равно старались как могли: мы ведь знали, что огонь захватил там четверых наших товарищей. Но все было напрасно. Капитан Фолсом крикнул, что он возвращается за новым огнетушителем, а мне велел посмотреть, что там с радиостанцией... А там было настоящее пекло. Я постарался подобраться как можно ближе к дверям с западной стороны и увидел там Нейсби, он наклонился над доктором Джолли, который как выскочил на свежий воздух, так сразу же и свалился. Нейсби крикнул, чтобы я помог ему оттащить доктора Джолли подальше от огня, я только взялся за дело — а тут вдруг летит Киннерд. Вижу — он лезет прямо в дверь радиорубки... — Джереми невесело улыбнулся. — Я решил, что у него крыша поехала. Бросился его задержать. Он заорал, чтобы я не мешал ему. Я сказал ему, чтобы он не сходил с ума, а он снова заорал на меня... Если хочешь, чтобы тебя услышали, когда так ревет пламя, приходится орать... Ну, в общем, он сказал, что надо вытащить переносную рацию, что все горючее сгорело и что генераторам и камбузу с запасом пищи тоже крышка. Потом он сшиб меня с ног, и я увидел, как он врывается в дом. Оттуда летели дым и пламя, даже не знаю, как он остался в живых...
— Это там вы так сильно обожгли лицо и руки? — тихо спросил коммандер Свенсон. Он сидел в дальнем уголке кают-компании, не принимая участия в разговоре, но ловя каждое слово очень внимательно. Я потому и попросил его присутствовать при беседе: от его внимания не ускользнуло бы ни единой мелочи.
— Я полагаю, да, сэр.
— Думаю, вы заслужили приглашение в Букингемский дворец, пробормотал Свенсон.
— Да черт с ним, с Букингемским дворцом! — гневно возразил Киннерд. -А что с моим помощником, а? Что с малышом Джимми Грантом? Его тоже пригласят в Букингемский дворец? Боюсь, этот разбойник не сумеет туда явиться... Вы хоть знаете, что он сделал? Когда я вернулся в радиорубку, он все еще сидел там, у основного передатчика, и посылал SOS на нашей обычной частоте. У него вся одежда горела! Я стащил его со стула и крикнул, чтобы он прихватил элементы «Найф» и выскакивал наружу. А сам достал портативную рацию, попавшуюся под руку коробку с элементами «Найф» и выбежал наружу. Я думал, что Грант выскочит следом за мной, я ничего не слышал, я почти оглох от рева пламени и грохота взрывов. Такое не представишь, пока сам не увидишь. Я отбежал подальше, чтобы поставить рацию и элементы в безопасном месте. А потом вернулся. И спросил Нейсби, который все еще приводил в чувство доктора Джолли, выходил ли Джимми Грант. Тот сказал, что нет. Тогда я снова бросился к дверям — это последнее, что я помню.
— Теперь уже я оглушил его, — с угрюмым удовлетворением заметил Джереми. — Сзади... Пришлось.
— Я бы тебя прикончил, если бы не потерял сознание, мрачно отозвался Киннерд. — Но, наверно, ты мне спас жизнь...
— Это уж точно, братишка, — скривился Джереми. — Главное, что я делал в ту ночь, — так это хватал и сшибал с ног людей. Вот хотя бы Нейсби. Он, когда доктор Джолли очнулся, вдруг стал кричать: " А где Фландерс и Брайс?
Где Фландерс и Брайс?". Это те двое, что спали с ним и Хьюсоном в камбузе.
Пока подбежал еще кто-то от жилого дома, пока то да се — наконец мы сообразили, что Фландерса и Брайса уже нет в живых. Так вот он, Нейсби, сломя голову ринулся обратно к камбузу. Сунулся было в дверь, а двери-то уже и не видно, сплошная стена пламени. Я бросился на него, когда он пробегал мимо меня, и сбил его с ног, он свалился и ударился головой об лед... Джереми взглянул на Нейсби. — Прости, Джонни, но ты был тогда не в себе. Нейсби потер бороду и устало улыбнулся.
— Я и сейчас еще не в себе. Но, ей-богу, ты прав...
— Потом подбежал капитан Фолсом вместе с Диком Фостером, который тоже спал в жилом доме, — продолжал Джереми. — Капитан Фолсом сказал, что проверил все огнетушители на базе и все они замерзли. Ему сказали, что Грант не сумел выбраться из радиорубки, так они с Фостером схватили одеяла и как следует полили их водой. Я пытался их остановить, но капитан Фолсом приказал мне не вмешиваться... — Джереми изобразил что-то вроде улыбки. — А уж если капитан Фолсом приказывает человеку не лезть — ничего другого не остается...
Потом они с Фостером обмотали головы мокрыми одеялами и бросились внутрь.
Через пару секунд капитан Фолсом появился снова, таща Гранта. В жизни такого не видел: они горели, как факелы. Не знаю, что случилось с Фостером, но он уже оттуда не вернулся. А тут обвалились крыши дома, где жил майор Холлиуэлл, и у камбуза. Никто бы не смог остаться живым возле этих домов. Кроме того, к этому времени майор Холлиуэлл со своими парнями и Фландерс с Брайсом в столовой уже наверняка погибли. Доктор Джолли говорит, что они не очень страдали — скорее всего, задохнулись еще до того, как до них дошел огонь.
— Ну, хорошо, — медленно проговорил я. — Пожалуй, я получил ясную картину этого страшного события. Значит, к дому майора Холлиуэлла нельзя было подобраться никак?
— Ближе чем на пятнадцать футов подойти бы никому не удалось, резко ответил Нейсби.
— А что произошло потом?
— А потом за дело взялся я, старина, — проговорил Джолли. Конечно, многого я не мог сделать, но все же постарался помочь пострадавшим. Мы подождали, пока пожар немного поутихнет, а когда стало ясно, что цистерны с горючим больше рваться не будут, пробрались в жилой дом, и там я сделал, что мог. Киннерд, несмотря на сильные ожоги, проявил себя как первоклассный помощник. Мы уложили самых тяжелых. Грант был в шоковом состоянии, боюсь, уже тогда он был безнадежен. И... Ну, пожалуй, это все, что мы можем вам рассказать.
— Запасов пищи у вас не было?
— Ничего не было, старина. Греться тоже было нечем, остались только лампы Колмана в трех домиках. Для питья мы ухитрились растопить немного льда. Я велел всем укутаться чем только можно и лечь, чтобы экономить тепло и силы.
— Значит, вам досталось больше всех, обратился я к Киннерду.
— Приходилось расходовать энергию на то, чтобы каждые пару часов передавать сигналы SOS.
— Не только мне, — ответил Киннерд. — Я тут не самый морозоустойчивый.
Доктор Джолли потребовал, чтобы все, кто в состоянии, по очереди передавали эти SOS. Это нетрудно. Позывные передавались автоматически, так что главное было надеть наушники и слушать. Если приходила какая-то депеша, я тут же молнией мчался на метеопост. Вот с оператором в Бодо связался Хьюсон, а с траулером в Баренцевом море — Джереми. Ну, конечно, я тоже этим занимался.
Дежурили еще доктор Джолли и Нейсби, так что не так уж все было плохо.
Хассард тоже включился в дело чуть позднее: первое время после пожара он плохо видел.
— Вы все время были за старшего, доктор Джолли? — спросил я.
— О Господи, нет, конечно! Первые двадцать четыре часа, пока капитан Фолсом находился в шоковом состоянии. А потом он немного опомнился и принял командование на себя. Я же только лекарь, старина. А ходить в начальниках и вообще быть крутым парнем — нет, старина, честно говоря, на такое дело я не гожусь.