Алистер Маклин
Полярная станция “Зебра”
Глава 1
На первый взгляд, коммандер Военно-морских сил США Джеймс Д. Свенсон показался мне всего лишь упитанным коротышкой, на всех парах приближающимся к сорокалетию. Смолисто-черные волосы над розовым личиком херувима, глубокие, неизгладимые морщинки-смешинки, огибающие рот и лучами расходящиеся из уголков глаз, — словом, великолепный образчик этакого бодрячка и краснобая, неунывающая душа общества, заводила в любой компании, оставляющей на время вечеринки свои мозги в прихожей, вместе с пальто и шляпами. Но, разумно рассудив, что в человеке, которому доверено командовать одной из самых новых и самых мощных атомных субмарин американского флота, могут таиться и другие достоинства, я взглянул на него второй раз, теперь уже повнимательнее, и заметил то, что мог бы обнаружить и раньше, если бы мне не мешали зимние сумерки и густой влажный туман, нависший над заливом Ферт-оф-Клайд. Его глаза. Что там ни говори, это не были глаза без умолку острящего и суматошно размахивающего руками жизнелюба. Эти серые глаза были самыми холодными и самыми чистыми из всех, какие мне когда-либо встречались, и служили они своему хозяину так же верно, как зеркальце дантисту, ланцет хирургу или электронный микроскоп ученому-физику. Оценивающие глаза. Они оценили вначале меня, а затем и бумагу, которую Свенсон держал в руке. При этом в них не появилось даже намека на то, какие выводы родились в результате этой оценки.
— Мне очень жаль, доктор Карпентер, — учтиво произнес коммандер, вкладывая в конверт и возвращая мне бумагу, — но я не могу принять эту телеграмму как подлежащее исполнению указание, а вас как своего пассажира.
Поверьте, это не прихоть, просто существуют уставы и инструкции.
— Не можете принять как указание? — Я снова вынул телеграмму из конверта и показал ему подпись. — А это, по-вашему, кто — главный мойщик окон в Адмиралтействе?
Шутка получилась неудачной, и, глядя на Свенсона, я подумал, что, кажется, переоценил глубину морщинок-смешинок у него на лице. Он уточнил: — Адмирал Хьюсон командует восточной группировкой НАТО. На маневрах Северо-Атлантического блока я перехожу в его подчинение. Все остальное время выполняю только приказы Вашингтона. Сейчас как раз такое время.
Прошу извинить. Должен указать и на то, доктор Карпентер, что такую телеграмму мог бы отправить из Лондона кто угодно, вам нетрудно было бы это устроить. Она даже не на специальном бланке Военно-морских сил.
Что ж, он не упустил даже такой мелочи. Я заметил:
— Вы можете связаться с ним, коммандер.
— Разумеется, могу, — согласился он. — Но это ничего не изменит. На борт этого корабля допускаются только граждане США, специально на то уполномоченные. И указание должно исходить прямо из Вашингтона.
— От командующего подводными силами в Атлантике или от начальника управления боевыми операциями подводного флота? — уточнил я. Немного поразмыслив, он медленно кивнул, а я продолжал: — Тогда свяжитесь, пожалуйста, с ними по радио и попросите их в свою очередь переговорить с адмиралом Хьюсоном. Времени у нас в обрез, коммандер.
Может быть, следовало еще добавить, что пошел снег и я начинаю мерзнуть, но я от этого воздержался.
Он на минуту задумался, потом кивнул, повернулся и отошел на несколько шагов к переносному телефону, связанному временной воздушной линией с длинной темной громадиной, протянувшейся вдоль пирса. Коротко переговорив с кем-то вполголоса, он повесил трубку, но не успел даже вернуться ко мне, как по виднеющемуся поблизости трапу торопливо поднялись на берег три фигуры в теплых бушлатах. Подойдя к нам, они остановились. Чуть впереди других стоял самый высокий из этих трех великанов — долговязый мускулистый верзила с пшеничными волосами и ясным взглядом ковбоя, проводящего полжизни в седле.
Коммандер Свенсон махнул рукой в их сторону.
— Мой старший помощник Хансен. В мое отсутствие он о вас позаботится. Коммандер определенно умел выбирать подходящие выражения.
— Мне не нужна никакая забота, — мягко возразил я. — Я давно уже взрослый и к тому же предпочитаю одиночество.
— Постараюсь управиться побыстрее, доктор Карпентер, — ответил на это Свенсон.
Он стремительно сбежал по трапу, я проводил его задумчивым взглядом.
Да, командующий подводными силами США в Атлантике явно не брал в капитаны первого встречного из просиживающих штаны на скамейках Центрального парка. Я попытался проникнуть на борт подводной лодки, не имея соответствующих полномочий, и теперь Свенсон собирался задержать меня до тех пор, пока не установит, что за этим кроется. По-видимому, Хансен и его товарищи были самыми крепкими моряками на корабле.
Корабль. Я перевел взгляд на темную громадину, лежащую почти у самых наших ног. Раньше я никогда не видел подводных лодок с ядерным двигателем и понял, что «Дельфин» не похож на обычные субмарины. Он был почти такой же длины, как океанская подлодка дальнего действия времен второй мировой войны, но этим сходство и ограничивалось. По диаметру он почти вдвое превосходил обычную субмарину. По своим очертаниям предшественницы «Дельфина» все-таки напоминали надводный корабль, его же конструкция была совершенно цилиндрической, а нос напоминал не букву V, а правильную полусферу. Палубы у лодки практически не было, закругленные борта и оконечности плавно сходились в верхней части корпуса, образованная при этом дорожка, соединяющая нос и корму, была такой узкой, опасной и предательски скользкой, что на стоянке вдоль нее всегда протягивались специальные тросы-леера. Примерно в сотне футов от носа располагалась изящная и в то же время мощная боевая рубка, она возвышалась над палубой футов на двадцать и больше всего напоминала гигантский спинной плавник чудовищной акулы. По бокам у рубки, почти посредине, торчали косо срезанные вспомогательные рули глубины. Я попробовал разобрать, что там находится ближе к корме, но туман и мокрый снег, хлопья которого, кружась, все гуще летели с севера, от озера Лох-Лонг, помешали мне это сделать. Впрочем, мое любопытство постепенно гасло. Тоненький плащ не спасал от пронизывающего зимнего ветра, и я чувствовал, как спина у меня покрывается гусиной кожей.
— Нам ведь никто не приказывал околевать от мороза, — обратился я к Хансену. — Вон там ваша столовая. Ваши принципы позволяют принять угощение в виде чашечки кофе от широко известного шпиона доктора Карпентера?
Хансен ухмыльнулся и заявил:
— Что касается кофе, дружище, то все мои принципы помалкивают.
Особенно сегодня вечером. Почему никто не догадался нас предупредить насчет этих шотландских зим? — Оказывается, он не только выглядел, но и разговаривал, как настоящий ковбой. А уж в чем в чем, а в ковбоях я разбирался досконально: слишком часто выматывался так, что даже лень было встать и выключить телевизор. — Ролингс, сходи передай капитану, что мы прячемся от разбушевавшейся стихии.
Ролингс отправился к телефону, а Хансен повел нас к сияющей неоном столовой. Он пропустил меня в дверь первым и двинулся к стойке, в то же время другой моряк, краснолицый парень, повадками и габаритами напоминающий белого медведя, легонько подталкивая, оттеснил меня к столику в самом углу зала. Они явно старались исключить любые неожиданности. Подошедший вскоре Хансен сел сбоку от меня, а выполнивший приказание Ролингс — напротив. — Давно меня так ловко не загоняли в стойло, — одобрительно отметил я.
— Ну и подозрительный же вы народ!
— Зря вы так, — опечалился Хансен. — Мы просто три дружелюбных рубахи-парня, которые приучены выполнять приказы. Вот коммандер Свенсон тот и правда жутко подозрительный. Верно, Ролингс?
— Чистая правда, лейтенант, — без тени улыбки отозвался Ролингс. Наш капитан — он точно, очень бдительный.
Я попытался подъехать с другой стороны.
— Досадная помеха для вас, верно? На корабле ведь каждый человек на счету, особенно когда до отплытия остается меньше двух часов. Я не ошибаюсь?
— спросил я.
— Вы говорите, говорите, док, — подбодрил меня Хансен. Однако в его холодных, голубоватых, точно арктический лед, глазах я не заметил ничего ободряющего. — Люблю послушать умные речи.
— Вы ведь отправляетесь в последний круиз. Ну и как? С охотой? доброжелательно поинтересовался я.
Они были настроены на одну волну, это уж точно. Даже не переглянувшись, абсолютно синхронно передвинулись на пару дюймов ближе ко мне, причем сделали это почти незаметно. Хансен, весело и простодушно улыбаясь, переждал, пока официантка выгрузит на стол четыре дымящиеся кружки кофе, потом произнес все тем же ободряющим тоном:
— Валяйте дальше, дружище. Нас хлебом не корми — дай послушать, как в столовых разбалтывают совершенно секретные сведения. Вам-то какой дьявол сообщил, куда мы отправляемся?
Я потянулся правой рукой за отворот пиджака, и в тот же миг Хансен мертвой хваткой сковал мое запястье.
— Мы не подозрительны, ей-богу, ничего подобного, — извиняющимся тоном пояснил он. — Просто нервишки у нас, у подводников, пошаливают: жизнь-то вон какая рисковая. И потом, у нас на «Дельфине» хорошая фильмотека, а в кино, сами знаете, если кто-то лезет за пазуху, то всегда по одной и той же причине. Во всяком случае, не для того, чтобы проверить, на месте ли бумажник.
Свободной рукой я тоже схватил его за запястье, оторвал его руку от своей и положил ее на стол. Не скажу, что это было легко, в то же время на бифштексах для своих подводников, как видно, не экономят, но и кровеносные сосуды у меня при этом не лопнули. Вынув из внутреннего кармана пиджака свернутую газету, я положил ее перед собой.
— Вы интересовались, какой дьявол сообщил мне, куда вы собираетесь плыть, — сказал я. — Да просто я умею читать, вот и все. Это вечерняя газета, полчаса назад я купил ее в Глазго, в аэропорту Ренфру. Хансен задумчиво потер запястье, потом ухмыльнулся.
— Чем вы заработали свой диплом, док? Поднятием штанги?.. А насчет газеты — как это вы ухитрились купить ее в Ренфру полчаса назад?
— А я сюда прилетел. На геликоптере.
— На вертушке? Правда? Да, я слышал, тарахтел тут один пару минут назад. Но это был из наших.
— Да, на нем буквами в четыре фута высотой было написано:
“Военно-морские силы США", — подтвердил я. — Кроме того, пилот всю дорогу беспрерывно жевал резинку и во все горло расписывал, чем займется после возвращения в Калифорнию.
— Вы шкиперу про это сказали? — насел на меня Хансен.
— Да он мне слова не дал вымолвить!
— У него просто голова забита и хлопот полон рот, — сказал Хансен. Он развернул газету и бросил взгляд на первую полосу. Искать ему особо не пришлось: двухдюймовая шапка занимала целых семь колонок.
— Нет, вы только поглядите! — лейтенант даже не пытался скрыть раздражение и досаду. — Мы тут на цыпочках ходим в этой забытой Богом дыре, рты себе чуть ли не пластырем заклеиваем, чтобы не выболтать нашу великую тайну куда и зачем направляемся, а тут на тебе! Бери себе эту проклятую газетенку и получай во всех деталях самые страшные секреты прямо на первой странице.
— Вы смеетесь, лейтенант, — сказал человек с красным лицом, напоминающий белого медведя. Голос у него исходил, казалось, откуда-то из ботинок.
— Какие уж тут смешки, Забринский! ледяным тоном отозвался Хансен. Можете сами прочесть, что тут написано. Вот смотрите: «Спасательная миссия атомной субмарины». И дальше: «Драматический рейд к Северному полюсу»... О Господи! К Северному полюсу! Еще и снимок нашего «Дельфина»... И нашего шкипера... Боже ты мой, да здесь и мой портрет тоже!
Ролингс протянул свою волосатую лапу и отогнул уголок газеты, чтобы получше рассмотреть плохонькую, нечеткую фотографию сидящего перед ним человека.
— Эта, что ли? Не очень удачная, правда, лейтенант? Но сходство это, ничего не скажешь, сходство заметное. Самую суть фотограф схватил!
— Много вы понимаете в фотоискусстве! — язвительно отреагировал Хансен.
— Лучше послушайте вот это:
“Данное совместное заявление предано гласности сегодня, за несколько минут до полудня /по Гринвичу/ одновременно в Лондоне и Вашингтоне:
“Учитывая критическое положение уцелевших сотрудников дрейфующей полярной станции «Зебра» и провал всех попыток спасти их или вступить с ними в контакт обычными средствами, командование Военно-морских сил США выразило согласие направить ядерную субмарину «Дельфин» со спасательной миссией в Арктику".
Сегодня на рассвете «Дельфин» возвратился на свою базу в Холи-Лох, Шотландия, из восточной Атлантики, где участвовал в продолжительных маневрах Военно-морских сил НАТО. Предполагается, что «Дельфин» (капитан коммандер Военно-морских сил США Джеймс Д. Свенсон) отправится в плавание сегодня, примерно в 7 часов вечера по Гринвичу. Это лаконичное коммюнике возвещает о начале наиболее опасной и наиболее отчаянной спасательной экспедиции за всю историю освоения Арктики. Только шестьдесят часов...”
— "Отчаянной" — кажется, так вы прочли, лейтенант? — Ролингс грозно насупился. — И как там еще — «опасной»? Значит, капитан будет вызывать добровольцев?
— С какой стати? Я уже доложил капитану, что опросил всех восемьдесят восемь членов экипажа и все до единого оказались добровольцами.
— Что-то меня вы не спрашивали.
— Должно быть, пропустил ненароком... А теперь помолчите и дайте сказать слово своему старшему офицеру... "Только шестьдесят часов прошло с того момента, как весь мир был потрясен сообщением о бедствии, постигшем дрейфующую станцию «Зебра», единственную британскую метеостанцию в Арктике.
Знающий английский язык радиолюбитель из Бодо, Норвегия, поймал слабый сигнал SOS с вершины мира. Из последующего сообщения, полученного менее чем 24 часа назад британским траулером «Морнинг Стар» в Баренцевом море, стало ясно, что положение сотрудников, уцелевших после пожара, который возник на рассвете во вторник и уничтожил большую часть дрейфующей станции «Зебра», является исключительно тяжелым. С учетом того, что запасы горючего уничтожены полностью, а продовольствия уцелело незначительное количество, существуют сомнения относительно выживания уцелевших сотрудников станции, тем более что в ближайшее время в полярных областях ожидается понижение температуры до 50 градусов мороза.
Неизвестно, все ли домики, в которых жили и работали члены экспедиции, уничтожены.
Дрейфующая полярная станция «Зебра», основанная только летом этого года, по приблизительным расчетам, находится сейчас в точке с координатами 85 градусов 40 минут северной широты и 21 градус 30 минут восточной долготы, где-то в 300 милях от Северного полюса. Ее точное местоположение не может быть установлено из-за непрерывного дрейфа льдов. За последние тридцать часов сверхзвуковые бомбардировщики дальнего действия Военно-воздушных сил США, Великобритании и России вели непрерывные поиски станции «Зебра» в ледяных просторах Арктики Однако неопределенность положения дрейфующей станции, отсутствие в полярных широтах дневного света в данное время года и исключительно плохие погодные условия не позволили им установить точное местонахождение станции и вынудили вернуться на базу..." — Им и не надо было устанавливать точное местонахождение, возразил Ролингс. — Во всяком случае визуально. У этих нынешних бомбовозов такие приборы, что они даже птичку колибри засекли бы за сотню-другую миль.
Радисту на дрейфующей станции надо только непрерывно посылать сигнал, а они бы использовали это как маяк.
— А может, радист погиб, — угрюмо произнес Хансен — А может, у него рация накрылась. А может, горючего совсем нет, а без него и рация не работает... Какой там у него источник питания?
— Дизель-электрический генератор, — пояснил я. — А на худой конец, батареи из элементов типа «Найф». Возможно, он экономит батареи, используя их только в крайнем случае. Есть там еще и ручной генератор, но у него ограниченные возможности.
— А вы-то откуда все это знаете? — тихо осведомился Хансен.
— Да где-то прочел, наверно.
— Где-то прочли... — он окинул меня лишенным всякого выражения взглядом и снова взялся за газету. "Согласно сообщениям из Москвы, самый мощный в мире ледокол с атомным двигателем «Двина» вышел из Мурманска около 20 часов назад и сейчас на большой скорости продвигается к району сплошного льда.
Однако специалисты не испытывают по этому поводу особых надежд, так как в это время года толщина ледяного покрова значительно возрастает, и он срастается в сплошной массив, сквозь который почти наверняка не сумеет пробиться ни одно судно, даже такое, как «Двина».
Использование субмарины «Дельфин» также не сулит больших надежд на спасение сотрудников станции «Зебра», которые, возможно, еще остались в живых. Шансы на успех близки к нулю. Трудно ожидать, что «Дельфин» не только пройдет в подводном положении под толщей льда несколько сотен миль, но и сумеет отыскать терпящих бедствие, а также пробить сплошной массив льда в заданной точке. Но несомненно одно: если существует корабль, способный это совершить, то им является «Дельфин», гордость подводного флота США". Хансен умолк и несколько минут что-то читал про себя. Потом заключил:
— Ну, в общем-то это и все. Дальше там всякие подробности насчет устройства «Дельфина». И еще смешная чепуховина про то, что экипаж «Дельфина» — это элита, лучшие из лучших в Военно-Морских силах Соединенных Штатов. Ролингс сделал вид, что уязвлен в самое сердце. Забринский, белый медведь с красным лицом, ухмыльнулся, выгреб из кармана пачку сигарет и пустил ее по кругу. Потом согнал с лица улыбку и сказал:
— А интересно, что они вообще там делают, эти чокнутые, на крыше мира?
— Метеорологией занимаются, балда, — пояснил Ролингс. — Лейтенант же сказал об этом, ты что, не слышал? Слово длинноватое, конечно, тут я с тобой согласен, — снисходительно добавил он, — но справился он с ним неплохо. А чтоб тебе стало понятно, Забринский, — изучают погоду.
— И все равно они чокнутые, — проворчал Забринский. — За каким чертом они это делают, лейтенант?
— Это вы лучше спросите у доктора Карпентера, — сухо отозвался Хансен.
Мрачным, отрешенным взглядом он уставился сквозь зеркальные стекла окон на серые хлопья снега, летящие в загустевшей тьме, словно пытаясь разглядеть где-то там, вдалеке, жалкую кучку людей, обреченно дрейфующих к гибели в скованных морозом просторах полярных льдов. — По-моему, он знает обо всем этом гораздо больше меня.
— Кое-что знаю, — согласился я. — Но ничего зловещего или секретного.
Метеорологи рассматривают сейчас Арктику и Антарктику как гигантские фабрики погоды, которые фактически формируют климат по всей планете. Ученым уже довольно хорошо известно, что происходит в Антарктике, а вот об Арктике они не знают почти ничего. Поэтому выбирают подходящую льдину, завозят туда домики, начиненные всякими разными приборами и специалистами, и пускают это все плыть вокруг полюса месяцев на шесть, а то и больше. Ваша страна уже два или три раза оборудовала такие станции. Русские имели их больше нас, если мне не изменяет память, главным образом, в Восточно-Сибирском море. — А как эти станции устраивают, док? — полюбопытствовал Ролингс.
— По-разному. Ваши соотечественники предпочитают зимнее время, когда лед достаточно прочен, чтобы оборудовать аэродром. Сначала вылетают на разведку, обычно из Пойнт-Бэрроу на Аляске, подыскивают вблизи полюса подходящую льдину. Даже когда лед крепко смерзся и лежит сплошняком, эксперты научились определять, какие его куски останутся достаточными по размерам, когда наступит оттепель и появятся трещины. Потом по воздуху перебрасывают домики, оборудование, запасы и людей и постепенно там обустраиваются.
А русские предпочитают использовать морские суда в летнее время.
Обычно они рассчитывают на свой атомный ледокол «Двина». Он просто-напросто пробивается сквозь подтаявший лед, сваливает все в кучу на льдине и полным ходом убирается прочь, пока не начались сильные морозы. Вот таким же способом и мы забросили дрейфующую станцию «Зебра», нашу первую и пока единственную станцию. Русские одолжили нам «Ленин» — кстати, все страны охотно сотрудничают в метеорологических исследованиях, это всем приносит пользу — ну, и на нем мы доставили все, что нужно, далеко к северу от Земли Франца-Иосифа. Местоположение «Зебры» уже сильно изменилось: на полярные льды влияет вращение Земли, и они медленно двигаются к западу. Сейчас станция находится примерно в четырехстах милях к северу от Шпицбергена.
— И все равно они чокнутые, — заявил Забринский. Помолчав, он испытующе взглянул на меня. — А вы с туземного флота, что ли, док?
— Вы уж простите нашего Забринского, доктор Карпентер, холодно произнес Ролингс. — Уж мы учим его, учим, как вести себя в порядочном обществе, но пока без особого успеха. Ничего не попишешь, он ведь родился в Бронксе.
— А я и не собирался никого обижать, — невозмутимо откликнулся Забринский. — Я имел в виду Королевский военно-морской флот... Так вы оттуда, док?
— Ну, можно сказать, я туда прикомандирован.
— А, так вы человек вольный, как я понимаю, — Ролингс покачал головой.
— И чего это вам так приспичило прогуляться в Арктику, док? По-моему, там холодина зверская?
— Сотрудникам станции «Зебра» наверняка понадобится помощь врача.
Если, конечно, кто-то еще остался в живых.
— Ну, у нас на борту и свой лекарь имеется, он тоже ловко обращается со стетоскопом. Так я, во всяком случае, слышал от тех, кто выжил после его лечения. Знахарь хоть куда!
— Ты, деревенщина! — одернул его Забринский. — Не знахарь, а доктор! — Да-да, именно так я и хотел выразиться, — язвительно уточнил Ролингс.. — Знаете, в последнее время слишком редко приходится общаться с интеллигентными людьми вроде меня, вот и проскакивают иногда оговорки. Но ясно одно: что касается медицины, наш «Дельфин» набит под завязку.
— В этом я не сомневаюсь, — улыбнулся я. — Но те, кто выжил, наверняка пострадали от пожара или обморожения, у них может развиться гангрена. А я как раз специалист в этих делах.
— Даже так? — Ролингс принялся внимательно изучать дно своей чашки. А вот интересно, как становятся специалистами в этих вопросах?
Хансен наконец пошевелился и отвел взгляд от черно-белой круговерти за окнами столовой.
— Доктор Карпентер у нас не на скамье подсудимых, — миролюбиво вмешался он. — Так что прокурорам я бы посоветовал заткнуться.
Они заткнулись. Эта небрежная, а порой и бесцеремонная фамильярность в отношениях офицера с подчиненными, эта атмосфера товарищества и терпимости в сочетании с грубоватыми шуточками и подковырками — с ними я уже встречался, правда, очень редко. Например, в славных экипажах фронтовых бомбардировщиков Королевских военно-воздушных сил. Подобные отношения складываются обычно в тесно связанной не только работой, но и бытом, группе высококвалифицированных специалистов, которые могут выполнять поставленные перед ними задачи только совместными усилиями. Такая фамильярность говорит вовсе не об отсутствии дисциплины, а как раз наоборот — о высочайшем уровне самодисциплины, о том, что каждый член такой группы ценит своего товарища не только как аса в своем деле, но и просто как человека. Несомненно, в этих содружествах существуют особые, неписаные правила поведения. Вот и здесь, на первый взгляд, Ролингс и Забринский вели себя с лейтенантом Хансеном развязно, малопочтительно, и тем не менее явственно ощущалась невидимая граница, которую ни один из них не переступал ни на шаг, Хансен же в свою очередь, даже одергивая подчиненных, ловко избегал командирских замашек, хотя периодически и не давал забыть, кто здесь является начальником. Ролингс и Забринский отстали от меня с вопросами и сцепились между собой, горячо обсуждая недостатки Шотландии вообще и Холи-Лох в частности как базы подводных лодок. В это время за окнами столовой проехал джип, под светом его фар закружился белый хоровод снежинок. Ролингс запнулся на полуслове и вскочил на ноги, потом задумчиво опустился на сиденье.
— Все ясно, — объяснил он. — Заговор расширяется.
— Вы заметили, кто это был? — спросил Хансен.
— Еще бы не заметил! Энди Бенди собственной персоной.
— Будем считать, что я этого не слышал, Ролингс, — ледяным тоном заметил Хансен.
— Это был вице-адмирал Военно-морских сил США Джон Гарви, сэр.
— Значит, Энди Бенди? задумчиво произнес Хансен. И улыбнулся мне: Адмирал Гарви — командующий Военно-морскими силами США в НАТО. Ну, доложу я вам, дело становится все увлекательнее. Хотел бы я знать, что он здесь делает.
— Не иначе как вот-вот начнется третья мировая война, провозгласил Ролингс. — И адмиралу самое время пропустить первый за день стаканчик до первого удара...
— Он случайно не с вами летел на вертушке из Ренфру сегодня? резко прервал его Хансен.
— Нет.
— А может, вы с ним знакомы?
— Даже имени его не слыхал раньше.
— Чем дальше в лес, тем больше дров, — пробормотал Хансен. В последующие несколько минут наш разговор стал пустым и бессмысленным: видимо, Хансен и его подчиненные доискивались про себя, с какой стати прилетел адмирал Гарви, а затем дверь столовой отворилась, и вместе с холодным ветром и снегом на пороге возник матрос в темно-синем бушлате. Он направился прямо к нашему столику.
— Мне очень жаль, доктор Карпентер, — учтиво произнес коммандер, вкладывая в конверт и возвращая мне бумагу, — но я не могу принять эту телеграмму как подлежащее исполнению указание, а вас как своего пассажира.
Поверьте, это не прихоть, просто существуют уставы и инструкции.
— Не можете принять как указание? — Я снова вынул телеграмму из конверта и показал ему подпись. — А это, по-вашему, кто — главный мойщик окон в Адмиралтействе?
Шутка получилась неудачной, и, глядя на Свенсона, я подумал, что, кажется, переоценил глубину морщинок-смешинок у него на лице. Он уточнил: — Адмирал Хьюсон командует восточной группировкой НАТО. На маневрах Северо-Атлантического блока я перехожу в его подчинение. Все остальное время выполняю только приказы Вашингтона. Сейчас как раз такое время.
Прошу извинить. Должен указать и на то, доктор Карпентер, что такую телеграмму мог бы отправить из Лондона кто угодно, вам нетрудно было бы это устроить. Она даже не на специальном бланке Военно-морских сил.
Что ж, он не упустил даже такой мелочи. Я заметил:
— Вы можете связаться с ним, коммандер.
— Разумеется, могу, — согласился он. — Но это ничего не изменит. На борт этого корабля допускаются только граждане США, специально на то уполномоченные. И указание должно исходить прямо из Вашингтона.
— От командующего подводными силами в Атлантике или от начальника управления боевыми операциями подводного флота? — уточнил я. Немного поразмыслив, он медленно кивнул, а я продолжал: — Тогда свяжитесь, пожалуйста, с ними по радио и попросите их в свою очередь переговорить с адмиралом Хьюсоном. Времени у нас в обрез, коммандер.
Может быть, следовало еще добавить, что пошел снег и я начинаю мерзнуть, но я от этого воздержался.
Он на минуту задумался, потом кивнул, повернулся и отошел на несколько шагов к переносному телефону, связанному временной воздушной линией с длинной темной громадиной, протянувшейся вдоль пирса. Коротко переговорив с кем-то вполголоса, он повесил трубку, но не успел даже вернуться ко мне, как по виднеющемуся поблизости трапу торопливо поднялись на берег три фигуры в теплых бушлатах. Подойдя к нам, они остановились. Чуть впереди других стоял самый высокий из этих трех великанов — долговязый мускулистый верзила с пшеничными волосами и ясным взглядом ковбоя, проводящего полжизни в седле.
Коммандер Свенсон махнул рукой в их сторону.
— Мой старший помощник Хансен. В мое отсутствие он о вас позаботится. Коммандер определенно умел выбирать подходящие выражения.
— Мне не нужна никакая забота, — мягко возразил я. — Я давно уже взрослый и к тому же предпочитаю одиночество.
— Постараюсь управиться побыстрее, доктор Карпентер, — ответил на это Свенсон.
Он стремительно сбежал по трапу, я проводил его задумчивым взглядом.
Да, командующий подводными силами США в Атлантике явно не брал в капитаны первого встречного из просиживающих штаны на скамейках Центрального парка. Я попытался проникнуть на борт подводной лодки, не имея соответствующих полномочий, и теперь Свенсон собирался задержать меня до тех пор, пока не установит, что за этим кроется. По-видимому, Хансен и его товарищи были самыми крепкими моряками на корабле.
Корабль. Я перевел взгляд на темную громадину, лежащую почти у самых наших ног. Раньше я никогда не видел подводных лодок с ядерным двигателем и понял, что «Дельфин» не похож на обычные субмарины. Он был почти такой же длины, как океанская подлодка дальнего действия времен второй мировой войны, но этим сходство и ограничивалось. По диаметру он почти вдвое превосходил обычную субмарину. По своим очертаниям предшественницы «Дельфина» все-таки напоминали надводный корабль, его же конструкция была совершенно цилиндрической, а нос напоминал не букву V, а правильную полусферу. Палубы у лодки практически не было, закругленные борта и оконечности плавно сходились в верхней части корпуса, образованная при этом дорожка, соединяющая нос и корму, была такой узкой, опасной и предательски скользкой, что на стоянке вдоль нее всегда протягивались специальные тросы-леера. Примерно в сотне футов от носа располагалась изящная и в то же время мощная боевая рубка, она возвышалась над палубой футов на двадцать и больше всего напоминала гигантский спинной плавник чудовищной акулы. По бокам у рубки, почти посредине, торчали косо срезанные вспомогательные рули глубины. Я попробовал разобрать, что там находится ближе к корме, но туман и мокрый снег, хлопья которого, кружась, все гуще летели с севера, от озера Лох-Лонг, помешали мне это сделать. Впрочем, мое любопытство постепенно гасло. Тоненький плащ не спасал от пронизывающего зимнего ветра, и я чувствовал, как спина у меня покрывается гусиной кожей.
— Нам ведь никто не приказывал околевать от мороза, — обратился я к Хансену. — Вон там ваша столовая. Ваши принципы позволяют принять угощение в виде чашечки кофе от широко известного шпиона доктора Карпентера?
Хансен ухмыльнулся и заявил:
— Что касается кофе, дружище, то все мои принципы помалкивают.
Особенно сегодня вечером. Почему никто не догадался нас предупредить насчет этих шотландских зим? — Оказывается, он не только выглядел, но и разговаривал, как настоящий ковбой. А уж в чем в чем, а в ковбоях я разбирался досконально: слишком часто выматывался так, что даже лень было встать и выключить телевизор. — Ролингс, сходи передай капитану, что мы прячемся от разбушевавшейся стихии.
Ролингс отправился к телефону, а Хансен повел нас к сияющей неоном столовой. Он пропустил меня в дверь первым и двинулся к стойке, в то же время другой моряк, краснолицый парень, повадками и габаритами напоминающий белого медведя, легонько подталкивая, оттеснил меня к столику в самом углу зала. Они явно старались исключить любые неожиданности. Подошедший вскоре Хансен сел сбоку от меня, а выполнивший приказание Ролингс — напротив. — Давно меня так ловко не загоняли в стойло, — одобрительно отметил я.
— Ну и подозрительный же вы народ!
— Зря вы так, — опечалился Хансен. — Мы просто три дружелюбных рубахи-парня, которые приучены выполнять приказы. Вот коммандер Свенсон тот и правда жутко подозрительный. Верно, Ролингс?
— Чистая правда, лейтенант, — без тени улыбки отозвался Ролингс. Наш капитан — он точно, очень бдительный.
Я попытался подъехать с другой стороны.
— Досадная помеха для вас, верно? На корабле ведь каждый человек на счету, особенно когда до отплытия остается меньше двух часов. Я не ошибаюсь?
— спросил я.
— Вы говорите, говорите, док, — подбодрил меня Хансен. Однако в его холодных, голубоватых, точно арктический лед, глазах я не заметил ничего ободряющего. — Люблю послушать умные речи.
— Вы ведь отправляетесь в последний круиз. Ну и как? С охотой? доброжелательно поинтересовался я.
Они были настроены на одну волну, это уж точно. Даже не переглянувшись, абсолютно синхронно передвинулись на пару дюймов ближе ко мне, причем сделали это почти незаметно. Хансен, весело и простодушно улыбаясь, переждал, пока официантка выгрузит на стол четыре дымящиеся кружки кофе, потом произнес все тем же ободряющим тоном:
— Валяйте дальше, дружище. Нас хлебом не корми — дай послушать, как в столовых разбалтывают совершенно секретные сведения. Вам-то какой дьявол сообщил, куда мы отправляемся?
Я потянулся правой рукой за отворот пиджака, и в тот же миг Хансен мертвой хваткой сковал мое запястье.
— Мы не подозрительны, ей-богу, ничего подобного, — извиняющимся тоном пояснил он. — Просто нервишки у нас, у подводников, пошаливают: жизнь-то вон какая рисковая. И потом, у нас на «Дельфине» хорошая фильмотека, а в кино, сами знаете, если кто-то лезет за пазуху, то всегда по одной и той же причине. Во всяком случае, не для того, чтобы проверить, на месте ли бумажник.
Свободной рукой я тоже схватил его за запястье, оторвал его руку от своей и положил ее на стол. Не скажу, что это было легко, в то же время на бифштексах для своих подводников, как видно, не экономят, но и кровеносные сосуды у меня при этом не лопнули. Вынув из внутреннего кармана пиджака свернутую газету, я положил ее перед собой.
— Вы интересовались, какой дьявол сообщил мне, куда вы собираетесь плыть, — сказал я. — Да просто я умею читать, вот и все. Это вечерняя газета, полчаса назад я купил ее в Глазго, в аэропорту Ренфру. Хансен задумчиво потер запястье, потом ухмыльнулся.
— Чем вы заработали свой диплом, док? Поднятием штанги?.. А насчет газеты — как это вы ухитрились купить ее в Ренфру полчаса назад?
— А я сюда прилетел. На геликоптере.
— На вертушке? Правда? Да, я слышал, тарахтел тут один пару минут назад. Но это был из наших.
— Да, на нем буквами в четыре фута высотой было написано:
“Военно-морские силы США", — подтвердил я. — Кроме того, пилот всю дорогу беспрерывно жевал резинку и во все горло расписывал, чем займется после возвращения в Калифорнию.
— Вы шкиперу про это сказали? — насел на меня Хансен.
— Да он мне слова не дал вымолвить!
— У него просто голова забита и хлопот полон рот, — сказал Хансен. Он развернул газету и бросил взгляд на первую полосу. Искать ему особо не пришлось: двухдюймовая шапка занимала целых семь колонок.
— Нет, вы только поглядите! — лейтенант даже не пытался скрыть раздражение и досаду. — Мы тут на цыпочках ходим в этой забытой Богом дыре, рты себе чуть ли не пластырем заклеиваем, чтобы не выболтать нашу великую тайну куда и зачем направляемся, а тут на тебе! Бери себе эту проклятую газетенку и получай во всех деталях самые страшные секреты прямо на первой странице.
— Вы смеетесь, лейтенант, — сказал человек с красным лицом, напоминающий белого медведя. Голос у него исходил, казалось, откуда-то из ботинок.
— Какие уж тут смешки, Забринский! ледяным тоном отозвался Хансен. Можете сами прочесть, что тут написано. Вот смотрите: «Спасательная миссия атомной субмарины». И дальше: «Драматический рейд к Северному полюсу»... О Господи! К Северному полюсу! Еще и снимок нашего «Дельфина»... И нашего шкипера... Боже ты мой, да здесь и мой портрет тоже!
Ролингс протянул свою волосатую лапу и отогнул уголок газеты, чтобы получше рассмотреть плохонькую, нечеткую фотографию сидящего перед ним человека.
— Эта, что ли? Не очень удачная, правда, лейтенант? Но сходство это, ничего не скажешь, сходство заметное. Самую суть фотограф схватил!
— Много вы понимаете в фотоискусстве! — язвительно отреагировал Хансен.
— Лучше послушайте вот это:
“Данное совместное заявление предано гласности сегодня, за несколько минут до полудня /по Гринвичу/ одновременно в Лондоне и Вашингтоне:
“Учитывая критическое положение уцелевших сотрудников дрейфующей полярной станции «Зебра» и провал всех попыток спасти их или вступить с ними в контакт обычными средствами, командование Военно-морских сил США выразило согласие направить ядерную субмарину «Дельфин» со спасательной миссией в Арктику".
Сегодня на рассвете «Дельфин» возвратился на свою базу в Холи-Лох, Шотландия, из восточной Атлантики, где участвовал в продолжительных маневрах Военно-морских сил НАТО. Предполагается, что «Дельфин» (капитан коммандер Военно-морских сил США Джеймс Д. Свенсон) отправится в плавание сегодня, примерно в 7 часов вечера по Гринвичу. Это лаконичное коммюнике возвещает о начале наиболее опасной и наиболее отчаянной спасательной экспедиции за всю историю освоения Арктики. Только шестьдесят часов...”
— "Отчаянной" — кажется, так вы прочли, лейтенант? — Ролингс грозно насупился. — И как там еще — «опасной»? Значит, капитан будет вызывать добровольцев?
— С какой стати? Я уже доложил капитану, что опросил всех восемьдесят восемь членов экипажа и все до единого оказались добровольцами.
— Что-то меня вы не спрашивали.
— Должно быть, пропустил ненароком... А теперь помолчите и дайте сказать слово своему старшему офицеру... "Только шестьдесят часов прошло с того момента, как весь мир был потрясен сообщением о бедствии, постигшем дрейфующую станцию «Зебра», единственную британскую метеостанцию в Арктике.
Знающий английский язык радиолюбитель из Бодо, Норвегия, поймал слабый сигнал SOS с вершины мира. Из последующего сообщения, полученного менее чем 24 часа назад британским траулером «Морнинг Стар» в Баренцевом море, стало ясно, что положение сотрудников, уцелевших после пожара, который возник на рассвете во вторник и уничтожил большую часть дрейфующей станции «Зебра», является исключительно тяжелым. С учетом того, что запасы горючего уничтожены полностью, а продовольствия уцелело незначительное количество, существуют сомнения относительно выживания уцелевших сотрудников станции, тем более что в ближайшее время в полярных областях ожидается понижение температуры до 50 градусов мороза.
Неизвестно, все ли домики, в которых жили и работали члены экспедиции, уничтожены.
Дрейфующая полярная станция «Зебра», основанная только летом этого года, по приблизительным расчетам, находится сейчас в точке с координатами 85 градусов 40 минут северной широты и 21 градус 30 минут восточной долготы, где-то в 300 милях от Северного полюса. Ее точное местоположение не может быть установлено из-за непрерывного дрейфа льдов. За последние тридцать часов сверхзвуковые бомбардировщики дальнего действия Военно-воздушных сил США, Великобритании и России вели непрерывные поиски станции «Зебра» в ледяных просторах Арктики Однако неопределенность положения дрейфующей станции, отсутствие в полярных широтах дневного света в данное время года и исключительно плохие погодные условия не позволили им установить точное местонахождение станции и вынудили вернуться на базу..." — Им и не надо было устанавливать точное местонахождение, возразил Ролингс. — Во всяком случае визуально. У этих нынешних бомбовозов такие приборы, что они даже птичку колибри засекли бы за сотню-другую миль.
Радисту на дрейфующей станции надо только непрерывно посылать сигнал, а они бы использовали это как маяк.
— А может, радист погиб, — угрюмо произнес Хансен — А может, у него рация накрылась. А может, горючего совсем нет, а без него и рация не работает... Какой там у него источник питания?
— Дизель-электрический генератор, — пояснил я. — А на худой конец, батареи из элементов типа «Найф». Возможно, он экономит батареи, используя их только в крайнем случае. Есть там еще и ручной генератор, но у него ограниченные возможности.
— А вы-то откуда все это знаете? — тихо осведомился Хансен.
— Да где-то прочел, наверно.
— Где-то прочли... — он окинул меня лишенным всякого выражения взглядом и снова взялся за газету. "Согласно сообщениям из Москвы, самый мощный в мире ледокол с атомным двигателем «Двина» вышел из Мурманска около 20 часов назад и сейчас на большой скорости продвигается к району сплошного льда.
Однако специалисты не испытывают по этому поводу особых надежд, так как в это время года толщина ледяного покрова значительно возрастает, и он срастается в сплошной массив, сквозь который почти наверняка не сумеет пробиться ни одно судно, даже такое, как «Двина».
Использование субмарины «Дельфин» также не сулит больших надежд на спасение сотрудников станции «Зебра», которые, возможно, еще остались в живых. Шансы на успех близки к нулю. Трудно ожидать, что «Дельфин» не только пройдет в подводном положении под толщей льда несколько сотен миль, но и сумеет отыскать терпящих бедствие, а также пробить сплошной массив льда в заданной точке. Но несомненно одно: если существует корабль, способный это совершить, то им является «Дельфин», гордость подводного флота США". Хансен умолк и несколько минут что-то читал про себя. Потом заключил:
— Ну, в общем-то это и все. Дальше там всякие подробности насчет устройства «Дельфина». И еще смешная чепуховина про то, что экипаж «Дельфина» — это элита, лучшие из лучших в Военно-Морских силах Соединенных Штатов. Ролингс сделал вид, что уязвлен в самое сердце. Забринский, белый медведь с красным лицом, ухмыльнулся, выгреб из кармана пачку сигарет и пустил ее по кругу. Потом согнал с лица улыбку и сказал:
— А интересно, что они вообще там делают, эти чокнутые, на крыше мира?
— Метеорологией занимаются, балда, — пояснил Ролингс. — Лейтенант же сказал об этом, ты что, не слышал? Слово длинноватое, конечно, тут я с тобой согласен, — снисходительно добавил он, — но справился он с ним неплохо. А чтоб тебе стало понятно, Забринский, — изучают погоду.
— И все равно они чокнутые, — проворчал Забринский. — За каким чертом они это делают, лейтенант?
— Это вы лучше спросите у доктора Карпентера, — сухо отозвался Хансен.
Мрачным, отрешенным взглядом он уставился сквозь зеркальные стекла окон на серые хлопья снега, летящие в загустевшей тьме, словно пытаясь разглядеть где-то там, вдалеке, жалкую кучку людей, обреченно дрейфующих к гибели в скованных морозом просторах полярных льдов. — По-моему, он знает обо всем этом гораздо больше меня.
— Кое-что знаю, — согласился я. — Но ничего зловещего или секретного.
Метеорологи рассматривают сейчас Арктику и Антарктику как гигантские фабрики погоды, которые фактически формируют климат по всей планете. Ученым уже довольно хорошо известно, что происходит в Антарктике, а вот об Арктике они не знают почти ничего. Поэтому выбирают подходящую льдину, завозят туда домики, начиненные всякими разными приборами и специалистами, и пускают это все плыть вокруг полюса месяцев на шесть, а то и больше. Ваша страна уже два или три раза оборудовала такие станции. Русские имели их больше нас, если мне не изменяет память, главным образом, в Восточно-Сибирском море. — А как эти станции устраивают, док? — полюбопытствовал Ролингс.
— По-разному. Ваши соотечественники предпочитают зимнее время, когда лед достаточно прочен, чтобы оборудовать аэродром. Сначала вылетают на разведку, обычно из Пойнт-Бэрроу на Аляске, подыскивают вблизи полюса подходящую льдину. Даже когда лед крепко смерзся и лежит сплошняком, эксперты научились определять, какие его куски останутся достаточными по размерам, когда наступит оттепель и появятся трещины. Потом по воздуху перебрасывают домики, оборудование, запасы и людей и постепенно там обустраиваются.
А русские предпочитают использовать морские суда в летнее время.
Обычно они рассчитывают на свой атомный ледокол «Двина». Он просто-напросто пробивается сквозь подтаявший лед, сваливает все в кучу на льдине и полным ходом убирается прочь, пока не начались сильные морозы. Вот таким же способом и мы забросили дрейфующую станцию «Зебра», нашу первую и пока единственную станцию. Русские одолжили нам «Ленин» — кстати, все страны охотно сотрудничают в метеорологических исследованиях, это всем приносит пользу — ну, и на нем мы доставили все, что нужно, далеко к северу от Земли Франца-Иосифа. Местоположение «Зебры» уже сильно изменилось: на полярные льды влияет вращение Земли, и они медленно двигаются к западу. Сейчас станция находится примерно в четырехстах милях к северу от Шпицбергена.
— И все равно они чокнутые, — заявил Забринский. Помолчав, он испытующе взглянул на меня. — А вы с туземного флота, что ли, док?
— Вы уж простите нашего Забринского, доктор Карпентер, холодно произнес Ролингс. — Уж мы учим его, учим, как вести себя в порядочном обществе, но пока без особого успеха. Ничего не попишешь, он ведь родился в Бронксе.
— А я и не собирался никого обижать, — невозмутимо откликнулся Забринский. — Я имел в виду Королевский военно-морской флот... Так вы оттуда, док?
— Ну, можно сказать, я туда прикомандирован.
— А, так вы человек вольный, как я понимаю, — Ролингс покачал головой.
— И чего это вам так приспичило прогуляться в Арктику, док? По-моему, там холодина зверская?
— Сотрудникам станции «Зебра» наверняка понадобится помощь врача.
Если, конечно, кто-то еще остался в живых.
— Ну, у нас на борту и свой лекарь имеется, он тоже ловко обращается со стетоскопом. Так я, во всяком случае, слышал от тех, кто выжил после его лечения. Знахарь хоть куда!
— Ты, деревенщина! — одернул его Забринский. — Не знахарь, а доктор! — Да-да, именно так я и хотел выразиться, — язвительно уточнил Ролингс.. — Знаете, в последнее время слишком редко приходится общаться с интеллигентными людьми вроде меня, вот и проскакивают иногда оговорки. Но ясно одно: что касается медицины, наш «Дельфин» набит под завязку.
— В этом я не сомневаюсь, — улыбнулся я. — Но те, кто выжил, наверняка пострадали от пожара или обморожения, у них может развиться гангрена. А я как раз специалист в этих делах.
— Даже так? — Ролингс принялся внимательно изучать дно своей чашки. А вот интересно, как становятся специалистами в этих вопросах?
Хансен наконец пошевелился и отвел взгляд от черно-белой круговерти за окнами столовой.
— Доктор Карпентер у нас не на скамье подсудимых, — миролюбиво вмешался он. — Так что прокурорам я бы посоветовал заткнуться.
Они заткнулись. Эта небрежная, а порой и бесцеремонная фамильярность в отношениях офицера с подчиненными, эта атмосфера товарищества и терпимости в сочетании с грубоватыми шуточками и подковырками — с ними я уже встречался, правда, очень редко. Например, в славных экипажах фронтовых бомбардировщиков Королевских военно-воздушных сил. Подобные отношения складываются обычно в тесно связанной не только работой, но и бытом, группе высококвалифицированных специалистов, которые могут выполнять поставленные перед ними задачи только совместными усилиями. Такая фамильярность говорит вовсе не об отсутствии дисциплины, а как раз наоборот — о высочайшем уровне самодисциплины, о том, что каждый член такой группы ценит своего товарища не только как аса в своем деле, но и просто как человека. Несомненно, в этих содружествах существуют особые, неписаные правила поведения. Вот и здесь, на первый взгляд, Ролингс и Забринский вели себя с лейтенантом Хансеном развязно, малопочтительно, и тем не менее явственно ощущалась невидимая граница, которую ни один из них не переступал ни на шаг, Хансен же в свою очередь, даже одергивая подчиненных, ловко избегал командирских замашек, хотя периодически и не давал забыть, кто здесь является начальником. Ролингс и Забринский отстали от меня с вопросами и сцепились между собой, горячо обсуждая недостатки Шотландии вообще и Холи-Лох в частности как базы подводных лодок. В это время за окнами столовой проехал джип, под светом его фар закружился белый хоровод снежинок. Ролингс запнулся на полуслове и вскочил на ноги, потом задумчиво опустился на сиденье.
— Все ясно, — объяснил он. — Заговор расширяется.
— Вы заметили, кто это был? — спросил Хансен.
— Еще бы не заметил! Энди Бенди собственной персоной.
— Будем считать, что я этого не слышал, Ролингс, — ледяным тоном заметил Хансен.
— Это был вице-адмирал Военно-морских сил США Джон Гарви, сэр.
— Значит, Энди Бенди? задумчиво произнес Хансен. И улыбнулся мне: Адмирал Гарви — командующий Военно-морскими силами США в НАТО. Ну, доложу я вам, дело становится все увлекательнее. Хотел бы я знать, что он здесь делает.
— Не иначе как вот-вот начнется третья мировая война, провозгласил Ролингс. — И адмиралу самое время пропустить первый за день стаканчик до первого удара...
— Он случайно не с вами летел на вертушке из Ренфру сегодня? резко прервал его Хансен.
— Нет.
— А может, вы с ним знакомы?
— Даже имени его не слыхал раньше.
— Чем дальше в лес, тем больше дров, — пробормотал Хансен. В последующие несколько минут наш разговор стал пустым и бессмысленным: видимо, Хансен и его подчиненные доискивались про себя, с какой стати прилетел адмирал Гарви, а затем дверь столовой отворилась, и вместе с холодным ветром и снегом на пороге возник матрос в темно-синем бушлате. Он направился прямо к нашему столику.