Страница:
Стефан кивнул. Все верно – Бьорна Вигрена не следовало недооценивать.
– Удачи тебе с твоим раком, – сказал тот на прощанье. – Я имею в виду – желаю выздороветь.
Стефан шел назад той же дорогой. Машины в гараже Эльзы Берггрен по-прежнему не было – он был пуст. Он искоса посмотрел на окно – шторы не шевелились. С моста он снова поглядел на воду. Страх перед болезнью то отступал, то снова накатывал. Он не мог надолго отвлечься от того, что его ждет. Это его нынешнее занятие – сбор по крохам сведений об убийстве Герберта Молина – имело, как оказалось, очень ограниченный терапевтический эффект.
Он вернулся в центр и стал искать библиотеку, оказавшуюся в общественном здании под названием «Гражданский дом». В вестибюле на него уставилось чучело медведя. Ему вдруг захотелось броситься на медведя и начать с ним бороться. Он засмеялся, и проходивший мимо человек с бумагами в руках посмотрел на него с недоумением.
Стефан нашел полку с медицинской литературой. Он сел за столик с книжкой, но вдруг почувствовал, что не в силах ее открыть. Слишком рано, подумал он. Еще денечек. Только один, не больше. Потом он должен взяться за себя всерьез, а не пытаться похоронить тревогу в нелепом и бессмысленном частном расследовании.
Когда он вышел из Гражданского дома, его вновь обуяла нерешительность. Злясь на самого себя, он пошел в гостиницу. По дороге решил зайти в винный магазин. Никаких ограничений по этой части врач в Буросе на него не налагала. Хотя, конечно, вряд ли ему полезно пить. Но сейчас это его не волновало. Он купил две бутылки вина, как всегда итальянского. Он уже выходил из магазина, когда в кармане зазвонил телефон. Он поставил пакет с бутылками на асфальт и нажал кнопку. Это была Елена.
– Интересно знать, почему ты не звонишь.
Ему стало неловко. В ее голосе явно слышалась обида и грусть.
– Не важно себя чувствую, – сказал он извиняющимся тоном.
– Ты все еще в Свеге?
– А где мне еще быть?
– И что ты там делаешь?
– Даже не знаю. Наверное, жду похорон Молина.
– Может быть, мне приехать? Я могу взять несколько отгулов.
Он чуть не ответил – да. Он очень хотел, чтобы она приехала.
– Нет, – сказал он. – Наверное, мне лучше побыть одному.
Больше она приехать не предлагала. Ничего не значащий разговор продолжался еще несколько минут. Почему он не сказал Елене, что скучает? Что одному ему вовсе не лучше? Он все меньше и меньше себя понимает. И все из-за этого проклятого узелка во рту.
Он принес пакет с вином в гостиницу. Девушка-администратор поливала цветы в вестибюле.
– Ничего не нужно? – спросила она.
– Все хорошо.
Она с лейкой в руке сходила и принесла ему ключ.
– Посмотри, как все серо, – сказала она. – Октябрь. И будет еще хуже. Впереди длиннющая зима.
Она повернулась к своим цветам. Стефан поднялся в номер. Чемодан стоял так, как он его оставил. Он поставил вино на стол. Было несколько минут четвертого. Рановато, подумал он. Не дело – сидеть и пить посреди дня.
Он, не двигаясь, смотрел в окно. И вдруг решил – он должен успеть съездить на озеро. Но не туда, где стояла палатка, а на ту сторону, посмотреть лесосеки, о которых говорил Джузеппе. Он не рассчитывал что-нибудь найти. Но время пройдет быстрее.
Он добирался больше часа. На карте озеро именовалось Стонгваттнет. Оно было длинным и довольно узким, самое широкое место как раз там, где просеки подходили к самой воде, чтобы лесовозы могли развернуться. Он вышел из машины и направился к воде. Уже темнело. Он стоял и прислушивался. Ничего, кроме шума деревьев. Он попытался вспомнить, не было ли в полицейских папках чего-нибудь о погоде, стоявшей в те дни, когда был убит Герберт Молин. Как ему казалось, там ничего об этом не говорилось. Он подумал, что звук выстрела наверняка был здесь слышен, даже если ветер дул в другую сторону.
Но ничего не указывало на то, что тут кто-то был в день убийства.
Ровным счетом ничего.
Он стоял на берегу, пока не стало совсем темно. По воде полосой пробежала рябь, потом опять все стихло. Он вдруг подумал, что никогда в жизни не был в лесу один. Кроме того раза, когда он и Молин преследовали сбежавшего убийцу и он обнаружил его страх.
Почему он сюда переехал, снова подумал он. Чтобы найти убежище, нору, куда бы он мог заползти и спрятаться. Или за этим стояло что-то еще?
Он вспомнил, что ему говорил Бьорн Вигрен – Эльза Берггрен никогда не принимала гостей. Но сама она могла приехать к Молину.
Если бы он подумал об этом заранее, ему следовало бы задать Бьорну Вигрену два вопроса.
Уходит ли она из дому по ночам? Любит ли она танцевать?
Два простых вопроса, которые могли бы дать ответ на многое.
А ведь именно Молин передал ему эту простую полицейскую истину: если задать правильный вопрос в нужный момент, можно сразу получить много ответов.
Что-то скрипнуло у него за спиной. Он вздрогнул. Скрип не повторился. Все было тихо. Ветка, подумал он. Или может быть, зверь.
Потом ему надоело думать и о Герберте Молине, и об Эльзе Берггрен. Это бессмысленно. С завтрашнего дня он займется самим собой. Надо четко представлять себе, что может его ожидать. И надо уезжать из Херьедалена. Здесь ему нечего делать. Это задача Джузеппе Ларссона – найти и мотив и преступника. А ему надо подготовить себя к облучению.
Он постоял еще какое-то время. Деревья в темноте стояли как в карауле, черная вода – будто окоп. Он неуязвим, показалось ему на секунду.
По возвращении в Свег он часок отдохнул у себя в номере и выпил пару бокалов вина. В семь он спустился в ресторан. Испытателей не было. Официантка та же – все время переодевающаяся девушка-администратор. Одна во всех лицах, подумал он. Может быть, это единственный способ держать гостиницу на плаву?
Он сел за тот же столик у окна. Прочитав меню, с некоторым разочарованием обнаружил, что оно не изменилось. Он зажмурился и ткнул пальцем в короткий список блюд. Выпал все тот же бифштекс из лосятины. Он уже начал есть, как услышал, что кто-то вошел в ресторан. Он повернулся и увидел направляющуюся к его столу женщину. Глядя на него, она остановилась. Стефан остолбенел – настолько она была красива.
– Я не стала бы тебя беспокоить, – сказала она, – но один из полицейских в Эстерсунде сказал, что здесь находится папин товарищ по службе.
Стефан сначала не понял, о чем она говорит. Потом сообразил.
Женщина, стоявшая перед ним, была дочерью Герберта Молина.
9
10
– Удачи тебе с твоим раком, – сказал тот на прощанье. – Я имею в виду – желаю выздороветь.
Стефан шел назад той же дорогой. Машины в гараже Эльзы Берггрен по-прежнему не было – он был пуст. Он искоса посмотрел на окно – шторы не шевелились. С моста он снова поглядел на воду. Страх перед болезнью то отступал, то снова накатывал. Он не мог надолго отвлечься от того, что его ждет. Это его нынешнее занятие – сбор по крохам сведений об убийстве Герберта Молина – имело, как оказалось, очень ограниченный терапевтический эффект.
Он вернулся в центр и стал искать библиотеку, оказавшуюся в общественном здании под названием «Гражданский дом». В вестибюле на него уставилось чучело медведя. Ему вдруг захотелось броситься на медведя и начать с ним бороться. Он засмеялся, и проходивший мимо человек с бумагами в руках посмотрел на него с недоумением.
Стефан нашел полку с медицинской литературой. Он сел за столик с книжкой, но вдруг почувствовал, что не в силах ее открыть. Слишком рано, подумал он. Еще денечек. Только один, не больше. Потом он должен взяться за себя всерьез, а не пытаться похоронить тревогу в нелепом и бессмысленном частном расследовании.
Когда он вышел из Гражданского дома, его вновь обуяла нерешительность. Злясь на самого себя, он пошел в гостиницу. По дороге решил зайти в винный магазин. Никаких ограничений по этой части врач в Буросе на него не налагала. Хотя, конечно, вряд ли ему полезно пить. Но сейчас это его не волновало. Он купил две бутылки вина, как всегда итальянского. Он уже выходил из магазина, когда в кармане зазвонил телефон. Он поставил пакет с бутылками на асфальт и нажал кнопку. Это была Елена.
– Интересно знать, почему ты не звонишь.
Ему стало неловко. В ее голосе явно слышалась обида и грусть.
– Не важно себя чувствую, – сказал он извиняющимся тоном.
– Ты все еще в Свеге?
– А где мне еще быть?
– И что ты там делаешь?
– Даже не знаю. Наверное, жду похорон Молина.
– Может быть, мне приехать? Я могу взять несколько отгулов.
Он чуть не ответил – да. Он очень хотел, чтобы она приехала.
– Нет, – сказал он. – Наверное, мне лучше побыть одному.
Больше она приехать не предлагала. Ничего не значащий разговор продолжался еще несколько минут. Почему он не сказал Елене, что скучает? Что одному ему вовсе не лучше? Он все меньше и меньше себя понимает. И все из-за этого проклятого узелка во рту.
Он принес пакет с вином в гостиницу. Девушка-администратор поливала цветы в вестибюле.
– Ничего не нужно? – спросила она.
– Все хорошо.
Она с лейкой в руке сходила и принесла ему ключ.
– Посмотри, как все серо, – сказала она. – Октябрь. И будет еще хуже. Впереди длиннющая зима.
Она повернулась к своим цветам. Стефан поднялся в номер. Чемодан стоял так, как он его оставил. Он поставил вино на стол. Было несколько минут четвертого. Рановато, подумал он. Не дело – сидеть и пить посреди дня.
Он, не двигаясь, смотрел в окно. И вдруг решил – он должен успеть съездить на озеро. Но не туда, где стояла палатка, а на ту сторону, посмотреть лесосеки, о которых говорил Джузеппе. Он не рассчитывал что-нибудь найти. Но время пройдет быстрее.
Он добирался больше часа. На карте озеро именовалось Стонгваттнет. Оно было длинным и довольно узким, самое широкое место как раз там, где просеки подходили к самой воде, чтобы лесовозы могли развернуться. Он вышел из машины и направился к воде. Уже темнело. Он стоял и прислушивался. Ничего, кроме шума деревьев. Он попытался вспомнить, не было ли в полицейских папках чего-нибудь о погоде, стоявшей в те дни, когда был убит Герберт Молин. Как ему казалось, там ничего об этом не говорилось. Он подумал, что звук выстрела наверняка был здесь слышен, даже если ветер дул в другую сторону.
Но ничего не указывало на то, что тут кто-то был в день убийства.
Ровным счетом ничего.
Он стоял на берегу, пока не стало совсем темно. По воде полосой пробежала рябь, потом опять все стихло. Он вдруг подумал, что никогда в жизни не был в лесу один. Кроме того раза, когда он и Молин преследовали сбежавшего убийцу и он обнаружил его страх.
Почему он сюда переехал, снова подумал он. Чтобы найти убежище, нору, куда бы он мог заползти и спрятаться. Или за этим стояло что-то еще?
Он вспомнил, что ему говорил Бьорн Вигрен – Эльза Берггрен никогда не принимала гостей. Но сама она могла приехать к Молину.
Если бы он подумал об этом заранее, ему следовало бы задать Бьорну Вигрену два вопроса.
Уходит ли она из дому по ночам? Любит ли она танцевать?
Два простых вопроса, которые могли бы дать ответ на многое.
А ведь именно Молин передал ему эту простую полицейскую истину: если задать правильный вопрос в нужный момент, можно сразу получить много ответов.
Что-то скрипнуло у него за спиной. Он вздрогнул. Скрип не повторился. Все было тихо. Ветка, подумал он. Или может быть, зверь.
Потом ему надоело думать и о Герберте Молине, и об Эльзе Берггрен. Это бессмысленно. С завтрашнего дня он займется самим собой. Надо четко представлять себе, что может его ожидать. И надо уезжать из Херьедалена. Здесь ему нечего делать. Это задача Джузеппе Ларссона – найти и мотив и преступника. А ему надо подготовить себя к облучению.
Он постоял еще какое-то время. Деревья в темноте стояли как в карауле, черная вода – будто окоп. Он неуязвим, показалось ему на секунду.
По возвращении в Свег он часок отдохнул у себя в номере и выпил пару бокалов вина. В семь он спустился в ресторан. Испытателей не было. Официантка та же – все время переодевающаяся девушка-администратор. Одна во всех лицах, подумал он. Может быть, это единственный способ держать гостиницу на плаву?
Он сел за тот же столик у окна. Прочитав меню, с некоторым разочарованием обнаружил, что оно не изменилось. Он зажмурился и ткнул пальцем в короткий список блюд. Выпал все тот же бифштекс из лосятины. Он уже начал есть, как услышал, что кто-то вошел в ресторан. Он повернулся и увидел направляющуюся к его столу женщину. Глядя на него, она остановилась. Стефан остолбенел – настолько она была красива.
– Я не стала бы тебя беспокоить, – сказала она, – но один из полицейских в Эстерсунде сказал, что здесь находится папин товарищ по службе.
Стефан сначала не понял, о чем она говорит. Потом сообразил.
Женщина, стоявшая перед ним, была дочерью Герберта Молина.
9
Потом он часто думал, что никогда не встречал таких красивых женщин. Она еще не успела присесть, не сказала ни слова, а он уже мысленно раздел ее и представил голой. Он перелистал в памяти протоколы Джузеппе и добрался до страницы, где было сказано, что у Герберта Молина в 1955 году родилась дочь, которую назвали Вероникой. То есть женщине, стоящей перед ним и едва уловимо благоухающей дорогими духами, сорок четыре года, она на семь лет старше его. Не знай он этого, подумал бы, что она его ровесница или моложе.
Он представился, протянул руку и произнес слова соболезнования.
– Спасибо.
У нее был на удивление бесцветный голос, совершенно не сочетающийся с ее красотой.
На кого-то она похожа, подумал он. На кого-то из героев светских хроник в журналах, только он не мог вспомнить, на кого.
Он пригласил ее сесть. Подошла девушка-администратор, заметив:
– Теперь тебе не придется ужинать в одиночестве.
Он чуть не послал ее к черту.
– Если хочешь побыть один, я не буду мешать, – сказала Вероника Молин.
На пальце у нее он заметил обручальное кольцо. На какую-то секунду это его огорчило. Огорчение было абсолютно неуместным и быстро прошло.
– Нет-нет, – сказал он.
Она подняла бровь:
– Что – нет-нет?
– Не хочу побыть один.
Она села, открыла меню и тут же отложила в сторону.
– Можно салат? – спросила она. – И омлет. Больше ничего не надо.
– Конечно, – сказала девушка.
Стефан вдруг подумал, что она сама и готовит – вполне может быть.
Вероника Молин заказала минеральную воду. Он так и не смог вспомнить, на кого она похожа.
– Получилось недоразумение, – сказала она. – Я думала, что должна встретиться с полицией в Свеге, а оказалось – в Эстерсунде. Завтра я еду туда.
– А откуда ты?
– Из Кёльна. Мне сообщили туда.
– Так ты живешь в Германии?
Она покачала головой:
– В Барселоне. Или в Бостоне, в зависимости от обстоятельств. Но в тот момент я была в Кельне. Это было очень странно и очень страшно. Я только что вернулась в отель, «Домский», кажется, знаешь, рядом с этим гигантским собором. Зазвонил телефон, и тут же, одновременно, ударили колокола. Какой-то далекий голос сообщил, что моего отца убили. Спросили, не хочу ли я поговорить со священником. Утром я прилетела в Стокгольм, а оттуда в Свег. А надо было в Эстерсунд.
Ей принесли минеральную воду, и она замолчала. В баре кто-то смеялся, громко и визгливо, как будто лаял.
Тут он вспомнил, на кого она похожа – на киноактрису из какой-то очередной и бесконечной мыльной оперы. Попытался вспомнить ее имя, но безуспешно.
Вероника Молин была напряжена и серьезна. Стефан попытался представить себе, как бы он сам среагировал, если бы ему позвонили в гостиницу и сообщили, что его отец убит.
– Я еще раз приношу свои соболезнования, – сказал он. – Совершенно бессмысленное убийство.
– А разве не все убийства бессмысленны?
– Разумеется. Но иногда, по крайней мере, есть мотивы, что-то можно понять.
Она кивнула:
– Ни у кого не могло быть причин убивать отца. У него не было врагов и больших денег не было.
Но чего-то он тем не менее боялся, подумал Стефан. И этот страх наверняка напрямую связан с тем, что случилось.
Ей принесли заказ. Стефан смутно ощущал превосходство женщины, сидящей напротив. У нее была уверенность в себе, а у него ее не было.
– Как я поняла, ты работал с моим отцом. Ты тоже полицейский?
– В Буросе. Я начинал там совсем зеленым, и твой отец многому меня научил. Мне его очень не хватало, когда он уехал.
Звучит так, словно мы были друзьями, быстро подумал он. Но это же не так. Друзьями мы не были. Просто коллеги.
– Мне, разумеется, было интересно, почему он вдруг уехал в Херьедален, – сказал он, помедлив.
Она сразу разгадала его хитрость.
– Не думаю, чтобы он хоть кому-то говорил, куда именно собирается уехать.
– Может быть, я забыл. Но все же любопытно – почему он сюда уехал?
– Хотел, чтоб его оставили в покое. Мой отец был типичным одиночкой. Как и я.
Что можно на это сказать? – подумал Стефан. Она не только не ответила, она просто оборвала разговор. Почему она вообще села за мой столик, если не хочет разговаривать?
Он разозлился.
– Вообще-то я не участвую в следствии, – сказал он. – Я приехал, потому что у меня отпуск.
Она отложила вилку и посмотрела на него:
– Зачем?
– Наверное, чтобы присутствовать на похоронах. Если они будут здесь – после того, как судебные медики вернут тело.
Она ему не поверила, он это ясно видел и от этого разозлился еще больше.
– А ты часто с ним виделась?
– Очень редко. Я консультант в большой компьютерной компании, мы работаем чуть не во всех странах мира. Почти все время в командировках. Несколько раз в год посылала открытки, звонила на Рождество. Вот, пожалуй, и все.
– Звучит так, как будто вы почти не общались.
Он пристально смотрел на нее. Красавица, конечно, но каким от нее веет холодом и недоброжелательностью.
– Вряд ли кого-нибудь касается, какие отношения у нас были с отцом. Он хотел, чтобы его оставили в покое. И я относилась к этому с уважением. И он относился с уважением к тому, что я тоже хотела быть в покое.
– У тебя ведь есть еще брат?
Ее ответ прозвучал решительно и жестко.
– Мы стараемся не общаться без особой необходимости. Наши отношения на грани открытой вражды. Почему это так, никого не касается… Я уже поговорила с похоронным бюро. Похороны будут здесь, в Свеге.
Разговор выдохся.
Стефан провел языком по зубам. Опухоль была на месте.
Потом они пили кофе. Она спросила, не помешает ли ему, если закурит. Он сказал, что нет, не помешает. Она прикурила сигарету и выпустила в потолок несколько колец. Потом вдруг посмотрела на него:
– И все же – почему ты сюда приехал?
– Я на больничном, и мне абсолютно нечем заняться.
– Полицейский в Эстерсунде сказал, что ты помогаешь следствию.
– Не каждый день убивают твоего коллегу. Но мой приезд ничего не значит. Я только поговорил кое с кем, вот и все.
– И с кем же?
– Прежде всего с тем полицейским, с которым ты завтра встретишься в Эстерсунде. С Джузеппе Ларссоном. И еще с Авраамом Андерссоном.
– Кто это?
– Ближайший сосед Герберта. Хотя и он живет довольно далеко от него.
– И что он рассказал?
– Фактически ничего. Но если кто-то и мог что-то видеть, так это он. Если хочешь, можешь поговорить с ним.
Она погасила сигарету и раздавила окурок в пепельнице так, словно это было какое-то насекомое.
– Твой отец сменил фамилию, – медленно произнес Стефан. – Маттсон-Герцен на Молин. Это было за несколько лет до твоего рождения. Одновременно он ушел в отставку из армии и переехал в Стокгольм. Когда вам было два года, он уехал в Алингсос. Ты, конечно, вряд ли что-либо помнишь, в два года сознательная память еще отсутствует. Но может быть, тебе известно – чем он занимался в Стокгольме?
– У него был музыкальный магазин. – Она заметила его удивление. – Ты прав, я почти ничего не помню о том времени, я слышала об этом потом. Он пытался заняться торговлей и открыл магазин в Сольне. Первые годы все шло хорошо, и он открыл еще один магазин, в Соллентуне. Но потом почему-то все развалилось. Мои первые воспоминания – Алингсос. Мы жили на окраине в старом доме, который зимой никогда не удавалось натопить.
Он закурила еще одну сигарету.
– Не понимаю – зачем ты все это спрашиваешь?
– Твой отец убит. Тут все важно.
– Неужели кто-то убил его только потому, что у него когда-то был музыкальный магазин?
Вместо ответа Стефан задал еще один вопрос:
– А почему он сменил имя?
– Понятия не имею.
– Почему человек меняет фамилию с Маттсон-Герцен на Молин?
– Понятия не имею.
Внезапно у него возникло чувство, что надо быть осторожнее. Почему оно появилось, сообразить он не мог, но чувство было очень определенным. Внешне все было просто – он задавал вопросы, она отвечала. Но вместе с этим происходило что-то еще.
Вероника Молин пытается выведать, что именно он знает об ее отце.
Он поднял кофейник и спросил, не подлить ли ей кофе. Она отказалась.
– Когда мы работали вместе, – сказал он, – меня не покидало чувство, что твой отец был все время чем-то обеспокоен. Даже испуган. Чего он опасался – не знаю. Но я и сейчас помню этот страх, хотя прошло больше десяти лет.
Она нахмурилась:
– Чего ему было бояться?
– Я не знаю. Я спрашиваю.
Она покачала головой:
– Не думаю, чтобы отец чего-то боялся. Он был мужественным человеком.
– В чем это проявлялось?
– Не боялся ни во что вмешиваться. Не боялся говорить, что думает.
Зажужжал ее мобильный телефон. Она извинилась и ответила. Она говорила на иностранном языке, и Стефан никак не мог определить – испанский это или французский. Закончив, она жестом подозвала администраторшу-официантку и попросила счет.
– Ты была в его доме? – спросил Стефан.
Она посмотрела на него долгим взглядом.
– Я сохранила очень хорошую память об отце, – сказала она. – Мы не были близки, но я уже достаточно взрослая, чтобы знать, какие отношения бывают у детей с родителями. Мне не хочется видеть место, где его убили. Не хочу портить воспоминаний.
Стефан понял ее. По крайней мере, ему показалось, что понял.
– Твой отец, должно быть, очень любил танцевать.
– Почему он должен был любить танцевать?
Ее удивление показалось Стефану искренним.
– Кто-то сказал, – уклончиво ответил он.
Девушка принесла два счета. Стефан сделал попытку заплатить за оба, но Вероника потянула счет к себе:
– Я заплачу сама.
Девушка пошла за сдачей.
– А чем занимается консультант в компьютерной фирме? – спросил Стефан.
Она улыбнулась, но не ответила.
Они расстались в вестибюле. Ее номер был на первом этаже.
– Как ты собираешься завтра попасть в Эстерсунд?
– Свег, конечно, маленький городок, но взять машину напрокат здесь тоже можно.
Стефан посмотрел ей вслед. На ней была дорогая одежда и туфли. После разговора с Вероникой Молин он ощутил прилив энергии. Только не знал пока, куда ее применить. В Свеге вряд ли существуют какие-то ночные развлечения, подумал он с иронией.
Решил прогуляться. Рассказ Бьорна Вигрена заставил его задуматься. Между Эльзой Берггрен и Гербертом Молином существовала какая-то связь, о которой ему хотелось узнать побольше.
Штора в окне шевельнулась. В этом он был уверен.
Он захватил куртку и вышел из гостиницы.
Было холоднее, чем накануне.
Он пошел той же дорогой, что и днем. Остановился на мосту и прислушался к шуму воды внизу. Навстречу ему попался человек с собакой. Это было как встретить в темном море корабль с погашенными огнями.
Подойдя к дому, он встал так, чтобы на него не падал свет уличного фонаря. Теперь во дворе стояла машина, но из-за темноты он не мог определить какая. Задернутое шторой окно на втором этаже было освещено. Он стоял неподвижно – сам не зная, чего ждет.
Человек, подошедший к нему, двигался совершенно неслышно.
Он долго стоял и наблюдал за Стефаном, прежде чем решил, что увидел достаточно. Он подошел сзади, держась все время в тени. Только когда он подошел совсем близко, Стефан вздрогнул.
Эрик Юханссон не знал, кто перед ним. Ему было за пятьдесят, но он был в хорошей форме. Он упер руки в бока и сказал, не сводя взгляда с неизвестного:
– Привет. Интересно, что это ты здесь делаешь.
Стефан испугался. Незнакомец двигался так тихо, что он ничего не слышал.
– А кто ты?
– Эрик Юханссон. Полицейский. А ты, интересно, что здесь делаешь? – повторил он.
– Стою и гляжу на дом, – сказал Стефан. – Я на общественной территории, трезв, не шумлю, даже не отливаю. Это что, запрещено – стоять и смотреть на красивый дом?
– Вовсе нет. Но дама, что здесь живет, занервничала и позвонила. Когда народ нервничает, обычно звонят мне. Я подумал, что лучше выяснить, в чем дело. Люди здесь не привыкли, что кто-то стоит по ночам и глазеет на их дома.
Стефан достал бумажник и, подойдя к фонарю, показал удостоверение. Эрик Юханссон кивнул.
– Так это ты, – сказал он, как будто только сейчас вспомнил.
– Стефан Линдман.
Эрик Юханссон потер лоб. Стефан заметил, что под курткой у него была только нижняя рубашка.
– Это вообще-то ничего не меняет – то, что мы оба полицейские. Джузеппе говорил мне про тебя. Откуда мне знать, что это ты стоишь и смотришь на дом Эльзы.
– Эльза по поручению Молина купила для него дом. Но ты это, конечно, знаешь.
– Первый раз слышу.
– Мне говорил маклер в Крукуме. А я думал, Джузеппе рассказывал.
– Он сказал только, что ты ненадолго и что ты работал с Гербертом Молином. И ни слова не сказал о том, что ты ведешь наблюдение за домом Эльзы.
– Никакого наблюдения я не веду, – сказал Стефан. – Я вышел прогуляться. Даже не знаю, почему остановился.
Он тут же понял, насколько идиотски прозвучала его реплика. Ведь он простоял тут довольно долго.
– Пошли отсюда, – сказал Эрик Юханссон. – Чтобы не вызывать вопросов у Эльзы.
Его машина стояла на поперечной улице. Это был не бело-голубой полицейский автомобиль, а обычная «Тойота» с решеткой, отделяющей салон от багажника.
– Значит, прогуляться вышел, – повторил Эрик. – И случайно оказался у дома Эльзы.
– Да.
Эрик Юханссон был явно озабочен.
– Лучше мы не будем говорить об этом Джузеппе, – сказал он, помолчав. – Ему это не понравится. Не думаю, что ребята в Эстерсунде в восторге от того, что ты здесь шпионишь за людьми.
– Я не шпионю.
– Ну да, ты уже говорил. Но все равно странно – стоишь и глазеешь на ее жилище. Даже если она и купила дом для Молина.
– А ты ее знаешь?
– Она всегда тут жила. Добрая и приветливая женщина. Любит детей.
– Что значит – любит детей?
– Она ведет танцевальную школу в Народном доме. Или вела. Учила детей танцевать. Не знаю, правда, как сейчас.
Стефан кивнул, не задавая вопросов.
– Ты остановился в гостинице? Могу подбросить.
– Я лучше пройдусь. Но спасибо за предложение. Кстати, я не видел полицейского отделения в Свеге.
– Мы помещаемся в Гражданском доме.
Стефан подумал:
– А можно зайти завтра? Погляжу, как вы живете. Поболтаем немного.
– Конечно, заходи.
Эрик Юханссон открыл дверцу машины.
– Я позвоню Эльзе и скажу, что все в порядке.
Он сел в машину, попрощался и захлопнул дверцу. Стефан подождал, когда машина скроется из виду, и пошел своей дорогой.
И уже четвертый раз остановился он на мосту. Связи, связи, думал он. И дело не только в том, что Герберт Молин и Эльза Берггрен были знакомы. Здесь что-то крупнее. Но что?
Он старался идти медленно, чтобы не спугнуть мысли. Герберт Молин поручил Эльзе найти для него дом. То есть они были знакомы задолго до этого. Может быть, он переехал в Херьедален, чтобы быть поближе к ней?
Он дошел до опоры и снова остановился. В голову пришла мысль, которая должна была бы прийти раньше. Эльза заметила его, хотя он стоял на темной улице, и свет фонаря на него не падал. Это говорит только об одном – что она наблюдала за улицей. Что она либо ждала, либо опасалась, что кто-то придет.
Он пошел побыстрее. Общий интерес Молина и Берггрен к танцам тоже наверняка никакая не случайность.
За стойкой в гостинице никого не было. Поднимаясь по лестнице, он спросил себя – а спит ли Вероника Молин? Если ее фамилия Молин.
Он заперся и зажег свет. На полу лежала подсунутая под дверь записка. Он поднял ее и прочитал:
Позвони Джузеппе Ларссону в Эстерсунд. Срочно.
Он представился, протянул руку и произнес слова соболезнования.
– Спасибо.
У нее был на удивление бесцветный голос, совершенно не сочетающийся с ее красотой.
На кого-то она похожа, подумал он. На кого-то из героев светских хроник в журналах, только он не мог вспомнить, на кого.
Он пригласил ее сесть. Подошла девушка-администратор, заметив:
– Теперь тебе не придется ужинать в одиночестве.
Он чуть не послал ее к черту.
– Если хочешь побыть один, я не буду мешать, – сказала Вероника Молин.
На пальце у нее он заметил обручальное кольцо. На какую-то секунду это его огорчило. Огорчение было абсолютно неуместным и быстро прошло.
– Нет-нет, – сказал он.
Она подняла бровь:
– Что – нет-нет?
– Не хочу побыть один.
Она села, открыла меню и тут же отложила в сторону.
– Можно салат? – спросила она. – И омлет. Больше ничего не надо.
– Конечно, – сказала девушка.
Стефан вдруг подумал, что она сама и готовит – вполне может быть.
Вероника Молин заказала минеральную воду. Он так и не смог вспомнить, на кого она похожа.
– Получилось недоразумение, – сказала она. – Я думала, что должна встретиться с полицией в Свеге, а оказалось – в Эстерсунде. Завтра я еду туда.
– А откуда ты?
– Из Кёльна. Мне сообщили туда.
– Так ты живешь в Германии?
Она покачала головой:
– В Барселоне. Или в Бостоне, в зависимости от обстоятельств. Но в тот момент я была в Кельне. Это было очень странно и очень страшно. Я только что вернулась в отель, «Домский», кажется, знаешь, рядом с этим гигантским собором. Зазвонил телефон, и тут же, одновременно, ударили колокола. Какой-то далекий голос сообщил, что моего отца убили. Спросили, не хочу ли я поговорить со священником. Утром я прилетела в Стокгольм, а оттуда в Свег. А надо было в Эстерсунд.
Ей принесли минеральную воду, и она замолчала. В баре кто-то смеялся, громко и визгливо, как будто лаял.
Тут он вспомнил, на кого она похожа – на киноактрису из какой-то очередной и бесконечной мыльной оперы. Попытался вспомнить ее имя, но безуспешно.
Вероника Молин была напряжена и серьезна. Стефан попытался представить себе, как бы он сам среагировал, если бы ему позвонили в гостиницу и сообщили, что его отец убит.
– Я еще раз приношу свои соболезнования, – сказал он. – Совершенно бессмысленное убийство.
– А разве не все убийства бессмысленны?
– Разумеется. Но иногда, по крайней мере, есть мотивы, что-то можно понять.
Она кивнула:
– Ни у кого не могло быть причин убивать отца. У него не было врагов и больших денег не было.
Но чего-то он тем не менее боялся, подумал Стефан. И этот страх наверняка напрямую связан с тем, что случилось.
Ей принесли заказ. Стефан смутно ощущал превосходство женщины, сидящей напротив. У нее была уверенность в себе, а у него ее не было.
– Как я поняла, ты работал с моим отцом. Ты тоже полицейский?
– В Буросе. Я начинал там совсем зеленым, и твой отец многому меня научил. Мне его очень не хватало, когда он уехал.
Звучит так, словно мы были друзьями, быстро подумал он. Но это же не так. Друзьями мы не были. Просто коллеги.
– Мне, разумеется, было интересно, почему он вдруг уехал в Херьедален, – сказал он, помедлив.
Она сразу разгадала его хитрость.
– Не думаю, чтобы он хоть кому-то говорил, куда именно собирается уехать.
– Может быть, я забыл. Но все же любопытно – почему он сюда уехал?
– Хотел, чтоб его оставили в покое. Мой отец был типичным одиночкой. Как и я.
Что можно на это сказать? – подумал Стефан. Она не только не ответила, она просто оборвала разговор. Почему она вообще села за мой столик, если не хочет разговаривать?
Он разозлился.
– Вообще-то я не участвую в следствии, – сказал он. – Я приехал, потому что у меня отпуск.
Она отложила вилку и посмотрела на него:
– Зачем?
– Наверное, чтобы присутствовать на похоронах. Если они будут здесь – после того, как судебные медики вернут тело.
Она ему не поверила, он это ясно видел и от этого разозлился еще больше.
– А ты часто с ним виделась?
– Очень редко. Я консультант в большой компьютерной компании, мы работаем чуть не во всех странах мира. Почти все время в командировках. Несколько раз в год посылала открытки, звонила на Рождество. Вот, пожалуй, и все.
– Звучит так, как будто вы почти не общались.
Он пристально смотрел на нее. Красавица, конечно, но каким от нее веет холодом и недоброжелательностью.
– Вряд ли кого-нибудь касается, какие отношения у нас были с отцом. Он хотел, чтобы его оставили в покое. И я относилась к этому с уважением. И он относился с уважением к тому, что я тоже хотела быть в покое.
– У тебя ведь есть еще брат?
Ее ответ прозвучал решительно и жестко.
– Мы стараемся не общаться без особой необходимости. Наши отношения на грани открытой вражды. Почему это так, никого не касается… Я уже поговорила с похоронным бюро. Похороны будут здесь, в Свеге.
Разговор выдохся.
Стефан провел языком по зубам. Опухоль была на месте.
Потом они пили кофе. Она спросила, не помешает ли ему, если закурит. Он сказал, что нет, не помешает. Она прикурила сигарету и выпустила в потолок несколько колец. Потом вдруг посмотрела на него:
– И все же – почему ты сюда приехал?
– Я на больничном, и мне абсолютно нечем заняться.
– Полицейский в Эстерсунде сказал, что ты помогаешь следствию.
– Не каждый день убивают твоего коллегу. Но мой приезд ничего не значит. Я только поговорил кое с кем, вот и все.
– И с кем же?
– Прежде всего с тем полицейским, с которым ты завтра встретишься в Эстерсунде. С Джузеппе Ларссоном. И еще с Авраамом Андерссоном.
– Кто это?
– Ближайший сосед Герберта. Хотя и он живет довольно далеко от него.
– И что он рассказал?
– Фактически ничего. Но если кто-то и мог что-то видеть, так это он. Если хочешь, можешь поговорить с ним.
Она погасила сигарету и раздавила окурок в пепельнице так, словно это было какое-то насекомое.
– Твой отец сменил фамилию, – медленно произнес Стефан. – Маттсон-Герцен на Молин. Это было за несколько лет до твоего рождения. Одновременно он ушел в отставку из армии и переехал в Стокгольм. Когда вам было два года, он уехал в Алингсос. Ты, конечно, вряд ли что-либо помнишь, в два года сознательная память еще отсутствует. Но может быть, тебе известно – чем он занимался в Стокгольме?
– У него был музыкальный магазин. – Она заметила его удивление. – Ты прав, я почти ничего не помню о том времени, я слышала об этом потом. Он пытался заняться торговлей и открыл магазин в Сольне. Первые годы все шло хорошо, и он открыл еще один магазин, в Соллентуне. Но потом почему-то все развалилось. Мои первые воспоминания – Алингсос. Мы жили на окраине в старом доме, который зимой никогда не удавалось натопить.
Он закурила еще одну сигарету.
– Не понимаю – зачем ты все это спрашиваешь?
– Твой отец убит. Тут все важно.
– Неужели кто-то убил его только потому, что у него когда-то был музыкальный магазин?
Вместо ответа Стефан задал еще один вопрос:
– А почему он сменил имя?
– Понятия не имею.
– Почему человек меняет фамилию с Маттсон-Герцен на Молин?
– Понятия не имею.
Внезапно у него возникло чувство, что надо быть осторожнее. Почему оно появилось, сообразить он не мог, но чувство было очень определенным. Внешне все было просто – он задавал вопросы, она отвечала. Но вместе с этим происходило что-то еще.
Вероника Молин пытается выведать, что именно он знает об ее отце.
Он поднял кофейник и спросил, не подлить ли ей кофе. Она отказалась.
– Когда мы работали вместе, – сказал он, – меня не покидало чувство, что твой отец был все время чем-то обеспокоен. Даже испуган. Чего он опасался – не знаю. Но я и сейчас помню этот страх, хотя прошло больше десяти лет.
Она нахмурилась:
– Чего ему было бояться?
– Я не знаю. Я спрашиваю.
Она покачала головой:
– Не думаю, чтобы отец чего-то боялся. Он был мужественным человеком.
– В чем это проявлялось?
– Не боялся ни во что вмешиваться. Не боялся говорить, что думает.
Зажужжал ее мобильный телефон. Она извинилась и ответила. Она говорила на иностранном языке, и Стефан никак не мог определить – испанский это или французский. Закончив, она жестом подозвала администраторшу-официантку и попросила счет.
– Ты была в его доме? – спросил Стефан.
Она посмотрела на него долгим взглядом.
– Я сохранила очень хорошую память об отце, – сказала она. – Мы не были близки, но я уже достаточно взрослая, чтобы знать, какие отношения бывают у детей с родителями. Мне не хочется видеть место, где его убили. Не хочу портить воспоминаний.
Стефан понял ее. По крайней мере, ему показалось, что понял.
– Твой отец, должно быть, очень любил танцевать.
– Почему он должен был любить танцевать?
Ее удивление показалось Стефану искренним.
– Кто-то сказал, – уклончиво ответил он.
Девушка принесла два счета. Стефан сделал попытку заплатить за оба, но Вероника потянула счет к себе:
– Я заплачу сама.
Девушка пошла за сдачей.
– А чем занимается консультант в компьютерной фирме? – спросил Стефан.
Она улыбнулась, но не ответила.
Они расстались в вестибюле. Ее номер был на первом этаже.
– Как ты собираешься завтра попасть в Эстерсунд?
– Свег, конечно, маленький городок, но взять машину напрокат здесь тоже можно.
Стефан посмотрел ей вслед. На ней была дорогая одежда и туфли. После разговора с Вероникой Молин он ощутил прилив энергии. Только не знал пока, куда ее применить. В Свеге вряд ли существуют какие-то ночные развлечения, подумал он с иронией.
Решил прогуляться. Рассказ Бьорна Вигрена заставил его задуматься. Между Эльзой Берггрен и Гербертом Молином существовала какая-то связь, о которой ему хотелось узнать побольше.
Штора в окне шевельнулась. В этом он был уверен.
Он захватил куртку и вышел из гостиницы.
Было холоднее, чем накануне.
Он пошел той же дорогой, что и днем. Остановился на мосту и прислушался к шуму воды внизу. Навстречу ему попался человек с собакой. Это было как встретить в темном море корабль с погашенными огнями.
Подойдя к дому, он встал так, чтобы на него не падал свет уличного фонаря. Теперь во дворе стояла машина, но из-за темноты он не мог определить какая. Задернутое шторой окно на втором этаже было освещено. Он стоял неподвижно – сам не зная, чего ждет.
Человек, подошедший к нему, двигался совершенно неслышно.
Он долго стоял и наблюдал за Стефаном, прежде чем решил, что увидел достаточно. Он подошел сзади, держась все время в тени. Только когда он подошел совсем близко, Стефан вздрогнул.
Эрик Юханссон не знал, кто перед ним. Ему было за пятьдесят, но он был в хорошей форме. Он упер руки в бока и сказал, не сводя взгляда с неизвестного:
– Привет. Интересно, что это ты здесь делаешь.
Стефан испугался. Незнакомец двигался так тихо, что он ничего не слышал.
– А кто ты?
– Эрик Юханссон. Полицейский. А ты, интересно, что здесь делаешь? – повторил он.
– Стою и гляжу на дом, – сказал Стефан. – Я на общественной территории, трезв, не шумлю, даже не отливаю. Это что, запрещено – стоять и смотреть на красивый дом?
– Вовсе нет. Но дама, что здесь живет, занервничала и позвонила. Когда народ нервничает, обычно звонят мне. Я подумал, что лучше выяснить, в чем дело. Люди здесь не привыкли, что кто-то стоит по ночам и глазеет на их дома.
Стефан достал бумажник и, подойдя к фонарю, показал удостоверение. Эрик Юханссон кивнул.
– Так это ты, – сказал он, как будто только сейчас вспомнил.
– Стефан Линдман.
Эрик Юханссон потер лоб. Стефан заметил, что под курткой у него была только нижняя рубашка.
– Это вообще-то ничего не меняет – то, что мы оба полицейские. Джузеппе говорил мне про тебя. Откуда мне знать, что это ты стоишь и смотришь на дом Эльзы.
– Эльза по поручению Молина купила для него дом. Но ты это, конечно, знаешь.
– Первый раз слышу.
– Мне говорил маклер в Крукуме. А я думал, Джузеппе рассказывал.
– Он сказал только, что ты ненадолго и что ты работал с Гербертом Молином. И ни слова не сказал о том, что ты ведешь наблюдение за домом Эльзы.
– Никакого наблюдения я не веду, – сказал Стефан. – Я вышел прогуляться. Даже не знаю, почему остановился.
Он тут же понял, насколько идиотски прозвучала его реплика. Ведь он простоял тут довольно долго.
– Пошли отсюда, – сказал Эрик Юханссон. – Чтобы не вызывать вопросов у Эльзы.
Его машина стояла на поперечной улице. Это был не бело-голубой полицейский автомобиль, а обычная «Тойота» с решеткой, отделяющей салон от багажника.
– Значит, прогуляться вышел, – повторил Эрик. – И случайно оказался у дома Эльзы.
– Да.
Эрик Юханссон был явно озабочен.
– Лучше мы не будем говорить об этом Джузеппе, – сказал он, помолчав. – Ему это не понравится. Не думаю, что ребята в Эстерсунде в восторге от того, что ты здесь шпионишь за людьми.
– Я не шпионю.
– Ну да, ты уже говорил. Но все равно странно – стоишь и глазеешь на ее жилище. Даже если она и купила дом для Молина.
– А ты ее знаешь?
– Она всегда тут жила. Добрая и приветливая женщина. Любит детей.
– Что значит – любит детей?
– Она ведет танцевальную школу в Народном доме. Или вела. Учила детей танцевать. Не знаю, правда, как сейчас.
Стефан кивнул, не задавая вопросов.
– Ты остановился в гостинице? Могу подбросить.
– Я лучше пройдусь. Но спасибо за предложение. Кстати, я не видел полицейского отделения в Свеге.
– Мы помещаемся в Гражданском доме.
Стефан подумал:
– А можно зайти завтра? Погляжу, как вы живете. Поболтаем немного.
– Конечно, заходи.
Эрик Юханссон открыл дверцу машины.
– Я позвоню Эльзе и скажу, что все в порядке.
Он сел в машину, попрощался и захлопнул дверцу. Стефан подождал, когда машина скроется из виду, и пошел своей дорогой.
И уже четвертый раз остановился он на мосту. Связи, связи, думал он. И дело не только в том, что Герберт Молин и Эльза Берггрен были знакомы. Здесь что-то крупнее. Но что?
Он старался идти медленно, чтобы не спугнуть мысли. Герберт Молин поручил Эльзе найти для него дом. То есть они были знакомы задолго до этого. Может быть, он переехал в Херьедален, чтобы быть поближе к ней?
Он дошел до опоры и снова остановился. В голову пришла мысль, которая должна была бы прийти раньше. Эльза заметила его, хотя он стоял на темной улице, и свет фонаря на него не падал. Это говорит только об одном – что она наблюдала за улицей. Что она либо ждала, либо опасалась, что кто-то придет.
Он пошел побыстрее. Общий интерес Молина и Берггрен к танцам тоже наверняка никакая не случайность.
За стойкой в гостинице никого не было. Поднимаясь по лестнице, он спросил себя – а спит ли Вероника Молин? Если ее фамилия Молин.
Он заперся и зажег свет. На полу лежала подсунутая под дверь записка. Он поднял ее и прочитал:
Позвони Джузеппе Ларссону в Эстерсунд. Срочно.
10
Джузеппе взял трубку сам.
– У меня не было номера твоего мобильника, – сказал он. – Наверное, остался в кабинете, так что я позвонил в гостиницу. Сказали, что тебя нет.
Не доложил ли, вопреки договору, Эрик Юханссон об их встрече?
– Я гулял. Здесь особенно нечем больше заняться.
Джузеппе засмеялся:
– В Народном доме показывают кино.
– Мне надо двигаться, а не сидеть в кинозале.
Стефан слышал в трубку, как Джузеппе с кем-то разговаривает, потом убавили громкость на телевизоре.
– Я подумал, надо тебе рассказать кое о чем. Сегодня пришла из Умео бумага, подписанная доктором Холландером. Можно, конечно, спросить, почему они ни слова не написали об этом в первом заключении, но у судебных медиков свои заморочки. У тебя есть время?
– Это единственное, что у меня есть.
– Он пишет, что обнаружил три старых входных отверстия.
– И что это значит?
– Это значит, что в Герберта Молина когда-то стреляли. Ты об этом знал?
– Нет.
– Не один выстрел. Три. И доктор Холландер позволил себе отклониться от протокола. Он считает, что Герберту Молину сказочно повезло, что он остался в живых. Он так и написал – «сказочно». Два выстрела в грудь, прямо под сердцем, а один – в левую руку. По характеру рубцевания и еще по каким-то признакам, которых я не понимаю, он делает вывод, что это случилось, когда Молин был совсем молодым. Он не может определить, получил ли он все три ранения одновременно или нет, но, скорее всего, так.
Джузеппе вдруг начал чихать. Стефан ждал.
– Аллергия на красное вино, – сказал Джузеппе извиняющимся тоном, – а вечером не смог отказаться. И вот наказание.
– В твоих материалах, по-моему, не было ни слова об огнестрельных ранениях?
– Ни слова. Но я звонил в Бурос. Говорил с каким-то очень приветливым парнем. Он все время смеялся.
– Интендант Олауссон?
– Точно. Я не говорил, что ты здесь, только спросил, что ему известно о пулевых ранениях Герберта Молина. Оказалось, ничего. И я сделал очень простой вывод.
– Что это произошло до того, как он стал полицейским?
– Задолго. До того, как он работал в Алингсосе. Управление охраны порядка передало все свои архивы и личные акты полиции, то есть на тот момент, когда Герберт Молин перешел на службу Его Величества, все эти данные должны были его сопровождать.
– Значит, ранения он получил в армии.
– Примерно так и я рассуждаю. Но военные архивы не слишком доступны. Мы рассчитываем, конечно, получить ответ, но это займет время. И надо заранее подумать – а что, если ответ будет отрицательным? Если он был ранен не на военной службе?
Джузеппе замолчал.
– Это меняет картину? – спросил Стефан.
– Совершенно, – сказал Джузеппе, – особенно если учесть, что у нас и картины-то никакой нет. Не думаю, что мы поймаем преступника в ближайшие дни. Мой опыт подсказывает, что с этим делом придется провозиться очень долго. Слишком глубоко надо копать. А ты как думаешь?
– Наверное, ты прав.
Джузеппе опять начал чихать.
– Я подумал, тебе это стоит знать, – сказал он, прочихавшись наконец, – завтра я среди прочего должен встретиться с дочерью Молина.
– Она остановилась в моей гостинице.
– У меня не было номера твоего мобильника, – сказал он. – Наверное, остался в кабинете, так что я позвонил в гостиницу. Сказали, что тебя нет.
Не доложил ли, вопреки договору, Эрик Юханссон об их встрече?
– Я гулял. Здесь особенно нечем больше заняться.
Джузеппе засмеялся:
– В Народном доме показывают кино.
– Мне надо двигаться, а не сидеть в кинозале.
Стефан слышал в трубку, как Джузеппе с кем-то разговаривает, потом убавили громкость на телевизоре.
– Я подумал, надо тебе рассказать кое о чем. Сегодня пришла из Умео бумага, подписанная доктором Холландером. Можно, конечно, спросить, почему они ни слова не написали об этом в первом заключении, но у судебных медиков свои заморочки. У тебя есть время?
– Это единственное, что у меня есть.
– Он пишет, что обнаружил три старых входных отверстия.
– И что это значит?
– Это значит, что в Герберта Молина когда-то стреляли. Ты об этом знал?
– Нет.
– Не один выстрел. Три. И доктор Холландер позволил себе отклониться от протокола. Он считает, что Герберту Молину сказочно повезло, что он остался в живых. Он так и написал – «сказочно». Два выстрела в грудь, прямо под сердцем, а один – в левую руку. По характеру рубцевания и еще по каким-то признакам, которых я не понимаю, он делает вывод, что это случилось, когда Молин был совсем молодым. Он не может определить, получил ли он все три ранения одновременно или нет, но, скорее всего, так.
Джузеппе вдруг начал чихать. Стефан ждал.
– Аллергия на красное вино, – сказал Джузеппе извиняющимся тоном, – а вечером не смог отказаться. И вот наказание.
– В твоих материалах, по-моему, не было ни слова об огнестрельных ранениях?
– Ни слова. Но я звонил в Бурос. Говорил с каким-то очень приветливым парнем. Он все время смеялся.
– Интендант Олауссон?
– Точно. Я не говорил, что ты здесь, только спросил, что ему известно о пулевых ранениях Герберта Молина. Оказалось, ничего. И я сделал очень простой вывод.
– Что это произошло до того, как он стал полицейским?
– Задолго. До того, как он работал в Алингсосе. Управление охраны порядка передало все свои архивы и личные акты полиции, то есть на тот момент, когда Герберт Молин перешел на службу Его Величества, все эти данные должны были его сопровождать.
– Значит, ранения он получил в армии.
– Примерно так и я рассуждаю. Но военные архивы не слишком доступны. Мы рассчитываем, конечно, получить ответ, но это займет время. И надо заранее подумать – а что, если ответ будет отрицательным? Если он был ранен не на военной службе?
Джузеппе замолчал.
– Это меняет картину? – спросил Стефан.
– Совершенно, – сказал Джузеппе, – особенно если учесть, что у нас и картины-то никакой нет. Не думаю, что мы поймаем преступника в ближайшие дни. Мой опыт подсказывает, что с этим делом придется провозиться очень долго. Слишком глубоко надо копать. А ты как думаешь?
– Наверное, ты прав.
Джузеппе опять начал чихать.
– Я подумал, тебе это стоит знать, – сказал он, прочихавшись наконец, – завтра я среди прочего должен встретиться с дочерью Молина.
– Она остановилась в моей гостинице.