Маркеев Олег. Угроза вторжения

   Судя по раскрасневшимся лицам, спор уже достиг предела. От бурной жестикуляции чашки с недопитым кофе каждую секунду могли слететь на пол. Но толстяки умудрялись скандалить так же беззвучно, как пели мулатки на экране. За тихо сходящими с ума клиентами с тоской в глазах следила буфетчица в белой наколке, едва державшейся на гладко зализанных волосах.
   «Капитализм плюс ненавязчивый советский сервис. Цирк, а не страна!» – подумал Максимов.
   – Кондиционеры чинят, приходится терпеть. – Охранник удовлетворенно кивнул, признаков ствола за поясом, под мышкой и во внутреннем кармане куртки не наблюдалось.
   Ивану Леонидовичу, как значилось на пластиковой карточке, прикрепленной к лацкану пиджака, на вид было лет сорок пять, усугубленных двадцатью годами службы в Советской армии. Наверное, еще недавно гонял на учениях танковый батальон и держал в узде триста архаровцев, ежеминутно мечтающих о бабах и дембеле. Каково ему сейчас стоять у полупрозрачных банковских дверей, Максимов предпочел не спрашивать – каждый делает свою жизнь сам.
   – Вы к Яровому? – переспросил охранник.
   – Да.
   – Тогда извините. – Он взял со стола металлоискатель и принялся делать им пассы, как Юрий Лонго, изгоняющий бесов.
   За стилет, спрятанный в рукаве, Максимов не опасался. Нож, хоть и отливал вороненой сталью, был сделан из специального пластика. Прочность и острота клинка были не хуже, чем у стального, а обнаружить металлоискателем было практически невозможно. Пистолет пришлось оставить в машине, но и без него, если в банке вся внутренняя охрана под стать Ивану Леонидовичу, Максимов был уверен, что пройдет сквозь все четыре этажа, как его стилет сквозь масло.
   – Порядок? – Бдительность бывшего комбата уже начинала надоедать.
   – Пожалуйста, проходите. – Сразу же почувствовалось, что обязательная для новой должности вежливость дается охраннику с трудом. Привыкший к немудрящим командам и витиеватому мату, он лепил нормальные русские слова со старательностью чернокожего студента института Дружбы народов.
   – А где он сидит? – уже двинувшись вперед, спросил Максимов.
   – Сейчас. Инночка! – охранник окликнул проходившую мимо невзрачную девицу со стопкой папок, прижатой к груди. – Проводи к Яровому.
   – Идемте. – Инночка почти как охранник обшарила взглядом Максимова и потупила серые мышиные глазки.
   Максимов пристроился сбоку, сзади особенно любоваться было не на что. На каждый его мягкий и бесшумный шаг приходились два дробных удара каблучков. Идти пришлось в самый конец коридора мимо ряда полупрозрачных дверей, откуда то и дело выскакивали ошалевшего вида мелкие банковские клерки.
   «Марио идет грабить банк, Марио идет грабить банк!» – с улыбкой вспомнил Максимов фразу из любимого мультфильма «Ограбление по...». Представил себя со стороны. Вышло еще смешнее. Его почти под белы рученьки тащили на грабеж банка.
   И никому из служащих, присосавшихся к кассе, до этого не было дела.
   – Ну вот. – Инночка остановилась. – Вам – вторая дверь направо. А мне – сюда. – Она кивнула на лестницу на второй этаж. Папки сами собой переместились под мышку. То, что предстало взгляду Максимова спереди, тоже энтузиазма не вызывало.
   Лицо у Инны было таким же невыразительным, как и все остальное. Словно кто-то по-школьному старательно выводил правильные черты, потом стер резинкой, но не до конца, оставив блеклые, размазанные линии.

* * *

   «Не повезло девчонке, – подумал Максимов. – Одна дорога – карьера. Если судить по первой банкирше страны, внешность в финансах как раз и не обязательна, и даже мешает».
   – Спасибо, Инна. – Максимов отогнал ненужные мысли и улыбнулся.
   Ее лицо на секунду ожило.
   – А вы к нам на работу устраиваетесь? Не ее, мышкино, дело было знать, зачем идет человек к начальнику службы безопасности банка. Не удержалась.
   Пятница, конец рабочего дня. Впереди бесконечно длинные выходные. Квартирка, купленная на кредит от родного банка, одиночество, спрятавшееся от нудного дождя за тяжелыми шторами.
   – Там видно будет, – не стал убивать надежду Максимов.
   Каблучки радостно зацокали вверх по лестнице. Он посмотрел на часы. До закрытия банка оставалось сорок минут. И ровно через две минуты люди Гаврилова должны были войти в депозитарий.
   «Все, Макс, хватит веселиться. Работаем!» – Он расстегнул манжет куртки, сдвинул ножны ближе к кисти. Досчитав до семи, постучал в дверь с табличкой «Начальник службы безопасности Арсений Павлович Яровой».

* * *

   После происшествия в Питере, когда его легко, как малолетку, впервые попавшего в отделение милиции, сломал страдающий одышкой толстяк, Яровой тихо запил. Опохмеляться было легко, тормозни у любого ларька, прими на грудь банку джин-тоника – и можно жить. Хуже становилось к вечеру. За дневной маетой никак не удавалось забыть, что в любой момент может появиться этот курящий «Житан» толстяк и выложить на стол расписку. Пришлось подписать, а что оставалось делать, если сын маялся в КПЗ, а лучший друг, даром что начальник отдела милиции, только разводил руками.
   На работе звонки шли каждую минуту, и нужные, и бестолковые. Яровой всякий раз вздрагивал, поднося трубку к уху. Но толстяк не звонил. От этого на душе становилось еще муторней. Иногда он не выдерживал, выбегал в соседнее бистро, залпом опрокидывал две рюмки коньяка, закуривал сигаретой и возвращался в кабинет. От того, что пил без закуски и, забивая запах, вечно жевал мятную жвачку, желудок казался набитым ржавыми гвоздями. Жена тихо скулила, а председатель банка один раз, весело подмигнув, погрозил пальцем. Сам был тихий алкоголик, знал, почему от мужика идет концентрированное табачно-мятное амбре.
   Шефа Яровой не боялся, знал о председателе достаточно. Если тот и не загремит в больницу с белой горячкой, мина под задницу в «мерседесе» все равно гарантирована.
   Яровой, как все, по глупости попавшие в капкан, сначала успокаивал себя.
   Толстяк и его подручный с тех пор не появлялись. Он уже несколько раз теребил компьютерщиков, никаких признаков присутствия ч у ж их в сети банка вычислить не удалось. Но потом, взяв себя в руки, просчитал все варианты и обреченно махнул рукой. За свою милицейскую жизнь сам людишек сломал немало, и брали они на себя тяжелые статьи, и дружков сдавали, с человеком можно сделать все, если удалось переломить хребет. Информацию из банка эти люди сосали и без него, так он понял. Он им был нужен для чего-то другого. И они были уверены, что он это сделает. Коды доступа в сеть банка и коды межбанковского обмена, которые он им сдал (а сменить до сих пор не хватило духа), – козырный туз. И приговор одновременно.
   – Разрешите войти?
   Яровой поднял глаза на вошедшего в кабинет молодого человека в кожаной куртке. Судя по фразе, из бывших военных, таких сейчас, как бомжей, на каждом углу по пачке.
   – На работу устраиваться? – Яровой осмотрел парня. «Для внутреннего периметра слишком худой. Там здоровяки нужны. Не мерзнут и одним видом отпугивают. Во внутреннюю охрану? Нет, с председателем договорились, туда берем только пенсионеров, чтобы девок не смущали. В инкассацию», – наконец решил он и указал на стул перед собой.
   Молодой человек чуть развернул на колесиках стул и лишь потом сел.
   «Хороший знак. Самостоятелен и не стеснителен», – кивнул Яровой, сплюнув безвкусный комок жвачки в корзину. Сунул в рот сигарету.
   – И откуда ты такой будешь? – спросил он, поднося огонек зажигалки к дрожащей в губах сигарете.
   – Из Питера. Бумажку показать, или так все вспомнишь?
   Рука Ярового рухнула вниз.

Когти Орла

   – Руки держим на столе. Лишних телодвижений не делаем, – ровным голосом произнес Максимов, вцепившись взглядом в расширенные зрачки Ярового. – Я не оторвал тебе голову в Питере, но могу это сделать сейчас.
   – А не боишься, что мои тебя повяжут? – сделав над собой усилие, выдавил Яровой.
   – Я-то уйду, не беспокойся. Только ты этого уже не увидишь.
   Яровой поморщился, все выпитое сегодня за день настойчиво рвалось наружу из сжавшегося в комок желудка.
   – Еще будешь хорохориться или хватит?
   – Давай поговорим. – Яровой только сейчас сообразил, что сигарета так и осталась прилепленной к губам. Потянулся к ней, но увидев, как сузились глаза Максимова, отдернул руку и просто сплюнул сигарету на стол. – Что тебе надо?
   – Сейчас снизу, из хранилища, тебе позвонят. Пошли этого клерка на фиг.
   Конец рабочего дня, имеешь право.
   – И все?
   – Все. – Максимов развернулся вместе со стулом так, чтобы видеть дверь.Только включишь громкоговоритель, я должен слышать разговор.

Когти Орла

   У Ярового все похолодело внутри. Он уже достаточно разбирался в банковских делах, чтобы понять, чего от него добивается этот внешне расслабленный человек, который умеет так неожиданно и больно бить.
   По установленным в банке правилам, из депозитария ничего не выдавали без визы начальника службы безопасности. Клиент мог прийти за своими ценными бумагами, принятыми на хранение, мог продать их, и тогда покупатель предъявлял соответствующие документы и забирал причитающиеся ему бумаги. Начальник депозитарного отдела лично проверял передаточные ведомости, печати, подписи и прочую ерунду. Но без звонка Яровому ничего выдать не имел права. Тот посылал вниз специалиста по выявлению подделок документов и прогонял по учетам фирму клиента. При малейшем подозрении можно было давать отбой сделке. За последнее время, когда хоть чуть-чуть перекрыли кислород махинациям с авизовками, лихой народец переключился на операции с векселями.
   Вся подлость состояла в том, что банк гарантирует сохранность векселей.
   Стоит получить по «липовой» доверенности или купчей пакет векселей, быстро перепродать, и можно всю жизнь греться на солнышке в Калифорнии. А лопухнувшийся банк покроет все убытки возмущенному клиенту. Он, гад, будет громче всех орать «держи вора», хотя в девяноста девяти случаях из ста сам погрел руки на этой афере. Банк, спасая доброе имя, безропотно платит – скандал в прессе обходится дороже.
   Яровой знал, что их банк дышит на ладан, «свои» клиенты из бандитствующих коммерсантов и бандитов, пробавляющихся коммерцией, кредиты не возвращали принципиально, а от оборонных предприятий, висевших ярмом на шее, лишней копейки не дождешься. На плаву удавалось удержаться только благодаря махинациям на рынке межбанковского кредита и тому, что банк пока еще обошли стороной охотники за чужими векселями.
   – Сколько? – прошептал Яровой. От ответа зависело все. Если это были мелкая шушера, еще полбеды. Откусят кусочек и убегут. Потом можно выследить и раздавить. Если берут много – дело плохо. Тогда за этим человеком стоят серьезные люди, решившие опрокинуть банк.
   – Задашь этот вопрос клерку, убью, – спокойно сказал сидевший напротив.
   Яровой не мог оторвать взгляда от его золотисто-зеленых глаз. Давно, когда сын еще был мальчишкой, пошли в зоопарк. Дольше всего задержался у клетки с леопардом. И сейчас, как в тот июньский день, по телу прошел холодок. На него смотрели глаза зверя, в любую секунду готового к прыжку. Только сейчас между Яровым и притаившейся смертью не было прутьев решетки.

* * *

   Телефон мелодично запиликал. Яровой дрогнул, затравленно посмотрел на Максимова, руки к телефону не протянул, ждал разрешения.
   «Воля подавлена полностью. Попытки сопротивления не будет», – подумал Максимов и показал взглядом на кнопку громкоговорителя.
   – Да? – Яровой снял трубку и одновременно нажал на нужную кнопку.
   – Из депозитария беспокоят. Верхновский. – Голос был молодой, чуть дрожал.
   – Что там у тебя, Саша?
   – Проблема, Арсений Степанович. Фирма «Рус-Ин» изымает пакет векселей.
   Надо бы проверить.
   – Молодой, ты что, «Рус-Ин» не знаешь?! Они тут уже все ковры в банке истоптали, один ты о них, блин, первый раз слышишь?
   – Конечно, знаю, Арсений Степанович! Но они по доверенности...
   Яровой машинально потянулся за сигаретой, но Максимов покрутил в воздухе пальцем – давай быстрее.
   – Так, Верхновский! – перешел на крик Яровой. – Совсем уже охренел в своем подвале?! Я начальник службы и вопросы решаю с начальниками отделов, а не с шестерками. Где твой шеф? Пусть перезвонит мне.
   – Не могу его найти, Арсений Петрович. А если они не получат векселя сегодня, скандал будет! – взмолился мальчик из депозитария.
   – Будет скандал, вылетишь с работы! Одним дураком в банке будет меньше.
   Думай сам, я финансовых академий не кончал. – Яровой бросил трубку, но забыл отключить громкоговоритель. Из динамика пошли короткие гудки отбоя.
   – Кнопочку нажми. – Максимов дождался, пока Яровой покорно, как автомат, выполнит приказ. – А теперь другую. На мониторе.
   Вспыхнул экран. С центрального пульта в кабинет транслировали все сигналы, идущие от многочисленных телекамер наблюдения. В холле все еще о чем-то беззвучно спорили три толстяка.
   Яровой сам догадался, что хочет видеть Максимов, и переключился на камеру в депозитарии.
   – Делаешь только то, что я приказываю. – Максимов посмотрел в глаза Яровому, тот тут же отдернул руку от пульта.
   Комнату на экране было видно откуда-то сверху, под острым ракурсом. За столом спиной к камере сидели двое мужчин. Появился молодой человек в темном пиджаке, что-то сказал мужчинам, те кивнули. Клерк исчез из поля зрения, а когда появился опять, у него в руках была плоская коробка, издалека напоминающая толстый альбом. Он открыл крышку и выложил на стол пачку бумаг, крест-накрест переклеенную широкой лентой.
   «Если пачка векселей после пересчета перекочует в кейс мужчины справа, перед Журавлевым придется снять шляпу. Операция просто виртуозная!» – подумал Максимов.

Цель оправдывает средства

   Ярового рвало мучительно и долго, до желтой желчной пены. Он уткнулся лбом в холодный кафель, уперевшись дрожащими руками в крышку бачка. В животе клокотала нестерпимая боль. Последний позыв рвоты так свел пустой желудок, что он едва не задохнулся. С трудом отдышавшись, он спустил воду. Раз, потом еще раз. Оторвал длинную полосу бумаги, бросил на пол, старательно затер комки слизи. Банк уже наполовину опустел, по коридорам сновали уборщицы, распугивая задержавшихся на работе. Не хотелось, чтобы от этих по долгу службы сующих нос во все углы бабок и пошла гулять сплетня, что кто-то хамски заблевал туалет, предназначенный для высшего руководства.
   Яровой бросил липкий комок бумаги в унитаз и еще раз спустил воду.
   Прислушался к себе. Боль в животе не унималась, но в голове прояснилось.
   Он, покачиваясь на подгибающихся ногах, прошел к умывальнику, стал плескать в лицо холодную воду. Поднял голову. Из зеркала на него смотрело бледное, отекшее лицо. Глаза залило кровью так, словно в них плеснули кислотой.
   – Вот и все, Сеня! – прошептал он своему отражению.
   В туалет он ворвался после ухода гостя из Питера. Но не сразу – еще минут десять сидел, тупо глядя перед собой. Что с ним произошло, так и не смог понять, словно затмение нашло. Если бы не тошнота, перевернувшая все внутри, до сих пор бы не очнулся.
   "Лихо они банк поимели! Все, сволочи, просчитали. Знали, что начальник депозитария после пяти убегает с работы. Фирму подобрали не последнюю, на хорошем счету в банке. Ни у кого и вопросов не возникнет, стабильный клиент!
   Таких, с кем руководство крутит шуры-муры, негласно подкапливая на домик в Калифорнии, у нас особенно не проверяют. Это они тоже знали. Накопили информацию, а потом разыграли, как по нотам".
   Он закрыл воду, осторожно мокрыми пальцами достал из пачки сигарету. От первой затяжки голова пошла кругом. Страх, паника и отупение – все куда-то исчезло, будто и не с ним это произошло. Сейчас думалось легко, быстро. В нем проснулся инстинкт сыщика. Был когда-то такой, ежечасно бередил изнутри, не давал покоя молодому оперу Яровому. Пока добрые люди с большими звездами не научили «жить как все».
   Любой сыщик обладает криминальным мышлением, без него понять и переиграть преступника практически невозможно. Оба знают, как украсть, но сыщику с детских лет вдолбили, что красть грешно, а преступник с малолетства плевал на все законы, кроме правил содержания заключенных. По логике преступления сейчас полагалось рубить концы и подбрасывать ложные следы.
   «Нас всего двое. Я и этот пацан из депозитария. Подставил его шеф или прикормили с рук, сейчас неважно. Мальчик должен был выдать векселя, и он это сделал. „Кому выгодно?“ – первым делом спросит следователь. А выгодно Яровому, суке и менту поганому, продавшему родной банк. Как подбрасывают наводящую на нужный след информашку, меня учить не надо! Только Яровой за себя слова уже сказать не сможет. Потому что официально ударится в бега, а неофициально – будет гнить где-нибудь в лесочке».
   Пришедшая в голову мысль сначала показалась ему дикой. Он невольно посмотрел на свое отражение, чтобы убедиться, да, это он, Арсений Степанович Яровой, не по-человечески легко подумал о чужой смерти.
   Не отпускавший уже которую неделю страх вновь закопошился внутри.
   «К черту! Кого первого уберут, тот и виноват. А нас всего двое». – Он до хруста закусил фильтр сигареты и плюнул ею в свое отражение в зеркале.

* * *

   Монитор в кабинете все еще показывал комнату депозитария. Ничего не подозревающий клерк собирал со стола бумаги. Плащ уже висел на спинке стула.
   Яровой открыл сейф, вытащил коробку с тонкими папками, пробежал пальцами по корешкам, выхватил нужную.
   Пока Саша Верхновский обстоятельно и аккуратно, как с детства приучила мама, убирал рабочее место, Яровой успел пробежать глазами его досье. Четвертый курс Финансовой академии. Мальчик пока не успел напакостить по-крупному, но и особых заслуг пока не имел. Типичный «подающий надежды, который далеко пойдет», – на радость себе и маме. Все бы ничего, если бы не встречи с некой дамой, старше его лет на десять, о которых докладывала служба наружного наблюдения.
   Спал с ней Саша или нет, в досье не указывалось, но регулярно по пятницам сразу же после работы отправлялся к даме сердца. Ужин затягивался допоздна и порой переходил в завтрак. Что он лепил маме по этому поводу, неизвестно.
   По линии МВД на даму имелась информация, добросовестно подшитая кем-то из оперативников к последней странице. Бывшая валютная путана, неудачно вышедшая замуж за итальянца, вернулась к родным осинам. На всех, как в молодости, ее уже не хватало, Да и былой дефицит сексуальных услуг практически сошел на нет.
   Романтики, понятно, с ее стороны в отношениях не было никакой, сплошной голый расчет. Хомут для Сашиной тонкой шеи был уже приготовлен и украшен бумажными цветочками и яркими лентами. Так могла подумать мама, узнай она о неожиданном увлечении сына. Но Яровой мог дать руку на отсечение – даму Саше подвели не для этого. И регулярные встречи именно по пятницам, когда в банке царит предвыходной бардак, были, естественно, не прихотью дамы, а точным расчетом закрутивших эту операцию.
   «Сегодня пятница, – прошептал Яровой, покосившись на экран. – Только он может дать показания, что я отказался проверять доверенность. А так... Нет человека – нет проблем».
   Адрес дамы сердца в досье был: Волгоградский проспект, дом семь.

Глава тридцать шестая
ИМПРОВИЗАЦИЯ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ

Когти Орла

   Далеко от банка отъезжать не стали, проскочив перед тупоносым бетоновозом, сворачивающим к ярко освещенному остову Храма, дружно свернули за музей.
   Вспышки электросварки и блики прожекторов близкой стройки долетали даже сюда, всполохи призрачного свечения плясали на мокрых от дождя стенах. Район этот издавна пользовался дурной славой, одно имя чего стоит – Чертолье. Редко кто из забредших в эти тихие переулки не вздрагивал от явственного прикосновения чужого взгляда, а оглянешься – никого, только под сердцем холодок от близкой, но неведомой опасности. Чертовщина, да и только.
   Максимов осмотрел вымерший переулок. Ничего. кроме рубиновых огоньков стоящей впереди машины. Он не верил в чертовщину; ложных страхов просто не существует, беда всегда предупреждает о своем приближении. Он заставил себя забыть о скорой и легкой победе над Яровым, и предчувствие западни стало настолько отчетливым, что мышцы сами собой сжались в комок и грудь обожгло волной ярости.
   «Тихо, Макс, – приказал он себе. – Затаись! Они же тоже люди, могут почувствовать».
   Он намеренно медленно, давая себе время расслабиться, расстегнул левый манжет куртки. Пальцы погладили горячую рукоять стилета. Он дождался, пока они стали мягкими, и лишь тогда, распахнув дверь машины, выскочил под дождь.
   Водитель стоявшего впереди «опеля» дал газ, прибавляя обороты двигателя, а боковое стекло на пассажирском месте медленно поехало вниз: готовились передать кейс с векселями и тут же сорваться с места.
   «Все, я угадал! У ребят не выдержали нервы». – Он резко бросился вперед, нырнул в окно, правой рукой сбил на колени пассажира протянутый ему кейс, левая скользнула в бок, на ходу защелкнув кнопку стопора двери.
   – Сидеть и не дышать! – Стилет вырвался из рукава и чуть ли не уткнулся острием в глаз сидевшего на пассажирском месте. Тот дрогнул от неожиданности, откинул голову назад, но Максимов, осторожно двинув стилетом, прижал его затылком к подголовнику кресла. – Не вздумай рвануть с места. Это я тебе говорю, водила!
   Тот ошалело таращил глаза на нож в руке Максимова.
   – Скажи этому уроду, пусть заглушит движок и вытащит ключи, – зло прошептал Максимов в перекошенное от боли и страха лицо пассажира. Сейчас ему был нужен именно он, явно старший в паре, посетившей депозитарий банка.
   – Делай, как сказали, Богдан, – чуть слышно прошептал старший, бешено вращая свободным глазом.
   Двигатель чихнул и заглох. Стали отчетливо слышны звуки близкой стройки.
   – Открой окошко и выбрось ключи, Богдан, – приказал Максимов.
   Связка ключей забренчала в дрожащих руках водителя, потом клацнула по мокрому асфальту.
   – Что же вы, братья, такие бабки без пересчета отдать решили, а? Мне же за них головой отвечать. «Куклу» впарить решили, кидалы дешевые? – зло усмехнулся Максимов.
   Водитель коротко вздохнул, дрогнув широкой грудью, с трудом оторвал взгляд от тускло отсвечивающего стилета в руке Максимова.
   – Ты не гони, парень. Делаем, как велено. Убери пикало, перетрем по-людски, – с трудом выдавил он.
   – Не будет терок, фраер это! Кончать его надо, – зашипел старший. Его рука соскользнула с кейса и вцепилась в ручку двери.
   Максимов убрал стилет, резко рванул старшего за шиворот и приложил лицом о панель. Отбросил голову вверх и опять заставил вжать затылок в подголовник, уткнув стилет под глаз.
   – Сидеть, урод!
   – Хана тебе, олень клешастый, бивни на асфальт выложишь, чтобы мне мамы не видеть! – на одной ноте зашептал старший, причмокивая разбитыми в кровь губами.
   «Минимум две ходки», – прикинул Максимов, всмотревшись в его морщинистое лицо. Печать лагерной жизни сейчас отчетливо проступила сквозь внешний лоск удачливого бизнесмена. – Это не люди Гаврилова. Что ж, можно не церемониться".
   Он еще раз приложил старшего лицом о панель, вновь отбросил в кресло.
   – Где векселя, урод? Говори! Долго мне тут раком стоять?!
   Максимов, чтобы быстрее дошло, хотел чиркнуть стилетом по его подбородку, но по вдруг изменившемуся лицу водителя понял, что сейчас все пойдет наперекосяк. Радостно загоревшиеся глаза водителя смотрели за его спину.
   Он успел вынырнуть из салона, краем глаза зацепил надвигающуюся тень, развернулся, и ноги сами собой закрутили «карусель». Первый удар правой ногой снес готовую вцепиться в него руку, нападавший потерял равновесие, оступился, левая нога Максимова, описав широкую дугу, врезалась ему в основание шеи.
   Нападавший крякнул, просел на ногах и рухнул головой на капот. Второго он остановил ударом в пах, в этот момент Максимов услышал, как распахнулась дверь водителя, оттолкнулся ногой от груди нападавшего и скользнул спиной вперед на низкую крышу «опеля». Куртка взвизгнула на влажном металле, когда он волчком закрутился на крыше. Удар правой пятки пришелся точно в висок водителю, тот без крика рухнул вниз, так и не успев поднять руку с пистолетом. Не прекращая вращения, Максимов перевернулся на живот и, успев схватить за волосы выскочившего из салона старшего, с силой рванул на себя, до хруста ударив затылком об острый край крыши.
   Как и предполагал, в кейсе была пачка чистой бумаги. Пакет с векселями он нашел под задним сиденьем.
   Максимов перевернул сипло дышавшего водителя, дважды наотмашь шлепнул по щекам, заглянул в распахнувшиеся мутные глаза и прошептал:
   – Колись, Богдан! Кто подослал?
   – Змей, – выдохнул тот и закатил глаза.
   – А в миру как его кличут?
   – Самвел.

* * *

   Он гнал машину к Дому художника на Крымском валу, где его должен был ждать Ашкенази. Дважды проверился, покружив по арбатским переулкам.
   "Бестолку, – сказал сам себе Максимов, выруливая на проспект. – Если Самвел не дурак, то Ашкенази уже под плотным контролем. Интересно, почему он решил сорвать операцию? Жаба, наверное, задушила. Как ни крути, а на полтора лимона его банк выставили. Можно сказать, сам себя серпом по яйцам... Жадный он, значит, подсознательно труслив, вот и испугался, что дело слишком далеко зашло.