Страница:
Ефимов возвращался домой довольный. Наконец что-то животрепещущее появилось на горизонте. Будет чем душу отвести.
— Если нас ищут, то по всем законам здравого смысла они это делают здесь. Одно утешает: никому в голову не придет шарить в купейном вагоне пассажирского поезда, прибывшего с востока. Но если они здесь все обшарили, то где еще нас искать?
— В волчьем брюхе. Сколько здесь стоит поезд?
Чижов положил обрез рядом на сиденье и накинул сверху шинель.
— Не больше десяти минут.
Белый выложил на стол стальную черную трубку и вставил в один конец длинную иглу с засохшим шариком из черного хлеба.
— Ловко ты с этой штучкой обращаешься. Видел я твою иголочку в глазу охотника.
— Бог не наделил меня силой. Хлюпиком с детства хожу, ничего не поделаешь — природа.
— Кто надоумил?
— Черт его знает. Летом в тайге хорошую шишку с орехами приметил.
Палкой сбить не удалось. Обломал трубку, набил рот бузиной и начал палить по ветке. С первого выстрела сбил. Повезло. Ну а потом стрелял по мишеням. Тут один шнырь и говорит: «А ты иголку в рябину вставь, тогда видно будет, куда попадаешь». Санитары в больничке достали мне коробку медицинских игл. И точно, игла впивалась в стену, на которой я почему-то нарисовал глаз. Вот тут мне пахан совет дельный дал: «А ты, дружок, закачай в иглу страшного зелья и пульни своему недругу в глотку. От удара яд уйдет и в крови растворится. А замазывать свой конец надо оконной шпаклевкой либо пластилином». Ну, яда у меня нет, а цель я поражать научился за пять лет тренировок.
— Хорошая идея. И не подумаешь, что обычная трубка, похожая на мундштук, может стать страшнее ножа.
Дверь купе резко распахнулась. На пороге стоял прапорщик с повязкой «Патруль», а за его спиной двое солдат. Из-за плеча торчал приклад автомата. Беглецы даже не шелохнулись. Белый по петлицам определил, что патруль не зоновский. Ракетные войска. Такие ребята мало что смыслят в беглых.
— Шикарно живем, бойцы! По купе разъезжаем. А где коньяк с икрой?
— Ладно, ты не шурши, кусок, в шнурки не выскочишь, — резким тоном заговорил Чижов. — Хватит с нас вашей баланды. Комиссованные мы, из госпиталя едем.
— Где расположена часть? — со злостью прохрипел прапорщик.
— Военная тайна!
— Документы давай. Живо!
— А живо ты по своей жене скакать будешь! Мне торопиться некуда.
Чиж полез в нагрудный карман, наблюдая, как за спиной командира хихикают солдаты. Им нравилось, когда «кусков» носом в дерьмо макали.
Белый тоже полез за военным билетом. Внезапно поезд дернулся, но остался на месте.
Два коротких гудка известили о том, что включен зеленый семафор.
Чиж вынул документы и положил их на стол. Прапорщику оставалось переступить порог и войти в купе, но что-то его смущало. То ли возраст солдат, то ли несоответствие размеров формы.
Белый положил документы рядом.
— Глянь-ка, а наш микрогенерал устав нарушает, — подал голос Белый. — Номерной значок патруля где-то потерял.
— Он думает, что на салобонов из клозета нарвался, — подпел Чижов.
Состав дернулся второй раз, и вагоны тронулись с места. Прапорщик все еще не решался перейти порог. Глаза его налились кровью, но он понимал свое бессилие.
Дверь купе захлопнулась, патруль поспешил к выходу, поезд набирал скорость.
— Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел и от тебя, серый волк, ушел! — весело пропел Чижов.
— Да, колобок, но если вспомнить сказку, то лиса его все-таки сожрала. Лису обхитрить трудно.
— У нас впереди перегон в сотню километров. Кого тут бояться?
— Братва тоже нас пасет. Пахан не позволит, чтобы его развенчали.
Блатные уже дали сигнал, и не одна малява ушла за колючку. У нас пол-Сибири на пути, Урал. Где-нибудь они нас вычислят. Да и Москва нам не принесет покоя. Я свое дело сделаю, а вот тебе уцелеть непросто.
— Ну это мы еще увидим. Я не из пугливых. Коли дорога предстоит нам дальняя и связала она нас в одну упряжку, то есть у меня к тебе вопросик, Сергей Белый… Вот ты трубочку свою на стол выложил. Хорошо. Но у тебя в заднем кармане «ТТ» лежит, а у меня под рукой карабин. Пистолет имеет не одну иголку для глаза, а семь свинцовых орешков. Как тебя понимать?
Белый смотрел в окно с ледяным равнодушием. Словно пытался сосчитать, сколько столбов они проехали.
— Все просто, паломник. Я не могу убить человека без очень веской причины.
У Чижова отвалилась челюсть, он глотал воздух и не мог подобрать нужных слов.
— Черт! Чего ты лопочешь, Черный? А сидел ты за что? У нас одна статья. Ты чего, в религию ударился или крыша поехала?
— Восемь лет назад я был студентом пятого курса медицинского института. Мечтал стать врачом. Моя мать тоже мечтала стать врачом. Времена тогда были тяжелые, учиться не пришлось, и осталась она медсестрой до самой пенсии. Мы жили в коммуналке в центре Москвы. Моя стипендия и ее пенсия.
Выкручивались как могли. И было у меня двое друзей. На одном курсе учились.
Васька Кузьмов на год моложе, мы его звали Занудой, а Женька Симаков на год старше. Тоже имел погонялу — Фасон. Одевался с иголочки. У Васьки отец работал в Главном аптечном управлении то ли Москвы а может, и Советского Союза. И был он начальником Главка. Большая шишка. Кузя в институт по ковровой дорожке вошел. У Фасона отца не было, но мать за двоих выступала. Отличный хирург, золотые руки. В Склифе она по пять операций в день делала. С такой практикой и таким талантом врачей на щитах носят. Короче говоря, дружки мои были мальчиками обеспеченными и избалованными, а держались они за меня, потому что к экзаменам я их готовил. Мне учеба легче давалась, и лени меньше было. Все шло своим путем. С третьего курса начиналась практика. Трупы в морге потрошили. Все через это прошли. Ну а мы в Склифе пристроились, мать Фасона постаралась.
Все произошло случайно, в один из обычных серых денечков ранней весной. Разгружали мы машину с медикаментами. Это мужское дело. Девчонки полы в палатах мыли. Нормальный процесс. И тут Фасон взял одну коробку и вместо подвала, где склад находился, за дверь котельной ее положил. Разумеется, если бы старик кладовщик заметил недостачу, то мы отдали бы коробку. Кончилось все просто, дверь склада захлопнулась, и старик ушел. Ни я, ни Кузя не знали тогда, что в коробке находится сто ампул с морфием. Фасон тоже прикинулся, будто бы это случайность, но теперь я понимаю, что таких случайностей не бывает.
Через день мы достали коробку и привезли ко мне домой. Мы всегда встречались у меня. И вот вдруг Фасон заявляет, что есть у него на примете человечек, который мог бы купить товар. Коробку оставили у меня, чтобы у Фасона ничего не нашли в случае провала. Надо сказать, Фасон был парнем головастым.
Клиент пришел к нему домой и принес деньги. Фасон звонит мне и говорит: «Солнце взошло». Я иду на Курский вокзал и кладу десять или двадцать ампул в коробке из-под конфет в ячейку камеры хранения и тут же звоню Фасону. Он мне подтверждает, что деньги получены. Я называю ему номер ячейки, вокзал и код. Он передает информацию клиенту, и тот уходит.
Когда в первый раз Фасон принес деньги и дал нам по тысяче рублей, мы обалдели. Таких денег никто из нас не видел. Тогда «Жигули» на черном рынке двадцать тысяч стоили. Дело пошло. Но коробка имела дно. Я был кладовщиком, Фасон реализатором, а Кузя деньги получал, но ничего не делал. Вася Кузьмов имел голову на плечах и знал, что в один прекрасный день его обойдут и он останется у обочины. Кузя пошел на риск. Я до сих пор не могу понять, как этот безвольный толстячок решился на такой отчаянный шаг. Своим поступком он вышел в лидеры. Когда в коробке оставалось десять ампул, Вася принес пачку бланков, очень похожих на больничные листы. Гербовая бумага, номера, серии, но цвет не голубой, а розовый с желтым. И надпись на них другая: «Заказ-заявка на отпуск психотропных средств и лабораторных ядов и химикалий». Кузя выкрал из брюк отца ключи и залез в его домашний сейф. Не хватало гербовой печати, которая ставилась под запросом, а подпись отца Кузя подделывал виртуозно, что касается подписи руководителя предприятия, то тут имелись сложности. Особого выбора у нас не было. Институт скорой помощи имени Склифосовского. Наша вотчина.
Итак, нашей задачей под номером один стало проникновение в кабинет главврача. Печать хранилась небрежно, в столе, а не в сейфе. Слишком часто ею приходилось пользоваться. Начали мы с того, что выкрали у дежурной по административному корпусу ключи от кабинета главврача. В ночное дежурство, когда на этаже хозяйственных руководителей сидит, а точнее, спит один дежурный, нетрудно снять с доски ключи и сделать отпечатки на пластилине. Для страховки мы подмешали в термос с чаем снотворное.
Ключи сделал мой однокашник на заводе, где он работал слесарем.
Один ключ от приемной, второй от кабинета. Мы работали азартно, рискованно, и нам везло. Страшно везло. Мы ничего не боялись. В очередное дежурство Фасон поднялся на директорский этаж и попросил у дежурного разрешения позвонить по телефону. Его знала вся больница. Мать его с детства таскала за собой на работу. Парень рос без отца. Короче, Фасон ухитрился зарядить чай снотворным, как сделал это неделей раньше. Через час путь был открыт. Кузя остался на стреме, а мы прошли в кабинет. Ключи сработали нормально. Стол оказался запертым, и нам пришлось приподнимать верхнюю крышку. Все шло как по маслу.
На двадцати бланках — это все, что у нас было, — мы поставили гербовые печати. По ходу дела сперли какую-то накладную с закорючкой главврача, чтобы иметь образец его подписи. Закончив дело, мы тихо ушли. Это была игра.
Азартная, интересная и очень простая и легкая. Даже когда настал самый ответственный момент, мы не терялись и даже не нервничали. Склад медпрепаратов находился в подвале одного из фармацевтических заводов. Документ был составлен по всей форме. Кузя имел возможность взглянуть на оригиналы, и ошибка исключалась.
Получать товар доверили мне. Я оставался мальчиком на побегушках, и ничего с этим не сделаешь. Каждый имел свою степень риска. Фасон ждал меня у ворот на мотоцикле, а я направился в самое пекло. Но и тут все прошло гладко.
На получение препаратов стояла очередь. Отпускали быстро. Документы никаких сомнений не вызывали, но, кроме морфия, нам пришлось вписать и ряд других лекарств, чтобы не вызывать лишних подозрений и вопросов. Я получил пять коробок и ушел. Лишнее мы выкинули на свалку, а сто ампул морфия пошло в дело.
Сто ампул на одну заявку, а у нас было еще девятнадцать листков, оформленных по полной форме.
Бизнес набирал обороты. Фасон купил себе машину. Мы догадывались, что себе он оставляет больше, чем получаем мы, но нам и своей доли хватало.
Главное произошло спустя восемь месяцев. То, что должно было произойти. Вся эта мушкетерщина должна была привести к своему апогею — и привела.
Звонок Фасона меня удивил. Впервые он просил принести товар ему на дом. Я даже вопроса задать не успел, как он положил трубку. У нас не принято суетиться, перезванивать, мельтешить. Задание получено — выполняй. Я взял товар и пошел к нему. Мы жили в десяти минутах ходьбы друг от друга.
Часов в девять вечера я вышел из дома. На улице стояла морозная погода, и прохожие встречались редко. Вдруг из подворотни выныривает Кузя и отводит меня в сторону. «Послушай, Серый, Фасон просил меня передать тебе эту штуку». Он достал из кармана наган, держа его за ствол, и протянул мне. «Зачем ему?» — испугался я. «Так надо. Клиент попался строптивый, возможно, его пугнуть придется. Не дрейфь, он не стреляет. По телефону Фасон ничего сказать не мог тебе. Я был у него, и он шепнул на ухо, чтобы через тебя прислать ему пушку».
Я тогда даже не спросил, откуда у него взялся ствол и почему я про оружие ничего не знал. Мне даже не показалось странным, что Фасон велел прийти через полчаса, и не раньше. Я взял револьвер и убрал его в пальто, чтобы не выронить.
«Иди же, Серый, торопись. Фасон один на один с тем типом. Наркоманы — народ непредсказуемый». — «А ты чего же?» — «Да ты что? Целой кодлой ходить будем? Всех клиентов перепугаем. Тебя одного хватит. Ты по делу пришел, товар принес».
Когда я пришел к Фасону, на звонок никто не ответил. Из квартиры доносилась музыка. Фасон включил магнитофон на всю катушку. Звонков он попросту не слышал. Я толкнул дверь, и она открылась. Зашел. В комнате никого. Я убавил звук и прошел в кухню, там поворот такой в узком коридорчике. Фасон лежал на полу за углом с дыркой в затылке, а весь паркет был залит кровью. Шок парализовал меня. Трупов я насмотрелся, но видеть мертвым друга то же самое, что увидеть себя в гробу Тихори не заставили себя ждать. Накрыли меня тут же. Сидящим на корточках возле покойника. Ворвались в квартиру, словно тут целая банда на малине гуляла.
Во время следствия я узнал, что брали меня обычные ребята из местного отделения, которые патрулировали на «газоне» по переулкам. К ним подошел какой-то парень, лица которого они не запомнили, и сказал, что слышал выстрелы из окон шестого этажа в доме, где жил Фасон. Патруль оказался прытким, но был бы я убийцей, то уложил бы их еще в дверях поодиночке. Слишком много шума и неуклюжести. Нахрапом брали. На коробку с наркотиками никто не обратил внимания, но ствол с моими отпечатками нашли тут же.
Экспертиза показала, что Женя Симаков, а по-нашему Фасон, убит из оружия, которое найдено в моем кармане. В барабане оставалась пробитая гильза и гарь в стволе. Пуля, извлеченная из головы, соответствовала пуле, выпущенной на баллистической экспертизе. Кузьмов даже в роли свидетеля не выступал. У него алиби имелось. Он в этот вечер находился в гостях у подружки в Подлипках. Мой крестный отец, следователь Ефимов, советовал мне не выкручиваться и никого в дело не втягивать, чтобы групповуху не пришили, а тихо и мирно признать свою вину. Тут отпираться некуда, все очевидно, и любые уловки только отягчат мою вину, а чистосердечное… ну и так далее, типичный шаблон из лапши. Правда, капитан Ефимов дал мне обещание, что наркотики в деле гулять не будут. Надо сказать, он сдержал слово. Коробка с морфием на суде не всплывала, а я жал на то, что убийство произошло из-за неосторожности. Короче говоря, впаяли мне восьмерик. Вот к чему приводит трусость. Мать я пожалел. Она тут же слегла. Но как я мог признать себя убийцей своего друга и жить с этим всю жизнь, до сих пор понять не могу. Испуг, глупость, неосторожность? Черт его знает! За восемь лет много успел понять, но что-то осталось за пределами моего разума. Спустя полгода мать умерла. Тогда я решил рвануть «на скок», но взяли меня быстро.
Спасибо куму, не стал дело заводить. Телеграмму из Москвы у меня нашли. А теперь время пришло спросить истинного убийцу: «За что Женьку Симакова хлопнул и меня подставил?» Вот, паломник, и такая история про трех мушкетеров.
Чижов покачал головой.
— Сидим мы по одной статье, но ты ни одного человека не трогал, а я их десятками из снайперской винтовки снимал. Но есть один прокол в твоем деле, браток. Сидеть тебе совсем немного осталось, а ты сорвался.
— Жить мне недолго, приятель. Рак крови у меня, и сдыхать я буду в диких муках. Месяца два-три осталось. Не могу я так просто в могилу уйти.
— Согласен. Месть — дело святое, сам за то самое попал за колючку.
— Не столько месть, сколько истина. Согласен, замусоленное слово, но перед Богом я не могу предстать как убийца своего друга.
— Ладно, разберемся. У меня уже есть опыт.
— Нет, паломник. В Москве простимся. Там каждый свой клубок получит. Каждый в своем деле разбираться должен.
— Брось, парень. Одиночкой пропадешь. Тебе рисковать глупо, споткнешься, и никто не поддержит. Холостой ход получится. Я тебе мешать не стану, но подстраховать обязан.
— Не люблю я длинных носов, паломник. Живи теперь свободно, дыши и радуйся, пока не накрыли. А ходить за смертником — дело пустое и рискованное.
Чижов хотел возразить, но дверь купе вновь распахнулась. На сей раз гости пересекли порог. Эти люди выглядели здоровыми, крепкими и уверенными.
Поезд вышел на большой стокилометровый перегон через бескрайние таежные просторы.
Паровозный гудок не мог смутить пришельцев, и вряд ли был аргумент, способный спугнуть таких молодцов. Впереди стоял громила с пистолетом в руках.
Широченная спина загораживала его напарника, но тот был еще выше, и грубая физиономия хорошо просматривалось. Ребята не казались приветливыми соседями, они знали, чего хотели.
— Ну, салажата, приехали! — сказал первый.
— Боюсь, что мы встретили ту самую лису, которая сожрала колобок, — тихо пробормотал Белый.
Подполковник не мог вспомнить, когда последний раз держал в руках оружие. Работа с коммерсантами и новыми русскими требовала другого подхода и других навыков.
После оперативки в райотделе Ефимов сел в машину и отправился на дачу. Двенадцать лет назад в управлении решили организовать музей уголовного розыска, который в дальнейшем превратился в музей министерства. Ефимов был одним из инициаторов идеи и приложил немало усилий в этом направлении. К делу подключились даже отставники, чья память помнит создание милиции. И вот, когда организаторам выделили одну лишь комнату на Петровке, туда начали поступать уникальные экспонаты. В основном оружие. Тогда еще капитан, Ефимов, пользуясь бесконтрольностью и относительным равнодушием начальства, сумел изъять из арсенала два револьвера системы «Наган». Пропажу никто не заметил, так, во всяком случае, считал Ефимов.
Спустя четыре года Ефимов понял, что сделал мудрый шаг. Один из револьверов ему пригодился, и он использовал его как улику в одном важном деле.
Прошло еще восемь лет, и сейчас он вспомнил о втором револьвере. Всеми забытое оружие, которое невозможно идентифицировать, проверить, определить, теперь могло сыграть большую роль.
Ефимов нашел револьвер на чердаке, он лежал там, куда его положили. Смазанный маслом, завернутый в тряпки и целлофан, старый наган сверкал вороненой сталью. Подполковник протер оружие, зарядил барабан семью патронами и вышел на двор.
Заваленные снегом участки пустовали. Тишина. Ефимов скинул дубленку на ступени крыльца, прицелился в сосну, стоявшую в десяти — пятнадцати метрах, и открыл пальбу. В течение трех минут раздалось семь выстрелов. Стая ворон сорвалась с верхушек деревьев и с возмущенным карканьем взвилась в небо.
Ефимов со злостью отбросил оружие в сторону. Наган дал четыре осечки. Боек оказался подточенным либо стерся с годами. Три минуты на семь выстрелов — это курам на смех.
Утопая в снегу, стрелок пробрался к дереву. Ни одного попадания.
Ни одна пуля не задела даже слоя коры.
Ноги промокли насквозь, настроение ни к черту. Ефимов возвращался в Москву озлобленным от собственной беспомощности. Мент в средних чинах оказался небоеспособным, а значит, профнепригодным. Пока об этом знал только он сам, подполковник Ефимов, но, как только он получит первое задание, об этом узнает Боровский, и с карьерой покончено. Никто не знал, когда от него потребуют действий. Возможно, что в эту минуту, пока он едет в Москву, генерал ждет его для передачи данных на первую жертву. Ефимов всегда трезво подходил к задачам, если их не приходилось решать в ходе работы. Он не тешил себя иллюзиями и точно определил, что стрелок из него никудышный и дело туг не в плохом оружии. Не дано, значит, не дано! Нужно искать другой способ, более надежный, простой и безопасный. Ефимов не с Луны свалился, а был человеком сведущим. Сводки МВД он читал ежедневно. Методы и способы, которыми пользуются современные киллеры, ему известны. Проблема в том, как обзавестись необходимым инвентарем.
Идея пришла в голову неожиданно. Он не мог дать гарантий успеха, но почему бы не испытать судьбу. Главное заключалось в том, что подполковник не подвергался риску.
К четырем часам дня он подъехал к шестиэтажному типовому дому на Абельмановской заставе. Через пять минут он звонил в квартиру на четвертом этаже. Дверь открыли сразу, улыбчивый хозяин кого-то ждал, но, увидев гостя, побледнел и сник. В первую секунду он хотел захлопнуть дверь, но Ефимов успел подставить ногу.
— Ну-ну, Василь Василич, несерьезно. Я поговорить пришел, а вы пускать не хотите.
Хозяин попятился. Ефимов осмотрел лестничный пролет и вошел в квартиру.
В комнате стоял накрытый стол, шампанское и два бокала.
— Телку ждешь, Зануда? — распахивая пальто, пошел в атаку незваный гость.
— Тебе какое дело?
— У меня контракт на тебя!
Ефимов бросил на стол наган и рухнул в кресло. Он улыбался, глядя на реакцию человека, которому приносят загробную новость. Хозяину квартиры и тридцати не стукнуло. Толстый очкарик с женоподобным лицом, бесцветными глазками и крупными щербинами между зубов. Ранняя лысина прикрывалась длинным чубом от правого уха к левому. С первого взгляда становилось понятно, что этот человек не опасен. Возможно, в далеком детстве он отрывал крылышки у мух, но этим его злодейства и ограничились. Во всяком случае, так можно охарактеризовать его с первого взгляда, но у Ефимова было свое представление о молодом человеке.
— В киллеры заделался, Ефимов? Вполне возможно. Ты не из тех, кто может жить спокойно.
Но подполковник гнул свою линию.
— Давненько не виделись, господин Кузьмов. Поди, соскучился.
— Ты что-то…
— Тихо, Зануда, знаю, что сказать хочешь. В люди вышел, крышу крепкую над головой имеешь, всех в гробу видал и в белых тапках. А ты прикинь, дружок Василий, что я плевать хотел на твою крышу! И что произойдет позже, ты не узнаешь. Тебя-то не будет. А кто решится мстить живому менту со связями за дохлого торговца наркотой? Даже крутые авторитеты не станут. Много воды утекло с тех времен, когда мы с тобой шли по жизни рядом. Я тебя не трогал. Теперь ты в люди вышел. Пивное аптечное управление под себя подмял, заслуженный врач, к тридцати годам профессором станешь, если доживешь, конечно. Вся твоя слава в карточном домике живет. Дунул, и нет домика. — Говори толком, Ефимов, что тебе надо? — Хорошо. Попробуем пойти на компромисс, Василь Василич.
Застрелить тебя я всегда успею. Есть у меня сведения, что через тебя проходят самые чистые препараты и даже марки из синтетики, яды какие хочешь, уникальные лекарства, короче говоря, все, что может вылечить человека или убить его. Ты ценный экспонат, Кузьмов. И я уверен, связи твои столь же ценны, как и ты сам.
Тебе ведь никто ни в чем не откажет. А твоим товаром интересуется криминал, а не Дед Мороз. Хорошие людишки к твоей сиське присосались. Даже генералитет из оборонки своих шлюх твоим героином потчует. Но… но… но… Не дергайся, я ведь протокол не веду.
— Думаешь, я о тебе ничего не знаю, Ефимов? Дешевка. Рэкетом промышляешь, людям продыхнуть не даешь…
— Вот и надо тебя пришить. Слишком много знаешь.
— А у меня все записано. Мемуары мои у адвоката в сейфе лежат.
— Эту туфту ты своим телкам на уши вешай. Я ведь тоже заслуженный работник МВД. Мое слово против записок дохлого наркодельца — это сила против злобной клеветы на российскую милицию. И фактов у вас нет, милейший писака!
Твои записки ничего не стоят, даже если их опубликуют в «МК». Я в суд подам на желтую газетенку и еще денег на этом деле заработаю. Законы знать надо.
Доказательства есть только у меня. Помнишь свои показания против сокурсника, обвиненного в убийстве? Они-то главную роль и сыграли. Так вот, я успел изъять твой отчет из дела, после того как был вынесен приговор Сергею Белому. Как? Мое дело.
— Забудь, Ефимов. Проиграешь. Мои признания упекут тебя и меня. В одной упряжке пойдем. Я отсижу и вернусь. Молодым вернусь. Я специалист, а ты?
Что делать будешь по возвращении? В сторожа подашься? Не возьмут с судимостью.
Бутылки по помойкам пойдешь собирать и окурки с тротуара поднимать. Ты мент, а это пустое место. Говори, зачем пришел, и проваливай.
Ефимов стиснул зубы.
— Лады, Вася. К нашим старым делам мы еще вернемся. А сейчас мне нужна взрывчатка. Точнее говоря, бомбы с дистанционным управлением. Надежные, мощные. Импортные. Никаких самоделок. Эквивалент пятистам граммам тротила минимум. Одна осечка, и отвечать тебе придется. Стопроцентная надежность.
Начнем с трех штук, потом понадобится еще столько же.
— Совсем сбрендил, мужик. Забирай свою пушку и проваливай. Шпану в пивной пугать будешь. Нет у меня таких связей!
Ефимов рискнул. Взяв со стола наган, он нажал на спуск, и револьвер выстрелил без осечки. С потолка посыпался хрусталь от люстры. Ефимову повезло. Грохот рассеялся, но звон еще долго стоял в ушах. Кузьмов побелел.
Ефимов направил ствол в лицо хозяина. Дым рассеялся, но стойкий запах пороха продолжал отравлять воздух.
— Следующая пуля прошибет твой лоб.
Кузьмов считал Ефимова сумасшедшим. Восемь лет назад он поставил милиционеру этот страшный диагноз и до сих пор оставался уверенным, что не ошибся. Параноик! Таких необходимо истреблять, ибо посадить в психушку за железную дверь их невозможно. Пока Ефимов не мешал Кузьмову, тот и не думал о нем, но когда мент вновь вылез из тины, с ним придется покончить. Такой выстрелит и глазом не моргнет. Он сначала делает, а потом думает.
***
Глядя на перрон станции. Белый сказал:— Если нас ищут, то по всем законам здравого смысла они это делают здесь. Одно утешает: никому в голову не придет шарить в купейном вагоне пассажирского поезда, прибывшего с востока. Но если они здесь все обшарили, то где еще нас искать?
— В волчьем брюхе. Сколько здесь стоит поезд?
Чижов положил обрез рядом на сиденье и накинул сверху шинель.
— Не больше десяти минут.
Белый выложил на стол стальную черную трубку и вставил в один конец длинную иглу с засохшим шариком из черного хлеба.
— Ловко ты с этой штучкой обращаешься. Видел я твою иголочку в глазу охотника.
— Бог не наделил меня силой. Хлюпиком с детства хожу, ничего не поделаешь — природа.
— Кто надоумил?
— Черт его знает. Летом в тайге хорошую шишку с орехами приметил.
Палкой сбить не удалось. Обломал трубку, набил рот бузиной и начал палить по ветке. С первого выстрела сбил. Повезло. Ну а потом стрелял по мишеням. Тут один шнырь и говорит: «А ты иголку в рябину вставь, тогда видно будет, куда попадаешь». Санитары в больничке достали мне коробку медицинских игл. И точно, игла впивалась в стену, на которой я почему-то нарисовал глаз. Вот тут мне пахан совет дельный дал: «А ты, дружок, закачай в иглу страшного зелья и пульни своему недругу в глотку. От удара яд уйдет и в крови растворится. А замазывать свой конец надо оконной шпаклевкой либо пластилином». Ну, яда у меня нет, а цель я поражать научился за пять лет тренировок.
— Хорошая идея. И не подумаешь, что обычная трубка, похожая на мундштук, может стать страшнее ножа.
Дверь купе резко распахнулась. На пороге стоял прапорщик с повязкой «Патруль», а за его спиной двое солдат. Из-за плеча торчал приклад автомата. Беглецы даже не шелохнулись. Белый по петлицам определил, что патруль не зоновский. Ракетные войска. Такие ребята мало что смыслят в беглых.
— Шикарно живем, бойцы! По купе разъезжаем. А где коньяк с икрой?
— Ладно, ты не шурши, кусок, в шнурки не выскочишь, — резким тоном заговорил Чижов. — Хватит с нас вашей баланды. Комиссованные мы, из госпиталя едем.
— Где расположена часть? — со злостью прохрипел прапорщик.
— Военная тайна!
— Документы давай. Живо!
— А живо ты по своей жене скакать будешь! Мне торопиться некуда.
Чиж полез в нагрудный карман, наблюдая, как за спиной командира хихикают солдаты. Им нравилось, когда «кусков» носом в дерьмо макали.
Белый тоже полез за военным билетом. Внезапно поезд дернулся, но остался на месте.
Два коротких гудка известили о том, что включен зеленый семафор.
Чиж вынул документы и положил их на стол. Прапорщику оставалось переступить порог и войти в купе, но что-то его смущало. То ли возраст солдат, то ли несоответствие размеров формы.
Белый положил документы рядом.
— Глянь-ка, а наш микрогенерал устав нарушает, — подал голос Белый. — Номерной значок патруля где-то потерял.
— Он думает, что на салобонов из клозета нарвался, — подпел Чижов.
Состав дернулся второй раз, и вагоны тронулись с места. Прапорщик все еще не решался перейти порог. Глаза его налились кровью, но он понимал свое бессилие.
Дверь купе захлопнулась, патруль поспешил к выходу, поезд набирал скорость.
— Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел и от тебя, серый волк, ушел! — весело пропел Чижов.
— Да, колобок, но если вспомнить сказку, то лиса его все-таки сожрала. Лису обхитрить трудно.
— У нас впереди перегон в сотню километров. Кого тут бояться?
— Братва тоже нас пасет. Пахан не позволит, чтобы его развенчали.
Блатные уже дали сигнал, и не одна малява ушла за колючку. У нас пол-Сибири на пути, Урал. Где-нибудь они нас вычислят. Да и Москва нам не принесет покоя. Я свое дело сделаю, а вот тебе уцелеть непросто.
— Ну это мы еще увидим. Я не из пугливых. Коли дорога предстоит нам дальняя и связала она нас в одну упряжку, то есть у меня к тебе вопросик, Сергей Белый… Вот ты трубочку свою на стол выложил. Хорошо. Но у тебя в заднем кармане «ТТ» лежит, а у меня под рукой карабин. Пистолет имеет не одну иголку для глаза, а семь свинцовых орешков. Как тебя понимать?
Белый смотрел в окно с ледяным равнодушием. Словно пытался сосчитать, сколько столбов они проехали.
— Все просто, паломник. Я не могу убить человека без очень веской причины.
У Чижова отвалилась челюсть, он глотал воздух и не мог подобрать нужных слов.
— Черт! Чего ты лопочешь, Черный? А сидел ты за что? У нас одна статья. Ты чего, в религию ударился или крыша поехала?
— Восемь лет назад я был студентом пятого курса медицинского института. Мечтал стать врачом. Моя мать тоже мечтала стать врачом. Времена тогда были тяжелые, учиться не пришлось, и осталась она медсестрой до самой пенсии. Мы жили в коммуналке в центре Москвы. Моя стипендия и ее пенсия.
Выкручивались как могли. И было у меня двое друзей. На одном курсе учились.
Васька Кузьмов на год моложе, мы его звали Занудой, а Женька Симаков на год старше. Тоже имел погонялу — Фасон. Одевался с иголочки. У Васьки отец работал в Главном аптечном управлении то ли Москвы а может, и Советского Союза. И был он начальником Главка. Большая шишка. Кузя в институт по ковровой дорожке вошел. У Фасона отца не было, но мать за двоих выступала. Отличный хирург, золотые руки. В Склифе она по пять операций в день делала. С такой практикой и таким талантом врачей на щитах носят. Короче говоря, дружки мои были мальчиками обеспеченными и избалованными, а держались они за меня, потому что к экзаменам я их готовил. Мне учеба легче давалась, и лени меньше было. Все шло своим путем. С третьего курса начиналась практика. Трупы в морге потрошили. Все через это прошли. Ну а мы в Склифе пристроились, мать Фасона постаралась.
Все произошло случайно, в один из обычных серых денечков ранней весной. Разгружали мы машину с медикаментами. Это мужское дело. Девчонки полы в палатах мыли. Нормальный процесс. И тут Фасон взял одну коробку и вместо подвала, где склад находился, за дверь котельной ее положил. Разумеется, если бы старик кладовщик заметил недостачу, то мы отдали бы коробку. Кончилось все просто, дверь склада захлопнулась, и старик ушел. Ни я, ни Кузя не знали тогда, что в коробке находится сто ампул с морфием. Фасон тоже прикинулся, будто бы это случайность, но теперь я понимаю, что таких случайностей не бывает.
Через день мы достали коробку и привезли ко мне домой. Мы всегда встречались у меня. И вот вдруг Фасон заявляет, что есть у него на примете человечек, который мог бы купить товар. Коробку оставили у меня, чтобы у Фасона ничего не нашли в случае провала. Надо сказать, Фасон был парнем головастым.
Клиент пришел к нему домой и принес деньги. Фасон звонит мне и говорит: «Солнце взошло». Я иду на Курский вокзал и кладу десять или двадцать ампул в коробке из-под конфет в ячейку камеры хранения и тут же звоню Фасону. Он мне подтверждает, что деньги получены. Я называю ему номер ячейки, вокзал и код. Он передает информацию клиенту, и тот уходит.
Когда в первый раз Фасон принес деньги и дал нам по тысяче рублей, мы обалдели. Таких денег никто из нас не видел. Тогда «Жигули» на черном рынке двадцать тысяч стоили. Дело пошло. Но коробка имела дно. Я был кладовщиком, Фасон реализатором, а Кузя деньги получал, но ничего не делал. Вася Кузьмов имел голову на плечах и знал, что в один прекрасный день его обойдут и он останется у обочины. Кузя пошел на риск. Я до сих пор не могу понять, как этот безвольный толстячок решился на такой отчаянный шаг. Своим поступком он вышел в лидеры. Когда в коробке оставалось десять ампул, Вася принес пачку бланков, очень похожих на больничные листы. Гербовая бумага, номера, серии, но цвет не голубой, а розовый с желтым. И надпись на них другая: «Заказ-заявка на отпуск психотропных средств и лабораторных ядов и химикалий». Кузя выкрал из брюк отца ключи и залез в его домашний сейф. Не хватало гербовой печати, которая ставилась под запросом, а подпись отца Кузя подделывал виртуозно, что касается подписи руководителя предприятия, то тут имелись сложности. Особого выбора у нас не было. Институт скорой помощи имени Склифосовского. Наша вотчина.
Итак, нашей задачей под номером один стало проникновение в кабинет главврача. Печать хранилась небрежно, в столе, а не в сейфе. Слишком часто ею приходилось пользоваться. Начали мы с того, что выкрали у дежурной по административному корпусу ключи от кабинета главврача. В ночное дежурство, когда на этаже хозяйственных руководителей сидит, а точнее, спит один дежурный, нетрудно снять с доски ключи и сделать отпечатки на пластилине. Для страховки мы подмешали в термос с чаем снотворное.
Ключи сделал мой однокашник на заводе, где он работал слесарем.
Один ключ от приемной, второй от кабинета. Мы работали азартно, рискованно, и нам везло. Страшно везло. Мы ничего не боялись. В очередное дежурство Фасон поднялся на директорский этаж и попросил у дежурного разрешения позвонить по телефону. Его знала вся больница. Мать его с детства таскала за собой на работу. Парень рос без отца. Короче, Фасон ухитрился зарядить чай снотворным, как сделал это неделей раньше. Через час путь был открыт. Кузя остался на стреме, а мы прошли в кабинет. Ключи сработали нормально. Стол оказался запертым, и нам пришлось приподнимать верхнюю крышку. Все шло как по маслу.
На двадцати бланках — это все, что у нас было, — мы поставили гербовые печати. По ходу дела сперли какую-то накладную с закорючкой главврача, чтобы иметь образец его подписи. Закончив дело, мы тихо ушли. Это была игра.
Азартная, интересная и очень простая и легкая. Даже когда настал самый ответственный момент, мы не терялись и даже не нервничали. Склад медпрепаратов находился в подвале одного из фармацевтических заводов. Документ был составлен по всей форме. Кузя имел возможность взглянуть на оригиналы, и ошибка исключалась.
Получать товар доверили мне. Я оставался мальчиком на побегушках, и ничего с этим не сделаешь. Каждый имел свою степень риска. Фасон ждал меня у ворот на мотоцикле, а я направился в самое пекло. Но и тут все прошло гладко.
На получение препаратов стояла очередь. Отпускали быстро. Документы никаких сомнений не вызывали, но, кроме морфия, нам пришлось вписать и ряд других лекарств, чтобы не вызывать лишних подозрений и вопросов. Я получил пять коробок и ушел. Лишнее мы выкинули на свалку, а сто ампул морфия пошло в дело.
Сто ампул на одну заявку, а у нас было еще девятнадцать листков, оформленных по полной форме.
Бизнес набирал обороты. Фасон купил себе машину. Мы догадывались, что себе он оставляет больше, чем получаем мы, но нам и своей доли хватало.
Главное произошло спустя восемь месяцев. То, что должно было произойти. Вся эта мушкетерщина должна была привести к своему апогею — и привела.
Звонок Фасона меня удивил. Впервые он просил принести товар ему на дом. Я даже вопроса задать не успел, как он положил трубку. У нас не принято суетиться, перезванивать, мельтешить. Задание получено — выполняй. Я взял товар и пошел к нему. Мы жили в десяти минутах ходьбы друг от друга.
Часов в девять вечера я вышел из дома. На улице стояла морозная погода, и прохожие встречались редко. Вдруг из подворотни выныривает Кузя и отводит меня в сторону. «Послушай, Серый, Фасон просил меня передать тебе эту штуку». Он достал из кармана наган, держа его за ствол, и протянул мне. «Зачем ему?» — испугался я. «Так надо. Клиент попался строптивый, возможно, его пугнуть придется. Не дрейфь, он не стреляет. По телефону Фасон ничего сказать не мог тебе. Я был у него, и он шепнул на ухо, чтобы через тебя прислать ему пушку».
Я тогда даже не спросил, откуда у него взялся ствол и почему я про оружие ничего не знал. Мне даже не показалось странным, что Фасон велел прийти через полчаса, и не раньше. Я взял револьвер и убрал его в пальто, чтобы не выронить.
«Иди же, Серый, торопись. Фасон один на один с тем типом. Наркоманы — народ непредсказуемый». — «А ты чего же?» — «Да ты что? Целой кодлой ходить будем? Всех клиентов перепугаем. Тебя одного хватит. Ты по делу пришел, товар принес».
Когда я пришел к Фасону, на звонок никто не ответил. Из квартиры доносилась музыка. Фасон включил магнитофон на всю катушку. Звонков он попросту не слышал. Я толкнул дверь, и она открылась. Зашел. В комнате никого. Я убавил звук и прошел в кухню, там поворот такой в узком коридорчике. Фасон лежал на полу за углом с дыркой в затылке, а весь паркет был залит кровью. Шок парализовал меня. Трупов я насмотрелся, но видеть мертвым друга то же самое, что увидеть себя в гробу Тихори не заставили себя ждать. Накрыли меня тут же. Сидящим на корточках возле покойника. Ворвались в квартиру, словно тут целая банда на малине гуляла.
Во время следствия я узнал, что брали меня обычные ребята из местного отделения, которые патрулировали на «газоне» по переулкам. К ним подошел какой-то парень, лица которого они не запомнили, и сказал, что слышал выстрелы из окон шестого этажа в доме, где жил Фасон. Патруль оказался прытким, но был бы я убийцей, то уложил бы их еще в дверях поодиночке. Слишком много шума и неуклюжести. Нахрапом брали. На коробку с наркотиками никто не обратил внимания, но ствол с моими отпечатками нашли тут же.
Экспертиза показала, что Женя Симаков, а по-нашему Фасон, убит из оружия, которое найдено в моем кармане. В барабане оставалась пробитая гильза и гарь в стволе. Пуля, извлеченная из головы, соответствовала пуле, выпущенной на баллистической экспертизе. Кузьмов даже в роли свидетеля не выступал. У него алиби имелось. Он в этот вечер находился в гостях у подружки в Подлипках. Мой крестный отец, следователь Ефимов, советовал мне не выкручиваться и никого в дело не втягивать, чтобы групповуху не пришили, а тихо и мирно признать свою вину. Тут отпираться некуда, все очевидно, и любые уловки только отягчат мою вину, а чистосердечное… ну и так далее, типичный шаблон из лапши. Правда, капитан Ефимов дал мне обещание, что наркотики в деле гулять не будут. Надо сказать, он сдержал слово. Коробка с морфием на суде не всплывала, а я жал на то, что убийство произошло из-за неосторожности. Короче говоря, впаяли мне восьмерик. Вот к чему приводит трусость. Мать я пожалел. Она тут же слегла. Но как я мог признать себя убийцей своего друга и жить с этим всю жизнь, до сих пор понять не могу. Испуг, глупость, неосторожность? Черт его знает! За восемь лет много успел понять, но что-то осталось за пределами моего разума. Спустя полгода мать умерла. Тогда я решил рвануть «на скок», но взяли меня быстро.
Спасибо куму, не стал дело заводить. Телеграмму из Москвы у меня нашли. А теперь время пришло спросить истинного убийцу: «За что Женьку Симакова хлопнул и меня подставил?» Вот, паломник, и такая история про трех мушкетеров.
Чижов покачал головой.
— Сидим мы по одной статье, но ты ни одного человека не трогал, а я их десятками из снайперской винтовки снимал. Но есть один прокол в твоем деле, браток. Сидеть тебе совсем немного осталось, а ты сорвался.
— Жить мне недолго, приятель. Рак крови у меня, и сдыхать я буду в диких муках. Месяца два-три осталось. Не могу я так просто в могилу уйти.
— Согласен. Месть — дело святое, сам за то самое попал за колючку.
— Не столько месть, сколько истина. Согласен, замусоленное слово, но перед Богом я не могу предстать как убийца своего друга.
— Ладно, разберемся. У меня уже есть опыт.
— Нет, паломник. В Москве простимся. Там каждый свой клубок получит. Каждый в своем деле разбираться должен.
— Брось, парень. Одиночкой пропадешь. Тебе рисковать глупо, споткнешься, и никто не поддержит. Холостой ход получится. Я тебе мешать не стану, но подстраховать обязан.
— Не люблю я длинных носов, паломник. Живи теперь свободно, дыши и радуйся, пока не накрыли. А ходить за смертником — дело пустое и рискованное.
Чижов хотел возразить, но дверь купе вновь распахнулась. На сей раз гости пересекли порог. Эти люди выглядели здоровыми, крепкими и уверенными.
Поезд вышел на большой стокилометровый перегон через бескрайние таежные просторы.
Паровозный гудок не мог смутить пришельцев, и вряд ли был аргумент, способный спугнуть таких молодцов. Впереди стоял громила с пистолетом в руках.
Широченная спина загораживала его напарника, но тот был еще выше, и грубая физиономия хорошо просматривалось. Ребята не казались приветливыми соседями, они знали, чего хотели.
— Ну, салажата, приехали! — сказал первый.
— Боюсь, что мы встретили ту самую лису, которая сожрала колобок, — тихо пробормотал Белый.
***
В отличие от сержантского состава подполковник Ефимов не чуждался в зачетных стрельбах. Теперь, когда он встал на тропу войны с нечистью — именно так Ефимов оправдывал свое решение, — ему требовалась определенная сноровка, реакция и крепкая рука.Подполковник не мог вспомнить, когда последний раз держал в руках оружие. Работа с коммерсантами и новыми русскими требовала другого подхода и других навыков.
После оперативки в райотделе Ефимов сел в машину и отправился на дачу. Двенадцать лет назад в управлении решили организовать музей уголовного розыска, который в дальнейшем превратился в музей министерства. Ефимов был одним из инициаторов идеи и приложил немало усилий в этом направлении. К делу подключились даже отставники, чья память помнит создание милиции. И вот, когда организаторам выделили одну лишь комнату на Петровке, туда начали поступать уникальные экспонаты. В основном оружие. Тогда еще капитан, Ефимов, пользуясь бесконтрольностью и относительным равнодушием начальства, сумел изъять из арсенала два револьвера системы «Наган». Пропажу никто не заметил, так, во всяком случае, считал Ефимов.
Спустя четыре года Ефимов понял, что сделал мудрый шаг. Один из револьверов ему пригодился, и он использовал его как улику в одном важном деле.
Прошло еще восемь лет, и сейчас он вспомнил о втором револьвере. Всеми забытое оружие, которое невозможно идентифицировать, проверить, определить, теперь могло сыграть большую роль.
Ефимов нашел револьвер на чердаке, он лежал там, куда его положили. Смазанный маслом, завернутый в тряпки и целлофан, старый наган сверкал вороненой сталью. Подполковник протер оружие, зарядил барабан семью патронами и вышел на двор.
Заваленные снегом участки пустовали. Тишина. Ефимов скинул дубленку на ступени крыльца, прицелился в сосну, стоявшую в десяти — пятнадцати метрах, и открыл пальбу. В течение трех минут раздалось семь выстрелов. Стая ворон сорвалась с верхушек деревьев и с возмущенным карканьем взвилась в небо.
Ефимов со злостью отбросил оружие в сторону. Наган дал четыре осечки. Боек оказался подточенным либо стерся с годами. Три минуты на семь выстрелов — это курам на смех.
Утопая в снегу, стрелок пробрался к дереву. Ни одного попадания.
Ни одна пуля не задела даже слоя коры.
Ноги промокли насквозь, настроение ни к черту. Ефимов возвращался в Москву озлобленным от собственной беспомощности. Мент в средних чинах оказался небоеспособным, а значит, профнепригодным. Пока об этом знал только он сам, подполковник Ефимов, но, как только он получит первое задание, об этом узнает Боровский, и с карьерой покончено. Никто не знал, когда от него потребуют действий. Возможно, что в эту минуту, пока он едет в Москву, генерал ждет его для передачи данных на первую жертву. Ефимов всегда трезво подходил к задачам, если их не приходилось решать в ходе работы. Он не тешил себя иллюзиями и точно определил, что стрелок из него никудышный и дело туг не в плохом оружии. Не дано, значит, не дано! Нужно искать другой способ, более надежный, простой и безопасный. Ефимов не с Луны свалился, а был человеком сведущим. Сводки МВД он читал ежедневно. Методы и способы, которыми пользуются современные киллеры, ему известны. Проблема в том, как обзавестись необходимым инвентарем.
Идея пришла в голову неожиданно. Он не мог дать гарантий успеха, но почему бы не испытать судьбу. Главное заключалось в том, что подполковник не подвергался риску.
К четырем часам дня он подъехал к шестиэтажному типовому дому на Абельмановской заставе. Через пять минут он звонил в квартиру на четвертом этаже. Дверь открыли сразу, улыбчивый хозяин кого-то ждал, но, увидев гостя, побледнел и сник. В первую секунду он хотел захлопнуть дверь, но Ефимов успел подставить ногу.
— Ну-ну, Василь Василич, несерьезно. Я поговорить пришел, а вы пускать не хотите.
Хозяин попятился. Ефимов осмотрел лестничный пролет и вошел в квартиру.
В комнате стоял накрытый стол, шампанское и два бокала.
— Телку ждешь, Зануда? — распахивая пальто, пошел в атаку незваный гость.
— Тебе какое дело?
— У меня контракт на тебя!
Ефимов бросил на стол наган и рухнул в кресло. Он улыбался, глядя на реакцию человека, которому приносят загробную новость. Хозяину квартиры и тридцати не стукнуло. Толстый очкарик с женоподобным лицом, бесцветными глазками и крупными щербинами между зубов. Ранняя лысина прикрывалась длинным чубом от правого уха к левому. С первого взгляда становилось понятно, что этот человек не опасен. Возможно, в далеком детстве он отрывал крылышки у мух, но этим его злодейства и ограничились. Во всяком случае, так можно охарактеризовать его с первого взгляда, но у Ефимова было свое представление о молодом человеке.
— В киллеры заделался, Ефимов? Вполне возможно. Ты не из тех, кто может жить спокойно.
Но подполковник гнул свою линию.
— Давненько не виделись, господин Кузьмов. Поди, соскучился.
— Ты что-то…
— Тихо, Зануда, знаю, что сказать хочешь. В люди вышел, крышу крепкую над головой имеешь, всех в гробу видал и в белых тапках. А ты прикинь, дружок Василий, что я плевать хотел на твою крышу! И что произойдет позже, ты не узнаешь. Тебя-то не будет. А кто решится мстить живому менту со связями за дохлого торговца наркотой? Даже крутые авторитеты не станут. Много воды утекло с тех времен, когда мы с тобой шли по жизни рядом. Я тебя не трогал. Теперь ты в люди вышел. Пивное аптечное управление под себя подмял, заслуженный врач, к тридцати годам профессором станешь, если доживешь, конечно. Вся твоя слава в карточном домике живет. Дунул, и нет домика. — Говори толком, Ефимов, что тебе надо? — Хорошо. Попробуем пойти на компромисс, Василь Василич.
Застрелить тебя я всегда успею. Есть у меня сведения, что через тебя проходят самые чистые препараты и даже марки из синтетики, яды какие хочешь, уникальные лекарства, короче говоря, все, что может вылечить человека или убить его. Ты ценный экспонат, Кузьмов. И я уверен, связи твои столь же ценны, как и ты сам.
Тебе ведь никто ни в чем не откажет. А твоим товаром интересуется криминал, а не Дед Мороз. Хорошие людишки к твоей сиське присосались. Даже генералитет из оборонки своих шлюх твоим героином потчует. Но… но… но… Не дергайся, я ведь протокол не веду.
— Думаешь, я о тебе ничего не знаю, Ефимов? Дешевка. Рэкетом промышляешь, людям продыхнуть не даешь…
— Вот и надо тебя пришить. Слишком много знаешь.
— А у меня все записано. Мемуары мои у адвоката в сейфе лежат.
— Эту туфту ты своим телкам на уши вешай. Я ведь тоже заслуженный работник МВД. Мое слово против записок дохлого наркодельца — это сила против злобной клеветы на российскую милицию. И фактов у вас нет, милейший писака!
Твои записки ничего не стоят, даже если их опубликуют в «МК». Я в суд подам на желтую газетенку и еще денег на этом деле заработаю. Законы знать надо.
Доказательства есть только у меня. Помнишь свои показания против сокурсника, обвиненного в убийстве? Они-то главную роль и сыграли. Так вот, я успел изъять твой отчет из дела, после того как был вынесен приговор Сергею Белому. Как? Мое дело.
— Забудь, Ефимов. Проиграешь. Мои признания упекут тебя и меня. В одной упряжке пойдем. Я отсижу и вернусь. Молодым вернусь. Я специалист, а ты?
Что делать будешь по возвращении? В сторожа подашься? Не возьмут с судимостью.
Бутылки по помойкам пойдешь собирать и окурки с тротуара поднимать. Ты мент, а это пустое место. Говори, зачем пришел, и проваливай.
Ефимов стиснул зубы.
— Лады, Вася. К нашим старым делам мы еще вернемся. А сейчас мне нужна взрывчатка. Точнее говоря, бомбы с дистанционным управлением. Надежные, мощные. Импортные. Никаких самоделок. Эквивалент пятистам граммам тротила минимум. Одна осечка, и отвечать тебе придется. Стопроцентная надежность.
Начнем с трех штук, потом понадобится еще столько же.
— Совсем сбрендил, мужик. Забирай свою пушку и проваливай. Шпану в пивной пугать будешь. Нет у меня таких связей!
Ефимов рискнул. Взяв со стола наган, он нажал на спуск, и револьвер выстрелил без осечки. С потолка посыпался хрусталь от люстры. Ефимову повезло. Грохот рассеялся, но звон еще долго стоял в ушах. Кузьмов побелел.
Ефимов направил ствол в лицо хозяина. Дым рассеялся, но стойкий запах пороха продолжал отравлять воздух.
— Следующая пуля прошибет твой лоб.
Кузьмов считал Ефимова сумасшедшим. Восемь лет назад он поставил милиционеру этот страшный диагноз и до сих пор оставался уверенным, что не ошибся. Параноик! Таких необходимо истреблять, ибо посадить в психушку за железную дверь их невозможно. Пока Ефимов не мешал Кузьмову, тот и не думал о нем, но когда мент вновь вылез из тины, с ним придется покончить. Такой выстрелит и глазом не моргнет. Он сначала делает, а потом думает.