Март Михаил. Погашено кровью

   — Зря ты это, Ольга. У тебя есть ребята, с ними гуляй. Не компания я тебе. У дочери мента не должно быть друзей-зеков. Ребенок ты еще, дурь в голове бродит.
   — Все сказал? Так вот, папаша-мент остался без дочери. Я ушла из дома. Просто я поняла, чем мой папочка занимается. Вам спасибо. Так он вместе с дружком Ефимовым хуже зеков. Те на нарах сидят, а эти на свободе гуляют. Я решила и ушла.
   — Дура ты. Он твой отец. Какой бы ни был, а отец! Не тебе судить его. Соплива еще. Ты свои полтора десятка лет прожила и забот не видела. Кто о тебе заботиться будет?
   — Не полтора десятка, мне уже восемнадцать, понял?!
   — Тебя что, в каждом классе по два года держали? Значит, ты дебилка?
   Ольга рассмеялась.
   — Ну и что! До революции в моем возрасте уже по двое детей имели.
   — Тогда ты вовсе старуха. Я подберу себе помоложе.
   — Идем, я тебе помогу. Тут детский сад за углом, есть на что посмотреть, особенно в младших группах.
   Чиж тоже недолго хранил маску серьезности. Ольга обезоружила его в две минуты. Он избрал своей тактикой нападение и размахивал кулаками вслепую, пользуясь отжившими догмами. Она ничем не пользовалась. Ее естественная непосредственность стала тем щитом, о который ломались любые копья.
   После некоторой паузы она повторила:
   — Пойдем погуляем?
   И они пошли. Девушка взяла его за руку, а он капризничал как ребенок, но покрытое льдом сердце Андрея пропускало через себя горячий поток крови.
   — Я знаю, что ты ненавидишь больше всего. Предательство! — заявила Ольга. — И я ненавижу предателей. И не смотри так. Они и мне попадались. Не такой я ребенок, каким ты хочешь меня видеть. Ну а что ты любишь?
   — Это понятие для меня не существует.
   — Так не бывает. Ну а что ты хочешь?
   — Поскорее уехать отсюда к чертовой матери. Здесь жить нельзя.
   Рыбам нужна вода, а не бензин. Эти выжили, но стали мутантами.
   — Хорошая идея. Ты прав, я бы уехала.
   — Тебе учиться надо.
   — И в двадцать пять учиться не поздно. Сейчас в этом смысла нет.
   От женщин другое образование требуют. А почему бы тебе не взять меня с собой?
   — Я с Сергеем уеду. Куда он, туда и я. Так уж получилось. Он бродяга, и я бродяга. Может, и осядем, где дышать дадут. В тайге, среди зверей жить легче, они предсказуемы. Лес, дичь, грибы, ягоды, ключевая вода, рыба. Что еще человеку надо?
   — Цивилизация.
   — Эта, что ли? Каменный век с пороховым запасом.
   — Ну тогда я с тобой. Кто-то должен тебе рубашки стирать, брюки гладить, обед готовить, грибы солить.
   — Брюки в тайге?
   — И детей нянчить. Все сходится к тому, что рожать надо рано. Тебе тридцать пять, а дочери двадцать. Подружки. Ты знаешь, я даже уху варить умею.
   Чиж повернулся к девушке и посмотрел ей в глаза. В голубых озерцах было столько доверия и чистоты, что он не решился бросить в них камень обиды.
   Она не понимала, о чем говорила. Детская романтика, которая оборачивается слезами и сожалениями. Чижу становилось от этого тяжелее. Девчонка пролезла к нему в душу, и в любой момент он мог сломаться, а Чиж должен оставаться стержнем. Его дружок с философской натурой готов немало дров наломать.
   — Я провожу тебя домой, — сказал кавалер мягким голосом.
   — Я не вернусь домой. Я уже сказала. И не волнуйся, я к тебе не навязываюсь. У меня ключи от котельни есть, где ты пытался меня запереть. Террорист-неудачник. Жаль, номер дома забыла!
   — Можешь злиться. Но уху я привык сам себе варить.
   — Думаешь, ты один такой упрямый? Еще увидим. — Она резко повернулась и быстрой походкой пошла прочь. На душе у Чижа скребли кошки. Он очень хотел ее окликнуть и обнять, но сдерживал себя из последних сил. Он стоял как пень, а стройная, хрупкая фигурка растворялась в тумане.
   Вернувшись домой, он застал странную и непривычную картину. Белый и Галя пили шампанское и едва ворочали языками, а его любимая раскладушка была завалена грудой стодолларовых упаковок.
   — А вот и наш рыцарь печального образа! — воскликнул Белый.
   — Нет, — поправила Рыжая, — он твой оруженосец Санчо. А рыцарь ты!
   — Она высыпала виноград из алюминиевой миски и надела битую железяку ему на голову.
   — А оруженосцу оставили выпить? — спросил Чиж.
   — У тебя под ногами полная сумка, — сказала Галя и покосилась на Чижа, — Точно. Он в печальном образе.
   — Бедолага! Опять его Ольга обидела, — покачал головой Сергей.
   — Ольга? — переспросила Галина. — Кэс ке се Ольга?
   — Ну это такая зверюшка наподобие тебя, которая мечтает водрузить свой твердый каблук на беззащитную лысую голову беглого зека.
   — Но на твоей голове шлем. Ты-то не плачь!
   — Значит, у меня будет подружка.
   — Ага. Очаровательное создание, жертва шантажа, современная принцесса на горошине, а главное — как она на него смотрит. Это надо снимать в кино. «Романс для влюбленных-2». А этот чурбан… — Белый махнул рукой.
   — Да, у него есть пример перед глазами. — Галя усмехнулась. — Вы у нас большие охотники до баб. Никто на ногах устоять не может! Сразу убежать хочется. Ну ладно. Я спать хочу, мне еще одно дельце утром провернуть надо.
   — Какое дельце? — встревожился Белый.
   — Князек. Суженый мой. Скучает, поди…
   — Брось, Рыжая. Мы так не договаривались.
   — Уймись, Сереженька. Я тебе с хвостами досталась. Отрубить их надо, чтобы не цеплялись, а потом уж вези меня куда глаза глядят.

***

   В голове стоял ровный дребезжащий звонок, словно заело клаксон в машине. Фил лежал на полу и тупо смотрел в потолок. Как он глуп! Он ничем не отличался от Гнома. Глупый маленький карлик, он едва не свихнулся от мысли, что у него будет так много денег. Глупый опытный Фил, он едва не сошел с ума, увидев груду денег. Что за магическая сила сидит в этих бумажках, которая лишает людей здравого смысла и заставляет делать непоправимые глупости?!
   Человек слишком слаб, чтобы устоять перед соблазном.
   С огромным трудом Фил поднялся и, покачиваясь, подошел к комоду.
   Там в коробке из-под сигар лежала квитанция камеры хранения Аэропорта, где Фил хранил деньги, полученные от азиата. Он сел за стол, положил перед собой бумажку и посмотрел на нее с некоторой надеждой. И почему он сразу не уехал?
   Звон в ушах перепутался с шумом двигателя большегрузной машины.
   Мотор заглох. Фил решил, что это перенапряжение или остаточные воздействия того зелья, что ему подмешали в шампанское. Где-то рядом хлопнули дверцы грузовика.
   Пауза, и вдруг распахнулась входная дверь, и в комнату вошли двое. Красная пелена в глазах рассеивалась слабо, и Фил не разглядел гостей в полумраке комнаты. Высокие, сильные, мрачные. Один из них нагнулся над столом и заглянул в лицо Фила. Теперь он узнал его. Это был Паша Лосев. И как он ухитрился ускользнуть от него? Но кто-то должен выиграть. Ничья в таких партиях исключена.
   — Сколько веревочке ни виться, а концу быть, — тихо сказал Лосев.
   — Перехитрил ты меня, браток, — тихим, глухим голосом прохрипел Филипп Трошин.
   — Это ты сам себя перехитрил.
   — Как же вы меня здесь отыскали?
   — Глупец! Напортачил, а теперь решил уйти с фейерверком? Забыл, с кем дело имел? Меня генерал к себе в высотку вызывал. Ты же сдуру столкнул лбами два самых сильных наркокартеля в Москве. Сейчас уже нет такой шестерки в криминальной московской среде, которая бы не разыскивала тебя с ножом в руке.
   Генерал в бешенстве. Заварил ты кашу, дружок. Это наш шеф, Воронцов, дал мне адресок дачки. Или ты забыл, что у него здесь тоже был участок и дома они вместе с твоим отцом строили? К тому же он сказал, что дело Хряща с тебя никто не снимал, и оно так и висит на тебе. Ты все еще в ответе перед людьми, которые работали на тебя. Я счел нужным привезти твоего старого приятеля из Сибири. Капитан Данилов, помнишь?
   Здоровяк отстранил Лосева и склонился над столом. Лицо Трошина оставалось спокойным, но бледным и сморщенным. Он словно мгновенно постарел на десяток лет.
   — Помнишь меня, майор? Данилов Иван Валерьянович. Я же обещал тебе, что наши дорожки непременно сойдутся. Ты покойному моему корешу Саше Сизову десять процентов забыл заплатить. Мы свою работу всегда до конца доводим. Я доставил Сыча в Москву. Обещано — сделано!
   Фил пододвинул квитанцию камеры хранения в центр стола.
   — Этого на все хватит. Берите.
   Но никто не обратил внимания на бумажку.
   — Данилов прав, — кивнул Лосев. — Я сам лично отправлял телефонограмму в Барнаул. Отбоя никто не давал. Ребята до сих пор в деле. Но в первый заход не Хрящ ушел, а его сокамерники. Из-за этого человек лишился жизни. Я тебе докладывал, но тебе не до Хряща было. Покойный Женя Павлов Гнома в Красково обнаружил. С той минуты ты уже обо всем забыл. И дело, и свою команду, все побоку. Ну и мы на тебя плюнули. Живи как хочешь. Но нет, ты решил иначе. У тебя началась долларовая горячка. И начал ты, Филя, шашкой размахивать и головы рубить. Но один в поле не воин. Что теперь скажешь?
   — Вот, возьмите. Больше у меня нет! Поскользнулся я, и мордой в дерьмо.
   Лосев взял квитанцию и медленно порвал ее на мелкие кусочки.
   — Решай, Данилов, сам, — коротко сказал он, и слова Лосева прозвучали как приговор.
   — Кому нужны его вонючие деньги! Идем со мной, шакал, я тебя Хрящу представлю. Вас одно дело связывает, вот с ним и делись своими радостями.
   Фил хотел возразить, но у него не хватило сил. Данилов выволок его на улицу, где стоял огромный рефрижератор. Трошину стало страшно, будто его подвели к клетке с тигром.
   Сибиряк снял замок, откинул засов и раскрыл тяжелые стальные дверцы. Из фургона пахнуло холодом и тухлятиной. Металлические стены были покрыты льдом. В три ряда, уходивших в глубь огромного коридора, на острых железных крюках висели говяжьи туши.
   — Залезай, майор. Твой дружок в самом конце пригрелся, чтобы его менты не повязали. Шесть тысяч верст путь немалый. Но мечта его сбылась, он попал в столицу.
   Данилов подхватил Трошина сильной рукой и буквально закинул в кузов. Фил растянулся на скользком полу. Сибиряк запрыгнул в фургон, поднял Трошина за ворот пиджака и поволок вглубь.
   Там под тусклым светом лампочки возле стены среди говяжьих туш висел покрытый инеем голый человек. Лицо его застыло в дикой гримасе ужаса, а мутные рыбьи глаза вылезли из орбит. Синие руки были сцеплены за спиной наручниками. Стальной крюк пронизывал тело возле печени, и острый окровавленный конец вырывался наружу из-под ребра в области сердца. Туша Хряща слегка покручивалась вокруг своей оси.
   Фил потерял дар речи. В желудке начались сильные спазмы, и его вывернуло. Он упал на колени и захрипел. Данилов заломил ему руки назад, и за спиной щелкнули замки наручников. Сильные руки оторвали Трошина от земли, и он увидел, как перед глазами мелькнул острый стальной крюк. В ту же минуту невыносимая режущая боль пронзила его тело, и он повис в воздухе.
   Душераздирающий вопль достиг макушек сосен. Когда двери холодильника закрылись, все звуки стихли.
   Два часа назад Филипп Трошин рассказывал рыжеволосой красавице с длинными ногами о сказочном путешествии, которое его ожидает в ближайшем будущем. Итак, это путешествие началось.

***

   Белый проснулся в холодном поту. Ему приснился кошмарный сон. Он резко повернулся и хлопнул ладонью по кровати. Гали на месте не было.
   — Рыжая! Ты где? — крикнул он, вскакивая с кровати. За долю секунды он обежал квартиру, но девушки нигде не было. Сергей подскочил к раскладушке и начал трясти Андрея.
   — Чиж, проснись. Рыжая ушла. Я знаю, где она! Дура! Ей голову свернут.
   — Ты что, мужик, не проспался? Куда она денется? — Чиж повалился на подушку.
   — Она пошла мстить Князю.
   Эти слова возымели действие, и Чижов поднялся.
   — Хреновая шутка. Где обрез?
   — В шкафу. Я пошел заводить машину, догоняй.
   Когда машина тронулась с места. Чиж спросил:
   — А где он живет?
   — Я помню. Письмишко ему относил. Охраны там больше, чем в Кремле.
   — Давай быстрее, каждая секунда дорога.
   Часы на приборном щитке показывали четверть одиннадцатого.

***

   Галя расплатилась с таксистом и вышла из машины. Радиостанция «Эхо Москвы» сообщила, что в столице десять утра. Девушка перешла улицу и направилась к белой кирпичной башне, стоявшей чуть глубже от дороги в окружении небольшого парка.
   Галина чувствовала себя бодро и рассчитывала на свои силы. Она хотела поставить еще одну жирную точку в своей истории. Остановить ее не представлялось возможным. Такие решения принимались без глубокого анализа и долгих раздумий, они были следствием инстинктов, а не умозаключений. Не возникало ни вопросов, ни ответов. Какая-то сила двигала человеком и выполняла волю амбиций, честолюбия, гордости и страсти. Все это называлось одержимостью.
   Галя подошла к подъезду и была удивлена тем, что не встретила охраны. Ни одной рожи из команды Князя по аллеям не шлялось и никто не занимал лавочек, законно принадлежавших местным старушкам.
   Консьержка сидела на своем месте и приветливо поздоровалась.
   — Доброе утро, Риточка. Давно вас не было видно.
   — В отпуске отдыхала. Мой благоверный дома?
   — Сегодня еще не выходил, ну а посетители, сами знаете, целый день маячат.
   Галя вызвала лифт и поднялась. На лестничной площадке тихо.
   Телохранители исчезли, а дверь квартиры приоткрыта. Неприятные воспоминания, связанные с этим домом, вызывали некоторую нервозность. Что-то здесь было не так, и в какой-то момент ей захотелось повернуться и уйти, но какая-то неведомая сила толкала ее вперед. Девушка распахнула дверь и вошла в квартиру.
   Пусто. Она приблизилась к кабинету и заглянула внутрь.
   Князь сидел за столом в генеральском мундире при полной выкладке, увешанный орденами. Его голова откинулась назад, а голубые глаза бессмысленно смотрели в потолок. В виске чернело небольшое отверстие, а в правой руке, висевшей над полом, был зажат маленький хромированный пистолет. Галя подошла ближе. Она ненавидела этого человека, но сейчас в одно мгновение он стал ей безразличен и, несмотря на блеск орденов и погон, выглядел жалким и беззащитным. Стоил ли он жестокой мести? Ничтожный винтик в огромной машине.
   Его уберут, другого поставят, и никто этого не заметит. Взрывать надо всю махину, а не давить насекомых поодиночке. Галя подумала о Сергее. И он такой же дурак, как она. Что они могут? По улице мамонты ходят, а они устраивают дуэли с комарами. Какая разница, кто убил Князя в его любимом кресле? Его судьба была предрешена, когда он в него сел. То же самое ждет его последователя.
   — Пришла проститься с любимым? — услышала она голос за спиной.
   Рыжая резко оглянулась. В дверях стоял Мопс с револьвером в руке.
   — Стой где стоишь, девочка. Мне так будет спокойнее. Я уже видел тебя в действии. Молодчина! Выкрутилась! Сильная натура. Да еще воли хватило к дружку вернуться, должок отдать. Знал бы я о твоих планах, оставил бы Князя тебе и не торопился с его приговором. Стар я уже, устал от бесконечных похорон.
   И тебя вот лишил удовольствия. Молодец, баба! Вся в отца!
   — Что ты про отца моего знаешь, пес поганый?!
   — Много у меня еще корешей осталось в ментовке. Слыхал я про дочку Ушакова. Сорвиголова. Говорили, будто ты самого Угрюмого завалила и Костю Пестрова в капкан затащила. Земля слухами полнится. Да и сходство есть. Я ведь к тебе присматривался, как только ты появилась здесь. Стать у тебя не как у уличных шлюх. Слишком своенравная для проститутки. Ну а потом Цезарь подтвердил мои подозрения. Пока ты мне не мешала, я тебя не трогал. Занималась бы Котом, наркотой, и Бог с тобой. Нет, тебе мало. Ты ко мне нос сунула, а я этого не люблю. Ох, Князек-то страдал… Ну да отмучился. Теперь на его место действующий мент пришел. Бандюга отпетый, теперь только держись! Из «похоронного бюро» он решил создать следственно-расстрельный комитет при Петровке.
   — Как бы он тебя, пес, не списал в расход. Или свой свояка?…
   — Ну какой он мне свояк. Меня двадцать лет назад из милиции в тюрьму на покой отправили. Двух сук пригвоздил к стенке. Превышение! А когда вышел, с твоим папашей столкнулся. Я-то его хорошо помнил. Вместе участковыми начинали. Ну а после отсидки я свою команду сколотил. Ювелирные мы не трогали.
   Мы дантистов щипали, которые на черном рынке червонцы царской чеканки скупали.
   Хорошие были времена. Ни один из них с жалобой в легавку не пошел. Знали, чем дело пахнет. Но вот нарвались мы на одного козла на Сретенке. Решил он за свое золотишко постоять. Убрать мы его убрали, но шума понаделали. Тут и появился Ушаков, защитник частной собственности. Вышли мы с ним один на один. Такой же упрямец, как и ты, был. Двоих моих подельников он убрал, но со мной осечка произошла. Выстрелили мы одновременно. Его пуля мне кепку сбила, а моя в цель попала.
   Мопс приподнял свой чуб, где проглядывала белая полоска шрама.
   — На всю жизнь память оставил. На сантиметр ошибся. Но с судьбой не спорят. Рожденный умереть от пули повешен не будет. — Девушка сделала шаг вперед. Кулаки ее сжались.
   — Не стоит, детка. Не лезь на пулю, глупо. С меня папаши твоего хватит. Я бы тогда тихо ушел, но он сам в штыки полез. Я всегда в цель попадаю.
   И здесь не одно поколение стрелков вырастил и не одно похоронил. Жизнь скоротечна. Ступай с Богом и живи, пока живется. Я тебя отпускаю.
   — Глупость делаешь. Мопс. Долго тебе не жить.
   — От судьбы не уйдешь. Ступай.
   Мопс попятился и открыл входную дверь. Револьвер твердо сидел в его руке, и ствол ни разу не дернулся.
   Девушку трясло. Она уже точно знала, что после такого удара ей с ним не справиться. Силы высохли, как вода на солнце. Ноги сделались ватными и непослушными. Она направилась к двери, стараясь не смотреть на отвратного человечка с бульдожьей мордочкой. Галина знала, что вернется сюда, она знала, что Мопс получит по заслугам, но сейчас ей требовались силы.
   Мопс закрыл за ней дверь квартиры и пожал плечами.
   — Стар стал, сентиментален.
   Он прошел в кухню и выглянул в окно. Белая «Волга» стояла у соседнего дома. Мопс взял рацию с подоконника и связался со своим главным ликвидатором.
   — Кандыба, дружочек. Сожалею, но вынужден тебя использовать как обычную шестерку. Прости дружок, но так надо. Высокая, красивая, рыжая. Она сейчас выйдет из моего подъезда.

***

   Машина Белого подъехала к дому Князя и остановилась на противоположной стороне улицы. Чиж сунул обрез под куртку и выскочил из машины.
   Белый стучал кулаком о ладонь и ждал, когда прекратится автомобильный поток, чтобы перебежать дорогу. Но тут случилось чудо. Их взмыленные бешеные лица в одну секунду превратились в блаженные физиономии ротозеев.
   От кирпичной башни по аллее к улице шла рыжеволосая красавица.
   Лицо ее было бледным и грустным, но походка оставалась уверенной и целеустремленной. Она еще не видела своих обеспокоенных рыцарей и думала о чем-то своем.
   — Ну что, паникер? Выспаться не дал! — заворчал Чиж. — Вот твоя королева!
   — Теперь вижу. Сейчас смеяться над нами будет.
   Белый облокотился на машину и достал сигареты. Когда Галя вышла на улицу, то тут же увидела долговязую сутуловатую фигуру своего избранника. На душе стало теплее, и она улыбнулась. Странно. И что она в нем нашла? Ей хотелось подбежать к нему, обнять, положить голову на плечо и расплакаться.
   Чиж помахал ей рукой и сел за руль.
   Степан Кандыба выполнял самые виртуозные операции и был человеком строгих правил, точных планов и железных расчетов. Его операция в Челябинске произвела фурор, оставив следственные органы в полном недоумении и растерянности. Но сейчас, когда он мирно ждал своего шефа в машине, ему дают неясное, бездарное задание, которое не выдерживает никакой критики. У него даже оружия при себе не было.
   Девушка с рыжими волосами появилась через три минуты. Она махнула рукой, подавая знаки человеку с противоположной стороны улицы. Кандыба скрипнул зубами, но не мог ослушаться приказа. Как только ее нога ступила на проезжую часть, Кандыба нажал на педаль газа.
   Белый успел что-то крикнуть, Галя оглянулась. На нее летела большая белая машина. Ни один мускул не дернулся на ее теле. Мышцы атрофировались, инстинкты умерли. И даже страх куда-то исчез, оставив ее в полном одиночестве. Машина с огромной силой ударила окаменевшую девушку. Ее подбросило вверх, и она пролетела несколько метров в воздухе, приземлившись на спину на встречной полосе. Послышался кошмарный хруст. Несколько раз ее крутануло на месте, и она застыла. Завизжали тормоза, несколько машин выскочило на тротуар. Послышались крики.
   Белый выронил изо рта сигарету и несколько секунд стоял не двигаясь, но вдруг очнувшись, бросился к Гале.
   Чиж сорвал машину с места, сделал резкий разворот и помчался за уходившей к загородному шоссе «Волгой».
   Она лежала тихо, будто спала. Только неестественная бледность покрывала спокойное лицо. Сергей встал на колени и склонился перед ней, вглядываясь в нежное лицо. Вокруг собралась толпа зевак, каждый лез со своими советами, другие хотели взглянуть на очередной уличный труп. Белый не слышал шума толпы.
   — Солнышко мое, — тихо прошептал он. Ресницы дернулись, и зеленые глаза открылись.
   — Я хочу к тебе. Возьми меня с собой, — шептал он, прильнув к ее уху.
   Солнечный весенний луч отражался в зелени ее глаз, как в безбрежном океане, но что-то черное блеснуло в изумрудных глубинах, девушка тихо вздохнула.
   — Ты должен жить, — прошептали ее губы. — Если не ты, то кто же?
   Ее дернуло, словно ударило током, голова склонилась набок, и тонкая струйка крови пробежала от уголка рта по щеке к уху.
   Чьи-то сильные руки подхватили Белого и оттащили в сторону. Люди в белых халатах заняли его место. Рядом стояла машина «скорой помощи» и милицейский фургон.
   Двое в форме смотрели на Белого.
   — Вы знаете потерпевшую? — спросил лейтенант.
   — Да. Ее зовут Галина Ушакова. Лейтенант милиции. Отчество можно узнать на Ваганьковском кладбище. Там похоронен ее отец, капитан Ушаков. Тоже милиционер.
   — Ладно, паренек. Ты не уходи. Ты еще нужен будешь. — Оперативники переключились на толпу.
   Белый повернулся и пошел вдоль дороги к центру города. Он шел и шел и ничего перед собой не видел, но он твердо знал, что не все дороги ведут к храму.

***

   Чиж выжимал из машины все, на что она была способна. Впереди появился огромный щит перед выездом на Кольцевую дорогу. На такой скорости через пост ГАИ, где собирается постоянная пробка, им не проскочить. Кандыба это также понимал и, не доезжая трехсот метров до поста, свернул в переулок. Битая дорога заставила машины скакать, а не мчаться. Чиж понял, что здесь можно бросить машину и затеряться в новостройках. Он взял с сиденья обрез, открыл окно и сделал три выстрела. «Волга» запетляла из стороны в сторону, и ее багажник занесло вперед. Чиж ударился носом в нос и затормозил. Машина была блокирована. Он выскочил на улицу и, выбив ногой стекло кабины водителя, направил ствол обреза в горло убийце. Кандыба плюнул на руль.
   — Какой же я мудак!
   — Кто отдал приказ? — жестко спросил Чиж.
   — Мопс. Сукин сын. Чтоб он сдох!
   — Сдохнет. И ты сдохнешь!
   Чиж выстрелил.
   Вернувшись в свою машину, он сдал назад, развернулся и поехал к месту происшествия. Дорога, на которой закончилась десятиминутная погоня, вела в тупик, к воротам троллейбусного парка, где не было сквозного движения.
   Когда Чиж вернулся, толпа уже рассосалась. Дорожная милиция вымеряла расстояния тормозных путей. Белого среди прохожих не было.
   Чиж припарковал машину к обочине возле дома, из которого вышла Рыжая, и стал ждать. Мопс в сопровождении двух быков вышел, когда на улицах зажглись фонари. Они сели в синий «форд» и вывернули к центру Чиж сел им на хвост и держался на почтительном расстоянии. У него не было определенных планов, он не мог принимать решения. Его интересовал адрес Мопса, и больше ничего.

***

   Профессор Толстопальцев очень серьезно осмотрел Аркадия Шевцова и попросил его лечь в постель. Сиделка проводила профессора в соседнюю комнату, где его ожидал брат больного Дмитрий Шевцов. Толстопальцев сел в предложенное ему кресло и, приподняв плечи, развел руками.
   — Сердце ни к черту не годится! Как говорят в народе, держится на соплях. Не хочу вас пугать, Дмитрий Николаевич, но можно ожидать худшего в любую минуту. Однако есть один любопытный факт, который может подать надежду.
   Один мой пациент имел тот же диагноз. Он был литератором и жил в Переделкино холостяцкой жизнью. Я напророчил ему год жизни. А он прожил шестнадцать. Все зависит от обстановки, условий, покоя. Кстати, умер он после того, как съездил в Москву на съезд писателей.
   — Какие будут рекомендации, Семен Израилич?
   — В кардиологическом центре делают прекрасный массаж сердечной мышцы, ванны. Удовольствие не из дешевых, но польза несомненная.
   — Был бы вам обязан, если бы вы написали свои рекомендации на своем бланке.
   — Это нетрудно. Но для центра такие мелочи не имеют значения. Сейчас главенствует коммерция.
   — И укажите в бумаге мое имя, а не брата. Этот документ нужен мне.
   Если я предъявлю ваши рекомендации думским чиновникам, то лечение будет оплачено из нашего бюджета. К сожалению, иногда приходится прибегать к таким уловкам.
   — Я понимаю вас, Дмитрий Николаевич, но как это может отразиться на моей репутации?
   — Я никогда не забываю оказанных мне услуг. К тому же никто в Думе понятия не имеет о существовании второго Шевцова. Где-то, когда-то, при советской власти в одной из анкет я упоминал имя брата. Кажется, при оформлении заграничного паспорта. Но это уже история.