Страница:
– Предатель, вошедший в сговор с пиратами, – это вы, – заметила Лукреция. – И чувствуете вы себя уверенно до тех пор, пока думаете, что Галифакс защитит вас. Но маркиз Галифакс любит власть, а не евреев, и ему начхать на вас, особенно если тори узнают, кому теперь присягают наместники в английских колониях. А ведь и в Лондоне найдется человек, который попытается сложить в одно целое все картинки этой шарады. А что касается Барбадоса, то этот человек уже нашелся. Я недолго билась над ней и решила посмеяться вначале вместе с вами, прежде чем смеяться начнут без нас.
– Да вы просто казнь египетская! Чего вы хотите?
– Я хочу с вами дружить.
– На кой черт мне ваша дружба, сударыня! – воскликнул банкир и утер лицо рукавом. – Я спрашиваю прямо, что вам нужно?
– То же самое, что и вам, – спокойно ответила Лукреция. – Ведь вы ищете сокровища Уолтера Рэли?
Маленький и круглый Абрабанель подпрыгнул, точно мячик из застывшего сока гевеи, и что есть силы замахал руками. От бриллиантов на его руках во все стороны брызнули радужные лучи.
– Тише! Замолчите вы, наконец! – свистящим шепотом запричитал банкир. – Вы разве в своем уме? Что вы так кричите?
Он подбежал к высокой резной двери и быстро выглянул в коридор. Убедившись, что их никто не подслушивает, он тут же захлопнул ее и запер на ключ.
– А теперь выкладывайте, что вам известно! Иначе я позову губернатора, и вы будете арестована как французская шпионка!
– Вы правильно заметили – на Барбадосе чудовищно жарко! – заметила Лукреция и обмахнулась веером, который до этого момента спокойно лежал у нее на коленях. – От этой духоты вы совсем потеряли голову. Давайте поговорим, как деловые люди. Я знаю вашу тайну, а вы мою нет. Я знаю, что вы отправили в море нагруженный мусором корабль, предварительно сообщив о нем пиратам, как о судне, набитом ценностями. Переговоры с пиратами вел на Тортуте ваш помощник Хансен. Поскольку вы продолжаете здесь сидеть, да еще и обрели приют у губернатора, можно предположить, что Джексон с вами в сговоре. Скорее всего, таким образом вы покрываете какие-то его грешки. И в Виндзоре, и в Сити с большим интересом узнают об этих милых штучках, как вы полагаете? Но я не собираюсь вас шантажировать, Абрабанель, я предлагаю вам сотрудничество.
– Сокровища Рэли – это миф! – хмуро проворчал Абрабанель.
– Я тоже так думала, – кивнула Лукреция. – Но теперь мое мнение изменилось.
– Вздор! Мне нет дела ни до каких сокровищ!
– А до флейта «Голова Медузы» вам дело есть? – спросила Лукреция. – Пока что он еще бороздит испанское море, вы не забыли об этом? Если вы поможете мне, эту проблему можно будет попробовать решить. «Голова Медузы» теперь пиратский корабль, и потопить его – небольшой грех.
Банкир пристально посмотрел на Лукрецию, взъерошил остатки волос на голове и семенящим шагом прошел куда-то в угол комнаты. Там он отпер окованный медью ларец и вынул оттуда хрустальный флакон и серебряный стаканчик. Шевеля губами, Абрабанель отсчитал шестьдесят капель темно-коричневой жидкости, разбавил ее водой и, поморщившись, выпил. В воздухе разлился сильный запах камфоры и валерианы.
– А вы действительно умны! – вдруг произнес он совсем другим тоном. – В самом деле! Пиратские корабли нужно пускать ко дну. Это трезвая мысль. Мне не нравится, когда правительства поощряют разбой. Ни к чему хорошему такой обычай не ведет.
– Значит, по рукам? – спросила Лукреция.
Абрабанель быстро взглянул на нее.
– Прекрасно-прекрасно! – пробормотал он. – Похоже, мы с вами сговоримся. Впервые вижу такую рассудительную женщину. Никаких этих штучек... Все просто и разумно. А некоторым вашим выводам определенно не откажешь в остроумии. Может быть, чересчур богатая фантазия...
– Да оставьте вы мою фантазию! Лучше скажите, какого дьявола вы все еще торчите на Барбадосе? Сокровища где-то рядом?
– Уверяю вас, нет никаких сокровищ! Есть только легенды и слухи... А здесь я, как вам угодно было выразиться, торчу, потому что дожидаюсь своего компаньона – он вот-вот должен вернуться из Венесуэлы. Вот беспокойный человек! Проехался вдоль всего побережья, поднялся вверх по Ориноко, встречался с индейцами, охотниками, миссионерами, разбойниками, потомками испанских конкистадоров...
– Значит, искал следы пропавших сокровищ, – заключила Лукреция. – Вы ждете, какие вести он вам принесет.
– Жду его с нетерпением, – подтвердил Абрабанель. – Но совсем по другому поводу. Мой добрый друг Ван Дер Фельд просил у меня руки моей единственной, горячо любимой дочери и получил согласие. По его прибытии должна состояться помолвка.
– Как трогательно! – фыркнула Лукреция. – Жаль бедную девочку. Но, в конце концов, это ваше семейное дело. А меня интересует, с чем явится к вам этот чертов голландец.
– Меня это тоже интересует, – язвительно заметил банкир. – Будем надеяться, что он напал на след сокровищ. Иначе наше сотрудничество теряет смысл, вам не кажется?
– Нет, не кажется! – отрезала Лукреция. – И вообще, любые вопросы нашего сотрудничества решать буду я!
– Но по какому праву?
– По праву сильного, – решительно заявила Лукреция. – А я сейчас сильнее вас.
– Ну, хорошо, – вздохнул Абрабанель. – Будь по-вашему. Но теперь, когда мы обо всем договорились, вы наконец позволите мне переодеться и позавтракать?
– Мы еще не обо всем договорились. Вы должны разрешить дочери беспрепятственно общаться со мной.
– Вы собьете девочку с пути истинного! – в сердцах сказал Абрабанель.
– Не этого вы боитесь, Абрабанель! – покачала головой Лукреция. – Боитесь, что Элейна выдаст ваши коммерческие тайны. Но все, что мне нужно, я уже про вас узнала. А ваша дочь мне нужна, чтобы узнать все про того молодого человека, которого вы спасли по пути на Барбадос. Молодой человек был образован, хорош собой, он не мог не привлечь внимания вашей дочери. Возможно, они разговаривали между собой, возможно, он звал ее в гости... Ведь вы тоже хотели бы узнать, где жил этот человек на Барбадосе?
– Это верно! – согласился Абрабанель. – Эта история с самого начала не дает мне покоя. Этот хлыщ никогда не говорил, что знает кого-то на Барбадосе. А он знал! А почему вы им интересуетесь?
– Мне кажется, что я встречала этого человека раньше, – ответила Лукреция. – Но мне он тоже не говорил, что знает кого-то на Барбадосе.
Глава 10
И хотя до сих пор он сам не лишил никого жизни, укоры совести, запятнанной соучастием в грабеже и разбое, не давали ему покоя ни на минуту.
Мысли оставить корабль не раз приходили ему в голову, но каждый раз его останавливал один и тот же вопрос: куда ему было бежать? Еще в самом начале Веселый Дик объявил, что на землях, принадлежащих Британской метрополии, весь экипаж «Медузы» была объявлен вне закона. Даже упрямый Джон Ивлин был раздавлен этой вестью.
Теперь он был у Веселого Дика за первого помощника, или, как говорят голландцы, штурмана[48]. Посему, как это водится у береговых братьев, в его обязанности, кроме вождения корабля, входило заменять капитана в его отсутствие и при захвате вражеского судна. Надо сказать, что Джон Ивлин и у пиратов выполнял свои обязанности безукоризненно, хотя как бы механически, замкнувшись в себе и коротая время в полном одиночестве в каюте или на капитанском мостике, хотя Веселый Дик частенько предпочитал прокладывать курс «Медузы» самостоятельно.
Уильяма Веселый Дик по иронии судьбы назначил своим вторым помощником, хотя по владению морским ремеслом, сказать по справедливости, Уильям больше смахивал на пороховую обезьяну[49]. Квартирмейстером на корабле стал беглый каторжник Джек Дэвис по прозванию «Потрошитель», ибо более всех занятий он предпочитал потрошить трюмы и сундуки, не входя в размышления ни о вере, ни о национальности их хозяев. Единственной его добродетелью была безрассудная преданность Дику, ибо тот некогда выкупил его у одного плантатора, тем самым избавив от верной смерти под плетьми. Потрошитель, надравшись, охотно рассказывал историю своих злоключений, при этом на глазах у него неизменно возникали слезы, так что Уильям вскоре имел случай выслушать это поучительное повествование.
Оказывается, Джек происходил из обеспеченной семьи: на Тортугу его привела жажда приключений и скука в родном Девоншире. Веселая жизнь привела его на галеры, и вместе с другими осужденными преступниками он отправился в далекую Вест-Индию. Однажды галера, на которой махал веслами Джек, подверглась нападению пиратов, и Джек охотно присоединился к ним, благодаря жестокости и уму вскоре сделавшись равноправным членом шайки.
После одного удачного грабежа нелегкая занесла его на Тортугу, где, быстро спустив свою долю, Джек проиграл одному плантатору в кости около тридцати шиллингов, сумму, может быть, и не ахти какую, но вполне достаточную для того, чтобы быть проданным в рабство от шести месяцев до года по местным законам. Хозяин его оказался сущим зверем и развлекался тем, что всячески издевался над Джеком и несколькими другими юношами из порядочных семей, роковым образом подпавшими под его власть. Впрочем, такое положение белых рабов считалось на Тортуте в порядке вещей, ибо даже негры ценились там дороже. «Негр работает всю жизнь, а европеец – год или два», – говаривали владельцы табачных плантаций. Белых рабов иногда даже не кормили, и им, терпя всяческие унижения, чтобы не умереть от голода, приходилось выпрашивать у негров куски касавы. Один из товарищей Джека по несчастью решил убежать в лес и позвал его с собой. Их травили собаками, как диких свиней, и в конце концов поймали. Плантатор привязал несчастых к деревьям и, решив начать с приятеля, бил его до тех пор, пока спина у него не обагрилась кровью. Тогда этот мерзавец намазал ему раны смесью из лимонного сока, сала и испанского перца и оставил привязанным на целые сутки.
– Мне повезло, – говаривал Потрошитель, зачерпывая из кисета табак и отправляя его в рот. – Я сушился рядышком, слушая крики и стоны товарища, и молил Бога, чтобы мне сдохнуть еще до того, как эта скотина возьмется за меня. На следующее утро наш хозяин возвратился и принялся снова избивать моего приятеля палкой, пока бедняга не умер у меня на глазах.
Прежде чем потерять сознание, мой товарищ повернул залитое потом и кровью лицо и проклял этого зверя. «Дай Бог, чтобы дьявол истерзал тебя так же, как ты терзал меня», – сказал он и закрыл глаза. В это время, на мое счастье, откуда-то появился Веселый Дик со своими ребятами, который по обыкновению шатался по Тортуте и славил Бахуса. Конечно, он не барышня и повидал всякое, но от такого зрелища хмель выветрился из его башки, и он в ярости набросился на плантатора. Дружки еле уговорили его кончить дело миром, не желая навлекать на себя гнев губернатора. Швырнув к ногам моего мучителя мешочек с золотым песком, Дик прихватил меня с собой. Спустя пару недель после моего чудесного избавления мне рассказали, что этого скота и взаправду стали преследовать злые духи и через несколько дней после убийства моего приятеля он умер. Говорят, когда слуги обнаружили его мертвым в собственной спальне, тело его было так избито и истерзано, что трудно было признать в нем человека. Клянусь святой Библией, тут вмешался сам Бог и покарал убийцу за все те жестокости, которые он совершил, – заключал обыкновенно Потрошитель и, воздевая глаза к небу, осенял себя крестным знамением.
Услышав эту историю, Уильям мысленно возблагодарил Провидение за спасение от страшной участи раба и искренне пожелал, чтобы Оно избавило его и от пролития невинной крови.
Впрочем, несмотря на столь чувствительные рассуждения, команда боялась Потрошителя до дрожи, ибо он справедливо распределял между ними не только добычу, но и удары кошкой.
– Ост крепчает! – прокричал Потрошитель, незаметно подойдя к Уильяму, крепко державшемуся за ванты. – Клянусь громом, на этой лохани не палуба, а полуприливная скала.
– Что?
– Заливает палубу, говорю! – заорал Джек, закашлявшись, и, посмотрев на Харта как на блаженного, отправился к баку, перехватывая концы, что бы не упасть.
Уильям вздохнул, и в ту же минуту высокая волна окатила его с головой.
Преодолев Наветренный пролив, они оказались в спокойном океане, и флейт принялся крейсировать в виду побережья Кубы. Как впоследствии понял Уильям, Веселый Дик получил от кого-то верные сведения, и на исходе дня они увидели на горизонте несколько кораблей. Последний в этом караване значительно отстал от остальных.
– Корабль по левому борту! – послышалось с марсовой площадки.
Дик вышел на полубак, достал из кармана деревянную подзорную трубу в латунной оправе и приложил ее к единственному глазу. Сердце пирата забилось от радости – все шло так, как было задумано.
– Эй, Джек, – заорал он, – посмотри-ка, ведь это вооруженные галеоны, везущие золото из Веракрус. Глянь, последний из них едва поспевает за остальными. Разве это не славный приз для веселых парней, готовых на все?
Потрошитель, выйдя на бак, с удивлением посмотрел на своего капитана.
– Вы шутите, сэр, – недоверчиво произнес он и сплюнул за борт пережеванным табаком. – Ни один пират еще не нападал на испанский флот[50] в одиночку!
– Ну, так я буду первым! Уже полгода мы не слыхали, как бряцает золотишко в карманах. Терять нам, кроме собственных душ, нечего, а их мы и так давно заложили дьяволу! Так пусть он и выручает нас теперь! Созывай людей, Джек!
Через несколько секунд послышался свист, и Фил, однорукий боцман, собрал всю шайку на носу.
Веселый Дик задвинул за щеку табачную жвачку и, весело оглядывая своих ребят, обратился к ним с речью примерно следующего содержания:
– Фортуна, эта шлюха, давно уже не улыбается нам! Да и с чего ей улыбаться, ребята, если бабы, как известно, любят тех, у кого водятся денежки и кто не боится показать им свой кураж! Я знаю, вы все храбрые парни, а дерзость часто вершит чудеса! Вы бывали в разных передрягах, вы покрыты шрамами и славой! На том галеоне может быть более сотни матросов. Стало быть, на каждого из нас придется по четыре испанца, причем тоже крепких ребят! Но все не так безнадежно! Мы попробуем перехитрить испанцев. Им и в голову не придет, что какая-то голландская посудина решила покуситься на них, так как никто еще не грабил в одиночку военный корабль, идущий в караване! Я даю вам полчаса на размышление. – И Веселый Дик ткнул пальцем в сторону корабельной склянки[51]. – Слышите? Ударил колокол! Время пошло!
Веселый Дик повернулся спиной к команде и, подойдя к фальшборту, вновь принялся обозревать испанский флот в подзорную трубу, что-то тихо напевая себе под нос.
Пираты сгрудились возле фок-мачты, яростно споря по поводу предложения капитана.
– Что ж, – квартирмейстер Джек положил руку на рукоять широкого, зазубренного с одного конца ножа, торчащего у него из-за пояса. – Мне и вправду терять нечего. Я вышел в море, чтобы разбогатеть и повеселиться, лопни моя селезенка, а Дик предлагает славную охоту.
– Не скажи, Джек, – возразил ему Однорукий. – Мне еще не пришла охота отправиться на корм рыбам или плясать на мачте.
– Не мели чепухи, Фил, – оборвал его Джек. – Я пока еще ваш квартирмейстер и не советую вам, ребята, упускать этот шанс. Если мы возьмем галеон, мы будем купаться в золоте остаток своих дней.
– Ну да, – вдруг, к удивлению Уильяма, тоже присутствующего на этом совещании, вмешался Джереми. – По мне так лучше сдохнуть, чем без толку болтаться в море, не имея ни лишнего куска хлеба, ни глотка воды.
– Ты хочешь сказать, что в кубрике и так тесновато? – хрипло рассмеялся Потрошитель и ткнул Джереми кулаком в бок. – Что ж, мы можем освободить пару коек, – и он, щурясь от лучей предзакатного солнца, падавших ему прямо на лицо, обвел пиратов насмешливым взглядом.
– Потрошитель дело говорит, – отозвался незнакомый Уильяму бородатый пират в офицерском шарфе, повязанном прямо на голуюй шею. – Если этот приз достанется нам, мы сможем завязать и вернуться домой, а кому неохота – славно погуляют на берегу!
– Я голосую «за»! – прохрипел Джек и поднял вверх большой палец руки.
Пираты снова зашумели, и следом вперед неуверенно потянулась пара рук с также поднятыми вверх большими пальцами.
– Я тоже «за»! – вдруг раздался позади Уильяма звучный голос, и Амбулен, выполняющий на корабле роль судового лекаря, уверенно протянул ухоженную руку с поднятым пальцем.
Потрошитель расхохотался.
– Даже докторишка, и тот дает вам фору! – воскликнул он, и в бесцветных глазах его сверкнул злобный огонек.
Пираты заволновались и, бормоча проклятия, смешанные с божбой, протянули руки вперед.
– Смотри обожжешься, Джек, – проговорил боцман, последним принимая участие в голосовании.
– Не каркай, Фил, лучше побереги последнюю руку! – рявкнул Потрошитель, обнажая в плотоядной усмешке ряд крепких, желтых от табака зубов.
Продолжая ухмыляться, он отделился от пиратов и подошел к Веселому Дику, безмятежно прогуливающемуся по баку.
– Капитан, сходка постановила единогласно – мы идем добывать испанца! – проговорил он и подмигнул.
– Что ж, скоро зайдет солнце, – громко сказал Дик. – Но к его восходу мы можем стать богачами!
Пару часов спустя, когда безлунная тропическая ночь накрыла море, «Голова Медузы» с потушенными огнями и приспущенными парусами тихо догнала галеон и легла в дрейф на расстоянии двух кабельтовых. Шлюпки спустили на воду, и, набитые головорезами, они вплотную приблизились к галеону. Обмотанные тряпками весла бесшумно входили в воду, и вскоре пираты с обезьяньей ловкостью карабкались на его борт, зажав в зубах ножи и тщательно закрепив на себе сабли и пистолеты.
Потрошитель взял на себя вахтенного. Бесшумно ступая босыми ногами по палубе, он тенью подкрался к нему со спины, и, схватив за волосы, мгновенно запрокинул тому голову и перерезал горло. Матрос не успел даже пикнуть, только густая струя крови ударила из раны, заливая доски. Потрошитель тихо опустил его на палубу и двинулся дальше. Тем временем другие пираты кончили с рулевым и ночующим на баке, прямо на груде канатов, впередсмотрящим. Царила мертвая тишина, нарушаемая только плеском волн и едва уловимыми шагами босых ног.
Веселый Дик, который, поставив на карту все, решил сам возглавить нападение, осторожно подкрался к иллюминатору офицерской каюты и заглянул внутрь. Капитан и трое офицеров сидели за большим, накрытым скатертью овальным столом и при свете трех свечей играли в карты.
– Ну, теперь моя сдача[52], – прошептал Дик и кивнул замершим в трех шагах от него пиратам. – Слушай, Джек, возьми дюжину ребят и давай быстро вниз, в кубрик. Режьте этих собак, пока они дрыхнут, а тех, кто вздумает сопротивляться, проснувшись, – убивайте. Это придаст остальным сообразительности: захотят жить – сдадутся!
Джек кивнул и растворился в темноте. Следом за ним исчезли и выбранные им пираты.
– Со мной пойдут Том, Боб, Амбулен и Харт!
Услышав свое имя, Уильям невольно вздрогнул. Сбывались самые худшие его опасения, и хотя ему всей душой полагалось ненавидеть испанцев и жаждать победы, где-то в глубине души он считал подобный исход не вполне справедливым. У него не было никаких личных причин ненавидеть совершенно незнакомых ему людей, которые к тому же честно исполняли свой долг. Обещанные команде барыши с этой бойни отчего-то не столь сильно грели его сердце. Но он сделал свой выбор, и теперь наступило время за это платить.
– Остальные – занять все орудийные палубы и обыскать каждую щель! – продолжал отдавать приказания Веселый Дик.
– Эй, Джон, – из толпы разбойников сейчас же выступил молодой мужчина, лицо которого от подбородка до левого уха пересекал страшный сабельный рубец, – если выстрелит хоть одна пушка, ответишь головой. Врочем, – капитан тихо усмехнулся, – это и так ясно!
Джон махнул остальным пиратам рукой, и они растворились во мраке.
Уильям зажал в руках шпагу и оглянулся на остальных. Каждому пирату полагалось только то оружие, которое он сумел захватить в бою. Поэтому у капитана, Боба и Тома были взведенные пистолеты, а у Роберта и Харта только шпаги, по сути бесполезные в этот момент.
Одноглазый словно прочел его мысли и прошептал:
– Что ж, ребята! У вас есть прекрасный шанс вооружиться получше – у испанцев весь арсенал хранится в офицерской каюте! – и он растянул губы в беззвучной усмешке.
Уильям вздохнул и, собравшись с духом, мысленно вознес какую-то мрачную, но пламенную молитву.
– Что ж, на абордаж! – шепотом воскликнул Дик и осторожно ощупал ручку дверей: Убедившись, что она не заперта, он с размаху ударил в нее, и пираты ворвались внутрь, нацелив пистолеты и шпаги на испанцев.
От изумления и испуга офицеры замерли в своих креслах, и только с уст самого старшего, по-видимому капитана, сорвался не то возглас, не то молитва.
– О Санта Мария! – прошептал он, и рука его потянулась к бедру.
– Сдавайтесь, или я убью вас! – вскричал Дик, а Амбулен подошел вплотную к пожилому испанцу и приставил к его горлу клинок.
Вдруг откуда-то снизу прогрохотало несколько одиночных пистолетных выстрелов. Это в кубрике и на олтер-деке завязалась драка.
– Внизу-то горячо! – воскликнул Том и оскалился.
В ту же секундну двое испанцев, опомнившись, вскочили и, схватив лежащее перед ними оружие, бросились на пиратов.
Амбулен еще крепче прижал острие шпаги к пошевелившемуся было капитану и произнес по-испански:
– Не двигайтесь, ваша милость, или я проткну вас.
Капитан побагровел от бешенства, но послушался.
В следующее мгновение испанцы замертво упали под выстрелами Дика и его товарищей.
Главное сражение разворачивалось на нижних палубах, где ночевал экипаж.
Сняв с верхней палубы переносную вертлюжную кулеврину[53], пираты на руках подтащили ее к грот-люку, где установили прямо над кубриком.
– Эй, сдавайтесь, – проорал Джон и поднес к полке огонь, – или, дьявол меня возьми, я стреляю! Раздался оглушительный грохот, и ядро, ломая переборки, влетело в кубрик. Через секнуду раздался оглушительный взрыв, и десятки человек страшно закричали от боли и ужаса.
– Да вы просто казнь египетская! Чего вы хотите?
– Я хочу с вами дружить.
– На кой черт мне ваша дружба, сударыня! – воскликнул банкир и утер лицо рукавом. – Я спрашиваю прямо, что вам нужно?
– То же самое, что и вам, – спокойно ответила Лукреция. – Ведь вы ищете сокровища Уолтера Рэли?
Маленький и круглый Абрабанель подпрыгнул, точно мячик из застывшего сока гевеи, и что есть силы замахал руками. От бриллиантов на его руках во все стороны брызнули радужные лучи.
– Тише! Замолчите вы, наконец! – свистящим шепотом запричитал банкир. – Вы разве в своем уме? Что вы так кричите?
Он подбежал к высокой резной двери и быстро выглянул в коридор. Убедившись, что их никто не подслушивает, он тут же захлопнул ее и запер на ключ.
– А теперь выкладывайте, что вам известно! Иначе я позову губернатора, и вы будете арестована как французская шпионка!
– Вы правильно заметили – на Барбадосе чудовищно жарко! – заметила Лукреция и обмахнулась веером, который до этого момента спокойно лежал у нее на коленях. – От этой духоты вы совсем потеряли голову. Давайте поговорим, как деловые люди. Я знаю вашу тайну, а вы мою нет. Я знаю, что вы отправили в море нагруженный мусором корабль, предварительно сообщив о нем пиратам, как о судне, набитом ценностями. Переговоры с пиратами вел на Тортуте ваш помощник Хансен. Поскольку вы продолжаете здесь сидеть, да еще и обрели приют у губернатора, можно предположить, что Джексон с вами в сговоре. Скорее всего, таким образом вы покрываете какие-то его грешки. И в Виндзоре, и в Сити с большим интересом узнают об этих милых штучках, как вы полагаете? Но я не собираюсь вас шантажировать, Абрабанель, я предлагаю вам сотрудничество.
– Сокровища Рэли – это миф! – хмуро проворчал Абрабанель.
– Я тоже так думала, – кивнула Лукреция. – Но теперь мое мнение изменилось.
– Вздор! Мне нет дела ни до каких сокровищ!
– А до флейта «Голова Медузы» вам дело есть? – спросила Лукреция. – Пока что он еще бороздит испанское море, вы не забыли об этом? Если вы поможете мне, эту проблему можно будет попробовать решить. «Голова Медузы» теперь пиратский корабль, и потопить его – небольшой грех.
Банкир пристально посмотрел на Лукрецию, взъерошил остатки волос на голове и семенящим шагом прошел куда-то в угол комнаты. Там он отпер окованный медью ларец и вынул оттуда хрустальный флакон и серебряный стаканчик. Шевеля губами, Абрабанель отсчитал шестьдесят капель темно-коричневой жидкости, разбавил ее водой и, поморщившись, выпил. В воздухе разлился сильный запах камфоры и валерианы.
– А вы действительно умны! – вдруг произнес он совсем другим тоном. – В самом деле! Пиратские корабли нужно пускать ко дну. Это трезвая мысль. Мне не нравится, когда правительства поощряют разбой. Ни к чему хорошему такой обычай не ведет.
– Значит, по рукам? – спросила Лукреция.
Абрабанель быстро взглянул на нее.
– Прекрасно-прекрасно! – пробормотал он. – Похоже, мы с вами сговоримся. Впервые вижу такую рассудительную женщину. Никаких этих штучек... Все просто и разумно. А некоторым вашим выводам определенно не откажешь в остроумии. Может быть, чересчур богатая фантазия...
– Да оставьте вы мою фантазию! Лучше скажите, какого дьявола вы все еще торчите на Барбадосе? Сокровища где-то рядом?
– Уверяю вас, нет никаких сокровищ! Есть только легенды и слухи... А здесь я, как вам угодно было выразиться, торчу, потому что дожидаюсь своего компаньона – он вот-вот должен вернуться из Венесуэлы. Вот беспокойный человек! Проехался вдоль всего побережья, поднялся вверх по Ориноко, встречался с индейцами, охотниками, миссионерами, разбойниками, потомками испанских конкистадоров...
– Значит, искал следы пропавших сокровищ, – заключила Лукреция. – Вы ждете, какие вести он вам принесет.
– Жду его с нетерпением, – подтвердил Абрабанель. – Но совсем по другому поводу. Мой добрый друг Ван Дер Фельд просил у меня руки моей единственной, горячо любимой дочери и получил согласие. По его прибытии должна состояться помолвка.
– Как трогательно! – фыркнула Лукреция. – Жаль бедную девочку. Но, в конце концов, это ваше семейное дело. А меня интересует, с чем явится к вам этот чертов голландец.
– Меня это тоже интересует, – язвительно заметил банкир. – Будем надеяться, что он напал на след сокровищ. Иначе наше сотрудничество теряет смысл, вам не кажется?
– Нет, не кажется! – отрезала Лукреция. – И вообще, любые вопросы нашего сотрудничества решать буду я!
– Но по какому праву?
– По праву сильного, – решительно заявила Лукреция. – А я сейчас сильнее вас.
– Ну, хорошо, – вздохнул Абрабанель. – Будь по-вашему. Но теперь, когда мы обо всем договорились, вы наконец позволите мне переодеться и позавтракать?
– Мы еще не обо всем договорились. Вы должны разрешить дочери беспрепятственно общаться со мной.
– Вы собьете девочку с пути истинного! – в сердцах сказал Абрабанель.
– Не этого вы боитесь, Абрабанель! – покачала головой Лукреция. – Боитесь, что Элейна выдаст ваши коммерческие тайны. Но все, что мне нужно, я уже про вас узнала. А ваша дочь мне нужна, чтобы узнать все про того молодого человека, которого вы спасли по пути на Барбадос. Молодой человек был образован, хорош собой, он не мог не привлечь внимания вашей дочери. Возможно, они разговаривали между собой, возможно, он звал ее в гости... Ведь вы тоже хотели бы узнать, где жил этот человек на Барбадосе?
– Это верно! – согласился Абрабанель. – Эта история с самого начала не дает мне покоя. Этот хлыщ никогда не говорил, что знает кого-то на Барбадосе. А он знал! А почему вы им интересуетесь?
– Мне кажется, что я встречала этого человека раньше, – ответила Лукреция. – Но мне он тоже не говорил, что знает кого-то на Барбадосе.
Глава 10
Два в одном
Карибское море. Мартиника. Барбадос
По прошествии месяца Уильям снова увидел гористый силуэт Мартиники. Стоя на полубаке, он с некоторой грустью смотрел на эти поросшие акомой[46] и хлопчатыми деревьями[47] горы, каменные башни форта и голубые воды залива. Это была земля, где он начал свою вторую жизнь – жизнь пирата.И хотя до сих пор он сам не лишил никого жизни, укоры совести, запятнанной соучастием в грабеже и разбое, не давали ему покоя ни на минуту.
Мысли оставить корабль не раз приходили ему в голову, но каждый раз его останавливал один и тот же вопрос: куда ему было бежать? Еще в самом начале Веселый Дик объявил, что на землях, принадлежащих Британской метрополии, весь экипаж «Медузы» была объявлен вне закона. Даже упрямый Джон Ивлин был раздавлен этой вестью.
Теперь он был у Веселого Дика за первого помощника, или, как говорят голландцы, штурмана[48]. Посему, как это водится у береговых братьев, в его обязанности, кроме вождения корабля, входило заменять капитана в его отсутствие и при захвате вражеского судна. Надо сказать, что Джон Ивлин и у пиратов выполнял свои обязанности безукоризненно, хотя как бы механически, замкнувшись в себе и коротая время в полном одиночестве в каюте или на капитанском мостике, хотя Веселый Дик частенько предпочитал прокладывать курс «Медузы» самостоятельно.
Уильяма Веселый Дик по иронии судьбы назначил своим вторым помощником, хотя по владению морским ремеслом, сказать по справедливости, Уильям больше смахивал на пороховую обезьяну[49]. Квартирмейстером на корабле стал беглый каторжник Джек Дэвис по прозванию «Потрошитель», ибо более всех занятий он предпочитал потрошить трюмы и сундуки, не входя в размышления ни о вере, ни о национальности их хозяев. Единственной его добродетелью была безрассудная преданность Дику, ибо тот некогда выкупил его у одного плантатора, тем самым избавив от верной смерти под плетьми. Потрошитель, надравшись, охотно рассказывал историю своих злоключений, при этом на глазах у него неизменно возникали слезы, так что Уильям вскоре имел случай выслушать это поучительное повествование.
Оказывается, Джек происходил из обеспеченной семьи: на Тортугу его привела жажда приключений и скука в родном Девоншире. Веселая жизнь привела его на галеры, и вместе с другими осужденными преступниками он отправился в далекую Вест-Индию. Однажды галера, на которой махал веслами Джек, подверглась нападению пиратов, и Джек охотно присоединился к ним, благодаря жестокости и уму вскоре сделавшись равноправным членом шайки.
После одного удачного грабежа нелегкая занесла его на Тортугу, где, быстро спустив свою долю, Джек проиграл одному плантатору в кости около тридцати шиллингов, сумму, может быть, и не ахти какую, но вполне достаточную для того, чтобы быть проданным в рабство от шести месяцев до года по местным законам. Хозяин его оказался сущим зверем и развлекался тем, что всячески издевался над Джеком и несколькими другими юношами из порядочных семей, роковым образом подпавшими под его власть. Впрочем, такое положение белых рабов считалось на Тортуте в порядке вещей, ибо даже негры ценились там дороже. «Негр работает всю жизнь, а европеец – год или два», – говаривали владельцы табачных плантаций. Белых рабов иногда даже не кормили, и им, терпя всяческие унижения, чтобы не умереть от голода, приходилось выпрашивать у негров куски касавы. Один из товарищей Джека по несчастью решил убежать в лес и позвал его с собой. Их травили собаками, как диких свиней, и в конце концов поймали. Плантатор привязал несчастых к деревьям и, решив начать с приятеля, бил его до тех пор, пока спина у него не обагрилась кровью. Тогда этот мерзавец намазал ему раны смесью из лимонного сока, сала и испанского перца и оставил привязанным на целые сутки.
– Мне повезло, – говаривал Потрошитель, зачерпывая из кисета табак и отправляя его в рот. – Я сушился рядышком, слушая крики и стоны товарища, и молил Бога, чтобы мне сдохнуть еще до того, как эта скотина возьмется за меня. На следующее утро наш хозяин возвратился и принялся снова избивать моего приятеля палкой, пока бедняга не умер у меня на глазах.
Прежде чем потерять сознание, мой товарищ повернул залитое потом и кровью лицо и проклял этого зверя. «Дай Бог, чтобы дьявол истерзал тебя так же, как ты терзал меня», – сказал он и закрыл глаза. В это время, на мое счастье, откуда-то появился Веселый Дик со своими ребятами, который по обыкновению шатался по Тортуте и славил Бахуса. Конечно, он не барышня и повидал всякое, но от такого зрелища хмель выветрился из его башки, и он в ярости набросился на плантатора. Дружки еле уговорили его кончить дело миром, не желая навлекать на себя гнев губернатора. Швырнув к ногам моего мучителя мешочек с золотым песком, Дик прихватил меня с собой. Спустя пару недель после моего чудесного избавления мне рассказали, что этого скота и взаправду стали преследовать злые духи и через несколько дней после убийства моего приятеля он умер. Говорят, когда слуги обнаружили его мертвым в собственной спальне, тело его было так избито и истерзано, что трудно было признать в нем человека. Клянусь святой Библией, тут вмешался сам Бог и покарал убийцу за все те жестокости, которые он совершил, – заключал обыкновенно Потрошитель и, воздевая глаза к небу, осенял себя крестным знамением.
Услышав эту историю, Уильям мысленно возблагодарил Провидение за спасение от страшной участи раба и искренне пожелал, чтобы Оно избавило его и от пролития невинной крови.
Впрочем, несмотря на столь чувствительные рассуждения, команда боялась Потрошителя до дрожи, ибо он справедливо распределял между ними не только добычу, но и удары кошкой.
* * *
Около недели назад «Голова Медузы» неожиданно снялась с якоря и покинула Тортугу, куда перебралась сразу же, как только была набрана команда. Взяв курс ост, Веселый Дик решил пересечь Наветренный пролив, разделяющий Эспаньолу и Кубу. Свое название этот морской рукав шириной около двадцати лье получил благодаря устойчивому осту – западному ветру, который держится здесь почти весть год. И для «Медузы» владыка морей Нептун не сделал исключения, отчего Уильям вновь припомнил, что такое морская болезнь. Как только судно вошло в пролив, море сразу же изменило цвет с лазурно-голубого на грязновато-зеленый, навстречу кораблю заспешили крутые волны, увенчанные пенными гребнями, и их начало сносить поперечным течением. Чтобы сохранить курс, судну пришлось лавировать, продвигаясь против ветра переменными галсами. Пираты тянули брасы, разворачивая реи, и корабль упорно продвигался вперед зигзагами: так плывет морская змея. Флейт то и дело бросало из стороны в сторону, словно взбесившегося коня. Паруса надувались, переходя с галса на галс, казалось, реи из последних сил удерживают их, а мачты громко стонали от натуги. Время от времени нос врезался в волну, и тогда тучи легких брызг взлетали над фальшбортом, а палубу захлестывали волны.– Ост крепчает! – прокричал Потрошитель, незаметно подойдя к Уильяму, крепко державшемуся за ванты. – Клянусь громом, на этой лохани не палуба, а полуприливная скала.
– Что?
– Заливает палубу, говорю! – заорал Джек, закашлявшись, и, посмотрев на Харта как на блаженного, отправился к баку, перехватывая концы, что бы не упасть.
Уильям вздохнул, и в ту же минуту высокая волна окатила его с головой.
Преодолев Наветренный пролив, они оказались в спокойном океане, и флейт принялся крейсировать в виду побережья Кубы. Как впоследствии понял Уильям, Веселый Дик получил от кого-то верные сведения, и на исходе дня они увидели на горизонте несколько кораблей. Последний в этом караване значительно отстал от остальных.
– Корабль по левому борту! – послышалось с марсовой площадки.
Дик вышел на полубак, достал из кармана деревянную подзорную трубу в латунной оправе и приложил ее к единственному глазу. Сердце пирата забилось от радости – все шло так, как было задумано.
– Эй, Джек, – заорал он, – посмотри-ка, ведь это вооруженные галеоны, везущие золото из Веракрус. Глянь, последний из них едва поспевает за остальными. Разве это не славный приз для веселых парней, готовых на все?
Потрошитель, выйдя на бак, с удивлением посмотрел на своего капитана.
– Вы шутите, сэр, – недоверчиво произнес он и сплюнул за борт пережеванным табаком. – Ни один пират еще не нападал на испанский флот[50] в одиночку!
– Ну, так я буду первым! Уже полгода мы не слыхали, как бряцает золотишко в карманах. Терять нам, кроме собственных душ, нечего, а их мы и так давно заложили дьяволу! Так пусть он и выручает нас теперь! Созывай людей, Джек!
Через несколько секунд послышался свист, и Фил, однорукий боцман, собрал всю шайку на носу.
Веселый Дик задвинул за щеку табачную жвачку и, весело оглядывая своих ребят, обратился к ним с речью примерно следующего содержания:
– Фортуна, эта шлюха, давно уже не улыбается нам! Да и с чего ей улыбаться, ребята, если бабы, как известно, любят тех, у кого водятся денежки и кто не боится показать им свой кураж! Я знаю, вы все храбрые парни, а дерзость часто вершит чудеса! Вы бывали в разных передрягах, вы покрыты шрамами и славой! На том галеоне может быть более сотни матросов. Стало быть, на каждого из нас придется по четыре испанца, причем тоже крепких ребят! Но все не так безнадежно! Мы попробуем перехитрить испанцев. Им и в голову не придет, что какая-то голландская посудина решила покуситься на них, так как никто еще не грабил в одиночку военный корабль, идущий в караване! Я даю вам полчаса на размышление. – И Веселый Дик ткнул пальцем в сторону корабельной склянки[51]. – Слышите? Ударил колокол! Время пошло!
Веселый Дик повернулся спиной к команде и, подойдя к фальшборту, вновь принялся обозревать испанский флот в подзорную трубу, что-то тихо напевая себе под нос.
Пираты сгрудились возле фок-мачты, яростно споря по поводу предложения капитана.
– Что ж, – квартирмейстер Джек положил руку на рукоять широкого, зазубренного с одного конца ножа, торчащего у него из-за пояса. – Мне и вправду терять нечего. Я вышел в море, чтобы разбогатеть и повеселиться, лопни моя селезенка, а Дик предлагает славную охоту.
– Не скажи, Джек, – возразил ему Однорукий. – Мне еще не пришла охота отправиться на корм рыбам или плясать на мачте.
– Не мели чепухи, Фил, – оборвал его Джек. – Я пока еще ваш квартирмейстер и не советую вам, ребята, упускать этот шанс. Если мы возьмем галеон, мы будем купаться в золоте остаток своих дней.
– Ну да, – вдруг, к удивлению Уильяма, тоже присутствующего на этом совещании, вмешался Джереми. – По мне так лучше сдохнуть, чем без толку болтаться в море, не имея ни лишнего куска хлеба, ни глотка воды.
– Ты хочешь сказать, что в кубрике и так тесновато? – хрипло рассмеялся Потрошитель и ткнул Джереми кулаком в бок. – Что ж, мы можем освободить пару коек, – и он, щурясь от лучей предзакатного солнца, падавших ему прямо на лицо, обвел пиратов насмешливым взглядом.
– Потрошитель дело говорит, – отозвался незнакомый Уильяму бородатый пират в офицерском шарфе, повязанном прямо на голуюй шею. – Если этот приз достанется нам, мы сможем завязать и вернуться домой, а кому неохота – славно погуляют на берегу!
– Я голосую «за»! – прохрипел Джек и поднял вверх большой палец руки.
Пираты снова зашумели, и следом вперед неуверенно потянулась пара рук с также поднятыми вверх большими пальцами.
– Я тоже «за»! – вдруг раздался позади Уильяма звучный голос, и Амбулен, выполняющий на корабле роль судового лекаря, уверенно протянул ухоженную руку с поднятым пальцем.
Потрошитель расхохотался.
– Даже докторишка, и тот дает вам фору! – воскликнул он, и в бесцветных глазах его сверкнул злобный огонек.
Пираты заволновались и, бормоча проклятия, смешанные с божбой, протянули руки вперед.
– Смотри обожжешься, Джек, – проговорил боцман, последним принимая участие в голосовании.
– Не каркай, Фил, лучше побереги последнюю руку! – рявкнул Потрошитель, обнажая в плотоядной усмешке ряд крепких, желтых от табака зубов.
Продолжая ухмыляться, он отделился от пиратов и подошел к Веселому Дику, безмятежно прогуливающемуся по баку.
– Капитан, сходка постановила единогласно – мы идем добывать испанца! – проговорил он и подмигнул.
– Что ж, скоро зайдет солнце, – громко сказал Дик. – Но к его восходу мы можем стать богачами!
Пару часов спустя, когда безлунная тропическая ночь накрыла море, «Голова Медузы» с потушенными огнями и приспущенными парусами тихо догнала галеон и легла в дрейф на расстоянии двух кабельтовых. Шлюпки спустили на воду, и, набитые головорезами, они вплотную приблизились к галеону. Обмотанные тряпками весла бесшумно входили в воду, и вскоре пираты с обезьяньей ловкостью карабкались на его борт, зажав в зубах ножи и тщательно закрепив на себе сабли и пистолеты.
Потрошитель взял на себя вахтенного. Бесшумно ступая босыми ногами по палубе, он тенью подкрался к нему со спины, и, схватив за волосы, мгновенно запрокинул тому голову и перерезал горло. Матрос не успел даже пикнуть, только густая струя крови ударила из раны, заливая доски. Потрошитель тихо опустил его на палубу и двинулся дальше. Тем временем другие пираты кончили с рулевым и ночующим на баке, прямо на груде канатов, впередсмотрящим. Царила мертвая тишина, нарушаемая только плеском волн и едва уловимыми шагами босых ног.
Веселый Дик, который, поставив на карту все, решил сам возглавить нападение, осторожно подкрался к иллюминатору офицерской каюты и заглянул внутрь. Капитан и трое офицеров сидели за большим, накрытым скатертью овальным столом и при свете трех свечей играли в карты.
– Ну, теперь моя сдача[52], – прошептал Дик и кивнул замершим в трех шагах от него пиратам. – Слушай, Джек, возьми дюжину ребят и давай быстро вниз, в кубрик. Режьте этих собак, пока они дрыхнут, а тех, кто вздумает сопротивляться, проснувшись, – убивайте. Это придаст остальным сообразительности: захотят жить – сдадутся!
Джек кивнул и растворился в темноте. Следом за ним исчезли и выбранные им пираты.
– Со мной пойдут Том, Боб, Амбулен и Харт!
Услышав свое имя, Уильям невольно вздрогнул. Сбывались самые худшие его опасения, и хотя ему всей душой полагалось ненавидеть испанцев и жаждать победы, где-то в глубине души он считал подобный исход не вполне справедливым. У него не было никаких личных причин ненавидеть совершенно незнакомых ему людей, которые к тому же честно исполняли свой долг. Обещанные команде барыши с этой бойни отчего-то не столь сильно грели его сердце. Но он сделал свой выбор, и теперь наступило время за это платить.
– Остальные – занять все орудийные палубы и обыскать каждую щель! – продолжал отдавать приказания Веселый Дик.
– Эй, Джон, – из толпы разбойников сейчас же выступил молодой мужчина, лицо которого от подбородка до левого уха пересекал страшный сабельный рубец, – если выстрелит хоть одна пушка, ответишь головой. Врочем, – капитан тихо усмехнулся, – это и так ясно!
Джон махнул остальным пиратам рукой, и они растворились во мраке.
Уильям зажал в руках шпагу и оглянулся на остальных. Каждому пирату полагалось только то оружие, которое он сумел захватить в бою. Поэтому у капитана, Боба и Тома были взведенные пистолеты, а у Роберта и Харта только шпаги, по сути бесполезные в этот момент.
Одноглазый словно прочел его мысли и прошептал:
– Что ж, ребята! У вас есть прекрасный шанс вооружиться получше – у испанцев весь арсенал хранится в офицерской каюте! – и он растянул губы в беззвучной усмешке.
Уильям вздохнул и, собравшись с духом, мысленно вознес какую-то мрачную, но пламенную молитву.
– Что ж, на абордаж! – шепотом воскликнул Дик и осторожно ощупал ручку дверей: Убедившись, что она не заперта, он с размаху ударил в нее, и пираты ворвались внутрь, нацелив пистолеты и шпаги на испанцев.
От изумления и испуга офицеры замерли в своих креслах, и только с уст самого старшего, по-видимому капитана, сорвался не то возглас, не то молитва.
– О Санта Мария! – прошептал он, и рука его потянулась к бедру.
– Сдавайтесь, или я убью вас! – вскричал Дик, а Амбулен подошел вплотную к пожилому испанцу и приставил к его горлу клинок.
Вдруг откуда-то снизу прогрохотало несколько одиночных пистолетных выстрелов. Это в кубрике и на олтер-деке завязалась драка.
– Внизу-то горячо! – воскликнул Том и оскалился.
В ту же секундну двое испанцев, опомнившись, вскочили и, схватив лежащее перед ними оружие, бросились на пиратов.
Амбулен еще крепче прижал острие шпаги к пошевелившемуся было капитану и произнес по-испански:
– Не двигайтесь, ваша милость, или я проткну вас.
Капитан побагровел от бешенства, но послушался.
В следующее мгновение испанцы замертво упали под выстрелами Дика и его товарищей.
Главное сражение разворачивалось на нижних палубах, где ночевал экипаж.
Сняв с верхней палубы переносную вертлюжную кулеврину[53], пираты на руках подтащили ее к грот-люку, где установили прямо над кубриком.
– Эй, сдавайтесь, – проорал Джон и поднес к полке огонь, – или, дьявол меня возьми, я стреляю! Раздался оглушительный грохот, и ядро, ломая переборки, влетело в кубрик. Через секнуду раздался оглушительный взрыв, и десятки человек страшно закричали от боли и ужаса.