Страница:
Да, это был он! Уильям, в голове которого никак не укладывалось столь чудесное превращение, медленно поднял руку и, ткнув в него указательным пальцем, вскричал:
– А-а-а, какой же я болван! У вас оба глаза?! Что же я говорю – конечно, оба! Но почему?
– Потому что! У вас что – их три? Ну, ладно, не волнуйтиесь так, дорогой Уильям! – смеясь, проговорил Кроуфорд, в одну секунду исцелившись от картавости. – Никак не мог удержаться. Да и положение обязывает! Согласитесь, одноглазый головорез – это действует на воображение! Мои проказливые друзья привыкли к своему одноглазому Дику. Не уверен также, что капитан Ивлин пошел бы служить к своему бывшему пассажиру, а мы бы лишились отличного навигатора, которого пришлось бы утопить по убедительной просьбе команды. Все очень просто, Уильям! О ловушке я начал догадываться уже на Барбадосе. Старый жид затеял грязное дельце, в котором вам отводилась довольно скверная роль. На вас свалили всю ответственность за груз серебра, которого никогда не было на этом корабле. Думаю, этот благородный металл вовсе и не существовал или его давно растратил этот попугай Джексон. Голландцы сильно сдали свои позиции в Карибском море, дорогой Харт. Французы и англичане, не говоря уж об испанцах, не дают им здесь ни свободно торговать, ни вольготно грабить Я полагаю, в Амстердаме придумали кое-что получше, чем открытая война. Раз у них нет сил самим завоевать земли, они купят тех, кто правит завоеванным. Это много дешевле и выгодней, не так ли? Скорее всего, Хансен предупредил о нашем выходе Черного Билла – больше ничем не могу объяснить такое странное пересечение курсов «Мести» и «Медузы». Ребята тоже говорят, что Черный Билл знал все заранее...
– Сэр Фрэнсис Кроуфорд, я прошу вас, я даже настаиваю, чтобы вы ответили мне определенно – вы пират? – в величайшем волнении спросил Уильям, чья совесть жаждала оправданий.
– Странный вопрос! – пожал плечами Кроуфорд. – Вы же видели каперский патент, который выдал нам губернатор как законный наместник короля, вы даже участвовали в нападении на испанский галеон. Некоторые ханжи и сутяги норовят подчеркнуть разницу между разбоем и королевской службой, но я не столь щепетилен... Тем более – война за испанское наследство неминуема... – произнеся эту туманную сентенцию, сэр Фрэнсис жестоко ухмыльнулся, – так что надо поспеть к дележу!
– Я не об этом спрашиваю! Когда вас выловили из моря... тогда вы уже были пиратом?! Вы...
– Не горячитесь, мой юный друг! Да, я был квартирмейстером у Черного Билла. Потом мы с ним повздорили – не сошлись в цифрах и методах, и эта скотина решила избавиться от меня более изощренным способом, чем прогулка по доске или пеньковый галстук. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь... Как там? Мера за меру? Что, если я, судья его, свершу такое преступленье, пусть тогда мой приговор послужит образцом: меня приговорите к той же смерти!.. Да, в общем, Билли, несмотря на свою набожность, не слишком верит в Провидение, но Оно послало мне ваш корабль...
Но вам-то, Уильям, грех жаловаться! В некотором роде я подсобил вашему Ангелу Хранителю. Подозреваю, что Черный Билли отправил бы «Голову Медузы» прямиком к морскому дьяволу, если бы я не встретил на ее борту своего Потрошителя и не договорился с ребятами, которых нерадивый Билли послал на флейт вместе с ним. Часть шайки давно была недовольна Пастором и его бессмысленной жестокостью, лишающей их доброй половины нехитрых удовольствий, и эти ребята с удовольствием перебежали от него ко мне. Собственно, маскарад этот – необходимая предосторожность, ведь только в таком обличье я известен на островах. Вот почему все вы теперь живы и даже здоровы, а Уильям Харт достиг весьма необременительной, но почетной должности – второго помощника у Веселого Дика.
– Но я не желаю быть пиратом! – возразил Уильям. – Я не желаю служить французскому королю!
– Вот как? Но, кажется, вы только что предлагали мне план нападения на Барбадос и на голландскую флотилию одновременно! И вы всерьез надеялись, что губернатор Джексон выдаст вам триста тысяч серебром, а я расстреляю из наших двадцати с небольшим орудий целую голландскую армаду? Или я ослышался?
Его справедливые упреки смугили Уильяма.
– Я... Я имел в виду совсем другое. Просто мне нужно было заинтересовать вас. Мне нужно, чтобы вы отправили меня на Барбадос.
– Скажите, вы не сошли с ума, Уильям? – любезно поинтересовался Веселый Дик – Кроуфорд. – На Барбадосе нас всех ждет виселица. По крайней мере, до тех пор, пока здравствует консорт[62] Абрабанеля и губернатора Джексона. И с тактической точки зрения ваше предложение совершенно бессмысленно. Флейт – не слишком грозное оружие против форта и его гарнизона. Но вы, кажется, сказали, что добыча вас не интересует... Для чего же вам Барбадос? Предупреждаю, Абрабанель не станет слушать никаких ваших оправданий по одной причине – вы не нужны ему живым.
– Да, мое положение безвыходно, но я не могу обречь девушку, которую я ценю превыше всего на свете, на брак с нелюбимым стариком! – горячо сказал Уильям.
На лице Кроуфорда отразилась неясная борьба. Он пристально взглянул на юношу.
– А вы уверены, что этот богатый старик столь нелюбим?
– Тысячу раз да!
На губах Кроуфорда заиграла язвительная усмешка, и он посмотрел на Уильяма не то с завистью, не то с сожалением.
– Положение в обществе, титул и жизнь в роскоши способны вызвать в любой женщине весьма пламенную страсть. Да и вы, разбогатев, сможете сполна насладиться любовью как невинных мисс, так и замужних дам.
– Я слишком уважаю вас, Кроуфорд, чтобы поверить, будто вы можете так думать на самом деле. Разве уважение к женщине – не главная черта истинного рыцаря и дворянина? Если бы вы любили так, как я, разве вы не бросились бы на спасение той, что стала для вас смыслом существования?
Улыбка сошла с лица Кроуфорда. Он с грустью посмотрел на Уильяма.
– Друг мой, вы напоминаете мне об истинах, что я когда-то чтил, но как-то с годами позабыл. Мы все о них позабыли, и это привело нас к самой бездне... Наверное, мы тяжело больны, Уильям. С нами приключилось э-э... – сэр Фрэнсис прищелкнул пальцами, – некое... некая парафора, так сказать, маленькое помешательство, вследствие чего наши представления о чести и достоинствах человека несколько исказились.
Он приблизился к Харту и почти ласково коснулся его плеча.
– Ну-ну, не смотрите на меня с таким укором, Уильям! У меня и в мыслях не было упрекать вашу Элейну в склонностях к пожилым толстосумам. Просто любовь – это странное занятие – не чета иному ремеслу. Чем более в ней упражняешься, тем менее оказываешься способен ее испытывать. А с чего вы взяли, что эта самая, гм... особа так же мечтает о встрече с вами, как и вы с ней?
– Только что на берегу я совершенно чудесным образом получил от нее письмо. Этот негодный меркант[63] Абрабанель, не щадя ее невинности, сосватал ее за какого-то голландца. Она умоляет спасти ее от этого гнусного брака.
– Воочию, коль небо не пошлет нам духов, чтоб остановить злодейства, настанет час, что люди пожирать друг друга станут, как чудища морские! – со вздохом продекламировал Кроуфорд. – Быть девушкой нелегко во все времена!
Уильям метнул на сэра Фрэнсиса укоризненный взгляд.
– Поверьте мне, Уильям, я всей душой хотел бы помочь вашему горю, но, боюсь, это не в моей власти. Действительно, нам остается лишь надеяться на духов, которых пошлет Небо. Правда, оно с этим иногда запаздывает почему-то... Но, полагаю, это тоже направлено к нашему благу.
– Не хотите вести корабль на Барбадос – так помогите мне устроиться на корабль, который туда идет!
Кроуфорд пожал плечами.
– Уильям, нам сейчас следует держаться подальше от кораблей, которые идут на Барбадос! Слышал я, что история эта дошла уже до нашей старой доброй Англии и произвела там очень невыгодное впечатление на тех, кто стоит на страже интересов купеческой братии. Не забывайте, что вы украли не только товары, в которые вложены деньги торговцев из Сити, вы украли серебро, принадлежащее метрополии, которое добыли рабы, а Джексон отправлял лорду-казначею. Все это значит, что встреча с соотечественниками может закончиться для вас очень печально. Послушайте меня, положитесь на волю Провидения. Пусть Небо решает, что будет с вашей избранницей. Поверьте, это самый разумный выход.
– Это самый неразумный выход! – воскликнул Уильям. – Вы забыли о помолвке!
– Все можно исправить, Уильям, – сказал Кроуфорд, – особенно такой непрочный договор, как помолвку. Разве вы забыли, сколько стоит развод в Англии? Двадцать шиллингов и ни пенсом больше! Конечно, при этом ваша любимая лишится состояния, которое, скорее всего, по условиям брачного контракта, останется у мужа, но, насколько я понимаю, ее деньги вам и так не грозят! Их папенька только что не удавятся, как Иуда, но ни за что не отдадут своих сребреников в нечестивые руки акума[64]! Так что все можно будет исправить, Уильям, все, кроме сломанных шейных позвонков! Я много чего видел в жизни, но ни разу не видел, чтобы после того, как мужчине повяжут пеньковый галстук, у него появлялись свежие шансы на женитьбу. Поэтому не гневайтесь на меня – на Барбадос я вас не пущу!
Уильям посмотрел на него с отчаянием.
– Бог с вами! – сказал он. – Я не стану спорить с вами, потому что не вправе подвергать риску вашу жизнь, коль вы спасли уже один раз мою.
Он замолчал и отвернулся, собираясь было уходить, но вдруг вспомнил про письмо Элейны. Он достал его и протянул Кроуфорду.
– Читайте! В нем написано и про вас!
– Про меня?! – Кроуфорд был искренне удивлен.
Он взял письмо и принялся читать. Вдруг Уильям увидел, как по лицу его словно пробежала тень, а губы дрогнули и что-то беззвучно прошептали. Но он дочитал письмо до конца и, вернув его Харту, снова стал против света, так, чтобы Уильям не мог как следует разглядеть его физиономии.
– Это просто невозможно... к сожалению, невозможно... – Кроуфорд посмотрел на море, кусочек которого виднелся в люме, и тихо произнес:
Кроуфорд поднял на него глаза. Взгляд его был устал и серьезен:
– Я сам не знаю, о чем я. И я не верю в совпадения.
Он приблизился к столу и принялся тщательно прилаживать обратно глазную повязку. Затем он водрузил на голову парик, оправил его, и только завершив обратное превращение, Веселый Дик вновь повернулся к Уильяму.
– Не знаю, что вы сейчас обо мне подумаете, – сказал он, – но я принял решение. Мы идем на Барбадос!
– Я поражен, – искренне сказал Уильям. – Я уже не надеялся. Но я благодарен вам. Я снова ваш должник, и я клянусь вам...
– Не клянитесь вовсе, потому что!..[65] – рявкнул в ответ Кроуфорд. – Особенно когда не знаете, что на уме у человека, которому вы так основательно собираетесь быть благодарным. Я принял решение, но сделал это вовсе не потому, что меня смущает, когда старики женятся на молоденьких. Тем более я подозреваю, что этот жених вовсе не так уж стар. Но дело, повторюсь, не в этом.
– А в чем же? Неужели вы хотите так увидеть эту женщину?
– Возможно, однажды, Уильям, когда звезды на небе будут благоприятны к вам, я скажу вам, чего я хочу, – ответил Кроуфорд. – Но это будет не сегодня. И вообще, забудьте пока про Барбадос. Прежде чем туда попасть, мы должны сделать одну важную вещь.
– Какую же?
– Придумать занятие для моей шайки!
На следующее утро, покинув Мартинику, они обогнули ее с юго-запада и направились на юго-восток. Ночь Уильям провел без сна, раз за разом перечитывая строки драгоценного письма. В его воображении картины блаженства, которое ожидало его в будущем, сменялись апокалипсическими видениями, где посланцы ада похищали невинных девственниц, и тогда его сердце разрывалось от горя. А более всего убивало его то, что не было никакой возможности преодолеть ту водяную пустыню, которая пролегла между ним и его возлюбленной. Стоило Уильяму выйти на палубу и увидеть равнодушное, мерно колышущееся, как студень, море, которому не было ни конца, ни края, как душу его охватывала такая безысходная тоска, что впору было броситься в это море вниз головой.
Около семи часов вечера, когда над морской гладью начали сгущаться недолгие южные сумерки, «Голова Медузы» легла в дрейф в виду земли у западного побережья, в нескольких милях от входа в Карлайлскую бухту. Подходить ближе было опасно как из-за окружающих остров коралловых рифов, так и из-за возможного нападения с берега. Для сэра Фрэнсиса было важно самому попасть на берег, но эту процедуру он собирался проделать как можно незаметнее.
Джону Ивлину было велено не зажигать сигнальные огни, на всякий случай поднять британский флаг и ждать их возвращения на рассвете.
Спустив на воду шлюпку и захватив с собой запас пищи и рома для команды, Веселый Дик посадил гребцами на весла дюжину пиратов и велел держать курс на Бриджтаун.
Пристать Кроуфорд приказал в стороне от порта на диком песчаном пляже, отделенном от берега полосой мангровых зарослей, чьи ходульные корни напоминали подпорки. В пору прилива ветви этих кустов затапливаются, а купы – будто бы плавают по воде. Покинув шлюпку, Веселый Дик строго-настрого приказал бандитам никуда не отлучаться и дожидаться его возвращения, не набираясь крепко привезенным ромом.
– Сидите тихо и не вздумайте жечь огонь. Никто не знает, как все обегнется. Мы тут как в мышеловке. Если извегнемся, то счастье наше, а нет, так вегевок у них на всех хватит. Будем сушиться на солнышке, как акульи гебга. Если не вегнемся до полудня – снимайтесь с якогя и гъебите к «Медузе». Потгошитель Джек будет вашим капитаном, он знает, что делать, – прокартавил Кроуфорд и с ироничным смешком взглянул на Уильяма.
Головорезы согласно загудели и принялись извлекать из лодки оружие и провизию, собираясь заночевать прямо на прибрежном песке.
Веселый Дик последний раз окинул грозным взором своих молодчиков и пошел вдоль берега, держа курс на огоньки. Уильям поспешил за ним следом. Хотя оба были при шпагах, а Веселый Дик еще нес при себе два заряженных пистолета, одеты они были как обычные горожане. Только отойдя на четверть мили и убедившись, что пираты его не видят, Веселый Дик стянул с глаза повязку и засунул ее в карман, снова превратившись в сэра Фрэнсиса.
Одно у него естественно переходило в другое. Уильяма так и подмывало поинтересоваться, как случилось, что Кроуфорд, человек, несомненно, благородного происхождения и образованный, вдруг оказался капитаном шайки отъявленных злодеев и мерзавцев. Удерживала его от этого простая осторожность. Между лицедейством сэра Фрэнсиса и кровавым промыслом Веселого Дика все же существовала тесная связь. Пусть резня на «Странствующем монахе» была не самой жестокой, но тем не менее она была. И Черный Билл, пустивший связанного квартирмейстера ко дну вместе с ограбленной «Утренней звездой», обрек его на самую настоящую гибель за вполне натуральную попытку бунта. И как бы сэр Фрэнсис и Веселый Дик ни оценивали свою жизнь, чужая стоила для них еще дешевле. Поэтому Уильям и не спешил со своими вопросами.
Он кстати, не совсем понимал, для чего они с Кроуфордом сошли на берег. Когда Амбулен мимоходом поинтересовался, куда это их несет, Уильям даже сразу и не нашелся что ответить. Роберт, чья натура не могла оставаться спокойной при виде новых приключений, немедленно попросился с ними, но Веселый Дик был непреклонен. Судовой лекарь был сильно разочарован, а Харт еще более заинтригован. Разумеется, будь его воля, он бы немедленно помчался к жилищу губернатора и нашел бы способ увидеть там обожаемую Элейну, но Кроуфорд решительно пресек эти мечты.
– Если не выбросите эту блажь из головы, то клянусь Небом, я свяжу вас, как поросенка, и прикажу бросить в трюм под замок! Я испытываю к вам почти отеческие чувства, Уильям, посему, заботясь о вашем благополучии, и подвергну вас домашнему аресту не моргув глазом. Нас ждут великие дела! А вы хотите выбыть из игры, даже не начав партии. Вспоминайте о ждущем вас сюрпризе каждый раз, когда вздумаете делать глупости!
Что имел в виду Кроуфорд, говоря о глупостях, Уильям догадывался. Но что он подразумевал под великими делами и сюрпризами – оставалось загадкой. Было ясно одно – это не было следствием ни каперства, ни вообще пиратства. Шестым чувством Уильям догадывался, что речь идет о чем-то действительно грандиозном, пред чем бледнеют и меркнут простые пиратские подвиги, в основном состоящие из грабежей да кутежей. И еще все это было как-то связано с письмом Элейны. После этого письма Кроуфорда как будто подменили. Ему до зарезу понадобилось попасть в Бриджтаун к себе домой. Теперь-то сэр Фрэнсис не скрывал от Уильяма существование этого дома. Он даже попытался объясниться.
– Поймите, Уильям, когда мы с вами встретились впервые, обстоятельства этой встречи были столь драматичны, а вы так искренне переживали за мою судьбу, что я не мог не проникнуться к вам ответной симпатией. Но вдаваться во все нюансы своей биографии я не имею желания даже сейчас. На кое-что я вам усиленно намекал, кое о чем вы могли догадаться и сами, но про дом рассказать я вам не мог и не хотел по многим причинам. Теперь вы о нем узнали от других, и тайна перестала быть тайной.
Моя оплошность: я как-то забыл, что женское любопытство – это страшная сила. За этими неграми уследить невозможно! Они все на одно лицо. Мое убежище раскрыто, и один Бог ведает, чем это может обернуться для нас в будущем. Благодарю вас, что не стали утаивать от меня сей эпистолы. Если бы не она, я бы до сих пор пребывал в неведении... Теперь мы должны забрать из моего дома кое-что очень важное...
Судя по всему, сэр Кроуфорд был не на шутку встревожен раскрытием своего секрета. Он очень спешил, и теперь, быстро шагая по берегу, он хмурил брови, озабоченно поглядывая в сторону города, словно опасаясь каких-то неприятностей оттуда. Уильям был не менее расстроен, но совсем по другому поводу. Элейна, беззащитная и несчастная, была так близко, а он ничего не мог поделать! Она просила у него помощи, она взывала к его любви, а он струсил и предал ее, подчинившись капитану шайки пиратов, человеку безбожному и конченому, пусть даже сочиняющему сонеты и свободно цитирующему Шекспира.
Но странное дело, поднять мятеж против своего двуликого покровителя Уильям не мог. Он ощущал, что прочная нить связала их судьбы, и Харт не желал рвать ее. Может быть, потому, что в этом человеке крылась какая-то тайна, которую Уильям жаждал раскрыть, может быть, потому, что Кроуфорд завораживал его, как завораживает гадателя стеклянный шар, а может быть, и потому, что он жаждал верить в то, что их с Кроу фордом действительно ждет славное будущее. Эти неясные соображения примиряли его с самоуправством сэра Фрэнсиса и заставляли покорно шагать за своим поводырем. Но все равно по Элейне он тосковал ужасно. Торопясь вслед за Кроуфордом, Уильям все время возвращался мыслями к единственному вопросу, который собирался задать после того, как они достигнут цели и проникнут в дом: «Но теперь-то я могу навестить Элейну?»
Не дойдя до рыночной площади, Кроуфорд вдруг свернул налево и, протиснувшись между двумя хибарами, притулившимися у самого берега, двинулся вверх по узкой улочке, выложенной булыжником. За их спиной остались огни портовой таверны, где веселились моряки. Были слышны крики и нестройное пение, доносившееся из-под шаткого навеса из тростника. Но чем дальше продвигались Кроуфорд и Уильям в глубь города, тем приглушеннее звучал шум пьяного веселья. Вокруг было тихо и темно. Каменные дома, сменившие прибрежные хибары, были погружены во тьму, только кое-где горели подвешанные над дверями масляные светильники. Из внутренних двориков сладко пахло ночными орхидеями да заливисто лаяли почуявшие чужаков собаки.
Уильям вертел головой, тщетно пытаясь сообразить, в какой части города они с Кроуфордом находятся. Он не успел изучить Бриджтаун так же хорошо, как его спутник. Кроуфорд прекрасно ориентировался в тесных улочках, и без него Уильям несомненно заблудился бы.
Наконец они, кажется, добрались до места. Кроуфорд вдруг замер и внимательно осмотрелся по сторонам. Прямо перед ними был сложенный из камня забор высотой чуть больше человеческого роста, за которым смутно белел одноэтажный домик, полностью погруженный во тьму. Кроуфорд вытащил из-за пазухи ключ и, обернувшись, вложил его в замок. Окованная железом калитка беззвучно поддалась, и двое мужчин быстро скользнули внутрь.
Уильям очутился в небольшом, выложенном глиняными плитами дворике, где их встречал появившийся из ниоткуда огромный негр. Он выглядел как бес из чистилища: его уродливое плосконосое лицо было испещрено страшными белесыми шрамами, черная кожа блестела как антрацит, а толстые вывороченные губы обнажали в улыбке крупные кривые зубы. Уильям невольно содрогнулся, увидев вблизи такую жутковатую рожу.
– Это мой верный Петроний! – усмехаясь, сказал Кроуфорд, указывая на негра. – Он присматривает за моим гнездом. Однако времени у нас в обрез – идем в дом.
Прихватив у негра светильник, он провел Уильяма во внутренние покои. Уильям увидел, что они находятся в небольшой овальной зале с высокими окнами, одно из которых, узковатое для того, чтобы в него мог влезть взрослый человек, выходило во внутренний дворик. Пол в комнате был выложен розовой узорчатой плиткой. Кроуфорд опустился на колени и несколько мгновений рассматривал узор на полу. Затем он извлек из-за пояса кинжал и острием подцепил одну из плиток. Плитка звякнула и отскочила в сторону, а за ней еще одна, и еще. Под ними обнаружилась деревянная крышка, которую Кроуфорд без труда извлек наружу, сразу же запустив руку в тайник, для чего ему пришлось лечь на пол. Уильям с интересом наблюдал за всеми манипуляциями, держа лампу над головой. Пошарив в образовавшейся дыре, сэр Фрэнсис с радостным восклицанием извлек оттуда перевязанный пакет из просмоленной парусины и показал его Уильяму.
– Знаете, что это такое, Уильям? – осклабившись, спросил он, не вставая с пола. – Это патент. Только не каперский, не пугайтесь. Это патент на могущество. Это патент на то, чтобы владеть миром, – ну, может быть, не всем миром, а только тем, что в нем покупается и продается. Правда, что бы патент вступил в силу, нам необходимо выполнить одно несложное, но необходимое условие...
Кроуфорд вдруг оборвал свою речь и прислушался, явно чем-то встревоженный. Уильям тоже обратился в слух и явственно услышал, как стучат по мостовой подковы лошадей и грохочут обитые железом колеса.
«Кого принесло сюда в экипаже в столь поздний час? – подумал Уильям. – В такую-то дыру?» Тревога охватила его, и сейчас же шум экипажа затих. Он остановился прямо напротив дома. А через несколько секунд чьи-то кулаки грубо застучали в калитку.
– Откройте! Именем короля, откройте немедленно!
– Ага! Губернатор уже здесь! – пробормотал Кроуфорд, вскакивая на ноги. – Признаться, я надеялся, что он будет медлительней. Что же, нам все равно повезло. Мы успели сделать все, что нужно.
Он сунул пакет за пазуху и, подскочив к окну, ударил ногой в стекло. Со звоном посыпались осколки.
– Вперед, Уильям! – воскликнул Кроуфорд. – Мы должны как можно скорее вернуться на корабль. Вылезай во двор, а там через забор и налево. Беги за мной и не отставай ни на шаг!
– Мы ломаем двери! Немедленно открывайте! – крики неслись с улицы вперемежку с ударами.
Кроуфорд нырнул в окно, протиснулся в узкий проем и исчез в темноте. Уильям бросился за ним.
Глава 11
Однако адмирал флотилии, отважный Йозеф Ван Дер Фельд, меркатор[66], путешественник и старый друг банкира Абрабанеля, вернулся из путешествия цел и невредим. Его невозмутимое лицо, обожженное солнцем и продубленное ветрами, выражало несгибаемую волю и стремление идти только вперед, хотя вместе со своей командой он уже и так обошел едва ли не полсвета и повидал много такого, о чем в Европе даже не слыхивали.
– А-а-а, какой же я болван! У вас оба глаза?! Что же я говорю – конечно, оба! Но почему?
– Потому что! У вас что – их три? Ну, ладно, не волнуйтиесь так, дорогой Уильям! – смеясь, проговорил Кроуфорд, в одну секунду исцелившись от картавости. – Никак не мог удержаться. Да и положение обязывает! Согласитесь, одноглазый головорез – это действует на воображение! Мои проказливые друзья привыкли к своему одноглазому Дику. Не уверен также, что капитан Ивлин пошел бы служить к своему бывшему пассажиру, а мы бы лишились отличного навигатора, которого пришлось бы утопить по убедительной просьбе команды. Все очень просто, Уильям! О ловушке я начал догадываться уже на Барбадосе. Старый жид затеял грязное дельце, в котором вам отводилась довольно скверная роль. На вас свалили всю ответственность за груз серебра, которого никогда не было на этом корабле. Думаю, этот благородный металл вовсе и не существовал или его давно растратил этот попугай Джексон. Голландцы сильно сдали свои позиции в Карибском море, дорогой Харт. Французы и англичане, не говоря уж об испанцах, не дают им здесь ни свободно торговать, ни вольготно грабить Я полагаю, в Амстердаме придумали кое-что получше, чем открытая война. Раз у них нет сил самим завоевать земли, они купят тех, кто правит завоеванным. Это много дешевле и выгодней, не так ли? Скорее всего, Хансен предупредил о нашем выходе Черного Билла – больше ничем не могу объяснить такое странное пересечение курсов «Мести» и «Медузы». Ребята тоже говорят, что Черный Билл знал все заранее...
– Сэр Фрэнсис Кроуфорд, я прошу вас, я даже настаиваю, чтобы вы ответили мне определенно – вы пират? – в величайшем волнении спросил Уильям, чья совесть жаждала оправданий.
– Странный вопрос! – пожал плечами Кроуфорд. – Вы же видели каперский патент, который выдал нам губернатор как законный наместник короля, вы даже участвовали в нападении на испанский галеон. Некоторые ханжи и сутяги норовят подчеркнуть разницу между разбоем и королевской службой, но я не столь щепетилен... Тем более – война за испанское наследство неминуема... – произнеся эту туманную сентенцию, сэр Фрэнсис жестоко ухмыльнулся, – так что надо поспеть к дележу!
– Я не об этом спрашиваю! Когда вас выловили из моря... тогда вы уже были пиратом?! Вы...
– Не горячитесь, мой юный друг! Да, я был квартирмейстером у Черного Билла. Потом мы с ним повздорили – не сошлись в цифрах и методах, и эта скотина решила избавиться от меня более изощренным способом, чем прогулка по доске или пеньковый галстук. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь... Как там? Мера за меру? Что, если я, судья его, свершу такое преступленье, пусть тогда мой приговор послужит образцом: меня приговорите к той же смерти!.. Да, в общем, Билли, несмотря на свою набожность, не слишком верит в Провидение, но Оно послало мне ваш корабль...
Но вам-то, Уильям, грех жаловаться! В некотором роде я подсобил вашему Ангелу Хранителю. Подозреваю, что Черный Билли отправил бы «Голову Медузы» прямиком к морскому дьяволу, если бы я не встретил на ее борту своего Потрошителя и не договорился с ребятами, которых нерадивый Билли послал на флейт вместе с ним. Часть шайки давно была недовольна Пастором и его бессмысленной жестокостью, лишающей их доброй половины нехитрых удовольствий, и эти ребята с удовольствием перебежали от него ко мне. Собственно, маскарад этот – необходимая предосторожность, ведь только в таком обличье я известен на островах. Вот почему все вы теперь живы и даже здоровы, а Уильям Харт достиг весьма необременительной, но почетной должности – второго помощника у Веселого Дика.
– Но я не желаю быть пиратом! – возразил Уильям. – Я не желаю служить французскому королю!
– Вот как? Но, кажется, вы только что предлагали мне план нападения на Барбадос и на голландскую флотилию одновременно! И вы всерьез надеялись, что губернатор Джексон выдаст вам триста тысяч серебром, а я расстреляю из наших двадцати с небольшим орудий целую голландскую армаду? Или я ослышался?
Его справедливые упреки смугили Уильяма.
– Я... Я имел в виду совсем другое. Просто мне нужно было заинтересовать вас. Мне нужно, чтобы вы отправили меня на Барбадос.
– Скажите, вы не сошли с ума, Уильям? – любезно поинтересовался Веселый Дик – Кроуфорд. – На Барбадосе нас всех ждет виселица. По крайней мере, до тех пор, пока здравствует консорт[62] Абрабанеля и губернатора Джексона. И с тактической точки зрения ваше предложение совершенно бессмысленно. Флейт – не слишком грозное оружие против форта и его гарнизона. Но вы, кажется, сказали, что добыча вас не интересует... Для чего же вам Барбадос? Предупреждаю, Абрабанель не станет слушать никаких ваших оправданий по одной причине – вы не нужны ему живым.
– Да, мое положение безвыходно, но я не могу обречь девушку, которую я ценю превыше всего на свете, на брак с нелюбимым стариком! – горячо сказал Уильям.
На лице Кроуфорда отразилась неясная борьба. Он пристально взглянул на юношу.
– А вы уверены, что этот богатый старик столь нелюбим?
– Тысячу раз да!
На губах Кроуфорда заиграла язвительная усмешка, и он посмотрел на Уильяма не то с завистью, не то с сожалением.
– Положение в обществе, титул и жизнь в роскоши способны вызвать в любой женщине весьма пламенную страсть. Да и вы, разбогатев, сможете сполна насладиться любовью как невинных мисс, так и замужних дам.
– Я слишком уважаю вас, Кроуфорд, чтобы поверить, будто вы можете так думать на самом деле. Разве уважение к женщине – не главная черта истинного рыцаря и дворянина? Если бы вы любили так, как я, разве вы не бросились бы на спасение той, что стала для вас смыслом существования?
Улыбка сошла с лица Кроуфорда. Он с грустью посмотрел на Уильяма.
– Друг мой, вы напоминаете мне об истинах, что я когда-то чтил, но как-то с годами позабыл. Мы все о них позабыли, и это привело нас к самой бездне... Наверное, мы тяжело больны, Уильям. С нами приключилось э-э... – сэр Фрэнсис прищелкнул пальцами, – некое... некая парафора, так сказать, маленькое помешательство, вследствие чего наши представления о чести и достоинствах человека несколько исказились.
Он приблизился к Харту и почти ласково коснулся его плеча.
– Ну-ну, не смотрите на меня с таким укором, Уильям! У меня и в мыслях не было упрекать вашу Элейну в склонностях к пожилым толстосумам. Просто любовь – это странное занятие – не чета иному ремеслу. Чем более в ней упражняешься, тем менее оказываешься способен ее испытывать. А с чего вы взяли, что эта самая, гм... особа так же мечтает о встрече с вами, как и вы с ней?
– Только что на берегу я совершенно чудесным образом получил от нее письмо. Этот негодный меркант[63] Абрабанель, не щадя ее невинности, сосватал ее за какого-то голландца. Она умоляет спасти ее от этого гнусного брака.
– Воочию, коль небо не пошлет нам духов, чтоб остановить злодейства, настанет час, что люди пожирать друг друга станут, как чудища морские! – со вздохом продекламировал Кроуфорд. – Быть девушкой нелегко во все времена!
Уильям метнул на сэра Фрэнсиса укоризненный взгляд.
– Поверьте мне, Уильям, я всей душой хотел бы помочь вашему горю, но, боюсь, это не в моей власти. Действительно, нам остается лишь надеяться на духов, которых пошлет Небо. Правда, оно с этим иногда запаздывает почему-то... Но, полагаю, это тоже направлено к нашему благу.
– Не хотите вести корабль на Барбадос – так помогите мне устроиться на корабль, который туда идет!
Кроуфорд пожал плечами.
– Уильям, нам сейчас следует держаться подальше от кораблей, которые идут на Барбадос! Слышал я, что история эта дошла уже до нашей старой доброй Англии и произвела там очень невыгодное впечатление на тех, кто стоит на страже интересов купеческой братии. Не забывайте, что вы украли не только товары, в которые вложены деньги торговцев из Сити, вы украли серебро, принадлежащее метрополии, которое добыли рабы, а Джексон отправлял лорду-казначею. Все это значит, что встреча с соотечественниками может закончиться для вас очень печально. Послушайте меня, положитесь на волю Провидения. Пусть Небо решает, что будет с вашей избранницей. Поверьте, это самый разумный выход.
– Это самый неразумный выход! – воскликнул Уильям. – Вы забыли о помолвке!
– Все можно исправить, Уильям, – сказал Кроуфорд, – особенно такой непрочный договор, как помолвку. Разве вы забыли, сколько стоит развод в Англии? Двадцать шиллингов и ни пенсом больше! Конечно, при этом ваша любимая лишится состояния, которое, скорее всего, по условиям брачного контракта, останется у мужа, но, насколько я понимаю, ее деньги вам и так не грозят! Их папенька только что не удавятся, как Иуда, но ни за что не отдадут своих сребреников в нечестивые руки акума[64]! Так что все можно будет исправить, Уильям, все, кроме сломанных шейных позвонков! Я много чего видел в жизни, но ни разу не видел, чтобы после того, как мужчине повяжут пеньковый галстук, у него появлялись свежие шансы на женитьбу. Поэтому не гневайтесь на меня – на Барбадос я вас не пущу!
Уильям посмотрел на него с отчаянием.
– Бог с вами! – сказал он. – Я не стану спорить с вами, потому что не вправе подвергать риску вашу жизнь, коль вы спасли уже один раз мою.
Он замолчал и отвернулся, собираясь было уходить, но вдруг вспомнил про письмо Элейны. Он достал его и протянул Кроуфорду.
– Читайте! В нем написано и про вас!
– Про меня?! – Кроуфорд был искренне удивлен.
Он взял письмо и принялся читать. Вдруг Уильям увидел, как по лицу его словно пробежала тень, а губы дрогнули и что-то беззвучно прошептали. Но он дочитал письмо до конца и, вернув его Харту, снова стал против света, так, чтобы Уильям не мог как следует разглядеть его физиономии.
– Это просто невозможно... к сожалению, невозможно... – Кроуфорд посмотрел на море, кусочек которого виднелся в люме, и тихо произнес:
– Вы это о чем? Вы это сами сочинили? – в свою очередь удивился Уильям, глядя на барабанящего пальцами по столу капитана. – Вас так взволновала красота вдовы или ее состояние? – Уильям не мог удержаться от того, чтобы не отплатить своему капитану той же монетой.
Мой гений роковой,
Когда б твое лицо
И вправду твою душу отражало
Как зеркало, то мир бы ужаснулся,
Узрев под маской девы лик звериный!
Кроуфорд поднял на него глаза. Взгляд его был устал и серьезен:
– Я сам не знаю, о чем я. И я не верю в совпадения.
Он приблизился к столу и принялся тщательно прилаживать обратно глазную повязку. Затем он водрузил на голову парик, оправил его, и только завершив обратное превращение, Веселый Дик вновь повернулся к Уильяму.
– Не знаю, что вы сейчас обо мне подумаете, – сказал он, – но я принял решение. Мы идем на Барбадос!
– Я поражен, – искренне сказал Уильям. – Я уже не надеялся. Но я благодарен вам. Я снова ваш должник, и я клянусь вам...
– Не клянитесь вовсе, потому что!..[65] – рявкнул в ответ Кроуфорд. – Особенно когда не знаете, что на уме у человека, которому вы так основательно собираетесь быть благодарным. Я принял решение, но сделал это вовсе не потому, что меня смущает, когда старики женятся на молоденьких. Тем более я подозреваю, что этот жених вовсе не так уж стар. Но дело, повторюсь, не в этом.
– А в чем же? Неужели вы хотите так увидеть эту женщину?
– Возможно, однажды, Уильям, когда звезды на небе будут благоприятны к вам, я скажу вам, чего я хочу, – ответил Кроуфорд. – Но это будет не сегодня. И вообще, забудьте пока про Барбадос. Прежде чем туда попасть, мы должны сделать одну важную вещь.
– Какую же?
– Придумать занятие для моей шайки!
На следующее утро, покинув Мартинику, они обогнули ее с юго-запада и направились на юго-восток. Ночь Уильям провел без сна, раз за разом перечитывая строки драгоценного письма. В его воображении картины блаженства, которое ожидало его в будущем, сменялись апокалипсическими видениями, где посланцы ада похищали невинных девственниц, и тогда его сердце разрывалось от горя. А более всего убивало его то, что не было никакой возможности преодолеть ту водяную пустыню, которая пролегла между ним и его возлюбленной. Стоило Уильяму выйти на палубу и увидеть равнодушное, мерно колышущееся, как студень, море, которому не было ни конца, ни края, как душу его охватывала такая безысходная тоска, что впору было броситься в это море вниз головой.
Около семи часов вечера, когда над морской гладью начали сгущаться недолгие южные сумерки, «Голова Медузы» легла в дрейф в виду земли у западного побережья, в нескольких милях от входа в Карлайлскую бухту. Подходить ближе было опасно как из-за окружающих остров коралловых рифов, так и из-за возможного нападения с берега. Для сэра Фрэнсиса было важно самому попасть на берег, но эту процедуру он собирался проделать как можно незаметнее.
Джону Ивлину было велено не зажигать сигнальные огни, на всякий случай поднять британский флаг и ждать их возвращения на рассвете.
Спустив на воду шлюпку и захватив с собой запас пищи и рома для команды, Веселый Дик посадил гребцами на весла дюжину пиратов и велел держать курс на Бриджтаун.
Пристать Кроуфорд приказал в стороне от порта на диком песчаном пляже, отделенном от берега полосой мангровых зарослей, чьи ходульные корни напоминали подпорки. В пору прилива ветви этих кустов затапливаются, а купы – будто бы плавают по воде. Покинув шлюпку, Веселый Дик строго-настрого приказал бандитам никуда не отлучаться и дожидаться его возвращения, не набираясь крепко привезенным ромом.
– Сидите тихо и не вздумайте жечь огонь. Никто не знает, как все обегнется. Мы тут как в мышеловке. Если извегнемся, то счастье наше, а нет, так вегевок у них на всех хватит. Будем сушиться на солнышке, как акульи гебга. Если не вегнемся до полудня – снимайтесь с якогя и гъебите к «Медузе». Потгошитель Джек будет вашим капитаном, он знает, что делать, – прокартавил Кроуфорд и с ироничным смешком взглянул на Уильяма.
Головорезы согласно загудели и принялись извлекать из лодки оружие и провизию, собираясь заночевать прямо на прибрежном песке.
Веселый Дик последний раз окинул грозным взором своих молодчиков и пошел вдоль берега, держа курс на огоньки. Уильям поспешил за ним следом. Хотя оба были при шпагах, а Веселый Дик еще нес при себе два заряженных пистолета, одеты они были как обычные горожане. Только отойдя на четверть мили и убедившись, что пираты его не видят, Веселый Дик стянул с глаза повязку и засунул ее в карман, снова превратившись в сэра Фрэнсиса.
Одно у него естественно переходило в другое. Уильяма так и подмывало поинтересоваться, как случилось, что Кроуфорд, человек, несомненно, благородного происхождения и образованный, вдруг оказался капитаном шайки отъявленных злодеев и мерзавцев. Удерживала его от этого простая осторожность. Между лицедейством сэра Фрэнсиса и кровавым промыслом Веселого Дика все же существовала тесная связь. Пусть резня на «Странствующем монахе» была не самой жестокой, но тем не менее она была. И Черный Билл, пустивший связанного квартирмейстера ко дну вместе с ограбленной «Утренней звездой», обрек его на самую настоящую гибель за вполне натуральную попытку бунта. И как бы сэр Фрэнсис и Веселый Дик ни оценивали свою жизнь, чужая стоила для них еще дешевле. Поэтому Уильям и не спешил со своими вопросами.
Он кстати, не совсем понимал, для чего они с Кроуфордом сошли на берег. Когда Амбулен мимоходом поинтересовался, куда это их несет, Уильям даже сразу и не нашелся что ответить. Роберт, чья натура не могла оставаться спокойной при виде новых приключений, немедленно попросился с ними, но Веселый Дик был непреклонен. Судовой лекарь был сильно разочарован, а Харт еще более заинтригован. Разумеется, будь его воля, он бы немедленно помчался к жилищу губернатора и нашел бы способ увидеть там обожаемую Элейну, но Кроуфорд решительно пресек эти мечты.
– Если не выбросите эту блажь из головы, то клянусь Небом, я свяжу вас, как поросенка, и прикажу бросить в трюм под замок! Я испытываю к вам почти отеческие чувства, Уильям, посему, заботясь о вашем благополучии, и подвергну вас домашнему аресту не моргув глазом. Нас ждут великие дела! А вы хотите выбыть из игры, даже не начав партии. Вспоминайте о ждущем вас сюрпризе каждый раз, когда вздумаете делать глупости!
Что имел в виду Кроуфорд, говоря о глупостях, Уильям догадывался. Но что он подразумевал под великими делами и сюрпризами – оставалось загадкой. Было ясно одно – это не было следствием ни каперства, ни вообще пиратства. Шестым чувством Уильям догадывался, что речь идет о чем-то действительно грандиозном, пред чем бледнеют и меркнут простые пиратские подвиги, в основном состоящие из грабежей да кутежей. И еще все это было как-то связано с письмом Элейны. После этого письма Кроуфорда как будто подменили. Ему до зарезу понадобилось попасть в Бриджтаун к себе домой. Теперь-то сэр Фрэнсис не скрывал от Уильяма существование этого дома. Он даже попытался объясниться.
– Поймите, Уильям, когда мы с вами встретились впервые, обстоятельства этой встречи были столь драматичны, а вы так искренне переживали за мою судьбу, что я не мог не проникнуться к вам ответной симпатией. Но вдаваться во все нюансы своей биографии я не имею желания даже сейчас. На кое-что я вам усиленно намекал, кое о чем вы могли догадаться и сами, но про дом рассказать я вам не мог и не хотел по многим причинам. Теперь вы о нем узнали от других, и тайна перестала быть тайной.
Моя оплошность: я как-то забыл, что женское любопытство – это страшная сила. За этими неграми уследить невозможно! Они все на одно лицо. Мое убежище раскрыто, и один Бог ведает, чем это может обернуться для нас в будущем. Благодарю вас, что не стали утаивать от меня сей эпистолы. Если бы не она, я бы до сих пор пребывал в неведении... Теперь мы должны забрать из моего дома кое-что очень важное...
Судя по всему, сэр Кроуфорд был не на шутку встревожен раскрытием своего секрета. Он очень спешил, и теперь, быстро шагая по берегу, он хмурил брови, озабоченно поглядывая в сторону города, словно опасаясь каких-то неприятностей оттуда. Уильям был не менее расстроен, но совсем по другому поводу. Элейна, беззащитная и несчастная, была так близко, а он ничего не мог поделать! Она просила у него помощи, она взывала к его любви, а он струсил и предал ее, подчинившись капитану шайки пиратов, человеку безбожному и конченому, пусть даже сочиняющему сонеты и свободно цитирующему Шекспира.
Но странное дело, поднять мятеж против своего двуликого покровителя Уильям не мог. Он ощущал, что прочная нить связала их судьбы, и Харт не желал рвать ее. Может быть, потому, что в этом человеке крылась какая-то тайна, которую Уильям жаждал раскрыть, может быть, потому, что Кроуфорд завораживал его, как завораживает гадателя стеклянный шар, а может быть, и потому, что он жаждал верить в то, что их с Кроу фордом действительно ждет славное будущее. Эти неясные соображения примиряли его с самоуправством сэра Фрэнсиса и заставляли покорно шагать за своим поводырем. Но все равно по Элейне он тосковал ужасно. Торопясь вслед за Кроуфордом, Уильям все время возвращался мыслями к единственному вопросу, который собирался задать после того, как они достигнут цели и проникнут в дом: «Но теперь-то я могу навестить Элейну?»
Не дойдя до рыночной площади, Кроуфорд вдруг свернул налево и, протиснувшись между двумя хибарами, притулившимися у самого берега, двинулся вверх по узкой улочке, выложенной булыжником. За их спиной остались огни портовой таверны, где веселились моряки. Были слышны крики и нестройное пение, доносившееся из-под шаткого навеса из тростника. Но чем дальше продвигались Кроуфорд и Уильям в глубь города, тем приглушеннее звучал шум пьяного веселья. Вокруг было тихо и темно. Каменные дома, сменившие прибрежные хибары, были погружены во тьму, только кое-где горели подвешанные над дверями масляные светильники. Из внутренних двориков сладко пахло ночными орхидеями да заливисто лаяли почуявшие чужаков собаки.
Уильям вертел головой, тщетно пытаясь сообразить, в какой части города они с Кроуфордом находятся. Он не успел изучить Бриджтаун так же хорошо, как его спутник. Кроуфорд прекрасно ориентировался в тесных улочках, и без него Уильям несомненно заблудился бы.
Наконец они, кажется, добрались до места. Кроуфорд вдруг замер и внимательно осмотрелся по сторонам. Прямо перед ними был сложенный из камня забор высотой чуть больше человеческого роста, за которым смутно белел одноэтажный домик, полностью погруженный во тьму. Кроуфорд вытащил из-за пазухи ключ и, обернувшись, вложил его в замок. Окованная железом калитка беззвучно поддалась, и двое мужчин быстро скользнули внутрь.
Уильям очутился в небольшом, выложенном глиняными плитами дворике, где их встречал появившийся из ниоткуда огромный негр. Он выглядел как бес из чистилища: его уродливое плосконосое лицо было испещрено страшными белесыми шрамами, черная кожа блестела как антрацит, а толстые вывороченные губы обнажали в улыбке крупные кривые зубы. Уильям невольно содрогнулся, увидев вблизи такую жутковатую рожу.
– Это мой верный Петроний! – усмехаясь, сказал Кроуфорд, указывая на негра. – Он присматривает за моим гнездом. Однако времени у нас в обрез – идем в дом.
Прихватив у негра светильник, он провел Уильяма во внутренние покои. Уильям увидел, что они находятся в небольшой овальной зале с высокими окнами, одно из которых, узковатое для того, чтобы в него мог влезть взрослый человек, выходило во внутренний дворик. Пол в комнате был выложен розовой узорчатой плиткой. Кроуфорд опустился на колени и несколько мгновений рассматривал узор на полу. Затем он извлек из-за пояса кинжал и острием подцепил одну из плиток. Плитка звякнула и отскочила в сторону, а за ней еще одна, и еще. Под ними обнаружилась деревянная крышка, которую Кроуфорд без труда извлек наружу, сразу же запустив руку в тайник, для чего ему пришлось лечь на пол. Уильям с интересом наблюдал за всеми манипуляциями, держа лампу над головой. Пошарив в образовавшейся дыре, сэр Фрэнсис с радостным восклицанием извлек оттуда перевязанный пакет из просмоленной парусины и показал его Уильяму.
– Знаете, что это такое, Уильям? – осклабившись, спросил он, не вставая с пола. – Это патент. Только не каперский, не пугайтесь. Это патент на могущество. Это патент на то, чтобы владеть миром, – ну, может быть, не всем миром, а только тем, что в нем покупается и продается. Правда, что бы патент вступил в силу, нам необходимо выполнить одно несложное, но необходимое условие...
Кроуфорд вдруг оборвал свою речь и прислушался, явно чем-то встревоженный. Уильям тоже обратился в слух и явственно услышал, как стучат по мостовой подковы лошадей и грохочут обитые железом колеса.
«Кого принесло сюда в экипаже в столь поздний час? – подумал Уильям. – В такую-то дыру?» Тревога охватила его, и сейчас же шум экипажа затих. Он остановился прямо напротив дома. А через несколько секунд чьи-то кулаки грубо застучали в калитку.
– Откройте! Именем короля, откройте немедленно!
– Ага! Губернатор уже здесь! – пробормотал Кроуфорд, вскакивая на ноги. – Признаться, я надеялся, что он будет медлительней. Что же, нам все равно повезло. Мы успели сделать все, что нужно.
Он сунул пакет за пазуху и, подскочив к окну, ударил ногой в стекло. Со звоном посыпались осколки.
– Вперед, Уильям! – воскликнул Кроуфорд. – Мы должны как можно скорее вернуться на корабль. Вылезай во двор, а там через забор и налево. Беги за мной и не отставай ни на шаг!
– Мы ломаем двери! Немедленно открывайте! – крики неслись с улицы вперемежку с ударами.
Кроуфорд нырнул в окно, протиснулся в узкий проем и исчез в темноте. Уильям бросился за ним.
Глава 11
Сокровища существуют!
Карибское море. Барбадос
А двумя днями раньше, в четыре часа пополудни в Карлайлскую бухту прибыла та самая голландская флотилия, о которой сообщала Элейна. Путешествие было таким долгим и настолько нелегким, что из пяти кораблей, вышедших два года назад из Амстердамской гавани, на Барбадос прибыли только три, да и те были изрядно потрепаны штормами и непогодой, а днища их обросли толстым слоем ракушек и водорослей.Однако адмирал флотилии, отважный Йозеф Ван Дер Фельд, меркатор[66], путешественник и старый друг банкира Абрабанеля, вернулся из путешествия цел и невредим. Его невозмутимое лицо, обожженное солнцем и продубленное ветрами, выражало несгибаемую волю и стремление идти только вперед, хотя вместе со своей командой он уже и так обошел едва ли не полсвета и повидал много такого, о чем в Европе даже не слыхивали.