Машков Владимир. Последний день матриархата

   Наташа вспыхнула и, не проронив ни слова, ушла с площадки, села, обиженная на скамейку и на нас даже не глядела.
   Когда Саня играл, он ничего, кроме футбола, не видел. Таких игроков называют бескомпромиссными.
   Во всех спорах Глафира Алексеевна брала сторону Сани, но сейчас она встала на защиту Наташи.
   — Ну что ты на нее напал? Устала Наташа, и все тут.
   — А у нас через неделю, в четвертьфинале, никто не спросит, устали мы или нет, — огрызнулся Саня. — Игру надо будет показывать.
   — А игра у нас получится лишь тогда, — стояла на своем Глафира Алексеевна, — когда мы не будем валить друг на друга наши неудачи, когда мы не будем ссориться, короче, когда мы будем друзьями.
   Саня прикусил язык и больше не стал спорить.
   — Тренировка окончена! — объявила в свою иерихонскую трубу Глафира Алексеевна.
   Нехотя мальчишки стали разбредаться. Глафира Алексеевна таинственно подмигнула мне, а сама двинулась в сторону гаражей.
   Выждав немного, я пошел следом.
   — Кирилл, мне кажется, — сказала бабушка, — что Наташа вновь задумала побег к маме. А если она удерет, команда рассыплется.
   Как всегда, Глафира Алексеевна смотрела в корень.
   — Кир, я тебя прошу, поговори с ней. Мне кажется, что Наташа не останется равнодушной к твоим словам.
   Я был горд, что бабушка возлагала на меня большие надежды. Глафира Алексеевна обладала редким даром — она разбиралась и в людях и в футболе. Но бабушка и не догадывалась, к каким неожиданным последствиям приведет ее просьба.
   — А я пойду с Саней побеседую, — вздохнула Глафира Алексеевна, — заедает его звездная болезнь — пережиток профессионального спорта.
   Наташа сидела на скамейке, словно ждала меня. Я примостился рядом с ней.
   — Наташа, я хотел с тобой поговорить.
   — Ты назначаешь мне свидание? — встрепенулась Наташа.
   — Да, — почему-то ответил я, хотя минуту назад ни о каком свидании и не помышлял.
   — Во сколько? — допытывалась Наташа.
   — Прямо сейчас, — ответил я.
   — Нет, — Наташа решительно покачала головой. — В семь часов, ладно?
   — Ладно, — согласился я.
   — Где? — Наташа прочно взяла инициативу в свои руки.
   — Здесь, во дворе, — робко предложил я.
   — Только не во дворе, — Наташа была категорически против. — Помнишь, в парке есть фонтан?
   — Помню, — ответил я.
   — Значит, ты мне назначаешь свидание в парке у фонтана в семь часов? — переспросила Наташа.
   — Назначаю, — у меня пересохло в горле.
   — Спасибо, может, и приду, — Наташа встала и гордо удалилась.
   Вот тебе и на! Сама, можно скзаать, заставила меня назначить ей свидание, и сама же носом вертит?
   Откуда и что в Наташе взялось? Дни, проведенные в маленьком старинном городке, в воздухе, наполненном поэзией, не прошли для нее даром.
   Я корпел над уроками и все время поглядывал на часы. Стрелки двигались сегодня с ужасающей медлительностью.
   Сколько раз я провожал Наташу домой, сколько раз играл с ней в футбол или боксировал, но ни разу не шел к ней на свидание.
   Я вспомнил о письме. О том самом письме, которое я послал Наташе и которое перехватил ее папа.
   Порылся в ящике стола и нашел письмо. На всякий случай сунул его в карман куртки.
   Меня охватило лихорадочное нетерпение. Да, а как я отпрошусь у мамы?
   Я представил, как скажу: «Мама, мне надо пойти». — «Куда?» — строго спросит мама, а я, привыкший говорить правду, возьму и брякну: «На свидание». Нет, у меня не повернется язык такое вымолвить.
   На свидание надо уходить без спроса, а еще лучше — убегать, удирать. Неужели придется солгать маме? Сколько запретов придумали для нас взрослые, что мы вынуждены их обманывать.
   Но выручка пришла оттуда, откуда я и не ожидал. Меня спасла от обмана мама. Слегка смущаясь, она сообщила, что ей необходимо на минутку забежать в библиотеку, познакомиться с интересной публикацией в научном журнале (между прочим, во время отпуска), но если она вдруг задержится, что вполне вероятно, то я должен спокойно ложиться спать.
   Ну и прекрасно. Пока мама сбегает в библиотеку, я схожу на свидание.
   Кстати, что-то папа слишком долго раздумывает и не звонит, и не прибегает тайком готовить, и вообще не предпринимает активных действий? Неужели для него оказалась тяжела шапка настоящего мужчины?
   Я причесался, надел белую рубашку и помчался в парк. По дороге забежал в цветочный магазин и с гвоздиками в руках появился у фонтана. Там уже было полно юношей. Все они делали вид, что глаз не могут оторвать от фонтана, что, собственно, они и пришли сюда, чтобы полюбоваться водяными струями и насладиться в теплый апрельский вечер прохладой, а сами все время косили глазом — не идут ли девушки.
   Меня они встретили ухмылочками — мол, что за малой затесался в их ряды? Но я научился у Наташи держаться независимо и спокойно сносил их насмешки.
   Юноши были посрамлены и сражены наповал, когда первой у фонтана появилась моя девушка. У Наташи это было первое свидание, и она не научилась еще опаздывать.
   Мы взялись за руки, и я увидел, что мы с Наташей одинакового роста. Еще чуть-чуть, и я буду выше.
   — Я часто вспоминала наш парк, — сказала Наташа, когда мы углубились в аллею. — Тебе понравилось в старинном городке?
   — Понравилось, — ответил я.
   — А что больше всего?
   — Пожалуй, развалины замка…
   — А мне один день — замок, другой — дом-музей.
   — И сейчас тебя туда тянет? — осторожно выпытывал я.
   — Очень, — со всей искренностью ответила Наташа.
   — Но если ты уедешь, — вспомнил я о словах Глафиры Алексеевны, — наша команда рассыплется, а у нас на носу четвертьфинал.
   — Все ясно, — вспыхнула Наташа, — тогда ты выполнял поручение Калерии, а теперь Глафиры…
   Наташа вырвала свою руку из моей и побежала. Очень хорошо, что она была сегодня в платье, поэтому я ее быстро догнал.
   — Я и сам хотел с тобой поговорить, — примирительно произнес я.
   — А вы все понимаете, — неожиданно выпалила Наташа, — что я не могу играть.
   — Почему?! — поразился я. — Ты лучше всех играешь! Нет, Саня лучше всех, а ты после него…
   — Я девочка, — тихо сказала Наташа.
   — Верно, — опомнился я.
   — А никто из вас не видит, что я девочка, — с обидой в голосе произнесла Наташа.
   — Я вижу, — возразил я. — И всегда видел.
   — Это правда, — Наташа уткнулась носом в гвоздики и рассмеялась. — Ой, и дуреха я была, когда дралась с тобой. Представляю, как ты меня ненавидел.
   — Нет, — я покачал головой, — я не могу тебя ненавидеть.
   Мы вышли на площадку, где крутились карусели.
   И тут в толпе гуляющих я увидел своих родителей. Папа вел маму под руку и темпераментно что-то ей говорил, а мама ему восторженно внимала. Они были так увлечены разговором, что не заметили нас.
   — Твои родители помирились, — с завистью произнесла Наташа.
   Ну, папа молодец. Претворяет в жизнь мой план. А мама? Так вот в какую библиотеку она торопилась. Что ж, теперь мы с ней квиты.
   — Кир, а то письмо? — начала Наташа. — Ну, которое мой отец перехватил… Где оно?
   — Вот оно, — я вытащил из кармана запечатанный конверт и протянул Наташе.
   Как здорово, что я сегодня вспомнил о письме и захватил с собой.
   — Не так, — покачала головой Наташа, — ты брось письмо в наш почтовый ящик. А я его оттуда возьму.
   Я спрятал письмо, и мы, побродив еще немного по парку, отправились домой.
   В подъезде мы попрощались. Наташа поднялась наверх, к себе. А я опустил письмо в почтовый ящик и пошел домой. Едва за мной захлопнулась дверь, как по лестнице раздался быстрый стук каблучков — Наташа бежала вниз, за письмом, чтобы на этот раз его никто не перехватил.
   А назавтра случилось то, что должно было случиться. Наташа уехала в маленький старинный городок.
   Наша футбольная команда, собравшаясь на тренировку, пребывала в унынии, а Глафира Алексеевна ходила по площадке, как разъяренная львица. Бабушка совершила непростительную ошибку. Она могла догадаться, что мы с Наташей будем говорить совсем не о футболе.
   А еще на Наташу, наверное, произвело впечатление мое письмо, вот она вновь превратилась в девочку и ее неудержимо потянуло в маленький старинный городок. Я был горд, что сумел сочинить такое письмо, которое, пусть с опозданием, перевернуло душу Наташи.
   Вдруг Глафира Алексеевна остановилась и хлопнула себя по лбу:
   — Никудышный из меня психолог!
   И звонко, по-детски рассмеялась. За эту непосредственность мы ее и любили.
   — Давайте тренироваться!
   Но тренировка шла вяло, нехотя, один лишь Саня играл, как обычно, в полную силу.
   А вечером к нам домой заявился Наташин отец. Он не влетел, не ворвался, а вошел робко, огляделся по сторонам, словно человек, который что-то потерял и надеется здесь обнаружить свою пропажу.
   — Она снова убежала, — без лишних слов отец протянул маме записку.
   — Добрый вечер, садитесь, пожалуйста, — мама взяла листок бумаги.
   — Извините, спасибо, здравствуйте, — Наташин отец перепутал все на свете и бухнулся в кресло.
   Мама прочитала записку и вернула Наташиному отцу.
   — Ну что вы скажете? — Наташин отец глядел маме прямо в рот.
   — Я думаю, что вам надо запастись терпением, — произнесла мама. — Время все поставит на свои места.
   Мамин ответ не удовлетворил Наташиного отца, и он дал мне записку. И вот что я прочитал.

   «Папа!
   Я поехала к маме. Запрещаю тебе приезжать за мной. Скоро вернусь. Будь благоразумен и не делай глупостей.
   Твоя дочь Наташа».

   — Что ты скажешь? — Наташин отец уже на меня глядел с надеждой.
   — Я думаю, что надо прислушаться к совету дочери, — дипломатично ответил я.
   — Не понимаю, чего ей не хватало? — Наташин отец обернулся за поддержкой к маме. — Эти дни она каталась как сыр в масле, вытворяла все, что хотела, на голове ходила… Я дал ей все, что она желала. Разве что птичьего молока у нее не было.
   — А может, ей мать больше дала?
   Глаза у мамы сузились — это означало, что она рассержена.
   — Что она может предложить, кроме стишков, — снисходительно ухмыльнулся отец. — Нет, тут другое…
   Он покосился на меня и ушел несолоно хлебавши.
   — А Наташа жестоко поступает со своими родителями, — сказала мама.
   — Сперва они, то есть он поступил с ней жестоко, — вступился я за Наташу.
   — Все правильно, — рассудила мама, — но зачем им мстить?
   Мне нечего возразить маме, но по моему молчанию она догадывается, что я по-прежнему на стороне Наташи, и больше вопросов не задает.
   А воображение между тем переносит меня далеко от дома. Я вижу, как Наташа выходит из автобуса и ступает на землю маленького старинного городка. К ней бросается мама с букетом цветом, обнимает и целует дочку. Потом мамины подруги, а также родственники и знакомые заваливают девочку цветами.
   С охапкой цветов Наташа входит в дом. Мама преподносит ей новое платье и шесть сиреневых томиков — полное собрание сочинений великого поэта, который родился в маленьком старинном городке.
   На диване сидит кукла. Она подняла руки, словно приветствует долгожданную гостью.
   А вот Наташа бредет с сиреневым томиком по парку, находит уединенную скамейку, открывает книгу и предается чтению.
   Что же так привлекло Наташу? Между страницами лежит мое письмо. Наташа вновь перечитывает строки, которые пришлись ей по душе.

   «Ты мне понравилась в ту же минуту, когда я тебя увидел. И с тех пор (уже целых семь дней!!!) я только о тебе и думаю. Ты являешься ко мне даже во сне. Значит, я вижу тебя и днем и ночью. Поэтому я самый счастливый человек.
   Тебе сегодня было нелегко. Но ты держалась мужественно, я восхищался тобой. Знай, у тебя есть верный друг. В трудную минуту ты можешь на него, то есть на меня, опереться».

Между папой и мамой

   Не отрывая глаз от газеты, папа несет ложку с супом ко рту. Затаив дыхание, мы с мамой следим за полетом ложки.
   Особенно волнуюсь я, потому что сегодня у папы дебют. Дебют — это первое выступление на сцене.
   Конечно, папа не новичок, не счесть его выступлений на нашей домашней сцене передо мной и мамой. Но сегодня папа впервые выступает в роли главы семьи.
   Папа благополучно, не проронив ни капли супа, донес ложку. Я мысленно зааплодировал: «Браво, папа». Следом за первой вторая и третья ложки миновали мели и рифы и достигли места назначения.
   Папа прочитал одну газету и, прежде чем взяться за другую, спросил:
   — Как дела дома?
   — Хорошо, — робко произнесла мама.
   Папа поднял глаза на маму — почему такой неуверенный ответ? Мама заерзала на стуле и повернулась за подмогой ко мне.
   — Отлично! — бодро ответил я.
   Мой ответ успокоил папу, он вновь уткнулся в газету. А мама и я с волнением продолжали следить за полетом ложки.
   Но папа уже освоился и чувствовал себя в новой роли как рыба в воде.
   — Как дела в школе? — взгляд папиных очков остановился на мне.
   — Замечательно, — я ни секунды ни промедлил с ответом. — Превосходно!
   Папа одолел первое блюдо, и я накладываю ему и маме второе. Теперь я подвязался передником, вот чей он — мне трудно сказать.
   Был он раньше мамин, а носил его папа, сейчас он папин, а ношу его я.
   — Кир, а где Наташа? — в папином голосе прозвучало прежнее любопытство.
   — Снова у мамы, — я обрадовался, что папа снова стал папой.
   — Природа взяла свое, — философски заметил папа.
   — Вертит Наташа родителями как хочет, — как истинный ученый, мама говорила только правду.
   Папа строго посмотрел на маму. Как она может ему перечить?
   — Папа мне друг, но истина дороже, — переиначив древнего мыслителя, сказала мама.
   Папа смягчился. Он питал слабость к старинным изречениям, и мамины слова пролили бальзам на его душу.
   Нет, роль главы семьи, то есть человека, который задает вопросы и получает на них известные ему заранее ответы, папе определенно не по плечу.
   Когда мы приступили к третьему, к нам ворвался сияющий Наташин отец и громогласно объявил с порога:
   — Она вернулась! Пойдемте к нам — разделите мою радость.
   Помня о недавней стычке, мой папа неопределенно буркнул в ответ на приветствие Наташиного отца. Однако любопытство взяло верх — папа пошел вместе с нами взглянуть на блудную дочь.
   Наташу мы застали висящей вниз головой на турнике. В такой необычной позе она глядела телевизор. Наверно, было ужасно смешно смотреть, как на экране танцевали дамы в пышных платьях и кавалеры во фраках.
   Наташин отец с гордость продемонстрировал нам портативный телевизор.
   — Подарок по случаю возвращения.
   Мои родители переглянулись — а каков будет следующий подарок?
   Наша команда встретила возвращение Наташи криками «ура». Даже Саня проворчал что-то приятное.
   Но больше всех обрадовалась Глафира Алексеевна. С возвращением Наташи мы нашли свою игру. И сразу прибавилось болельщиков, которые приходили поглазеть на наши тренировки.
   — Неплохо для любителей, — услышал я снисходительный голос.
   Я обернулся и увидел Саниного папу. Значит, он вернулся со сборов на Черном море. И вместе с Саниной мамой пришли поглядеть нашу игру.
   — Саня хорош, — не скрывал восхищения папа, — но мастерство не растет.
   — Взял бы и потренировал ребят, а то бедная женщина надрывается, — подала голос Санина мама.
   — И вон тот мальчишка в желтой майке прилично играет, — не отвечая на мамино предложение, заметил Санин папа.
   Вот умора! И Санин папа принял Наташу за мальчишку. Но она сегодня и вправду в ударе, обмотала одного защитника, потом второго и забила гол.
   Я всегда удивлялся, почему взрослые занятые люди так любят смотреть игры мальчишек. А теперь понял — из-за голов. На взрослом футболе зрителей держат на голодном пайке, футболисты забьют мяч-другой и уже радуются. А у нас счет 20:19 не редкость. Вот почему нет отбоя от болельщиков, когда играют мальчишки.
   — Борис, — услышал я мамин голос, — ты опаздываешь на премьеру.
   Я оборачиваюсь. Санины родители ушли, появились мои. Папа, как всегда, поддерживает маму под локоток.
   — Ну разве может театр сравниться с футболом? — разразился папа монологом. — Матч держит тебя в напряжении все девяносто минут игры, ты не знаешь, чем она окончится. А в театре, бывает, посмотришь минут пять и тебе уже ясна развязка, и ты зеваешь… Я ухожу с болью в сердце. Наш-то хорош!
   Последние слова папа прошептал маме на ухо, но я их услышал. Так громко шепчут актеры в театре, чтобы их слова долетели до тех, кто сидит на галерке.
   Когда я вновь оборачиваюсь, то вижу, что мои родители ушли, а появился Наташин отец. Прислонившись к машине, он вертел в руках ключи и любовался дочкой.
   — Перерыв, — объявила в рупор Глафира Алексеевна.
   Мы не ушли далеко, а расположились тут же на скамейке. Наташа направилась к папе. Наверное, он предложил ей покататься, но Наташа осталась верна своему долгу и вернулась к нам. Наташин отец завел машину и уехал.
   После перерыва с Наташей вновь стало твориться неладное. Я выкатил ей мяч в самые ноги, а она его не увидела. Стояла и задумчиво глядела куда-то вдаль. И мы все остановились, ждали, когда Наташа вернется из путешествия в маленький старинный городок.
   — Вы что, меня не узнаете? — Наташа очнулась и удивленно оглядела нас.
   — Не-а, — буркнул Саня.
   — Узнаем, конечно, узнаем, — я поспешил утешить Наташу.
   Глафира Алексеевна была так расстроена, что достала папиросы и спички и уже собралась закурить, но, увидев наши осуждающие взгляды, лишь чертыхнулась:
   — Сколько можно измываться над ребенком!
   Бабушка объявила, что тренировка окончена, и все разбрелись по домам. Остались мы втроем — Наташа, Саня и я.
   Мы сели на скамейку и не знали, с чего начать разговор. Значит, завтра Наташа снова укатит к маме в маленький старинный городок. А когда вернется? Наверное, скоро. Если прежде Наташа уезжала на пять дней, то теперь возвращалась через день-другой. Но и в нашем городе она долго не задерживается, пару дней погостит и — прощайте.
   — Ты поедешь к маме? — прервал тягостное молчание Саня.
   — Не знаю, — пожала плечами Наташа.
   — Тогда оставайся дома, — обрадовался я.
   — Не знаю, — снова сказала Наташа.
   Ну и ну! Наташа как тот витязь на распутье. Она не знает, какую дорогу ей выбрать — то ли отправиться к маме, то ли остаться у папы. А может, ей хочется покончить с кочевым образом жизни и перейти на оседлый? Но у Наташи нет дома, нет крыши над головой, ей негде найти приют. Значит, она бездомная и беспризорная?
   — Наташа, я предлагаю тебе переехать в наш дом, — решительно начал я. — Мы предоставим в твое распоряжение отдельную комнату с балконом, откуда открывается прекрасный вид на парк.
   Наташа даже не успела рта раскрыть, как в разговор вмешался Саня.
   — Интересно, почему в твой дом? А чем мой хуже? Наташа, переезжай к нам. Мы предоставим тебе отдельную комнату с балконом, откуда открывается прекрасный вид на озеро. К тому же мой отец часто бывает в командировках, а мама на дежурстве, поэтому тебе никто не будет мешать. Делай, что хочешь.
   — Вот именно — Наташа будет целый день одна, — ухватился я за слабое место в доводах своего соперника. — А мой папа, как тебе известно, человек творческого труда, и днем часто дома, поэтому Наташе не будет одиноко. К тому же папа искусный кулинар, и Наташе будет обеспечено полноценное питание.
   — А моя мама врач, — и не думал сдаваться мой друг. — Значит, Наташе будет обеспечена квалифицированная медицинская помощь. А она ей сейчас необходима, чтобы восстановить душевное равновесие.
   Ну, Саня! Прижал меня к стенке.
   — Из-за своих разъездов Наташа здорово запустила учебу, отстала, и теперь ей приходится догонять одноклассников. Самой Наташе не справиться. Согласись, что с моей помощью Наташа быстро наверстает отставание.
   Мы горячо говорили о Наташе, но совершенно забыли, что она сидит между нами на скамейке. Нас волновало одно — к кому она переедет жить.
   — Ага, — Саню вроде убедили мои доводы, но он не преминул подставить мне ножку, — особенно после того, как ты в один день умудрился отхватить пять «пар».
   — Когда это было! — от возмущения я пустил петуха.
   И тут Наташа рассмеялась. Мы сразу прекратили наши споры и уставились на девочку — какой она сделает выбор.
   — Спасибо, мальчики, меня очень тронула ваша забота, — сказала Наташа, — но в доме Глафиры Алексеевны есть подвал. Там я и поживу, пока все образуется.
   Мы с восхищением поглядели на Наташу. Она нашла самый интересный, романтичный выход.
   Наташа тут же принялась за дело. Она сбегала домой и вернулась с дорожной сумкой.
   — Оставила папе записку, что поехала к маме, — сообщила нам Наташа.
   Саня взял у Наташи сумку, и мы по одному вошли в подъезд к Глафире Алексеевне. Впрочем, нам незачем было соблюдать осторожность, ведь мы бывали частыми гостями у нашей бабушки и беспрерывно заходили к ней в подъезд.
   По лестнице мы спустились вниз, в подвал. Вероятно, Наташа уже бывала тут. Она удивительно легко ориентировалась в подвальной полутьме и уверенно вела нас, перешагивая через трубы.
   У стены, под маленьким окошком, в узком пространстве за котлом Наташа выбрала себе убежище.
   — Мальчики, — предупредила Наташа, — о том, что я здесь, не должна знать ни одна живая душа.
   — За кого ты нас принимаешь? — Саня даже обиделся.
   Поскольку Наташа перешла на оседлый образ жизни, мы решили, что с завтрашнего дня она отправится в школу. Переговоры с директором и классной поручили вести мне. Я гордился оказанным доверием, но понимал, что выполнить поручение будет нелегко — не очень веселую память по себе оставила Наташа.
   Я сразу же помчался в школу. Беспокоило меня одно, застану ли я Елизавету Петровну. Но мне повезло — в школе собирался педсовет и пришли все учительницы.
   Я вызвал в коридор Калерию Васильевну.
   — Я понимаю, — начал я издалека, — сколько нервов вам испортил в последнее время. И очень сожалею об этом.
   — Я уже про все забыла, — простила меня Калерия Васильевна.
   — А уж про Наташу и говорить нечего, — подошел я к тому, ради чего явился.
   — Верно, — согласилась классная, — кстати, где она сейчас?
   — Наташа в опасности, — выпалил я.
   Я сам и не догадывался тогда, что сказал чистую правду. А потом я принялся живописать, как неблагоразумные родители приманивают дочку драгоценными подарками, и бедная Наташа вынуждена проводить все время в поездках между папой и мамой, а потому совершенно забросила учение. А ей необходимо окончить седьмой класс.
   — Лучшим выходом из создавшегося положения будет, если Наташа снова вернется в нашу школу, — закончил я свой монолог. Я чувствовал, что был сегодня красноречив, как папа. Потому что меня вдохновляла благородная цель.
   Классная выслушала меня и задумалась. Я уже пожалел, что так долго разглагольствовал. Ну, действительно, зачем Калерии Васильевне такая обуза, как Наташа. Зачем классной снова брать к себе девочку и мучиться с ней? А может, Калерия Васильевна сомневается, что Наташа догонит одноклассников?
   — Я вам обещаю, — торжественно произнес я, — что Наташа окончит седьмой класс на пятерки и четверки. Я в лепешку расшибусь, но добьюсь этого.
   — Я рада, что не ошиблась в тебе, Кирилл, — лицо Калерии Васильевны просветлело. — Я знала, что в трудную минуту ты поможешь Наташе. Пошли к Елизавете Петровне.
   Директору не надо было долго объяснять, она все сразу поняла.
   — Значит, сейчас Наташа живет у отца? — задала Елизавета Петровна простой вопрос.
   — Сейчас Наташа живет в нашем городе, — наконец, выкрутился я.
   Елизавета Петровна подумала и разрешила Наташе с завтрашнего дня прийти в школу, потому что сейчас самое главное — окончить седьмой класс, а все формальности они уладят потом.
   Гордый, что так здорово все получилось, я побежал к Наташе и Сане. По дороге я неожиданно остановился у детского магазина. Всю витрину занимали куклы — маленькие и большие, в нарядных платьицах, кудрявые, с милыми глазками. Сто раз по дороге из школы домой я проходил мимо магазина и совсем не обращал внимания на кукол.
   Я вспомнил, что в маленьком старинном городке Наташу ждет кукла.
   Я забежал домой и сказал папе, что видел потрясающие марки, и попросил денег.
   — Завтра купишь, — отмахнулся папа.
   Он сидел за машинкой, в которой был вставлен чистый лист бумаги.
   — Папа, — вдруг спросил я, — а где ты ночевал, когда тебя дома не было?
   Я подумал, наверное, у папы есть пристанище и там можно будет поселить Наташу. При ближайшем рассмотрении подвал не произвел на меня романтического впечатления. Наоборот, от подвальных стен повеяло тревогой.
   — У приятелей, в общем, где придется, — недовольно пробормотал папа и, чтобы отвязаться от меня, дал деньги.
   Я побежал в магазин, выбрал самую большую куклу и вскоре с огромной коробкой появился в подвале.
   Наташа и Саня времени даром не теряли. Саня обнаружил в подвале матрац, принес из дома одеяла, подушку — постель для Наташи была готова.
   Когда я пришел, Наташа и Саня пили чай из термоса и ели бутерброды.
   — Все в порядке, — небрежно похвастался я, — завтра ты снова пойдешь в школу.
   — Спасибо, — сказала Наташа, — присаживайся, поужинай.
   Меня не надо было упрашивать. Я сел на матрац и вскоре уплетал бутерброды, запивая их крепким чаем из Саниного термоса.