Видя, в каком бешеном темпе я поглощаю пищу, папа поинтересовался:
— Куда мы торопимся?
— Никуда, — я замер с полным ртом, словно застигнутый на месте преступления.
— Ты даже не заметил, какой сегодня я приготовил соус, — в папином голосе отчетливо прозвучала нота обиды.
— Ну что ты, папа, — спохватился я. — Совершенно потрясающий соус, настоящее произведение кулинарного искусства.
— Вообще-то я догадываюсь, куда ты торопишься, — папа смягчился, и его потянуло на воспоминания. — Но я в свое время, когда шел на свидания, совершенно ничего не ел. Я был худой как щепка, как палка. На мне пиджак болтался, как на вешалке…
Глядя теперь на упитанного папу, нелегко было вообразить, что некогда пиджак на нем болтался, как на вешалке.
— Погоди, в каком я тогда классе учился? — продолжал вспоминать папа, — по-моему, в третьем… Или во втором? Нет, скорее всего в третьем… Итак, мне десять лет, она живет в соседнем доме… Как же ее звали?
— Папа, извини, я и вправду тороплюсь, — вставил я реплику в монолог папы и прежде чем он опомнился, выскочил на лестничную площадку.
Я понимал, что поступил невежливо, не дослушав папиных воспоминаний. Но я также понимал, что если сейчас не пойду к Наташе, у меня не будет собственных воспоминаний и мне нечего будет поведать своим детям.
Я поднялся на два этажа выше и остановился у двери, обитой черным дерматином. Здесь она живет. Сейчас я ее увижу. «Тебе чего?» — спросит она меня. А я отвечу, что выполняю поручение классной.
Эх, была не была! Дрожащей рукой я нажал на кнопку звонка. Звонок робко дзинькнул, и я поспешно, точно обжегшись, отдернул руку. В квартире послышались быстрые и решительные шаги.
Дверь отворилась. На пороге стоял мальчишка в джинсах, в рубашке с закасанными рукавами. Был он здорово похож на Наташу. Прямо как вылитый. Я и забыл, что у нее есть братец. Он мне снился, а я надеялся, что его на самом деле не существует. А он существует. Да, третий всегда лишний.
— Тебе чего? — хмыкнул братец.
— Здравствуйте, а Наташа дома? — вежливо приветствовал я братца и объяснил, что я одноклассник его сестры.
В продолжение всей моей тирады братец стоял совершенно ошеломленный и лишь вымолвил:
— Наташа?
— Ну да, твоя сестра, — терпеливо втолковывал я ему, хотя его тупость меня уже начала порядком бесить.
И с чего это я взял, что он похож на сестру? Абсолютно ничего общего. Братец мрачноватый малый, а сестра, а Наташа — самая красивая девочка в нашем дворе, в нашей школе и, конечно, во всем мире.
— Некогда мне с тобой трепаться, — я сердито поправил очки, съехавшие на кончик носа. — У меня поручение от классной.
— От Калерии? — переспросил братец.
— Да, от Калерии Васильевны.
— Ну заходи, — смилостивился наконец братец и фыркнул: — Пойду скажу сестре.
Я зашел в прихожую. Только братца мне еще недоставало. Одного отца, по-моему вполне достаточно.
В прихожую заглянула Наташа. Была она в светлом платье, очень похожем на то, в котором мне снилась.
— Привет! Так что от меня надо Калерии?
— Привет! Я могу войти? — Я отважно посмотрей ей в глаза. Действительно, куда братцу до нее! Наташа — сама доброта, а братец — одно недоразумение.
— Ну конечно, входи, садись, — пригласила меня Наташа в большую комнату. — Так что вы там с Калерией задумали?
Я сел в кресло и покосился на приоткрытую дверь, которая вела в соседнюю комнату.
Наташа перехватила мой взгляд и махнула рукой.
— Да там никого… — она осеклась, подошла и закрыла дверь.
— Ну что за тайны Мадридского двора? — произнесла Наташа с нескрываемой насмешкой. — Любите вы с классной напускать тумана.
Странное дело — сегодня ее насмешки не выводили меня из себя, я не терял самообладания. А Наташа, наоборот, бросала на меня настороженные взгляды. Ее заинтриговало, с чем я пришел.
Я нарочно тянул кота за пупок. Так любит говорить папа про тех, кто тянет время. Моему нетерпеливому папе такие люди, которые не очень ласково обращались с котом, были в высшей степени неприятны.
Я попытался начать издалека и спросил, где Наташа жила до того, как переехала в наш дом.
— Говори, зачем пришел или… — Наташа на мгновение стала похожей на своего отца, и я испугался.
— Никакой тайны нет, — протянул я, стараясь сохранить спокойствие. — Классная поручила мне взять над тобой шефство.
— Я в шефах не нуждаюсь, — как отрезала Наташа.
— Ну не шефство, — смутился я, — а просто помощь тебе оказать…
— Еще чего придумали, — вскипела Наташа, — никакой помощи мне не нужно. Я сильная, сама кому хочешь могу помочь.
Наташа поднялась, отворила дверь, ведущую в соседнюю комнату и с загадочной улыбкой поманила пальцем меня.
Я помялся, не зная, что мне делать. За той дверью явно скрывался ее братец, а видеть его и тем более общаться с ним у меня не было никакого желания.
— Не трусь, — по-своему поняла мои колебания Наташа.
— Я не трушу, — громко сказал я и на негнущихся ногах вошел вслед за Наташей в комнату. На мое счастье, ее братца здесь не было. Но дух его витал в комнате. И не только дух — во всем ощущалось его присутствие. Казалось, что он на минутку вышел из комнаты и вот-вот вернется.
Чуть ли не посредине комнаты стоял турник. На тахте валялись две пары боксерских перчаток. Стены украшали фотографии мотогонщиков, хоккеистов, боксеров. Ясно, что это комната Наташиного братца — в ней нет ничего девчоночьего.
— Ну, — ехидно подначила Наташа, — сколько ты раз подтянешься?
Разными правдами, а точнее неправдами мои родители добились того, что я был освобожден от уроков физкультуры. Поэтому я имел смутное представление о турнике. Я знал, что на нем крутят не то луну, не то солнышко и еще подтягиваются. Но сам, так сказать, собственными руками я ни раз в жизни не проделывал этого упражнения.
Я попытался дотянуться до перекладины — так, кажется, она называется? Не получилось. Я встал на цыпочки — не хватало пару сантиметров. Тогда я подпрыгнул, но руки проскочили мимо перекладины.
Я старался не глядеть на Наташу, но все равно видел, что она едва сдерживается, чтобы не покатиться со смеху.
Тогда я разбежался, подпрыгнул и — на этот раз мне повезло — уцепился за перекладину. Полдела было сделано. Остались пустяки — подтянуться.
Но — удивительная вещь. Как я ни пыжился, как я ни лез вон из кожи, мне не удалось подняться ни на миллиметр. Замечательный у меня папа, но перекормил он меня сверх всякой меры. Наконец, устав бороться с собственным весом, а заодно и с законом всемирного тяготения, я плюхнулся на пол.
— Смотри, как надо!
Наташа легко, играючи, подтянулась десять раз.
— А теперь вот это!
Она нагнулась и выкатила из-под тахты гирю.
Я глянул и обомлел — пуд, не меньше. Но я ошибся. Когда я попробовал оторвать гирю от пола, я понял, что в ней все два пуда.
Тогда я вспомнил, как поступают тяжелоатлеты — они долго и упорно глядят на штангу, и та им покоряется. Я усиленно гипнотизировал гирю, но мне удалось лишь оторвать ее от пола, и то двумя руками.
Снисходительно хмыкнув, Наташа подняла гирю пять раз правой, а потом столько же левой рукой. Потом бросила мне перчатку, и я понял, что Наташа вызывает меня на дуэль, хотя перчатка была боксерская.
— Одевай! — велела Наташа.
Она помогла мне зашнуровать перчатки, потом вооружилась сама. Наташа приняла боксерскую стойку — выставила левую руку вперед, правой прикрыла подбородок. В одно мгновение она стала удивительно похожа на своего братца — свирепое лицо, стеклянные глаза.
— Ну что ты, драться с девчонкой, — пробормотал я, — это против моих правил, это подло.
— А ты забудь, что я девочка, — воскликнула Наташа и сердито приказала: — Защищайся!
Я поспешно закрыл лицо перчатками.
— Очки сними, — протянула Наташа. — Ну где ты видел боксера в очках?
Мне не приходилось лицезреть боксера-очкарика, а потому я покорно и неловко стащил перчатками с носа очки и положил их на стол. Я обернулся к Наташе — девочка исчезла. Вместо нее на меня нацелились черные перчатки, похожие на пудовые гири.
— Защищайся! — долетел издали голос Наташи.
Во время дуэли один из соперников, тот, кто не желал проливать кровь, палил из пистолета в воздух. Так поступил и я — выставил руки вперед и закрыл глаза. Будь что будет!
Первый удар пришелся в перчатку, второй угодил прямо по носу, а третий… А третьего не было, потому что к тому времени я благополучно потерял сознание…
Очнулся я, когда на меня теплым летним дождиком полилась вода. Наташа брызнула мне в лицо, а потом помахала полотенцем. Точно так делает тренер на ринге в перерыве между раундами.
— Живой? — обрадовалась Наташа.
— Живой, — прошептал я.
Я огляделся — оказывается, я уже лежал на тахте. Надо мной склонилась Наташа. Я вижу ее ласковые, встревоженные глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — ответил я совершенно искренне. Потому что о таком только мечтать можно. Со мной рядом Наташа, она перевязывает мои раны.
— Но почему ты не защищался? — Наташа укоризненно покачала головой. — Пропустил такой легкий удар.
— Это был нокаут? — спросил я.
— Нет, у тебя из носа пошла кровь…
Я потрогал нос и ойкнул.
— Больно? — пожалела меня Наташа. — Не шевелись, я сменю тебе примочку.
Наташа оставила меня одного. Я повернул голову. Со стены на меня осуждающе смотрели настоящие мужчины — мотогонщики, боксеры, хоккеисты. Эх ты, говорили их взгляды, а еще парнем называется — девчонка уложила его на обе лопатки, а он радуется. Я показал настоящим мужчинам язык, мол, не суйте свой нос куда не надо.
В комнату вошла Наташа, положила примочку и села рядом. Если бы так продолжалось всю жизнь.
— Этому, — я показал, что боксирую, — тебя брат научил?
— Брат? — поразилась Наташа, а потом звонко расхохоталась. — Ну, конечно, брат.
Веселой я Наташу видел в первый раз, и мне она очень понравилась. Серьезной Наташа иногда напоминала своего братца. Вот же, кажется, брат и сестра, одна кровь, а до чего разные люди.
Кстати, куда он испарился? Если он сейчас сюда заглянет, то позубоскалит вволю… Надо уходить…
Я стянул примочку с носа и сел.
— Ты знаешь, я, пожалуй, пойду. Хорошего понемножку.
— Как видишь, я ни в чьей помощи не нуждаюсь, — гордо сказала Наташа и водрузила на мой побитый нос очки.
— Вижу, — я встал на ноги и снова оглядел комнату. Теперь я понял, чего мне здесь недоставало — книг. Лишь пяток учебников ютилось на маленькой полке между эспандером и теннисными ракетками. Нет никаких сомнений, это комната ее братца, тут Наташа жить не может.
— Сам дойдешь или тебе помощь нужна? — Наташа вновь стала прежней — ехидной и задиристой. Стоило мне подумать о ее братце, как его дух тут же вселился в Наташу.
— Я сам, — я протянул Наташе руку, — спасибо за приятно проведенное время.
Наташа крепко, по-мальчишески пожала мне руку, но я сдержался и не ойкнул.
Я собрал всю силу воли и побрел к выходу.
— Снега приложи, а то нос опухнет, — посоветовала на прощанье Наташа.
К моему удивлению, силы воли у меня оказалось достаточно, чтобы спуститься по лестнице и добраться до нашей квартиры.
Дверь мне отворил папа и застыл, как в немой сцене из «Ревизора».
— Папа, я жив и здоров, — объявил я с порога. — И если можно, без вопросов.
— Как это без вопросов? — прорвало папу. — На тебе лица нет. Ты похож на тень отца Гамлета из одноименной трагедии. А кровь на рубахе? Кир, ради всего святого, что случилось?
Я опустил глаза и увидел на рубашке темное пятно. Меня зашатало, и я вынужден был приземлиться в кресло.
Для папы это было сигналом. Он заметался по комнате, заламывая на ходу руки.
— Кир, скажи мне, кто тебя так? Я отомщу твоему обидчику, я расправлюсь с этим негодяем, от него останется мокрое место.
Я хотел сказать, что сам расправлюсь со своим обидчиком, но вместо слов у меня вырвался стон.
Папа прекратил бессмысленную беготню по комнате и кинулся к телефону, лихорадочно набрал номер.
— Скорая? Почему квартира? Мне нужна скорая?
— Папа, — позвал я.
— Кирюша, я здесь, — папа опустился на колени подле моего кресла.
— Папа, что ты собираешься мне подарить на день рождения?
— Но, Кир, я хотел сделать тебе сюрприз.
— Папа, не надо сюрпризов, подари мне боксерские перчатки, — попросил я.
— Что???
— Боксерские перчатки, — повторил я и закрыл глаза.
Я не видел, каким было лицо у моего папы в это мгновение, но я могу себе представить — мой папа был в нокауте.
От ворот поворот
Свист крыльев за спиной
— Куда мы торопимся?
— Никуда, — я замер с полным ртом, словно застигнутый на месте преступления.
— Ты даже не заметил, какой сегодня я приготовил соус, — в папином голосе отчетливо прозвучала нота обиды.
— Ну что ты, папа, — спохватился я. — Совершенно потрясающий соус, настоящее произведение кулинарного искусства.
— Вообще-то я догадываюсь, куда ты торопишься, — папа смягчился, и его потянуло на воспоминания. — Но я в свое время, когда шел на свидания, совершенно ничего не ел. Я был худой как щепка, как палка. На мне пиджак болтался, как на вешалке…
Глядя теперь на упитанного папу, нелегко было вообразить, что некогда пиджак на нем болтался, как на вешалке.
— Погоди, в каком я тогда классе учился? — продолжал вспоминать папа, — по-моему, в третьем… Или во втором? Нет, скорее всего в третьем… Итак, мне десять лет, она живет в соседнем доме… Как же ее звали?
— Папа, извини, я и вправду тороплюсь, — вставил я реплику в монолог папы и прежде чем он опомнился, выскочил на лестничную площадку.
Я понимал, что поступил невежливо, не дослушав папиных воспоминаний. Но я также понимал, что если сейчас не пойду к Наташе, у меня не будет собственных воспоминаний и мне нечего будет поведать своим детям.
Я поднялся на два этажа выше и остановился у двери, обитой черным дерматином. Здесь она живет. Сейчас я ее увижу. «Тебе чего?» — спросит она меня. А я отвечу, что выполняю поручение классной.
Эх, была не была! Дрожащей рукой я нажал на кнопку звонка. Звонок робко дзинькнул, и я поспешно, точно обжегшись, отдернул руку. В квартире послышались быстрые и решительные шаги.
Дверь отворилась. На пороге стоял мальчишка в джинсах, в рубашке с закасанными рукавами. Был он здорово похож на Наташу. Прямо как вылитый. Я и забыл, что у нее есть братец. Он мне снился, а я надеялся, что его на самом деле не существует. А он существует. Да, третий всегда лишний.
— Тебе чего? — хмыкнул братец.
— Здравствуйте, а Наташа дома? — вежливо приветствовал я братца и объяснил, что я одноклассник его сестры.
В продолжение всей моей тирады братец стоял совершенно ошеломленный и лишь вымолвил:
— Наташа?
— Ну да, твоя сестра, — терпеливо втолковывал я ему, хотя его тупость меня уже начала порядком бесить.
И с чего это я взял, что он похож на сестру? Абсолютно ничего общего. Братец мрачноватый малый, а сестра, а Наташа — самая красивая девочка в нашем дворе, в нашей школе и, конечно, во всем мире.
— Некогда мне с тобой трепаться, — я сердито поправил очки, съехавшие на кончик носа. — У меня поручение от классной.
— От Калерии? — переспросил братец.
— Да, от Калерии Васильевны.
— Ну заходи, — смилостивился наконец братец и фыркнул: — Пойду скажу сестре.
Я зашел в прихожую. Только братца мне еще недоставало. Одного отца, по-моему вполне достаточно.
В прихожую заглянула Наташа. Была она в светлом платье, очень похожем на то, в котором мне снилась.
— Привет! Так что от меня надо Калерии?
— Привет! Я могу войти? — Я отважно посмотрей ей в глаза. Действительно, куда братцу до нее! Наташа — сама доброта, а братец — одно недоразумение.
— Ну конечно, входи, садись, — пригласила меня Наташа в большую комнату. — Так что вы там с Калерией задумали?
Я сел в кресло и покосился на приоткрытую дверь, которая вела в соседнюю комнату.
Наташа перехватила мой взгляд и махнула рукой.
— Да там никого… — она осеклась, подошла и закрыла дверь.
— Ну что за тайны Мадридского двора? — произнесла Наташа с нескрываемой насмешкой. — Любите вы с классной напускать тумана.
Странное дело — сегодня ее насмешки не выводили меня из себя, я не терял самообладания. А Наташа, наоборот, бросала на меня настороженные взгляды. Ее заинтриговало, с чем я пришел.
Я нарочно тянул кота за пупок. Так любит говорить папа про тех, кто тянет время. Моему нетерпеливому папе такие люди, которые не очень ласково обращались с котом, были в высшей степени неприятны.
Я попытался начать издалека и спросил, где Наташа жила до того, как переехала в наш дом.
— Говори, зачем пришел или… — Наташа на мгновение стала похожей на своего отца, и я испугался.
— Никакой тайны нет, — протянул я, стараясь сохранить спокойствие. — Классная поручила мне взять над тобой шефство.
— Я в шефах не нуждаюсь, — как отрезала Наташа.
— Ну не шефство, — смутился я, — а просто помощь тебе оказать…
— Еще чего придумали, — вскипела Наташа, — никакой помощи мне не нужно. Я сильная, сама кому хочешь могу помочь.
Наташа поднялась, отворила дверь, ведущую в соседнюю комнату и с загадочной улыбкой поманила пальцем меня.
Я помялся, не зная, что мне делать. За той дверью явно скрывался ее братец, а видеть его и тем более общаться с ним у меня не было никакого желания.
— Не трусь, — по-своему поняла мои колебания Наташа.
— Я не трушу, — громко сказал я и на негнущихся ногах вошел вслед за Наташей в комнату. На мое счастье, ее братца здесь не было. Но дух его витал в комнате. И не только дух — во всем ощущалось его присутствие. Казалось, что он на минутку вышел из комнаты и вот-вот вернется.
Чуть ли не посредине комнаты стоял турник. На тахте валялись две пары боксерских перчаток. Стены украшали фотографии мотогонщиков, хоккеистов, боксеров. Ясно, что это комната Наташиного братца — в ней нет ничего девчоночьего.
— Ну, — ехидно подначила Наташа, — сколько ты раз подтянешься?
Разными правдами, а точнее неправдами мои родители добились того, что я был освобожден от уроков физкультуры. Поэтому я имел смутное представление о турнике. Я знал, что на нем крутят не то луну, не то солнышко и еще подтягиваются. Но сам, так сказать, собственными руками я ни раз в жизни не проделывал этого упражнения.
Я попытался дотянуться до перекладины — так, кажется, она называется? Не получилось. Я встал на цыпочки — не хватало пару сантиметров. Тогда я подпрыгнул, но руки проскочили мимо перекладины.
Я старался не глядеть на Наташу, но все равно видел, что она едва сдерживается, чтобы не покатиться со смеху.
Тогда я разбежался, подпрыгнул и — на этот раз мне повезло — уцепился за перекладину. Полдела было сделано. Остались пустяки — подтянуться.
Но — удивительная вещь. Как я ни пыжился, как я ни лез вон из кожи, мне не удалось подняться ни на миллиметр. Замечательный у меня папа, но перекормил он меня сверх всякой меры. Наконец, устав бороться с собственным весом, а заодно и с законом всемирного тяготения, я плюхнулся на пол.
— Смотри, как надо!
Наташа легко, играючи, подтянулась десять раз.
— А теперь вот это!
Она нагнулась и выкатила из-под тахты гирю.
Я глянул и обомлел — пуд, не меньше. Но я ошибся. Когда я попробовал оторвать гирю от пола, я понял, что в ней все два пуда.
Тогда я вспомнил, как поступают тяжелоатлеты — они долго и упорно глядят на штангу, и та им покоряется. Я усиленно гипнотизировал гирю, но мне удалось лишь оторвать ее от пола, и то двумя руками.
Снисходительно хмыкнув, Наташа подняла гирю пять раз правой, а потом столько же левой рукой. Потом бросила мне перчатку, и я понял, что Наташа вызывает меня на дуэль, хотя перчатка была боксерская.
— Одевай! — велела Наташа.
Она помогла мне зашнуровать перчатки, потом вооружилась сама. Наташа приняла боксерскую стойку — выставила левую руку вперед, правой прикрыла подбородок. В одно мгновение она стала удивительно похожа на своего братца — свирепое лицо, стеклянные глаза.
— Ну что ты, драться с девчонкой, — пробормотал я, — это против моих правил, это подло.
— А ты забудь, что я девочка, — воскликнула Наташа и сердито приказала: — Защищайся!
Я поспешно закрыл лицо перчатками.
— Очки сними, — протянула Наташа. — Ну где ты видел боксера в очках?
Мне не приходилось лицезреть боксера-очкарика, а потому я покорно и неловко стащил перчатками с носа очки и положил их на стол. Я обернулся к Наташе — девочка исчезла. Вместо нее на меня нацелились черные перчатки, похожие на пудовые гири.
— Защищайся! — долетел издали голос Наташи.
Во время дуэли один из соперников, тот, кто не желал проливать кровь, палил из пистолета в воздух. Так поступил и я — выставил руки вперед и закрыл глаза. Будь что будет!
Первый удар пришелся в перчатку, второй угодил прямо по носу, а третий… А третьего не было, потому что к тому времени я благополучно потерял сознание…
Очнулся я, когда на меня теплым летним дождиком полилась вода. Наташа брызнула мне в лицо, а потом помахала полотенцем. Точно так делает тренер на ринге в перерыве между раундами.
— Живой? — обрадовалась Наташа.
— Живой, — прошептал я.
Я огляделся — оказывается, я уже лежал на тахте. Надо мной склонилась Наташа. Я вижу ее ласковые, встревоженные глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — ответил я совершенно искренне. Потому что о таком только мечтать можно. Со мной рядом Наташа, она перевязывает мои раны.
— Но почему ты не защищался? — Наташа укоризненно покачала головой. — Пропустил такой легкий удар.
— Это был нокаут? — спросил я.
— Нет, у тебя из носа пошла кровь…
Я потрогал нос и ойкнул.
— Больно? — пожалела меня Наташа. — Не шевелись, я сменю тебе примочку.
Наташа оставила меня одного. Я повернул голову. Со стены на меня осуждающе смотрели настоящие мужчины — мотогонщики, боксеры, хоккеисты. Эх ты, говорили их взгляды, а еще парнем называется — девчонка уложила его на обе лопатки, а он радуется. Я показал настоящим мужчинам язык, мол, не суйте свой нос куда не надо.
В комнату вошла Наташа, положила примочку и села рядом. Если бы так продолжалось всю жизнь.
— Этому, — я показал, что боксирую, — тебя брат научил?
— Брат? — поразилась Наташа, а потом звонко расхохоталась. — Ну, конечно, брат.
Веселой я Наташу видел в первый раз, и мне она очень понравилась. Серьезной Наташа иногда напоминала своего братца. Вот же, кажется, брат и сестра, одна кровь, а до чего разные люди.
Кстати, куда он испарился? Если он сейчас сюда заглянет, то позубоскалит вволю… Надо уходить…
Я стянул примочку с носа и сел.
— Ты знаешь, я, пожалуй, пойду. Хорошего понемножку.
— Как видишь, я ни в чьей помощи не нуждаюсь, — гордо сказала Наташа и водрузила на мой побитый нос очки.
— Вижу, — я встал на ноги и снова оглядел комнату. Теперь я понял, чего мне здесь недоставало — книг. Лишь пяток учебников ютилось на маленькой полке между эспандером и теннисными ракетками. Нет никаких сомнений, это комната ее братца, тут Наташа жить не может.
— Сам дойдешь или тебе помощь нужна? — Наташа вновь стала прежней — ехидной и задиристой. Стоило мне подумать о ее братце, как его дух тут же вселился в Наташу.
— Я сам, — я протянул Наташе руку, — спасибо за приятно проведенное время.
Наташа крепко, по-мальчишески пожала мне руку, но я сдержался и не ойкнул.
Я собрал всю силу воли и побрел к выходу.
— Снега приложи, а то нос опухнет, — посоветовала на прощанье Наташа.
К моему удивлению, силы воли у меня оказалось достаточно, чтобы спуститься по лестнице и добраться до нашей квартиры.
Дверь мне отворил папа и застыл, как в немой сцене из «Ревизора».
— Папа, я жив и здоров, — объявил я с порога. — И если можно, без вопросов.
— Как это без вопросов? — прорвало папу. — На тебе лица нет. Ты похож на тень отца Гамлета из одноименной трагедии. А кровь на рубахе? Кир, ради всего святого, что случилось?
Я опустил глаза и увидел на рубашке темное пятно. Меня зашатало, и я вынужден был приземлиться в кресло.
Для папы это было сигналом. Он заметался по комнате, заламывая на ходу руки.
— Кир, скажи мне, кто тебя так? Я отомщу твоему обидчику, я расправлюсь с этим негодяем, от него останется мокрое место.
Я хотел сказать, что сам расправлюсь со своим обидчиком, но вместо слов у меня вырвался стон.
Папа прекратил бессмысленную беготню по комнате и кинулся к телефону, лихорадочно набрал номер.
— Скорая? Почему квартира? Мне нужна скорая?
— Папа, — позвал я.
— Кирюша, я здесь, — папа опустился на колени подле моего кресла.
— Папа, что ты собираешься мне подарить на день рождения?
— Но, Кир, я хотел сделать тебе сюрприз.
— Папа, не надо сюрпризов, подари мне боксерские перчатки, — попросил я.
— Что???
— Боксерские перчатки, — повторил я и закрыл глаза.
Я не видел, каким было лицо у моего папы в это мгновение, но я могу себе представить — мой папа был в нокауте.
От ворот поворот
К утру мой нос распух и выдал меня с головой.
Первой его узрела мама. Утром она газет не читала и потому могла меня разглядеть. Естественно, что вчера вечером мама ничего не заметила.
— Что у тебя с носом? — озабоченно спросила мама.
Я шмыгнул носом и застенчиво соврал:
— Наверное, простыл.
Поскольку я никогда не лгал маме, она сразу мне поверила и стала маленькими глотками пить кофе. Общение с Наташей явно пошло мне на пользу — я становился мальчишкой. Кстати, мальчишки при первой возможности пропускают уроки в школе. Может, и мне попробовать?
— Мам, — я еще старательнее пошмыгал носом, — может, не стоит рисковать, и я денек посижу дома. Весной такая неустойчивая погода. А я все-таки простужен.
Мама поцеловала мне лоб:
— Температуры нет, собирайся без разговоров в школу.
Мама оделась и ушла на работу. А папа еще спал. Вчера в театре была премьера, а потом обсуждение спектакля, и папа вернулся поздно. Конечно, папу я б уговорил в два счета, тем более что он был свидетелем моего ранения, но я пожалел его будить и пошел в школу.
Чтобы взять и просто так не пойти в школу, мне и в голову не пришло. Нет, все-таки тогда я еще не был настоящим мальчишкой.
В школе мой опухший нос первой заметила Наташа и сама подошла ко мне.
— Надо было снег приложить — я же тебя предупреждала.
— Ничего — до свадьбы заживет, — лихо ответил я, польщенный, что Наташа сама ищет со мной встречи.
Благодаря своему носу я стал популярным. Каждый считал долгом подойти ко мне и осведомиться, почему мой нос так неожиданно увеличился. Странно, почему беда вызывает такой прилив веселья?
Мне уже надоело отбиваться от жалких потуг на юмор, как ко мне приблизилась Лялька.
— О чем вы шептались с Наташенькой.
Кроме Наташи, Лялька сейчас ничего на свете не видела и даже проглядела мой нос. Я был ей благодарен за чуткость и выложил всю правду.
— Мне классная поручила взять шефство над Наташей.
— Это прекрасно, — обрадовалась Лялька. — Если тебе понадобится моя помощь, можешь всегда рассчитывать на меня.
— Спасибо, — я был тронут словами Ляльки. — Как ты себя чувствуешь?
— Еще не совсем оправилась, — ответила Лялька.
После вчерашнего происшествия на румяной Лялькиной мордочке появилась бледность, но это пошло ей на пользу. Непостоянные мальчишки вновь переметнулись на сторону Ляльки и каждую переменку увивались вокруг нее. Все, кроме нас с Саней. Саню просто нельзя было вообразить увивающимся, а я увивался вокруг Наташи.
Саня тоже заметил мой распухший нос. Мой друг оглядел его со всех сторон:
— Профессиональная работа, — оценил Саня и деловито добавил: — С кем надо расплатиться?
— Спасибо, не надо, — невнятно пробормотал я, чем несказанно удивил Саню, всегда готового за меня заступиться.
Классная покосилась на мой нос, но спросила о деле:
— Был у Наташи?
— Был.
— Молодец Кирилл, — похвалила меня Калерия Васильевна. — Я всегда знала, что ты не подведешь. И каковы успехи?
— Мы провели с ней дискуссию, так сказать, обмен взглядов, — я показал руками, что обмен был весьма оживленным.
— Отлично, — заметила классная. — А результаты?
Как математичке, Калерии Васильевне было мало общих фраз. Ей нужен был четкий ответ, как в задачнике.
— Пока перевес на ее стороне, — я задумчиво почесал нос.
— Продолжай в том же духе, — подбодрила меня классная. — Я не сомневаюсь в успехе.
В том же духе мне, честно говоря, продолжать не хотелось, но и отступать я был не намерен.
— А что у тебя с носом? — все-таки спросила классная.
— Простыл, — я не стал вдаваться в подробности.
Мой ответ удовлетворил любопытство Калерии Васильевны, которая, как и моя мама, кстати, тоже представительница точных наук, превыше всего ценила краткость и ясность.
Дома папа многозначительно посмотрел на мой нос, но от вопросов удержался. Зная папин темперамент, я оценил, чего это ему стоило.
Пообедав, я рассыпался в похвалах папиному новому блюду, но папа молча ждал, когда я расскажу ему о вчерашнем происшествии.
От объяснений с папой я не мог отвертеться — факты, как говорится, были на лице.
Мой рассказ о том, как трогательно меня встретила Наташа, привел папу в восхищение.
— Ну и женщины пошли, — в восторге завертел папа головой. — Это что-то новенькое. А впрочем, погоди… Новое — это хорошо забытое старое. Вспомни сказки. Претенденты на руку принцессы или отгадывали три загадки, или подвергались трем испытаниям. У тебя было как раз три испытания — турник, гиря, бокс.
— И все три я бездарно провалил, — уныло произнес я.
— Утешайся тем, что жив, — философски заключил папа и, заметив недоумение на моем лице, с потешной свирепостью добавил: — В сказках неудачливым претендентам обычно отрубали голову.
— Выходит, что я неплохо отделался, — погладил я свой нос.
Мы засмеялись. Вот какой у меня папа. С ним веселым становится самое нелегкое дело.
— Ну и что ты намерен теперь предпринять? — осторожно спросил папа.
— Как что? Сейчас же пойду к ней снова, — твердо объвявил я. — Пока голова на плечах…
— Хвалю, мой сын, отступать постыдно, — папа обнял и прижал меня к широкой груди, словно провожал свое единственное чадо за тридевять земель на битву с заморскими чудищами.
Как и вчера, дверь мне отворил Наташин братец. Его хмурая физиономия не предвещала ничего хорошего. Между прочим, где Наташин братец учится? В нашей школе я вроде его не встречал. Наверное, ездит в старую школу, где они раньше учились с Наташей.
— Здравствуй, — улыбнулся я. — Наташа дома?
— Нету, — буркнул он.
Я попытался протиснуться в квартиру, но братец захлопнул перед самым моим носом, едва не прищемив его.
— А когда она придет? — крикнул я.
Я вспомнил, что Наташа сегодня незаметно улизнула из школы, и я не смог ее догнать. Наверное, где-нибудь бродит.
— Это не твое дело, — ответил брат и приоткрыл дверь, — и еще она передала, чтобы ты больше к нам не приходил. Вообще и никогда.
— Я бы хотел это услышать от самой Наташи, — неожиданно для себя я проявил упорство.
— Мало, что девчонка тебе расквасила нос? — братец показал язык и захлопнул дверь.
Вот тогда я и отступил. Как она могла ему рассказать? Этому вредному типу. Вот кого бы я с удовольствием поколотил, вот кому бы врезал как следует. Но — стоп. Он — персона нон грата, неприкосновенная личность. Он может сколько угодно изгаляться надо мной, а мне нельзя его даже пальцем тронуть, потому что он ее брат. На все его оскорбительные выпады я не могу отвечать, и даже волос не должен упасть с его головы, потому что он ее брат.
Но зачем она ему все рассказала? Это же предательство…
По моему несчастному виду папа понял все.
— От ворот поворот?
— Брат сказал, что она и видеть меня не хочет, — я чуть не ревел от обиды.
— Наглая ложь, — убежденно произнес папа. — Я не верю ни одному его слову.
— Ты думаешь? — слабая надежда мелькнула у меня и тут же погасла. — Нет, он не врет. Она ему похвасталась, что разбила мне нос.
Папа задумался и тут же нашел объяснение.
— Ее вынудили, заставили признаться.
— Как? — удивился я.
— Как, как, — папа махнул рукой. — Это уже мелочи, детали. Под пыткой, например. От ее родителя все можно ждать.
— Папа, ты же не в театре — какая пытка?
— Ну, хорошо, слушай, как было на самом деле, — папа принялся излагать новую версию. — Мать увидела пятно крови, переполошилась, а дочка, не подумав, брякнула, что сия драгоценная жидкость из твоей носопырки, брат услышал и присочинил потом, что сестра разбила тебе нос. Ну как, похоже на правду?
— Вроде, — неуверенно произнес я.
— Кстати, я ни разу не видел Наташиной мамы. Интересно, какова она? — папа на мгновение отвлекся, но тут же вернулся к своей версии. — Так что Наташа ни в чем не виновата. Это мне совершенно ясно. Ее оклеветали. Она жаждет с тобой встречаться, но отец и брат день и ночь стерегут ее. Прекрасная девушка томится в замке. Шекспир, типичное средневековье.
— Папа, — прервал я. — Какое средневековье? Завтра я увижу Наташу в школе и все у нее узнаю.
— Ну вот и отличный выход, а ты уже впал в отчаяние, — папа никогда не терял оптимизма. — Главное, не сдаваться…
Наташу в школе я увидеть увидел, но вот поговорить с ней не удалось. Она меня избегала. Едва я к ней приближался, Наташа демонстративно уходила.
На большой переменке я пустился за ней в погоню. Обежал полшколы, а Наташу не догнал, лишь столкнулся нос к носу с Лялькой.
— Что, подшефная не желает перевоспитываться? — посочувствовала Лялька.
— Да вот, понимаешь, удирает, — тяжело дыша, признался я с огорчением.
— Она после уроков на стадион ходит, — шепнула мне на ухо Лялька, и не успел я опомниться, как она исчезла.
Ну теперь я догоню Наташу. Интересно, а откуда Лялька знает, где Наташа бродит?
Первой его узрела мама. Утром она газет не читала и потому могла меня разглядеть. Естественно, что вчера вечером мама ничего не заметила.
— Что у тебя с носом? — озабоченно спросила мама.
Я шмыгнул носом и застенчиво соврал:
— Наверное, простыл.
Поскольку я никогда не лгал маме, она сразу мне поверила и стала маленькими глотками пить кофе. Общение с Наташей явно пошло мне на пользу — я становился мальчишкой. Кстати, мальчишки при первой возможности пропускают уроки в школе. Может, и мне попробовать?
— Мам, — я еще старательнее пошмыгал носом, — может, не стоит рисковать, и я денек посижу дома. Весной такая неустойчивая погода. А я все-таки простужен.
Мама поцеловала мне лоб:
— Температуры нет, собирайся без разговоров в школу.
Мама оделась и ушла на работу. А папа еще спал. Вчера в театре была премьера, а потом обсуждение спектакля, и папа вернулся поздно. Конечно, папу я б уговорил в два счета, тем более что он был свидетелем моего ранения, но я пожалел его будить и пошел в школу.
Чтобы взять и просто так не пойти в школу, мне и в голову не пришло. Нет, все-таки тогда я еще не был настоящим мальчишкой.
В школе мой опухший нос первой заметила Наташа и сама подошла ко мне.
— Надо было снег приложить — я же тебя предупреждала.
— Ничего — до свадьбы заживет, — лихо ответил я, польщенный, что Наташа сама ищет со мной встречи.
Благодаря своему носу я стал популярным. Каждый считал долгом подойти ко мне и осведомиться, почему мой нос так неожиданно увеличился. Странно, почему беда вызывает такой прилив веселья?
Мне уже надоело отбиваться от жалких потуг на юмор, как ко мне приблизилась Лялька.
— О чем вы шептались с Наташенькой.
Кроме Наташи, Лялька сейчас ничего на свете не видела и даже проглядела мой нос. Я был ей благодарен за чуткость и выложил всю правду.
— Мне классная поручила взять шефство над Наташей.
— Это прекрасно, — обрадовалась Лялька. — Если тебе понадобится моя помощь, можешь всегда рассчитывать на меня.
— Спасибо, — я был тронут словами Ляльки. — Как ты себя чувствуешь?
— Еще не совсем оправилась, — ответила Лялька.
После вчерашнего происшествия на румяной Лялькиной мордочке появилась бледность, но это пошло ей на пользу. Непостоянные мальчишки вновь переметнулись на сторону Ляльки и каждую переменку увивались вокруг нее. Все, кроме нас с Саней. Саню просто нельзя было вообразить увивающимся, а я увивался вокруг Наташи.
Саня тоже заметил мой распухший нос. Мой друг оглядел его со всех сторон:
— Профессиональная работа, — оценил Саня и деловито добавил: — С кем надо расплатиться?
— Спасибо, не надо, — невнятно пробормотал я, чем несказанно удивил Саню, всегда готового за меня заступиться.
Классная покосилась на мой нос, но спросила о деле:
— Был у Наташи?
— Был.
— Молодец Кирилл, — похвалила меня Калерия Васильевна. — Я всегда знала, что ты не подведешь. И каковы успехи?
— Мы провели с ней дискуссию, так сказать, обмен взглядов, — я показал руками, что обмен был весьма оживленным.
— Отлично, — заметила классная. — А результаты?
Как математичке, Калерии Васильевне было мало общих фраз. Ей нужен был четкий ответ, как в задачнике.
— Пока перевес на ее стороне, — я задумчиво почесал нос.
— Продолжай в том же духе, — подбодрила меня классная. — Я не сомневаюсь в успехе.
В том же духе мне, честно говоря, продолжать не хотелось, но и отступать я был не намерен.
— А что у тебя с носом? — все-таки спросила классная.
— Простыл, — я не стал вдаваться в подробности.
Мой ответ удовлетворил любопытство Калерии Васильевны, которая, как и моя мама, кстати, тоже представительница точных наук, превыше всего ценила краткость и ясность.
Дома папа многозначительно посмотрел на мой нос, но от вопросов удержался. Зная папин темперамент, я оценил, чего это ему стоило.
Пообедав, я рассыпался в похвалах папиному новому блюду, но папа молча ждал, когда я расскажу ему о вчерашнем происшествии.
От объяснений с папой я не мог отвертеться — факты, как говорится, были на лице.
Мой рассказ о том, как трогательно меня встретила Наташа, привел папу в восхищение.
— Ну и женщины пошли, — в восторге завертел папа головой. — Это что-то новенькое. А впрочем, погоди… Новое — это хорошо забытое старое. Вспомни сказки. Претенденты на руку принцессы или отгадывали три загадки, или подвергались трем испытаниям. У тебя было как раз три испытания — турник, гиря, бокс.
— И все три я бездарно провалил, — уныло произнес я.
— Утешайся тем, что жив, — философски заключил папа и, заметив недоумение на моем лице, с потешной свирепостью добавил: — В сказках неудачливым претендентам обычно отрубали голову.
— Выходит, что я неплохо отделался, — погладил я свой нос.
Мы засмеялись. Вот какой у меня папа. С ним веселым становится самое нелегкое дело.
— Ну и что ты намерен теперь предпринять? — осторожно спросил папа.
— Как что? Сейчас же пойду к ней снова, — твердо объвявил я. — Пока голова на плечах…
— Хвалю, мой сын, отступать постыдно, — папа обнял и прижал меня к широкой груди, словно провожал свое единственное чадо за тридевять земель на битву с заморскими чудищами.
Как и вчера, дверь мне отворил Наташин братец. Его хмурая физиономия не предвещала ничего хорошего. Между прочим, где Наташин братец учится? В нашей школе я вроде его не встречал. Наверное, ездит в старую школу, где они раньше учились с Наташей.
— Здравствуй, — улыбнулся я. — Наташа дома?
— Нету, — буркнул он.
Я попытался протиснуться в квартиру, но братец захлопнул перед самым моим носом, едва не прищемив его.
— А когда она придет? — крикнул я.
Я вспомнил, что Наташа сегодня незаметно улизнула из школы, и я не смог ее догнать. Наверное, где-нибудь бродит.
— Это не твое дело, — ответил брат и приоткрыл дверь, — и еще она передала, чтобы ты больше к нам не приходил. Вообще и никогда.
— Я бы хотел это услышать от самой Наташи, — неожиданно для себя я проявил упорство.
— Мало, что девчонка тебе расквасила нос? — братец показал язык и захлопнул дверь.
Вот тогда я и отступил. Как она могла ему рассказать? Этому вредному типу. Вот кого бы я с удовольствием поколотил, вот кому бы врезал как следует. Но — стоп. Он — персона нон грата, неприкосновенная личность. Он может сколько угодно изгаляться надо мной, а мне нельзя его даже пальцем тронуть, потому что он ее брат. На все его оскорбительные выпады я не могу отвечать, и даже волос не должен упасть с его головы, потому что он ее брат.
Но зачем она ему все рассказала? Это же предательство…
По моему несчастному виду папа понял все.
— От ворот поворот?
— Брат сказал, что она и видеть меня не хочет, — я чуть не ревел от обиды.
— Наглая ложь, — убежденно произнес папа. — Я не верю ни одному его слову.
— Ты думаешь? — слабая надежда мелькнула у меня и тут же погасла. — Нет, он не врет. Она ему похвасталась, что разбила мне нос.
Папа задумался и тут же нашел объяснение.
— Ее вынудили, заставили признаться.
— Как? — удивился я.
— Как, как, — папа махнул рукой. — Это уже мелочи, детали. Под пыткой, например. От ее родителя все можно ждать.
— Папа, ты же не в театре — какая пытка?
— Ну, хорошо, слушай, как было на самом деле, — папа принялся излагать новую версию. — Мать увидела пятно крови, переполошилась, а дочка, не подумав, брякнула, что сия драгоценная жидкость из твоей носопырки, брат услышал и присочинил потом, что сестра разбила тебе нос. Ну как, похоже на правду?
— Вроде, — неуверенно произнес я.
— Кстати, я ни разу не видел Наташиной мамы. Интересно, какова она? — папа на мгновение отвлекся, но тут же вернулся к своей версии. — Так что Наташа ни в чем не виновата. Это мне совершенно ясно. Ее оклеветали. Она жаждет с тобой встречаться, но отец и брат день и ночь стерегут ее. Прекрасная девушка томится в замке. Шекспир, типичное средневековье.
— Папа, — прервал я. — Какое средневековье? Завтра я увижу Наташу в школе и все у нее узнаю.
— Ну вот и отличный выход, а ты уже впал в отчаяние, — папа никогда не терял оптимизма. — Главное, не сдаваться…
Наташу в школе я увидеть увидел, но вот поговорить с ней не удалось. Она меня избегала. Едва я к ней приближался, Наташа демонстративно уходила.
На большой переменке я пустился за ней в погоню. Обежал полшколы, а Наташу не догнал, лишь столкнулся нос к носу с Лялькой.
— Что, подшефная не желает перевоспитываться? — посочувствовала Лялька.
— Да вот, понимаешь, удирает, — тяжело дыша, признался я с огорчением.
— Она после уроков на стадион ходит, — шепнула мне на ухо Лялька, и не успел я опомниться, как она исчезла.
Ну теперь я догоню Наташу. Интересно, а откуда Лялька знает, где Наташа бродит?
Свист крыльев за спиной
После уроков Наташа вновь незаметно улизнула. Но теперь я знал, куда она направила свои стопы.
Возле массивных ворот стадиона я настиг знакомую голубую куртку. Ловким движением выхватил у Наташи сумку. Наташа резко обернулась, приняла боксерскую стойку и увидела меня.
— Я понесу, — я спокойно повесил ее сумку через плечо.
— Я и забыла, что ты богатырь, — насмешливо протянула Наташа скорее по привычке, а сумку не забрала.
Ладно, смейся, богатырь я или слабак, а сумку понесу. К тому же мне показалось, что Наташе это было приятно.
Так я и потопал с двумя одинаковыми сумками, на которых было написано «Аэрофлот» и был нарисован самолет. У нас весь класс такие сумки таскает, да что там класс — вся школа. Наверное, одни первоклассники еще носят за плечами ранцы.
— Знаешь ли ты сказку про кошку, которая гуляет сама по себе? — вдруг спросила Наташа.
— Знаю, — ответил я. — Я ее читал, когда маленьким был.
— А я на пластинке люблю слушать, — сказала Наташа. — Так вот, я — кошка, которая гуляет сама по себе. Понял?
— Понял, — кивнул я. — А я думал, что твой братец меня обманывает.
— Как видишь, не обманывает.
Я снял Наташину сумку и хотел уже вернуть ее девочке, но передумал.
— Понимаешь, раз уж мне выпало проводить тебя, так я должен выполнить свой долг до конца. У дома мы расстанемся. Ты уж потерпи, пожалуйста.
— Ладно, потерплю, — смирилась Наташа.
Мы шли вдоль чугунной ограды стадиона. Вокруг не было ни одной живой души. Наташа брела чуток впереди, а я плелся сзади, сгибаясь под тяжестью сумок. Не знаю, что на меня нашло, но я набрал в легкие побольше воздуха и заговорил стихами:
— Знакомые стихи, — Наташа обернулась и, может, впервые посмотрела на меня без насмешки. — Но в школе мы их не проходили. Верно?
— Не проходили, — согласился я.
— А я их откуда-то знаю, хотя уверена, что никогда не слышала, — задумалась Наташа. — Ведь так не может быть?
— Все может быть, — уклончиво ответил я. — Загадочная история.
Наташа покачала головой. Я понял, что все неясное, загадочное ей не по душе, вернее, оно просто для нее не существует.
— И вообще мой папа говорит, что стихи никому не нужны, что это все болтология.
— Твой папа ошибается, — возразил я.
— Мой папа всегда прав, — произнесла Наташа таким тоном, что я не решился с ней спорить. — Айда на стадик!
Я не представлял, чего нам так уж спешно понадобилось на стадионе, но согласился. С Наташей я пошел бы куда угодно, хоть к черту на рога… Правда, некоторое смущение вызывал у меня чуть ли не двухметровый забор. Как его преодолеть?
Похоже, что на Наташу это препятствие не произвело никакого впечатления. Возле столба она нашла лазейку. Там чугунные прутья отходили друг от дружки на расстояние, достаточное, чтобы проскользнуть ловкой и верткой девочке. Что Наташа и сделала, и уже с той стороны протянула мне руку.
— Давай сумки.
Вслед за Наташей наши сумки благополучно оказались на той стороне. Я сделал попытку протиснуться между прутьями, но у меня ничего не вышло. В который раз я недобрым словом помянул своего папу, из-за чудесных обедов которого я не мог пролезть сквозь чугунную ограду.
— Ну чего ты? — удивилась Наташа и показала глазами наверх.
Я понял — через этот треклятый забор я должен перелезть во что бы то ни стало. Умереть, но перелезть. Я не могу позволить, чтобы этот чугунный равнодушный забор разделил нас с Наташей. Если я не перелезу, Наташа уйдет, и я ее больше никогда не увижу.
Возле массивных ворот стадиона я настиг знакомую голубую куртку. Ловким движением выхватил у Наташи сумку. Наташа резко обернулась, приняла боксерскую стойку и увидела меня.
— Я понесу, — я спокойно повесил ее сумку через плечо.
— Я и забыла, что ты богатырь, — насмешливо протянула Наташа скорее по привычке, а сумку не забрала.
Ладно, смейся, богатырь я или слабак, а сумку понесу. К тому же мне показалось, что Наташе это было приятно.
Так я и потопал с двумя одинаковыми сумками, на которых было написано «Аэрофлот» и был нарисован самолет. У нас весь класс такие сумки таскает, да что там класс — вся школа. Наверное, одни первоклассники еще носят за плечами ранцы.
— Знаешь ли ты сказку про кошку, которая гуляет сама по себе? — вдруг спросила Наташа.
— Знаю, — ответил я. — Я ее читал, когда маленьким был.
— А я на пластинке люблю слушать, — сказала Наташа. — Так вот, я — кошка, которая гуляет сама по себе. Понял?
— Понял, — кивнул я. — А я думал, что твой братец меня обманывает.
— Как видишь, не обманывает.
Я снял Наташину сумку и хотел уже вернуть ее девочке, но передумал.
— Понимаешь, раз уж мне выпало проводить тебя, так я должен выполнить свой долг до конца. У дома мы расстанемся. Ты уж потерпи, пожалуйста.
— Ладно, потерплю, — смирилась Наташа.
Мы шли вдоль чугунной ограды стадиона. Вокруг не было ни одной живой души. Наташа брела чуток впереди, а я плелся сзади, сгибаясь под тяжестью сумок. Не знаю, что на меня нашло, но я набрал в легкие побольше воздуха и заговорил стихами:
Наташа шла, не оборачиваясь, но по тому, как напряглась ее спина, я чувствовал, что она вслушивается в каждое слово.
В оконном стекле отражаясь,
По миру идет не спеша
Хорошая девочка Лида.
Срывающимся от волнения голосом я дочитал стихи до конца.
Так Пушкин влюблялся, должно быть,
Так Гейне, наверно, любил.
— Знакомые стихи, — Наташа обернулась и, может, впервые посмотрела на меня без насмешки. — Но в школе мы их не проходили. Верно?
— Не проходили, — согласился я.
— А я их откуда-то знаю, хотя уверена, что никогда не слышала, — задумалась Наташа. — Ведь так не может быть?
— Все может быть, — уклончиво ответил я. — Загадочная история.
Наташа покачала головой. Я понял, что все неясное, загадочное ей не по душе, вернее, оно просто для нее не существует.
— И вообще мой папа говорит, что стихи никому не нужны, что это все болтология.
— Твой папа ошибается, — возразил я.
— Мой папа всегда прав, — произнесла Наташа таким тоном, что я не решился с ней спорить. — Айда на стадик!
Я не представлял, чего нам так уж спешно понадобилось на стадионе, но согласился. С Наташей я пошел бы куда угодно, хоть к черту на рога… Правда, некоторое смущение вызывал у меня чуть ли не двухметровый забор. Как его преодолеть?
Похоже, что на Наташу это препятствие не произвело никакого впечатления. Возле столба она нашла лазейку. Там чугунные прутья отходили друг от дружки на расстояние, достаточное, чтобы проскользнуть ловкой и верткой девочке. Что Наташа и сделала, и уже с той стороны протянула мне руку.
— Давай сумки.
Вслед за Наташей наши сумки благополучно оказались на той стороне. Я сделал попытку протиснуться между прутьями, но у меня ничего не вышло. В который раз я недобрым словом помянул своего папу, из-за чудесных обедов которого я не мог пролезть сквозь чугунную ограду.
— Ну чего ты? — удивилась Наташа и показала глазами наверх.
Я понял — через этот треклятый забор я должен перелезть во что бы то ни стало. Умереть, но перелезть. Я не могу позволить, чтобы этот чугунный равнодушный забор разделил нас с Наташей. Если я не перелезу, Наташа уйдет, и я ее больше никогда не увижу.