Мастертон Грэхэм. Проклятый

   — Скорее, моих бывших коллег. Конечно же, предупрежу, но после того, как загорится бикфордов шнур.
   Квамус чиркнул спичкой, прикрыл ладонями конец бикфордова шнура, прикрывая огонек, и подождал, пока не загорится огнеопасный стержень внутри. Бикфордов шнур горел быстро, со скоростью 120 сантиметров в минуту. Искорка быстро перескочила через борт люгера и исчезла под водой. Раздалось бульканье, небольшое облачко дыма развеялось в воздухе, и все…
   Уолкотт включил дизель люгера. Лишь тогда я закричал что было сил в легких:
   — Мотайте отсюда! Побыстрее! Динамит!
   Я увидел, как яйцеголовая троица поглядывает на меня остолбенелым взглядом. Они смотрели и друг на друга, в удивлении, а потом опять вытаращились на меня.
   — Что ты сказал? — провизжал Эдвард. — Какой динамит?
   — Сейчас взорвется! — прокричал я ему, в то время как люгер заворачивал в сторону побережья Грейнитхед. — Мотайте отсюда, и поживее!
   На минуту наступило молчание. Потом двигатели «Диогена» с ревом ожили, и небольшая лодка начала возвращение, вначале медленно, но быстро набирая скорость. Она успела, однако, проплыть едва ярдов пятьдесят, когда удивительная дрожь пронизала океан. У меня появилось чувство, которое я никогда не испытывал до этого. Это напоминало землетрясение, только как-то более ужасное, как будто мир распадался на отдельные куски, как будто небо отрывалось от земли, а море от суши. Мне показалось, что все стало невесомым и взлетает на воздух — люгер, компрессор, комбинезоны, флаги и все остальное.
   Потом поверхность океана лопнула. Огромная колонна воды с поразительным ревом выстрелила вверх на пятьдесят или на сто футов и зависла в утреннем солнце. Ударная волна заткнула мне уши, заглушая грохот тысяч тонн воды, падающей назад, в море, но слух ко мне вернулся достаточно быстро, чтобы услышать эхо, доносящихся от холмов Грейнитхед, четко, как выстрел из пушки.
   Палуба люгера наклонилась и встала дыбом под нашими ногами, так что мы должны были схватится за релинги, чтобы не выпасть за борт. Но «Диоген», находившийся значительно ближе к центру взрыва, чуть не был затоплен падающей водой, а потом миниатюрной приливной волной, которая перевалила через корму и залила лодку.
   Эдвард не позвал нас на помощь. Видимо, он был слишком разъярен и взбешен. Но в то же время мы видели, как он помогает другим вычерпывать воду. Дан Басс осторожно подрегулировал кашляющий двигатель и направил «Диогена» в сторону пристани Салема. Не было никаких упреков или угроз, но я, однако, знал, что Эдвард немедленно накапает о нашем пиратском поступке как в прибрежную стражу, так и в полицию Салема. Так что нам повезет, если нас не арестуют еще до того, как мы доберемся до берега.
   — Что будем делать? — спросил Уолкотт. — Как только эта связка доплывет до пристани, повсюду будет полно фараонов.
   — Мы обязаны найти медный ящик, — настаивал Квамус. — Не обращая внимания на полицию. Медный ящик важнее всего.
   — О, если я получу гарантию, что ваш драгоценный мистер Эвелит вытащит меня из кутузки, — прорычал Уолкотт.
   — Мистер Эвелит, конечно, гарантирует вам полную неприкосновенность,
   — заявил Квамус и посмотрел на Уолкотта так, что тот вынужден был уступить. Уолкотт был упрям, но Квамус тверд, как скала.
   Уолкотт и его дочь начали распаковывать спасательные плоты, уложенные вдоль обоих бортов люгера. Их было двадцать, и идея состояла в том, чтобы привязать их к медному ящику, когда мы его уже найдем, а затем надуть сжатым воздухом. Тогда ящик всплывет на поверхность, и мы будем в состоянии дотащить его до пристани.
   Тем временем море вокруг все еще беспокойно бурлило. На поверхность выплыло все больше ила и самого разнообразного мусора. Множество дохлых рыб всплывало на поверхность белым брюхом вверх, главным образом камбала и карпы, а также несколько небольших голубых акул. Между ними плавали почерневшие куски вязовой древесины, клепки и подпорки, полопавшиеся куски бочек, содержащих корабельные припасы питания, остатки мачт и такелажа.
   — Наверно же вам не нужно нырять в этом супе, — заявил Уолкотт, поглядывая на возбужденную поверхность моря. — Подождите полчаса, пока не улучшится видимость. Иначе вы даже не сможете увидеть друг друга, не говоря уже о медном ящике.
   — Полчаса — это слишком долго, — заявил Квамус, всматриваясь суженными глазами в отдаленный берег. — До этого времени наверняка появится прибрежная стража.
   — Слушайте, мистер, — бросил Уолкотт. — Я могу рисковать, почему бы и нет. Я могу даже устроить гонки с прибрежной стражей. Я привык к этому. Но я не приму никакой ответственности ни за вас, ни за вашего друга, если вы хотите нырять в воде, полной опасных останков. Выбейте это у себя из головы.
   — Мы можем погружаться под собственную ответственность, — ответил Квамус.
   — Наверно, да, — ответил Уолкотт. — Но вы не можете нырять без кислорода, а от меня вы его не получите.
   Квамус пронзил Уолкотта взглядом. Но старый моряк прикусил сильнее свою трубку и отвернулся.
   — Мне неприятно, — проворчал он. — Но если вы осмелитесь нырнуть в эту кашу, то может случиться буквально все.
   Следующие пять минут мы наблюдали, как все больше обломанных кусков дерева всплывает на поверхность. Вскоре море вокруг люгера Уолкотта было покрыто тысячами почерневших обломков, остатков одного из важнейших археологических открытий в новой истории. Казалось, что корпус «Дэвида Дарка» был разнесен вдребезги взрывом. Сложить в первоначальную форму эти дрейфующие обломки уже было невозможно. Но я не чувствовал себя виноватым. Я знал, сто поступил правильно и что иногда людская жизнь следует выше людской культуры.
   Со стороны пристани Салема мы неожиданно услышали завывание полицейской сирены и увидели мигающий бело-красный свет моторки. Квамус ухватил Уолкотта за руку.
   — Теперь мы должны нырять, — сказал он.
   — Мне неприятно, — воспротивился Уолкотт, — но еще слишком опасно.
   Квамус посмотрел на Уолкотта расширившимися глазами. Уолкотт пытался отвернуться, но Квамус каким-то образом смог опять притянуть его взгляд. С удивлением я наблюдал за тем, как Квамус всматривается в Уолкотта и как дрожат его челюстные мышцы. На лице Уолкотта отразился нарастающий ужас, как у кого-то, кто осознал, что потерял управление автомобилем и неизбежно приближается к катастрофе.
   — Я… — выдавил Уолкотт и неожиданно упал на колени, а из его носа хлынула кровь. Лори стала на колени рядом с отцом и подала ему замасленную тряпку, чтобы тот отер кровь, но хотя она и бросила обвиняющий взгляд на Квамуса, она не отважилась ничего сказать. На ее месте и я тоже предпочел бы не говорить ни слова после такого сеанса гипноза.
   — Мы должны погрузиться, — сказал Квамус.
   Но он ошибался. Поскольку в нарастающем реве полицейской сирены что-то вынырнуло на поверхность среди подпрыгивающих обломков деревьев. Лори увидела это первой, она вскочила на ноги и закричала:
   — Смотрите туда! Мистер Квамус, вы видите?
   Мы прильнули к борту и вытаращили глаза. Едва ли в тридцати футах от нас на волнах колыхался огромный зеленый ящик величиной с железнодорожный вагон, но в виде гроба, с выпуклым, явно заметным, несмотря на коррозию, знаком креста на крышке.
   Квамус присматривался к ящику, а его лицо приняло цвет слоновой кости. Я чувствовал пульсирование собственной крови и медленные неритмичные удары сердца.
   — Так это то и есть? — спросил Уолкотт. — Это ли вы искали?
   Квамус утвердительно кивнул и сделал знак, которого я не понял, индийский знак, напоминающий знак креста или знак, отгоняющий злых духов.
   — Это Миктантекутли, Бестелесный, Человек из Кости, — провозгласил он.
   С нарастающим страхом я смотрел на ящик-гроб, который вздымался и опадал на волнах, удивительный и молчаливый памятник давно минувших веков, символ ужасной мощи, с которой мы теперь должны были помериться.

33

   — Поспешим, — приказал Квамус.
   Уолкотт переключил двигатель на обратный ход и медленно вел люгер, в то время как Лори и я склонялись над бортом и баграми притягивали ближе медный ящик. Его поверхность, пожранная коррозией, потемнела от старости и приобрела ядовито-зеленый цвет, но несмотря на это было удивительно, что ящик сохранился так долго под илом залива.
   По обе стороны ящика находились медные кольца, вначале служащие для пропускания канатов, с помощью которых ящик втянули на палубу «Дэвида Дарка». Некоторые из них были полностью корродированы, но мне удалось зацепиться за одно багром, а потом Лори буквально перелезла через борт, встала на дрейфующем ящике и протянула через кольцо канат.
   — Нет смысла возвращаться в Салем, — заявил я. — Полиция схватит нас, не успеем мы проплыть и половины мили. Может, мы направимся к побережью Грейнитхед?
   Уолкотт ускорил обороты двигателей.
   — Наверно, нас и там схватят, — завершил он. — Но стоит попробовать. Что мы сделаем, когда доплывем на место? Этот чертов гроб слишком велик. Мы не справимся с вытягиванием его на берег.
   — Там есть платформа и коловорот. Попробуем вытащить его коловоротом.
   — А что дальше? До этого времени полиция будет сидеть на наших загривках?
   — Не знаю. Может, одолжим где-то грузовик. Только попробуйте их опередить, хорошо?
   — Ясное дело, всегда стоит попробовать. Я хотел только спросить, есть ли у вас какой-то план?
   — Что-нибудь выдумаю, согласны?
   — Вы начальник, не я.
   Однако прежде чем мы проплыли четверть мили, стало ясно, что полицейская моторка догонит нас задолго до конца пути. Уолкотт выжимал из люгера наибольшую возможную скорость, но он не собирался сжечь двигатели, а медный ящик, который мы тащили за кормой, представлял, конечно же, дополнительный балласт.
   — Вы должны увеличить скорость, — настаивал Квамус, но Уолкотт покачал головой.
   Полицейская моторка приблизилась на расстояние голоса, после чего сирена была выключена, и моторка завертелась перед носом люгера, чтобы быстро, точно и безошибочно пресечь наш маршрут. Один офицер уже балансировал у борта с мегафоном в руке, а другой стоял за ним, с автоматом.
   — Хорошо, можете затормозить, — сказал я Уолкотту. — Уже нет смысла рисковать, ведь они могут начать палить.
   Уолкотт уменьшил обороты, и люгер начал медленно дрейфовать, направляясь на встречу с ожидающей полицейской моторкой. Медный ящик, двигаясь по инерции, поравнялся с нами и с шумом ударил о корму.
   — Выйти на палубу с руками за головами, — приказал полицейский. — Стоять так, чтобы я видел вас всех.
   Он начал двигаться вдоль борта, но не сделал и трех шагов, как неожиданно схватился за живот и упал, исчезнув у нас из поля зрения.
   — Что случилось? — спросил Уолкотт и встал на носу, чтобы иметь лучший обзор. — Вы видели? Он наверно поскользнулся.
   Другой офицер, тот с автоматом, неожиданно побежал в кабину моторки. Потом появился водитель, размахивая полотенцем и аптечкой первой помощи.
   — Что случилось? — закричал я. Все ли у вас в порядке?
   Второй офицер поднял на нас взгляд и, взмахнув рукой, приказал нам плыть дальше.
   — Подплывите поближе, — обратился я к Уолкотту. — Побыстрее, пожалуйста.
   — Вы шутите? — запротестовал Уолкотт. — Теперь у нас есть повод удрать.
   — Подплывите к ним! — приказал я. Уолкотт пожал плечами, сплюнул и добавил газ. Через минуту мы доплыли до полицейской моторки.
   Лишь когда катер буквально коснулся борта моторки, я увидел кровь. Она забрызгала всю палубу, как будто кто-то облил лодку пурпурной краской из резинового шланга. Второй офицер появился снова, в окровавленной рубашке и с руками вымазанными по локоть в крови, совсем как будто одел длинные красные перчатки.
   — Что случилось? — спросил я, охваченный ужасом.
   — Не знаю, — ответил полицейский дрожащим голосом. — Это Келли. У него лопнул живот. Это значит, что у него дословно лопнул живот и все вывалилось наружу через рубашку.
   Он посмотрел на меня.
   — Вы же этого не делали? Вы не застрелили его или что-то в этом роде?
   — Вы чертовски хорошо знаете, что мы этого не делали.
   — Ну тогда возвращайтесь в Салем… понимаете? Возвращайтесь в Салем и явитесь в комендатуру полиции. Я же должен отвезти Келли в госпиталь.
   Появился рулевой в рубахе, заляпанной кровью. Он был очень бледен и не сказал ни слова, только направился в рубку и включил двигатель. Через минуту полицейская моторка завернула и с включенной сиреной понеслась к пристани. Люгер вместе с ящиком одиноко колебался на волнах прилива. Я посмотрел на Квамуса, а Квамус — на меня.
   — Несмотря ни на что, мы поплывем в Грейнитхед, — решил он. — Как только полиция придет в себя от шока, они сообщат в полицию Салема сами, и если мы появимся там, то будем арестованы. Нам нужно доставить наш груз до побережья, а потом я найду машину или одолжу ее, и поедем в Салем за грузовиком-рефрижератором.
   — Вы думаете, что Миктантекутли может оставаться все это время без охлаждения? — спросил я его.
   Квамус посмотрел на ящик, дрейфующий за кормой люгера.
   — Не знаю, — медленно и серьезно проговорил он. — Я опасаюсь, что этот офицер на моторке… что это уже работа Миктантекутли.
   Лори посмотрела на отца.
   — Папа, — сказала она. — Мы отвезем это на берег, хорошо?
   Уолкотт кивнул головой.
   — Там нет ничего заразного? — уверился он. — Этот ящик-гроб не опасен?
   — Не в этом смысле, — уверил я его. — Но чем скорее мы двинемся отсюда, тем лучше. Чем дольше мы находимся здесь, тем более будем подвергаться опасности.
   Мы миновали Кладбище Над Водой, а потом свернули к приобретенной платформе, рядом с молом Брауна. Когда-то, в тридцатые годы, здесь была изысканная пристань для прогулочных лодок, ресторан, веранда для коктейля и фонари, освещающие мол. Однако сейчас дома стояли пустыми и склоненными, от веранды для коктейлей остался лишь гниющий помост, на котором были свалены в кучу пляжные кресла, как будто останки в массовую могилу.
   Уолкотт подвел люгер как можно ближе, после чего мы отвязали ящик, который, подталкиваемый приливом дрейфовал к скользкой от водорослей платформе. Через несколько толчков буграми ящик застыл неподвижно у подножья платформы. Затем Квамус и я, мы выскочили в воду и сначала вплавь, а потом вброд добрались до берега.
   Я взобрался на платформу, истекая водой, и пробовал привести в движение коловорот. Удачно, что механизм был смазан маслом и содержался в хорошем состоянии, поэтому я быстро смог отвертеть достаточное количество троса, чтобы достать до колец, размещенных на ящике. Как только Уолкотт увидел, что мы безопасно добрались до берега, он тут же попрощался с нами свистком и направил люгер назад, в залив. Признаюсь, что я не обижался на него за это, хотя наверняка его ждал арест. Даже несколько месяцев тюрьмы лучше, чем такая дыра в животе, как у полицейского.
   Квамус и я, мы молча вращали коловорот и постепенно втаскивали медный гроб по бетонной платформе. Ящик передвигался дюйм за дюймом с ужасающим скрежетом, издавая глухой дребезжащий звук, как будто был пуст изнутри. Я слышал и обливался потом, дрожа. Я старался не думать о том, что за чудовище находилось внутри и что оно может сотворить со мной.
   Работа заняла у нас почти полчаса, но наконец мы стащили ящик на вершину платформы и накрыли его двумя кусками брезента, какими обычно накрывают лодки на зиму. Квамус осмотрел залив, но нигде не было ни следа полиции или прибрежной стражи, ни даже Эдварда и шайки яйцеголовых с «Диогена».
   — Теперь, — сказал Квамус, — я возвращаюсь в Салем и вернусь с грузовиком-рефрижератором. Вам нужно оставаться здесь и охранять Миктантекутли.
   — Не лучше ли будет поехать мне? Вы немного слишком бросаетесь в глаза. Ведь трудно не заметить индейца ростом в шесть футов и в мокром комбинезоне аквалангиста.
   — Меня никто не увидит, — ответил Квамус со спокойной уверенностью. — Я овладел техникой, которую индейцы из племени Наррагансетов развили века назад, чтобы охотиться на диких зверей. Мы называем ее «Не-охотник».
   — Не-охотник?
   — Это такой способ, который позволяет стать невидимым для других людей. Удивительная техника, но ей можно научиться.
   — Ну, тогда хорошо, — уступил я. Мне не улыбалась перспектива охраны этого монстроподобного гроба, но выбора у меня не было. — Только быстрее возвращайтесь. А если вас все же арестуют, то скажите полиции, где я. Я не хочу сидеть тут всю ночь с Миктантекутли, в то время как вы будете потреблять бифштексы в холодной кутузке Салема.
   — Вы этого больше всего боитесь, ясно, — улыбнулся Квамус.
   Он прошел между покинутых домов ресторана в направлении Вест Шор Драйв. Я сел на волнорез и пугливо посмотрел на ящик, в котором ацтекский демон Дэвида Дарка был заключен почти триста лет. Я отвернулся и хотел было позвать Квамуса, чтобы он привез мне бутылку виски, но уже не увидел его. «Не-охотник» исчез. Я попробовал сесть поудобнее и оперся одной ногой о брезент, прикрывающий ящик, как будто это была обыкновенная лодка, хозяином которой я стал по случаю.
   Был только полдень, но небо удивительно потемнело, как будто я смотрел на него сквозь очки против солнца. Также налетел ветер, совершенно не упомянутый в прогнозе погоды. Он лупил по гривам серых волн в заливе Салем, разносил сухие листья и мусор, покрывающий перекосившуюся веранду для коктейлей. Над рестораном все еще висела изъеденная морской солью реклама: «Ресторан На Пристани, Омары, Бифштексы, Коктейли». Я представил себе как все это выглядело летними вечерами: оркестр «диксиленд», господа в соломенных шляпах и девушки в поблескивающих платьях для коктейля.
   Я поднял воротник куртки. Ветер теперь был на самом деле холодным, а небо потемнело так, что некоторые автомобили на другом берегу ехали с включенными фарами. Видимо, шел шторм, сильная, североатлантическая буря, при которой человек, даже сидящий дома у камина, чувствует себя сидящим в маленькой лодчонке посреди бесконечного моря.
   Потом я услышал пение. Слабое, отдаленное и безумное. Оно доносилось изнутри заброшенного ресторанчика. Тонкий писклявый голосок привел к тому, что волосы у меня на затылке поднялись, будто побывав внутри генератора Ван-де-Граафа.
   Мы выплыли на ловлю из Грейнитхед Далеко к чужим побережьям…
   Но поймали мы лишь рыбий скелет, Сокрушенное сердце что в челюстях держит.
   Я встал и прошел по прогнившим доскам веранды до ресторана, разыскивая источник голоса. Раз или два я перепрыгивал через дыры в полу. Под помостом я видел влажную темноту и убегающих крабов. Я дошел до ресторана и направился прямо к передней двери. Она была заперта на ключ. Стекла покрывал толстый слой грязи и соли, так что я не мог заглянуть внутрь.
   Пение раздалось снова, на этот раз громче, снова тем же холодным и чистым голосом. Оно явно доносилось изнутри ресторана. Я огляделся, нет ли кого-нибудь поблизости, после чего три или четыре раза сильно пнул ногой дверь. Дешевый замок оторвался вместе с куском фрамуги, двери задрожали и открылись, будто приглашая внутрь. Войдите, мистер Трентон, вас ждет ваше предназначение.
   Я осторожно вошел внутрь. Пол из голых потрескавшихся досок был покрыт пылью, замусорен старыми газетами и бесформенными кусками зеленого линолеума. Под потолком вращалась бумажная мухоловка, подвешенная между двумя лампами, в корпусах из молочного стекла. На стене напротив висело большое зеркало, обгаженное мухами и покрытое грязью. Я видел свое отражение, торчащее в дверях, как будто старую, покрытую пятнами, выцветшую фотографию человека, который уже давно мертв. Я сделал два или три шага вперед.
   — Джон? — услышал я шепот. Я обернулся. Она стояла за мной, с лицом, застывшим в ужасной гримасе, почти совершенно уподобленным черепу скелета.
   — Джон, ты должен освободить меня.
   — Как я могу тебя освободить? — спросил я. Я смотрел, как она проскальзывает в помещение в своей бесшумно волнующейся погребальной одежде. — Я вытащил тебя из моря. Что еще я могу для тебя сделать?
   — Разбей ящик, — прошептала она. — Этот ящик заперт печатями, которые я не могу нарушить: печатями Святой Троицы. Ты должен открыть ящик во имя Отца, Сына и Святого Духа. Точно так, как он был и запечатан.
   — Но у меня все еще нет гарантии, что я получу Джейн живой, целой и здоровой.
   — На этом свете нет никаких гарантий, Джон. Ты должен просто верить мне.
   — Не знаю, должен ли я тебе верить вообще.
   — А веришь ли ты, что я могу распороть тебе живот, как тому полицейскому, который пытался тебе помочь? Или что я могу разорвать тебя на куски, как Дэвида Дарка? Хоть я и заключен, а я все еще обладаю великой мощью, Джон.
   — Я хотел только знать, чего… чего ты от меня хочешь, — прозаикался я.
   Джейн поплыла в сторону зеркала, но зеркало не отразило ее, как будто она была вампиром, от которого меня шутливо остерегала Джилли. Потом Джейн проникла через стекло и посмотрела на меня из зеркала, хотя в комнате ее уже вообще не было.
   — Тебе придется поверить, — сказала она и исчезла.
   Я долго стоял в опустевшем помещении ресторана. Теперь пришла минута, когда я должен был принять решение. Я уже убедился, что Миктантекутли мог убивать жестоко и безжалостно, что он может приказать мертвым, чтобы те убивали живых. Но я желал также возвращения Джейн, я желал этого с отчаянием, которое намного превышало границы, назначенные любовью. Как будто я непременно хотел показать себе, что чудеса бывают, что мертвые могут восстать из гроба, что весь мир может быть перевернут вверх тормашками.
   С тех пор как погибла Джейн, я был уже свидетелем многих необычных и ужасающих событий. Но в эту минуту мне казалось, хотя я и не знаю, почему, что все это были фокусы, предназначенные для терроризирования меня. Лишь только когда я буду держать роскошное тело Джейн в объятиях, лишь тогда я поверю в существование сил, которые человек не может объять ни разумом, ни воображением.
   Конечно, тогда я не отдавал себе отчета, что еще никогда со дня гибели Джейн я не был близок к нервному срыву. Видимо, я находился на краю сумасшествия, если не смог уговорить себя, что я должен помочь освободить Миктантекутли. Мне еще сегодня холодно становится от одного этого воспоминания.
   Я вышел из ресторана и уже второй раз прошел по доскам веранды. На дворе было так темно, как будто уже наступила ночь, а ведь еле миновал полдень. Корродировавший медный ящик все еще лежал на платформе, прикрытый кусками брезента. С противоположной стороны платформы находился запертый шкаф с надписью ПОЖАРНОЕ ОБОРУДОВАНИЕ. Обойдя ящик, я подошел к шкафу, осмотрел заржавевшие засовы, а потом несколько раз сильно ударил ногой, пока левая часть дверей не оторвалась и я мог ее полностью отломать. Внутри был свернутый шланг и то, что я искал: топорик пожарника на длинной рукояти.
   Я вернулся к ящику и стянул брезент. Он казался еще большим, чем до этого: зеленый, массивный и зловеще молчаливый. Я коснулся пальцами чешуйчатой поверхности и почувствовал удивительный приступ страха, совсем так, как будто, не желал этого, коснулся в темноте гигантской стоножки. Потом, под влиянием импульса, замахнулся топориком и нанес сильный удар по боку ящика.
   Раздался глубокий звенящий звук, а ящик как-будто задрожал. Я нашел место удара. Острие топорика проникло глубоко и почти пробило металл навылет. Медные стенки имели вначале максимум дюйм толщины, но из-за уничтожающего действия соленой воды они стали почти в два раза тоньше.
   Я снова размахнулся топориком.
   — Освобождаю тебя, — прохрипел я, когда лезвие пробило крышку ящика.
   — Освобождаю тебя во имя Отца.
   Я еще раз размахнулся и ударил.
   — Освобождаю тебя, — проговорил я. Я слышал свой собственный голос, звучащий так чуждо, как будто это говорил кто-то другой. — Освобождаю тебя во имя Сына.
   Небо надо мной зловеще потемнело. Ветер свистел и выл, волны в заливе высоко вздымались и покрывались пеной. Другой берег уже почти не был виден, а на побережье Грейнитхед деревья склонялись и гнулись на ветру, как пытаемые души.
   Я еще раз поднял топорик и еще раз с силой опустил его на крышу ящика.
   — Освобождаю тебя, — прокричал я. — Освобождаю тебя во имя Святого Духа!
   Я услышал поразительный стон, который мог бы быть воем ветра или чем-то другим: стоном отчаявшегося мира. Перед моими глазами темно-зеленый медный гроб лопнул и раскрылся, а потом лопнул еще в одном месте. Чешуйки корродированного металла посыпались на бетонную платформу. Изнутри вырвалась кислая вонь, смрад гниющей животной падали, огромной подохшей крысы, найденной под полом в старом доме, трупа младенца, торчащего в камине.
   Передо мной лежал Бестелесный, отдыхая в открытом ящике, и к моему ужасу я увидел, что он был не обычным огромным скелетом, а гигантским скелетом, сделанным из десятков человеческих скелетов. Каждая рука состояла из двух скелетов, соединенных черепами, Каждый палец является рукой человека. Каждое ребро было сделано из скрученного и изогнутого скелета ребенка, а таз состоял из многих будто склеенных бедренных костей. Когда же чудовище повернуло на меня свои глазницы, которые были глубокими, пустыми и бесконечно злыми, я заметил, что его голова состояла из десятков человеческих черепов, сросшихся друг с другом и создающих наибольший череп, какой я видел в жизни.
   — Теперь же, — прошептал голос, гремящий, как соборный орган. — Теперь я могу захватить все те души, которых я желаю. А ты, друг мой, ты будешь моим высшим жрецом. Это будет твоей наградой. Ты останешься со мной навсегда, ты всегда будешь стоять возле моей правой руки, ты будешь сообщать мои пожелания, разыскивать для меня души, которые удовлетворят мой аппетит.