– Тогда, значит, я был неправильно информирован. На какой срок арендный договор, могу я спросить?
– Двадцать один год.
– Ах! Это меня не устраивает. Я хотел снять дом лишь на короткое время. Мне нравится этот Южный Банк – во всяком случае, он нравится моей жене; а вы знаете, сэр, – я полагаю, вы женатый человек – что это значит.
М'Тавиш действительно знал это, к своему несчастью, и он улыбнулся в знак согласия.
– Я сожалею, – продолжал незнакомец. – Мне очень понравился ваш дом, более, чем любой другой на Банке. Уверен, что моя жена была бы очарована им.
– Так же как и моя, – сказал М'Тавиш.
– Какая наглая ложь! – подумала миссис Мак, прильнувшая ухом к замочной скважине.
– В таком случае, я полагаю, нет никаких шансов прийти к соглашению. Я был бы рад снять дом на год – только на один год, определенно, – и за хорошую оплату.
– Сколько вы были бы готовы дать? – спросил арендатор, вспомнив о компромиссе.
– Хорошо, я право не знаю. А сколько вы хотите?
– За меблированный или без мебели?
– Я предпочел бы меблированный.
Банковский клерк глубоко задумался. Он думал о своих пенатах, и о возражениях, которые могла бы привести жена, чтобы не расставаться с ними. Но, с другой стороны, он думал также и о позоре, который они ежедневно терпели на этой грешной территории.
В это время издали, со стороны палисада, послышался приглушенный шум кутежа, что, казалось, подталкивало его к решению.
И он решился уступить мебель, а также согласиться на меньшие сроки, чем просил.
– Так вы говорите, что хотите снять дом на год, определенно?
– Я готов снять дом на год, и внести плату вперед, если вы пожелаете.
Годовая арендная плата вперед всегда соблазнительна для владельца, особенно небогатого. М'Тавиш не был богат, несмотря на перспективу стать президентом банка.
Его жена много бы дала, чтобы он приблизился к замочной скважине и услышал ее шепот: «Так соглашайся же на это!»
– Итак, вы желаете снять дом, меблированный, на один год?
– Совершенно верно, – ответил незнакомец.
– Дайте мне подумать, – ответил М'Тавиш, размышляя. – Итак, моя собственная арендная плата за немеблированный дом плюс ремонт в течение арендного срока плюс цена мебели, итого, я могу назвать цену – двести фунтов за год.
– Я сниму этот дом за двести. Вы согласны на это?
Банковский клерк был сам не свой от радости. Двести фунтов в год покрыли бы все его издержки цент в цент. Кроме того, он бы избавился от дома по крайней мере на год, а вместе с ним – и от отвратительных соседей. Он был готов на любые жертвы, лишь бы сбежать отсюда.
Он сдал бы дом и за пол-цены. Но проницательный М'Тавиш увидел, что незнакомец был не хитрым человеком, а довольно простодушным. И потому он не только не сбавил цену в двести фунтов, но и настоял на изъятии части мебели.
– Только некоторые фамильные вещи, – сказал он, – вещи, которые вам, арендатору, не так уж нужны.
Незнакомец не был излишне требователен, и сделка состоялась.
– Ваше имя, сэр? – спросил он перед тем, как арендатор собрался уходить.
– Свинтон, – ответил арендатор, вступающий во владение домом. – Ричард Свинтон. Вот моя визитная карта, мистер М'Тавиш, и моя рекомендация от лорда </emphasis>.
Банковский клерк взял визитку дрожащей рукой. Его жена за дверью также была поражена этой новостью, словно электрическим током.
Арендатор и лорд – знаменитый лорд, – давший рекомендацию!
Она не могла сдержаться, чтобы не крикнуть в замочную скважину:
– Соглашайся на сделку с ним, Мак!
Но Мак и без того уже сам все решил и не нуждался в подобном совете.
– Как скоро вы желаете вселиться? – спросил он у клиента.
– Как можно скорее, – ответил тот. – Завтра, если вас это устроит.
– Завтра! – отозвался эхом хладнокровный шотландец, непривычный к таким быстрым сделкам, весьма удивившись скорому ходу дела.
– Я и сам понимаю, что это довольно необычно, – сказал вступающий во владение арендатор. – Но, мистер М'Тавиш, я имею на это причину. Это немного деликатный вопрос, но вы, как женатый человек и отец семейства, – вы, надеюсь, понимаете?
– Безусловно! – отозвался шотландский патерфамилияс, и его душа наполнилась счастьем, так же как и душа его лучшей половины за дверью.
* * *
Неожиданная передача дома была оформлена. На следующий день мистер М'Тавиш и его семейство съезжали из дома, а мистер Свинтон вступил во владение, передав чек в счет годовой арендной платы вперед – вполне обеспеченный, под гарантию такого знаменитого лица.
ГЛАВА LVI. ИНСТРУКЦИЯ
Революционный лидер, живший напротив виллы М'Тавиша, чья политика была столь неприемлема для арендатора-роялиста, был никем иным, как экс-диктатором Венгрии.
Новый арендатор знал об этом, вступая в права владения. Не от прежнего владельца, а от человека, который поручил ему снять этот дом.
Близость убежища революционного лидера была одной из причин, побудивших М'Тавиша оставить свое жилище. И та же причина была единственной, по которой Свинтон так стремился снять этот дом!
Свинтон знал это, и не более того. Подлинная причина съема дома еще не была раскрыта ему. Ему только были даны инструкции снять именно этот дом, сколько бы это ни стоило, и он совершил сделку, как уже было сказано, за двести фунтов.
Его патрон выдал Свинтону для этой цели чек на триста фунтов. Двести из них пошли в карман М'Тавиша; остальное досталось самому «лорду».
Свинтон разместился в своем новом месте обитания и, с сигарой в губах – настоящей гаванской сигарой – размышлял об удобствах, которые окружали теперь его. Как разительно отличалась кушетка с ее парчовым покрытием и мягкими подушками от дивана из конского волоса, гладкого и жесткого! Как разительно отличались эти роскошные стулья от жестких угловатых тростниковых скелетов, один из которых его жена должна была хорошо запомнить! Поздравляя себя с таким изменением в своем положении, он не забывал и о том, каким образом это произошло. Он также догадывался, с какой целью его так облагодетельствовали.
Но об истинной цели его размещения в этой вилле, точнее, о том, что конкретно от него потребуется, он пока еще не был осведомлен.
Он мог только догадываться, что это имело некоторое отношение к Кошуту. Он был почти уверен в этом.
Ему недолго оставалось быть в неведении о своей роли. В утренней беседе в этот день патрон обещал передать ему подробные инструкции через джентльмена, который должен «подойти сегодня вечером».
Свинтон был достаточно проницателен, чтобы догадываться, кем будет этот джентльмен, и это обстоятельство вдохновило его на беседу с женой, насколько своеобразную, настолько и конфиденциальную.
– Фан, – сказал он, вынув сигарету из зубов и повернувшись к кушетке, на которой расположилось это прелестное создание.
– Ну, чего тебе? – отозвалась она, вынув сигарету из своих симпатичных губ и выдыхая табачный дым.
– Как тебе нравится наше новое жилище, любовь моя? Лучше, чем в Вестбурне?
– Но ты ведь не потому обратился ко мне, чтобы я ответила на этот вопрос, Дик?
– О нет, конечно, не поэтому. Можешь не отвечать. Но ты не должна огрызаться за это на меня.
– Я не огрызаюсь. Глупо с твоей стороны говорить так.
– Да, все, что я делаю и говорю, глупо. Я был весьма глуп в последние три дня. Вселиться в удобный дом, такой, как этот, с уплаченной за двенадцать месяцев вперед арендной платой и имея еще сто фунтов на содержание кухни! Более чем достаточно, если я не ошибаюсь. Весьма глупо с моей стороны добиться этого.
Фан не ответила. Если бы муж внимательно посмотрел в этот момент на выражение ее лица, то, возможно, заметил на нем улыбку, вызванную отнюдь не восхищением его умом.
У нее имелись свои соображения на то, за что и кому он был обязан такому повороту в своем положении.
– Да, гораздо более, чем достаточно, – сказал он, продолжая развивать приятную тему о лучшем будущем. – В сущности, Фан, наше безбедное существование обеспечено, или будет обеспечено, если только ты сделаешь…
– Что ты хочешь сказать? – спросила она, видя его колебания. – Что ты хочешь, чтоб я сделала?
– Итак, во-первых, – начал он, всем видом выказывая неудовольствие ее тоном, – во-первых, ты должна сейчас встать и нарядиться. Я поведаю тебе о том, что мне нужно, после.
– Нарядиться! У меня нет никаких шансов хорошо выглядеть с теми тряпками, которые у меня остались!
– Не думай о тряпках. Мы не можем исправить это сейчас, немедленно. Кроме того, ты, любовь моя, прекрасно выглядишь в любой одежде.
Фан гордо вскинула голову, как будто ей был приятен этот комплимент.
– Надень тряпки, как ты их называешь, лучшее, что ты можешь подобрать сегодня вечером. Завтра у тебя их будет достаточно. Мы посетим лучших модисток и ателье манто. А теперь иди, девочка, и сделай то, что я тебе говорю!
Получив такое напутствие, она встала с кушетки и направилась к лестнице, которая вела в спальню.
Она поднималась по лестнице, когда муж сказал ей вослед:
– Надень свои лучшие наряды, Фан! Я ожидаю джентльмена, который с тобой не знаком, и я не хотел бы, чтобы он подумал, что я женат на неряхе. Поторопись и спустись обратно. Он может прийти с минуты на минуту.
Не последовало ответа на эти грубые слова, ответа, показывающего, что слова эти были восприняты как обида. Только смех послышался с лестницы.
Свинтон продолжил курить сигару в ожидании.
Он мог лишь гадать, что он услышит вначале: звонок от входной двери или шелест шелка на лестнице.
Он желал, чтобы случилось второе, поскольку он еще не завершил инструкции, которые обещал ей дать.
Ему осталось сказать ей немного, и нескольких мгновений будет достаточно.
Свинтон не был разочарован: Фан вернулась раньше. Она стремительно спустилась вниз, с белоснежным лицом, покрытым испанской пудрой, на котором сверкали красным цветом напомаженные щеки.
И без этого она была красива, а теперь – просто великолепна.
Длительное использование помады сделало ее кожу привычной к этому косметическому средству, и в то же время Фан неплохо научилась пользоваться им. Только знаток, наверное, отличил бы краску на ее щеке от естественного цвета.
– Теперь ты готова, – сказал Свинтон, посмотрев на нее одобрительным взглядом.
– К чему, скажи, ради бога? – последовал вопрос.
Вопрос был излишним. Она отлично понимала, что к чему, и догадывалась, для чего ее попросили приукраситься.
– Садись, я скажу тебе.
Она села.
Он начал не сразу. Казалось, он был в некотором затруднении. Даже он – эта грубая скотина – был смущен.
И неудивительно, ибо ему предстояло облечь свои мерзкие мысли в словесную форму, поскольку он намеревался инструктировать ее к собственному позору!
Не к полному и окончательному позору, но лишь к видимости такого.
Только к видимости, и, найдя таким образом некое оправдание, он набрался смелости и заговорил.
Сказал он следующее:
– Послушай, Фан. Джентльмен, которого я ожидаю, это тот, кто поселил нас в этой небольшой уютной комнате. Это лорд </emphasis>. Я уже говорил тебе, что это за человек и какой властью он наделен. Он может совершить чудеса для меня, и он сделает это, если я смогу манипулировать им. Но он непостоянен и полон тщеславия, как и все люди такого рода. Требуется умение, чтобы угодить ему, и ты должна помочь мне.
– Я должна помочь тебе? Каким образом?
– Я только хочу, чтобы ты проявила к нему благосклонность. Ты понимаешь меня?
Фан не ответила, но ее взгляд притворного недоверия говорил о полном понимании.
Звонок от входной двери прервал сцену инструктирования.
ГЛАВА LVII. ПАТРОН И ПРОТЕЖЕ
Обычно звонок в дверь не побуждал мистера Свинтона сразу же реагировать на него. Так бы и случилось, если бы ему довелось прожить еще некоторое время в своей новой резиденции. Его фальшивые векселя все еще гуляли по Лондону, как и обманутые им кредиторы, и мистеру Свинтону стоило весьма опасаться, что одного из них может занести к нему домой.
Но поскольку прошло слишком мало времени с тех пор, как он переехал на виллу М'Тавиша, а также потому, что он ожидал посетителя, мистер Свинтон не опасался теперь подвоха, и лишь был в сомнении, кто именно звонил: его патрон или всего лишь посыльный от лорда с обещанными инструкциями.
«Прислуга за всё», нанятая совсем недавно, была послана отреагировать на звонок. Если звонившим окажется пожилой джентльмен, высокий и полный человек, она должна была провести его в дом сразу и без лишних разговоров.
За дверью оказалась несколько необычная фигура. Это был джентльмен. Он был закутан в широкий плащ, шляпа была надета плотно, по самые уши. Но это не помешало служанке увидеть, что он высокий и полный; а свет лампы из холла осветил его лицо, покрытое густыми усами и бакенбардами, – эта примета также была указана, чтобы служанка смогла узнать посетителя.
– Мистер Свинтон здесь живет? – спросил посетитель прежде, чем служанка успела пригласить его войти.
– Да, здесь. Пожалуйста, проходите.
Сопровождаемый прислугой, закутанный в плащ персонаж прошел сквозь заросли сирени и лавра, вступил на веранду, где мистер М'Тавиш часто курил свою трубку, и наконец вошел в комнату, где его ожидал Свинтон.
Тот был один – жена удалилась, согласно его указанию.
При появлении посетителя мистер Свинтон встал с места и приблизился, чтобы принять гостя.
– Мой лорд! – сказал он, притворно удивляясь. – Возможно ли такое, что вы лично почтили меня своим посещением?
– Дело не в чести, сэр, я лишь выполнил свое обещание.
– Из того, что сказала ваша светлость, я ожидал, что вы пошлете…
– Я пришел сам, мистер Свинтон. Инструкции, которые я должен вам передать, исключительно важны. Я подумал, что будет лучше, если вы получите их от меня лично. Поэтому, как видите, я явился сам, чтобы поговорить с вами один на один.
«Это ложь!» – подумал Свинтон в ответ.
Само собой разумеется, он не высказал это вслух. Он ответил:
– Ваша светлость, вы совершенно правы. Ночью и днем вы всегда на службе – служите на благо страны. Ваша светлость простит мне, что я высказался столь откровенно?
– Не стоит об этом говорить, мой дорогой сэр. Наши дела требуют, чтобы мы говорили откровенно.
– Простите меня, что я до сих пор не предложил вам сесть.
– Я присяду, – сразу ответил снисходительный лорд, – и возьму сигару, если у вас найдется лишняя.
– По счастью, найдется, – сказал пришедший от этого в восторг Свинтон. – Я купил здесь несколько гаванских сигар, мой лорд. Но я не отвечаю за их качество.
– Попробуйте одну из моих!
Патрон вытащил портсигар из кармана своего пиджака. Плащ и кепку он оставил в холле.
Протеже принял предложенную сигару с большой благодарностью.
Оба сели и закурили.
Свинтон решил, что он сказал уже достаточно, и теперь молчал, ожидая, что скажет этот сильный мира сего в продолжение беседы.
И тот заговорил.
– Я вижу, что вы преуспели и сняли этот дом, – последовало ничего не значащее замечание.
– Я уже живу в нем, мой лорд, – был такой же бесцельный ответ.
Последовавшее затем объяснение было более деловым.
– Я должен сообщить вашей светлости что это стоило значительную сумму.
– Сколько?
– Я обязался арендовать этот дом на год – за арендную плату в двести фунтов.
– Ух! Это неважно. Это было необходимо для нашего дела. В таких случаях мы обязаны не скупиться на средства. А теперь, мой дорогой сэр, позвольте объяснить вам причину, для чего был снят этот дом и с какой целью вас поселили здесь.
Свинтон приготовился слушать с подобострастным вниманием.
Его патрон продолжил.
– Прямо напротив вас живет человек, имя которого вам известно.
Хотя имя не было названо, слушатель кивнул в знак согласия. Он знал, что речь шла о Кошуте.
– Как вы могли заметить, у этого человека много посетителей.
– Я на это уже обратил внимание, мой лорд. Весь день к нему входили и от него выходили.
– Именно так. И среди них – известные люди; многие из них играли важную роль в европейской политике. Итак, сэр, теперь требуется, согласно особому заданию, знать все о передвижениях этих людей; для этого требуется организовать слежку за ними. Согласно рекомендации сэра Роберта Котрелла, мы решили возложить на вас эту деликатную обязанность. Если я не ошибаюсь, сэр, вы сможете выполнить это?
– Мой лорд, я обещаю приложить все необходимые усилия для этого.
– Это в общем о деле. А теперь остановимся на деталях.
Свинтон вновь превратился во внимательного слушателя.
– Вам необходимо будет узнать личности всех, кто входит в дом напротив; попытаться установить, кто они, и сообщать об их приходах и уходах, включая время. Для этой цели вам потребуются два помощника, которых я уполномочиваю вас нанять. Один из них будет действовать под видом вашего слуги, другой, соответственно одетый, должен будет посещать вас как близкий знакомый. Если бы вы смогли нанять такого, кто имеет доступ в лагерь врага, это было бы очень важно. Некоторые из этих беженцев по привычке посещают вашего соседа и, вполне возможно, не являются его друзьями. Вы понимаете меня?
– Да, я понимаю, ваша светлость.
– Я вижу, мистер Свинтон, вы именно тот человек, который нам нужен. И в заключение. Так же как вы должны следить за гостями Кошута, вы должны следить и за ним самим. Если он выйдет из дома, вы или ваш друг должны проследить за ним и узнать, куда он идет. Возьмите кэб в случае необходимости и в любом случае сообщите нам непосредственно и без промедления. Сообщите моему секретарю, которого вы всегда сможете найти в моей резиденции в Парк Лайне. Пока этого будет достаточно. Если вам потребуются деньги, сообщите моему секретарю. Он уполномочен помогать вам. Дальнейшие инструкции я буду давать вам непосредственно. Мне, вероятно, придется бывать здесь часто, так что вы должны проинструктировать служанку, чтобы она меня принимала.
– Мой лорд, как насчет того, чтобы иметь при себе ключи от дома? Извините за мой вопрос. Это бы избавило вашу светлость от неприятной необходимости ожидать за воротами и, возможно, от опасности быть узнанным теми, кто живет напротив.
Патрон Свинтона был весьма прельщен этим предложением, однако внешне никак не продемонстрировал это. Ключ был бы весьма кстати совсем для других целей, чем просто избежать опасности быть узнанным «теми, кто живет напротив». Он выразил согласие взять себе ключ.
– Я вижу, что вы умный человек, мистер Свинтон, – сказал он со странной, почти сардонической улыбкой. – Вы правы, ключ будет весьма кстати. А теперь я хочу убедиться, что вы сможете выполнять свою работу, оставаясь незамеченным. Я вижу, на ваших окнах есть жалюзи. Это хорошо, как раз то, что нужно для вас. Я очень рад, что вы устроились в таком уютном и удобном доме, рад за вас и за вашу милую леди – ах! между прочим, мы обошлись с ней весьма невежливо. Я должен принести ей извинения за то, что оторвал вас от нее на столь долгое время. Я надеюсь, вы сделаете это за меня, мистер Свинтон. Скажите ей, что я задержал вас по очень важному делу.
– Мой лорд, она не поверит мне, пока я не скажу ей, кто именно оказал мне такую честь. Я могу открыть маленькую тайну и рассказать ей о вас?
– О! Конечно, конечно. Если бы не был такой поздний час, я бы попросил, чтобы вы представили меня ей. Но уже, пожалуй, слишком поздно, чтобы беспокоить ее.
– Не может быть слишком поздно, чтобы представить вашу светлость, для этого подходит любое время. Я знаю, что бедная девочка была бы счастлива быть представленной вам.
– Хорошо, мистер Свинтон, если это не противоречит вашему домострою, я также был бы счастлив. Я давно мечтал об этом.
– Моя жена наверху. Могу я попросить ее спуститься?
– Нет, мистер Свинтон; могу я попросить, чтобы вы привели ее?
– Мой великодушный лорд! Какое удовольствие повиноваться вам!
Сказав это, причем вторую половину фразы – в сторону, Свинтон вышел из комнаты и начал подниматься по лестнице.
Ему не пришлось долго подниматься. Фан оказалась на первой же лестничной площадке, готовая к тому, что ее позовут.
В результате он вернулся довольно быстро к своему шестидесятилетнему гостю, который в это время, стоя перед каминным зеркалом, пытался причесать крашеные волосы, чтобы скрыть свои лысину!
Когда Фан была представлена гостю мистера Свинтона, тот забыл о позднем часе и вернулся на свое место. Беседа продолжалась втроем, особенно между двумя из них, при патронаже третьего – он говорил меньше всех; и затем благородному гостю было предложено задержаться и принять участие в ужине – эта любезность была с благодарностью принята.
Абигаль послали в ближайшую кондитерскую, и она вернулась с рулетом колбасы и бутербродами, а также с пирогом от Мелтон Моубрау; все эти яства были выложены на стол, вместе с графином хереса; и его светлость угощалась всем этим так вольно, словно это был не почтенный лорд, а веселый гвардеец!
В результате высокий гость стал более любезен и разговаривал со Свинтоном как со своим старым закадычным другом. Уже стоя в дверном проеме, пожимая руку жены Свинтона и многократно желая ей «доброй ночи», он мимикой словно стремился вызвать ревность своего протеже. И хотя свет лампы был достаточно ярким и Свинтон видел все, он лишь слегка обозначил некое подобие ревности. Лишь слегка обозначил, но на самом деле ревности не было и в помине!
– Она просто восхитительна, нет слов! – произнес этот высокопоставленный плут, когда вышел из дома на Парк Роад, где под сенью деревьев его поджидал экипаж. – И замечательная женщина к тому же! Я чувствую это по ее нежным и тонким пальчикам.
– Да, это козырная карта, это настоящее сокровище! – почти одновременно с ним подумал Свинтон о той же самой женщине – о собственной жене!
Эта мысль посетила его, когда он закрыл дверь за гостем; и затем, сидя за столом, выпив еще один стакан хереса и выкуривая еще одну сигару, он резюмировал:
– Да, Фан верная карта в игре. Каким же я был глупцом, что не подумал об этом раньше! Черт возьми! Еще не поздно. Эта карта все еще у меня на руках и если я не ошибаюсь, игра, начатая этой ночью, даст мне все, чего я хочу в этом мире, – даст мне Джулию Гирдвуд.
Серьезный тон, которым были произнесены последние слова, говорил о том, что он все еще не оставил своего намерения относительно американской наследницы.
ГЛАВА LVIII. НАДЕЖДЫ НА ЛУЧШЕЕ БУДУЩЕЕ
Для тех, кто не обращает внимания на социальные различия, планы Свинтона относительно Джулии Гирдвуд казались невероятными. Не столько из-за его злодеяний, сколько из-за его шансов на успех, весьма ничтожных.
Если бы он хотел завоевать эту девушку ради любви, это бы существенно меняло положение дел. Любовь преодолевает все преграды, и голосу любви не могло бы противостоять ничто – даже чувство некоторой опасности.
Она не любила его, но он не знал об этом и вообще не мог себе представить такого. Гвардеец, и к тому же красивый, он привык к легким завоеваниям. Он полагал, что еще не пришло то время, когда такие успехи будут даваться с трудом.
Он уже не служил в Гвардии, но он был все еще молод, и знал, что он все еще красив – английские дамы считали его красивым. Поэтому было бы странным, если бы девушка-янки имела другое мнение!
Это было решающим доводом с его стороны, и, полагаясь на собственную привлекательность, он был весьма уверен в том, что в состоянии завоевать американку, – невзирая на то, что она станет жертвой незаконного брака.
И если он преуспеет в своем двоеженстве, что дальше? Для чего ему будет нужна новая жена, если ее мать не сдержит свое обещание, подслушанное им: обеспечить ее жизненные интересы половиной состояния покойного владельца магазина?
Потому жениться на Джулии Гирдвуд против желания ее матери было бы простой нелепостью. Он не страшился опасности, которая могла бы ему грозить за совершение преступления. Он не думал об этом. Но стать зятем женщины, дочь которой оставалась бы бедной вплоть до смерти матери, было жалкой мыслью. Женщины, которая говорила, что проживет и всю вторую половину столетия!
Эта шутка была не без умысла, как полагал Свинтон.
Он был уверен в том, что сможет обмануть дочь и жениться на ней, но чтобы заполучить эти полмиллиона от матери, он должен будет стоять перед алтарем как лорд!
Это было исходным условием миссис Гирдвуд. Он знал, что она не отступит от этого. Если условие будет выполнено, она согласится на брак, но не иначе.
Чтобы продолжать эту игру, притворное инкогнито должно быть сохранено – эта хитрость необходима. Но как это сделать?
Этот момент озадачил его.
Играть роль самозванца стало очень непросто. В Ньюпорте и в Нью-Йорке это было нетрудно, в Париже – также все еще несложно, но теперь он находился в Лондоне, где подобный обман мог быть сразу обнаружен.
Кроме того, в последней беседе с леди он почувствовал некоторое изменение в отношении к нему – по сравнению с их взаимоотношениями при прежнем, раннем знакомстве. Это ощущалось прежде всего со стороны миссис Гирдвуд. Ее теплое, дружеское отношение к нему после их неожиданного знакомства в Ньюпорте, продолженного в Нью-Йорке и впоследствии возобновленного в Париже, казалось, внезапно превратилось в прохладное.
Что могло быть причиной этому? Услышала ли она что-либо, что его дискредитировало? Может, она обнаружила обман? Или всего лишь подозревала его в этом?
Лишь последний из вопросов волновал его. Он был уверен, что его обман не был раскрыт. Он играл свою роль мастерски, не дав никаких шансов разоблачить себя. У него были серьезные причины тщательно скрываться.