Впрочем, это было бы в любом случае невозможно, поскольку он не знал её адреса. Он слышал, что сэр Джордж Вернон несколько раз отправлялся за границу, и его дочь вместе с ним. Куда именно, он не знал, да и не предпринимал особых усилий выяснить это. Достаточно было того, что – дома или за границей – он был одинаково не допущен в общество того юного создания, образ которого никогда не покидал его в мыслях.
Были времена, когда ощущение этого было особенно мучительным, и он искал спасения в энергичной работе своей пишущей ручки.
В такие времена он особенно стремился сменить орудие своей борьбы на более воинственное, но никакой возможности этого, казалось, в ближайшем будущем не предвиделось.
Однажды ночью он вновь размышлял над этим, думая о некоей опасной авантюре, в которую мог бы ввязаться, – и в этот момент раздался стук в дверь, словно провидение пошло навстречу его пожеланиям.
– Войдите!
Это был Розенвельд.
Граф стал жителем Лондона – он вынужден был томиться в бездействии в этом городе из-за отсутствия благоприятных условий для деятельности в других местах.
Некоторой остаток его состояния, все еще не растранжиренного, позволял ему жить жизнью фланёра, в то время как его благородный титул позволял ему открывать двери многих знатных людей.
Но он, как и Майнард, жаждал активной жизни и не мог без отвращения ежедневно смотреть на свой меч, бесславно ржавеющий в ножнах!
По тому, как вошел Розенвельд, что-то подсказало Майнарду, что пришло время, когда оба они будут избавлены от вынужденного бездействия. Граф был возбужден и взволнован, он дергал себя за усы, как будто хотел оторвать их.
– Что с тобой, мой дорогой Розенвельд?
– Разве ты не чувствуешь запах пороха?
– Нет, не чувствую.
– Есть признаки того, что его уже подожгли.
– Где?
– В Милане. Там вспыхнула революция. Но у меня совершенно нет времени говорить с тобой. Кошут в спешке послал меня за тобой. Он хочет, чтобы ты прибыл немедленно. Итак, ты готов?
– Ты всегда куда-то спешишь, мой дорогой граф. Но если Кошут говорит, ты знаешь мой ответ. Я готов. Мне лишь потребуется надеть свою шляпу.
– Надевай шляпу и пойдем со мной!
От Портман Сквайр до Сент Джонс Вуд идти всего лишь несколько минут, и двое друзей вскоре пересекали изогнутый тротуар Южного Банка.
Ближе к резиденции Кошута они увидели человека, который стоял с часами в руке у фонарного столба, словно пытался среди ночи узнать, который час.
Они знали, что он притворяется, но не сказали ничего и, продолжая свой путь, вошли в дом.
Кошут был дома и, кроме него, там было еще несколько известных венгров.
– Капитан Майнард! – воскликнул он, выходя из круга друзей и приветствуя вновь прибывшего гостя.
Затем он отвел Майнарда в сторону и сказал:
– Взгляните сюда!
Говоря это, он вложил в руку Майнарда лист бумаги.
– Телеграмма! – пробормотал тот, увидев не понятный ему текст.
– Да, – ответил Кошут и начал переводить и разъяснять смысл послания. – Революция вспыхнула в Милане. Это весьма необдуманный шаг, и, я боюсь, она закончится поражением – возможно, разгромом и гибелью людей. Маззини пошел на это, совершенно проигнорировав мои соображения и пожелания. Маззини слишком оптимистичен. А также Турр и другие. Они рассчитывают на венгерские полки, размещенные там, а также на воздействие моего имени на них. Джузеппе свободно манипулирует этим, используя мое давнее обращение к ним, написанное в то время, когда я был пленным в Кутайе. Он использует это послание в Милане, изменив лишь дату. Я не стал бы обвинять его в этом, если бы не был уверен, что это чистое безумие. В Милане есть много австрийских войск в гарнизоне – и, прежде всего, богемские полки, – так что я не думаю, что у нас есть шансы на успех.
– Что вы думаете предпринять, мой Господин?
– Что касается этого, у меня нет выхода. Игра началась, и я вынужден принять участие в ней во что бы то ни стало. Эта телеграмма – от моего храброго Турра, и он полагает, что есть надежда. Есть у нас шансы или нет, но мне необходимо присоединиться к ним.
– Так вы едете туда?
– Как можно скорее – как только смогу туда добраться. Но именно в этом, мой уважаемый друг, и есть проблема. Это и есть причина, по которой я взял на себя смелость послать за вами.
– Я в полном вашем распоряжении, мой Господин. Что я могу сделать для вас?
– Спасибо, мой дорогой капитан! Я не буду тратить лишних слов и скажу сразу, что я хочу от вас. Единственный способ для меня добраться до Милана – через территорию Франции. Я мог бы добираться в обход по Средиземноморью, но это заняло бы время. Я буду там слишком поздно. Я должен добраться через Францию, и не иначе.
– И что может помешать вам проехать через Францию?
– Луи Наполеон.
– Да, верно, я не должен был задавать этот вопрос.
– Он был бы рад арестовать меня, и он бы держал меня в тюрьме, поскольку моя свобода считается вредной для коронованных заговорщиков. Наибольшим доверием у него пользуются помощник шерифа и агент сыскной полиции. Нет ни одного полицейского унтер-офицера, у которого не было бы моего портрета в кармане. Единственный способ для меня проехать через Францию, чтобы не попасть в переделку, – проехать тайно. Именно об этом я и хочу попросить вас.
– Как я могу в этом помочь, мой Господин?
– Если я стану вашим слугой – вашим камердинером.
Майнард не мог не улыбнуться этой идее. Человек, который стал лидером целой нации, создавшей армию численностью в двести тысяч мужчин-воинов, которые заставили задрожать троны Европы, – этот человек будет подобострастно дожидаться его, чистить ему пальто, подавать ему шляпу и упаковывать его портмоне!
– Прежде чем вы дадите ответ, – продолжал экс-диктатор Венгрии, – позвольте мне сказать вам начистоту следующее. Если нас арестуют во Франции, вы вынуждены будете разделить мою долю и попасть в тюрьму, а на австрийской территории ваша шея, как собственно и моя, подвергнется риску попасть в петлю. А теперь скажите, сэр, вы согласны?
Прошло несколько секунд, прежде чем Майнард дал ответ, хотя последние слова Кошута не были поводом для колебаний. Он думал о многих других вещах – и среди них, конечно, о Бланш Вернон.
Возможно, что воспоминания о памятной сцене под деодаром и последствия этой сцены заставили его колебаться дольше обычного – более того, стали причиной малодушия, несколько поколебавшего идеалы революции и свободы.
Но его убеждения, требовавшие от него новых подвигов во имя свободы, все же вскоре победили, и он просто сказал:
– Я согласен!
note 30
– Я вам весьма обязан, месье, – сказал Майнард, получая документ от чиновника и запуская руку в карман, чтобы дать ему несколько блестящих соверенов. И, добавив: «Ваша вежливость спасла меня от очень большой неприятности», он поспешил покинуть офис, оставив француза весьма довольным этим приятным сюрпризом, с выражением лица, которое может быть лишь у истинного сына Галлии.
* * *
До полудня того же дня господин и слуга уже были готовы отправиться в путь.
Чемоданы были упакованы, лошади запряжены, билеты на вечерний поезд, через Дувр и Кале, были приобретены.
Осталось лишь дождаться времени отъезда из Лондона.
В преддверии отъезда состоялось чрезвычайное тайное заседание – его участники собрались в одной их комнат в доме Кошута в Сент Джонс Вуд.
В собрании участвовало восемь человек, у всех у них был титул, полученный по наследству или за благородные дела.
Все были известными людьми, большинство из них – выдающимися. Двое были из Венгрии, голубых кровей, еще один был бароном в этой стране, в то время как трое были генералами, каждый из которых командовал армейским корпусом.
Седьмой, самый низкий по рангу, был простым капитаном – это был сам Майнард.
А восьмой – кто был восьмым?
Этот человек был одет в костюм камердинера и держал в руках шляпу с кокардой, словно готовился покинуть обжитое место.
Было любопытно наблюдать, как другие сидели или стояли вокруг этого человека-лакея, включая баронов, графов и генералов, все как и он, со шляпами в руках, однако не потому, что они готовились к отъезду. Шляпы были сняты в знак уважения!
Они разговаривали с ним если и не в подобострастном тоне, но так, как разговаривают с лидером, а его ответы выслушивали с таким вниманием, что говорило о подлинном уважении к этому человеку!
Если и было когда-либо свидетельство величия человека, то оно заключалось в том, что соратники почитают его как в момент процветания, так и в час беды.
Именно так было с экс-диктатором Венгрии, ибо излишне говорить о том, что переодетым в камердинера был Кошут.
И даже в те черные и мрачные часы его изгнания, когда его дело казалось безнадежным, а холодный и равнодушный мир с презрением хмурил брови, его можно было застать не в кругу нуждавшихся в нем подхалимов, а среди людей самых благородных кровей из Венгрии, людей, которые из уважения держали в руках свои шляпы и почитали его именно в тот час, когда судьба их любимой страны, как и их собственная, не зависела от его воли и желания!
Автор данного повествования стал свидетелем этой сцены и считает это величайшим триумфом разума перед обстоятельствами, победой правды над шарлатанством, триумфом, который когда-либо он видел.
Господа, собравшиеся вокруг него, были посвящены в тайну Кошута. Они слышали о повстанческом восстании в Милане. Это как раз и было предметом их беседы, и большинство из них, так же как и Кошут, собиралось принять участие в этом выступлении.
Многие из них, как и Кошут, полагали, что это неблагоразумный шаг со стороны Маззини – они также были знакомы с телеграммой, где говорилось об этом. Некоторые из них называли это безумием!
Ночь была темная и благоприятная для отъезда. Они нуждались в темноте, поскольку им было известно о шпионах, следящих за ними.
Но Майнард все-таки принял меры предосторожности, чтобы обмануть бдительность этих ищеек деспотизма.
Он задумал хитрость, которая не могла не привести к успеху. Были приготовлены два набора портмоне – один пустой, который покинет дом Кошута в кэбе, увозящем также капитана и его слугу. Кэб должен будет остановиться у северного въезда в Берлингтон Аркаде и дожидаться их там, пока пассажиры не возвратятся с прогулки с посещением магазинов этого фешенебельного района.
На въезде Пикадилли будет находится другой кэб, в котором будет настоящий багаж путешественников, отвезенный предыдущей ночью на квартиру капитана – автора этой идеи.
Шпионы должны быть опытными детективами, чтобы не попасться в эту ловушку.
К такой фокусу они еще никогда не прибегали до того. Слава Богу, что это не случилось и на сей раз!
Как стало известно позже, Кошут и капитан Майнард вполне могли бы снова возблагодарить Бога за это.
Если бы они преуспели и сумели обмануть английских шпионов, это был бы триумф гибели. Менее чем через двадцать часов они оба оказались бы во французской тюрьме – Кошут для того, чтобы быть переданным в еще более опасную темницу в Австрии, а его мнимый владелец, возможно, – в ту самую камеру, откуда он был ранее спасен благодаря флагу своей страны.
Но они даже не начали реализовывать свой план, даже не успели сесть в кэб, ожидавший их у ворот дома Кошута. Прежде чем они сделали это, человек, вбежавший в дом, предотвратил их отъезд.
ГЛАВА LXXIV. ВОССТАНИЕ – ОБМАН!
Человеком, который изменил их планы, был граф Розенвельд. Эта история требует разъяснения.
Незадолго до этого граф, прогуливаясь вокруг дома Кошута, отошел на некоторое расстояние от дома – по заданию Кошута он должен был разведать обстановку.
Такое задание было ему поручено потому, что он как старожил неплохо разбирался в жизни Лондона.
Цель была в том, чтобы обнаружить, где и сколько расположено шпионов.
Темная ночь благоприятствовала ему; зная, что и сами шпионы любят темноту, он, прогуливаясь, приблизился к некоему укромному месту, где, по его предположению, могли находиться шпионы.
Он подошел уже совсем близко к нему, когда услышал голоса, ведущие беседу, которые предупредили его о том, что шпионы где-то рядом. Он сумел увидеть двоих из них.
Они приближались к месту, где он стоял.
Ворота сада, обрамленные парой массивных столбов, образовали нишу, темную, как ворота Плутона.
Сюда и отошел граф, стараясь занять как можно меньше места, насколько позволяло его тело.
Туман, осязаемый почти на ощупь, помог ему остаться незамеченным.
Эти двое подошли; и, к счастью для Розенвельда, остановились почти перед самим воротами.
Они продолжали беседу, разговаривая достаточно громко, так что граф мог слышать каждое слово.
Он не знал, кем они были, но их беседа вскоре открыла ему все тайны. Это были шпионы, которые занимали дом напротив дома Кошута, – те самые люди, в поисках которых он и отправился на разведку.
Ночная темнота не позволяла ему разглядеть их лица. Он мог лишь различить две фигуры, нечетко проступающие сквозь пелену тумана.
Но это не имело значения. Он никогда не видел этих шпионов раньше, и потому их лица ничего бы ему не сказали. Достаточно было того, что он слышал их.
И он услышал достаточно для того, чтобы посчитать свою цель достигнутой, – достаточно для того, чтобы вести себя тихо, пока они не ушли; а затем, потрясенный услышанным, поскорее вернуться в круг друзей, которых он некоторое время назад оставил.
Он ворвался в комнату со словами, которые вызвали удивление – почти испуг!
– Вы не должны никуда уезжать, мой Господин! – были первые слова, которые сорвались с его губ.
– Почему? – спросил Кошут в удивлении, которое разделяли все.
– Мой Бог! – ответил австриец. – Я услышал странную историю, после того как я покинул вас.
– Какую историю?
– Историю этого восстания в Милане. Найдется ли на земле хоть один человек, чтобы поверить в эту историю, настолько подлую и отвратительную?
– Объясните, что вы хотите этим сказать, граф!
Это была реакция всех присутствующих.
– Терпение, джентльмены! Вы и сами будете поражены, услышав, что я расскажу.
– Продолжайте!
– Я обнаружил там шпионов, как и ожидалось. Двое из них были на улице и разговаривали между собой. Я спрятался за воротами; негодяи вскоре подошли вплотную к ним. Они не видели меня, но я их видел и, самое главное, слышал. И, что вы думаете, я услышал? Будь я проклят! Не один из вас не поверит мне!
– Расскажите нам, посмотрим!
– Итак, восстание в Милане – обман, приманка, чтобы завлечь благородного Господина и других из нас в австрийские сети. У него, у восстания, нет никакой другой цели – так сказал один из шпионов другому, ссылаясь на того, кто сказал ему об этом.
– И кто это сказал ему?
– Тот, кто его нанял, лорд </emphasis>.
Кошут вскочил. Ему было известно, какую грязную компанию вели против него, и эта информация могла показаться странной для других, но только не для него самого.
– Да! – продолжал Розенвельд. – То, что я вам говорю, не вызывает никакого сомнения. Шпион, который рассказал об этом товарищу, сообщил факты и даты, которые он, должно быть, получил из некоторого конкретного источника, и, поскольку в первую часть этого я уже поверил, кое-что подтвердило мои выводы. Я знаю силу этих Богемских полков. Кроме того, имеются тирольские снайперы – настоящие телохранители тирана. Потому у нас нет никаких шансов, хотя Джузеппе Маззини и думает иначе. Это восстание безусловно западня, и мы не должны попасть в нее. Так вы не поедете, мой Господин?
Кошут посмотрел на своих друзей вокруг и остановил свой взгляд на Майнарде.
– Не спрашивайте меня, – сказал в ответ солдат-писатель. – Я все еще готов сопровождать вас.
– И вы вполне уверены, что все услышанное вами правда? – спросил экс-диктатор, еще раз обращаясь к Розенвельду.
– Несомненно, ваше Превосходительство. Я слышал это так, как будто говорили непосредственно со мной. Эти слова все еще звенят в моих ушах, которые горят от них!
– Что скажете, джентльмены? – спросил Кошут, тщательно изучая выражения лиц собравшихся. – Должны ли мы верить в такой позор?
Прежде чем кто-либо успел дать ответ, раздался звонок на воротах, прервавший их обсуждение.
Дверь открылась, пропустив человека, который зашел прямо в комнату, где собрались революционеры.
Все узнали Полковника Ихаза, друга и адъютанта Кошута.
Не говоря ни слова, он передал лист бумаги в руки экс-диктатора.
Все присутствующие могли видеть, что это шифрованное телеграфное сообщение.
Это был один из шифров, к которому у Кошута был ключ.
Печальным тоном и дрожащим голосом Кошут расшифровал его собравшимся, и его печаль передалась всем:
Восстание доказало, что это только бунт. За ним стояло предательство. Венгерские полки этим утром было разоружены. Большинство из этих бедняг были расстреляны. Сам Маззини и другие, вероятно, разделят их судьбу, если только не произойдет нечто невероятное, что может их спасти. Мы окружены со всех сторон, и спасения не видно. Свое спасение я вверяю в руки Бога Свободы.
Турр.
Потрясенный Кошут медленно опустился на стул. Казалось, что он сейчас свалится на пол!
– Я также призываю Бога Свободы! – вскричал он, немного придя в себя и снова вскакивая. – Разве он может позволить таким людям, как они, стать жертвами деспотизма? – Маззини и тем более – Турр-рыцарь – самые храбрые, лучшие, прекрасные из моих офицеров!
Никто, кто хоть раз видел генерала Турра, не стал бы подвергать сомнению те высокие слова, которыми Кошут отозвался о них. И его дела, совершенные после этого, только подтверждали этот хвалебный отзыв.
Таким образом, сведения, сообщенные Розенвельдом, были подтверждены этой ужасной телеграммой.
Граф сообщил их вовремя. Если бы он задержался, и Кошут с Капитаном Майнардом были уже на пути к Дувру, предупреждение пришло бы слишком поздно – слишком поздно, чтобы спасти их от попадания уже следующей ночью в гости к Луи Наполеону, в одну из его тюрем!
ГЛАВА LXXV. ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО ДЕЯТЕЛЯ
Завернутый в богато вышитый халат, в колпаке с кисточкой, небрежно надетом на голову, – ноги его были в полосатых шелковых чулках и марокканских шлепанцах – благородный патрон Свинтона сидел в своей библиотеке.
Он был один, разделив свое одиночество с сигарой – одного из лучших сортов, от vuelta-de-abajo.
Некоторая тень на его лице говорила о том, что он был чем-то огорчен.
Но это была лишь легкая тень, которая не говорила о серьезной неприятности. Это было не более чем сожаление о том, что Люису Кошуту удалось спастись и не угодить в сеть, которая была специально для него расставлена, согласно собственной идее Его Светлости.
Его Светлость, вместе с другими уполномоченными короной заговорщиками, ожидал многого от бунта в Милане. Используя изощренные и хитрые приемы, они организовали это восстание-обман, в надежде, что удастся схватить и бросить в тюрьмы великих лидеров национальных движений.
Но этот проект провалился благодаря излишней перестраховке с их стороны. Это был ребенок, у которого благодаря хорошему уходу слишком быстро выросли зубы, и прежде чем он достиг зрелости, его «родители» вынуждены признать его чужим и отказаться от него.
Поэтому венгерские полки были слишком быстро разоружены, и тем самым арест видных руководителей революций был поставлен под угрозу.
Были расстрелы и казни на виселицах – массовое убийство участников восстания. Но жертвами стали отнюдь не крупные фигуры среди революционеров, в то время как настоящие лидеры спаслись.
«Неуловимый» Маззини сумел удивительным, почти мистическим образом спастись, так же как и рыцарь Турр.
Благодаря неким электрическим сигналам, против которых бессильны даже короли, Кошут был спасен от тюрьмы.
Таковы были мысли огорченного патрона Свинтона, размышлявшего над тем, почему его дьявольский план провалился.
Его антипатия к венгерскому лидеру была двоякой. Он ненавидел его как политического соперника, того, чья доктрина была опасна для королей – «помазанников божьих.» Но он таил в себе и другую ненависть против Кошута, ненависть, которая имела личную природу. За оскорбительные слова о том, что Его Светлость нанимает шпионов для слежки за ним, Кошута призвали извиниться и отречься от этих слов. Это требование было передано в персональном послании, которое составил человек, слишком влиятельный, чтобы не оставить без внимания такое оскорбление. И это привело к извинению, весьма неохотному.
Немногие знали об описанном эпизоде из жизни экс-диктатора Венгрии, который, таким образом, оскорбил эту высокопоставленную особу. Но об этом знает и помнит автор романа, а также Его Светлость, который с горечью вспоминал об этом вплоть до своей смерти.
Этим утром ему было обиднее чем когда-либо, поскольку он потерпел неудачу в своем плане мести, и Кошут был все еще жив.
Были обычные статьи, выданные газетами, со стандартными обвинениями в адрес прославленного изгнанника.
Он был представлен как преступник, который не осмелился показаться на арене восстания, но поддержал его из своего безопасного убежища в Англии. Его называли «революционером-убийцей»!
На какое-то время этот ярлык прилепился к нему, но ненадолго. В очередной раз на его защиту встал Майнард со своим острым пером. Он знал правду, и он не стал молчать.
И он действительно сказал правду, в ответ на язвительное замечание анонимного клеветника, назвав последнего «убийцей за столом».
В итоге репутация Кошута не только не пострадала, но и в глазах настоящих джентльменов стала более чистой, чем когда-либо.