– Вперед, Бруно! – продолжали подбадривать собаку наглецы, бросая вызов молодому джентльмену. – Вперед, умная собака! Еще, еще немного!
Охотник, без пиджака, на мгновение застыл в нерешительности, не зная, как поступить. Собаку догнать было уже невозможно, также бессмысленно было попытаться достичь вплавь лодки, чтобы рассчитаться с наглецами, чьи слова продолжали безнаказанно оскорблять его.
Однако его растерянность продолжалась недолго, лишь несколько секунд. Оглядевшись в поисках выхода из затруднительного положения, он обратил внимание на свое ружье, все еще лежащее на выступе, там, где он его оставил.
С радостным криком он бросился к выступу, и вот уже оно снова в его руках. Ружье было заряжено крупной дробью, поскольку он как раз охотился на морских птиц, но так и не выстрелил тогда.
Он не стал тратить время на предупреждение. Наглое поведение двух молодчиков избавило его от церемоний, и, быстро прицелившись, он послал заряд в спину ньюфаундленда.
Собака отпустила пиджак, раздалось отвратительное рычание, и раненное животное поплыло к лодке.
Смех больше не отражался эхом от утеса. Он прекратился, как только раздался выстрел.
– Получите вашу собаку! – сказал он достаточно громко, чтоб его услышали. – И если вы приблизитесь на вашей лодке, я могу угостить пулей и вас!
Они предпочли не рисковать. Их шутка закончилась неудачно, и, с трудом втащив собаку на борт, они продолжили греблю.
К счастью для охотника, прилив все еще продолжался, так что его пиджак с долларами и документами вскоре вынесло на берег.
Ему пришлось изрядно потрудиться и как следует выжать свою промокшую одежду, чтобы в ней можно было появиться в гостинице. По счастью, ему никто не встретился по дороге от скалистого берега, ставшего единственным свидетелем его подвигов, до Океанхауза.
«На сегодня довольно приключений!» – пробормотал он, приближаясь к гостинице, заполненной сотнями отдыхающих.
Он не знал, что здесь его ожидал новый сюрприз. Вступив на длинную веранду, он заметил двух господ, появившихся на другом ее конце. Их сопровождала огромная собака, которая нуждалась в медицинской помощи.
Господа также узнали его. Эта встреча была отмечена хмурыми взглядами с обеих сторон, и мрачное настроение участников недавнего происшествия не было развеяно даже гонгом, созывающим постояльцев гостиницы на обед.
note 3 , не в силах более продолжать эту словесную дуэль, опустился на стул и, расположив локти на столе, снова принялся теребить свои волосы.
Взад и вперед по комнате ходила его оскорбленная жена, подобная рассвирепевшей тигрице, но в душе торжествующая.
Эти мужчина и женщина были замечательной парой. Оба они происходили из богатых аристократических семей; более того, он был красив как Аполлон, а она прекрасна, как Венера. По изысканности манер им не было равных. Только что описанная сцена скорее напоминала Люцифера, разгневанного на Джуно.
Беседа проходила на английском языке; судя по акценту, оба говоривших происходили из Англии. Это предположение подтверждалось целым рядом предметов, взятых ими в путешествие и теперь разбросанных по полу, – на них были этикетки и клеймо «Произведено в Англии». Тем не менее их апартаменты располагались на втором этаже второразрядной гостиницы в Нью-Йорке.
Объяснялось это достаточно просто. Приятная во всех отношениях пара только недавно прибыла сюда с парохода, пересекшего Атлантику. Меловая таможенная надпись «О.К.» на их багаже была еще совсем свежая.
Изучая эту пару путешественников – особенно после их странного диалога, характеризующего некоторые стороны английской жизни, можно прийти к следующим выводам.
Мужчина, очевидно, прирожденный «джентльмен», и, очевидно, он воспитывался не в лучшей школе. Он служил в Британской армии. В этом нет никакого сомнения, это так же очевидно, как и то, что он теперь уже там не служит. На нем все еще лежит отпечаток армии, хотя служба его уже закончилась. Хотя завершил службу он не по собственной инициативе, а после некоего намека от начальника, или после некоего «коллективного» письма его сослуживцев-офицеров с требованием уйти в отставку. Если он и был когда-то богатым, то все свои деньги спустил на службе в армии. Теперь он беден. Его внешность выдает в нем наклонности авантюриста.
Примерно к такому же выводу можно прийти и относительно женщины, его жены. Ее внешний вид и поступки, эффектное платье, некоторое безрассудство, которое выдает выражение ее лица, – все это не подлежит сомнению для того, кто хоть раз наблюдал за «Роттен Роу», этим всемирно известным аттракционом. В этой рьяной фанатке он без труда разглядит характерный тип «симпатичной наездницы» – своеобразной «загадки сезона».
Так случается довольно часто. Красивый мужчина и красивая женщина – оба одинаково черствые сердцем, поддаются взаимной страсти, которая продолжается достаточно долго, чтобы сделать их мужем и женой, однако обычно заканчивается с окончанием медового месяца. Так случилось и с описываемой парой.
Бурная сцена была у них далеко не первой. Это был всего лишь один из эпизодов, подобные стычки случались у них почти ежедневно.
После этой стычки на некоторое время установилось относительное спокойствие, но долго оно продолжаться не могло. Темное грозовое облако не может рассеяться без сильного разряда электричества.
И это случилось: женщина, за которой осталось последнее слово, словно не удовлетворенная своей маленькой «победой», возобновила беседу.
– И ты полагаешь, что мог жениться на своей леди – я знаю, кого ты имеешь в виду – на этой старой язве, леди К. – точно, вы были бы замечательной парой! Правда, она вполне могла лишиться своих передних зубов и проглотить их, целуя тебя. Ха! Ха! Ха!
– Леди К. – о чем ты говоришь? Я мог взять в жены половину из знатных особ, и некоторые из них были не менее красивы и молоды, чем ты!
– Ты трепач и хвастун! Это ложь, и ты знаешь это! Не менее красивы, чем я! Как быстро ты сменил мелодию! Ты ведь прекрасно знаешь, что все называли меня «красавицей Бромптона»! Слава Б-гу, я не нуждаюсь в том, чтобы ты признал мою красоту. Мужчины, у которых вкус в десять раз лучше, чем у тебя, составили свое мнение, и этого вполне достаточно!
note 4 , перед которым женщина остановилась, не без некоторого самовосхищения.
Зеркало отражало ее красивую фигуру, что нисколько не противоречило ее словам.
– Вполне возможно! – отозвался пресыщенный повеса, растягивая слова, что выдавало его полное безразличие или напускное притворство. – Я полагаю, некоторые из них могли иметь у тебя успех!
– В самом деле! Тогда так оно и будет!
– О! Я готов к этому. Ничто другое не доставило бы мне большего удовольствия! Слава Б-гу! Мы прибыли в страну, где в этих вопросах люди руководствуются здравым смыслом и где с легкостью можно получить развод, без лишнего шума и дешевле, чем какую-либо лицензию! Пока продолжается наше путешествие, я сделаю все что могу, чтобы помочь тебе в этом. Полагаю, мы вполне можем сказать в суде правду, что мы не сошлись характерами.
– Ваша супруга должна была быть ангелом, чтобы отрицать это!
– Что ж, можно не опасаться, что ты будешь отрицать это, тем более, что ангелов, спустившихся на землю, не существует.
– Ты просто хочешь меня оскорбить! О, милосердие! И я связала свою жизнь с этим ничтожеством, который при первом удобном случае готов бросить меня!
– Бросить тебя? Ха! Ха! Ха! Кем ты была, когда женился на тебе? Брошенной, никому не нужной вещью, если не хуже! Самый черный день в моей жизни был тот, когда я решил подобрать тебя!
– Негодяй!
Это грубое слово, брошенное возмущенной женщиной, несомненно говорило о приближающейся кульминации конфликта. Если ссорятся между собой два джентльмена, такой поворот почти всегда приводит к открытому столкновению. В случае же ссоры леди и джентльмена все иначе, хотя, безусловно, это ведет к крутому повороту событий. В данном случае подобный всплеск эмоций предвещал скорое окончание ссоры.
В ответ последовало резкое восклицание мужа, и тот, вскочив с места, стал нервно ходить взад и вперед по части комнаты. Жена еще раньше облюбовала себе для подобных прогулок другую часть комнаты.
Не говоря больше ни слова, они ходили по своим маршрутам, то и дело, когда их пути пересекались, бросали друг на друга сердитые взгляды, словно тигр и тигрица в клетке.
В течение десяти минут или более продолжалась эта прогулка без единого слова.
Мужчина, которому первому наскучила эта безмолвная прогулка, и к тому же ему очень захотелось вернуться на свое место, вытащил свою сигару, зажег ее и закурил.
Женщина, которая, как было сказано, никогда не оставалась равнодушной к любым изменениям, закурила свою сигару, тонкую «королевскую», и, опустившись в кресло-качалку, вскоре покрылась облаком сигаретного дыма, так что она теперь напоминала Джуну, также почти невидимую в своей нимбе.
Конфликтующие перестали обмениваться взглядами – это стало теперь невозможным, – и в течение еще десяти минут или более продолжалось молчание. Жена молча концентрировала свой гнев, в то время как муж, казалось, был занят некоей серьезной проблемой, поглотившей все его сознание. Резкое восклицание, сорвавшееся с его губ, казалось, объясняло его решение; в то время как некоторые положительные эмоции на его лице, едва заметные сквозь сигаретный дым, говорили о том, что он пришел к вполне удовлетворительному для себя заключению.
Держа сигару в зубах и выпуская облако дыма, он наклонился к жене и произнес ее имя давно забытым, кратким, ласковым словом:
– Фан!
Форма и акцент, с которым это было произнесено, казалось, говорили о том, что буря в его душе уже улеглась. Возможно, никотин успокоил раздражение, бушевавшее в его душе.
Жена, несколько удивленная этим эффектом, вынула «королевскую» сигару из губ и голосом, в котором ощущались нотки прощения, ответила:
– Дик!
– Я хотел бы поделиться своей новой идеей, – сказал он, возобновляя беседу в совершенно другой форме. – Это великолепная идея!
– Я в этом весьма сомневаюсь. Что ж, мне будет лучше судить о ней, если ты расскажешь. Я чувствую, что ты намерен ее осуществить.
– Да, я намерен, – ответил он без малейшего намека на сарказм.
– Что ж, тогда давай послушаем.
– Итак, Фан, сейчас нам совершенно ясно то, что женившись, мы допустили большую ошибку.
– Ну, это ясно как дважды два – по крайней мере, мне это ясно.
– Тогда я ничем тебя не оскорблю, если возьму за основу подобную постановку вопроса. Мы женились друг на друге по любви – тем самым мы совершили глупость, которую только могли позволить себе.
– Я думаю, что мне об этом известно лучше чем тебе. Что же нового ты хочешь сказать?
– Это было больше чем глупость, – повторил ее никчемный муж. – Это был акт полнейшего безумия.
– Вполне возможно, особенно с моей стороны.
– Со стороны нас обоих. Ты не будешь возражать, что я ныне очень раскаиваюсь в том, что ты моя жена. Хотя бы потому, что я нарушил твои перспективы – хотя бы то, что ты могла бы выйти замуж за более богатого джентльмена.
– Ага, так ты признаешь это?
– Да, я признаю. Но и ты ведь должна признать, что я мог бы жениться на более богатой леди.
– На леди Старой Язве, например.
– Неважно. Леди Старая Язва могла бы предотвратить эту язву нашей совместной жизни, которая с каждым днем становится все глубже. Как тебе известно, я промотал почти все свое состояние, но у меня еще остались навыки игры в карты. Я отправлялся сюда с неким приятным ощущением, что здесь меня встретят голуби, а ястребы остались по ту сторону Атлантики. Да, это было так согласно моим мечтам, но что получилось на самом деле? Обнаружить, что самая унылая квартира в Нью-Йорке была бы лучшей среди салонов Лондона? Я уже спустил добрую сотню фунтов, без всякого шанса вернуть их обратно.
– Ну, и что из этого следует? Что за великолепная идея посетила тебя?
– Итак, ты готова выслушать ее?
– Какая любезность с твоей стороны – спросить моего разрешения! Разреши мне выслушать тебя! А вот соглашусь ли я – это уже другой вопрос.
– Хорошо, Фан, ты своими собственными словами подтвердила, что не будешь упрекать меня в возникновении этой идеи.
– Возможно, если это не была твоя идея, ты бы так не боялся этого. Однако, какие мои слова ты имел в виду?
– Ты сказала, что тебе было очень жаль, что я не женился на моей леди.
– Да, я сказала. Ну и что с этого?
– Больше того, что ты могла подумать. Значение этих слов для меня очень важно.
– Я подразумевала только то, что сказала.
– Ты сказала это в запале злости, Фан.
– Я это сказала вполне серьезно.
– Ха-ха! Я-то знаю, что это было бы слишком хорошо для тебя!
– Слишком хорошо? Ты себе льстишь, я думаю. Возможно, когда-нибудь ты поймешь свою ошибку.
– Ничего подобного. Ты любишь меня настолько, Фан, насколько я об этом знаю. Я сказал все это только для того, чтобы сделать свое предложение.
– Да ну тебя! Я все равно не стану любить тебя больше. Ну, Дик, ты хотел сказать мне что-то? Давай уже!
– Я хочу попросить у тебя разрешения…
– Разрешения на что?
– Жениться повторно!
Жена его последних двенадцати месяцев застыла в недоумении, как пораженная выстрелом. В ее взгляде читались гнев и удивление только что услышанным.
– Ты говоришь об этом серьезно, Дик?
Она спросила это автоматически. Она и так видела, что он был вполне серьезен.
– Подожди, я сейчас поясню свою мысль, – ответил он и приступил к разъяснению.
Она терпеливо ждала объяснений.
– Собственно, я хотел предложить вот что. Ты предоставляешь мне свободу жениться повторно. Кроме того, ты помогаешь мне практически осуществить это – для нашей общей выгоды. Мы сейчас находимся в стране, которая как раз подходит для подобного действия; и я – без ложной лести – именно такой человек, который может использовать эту ситуацию с пользой. Эти янки – богатые люди. И среди них имеется много наследниц богатого состояния. Было бы странным, если б я не смог выбрать одну из них себе в жены! Ну, и они могут быть достаточно изящны и красивы, чем ты, Фан, – чтобы я сумел соблазниться их прелестями!
Этот «комплимент» ее тщеславию тем не менее не встретил возражений. Она продолжала слушать молча, позволяя мужу продолжить свое разъяснение.
– Было бы глупо нам закрывать глаза на нынешнее положение вещей. Оба мы правы. Мы сами себя одурачили. Твоя красота помешала мне полностью раскрыть свои возможности в жизни, да и моя – довольно симпатичная внешность, я уже говорил об этом – сделали то же самое в твоей жизни. Это были взаимная любовь и взаимное крушение надежд – одним словом, предательство с обоих сторон.
– Истинная правда! Продолжай!
note 5 , а ты… хорошо, это сейчас неважно в разговоре о делах нашей семьи. Мы приехали сюда в надежде улучшить наше состояние. Но земля молока и меда на самом деле оказалась полной злобы и горечи. Мы имеем на сегодня одну сотню потраченных фунтов. Когда ушли эти деньги, Фан?
Фан нечего было ответить на это.
– Мы можем ожидать здесь разве что некоторое понимание нашего аристократического происхождения, – продолжал муж-авантюрист. – Мы здесь потратили наличные деньги, но что мы можем иметь взамен – я или ты? Я не умею ничего, разве что управлять лошадьми, развозящими пассажиров, а ты – разве что смогла бы настроить свое музыкальное ухо для слушания звуков швейной машинки или шипящего пресса. О Небеса! Нам неоткуда ждать помощи!
Бывшая красавица Бромптона, потрясенная открывшейся перспективой, встала с кресла-качалки и снова начала ходить туда-сюда по комнате.
Внезапно она остановилась, и, повернувшись к мужу, спросила:
– Скажи мне, Дик, ты в душе не собираешься меня оставить?
Вопрос был задан серьезным, нетерпеливым тоном.
Также серьезен был и ответ:
– Конечно, я не собираюсь, о чем речь? Как ты можешь сомневаться во мне, Фан? Мы оба одинаково заинтересованы в этой сделке. Ты мне можешь абсолютно довериться!
– Что ж, тогда я соглашусь на эту авантюру. Но страх, что ты предашь меня, будет по-прежнему со мной.
Дик ответил на угрозу легкой улыбкой; и тут же страстным поцелуем в губы успокоил ту, которая сомневалась в нем.
note 6 .
– Майнард! Если это тот самый капитан Майнард, о котором пишут во всех газетах, он не может быть без роду-племени! По крайней мере, джентльмены так не говорят. Да, он участвовал в героической осаде С., кроме того, он отличился в битве на мосту в другом месте с труднопроизносимым названием!
– Истории героических штурмов и мостов! Это никак ему не поможет теперь, когда он вышел в отставку из своего расформированного полка. Конечно, ни на какую пенсию или другие выплаты он не может рассчитывать, и теперь его беда – пустые карманы. Я это слышала от слуги, который был при нем.
– Он достоин сожаления после всего этого!
– Жалей его сколько твоей душе угодно, моя дорогая, но не позволяй развиваться своим чувствам. Герои хороши в жизни, когда у них есть доллары, чтобы им было на что существовать. Но без денег они ничто, и богатые девушки не выходят за них замуж.
– Ха! Ха! Ха! Кто это думает о замужестве с ним? – спросили одновременно дочь и племянница.
– Никаких флиртов с ним, – серьезно ответила миссис Гирдвуд. – Я не позволю вам этого – во всяком случае, не с ним.
– Но почему не с ним? А с кем-то другим можно, дорогая наша мама?
– На это есть множество причин. Мы совершенно не знаем, кто он. Кажется, он практически ни с кем здесь не знаком, и никто его не знает. Он неизвестен в этом городе, и, наверное, он ирландец.
– О, тетя! Я не вижу в этом ничего плохого. Мой отец также был ирландцем!
– Неважно, откуда он происходит, но это – храбрый и галантный человек, – присоединилась Джулия.
– А также красивый! – добавила Корнелия, бросив лукавый взгляд на кузину.
– Я полагаю, – продолжила Джулия, – что человек, который поднялся на утес – не говоря уже о том, что он пересек мост – и который потом, с риском для жизни, вытянул наверх из пропасти двух молодых леди не самого легкого веса – может обойтись без того, чтобы быть представленным обществу. Даже его сливкам (как они себя называют) – Дж., Л. и Б.
– Пфф! – презрительно воскликнула мать. – Любой джентльмен на его месте сделал бы то же самое, и сделал бы это для любой леди. Вы сами знаете, что он не сделал никакого различия между вами и Кецией, которая весит почти столько же, как и вы!
Услышав это замечание, обе молодые леди едва не упали от смеха. Они хорошо запомнили, как все было: после того, как они были спасены, они обратили внимание на странное, нелепое выражение лица негритянки, которую вытаскивали наверх по гребню утеса. Конечно, если бы она не была спасена последней, их воспоминания не были бы такими яркими.
– Ну хорошо, девочки, я рада видеть, что вам это доставляет удовольствие. Смейтесь, сколько хотите, но я говорю вполне серьёзно. Не только ни о каком бракосочетании не может быть и речи, даже и четвертой его части – никакого флирта! Я не хочу слышать никаких разговоров об этом! Что касается тебя, Корнелия, я не собираюсь как-то тебя контролировать. Ты можешь поступать, как считаешь нужным.
– А как же я? Я не могу? – сразу же отреагировала впечатлительная Джулия.
– Да, ты тоже можешь, моя дорогая. Ты можешь выйти замуж за Майнарда или за кого-нибудь еще, того, кто возбуждает твое воображение. Но если ты сделаешь это без моего согласия, тебе достанутся в будущем лишь деньги на мелкие расходы. И помни, что твой отец оставил мне миллион, чтобы я обеспечила твою жизнь.
– Это действительно так!
– Да! Но если ты будешь поступать мне назло, я проживу еще тридцать долгих лет, а может, и пятьдесят, – сколько смогу!
– Хорошо, мама. Я не стану отрицать, что ты все это говоришь искренне. Если я не буду слушаться тебя, надо признать, меня ждет замечательное будущее.
– Так ты будешь меня слушаться, Джулия? – сказала миссис Гирдвуд, уговаривая свое дитя. – Или не будешь? Ты знаешь лучше меня: если твоя дорогая мать чему-то тебя учит, это не даром потраченное время и неприятные речи. Но если говорить о времени, – продолжила «дорогая мать», достав часы, висящие на поясе, и взглянув на них, – то через два часа начнется бал. Идите в комнату и переоденьтесь.
Корнелия, подчиняясь приказу, вышла в коридор и, проскользнув по нему, вошла в квартиру, где она жила с кузиной.
Джулия, напротив, вышла на наружный балкон.
– Черт бы побрал эти балы! – сказала она, зевая. – В тысячу раз лучше было бы мне пойти спать вместо этого удовольствия!
– Но почему, глупое дитя? – спросила мать, ее сопровождавшая.
– Мама, ты знаешь, почему! Это будет так же, как в последний раз – я одна среди этих наглых людей! Я их ненавижу! Как бы я хотела их чем-нибудь оскорбить!
– Ближе к ночи ты сумеешь это сделать, дорогая.
– Но как, мама?
– Надев мой головной убор с алмазами. Это последний подарок, который мне подарил твой дорогой отец. Это стоило ему двадцать тысяч долларов! Если бы мы могли показать им чек на покупку алмазов, где указана эта цена, как бы заблестели их глаза от зависти! Впрочем, неважно; я думаю, они догадаются об этом и без чека. Все это, моя девочка, вполне достаточно, чтобы оскорбить их!
– Нет, этого недостаточно.
– Недостаточно! Алмазы, которые стоят двадцать тысяч долларов! Другой такой диадемы нет в Штатах! Да что говорить – нет ничего подобного во всем мире! Поскольку алмазы сейчас вошли в моду, это будет для тебя бесконечным триумфом; ты в любом случае будешь вполне удовлетворена этим. Возможно, когда мы вернемся сюда снова, мы сможем продемонстрировать алмазы в еще более привлекательном виде.
– Каким образом?
– Мы сделаем корону! – склонившись к уху дочери, прошептала мать.
Джулия Гирдвуд начинала беседу словами, которые полностью соответствовали ее собственным мыслям. Выросшая в атмосфере неограниченного богатства, она баловалась любой роскошной вещью, которую запросто можно было обменять на золото. Но было и такое, чего нельзя купить даже за золото – вход в некий мистический круг, называемый «обществом», или иначе – войти на равных в компанию сливок общества.
Даже в непринужденной, легкой атмосфере пляжа она чувствовала, что она – чужая. Она находила, также как ее мать, что Ньюпорт – слишком фешенебельный район для нью-йоркских торговцев, однако он достаточно хорош в плане продажи ими различных товаров. То, что сказала ее мать только что, было подобно воплощению некоей мечты, поражавшей ее воображение, и слово «корона» произвела на нее больший эффект в плане отказа от капитана Майнарда, чем самая продолжительная лекция матери.
И мать хорошо это понимала. Она не пыталась своими запретами пробудить в ее дорогой Джулии огонь романтического неповиновения. Но в этот момент матери пришло в голову, что победу надо закрепить, и она продолжала по пути домой ковать железо, пока горячо.
– Да, корона, моя дорогая, а почему бы и нет? Есть много лордов в Англии и подобных им во Франции, большинство из которых с радостью ухватилось бы за эту идею. Миллион долларов и твоя красота – ты не должна краснеть при этом, дочь – две вещи, редко соединенные друг с другом, не каждый день появляются на улицах Лондона или Парижа. Это подарок любому принцу! А теперь, Джулия, еще пару слов. Я искренне хочу сказать тебе правду. С этой целью, и только с ней, я хочу показать тебя Европе. Ты должна дать мне обещание сохранить свое сердце свободным и отдать руку человеку, которого я выберу для тебя. И тогда я подарю вам на свадьбу половину состояния, оставленного мне твоим отцом!