Страница:
выпало бы тогда на мою долю.
Развe со мной не случались уже тысячи разъ чудеса? Вещи, -- о которыхъ
человeчество вообще не имeетъ понятiя, не знаетъ, что онe существуютъ. 176
Развe не чудо, что въ теченiе нeсколькихъ недeль во мнe пробудились
художественныя способности, которыя уже теперь рeзко выдeляютъ меня изъ ряда
другихъ?
А вeдь я еще только въ началe пути!
Развe не имeю и я права на счастье?
И развe мистицизмъ требуетъ непремeнно отсутствiя всякихъ желанiй?
Я подавилъ въ себe утвердительный отвeтъ на этотъ вопросъ, -- помечтать
хотя бы одинъ только часъ, -- всего лишь минуту -- мгновенiе, короткое, какъ
жизнь человeка!
Я грезилъ съ открытыми глазами:
Драгоцeнные камни на столe все росли и росли и окружали меня со всeхъ
сторонъ пестрыми водопадами. Вокругъ меня вздымались деревья изъ опала и
отражали свeтовые потоки небесъ, -- небеса отливали лазурью, какъ крылья
огромной тропической бабочки, и ослeпительными искрами брызгали на
безпредeльные луга, напоенные ароматомъ знойнаго лeта.
Меня мучила жажда, -- я освeжилъ свое тeло въ ледяныхъ струяхъ
родниковъ, журчавшихъ по скаламъ изъ сiяющаго перламутра.
Дуновенiе горячаго вeтра пробeжало по склонамъ, сплошь поросшимъ
цвeтами и пестрой травой, и опьянило меня ароматомъ жасмина, гiацинтовъ,
нарцисса и лавра. -- -- --
Немыслимо! Нестерпимо! Я отогналъ видeнiе. -- Меня мучила жажда.
Таковы мученiя рая.
Я распахнулъ окно и подставилъ разгоряченную голову холодному вeтру.
Въ воздухe уже пахло близкой весной. -- -- -- 177
Мирiамъ!
Я невольно вспомнилъ о Мирiамъ. Какъ она еле стояла на ногахъ отъ
волненiя, когда пришла разсказать мнe, что случилось чудо, настоящее чудо:
она нашла золотую монету въ хлeбe, который положилъ ей булочникъ черезъ
рeшетку въ кухонномъ окнe. -- -- --
Я схватился за кошелекъ. -- Только бы не опоздать и успeть сегодня еще
разъ, такимъ же волшебнымъ путемъ передать ей дукатъ!
Она приходила ко мнe каждый день, -- чтобъ мнe не было скучно, какъ она
говорила, -- но почти совершенно не разговаривала, настолько была
преисполнена этимъ "чудомъ". До глубины души потрясло ее это переживанiе и,
когда я сейчасъ себe представляю, какъ иногда безъ всякой особой причины --
только подъ влiянiемъ своихъ воспоминанiй -- она становилась вдругъ
мертвенно-блeдной, -- у меня кружится голова при одной лишь мысли, что я въ
слeпотe своей могъ сотворить нeчто, заходящее далеко за предeлы возможнаго.
Когда же я вспоминаю послeднiя, туманныя слова Гиллеля и сопоставляю
ихъ съ этой мыслью, у меня по тeлу пробeгаетъ холодная дрожь.
Чистота помысловъ не извиняетъ меня, -- цeль не оправдываетъ средства,
-- я понималъ это ясно.
А что если помыселъ: "желанiе оказать помощь" только кажется мнe
чистымъ? Быть можетъ, за нимъ скрывается какая-нибудь тайная ложь?
Безсознательное, тщеславное стремленiе выступить въ роли спасителя?
Я началъ сомнeваться въ себe самомъ. 178
Я слишкомъ поверхностно сужу о Мирiамъ, -- стало для меня теперь ясно.
Будучи дочерью Гиллеля, она не можетъ походить на всeхъ другихъ дeвушекъ.
Какое же право имeлъ я такъ нелeпо вторгаться въ ея духовную жизнь, которая,
можетъ быть, какъ небо отъ земли, далека отъ меня?
Меня должны были бы предостеречь хотя бы черты ея лица, которыя во сто
кратъ больше подходятъ къ эпохe шестой египетской династiи и слишкомъ
одухотворены даже для той эпохи, не только для нашей, съ присущимъ ей типомъ
разсудочнаго человeка.
"Только глупецъ не довeряетъ внeшнему облику", читалъ я когда-то въ
одной книгe. Какъ это вeрно! Какъ правильно!
Мы съ Мирiамъ были теперь большими друзьями. Неужели же я долженъ ей
признаться, что это я каждый день кладу въ хлeбъ дукаты?
Ударъ былъ бы слишкомъ для нея неожиданнымъ. Онъ ошеломилъ бы ее.
Я не имeю ни малeйшаго права, я долженъ быть осторожнымъ.
Но, можетъ быть, ослабить какимъ-нибудь образомъ "чудо"? Перестать
класть золото въ хлeбъ, а положить монету просто на лeстницу, чтобы, открывъ
дверь, она тотчасъ же увидала ее? Или еще что-нибудь въ этомъ родe? Я
утeшалъ себя: я ужъ придумаю что-нибудь новое, не столь наглядное,
какой-нибудь путь, который изъ мiра чудеснаго приведетъ ее къ
повседневности.
Да! это самое правильное.
Или, быть можетъ, сразу разрубить узелъ? Посвятить ея отца въ мою
тайну, попросить у него 179 совeта? Краска стыда залила мнe лицо. Я успeю
еще это сдeлать, -- раньше нужно испробовать все остальное.
Но только сейчасъ же приступить къ дeлу, не терять ни минуты!
Мнe пришла въ голову хорошая мысль: нужно уговорить Мирiамъ сдeлать
что-нибудь особенное, вырвать ее на нeсколько часовъ изъ привычной
обстановки, чтобы у нея появились новыя впечатлeнiя.
Мы возьмемъ экипажъ и поeдемъ съ ней покататься. Развe насъ кто-нибудь
знаетъ, -- вeдь мы поeдемъ не еврейскимъ кварталомъ?!
Ей будетъ, можетъ быть, интересно осмотрeть разрушенный мостъ.
Если же ей непрiятно поeхать со мной, -- пусть съ ней поeдетъ старый
Цвакъ или кто-нибудь изъ ея подругъ.
Я твердо рeшилъ побороть всe ея колебанiя. --
-- -- -- -- -- --
На порогe своей двери я едва не сбилъ съ ногъ человeка.
Вассертрумъ!
Онъ смотрeлъ, должно быть, въ замочную скважину: онъ стоялъ согнувшись,
когда я столкнулся съ нимъ.
"Вы ко мнe?" сухо спросилъ я.
Онъ пробормоталъ въ оправданiе нeсколько словъ на своемъ невыносимомъ
жаргонe и утвердительно кивнулъ головой.
Я попросилъ его войти въ комнату и сeсть, но онъ продолжалъ стоять на
порогe и судорожно мялъ поля своей шляпы. Въ выраженiи его лица, въ каждомъ
его движенiи сквозила глубокая вражда, которую онъ тщетно пытался скрыть.
180
Еще ни разу я не видeлъ такъ близко этого человeка. Отталкивающее
впечатлeнiе производила не столько его безобразная внeшность (во мнe лично
она вызывала лишь жалость: предо мной было существо, которому при самомъ
рожденiи природа, въ порывe негодованiя и отвращенiя, наступила ногой на
лицо), -- этому было виной скорeй нeчто другое, нeчто неуловимое, исходившее
отъ него.
"Кровь" -- какъ мeтко опредeлилъ Харузекъ.
Я невольно вытеръ руку, которую въ первую минуту подалъ ему.
Какъ ни быстро я это сдeлалъ, онъ все же, навeрное, замeтилъ, потому
что напряженiемъ подавилъ вспыхнувшую вдругъ на его лицe ненависть.
"У васъ тутъ уютно", началъ онъ, наконецъ, запинаясь: онъ понялъ, что у
меня нeтъ ни малeйшаго желанiя начинать разговоръ.
Но какъ бы противорeча своему замeчанiю, онъ закрылъ при этомъ глаза,
-- можетъ быть, просто затeмъ, чтобы не встрeтиться со мной взглядомъ. Или,
быть можетъ, ему показалось, что это придастъ его лицу болeе невинное
выраженiе?
По его произношенiю можно было судить, насколько ему трудно говорить
по-нeмецки.
Я не чувствовалъ себя обязаннымъ ему отвeчать и сталъ ждать, что онъ
еще скажетъ.
Въ смущенiи, онъ взялся рукой за напильникъ, который еще съ прихода
Харузека, Богъ знаетъ почему, лежалъ у меня на столe, -- но тотчасъ же
непроизвольно отдернулъ руку, точно его укусила змeя. Я мысленно удивился
его подсознательной психической чуткости. 181
"Впрочемъ, конечно, для дeла нужно, чтобъ было уютно", заставилъ онъ
себя продолжать, "особенно -- разъ у васъ тутъ бываютъ такiе важные
господа". Онъ хотeлъ было раскрыть глаза, чтобъ посмотрeть, какое
впечатлeнiе произведутъ на меня его слова, -- но потомъ рeшилъ, очевидно,
что время еще не наступило и снова закрылъ ихъ.
Мнe захотeлось прижать его къ стeнe: "Вы имeете въ виду даму, которая
недавно прieзжала ко мнe. Скажите же прямо, на что вы намекаете!"
Онъ помедлилъ немного, -- потомъ съ силой схватилъ меня за руку и
потащилъ къ окну.
Его странный, совершенно непонятный поступокъ напомнилъ мнe, какъ
недавно онъ такъ же потащилъ въ свою берлогу глухонeмого Яромира.
Своими корявыми пальцами онъ протянулъ мнe какой-то блестящiй предметъ.
"Скажите, господинъ Пернатъ -- можно еще что-нибудь съ ними сдeлать?"
Я увидeлъ золотые часы съ настолько погнутыми крышками, что буквально
казалось, будто ихъ умышленно старались изуродовать.
Я взялъ лупу: шарниры были наполовину оторваны, а внутри -- -- тамъ,
кажется, что-то выгравировано? Надпись еле-еле можно было прочесть, -- да и
къ тому же ее только что, повидимому, старались стереть. Я съ трудомъ
разобралъ:
К--рлъ Цот--манъ.
Цотманъ? Цотманъ? -- Гдe я читалъ эту фамилiю? Цотманъ? Я никакъ не
могъ вспомнить. Цотманъ? 182
Вассертрумъ едва не вырвалъ у меня лупу изъ рукъ:
"Внутри все въ порядкe, я ужъ смотрeлъ. Но вотъ крышки"...
"Ихъ надо попросту выпрямить, -- можетъ быть, еще кое-гдe запаять. Это
вамъ, господинъ Вассертрумъ, сдeлаетъ съ такимъ же успeхомъ любой золотыхъ
дeлъ мастеръ".
"Мнe нужно, чтобы это было исполнено аккуратно. Что называется,
артистически", поспeшно перебилъ онъ меня, -- съ какимъ-то испугомъ.
"Ну, хорошо, -- если ужъ вы придаете этому такое значенiе -- --"
"Значенiе!" Онъ задыхался отъ волненiя. "Я вeдь самъ хочу носить эти
часы. И когда я ихъ буду показывать, мнe будетъ прiятно сказать: вотъ,
посмотрите, это работа господина Перната!"
Онъ возбуждалъ во мнe отвращенiе: онъ швырялъ мнe прямо въ лицо свою
гнусную лесть.
"Приходите черезъ часъ, -- будетъ готово".
Вассертрумъ извивался: "Не нужно спeшить. Я не хочу. Черезъ три дня.
Черезъ четыре. Пусть хоть черезъ недeлю. Я всю жизнь буду себя упрекать, что
я васъ торопилъ".
Что съ нимъ? Почему онъ такъ взволнованъ? -- Я зашелъ въ сосeднюю
комнату и заперъ часы въ шкатулку. Въ ней сверху лежалъ портретъ Ангелины. Я
быстро захлопнулъ крышку, -- на случай, если Вассертрумъ за мною
подглядывалъ.
Когда я вернулся, мнe сразу бросилось въ глава, что онъ измeнился въ
лицe.
Я пристально посмотрeлъ на него, но сейчасъ же отказался отъ своего
подозрeнiя: нeтъ, быть не можетъ? Онъ не могъ увидать портрета. 183
"Хорошо. Тогда, значитъ, на будущей недeлe", сказалъ я, стараясь
поскорeе отъ него отдeлаться.
Но онъ, повидимому, не торопился: пододвинулъ кресло и сeлъ.
Сейчасъ, наоборотъ, онъ широко раскрылъ свои рыбьи глаза и упорно не
сводилъ ихъ съ верхней пуговицы моего жилета.
Молчанiе.
"Эта притворщица васъ, навeрное, просила и виду не подавать, что вы
что-нибудь знаете. А?" обрушился онъ на меня неожиданно и ударилъ кулакомъ
по столу.
Было что-то страшное въ неожиданной рeзкости, съ какой онъ измeнялъ
свой тонъ, -- переходя съ быстротой молнiи отъ лести къ грубымъ
ругательствамъ. Я понялъ теперь, почему многiе, особенно женщины, такъ легко
поддаются ему, хотя бы у него было противъ нихъ лишь самое ничтожное орудiе.
Я хотeлъ было вскочить, схватить его за горло и вытолкать въ дверь. Но
потомъ одумался и рeшилъ, что гораздо умнeе сперва выпытать у него все, какъ
слeдуетъ.
"Я, право, не понимаю, о чемъ вы говорите, господинъ Вассертрумъ"; я
старался скорчить какъ можно болeе наивную физiономiю. "Притворщица? Что это
значитъ?"
"Что, мнe учить васъ прикажете?" отвeтилъ онъ по-прежнему грубо.
"Подождите, вамъ придется еще присягать на судe. Понимаете?" -- Онъ началъ
кричать: "Передо мной вы не посмeете отрицать, что она прибeжала къ вамъ
оттуда" -- онъ указалъ рукой на ателье -- "въ одномъ платкe. Больше на ней
ничего не было!" 184
Отъ возмущенiя я пересталъ собою владeть: схватилъ негодяя за грудь и
съ силой тряхнулъ его.
"Посмeйте только сказать еще одно слово, -- я вамъ переломаю всe ребра!
Поняли?"
Блeдный, какъ полотно, онъ повалился на кресло и только пробормоталъ:
"Въ чемъ дeло? Въ чемъ дeло? Что вы хотите? Вeдь я сказалъ только..."
Стараясь успокоиться, я прошелся немного по комнатe и не слышалъ всего,
что онъ бормоталъ къ свое оправданiе.
Потомъ сeлъ прямо противъ него, съ твердымъ намeренiемъ разъ навсегда
выяснить все, что касается Ангелины и если не мирнымъ путемъ, то хотя бы
силой заставить его раскрыть, наконецъ, карты. Быть можетъ, мнe удастся при
этомъ обнаружить его слабыя стороны.
Не обращая вниманiя на его возраженiя, я сразу же заявилъ, что никакiя
вымогательства -- я рeзко подчеркнулъ это слово -- не приведутъ къ цeли: онъ
не можетъ привести никакихъ доказательствъ своему обвиненiю, а я всегда
сумeю уклониться отъ дачи какихъ-либо показанiй, -- если вообще на минуту
хоть допустить, что отъ меня ихъ могутъ потребовать. Ангелина мнe слишкомъ
близка, чтобы я не спасъ ее въ трудную минуту, -- чего бы мнe это ни стоило,
-- хотя бы даже цeной лжесвидeтельства.
Его лицо все подергивалось судорогами, заячья губа возбужденно
поднималась до самаго носа, -- онъ скрежеталъ зубами и все время старался
меня перебить: "Развe мнe что-нибудь отъ нея надо? Послушайте же!" -- Онъ
весь дрожалъ отъ волненiя, что я не давалъ ему говорить. -- "Мнe 185 нуженъ
только Савiоли, -- этотъ песъ растреклятый, -- этотъ -- --" вырвалось у него
неожиданно.
Онъ задыхался. А я вдругъ замолчалъ. Наконецъ-то, я его поймалъ. Но онъ
овладeлъ ужъ собой и опять уставился на мой жилетъ.
"Послушайте, Пернатъ", онъ старался поддeлаться подъ холодный
разсудительный тонъ солиднаго коммерсанта, -- "вы все говорите объ этой
кана... объ этой дамe. Она замужемъ? -- превосходно! Она спуталась съ этимъ
-- -- съ этимъ паршивымъ мальчишкой? -- опять хорошо. Но при чемъ же тутъ
я?!" Онъ махалъ руками передъ моимъ лицомъ, -- сложивъ при этомъ такъ
пальцы, будто держалъ въ нихъ щепотку соли. "Пусть она сама съ нимъ
разсчитывается. -- Послушайте -- мы оба съ вами не маленькiе. И прекрасно
все понимаемъ. Мнe надо только вернуть свои деньги. Вамъ ясно теперь?"
Я удивленно прислушался:
"Какiя деньги? Развe докторъ Савiоли вамъ что-нибудь долженъ?"
Вассертрумъ уклонился отъ прямого отвeта:
"У меня съ нимъ свои счеты. Не все ли равно?"
"Вы его хотите убить!" закричалъ я.
Онъ вскочилъ съ мeста. Зашатался.
"Да, да. Убить! Бросьте эту комедiю!" Я указалъ ему на дверь. "И
убирайтесь отсюда!" Онъ медленно взялъ шляпу, надeлъ ее и повернулся къ
двери. Потомъ вдругъ снова остановился и сказалъ съ такимъ спокойствiемъ,
что я положительно изумился:
"Какъ хотите. Я думалъ васъ пощадить. Не хотите, не надо. Миндальничать
я не люблю. 186 Вамъ слeдовало бы быть поумнeе: вeдь и вамъ сталъ Савiоли
поперекъ дороги. А -- теперь -- я -- всeмъ -- вамъ -- троимъ --" онъ сдeлалъ
характерный жестъ вокругъ шеи -- "надeну веревочку".
На его лицe отразилась такая дьявольская жестокость, онъ былъ настолько
увeренъ въ своемъ превосходствe, что у меня невольно застыла кровь въ
жилахъ. У него въ рукахъ, должно быть, оружiе, о которомъ ни я, ни Харузекъ
и не догадываемся. Я почувствовалъ, какъ почва ускользаетъ у меня изъ-подъ
ногъ.
"Напильникъ! Напильникъ!" прошепталъ мнe внутреннiй голосъ. Я
соразмeрилъ мысленно разстоянiе: до стола одинъ шагъ -- до Вассертрума два
шага -- -- я готовъ былъ ужъ броситься -- -- какъ вдругъ въ дверяхъ точно
изъ-подъ земли выросъ Гиллель.
Комната поплыла у меня передъ глазами. Я видeлъ только -- словно въ
туманe -- что Гиллель остановился на порогe, а Вассертрумъ медленно, шагъ за
шагомъ сталъ отходить къ стeнe.
Потомъ я услыхалъ голосъ Гиллеля:
"Вы знаете, Ааронъ, старое правило: всe евреи поручители одинъ за
другого. Такъ, не лучше ли -- --" Онъ добавилъ еще нeсколько словъ
по-еврейски, которыхъ я не понялъ.
"Зачeмъ вы подслушиваете у дверей?" дрожащимъ голосомъ пробормоталъ
Вассертрумъ.
"Подслушивалъ я или нeтъ -- дeло не ваше!" -- -- Гиллель закончилъ
опять еврейской фразой, въ которой прозвучала угроза. Я боялся, что между
ними вспыхнетъ ссора, но Вассертрумъ не 187 отвeтилъ ни слова, задумался на
мгновенiе и съ рeшительнымъ видомъ вышелъ изъ комнаты.
Съ любопытствомъ взглянулъ я на Гиллеля. Но онъ сдeлалъ мнe знакъ,
чтобъ я молчалъ. Онъ, повидимому, ждалъ чего-то, потому что напряженно
прислушивался. Я хотeлъ было запереть дверь, но онъ остановилъ меня
нетерпeливымъ движенiемъ руки.
Такъ прошло минуты двe, -- неожиданно на лeстницe послышались снова
тяжелые шаги Вассертрума.
Не говоря ни слова, Гиллель вышелъ и уступилъ ему мeсто.
Вассертрумъ подождалъ, пока онъ сойдетъ съ лeстницы, и потомъ
недовольно буркнулъ:
"Отдайте часы".
-- -- -- -- -- --
188
--------
Гдe же Харузекъ? Прошли уже почти сутки, а онъ все не показывался.
Неужели онъ забылъ о сигналe, о которомъ мы съ нимъ условились? Или,
можетъ быть, просто его не замeтилъ?
Я подошелъ къ окну и направилъ такъ зеркало, что отраженный солнечный
лучъ упалъ прямо на рeшетчатое окошко его подвала.
Вчерашнее вмeшательство Гиллеля въ достаточной мeрe меня успокоило.
Онъ, навeрное, предупредилъ бы меня, если бы мнe угрожала опасность.
Да и кромe того, Вассертрумъ, повидимому, ничего не предпринялъ: прямо
отъ меня онъ вернулся опять къ себe въ лавку, -- я взглянулъ въ окно: ну,
да, конечно, вотъ онъ опять стоитъ передъ своимъ хламомъ, какъ стоялъ тамъ и
утромъ.
Какъ мучительно это вeчное ожиданiе!
У меня кружилась голова отъ мягкаго весенняго воздуха, проникавшаго изъ
открытаго окна въ сосeдней комнатe.
Какъ весело капаетъ съ крышъ! И какъ блестятъ на солнцe эти тоненькiя
струйки воды!
Меня тянуло на улицу. Я нетерпeливо ходилъ взадъ и впередъ по комнатe.
Садился въ кресло.
И снова вставалъ.
Въ груди у меня зародилось чувство неясной влюбленности и не оставляло
меня. 189
Всю ночь я промучился. То ко мнe довeрчиво прижималась Ангелина, -- то
вдругъ я, повидимому, совершенно спокойно разговаривалъ съ Мирiамъ, -- но не
успeлъ еще разсeяться этотъ образъ, какъ снова появилась Ангелина и
поцeловала меня; я вдыхалъ ароматъ ея волосъ, -- ея мягкiй соболiй мeхъ
щекоталъ мнe шею, спадалъ съ ея обнаженныхъ плечъ, -- она превращалась
вдругъ въ Розину и начинала танцовать -- съ пьяными, полузакрытыми глазами
-- въ одномъ фракe, одeтомъ на голое тeло -- -- -- и все это въ полуснe,
совершенно походившемъ на бодрствованiе. На сладостное, изнуряющее,
дремотное бодрствованiе.
А подъ утро у моего изголовья стоялъ мой двойникъ, призрачный Габалъ
Гарминъ, "дыханiе костей", о которомъ разсказывалъ Гиллель, -- и я видeлъ по
его глазамъ: онъ весь въ моей власти, онъ отвeтитъ на всe вопросы, какiе я
задамъ ему о земныхъ и потустороннихъ вещахъ, -- онъ только ждетъ ихъ. -- Но
жажда проникнуть въ вeчныя тайны не вынесла жара моей воспаленной крови,
изсякла на безплодной нивe моего разума. -- Я отогналъ отъ себя призракъ,
приказалъ ему превратиться въ образъ Ангелины, -- онъ скорчился, сталъ
буквою "алефъ", опять сталъ расти и предсталъ передо мной исполинскою
женщиной, обнаженной, какой я ее видeлъ когда-то въ книгe Иббуръ, съ
пульсомъ, подобнымъ землетрясенiю, -- наклонился надо мной, и на меня
пахнуло опьяняющимъ благоуханiемъ разгоряченнаго тeла.
-- -- -- -- -- --
Неужели Харузекъ совсeмъ не придетъ? На церквахъ запeли колокола. 190
Еще четверть часа я подожду, а потомъ уйду изъ дому, буду бродить по
оживленнымъ улицамъ, полнымъ людьми въ праздничныхъ платьяхъ, -- смeшаюсь съ
веселой толпой въ богатой части города, увижу красивыхъ женщинъ съ
прелестными лицами, съ изящными руками и ногами.
Я встрeчу тамъ, можетъ быть, случайно Харузека, -- сталъ я
оправдываться самъ передъ собой. И чтобы скорeй убить время, досталъ съ
книжной полки старинную колоду картъ для тарока. -- -- --
Быть можетъ, я найду въ картинкахъ что-нибудь подходящее для камеи?
Я сталъ искать "пагадъ".
Но его не было. Куда же онъ дeвался?
Я сталъ опять перебирать карты и задумался надъ ихъ загадочнымъ
смысломъ. Въ особенности вотъ -- "повeшенный" -- что можетъ онъ означать?
Между небомъ и землей на веревкe виситъ человeкъ, -- голова его
закинута назадъ, руки связаны за спиной, -- правая голень закинута за лeвую
ногу, -- точно крестъ надъ опрокинутымъ треугольникомъ.
Загадочный символъ.
Но вотъ, наконецъ-то! Навeрное, Харузекъ.
Или еще кто-нибудь?
Прiятный сюрпризъ: это Мирiамъ.
-- -- -- -- -- --
"Знаете, Мирiамъ, я только что хотeлъ зайти къ вамъ и предложить вамъ
немного прокатиться". -- Я сказалъ, конечно, неправду, но не смутился. "Вeдь
вы не откажетесь? У меня сегодня такъ хорошо на душe, -- и вы, Мирiамъ --
именно вы должны увeнчать мою радость". 191
"-- -- прокатиться?" повторила она съ такимъ изумленiемъ, что я
невольно громко разсмeялся.
"Развe мое предложенiе такъ необыкновенно?"
"Нeтъ, нeтъ, но --" она не могла подыскать словъ, "мнe какъ-то странно.
Прокатиться!"
"Ничего въ этомъ страннаго нeтъ. Подумайте только -- сотни тысячъ
людей, въ сущности, только это и дeлаютъ".
"Да, -- другiе!" согласилась она, все еще въ полномъ недоумeнiи.
Я взялъ ее за руки:
"Мнe хотeлось бы, Мирiамъ, чтобы радости, выпадающiя на долю другихъ,
доставались въ безконечно большей степени вамъ".
Она вдругъ поблeднeла, какъ полотно, и по ея неподвижному, застывшему
взгляду я понялъ, о чемъ она думаетъ.
Мнe это придало бодрости:
"Вы не должны вeчно думать", началъ я ее уговаривать, -- "объ этомъ --
-- о чудe. Мирiамъ, обeщайте же мнe, -- ну, хотя бы ради нашей дружбы".
Она почувствовала въ моихъ словахъ тайный страхъ и посмотрeла на меня
удивленно.
"Если бы это на васъ не такъ дeйствовало, я бы за васъ только
радовался, но такъ? -- -- Знаете, Мирiамъ, я за васъ очень волнуюсь -- -- за
ваше -- за ваше -- ну, какъ бы мнe выразиться -- за ваше душевное состоянiе!
Не понимайте моихъ словъ буквально, но -- -- мнe бы хотeлось, чтобы этого
чуда не было вовсе".
Я ждалъ, что она начнетъ со мной спорить, но она была настолько
погружена въ свои мысли, что только кивнула мнe головой. 192
"Чудо снeдаетъ вамъ душу. Развe я не правъ, Мирiамъ?"
Она очнулась:
"Мнe самой иногда хочется, чтобъ его не было".
Для меня блеснулъ лучъ надежды.
"Но когда я подумаю", -- она говорила медленно и какъ бы въ забытьи,
"что наступитъ когда-нибудь время, когда я должна буду жить безъ чуда -- --"
"Вы же можете въ одинъ прекрасный день стать богатой и тогда вамъ уже
больше не нужно" -- неосторожно прервалъ я ее, но сейчасъ же замолчалъ,
замeтивъ на ея лицe возмущенiе, -- "я хочу сказать: можетъ же быть такъ, что
вы когда-нибудь избавитесь отъ всeхъ вашихъ заботъ, -- и чудеса примутъ
тогда духовный характеръ, -- превратятся во внутреннiя переживанiя".
Она покачала головой и отвeтила сухо: "внутреннiя переживанiя -- не
чудеса. Мнe вообще странно, что есть люди, у которыхъ ихъ нeтъ. -- Съ
ранняго дeтства, каждый день, каждую ночь у меня бываютъ --" (она вдругъ
оборвала фразу, и я понялъ, что ей знакомо еще нeчто другое, о чемъ она не
говорила со мной никогда, -- быть можетъ, выявленiе незримыхъ событiй,
подобное тому, что испытывалъ я) -- "но не въ этомъ дeло. Если бы даже
появился вдругъ кто-нибудь и сталъ прикосновенiемъ руки исцeлять немощныхъ,
-- я все равно не назвала бы этого чудомъ. Только когда безжизненная матерiя
-- земля -- одухотворится и всe законы природы нарушатся, только тогда
совершится то, о чемъ я мечтаю съ тeхъ поръ, какъ себя помню. Какъ-то,
однажды отецъ мнe сказалъ: есть двe стороны каббалы -- 193 магическая и
абстрактная, которыя согласовать между собой невозможно. Магическая сторона
еще можетъ обусловить абстрактную, -- но наоборотъ -- никогда. Магическая
сторона -- это даръ, -- абстрактной же можно достичь, хотя бы при помощи
руководителя". -- Она вернулась опять къ своему: "я жажду именно дара. То,
чего я сама способна достичь, для меня безразлично и не имeетъ ни малeйшей
цeны. Но стоитъ, повторяю, мнe подумать, что можетъ наступить время, когда
мнe придется жить безъ чудесъ", -- я замeтилъ, какъ судорожно сжались ея
пальцы и меня охватила боль и раскаянiе, -- "мнe кажется, я готова умереть
при одной мысли объ этой возможности".
Развe со мной не случались уже тысячи разъ чудеса? Вещи, -- о которыхъ
человeчество вообще не имeетъ понятiя, не знаетъ, что онe существуютъ. 176
Развe не чудо, что въ теченiе нeсколькихъ недeль во мнe пробудились
художественныя способности, которыя уже теперь рeзко выдeляютъ меня изъ ряда
другихъ?
А вeдь я еще только въ началe пути!
Развe не имeю и я права на счастье?
И развe мистицизмъ требуетъ непремeнно отсутствiя всякихъ желанiй?
Я подавилъ въ себe утвердительный отвeтъ на этотъ вопросъ, -- помечтать
хотя бы одинъ только часъ, -- всего лишь минуту -- мгновенiе, короткое, какъ
жизнь человeка!
Я грезилъ съ открытыми глазами:
Драгоцeнные камни на столe все росли и росли и окружали меня со всeхъ
сторонъ пестрыми водопадами. Вокругъ меня вздымались деревья изъ опала и
отражали свeтовые потоки небесъ, -- небеса отливали лазурью, какъ крылья
огромной тропической бабочки, и ослeпительными искрами брызгали на
безпредeльные луга, напоенные ароматомъ знойнаго лeта.
Меня мучила жажда, -- я освeжилъ свое тeло въ ледяныхъ струяхъ
родниковъ, журчавшихъ по скаламъ изъ сiяющаго перламутра.
Дуновенiе горячаго вeтра пробeжало по склонамъ, сплошь поросшимъ
цвeтами и пестрой травой, и опьянило меня ароматомъ жасмина, гiацинтовъ,
нарцисса и лавра. -- -- --
Немыслимо! Нестерпимо! Я отогналъ видeнiе. -- Меня мучила жажда.
Таковы мученiя рая.
Я распахнулъ окно и подставилъ разгоряченную голову холодному вeтру.
Въ воздухe уже пахло близкой весной. -- -- -- 177
Мирiамъ!
Я невольно вспомнилъ о Мирiамъ. Какъ она еле стояла на ногахъ отъ
волненiя, когда пришла разсказать мнe, что случилось чудо, настоящее чудо:
она нашла золотую монету въ хлeбe, который положилъ ей булочникъ черезъ
рeшетку въ кухонномъ окнe. -- -- --
Я схватился за кошелекъ. -- Только бы не опоздать и успeть сегодня еще
разъ, такимъ же волшебнымъ путемъ передать ей дукатъ!
Она приходила ко мнe каждый день, -- чтобъ мнe не было скучно, какъ она
говорила, -- но почти совершенно не разговаривала, настолько была
преисполнена этимъ "чудомъ". До глубины души потрясло ее это переживанiе и,
когда я сейчасъ себe представляю, какъ иногда безъ всякой особой причины --
только подъ влiянiемъ своихъ воспоминанiй -- она становилась вдругъ
мертвенно-блeдной, -- у меня кружится голова при одной лишь мысли, что я въ
слeпотe своей могъ сотворить нeчто, заходящее далеко за предeлы возможнаго.
Когда же я вспоминаю послeднiя, туманныя слова Гиллеля и сопоставляю
ихъ съ этой мыслью, у меня по тeлу пробeгаетъ холодная дрожь.
Чистота помысловъ не извиняетъ меня, -- цeль не оправдываетъ средства,
-- я понималъ это ясно.
А что если помыселъ: "желанiе оказать помощь" только кажется мнe
чистымъ? Быть можетъ, за нимъ скрывается какая-нибудь тайная ложь?
Безсознательное, тщеславное стремленiе выступить въ роли спасителя?
Я началъ сомнeваться въ себe самомъ. 178
Я слишкомъ поверхностно сужу о Мирiамъ, -- стало для меня теперь ясно.
Будучи дочерью Гиллеля, она не можетъ походить на всeхъ другихъ дeвушекъ.
Какое же право имeлъ я такъ нелeпо вторгаться въ ея духовную жизнь, которая,
можетъ быть, какъ небо отъ земли, далека отъ меня?
Меня должны были бы предостеречь хотя бы черты ея лица, которыя во сто
кратъ больше подходятъ къ эпохe шестой египетской династiи и слишкомъ
одухотворены даже для той эпохи, не только для нашей, съ присущимъ ей типомъ
разсудочнаго человeка.
"Только глупецъ не довeряетъ внeшнему облику", читалъ я когда-то въ
одной книгe. Какъ это вeрно! Какъ правильно!
Мы съ Мирiамъ были теперь большими друзьями. Неужели же я долженъ ей
признаться, что это я каждый день кладу въ хлeбъ дукаты?
Ударъ былъ бы слишкомъ для нея неожиданнымъ. Онъ ошеломилъ бы ее.
Я не имeю ни малeйшаго права, я долженъ быть осторожнымъ.
Но, можетъ быть, ослабить какимъ-нибудь образомъ "чудо"? Перестать
класть золото въ хлeбъ, а положить монету просто на лeстницу, чтобы, открывъ
дверь, она тотчасъ же увидала ее? Или еще что-нибудь въ этомъ родe? Я
утeшалъ себя: я ужъ придумаю что-нибудь новое, не столь наглядное,
какой-нибудь путь, который изъ мiра чудеснаго приведетъ ее къ
повседневности.
Да! это самое правильное.
Или, быть можетъ, сразу разрубить узелъ? Посвятить ея отца въ мою
тайну, попросить у него 179 совeта? Краска стыда залила мнe лицо. Я успeю
еще это сдeлать, -- раньше нужно испробовать все остальное.
Но только сейчасъ же приступить къ дeлу, не терять ни минуты!
Мнe пришла въ голову хорошая мысль: нужно уговорить Мирiамъ сдeлать
что-нибудь особенное, вырвать ее на нeсколько часовъ изъ привычной
обстановки, чтобы у нея появились новыя впечатлeнiя.
Мы возьмемъ экипажъ и поeдемъ съ ней покататься. Развe насъ кто-нибудь
знаетъ, -- вeдь мы поeдемъ не еврейскимъ кварталомъ?!
Ей будетъ, можетъ быть, интересно осмотрeть разрушенный мостъ.
Если же ей непрiятно поeхать со мной, -- пусть съ ней поeдетъ старый
Цвакъ или кто-нибудь изъ ея подругъ.
Я твердо рeшилъ побороть всe ея колебанiя. --
-- -- -- -- -- --
На порогe своей двери я едва не сбилъ съ ногъ человeка.
Вассертрумъ!
Онъ смотрeлъ, должно быть, въ замочную скважину: онъ стоялъ согнувшись,
когда я столкнулся съ нимъ.
"Вы ко мнe?" сухо спросилъ я.
Онъ пробормоталъ въ оправданiе нeсколько словъ на своемъ невыносимомъ
жаргонe и утвердительно кивнулъ головой.
Я попросилъ его войти въ комнату и сeсть, но онъ продолжалъ стоять на
порогe и судорожно мялъ поля своей шляпы. Въ выраженiи его лица, въ каждомъ
его движенiи сквозила глубокая вражда, которую онъ тщетно пытался скрыть.
180
Еще ни разу я не видeлъ такъ близко этого человeка. Отталкивающее
впечатлeнiе производила не столько его безобразная внeшность (во мнe лично
она вызывала лишь жалость: предо мной было существо, которому при самомъ
рожденiи природа, въ порывe негодованiя и отвращенiя, наступила ногой на
лицо), -- этому было виной скорeй нeчто другое, нeчто неуловимое, исходившее
отъ него.
"Кровь" -- какъ мeтко опредeлилъ Харузекъ.
Я невольно вытеръ руку, которую въ первую минуту подалъ ему.
Какъ ни быстро я это сдeлалъ, онъ все же, навeрное, замeтилъ, потому
что напряженiемъ подавилъ вспыхнувшую вдругъ на его лицe ненависть.
"У васъ тутъ уютно", началъ онъ, наконецъ, запинаясь: онъ понялъ, что у
меня нeтъ ни малeйшаго желанiя начинать разговоръ.
Но какъ бы противорeча своему замeчанiю, онъ закрылъ при этомъ глаза,
-- можетъ быть, просто затeмъ, чтобы не встрeтиться со мной взглядомъ. Или,
быть можетъ, ему показалось, что это придастъ его лицу болeе невинное
выраженiе?
По его произношенiю можно было судить, насколько ему трудно говорить
по-нeмецки.
Я не чувствовалъ себя обязаннымъ ему отвeчать и сталъ ждать, что онъ
еще скажетъ.
Въ смущенiи, онъ взялся рукой за напильникъ, который еще съ прихода
Харузека, Богъ знаетъ почему, лежалъ у меня на столe, -- но тотчасъ же
непроизвольно отдернулъ руку, точно его укусила змeя. Я мысленно удивился
его подсознательной психической чуткости. 181
"Впрочемъ, конечно, для дeла нужно, чтобъ было уютно", заставилъ онъ
себя продолжать, "особенно -- разъ у васъ тутъ бываютъ такiе важные
господа". Онъ хотeлъ было раскрыть глаза, чтобъ посмотрeть, какое
впечатлeнiе произведутъ на меня его слова, -- но потомъ рeшилъ, очевидно,
что время еще не наступило и снова закрылъ ихъ.
Мнe захотeлось прижать его къ стeнe: "Вы имeете въ виду даму, которая
недавно прieзжала ко мнe. Скажите же прямо, на что вы намекаете!"
Онъ помедлилъ немного, -- потомъ съ силой схватилъ меня за руку и
потащилъ къ окну.
Его странный, совершенно непонятный поступокъ напомнилъ мнe, какъ
недавно онъ такъ же потащилъ въ свою берлогу глухонeмого Яромира.
Своими корявыми пальцами онъ протянулъ мнe какой-то блестящiй предметъ.
"Скажите, господинъ Пернатъ -- можно еще что-нибудь съ ними сдeлать?"
Я увидeлъ золотые часы съ настолько погнутыми крышками, что буквально
казалось, будто ихъ умышленно старались изуродовать.
Я взялъ лупу: шарниры были наполовину оторваны, а внутри -- -- тамъ,
кажется, что-то выгравировано? Надпись еле-еле можно было прочесть, -- да и
къ тому же ее только что, повидимому, старались стереть. Я съ трудомъ
разобралъ:
К--рлъ Цот--манъ.
Цотманъ? Цотманъ? -- Гдe я читалъ эту фамилiю? Цотманъ? Я никакъ не
могъ вспомнить. Цотманъ? 182
Вассертрумъ едва не вырвалъ у меня лупу изъ рукъ:
"Внутри все въ порядкe, я ужъ смотрeлъ. Но вотъ крышки"...
"Ихъ надо попросту выпрямить, -- можетъ быть, еще кое-гдe запаять. Это
вамъ, господинъ Вассертрумъ, сдeлаетъ съ такимъ же успeхомъ любой золотыхъ
дeлъ мастеръ".
"Мнe нужно, чтобы это было исполнено аккуратно. Что называется,
артистически", поспeшно перебилъ онъ меня, -- съ какимъ-то испугомъ.
"Ну, хорошо, -- если ужъ вы придаете этому такое значенiе -- --"
"Значенiе!" Онъ задыхался отъ волненiя. "Я вeдь самъ хочу носить эти
часы. И когда я ихъ буду показывать, мнe будетъ прiятно сказать: вотъ,
посмотрите, это работа господина Перната!"
Онъ возбуждалъ во мнe отвращенiе: онъ швырялъ мнe прямо въ лицо свою
гнусную лесть.
"Приходите черезъ часъ, -- будетъ готово".
Вассертрумъ извивался: "Не нужно спeшить. Я не хочу. Черезъ три дня.
Черезъ четыре. Пусть хоть черезъ недeлю. Я всю жизнь буду себя упрекать, что
я васъ торопилъ".
Что съ нимъ? Почему онъ такъ взволнованъ? -- Я зашелъ въ сосeднюю
комнату и заперъ часы въ шкатулку. Въ ней сверху лежалъ портретъ Ангелины. Я
быстро захлопнулъ крышку, -- на случай, если Вассертрумъ за мною
подглядывалъ.
Когда я вернулся, мнe сразу бросилось въ глава, что онъ измeнился въ
лицe.
Я пристально посмотрeлъ на него, но сейчасъ же отказался отъ своего
подозрeнiя: нeтъ, быть не можетъ? Онъ не могъ увидать портрета. 183
"Хорошо. Тогда, значитъ, на будущей недeлe", сказалъ я, стараясь
поскорeе отъ него отдeлаться.
Но онъ, повидимому, не торопился: пододвинулъ кресло и сeлъ.
Сейчасъ, наоборотъ, онъ широко раскрылъ свои рыбьи глаза и упорно не
сводилъ ихъ съ верхней пуговицы моего жилета.
Молчанiе.
"Эта притворщица васъ, навeрное, просила и виду не подавать, что вы
что-нибудь знаете. А?" обрушился онъ на меня неожиданно и ударилъ кулакомъ
по столу.
Было что-то страшное въ неожиданной рeзкости, съ какой онъ измeнялъ
свой тонъ, -- переходя съ быстротой молнiи отъ лести къ грубымъ
ругательствамъ. Я понялъ теперь, почему многiе, особенно женщины, такъ легко
поддаются ему, хотя бы у него было противъ нихъ лишь самое ничтожное орудiе.
Я хотeлъ было вскочить, схватить его за горло и вытолкать въ дверь. Но
потомъ одумался и рeшилъ, что гораздо умнeе сперва выпытать у него все, какъ
слeдуетъ.
"Я, право, не понимаю, о чемъ вы говорите, господинъ Вассертрумъ"; я
старался скорчить какъ можно болeе наивную физiономiю. "Притворщица? Что это
значитъ?"
"Что, мнe учить васъ прикажете?" отвeтилъ онъ по-прежнему грубо.
"Подождите, вамъ придется еще присягать на судe. Понимаете?" -- Онъ началъ
кричать: "Передо мной вы не посмeете отрицать, что она прибeжала къ вамъ
оттуда" -- онъ указалъ рукой на ателье -- "въ одномъ платкe. Больше на ней
ничего не было!" 184
Отъ возмущенiя я пересталъ собою владeть: схватилъ негодяя за грудь и
съ силой тряхнулъ его.
"Посмeйте только сказать еще одно слово, -- я вамъ переломаю всe ребра!
Поняли?"
Блeдный, какъ полотно, онъ повалился на кресло и только пробормоталъ:
"Въ чемъ дeло? Въ чемъ дeло? Что вы хотите? Вeдь я сказалъ только..."
Стараясь успокоиться, я прошелся немного по комнатe и не слышалъ всего,
что онъ бормоталъ къ свое оправданiе.
Потомъ сeлъ прямо противъ него, съ твердымъ намeренiемъ разъ навсегда
выяснить все, что касается Ангелины и если не мирнымъ путемъ, то хотя бы
силой заставить его раскрыть, наконецъ, карты. Быть можетъ, мнe удастся при
этомъ обнаружить его слабыя стороны.
Не обращая вниманiя на его возраженiя, я сразу же заявилъ, что никакiя
вымогательства -- я рeзко подчеркнулъ это слово -- не приведутъ къ цeли: онъ
не можетъ привести никакихъ доказательствъ своему обвиненiю, а я всегда
сумeю уклониться отъ дачи какихъ-либо показанiй, -- если вообще на минуту
хоть допустить, что отъ меня ихъ могутъ потребовать. Ангелина мнe слишкомъ
близка, чтобы я не спасъ ее въ трудную минуту, -- чего бы мнe это ни стоило,
-- хотя бы даже цeной лжесвидeтельства.
Его лицо все подергивалось судорогами, заячья губа возбужденно
поднималась до самаго носа, -- онъ скрежеталъ зубами и все время старался
меня перебить: "Развe мнe что-нибудь отъ нея надо? Послушайте же!" -- Онъ
весь дрожалъ отъ волненiя, что я не давалъ ему говорить. -- "Мнe 185 нуженъ
только Савiоли, -- этотъ песъ растреклятый, -- этотъ -- --" вырвалось у него
неожиданно.
Онъ задыхался. А я вдругъ замолчалъ. Наконецъ-то, я его поймалъ. Но онъ
овладeлъ ужъ собой и опять уставился на мой жилетъ.
"Послушайте, Пернатъ", онъ старался поддeлаться подъ холодный
разсудительный тонъ солиднаго коммерсанта, -- "вы все говорите объ этой
кана... объ этой дамe. Она замужемъ? -- превосходно! Она спуталась съ этимъ
-- -- съ этимъ паршивымъ мальчишкой? -- опять хорошо. Но при чемъ же тутъ
я?!" Онъ махалъ руками передъ моимъ лицомъ, -- сложивъ при этомъ такъ
пальцы, будто держалъ въ нихъ щепотку соли. "Пусть она сама съ нимъ
разсчитывается. -- Послушайте -- мы оба съ вами не маленькiе. И прекрасно
все понимаемъ. Мнe надо только вернуть свои деньги. Вамъ ясно теперь?"
Я удивленно прислушался:
"Какiя деньги? Развe докторъ Савiоли вамъ что-нибудь долженъ?"
Вассертрумъ уклонился отъ прямого отвeта:
"У меня съ нимъ свои счеты. Не все ли равно?"
"Вы его хотите убить!" закричалъ я.
Онъ вскочилъ съ мeста. Зашатался.
"Да, да. Убить! Бросьте эту комедiю!" Я указалъ ему на дверь. "И
убирайтесь отсюда!" Онъ медленно взялъ шляпу, надeлъ ее и повернулся къ
двери. Потомъ вдругъ снова остановился и сказалъ съ такимъ спокойствiемъ,
что я положительно изумился:
"Какъ хотите. Я думалъ васъ пощадить. Не хотите, не надо. Миндальничать
я не люблю. 186 Вамъ слeдовало бы быть поумнeе: вeдь и вамъ сталъ Савiоли
поперекъ дороги. А -- теперь -- я -- всeмъ -- вамъ -- троимъ --" онъ сдeлалъ
характерный жестъ вокругъ шеи -- "надeну веревочку".
На его лицe отразилась такая дьявольская жестокость, онъ былъ настолько
увeренъ въ своемъ превосходствe, что у меня невольно застыла кровь въ
жилахъ. У него въ рукахъ, должно быть, оружiе, о которомъ ни я, ни Харузекъ
и не догадываемся. Я почувствовалъ, какъ почва ускользаетъ у меня изъ-подъ
ногъ.
"Напильникъ! Напильникъ!" прошепталъ мнe внутреннiй голосъ. Я
соразмeрилъ мысленно разстоянiе: до стола одинъ шагъ -- до Вассертрума два
шага -- -- я готовъ былъ ужъ броситься -- -- какъ вдругъ въ дверяхъ точно
изъ-подъ земли выросъ Гиллель.
Комната поплыла у меня передъ глазами. Я видeлъ только -- словно въ
туманe -- что Гиллель остановился на порогe, а Вассертрумъ медленно, шагъ за
шагомъ сталъ отходить къ стeнe.
Потомъ я услыхалъ голосъ Гиллеля:
"Вы знаете, Ааронъ, старое правило: всe евреи поручители одинъ за
другого. Такъ, не лучше ли -- --" Онъ добавилъ еще нeсколько словъ
по-еврейски, которыхъ я не понялъ.
"Зачeмъ вы подслушиваете у дверей?" дрожащимъ голосомъ пробормоталъ
Вассертрумъ.
"Подслушивалъ я или нeтъ -- дeло не ваше!" -- -- Гиллель закончилъ
опять еврейской фразой, въ которой прозвучала угроза. Я боялся, что между
ними вспыхнетъ ссора, но Вассертрумъ не 187 отвeтилъ ни слова, задумался на
мгновенiе и съ рeшительнымъ видомъ вышелъ изъ комнаты.
Съ любопытствомъ взглянулъ я на Гиллеля. Но онъ сдeлалъ мнe знакъ,
чтобъ я молчалъ. Онъ, повидимому, ждалъ чего-то, потому что напряженно
прислушивался. Я хотeлъ было запереть дверь, но онъ остановилъ меня
нетерпeливымъ движенiемъ руки.
Такъ прошло минуты двe, -- неожиданно на лeстницe послышались снова
тяжелые шаги Вассертрума.
Не говоря ни слова, Гиллель вышелъ и уступилъ ему мeсто.
Вассертрумъ подождалъ, пока онъ сойдетъ съ лeстницы, и потомъ
недовольно буркнулъ:
"Отдайте часы".
-- -- -- -- -- --
188
--------
Гдe же Харузекъ? Прошли уже почти сутки, а онъ все не показывался.
Неужели онъ забылъ о сигналe, о которомъ мы съ нимъ условились? Или,
можетъ быть, просто его не замeтилъ?
Я подошелъ къ окну и направилъ такъ зеркало, что отраженный солнечный
лучъ упалъ прямо на рeшетчатое окошко его подвала.
Вчерашнее вмeшательство Гиллеля въ достаточной мeрe меня успокоило.
Онъ, навeрное, предупредилъ бы меня, если бы мнe угрожала опасность.
Да и кромe того, Вассертрумъ, повидимому, ничего не предпринялъ: прямо
отъ меня онъ вернулся опять къ себe въ лавку, -- я взглянулъ въ окно: ну,
да, конечно, вотъ онъ опять стоитъ передъ своимъ хламомъ, какъ стоялъ тамъ и
утромъ.
Какъ мучительно это вeчное ожиданiе!
У меня кружилась голова отъ мягкаго весенняго воздуха, проникавшаго изъ
открытаго окна въ сосeдней комнатe.
Какъ весело капаетъ съ крышъ! И какъ блестятъ на солнцe эти тоненькiя
струйки воды!
Меня тянуло на улицу. Я нетерпeливо ходилъ взадъ и впередъ по комнатe.
Садился въ кресло.
И снова вставалъ.
Въ груди у меня зародилось чувство неясной влюбленности и не оставляло
меня. 189
Всю ночь я промучился. То ко мнe довeрчиво прижималась Ангелина, -- то
вдругъ я, повидимому, совершенно спокойно разговаривалъ съ Мирiамъ, -- но не
успeлъ еще разсeяться этотъ образъ, какъ снова появилась Ангелина и
поцeловала меня; я вдыхалъ ароматъ ея волосъ, -- ея мягкiй соболiй мeхъ
щекоталъ мнe шею, спадалъ съ ея обнаженныхъ плечъ, -- она превращалась
вдругъ въ Розину и начинала танцовать -- съ пьяными, полузакрытыми глазами
-- въ одномъ фракe, одeтомъ на голое тeло -- -- -- и все это въ полуснe,
совершенно походившемъ на бодрствованiе. На сладостное, изнуряющее,
дремотное бодрствованiе.
А подъ утро у моего изголовья стоялъ мой двойникъ, призрачный Габалъ
Гарминъ, "дыханiе костей", о которомъ разсказывалъ Гиллель, -- и я видeлъ по
его глазамъ: онъ весь въ моей власти, онъ отвeтитъ на всe вопросы, какiе я
задамъ ему о земныхъ и потустороннихъ вещахъ, -- онъ только ждетъ ихъ. -- Но
жажда проникнуть въ вeчныя тайны не вынесла жара моей воспаленной крови,
изсякла на безплодной нивe моего разума. -- Я отогналъ отъ себя призракъ,
приказалъ ему превратиться въ образъ Ангелины, -- онъ скорчился, сталъ
буквою "алефъ", опять сталъ расти и предсталъ передо мной исполинскою
женщиной, обнаженной, какой я ее видeлъ когда-то въ книгe Иббуръ, съ
пульсомъ, подобнымъ землетрясенiю, -- наклонился надо мной, и на меня
пахнуло опьяняющимъ благоуханiемъ разгоряченнаго тeла.
-- -- -- -- -- --
Неужели Харузекъ совсeмъ не придетъ? На церквахъ запeли колокола. 190
Еще четверть часа я подожду, а потомъ уйду изъ дому, буду бродить по
оживленнымъ улицамъ, полнымъ людьми въ праздничныхъ платьяхъ, -- смeшаюсь съ
веселой толпой въ богатой части города, увижу красивыхъ женщинъ съ
прелестными лицами, съ изящными руками и ногами.
Я встрeчу тамъ, можетъ быть, случайно Харузека, -- сталъ я
оправдываться самъ передъ собой. И чтобы скорeй убить время, досталъ съ
книжной полки старинную колоду картъ для тарока. -- -- --
Быть можетъ, я найду въ картинкахъ что-нибудь подходящее для камеи?
Я сталъ искать "пагадъ".
Но его не было. Куда же онъ дeвался?
Я сталъ опять перебирать карты и задумался надъ ихъ загадочнымъ
смысломъ. Въ особенности вотъ -- "повeшенный" -- что можетъ онъ означать?
Между небомъ и землей на веревкe виситъ человeкъ, -- голова его
закинута назадъ, руки связаны за спиной, -- правая голень закинута за лeвую
ногу, -- точно крестъ надъ опрокинутымъ треугольникомъ.
Загадочный символъ.
Но вотъ, наконецъ-то! Навeрное, Харузекъ.
Или еще кто-нибудь?
Прiятный сюрпризъ: это Мирiамъ.
-- -- -- -- -- --
"Знаете, Мирiамъ, я только что хотeлъ зайти къ вамъ и предложить вамъ
немного прокатиться". -- Я сказалъ, конечно, неправду, но не смутился. "Вeдь
вы не откажетесь? У меня сегодня такъ хорошо на душe, -- и вы, Мирiамъ --
именно вы должны увeнчать мою радость". 191
"-- -- прокатиться?" повторила она съ такимъ изумленiемъ, что я
невольно громко разсмeялся.
"Развe мое предложенiе такъ необыкновенно?"
"Нeтъ, нeтъ, но --" она не могла подыскать словъ, "мнe какъ-то странно.
Прокатиться!"
"Ничего въ этомъ страннаго нeтъ. Подумайте только -- сотни тысячъ
людей, въ сущности, только это и дeлаютъ".
"Да, -- другiе!" согласилась она, все еще въ полномъ недоумeнiи.
Я взялъ ее за руки:
"Мнe хотeлось бы, Мирiамъ, чтобы радости, выпадающiя на долю другихъ,
доставались въ безконечно большей степени вамъ".
Она вдругъ поблeднeла, какъ полотно, и по ея неподвижному, застывшему
взгляду я понялъ, о чемъ она думаетъ.
Мнe это придало бодрости:
"Вы не должны вeчно думать", началъ я ее уговаривать, -- "объ этомъ --
-- о чудe. Мирiамъ, обeщайте же мнe, -- ну, хотя бы ради нашей дружбы".
Она почувствовала въ моихъ словахъ тайный страхъ и посмотрeла на меня
удивленно.
"Если бы это на васъ не такъ дeйствовало, я бы за васъ только
радовался, но такъ? -- -- Знаете, Мирiамъ, я за васъ очень волнуюсь -- -- за
ваше -- за ваше -- ну, какъ бы мнe выразиться -- за ваше душевное состоянiе!
Не понимайте моихъ словъ буквально, но -- -- мнe бы хотeлось, чтобы этого
чуда не было вовсе".
Я ждалъ, что она начнетъ со мной спорить, но она была настолько
погружена въ свои мысли, что только кивнула мнe головой. 192
"Чудо снeдаетъ вамъ душу. Развe я не правъ, Мирiамъ?"
Она очнулась:
"Мнe самой иногда хочется, чтобъ его не было".
Для меня блеснулъ лучъ надежды.
"Но когда я подумаю", -- она говорила медленно и какъ бы въ забытьи,
"что наступитъ когда-нибудь время, когда я должна буду жить безъ чуда -- --"
"Вы же можете въ одинъ прекрасный день стать богатой и тогда вамъ уже
больше не нужно" -- неосторожно прервалъ я ее, но сейчасъ же замолчалъ,
замeтивъ на ея лицe возмущенiе, -- "я хочу сказать: можетъ же быть такъ, что
вы когда-нибудь избавитесь отъ всeхъ вашихъ заботъ, -- и чудеса примутъ
тогда духовный характеръ, -- превратятся во внутреннiя переживанiя".
Она покачала головой и отвeтила сухо: "внутреннiя переживанiя -- не
чудеса. Мнe вообще странно, что есть люди, у которыхъ ихъ нeтъ. -- Съ
ранняго дeтства, каждый день, каждую ночь у меня бываютъ --" (она вдругъ
оборвала фразу, и я понялъ, что ей знакомо еще нeчто другое, о чемъ она не
говорила со мной никогда, -- быть можетъ, выявленiе незримыхъ событiй,
подобное тому, что испытывалъ я) -- "но не въ этомъ дeло. Если бы даже
появился вдругъ кто-нибудь и сталъ прикосновенiемъ руки исцeлять немощныхъ,
-- я все равно не назвала бы этого чудомъ. Только когда безжизненная матерiя
-- земля -- одухотворится и всe законы природы нарушатся, только тогда
совершится то, о чемъ я мечтаю съ тeхъ поръ, какъ себя помню. Какъ-то,
однажды отецъ мнe сказалъ: есть двe стороны каббалы -- 193 магическая и
абстрактная, которыя согласовать между собой невозможно. Магическая сторона
еще можетъ обусловить абстрактную, -- но наоборотъ -- никогда. Магическая
сторона -- это даръ, -- абстрактной же можно достичь, хотя бы при помощи
руководителя". -- Она вернулась опять къ своему: "я жажду именно дара. То,
чего я сама способна достичь, для меня безразлично и не имeетъ ни малeйшей
цeны. Но стоитъ, повторяю, мнe подумать, что можетъ наступить время, когда
мнe придется жить безъ чудесъ", -- я замeтилъ, какъ судорожно сжались ея
пальцы и меня охватила боль и раскаянiе, -- "мнe кажется, я готова умереть
при одной мысли объ этой возможности".