* Подготовка текста для некоммерческаго распространенiя, OCR, вычитка
по оригиналу, исправленiе опечатокъ, номера страницъ 0 послe ихъ текста,
символъ No., курсивъ, "-- -- --" отчерки, *() сноски. -- С. Виницкiй,
2001-2003.
--------
Романъ.
Переводъ съ нeмецкаго
Мих. Кадишъ.
Издательство С. Ефронъ, Берлинъ
1921
1 2
--------
Лунный свeтъ падаетъ на край моей постели, на мои ноги и лежитъ тамъ
большимъ, свeтлымъ, плоскимъ камнемъ.
Когда полная луна уменьшается и ея правая сторона начинаетъ
сморщиваться, -- все равно какъ на щекахъ старeющаго лица человeка
появляются морщины и оно постепенно худeетъ, -- мной по ночамъ овладeваетъ
мрачное, мучительное безпокойство.
Я не сплю и не бодрствую, и въ полуснe смeшивается у меня въ душe
пережитое съ прочитаннымъ и слышаннымъ, точно сливаются воедино потоки
различной прозрачности и окраски.
Передъ тeмъ какъ лечь, я читалъ о жизни Будды Готамы, и тысячи разъ
проходитъ у меня въ головe одно мeсто изъ книги:
"Къ камню, видомъ своимъ напоминавшему кусокъ сала, летeлъ воронъ и
думалъ: нельзя ли тутъ поживиться чeмъ-нибудь вкуснымъ? Но вкуснаго ничего
не оказалось, и воронъ улетeлъ прочь. Какъ воронъ, что летeлъ къ камню, такъ
и мы -- вeчно ищущiе -- покидаемъ аскета Готаму, когда перестаемъ находить
удовлетворенiе въ немъ."
И камень, напоминавшiй видомъ своимъ кусокъ сала, принимаетъ въ моемъ
мозгу фантастическiй образъ. 3
Я иду по высохшему руслу рeки и подбираю гладкiе камни.
Сeровато-голубые съ вкрапленнымъ блестящимъ пескомъ, -- я думаю о нихъ,
думаю и все же не знаю, что мнe съ ними дeлать, -- потомъ черные съ
сeрно-желтыми пятнами, точно окаменeвшiя попытки ребенка изобразить
неуклюжихъ ящерицъ съ пестрыми крапинками.
Мнe хочется бросить ихъ далеко отъ себя, эти гладкiе камни, но они
падаютъ у меня все время изъ рукъ, и я не въ силахъ отвести отъ нихъ глазъ.
Вокругъ меня появляются вдругъ всe камни, какiе когда-либо играли роль
въ моей жизни.
Одни изъ нихъ неуклюже стараются выползти на свeтъ изъ-подъ песка, --
точно блестящiе, аспидно-черные крабы во время прилива, -- и словно во что
бы то ни стало хотятъ обратить на себя мое вниманiе и повeдать мнe вещи
большой, безконечной важности.
Другiе -- изнеможенно и немощно -- прячутся обратно въ свои норки и
отказываются навсегда отъ надежды вымолвить слово.
Временами я пробуждаюсь отъ этихъ полусновъ и на мгновенiе вижу опять
лунный свeтъ у себя на ногахъ, на краю моего одeяла, -- онъ лежитъ тамъ,
словно большой, свeтлый, плоскiй камень. Но потомъ вновь угасаетъ сознанiе,
и я слeпо, ощупью снова ищу тотъ камень, что меня мучитъ, -- навeрное, онъ
скрытъ гдe-нибудь въ грудe моихъ воспоминанiй и видомъ своимъ напоминаетъ
кусокъ сала.
Я представляю себe: рядомъ съ нимъ на землe было отверстiе водосточной
трубы, -- изогнутой подъ тупымъ угломъ, съ изъeденными ржавчиною 4 краями,
-- и я настойчиво хочу вызвать передъ собой этотъ образъ, чтобы обмануть
свои встревоженныя мысли и успокоить ихъ сномъ.
Но мнe это не удается.
Снова и снова съ тупой навязчивостью твердитъ внутри меня какой-то
упрямый голосъ, -- неутомимо, точно оконная ставня, которую вeтеръ черезъ
ровные промежутки времени ударяетъ о стeну: это вовсе не то, это вовсе не
камень, напоминающiй видомъ своимъ кусокъ сала.
И нeтъ у меня силъ отвязаться отъ этого голоса.
Сколько ни говорю я, что все это совершенно неважно, -- помолчавъ
немного, голосъ раздается вновь и вновь упрямо твердитъ: хорошо, хорошо,
пусть такъ, но все-таки это вовсе не камень, напоминающiй видомъ своимъ
кусокъ сала. --
Постепенно мной овладeваетъ нестерпимое чувство полной безпомощности.
Что было дальше -- не знаю. Пересталъ ли я добровольно сопротивляться,
или же мысли осилили меня и сковали?
Знаю только, что мое спящее тeло лежитъ на постели и что чувства мои
больше не связаны съ нимъ, отдeлены отъ него.
Мнe хочется спросить вдругъ, кто же теперь "я", -- но тутъ я вспоминаю,
что у меня нeтъ органа, которымъ я могъ бы задать этотъ вопросъ. И кромe
того я боюсь, какъ бы не послышался опять глупый голосъ и не сталъ бы снова
допытываться о камнe и салe.
И я отказываюсь отъ всякой попытки. 5
--------
Я очутился неожиданно на мрачномъ дворe и черезъ красноватую арку
воротъ увидeлъ напротивъ -- по ту сторону узкой и грязной улицы --
еврея-торговца. Онъ стоялъ, прислонившись къ своду стeны, увeшанной старымъ
желeзнымъ хламомъ, поломанными инструментами, ржавыми стременами, коньками и
всякимъ другимъ ненужнымъ старьемъ.
Въ этой картинe было мучительное однообразiе, свойственное всeмъ тeмъ
впечатлeнiямъ, которыя регулярно изо дня въ день переступаютъ порогъ нашего
воспрiятiя. Она не вызвала во мнe ни удивленiя, ни любопытства.
У меня было чувство, будто я уже очень давно живу тутъ, въ этомъ домe.
Но и это чувство не произвело на меня глубокаго впечатлeнiя, --
несмотря на то, что оно такъ рeзко расходилось со всeмъ, что я недавно еще
испыталъ, и съ тeмъ, какъ я здeсь очутился. -- -- --
Навeрное, я гдe-то читалъ или слышалъ объ оригинальномъ сравненiи камня
съ кускомъ сала, -- мелькнула у меня неожиданно мысль, когда я сталъ
подниматься по стоптаннымъ ступенямъ къ себe въ комнату и обратилъ вниманiе
на засаленный видъ каменной лeстницы.
Въ это время впереди меня, наверху, послышались чьи-то шаги, и, подойдя
къ своей двери, 6 я увидeлъ, что тамъ стоитъ четырнадцатилeтняя, рыжеволосая
Розина изъ лавки торговца старьемъ Аарона Вассертрума.
Мнe пришлось пройти вплотную мимо нея, -- она стояла спиной къ периламъ
и кокетливо перегибалась назадъ.
Она держалась за желeзныя перила своими грязными пальцами, и я
замeтилъ, какъ ея обнаженныя руки тускло блеснули въ густомъ полумракe.
Я постарался избeжать ея взгляда. Мнe была противна ея назойливая
улыбка и застывшее восковое лицо.
У нея, навeрное, рыхлое бeлое тeло, какъ у тритона, котораго я недавно
видeлъ въ клeткe съ ящерицами у торговца птицами.
Рeсницы рыжихъ людей вызываютъ во мнe такое же отвращенiе, какъ рeсницы
кролика.
Я открылъ дверь и поспeшно захлопнулъ ее за собой. -- -- --
Изъ окна своей комнаты я опять увидалъ торговца старьемъ Аарона
Вассертрума, -- онъ все еще стоялъ передъ лавкой.
Онъ прислонился къ выступу темнаго входа и щипцами обрeзывалъ себe
ногти на пальцахъ.
Рыжая Розина -- его дочь или племянница? Она совсeмъ на него не похожа.
Среди еврейскихъ лицъ, которыя я ежедневно вижу на Ганпасгассе, я ясно
отличаю различныя породы; эти различiя не сглаживаются даже самымъ близкимъ
родствомъ, все равно какъ нельзя смeшать масло съ водой. Никогда невозможно
сказать: это вотъ братья, или сынъ и отецъ. 7
Этотъ человeкъ одной породы, а тотъ другой, -- вотъ все, что можно
прочесть на ихъ лицахъ.
Что изъ того, если бы даже Розина была похожа на торговца старьемъ!
Эти породы питаютъ другъ къ другу затаенную ненависть и отвращенiе,
которое иногда прорывается наружу несмотря даже на тeсное родство крови, --
но отъ постороннихъ они умeютъ скрывать это чувство, какъ какую-то важную
тайну.
Ни одинъ изъ нихъ не выдаетъ этой тайны; этимъ единодушiемъ они
напоминаютъ ненавидящихъ другъ друга слeпыхъ, которые цeпляются всe за одну
грязную веревку: одинъ обeими руками, другой какъ бы нехотя однимъ только
пальцемъ, -- всe, однако, повинуясь суевeрному страху, что имъ грозитъ
неизбeжная гибель, какъ только общая опора ускользнетъ изъ ихъ рукъ и они
отдeлятся отъ другихъ.
Розина изъ той породы, для которой характерны рыжiе волосы. Этотъ типъ
производитъ еще болeе отталкивающее впечатлeнiе, чeмъ всe остальные. Мужчины
этой породы всe узкогруды, у нихъ длинныя, пeтушиныя шеи съ выдающимся
кадыкомъ.
Все въ нихъ какъ будто покрыто веснушками, всю свою жизнь они страдаютъ
муками сластолюбiя, ведутъ вeчную, непрерывную и безплодную борьбу со своей
похотью и все время дрожатъ отъ какого-то противнаго страха за свое
здоровье.
Я самъ не знаю, почему мнe вообще показалось, что Розина въ близкомъ
родствe съ торговцемъ старьемъ Вассертрумомъ. 8
Никогда вeдь не видeлъ я ее вмeстe со старикомъ, никогда не слыхалъ,
чтобы они говорили другъ съ другомъ.
Она все время проводила у насъ на дворe или пряталась въ домe по
темнымъ угламъ и проходамъ.
Всe сосeди, навeрное, считаютъ ее близкой родственницей или по крайней
мeрe воспитанницей старьевщика, -- а я между тeмъ убeжденъ, что никто не
сумeлъ бы привести ни одного доказательства этому. Мнe захотeлось перестать
думать о Розинe, и изъ открытаго окна своей комнаты я сталъ смотрeть внизъ
на Ганпасгассе.
Ааронъ Вассертрумъ какъ будто почувствовалъ на себe мой взглядъ и
неожиданно поднялъ голову.
У него было уродливое неподвижное лицо съ круглыми, какъ у рыбы,
глазами и приподнятой заячьей верхней губой.
Онъ произвелъ на меня впечатлeнiе человeка-паука, -- онъ чувствуетъ
малeйшее прикосновенiе къ своей паутинe, хотя внeшне и притворяется совсeмъ
безучастнымъ. Откуда у него деньги? О чемъ онъ думаетъ? И каковы его планы?
Я не знаю.
На стeнахъ его лавки, подъ сводомъ воротъ, день изо дня, годъ изъ года
висятъ все однe и тe же мертвыя, ненужныя вещи.
Я могъ бы, съ закрытыми глазами, перечислить ихъ всe: вотъ погнутая
жестяная труба безъ клапановъ, вотъ пожелтeлая олеографiя съ какими-то
странными солдатами. Потомъ связка заржавленныхъ шпоръ на заплeсневeломъ
ремнe и всевозможный другой, полусгнившiй хламъ. 9
А спереди на полу, загромождая входъ въ лавку, цeлая куча круглыхъ
желeзныхъ вьюшекъ для плитъ.
Число этихъ вещей никогда не растетъ и не убавляется, и если
когда-нибудь прохожiй въ самомъ дeлe остановится и спроситъ о цeнe той или
другой вещи, старьевщикъ начинаетъ сердиться.
Съ угрожающимъ видомъ онъ поднимаетъ тогда свою заячью верхнюю губу и
раздраженно бормочетъ что-то непонятное такимъ хриплымъ и прерывающимся
басомъ, что у покупателя пропадаетъ всякая охота спрашивать дальше и онъ
боязливо старается поскорeе уйти.
Взглядъ Аарона Вассертрума съ быстротой молнiи скользнулъ мимо моихъ
глазъ и внимательно устремился на голыя стeны сосeдняго съ моимъ окномъ
дома.
На что онъ тамъ смотритъ?
Домъ этотъ обращенъ спиной къ Ганпасгассе, всe его окна выходятъ во
дворъ! Только одно смотритъ на улицу.
Случайно въ этотъ моментъ въ комнату рядомъ со мной, -- тамъ, кажется,
мастерская художника, -- какъ будто кто-то вошелъ, -- по крайней мeрe я
услыхалъ вдругъ черезъ стeну два голоса -- мужской и женскiй.
Но старьевщикъ никоимъ образомъ не могъ замeтить этого снизу!
Передъ моей дверью стоитъ кто-то. Я знаю: это Розина, она все еще
стоитъ въ темнотe и ждетъ терпeливо, не позову-ли я ее къ себe.
А этажомъ ниже, затаивъ дыханiе, сторожитъ на лeстницe рябой, маленькiй
Лойза и ждетъ, не 10 отворю ли я дверь. Я ясно ощущаю, какъ ко мнe
подымается снизу сюда его ненависть и бeшеная ревность.
Онъ боится подойти ближе, онъ боится, какъ бы Розина его не замeтила.
Онъ чувствуетъ, что зависитъ отъ нея, какъ голодный волкъ отъ своего
сторожа, но его такъ и тянетъ броситься, дать полную волю своей злобe и
бeшенству!
Я усeлся за рабочiй столъ и досталъ свои пинцеты и штихеля.
Но работа не клеилась, -- въ рукахъ не было достаточно спокойствiя для
исправленiя тонкихъ японскихъ гравюръ.
Унылая, мрачная жизнь, которою полонъ весь этотъ домъ, не даетъ мнe
успокоиться. Передо мной все время встаютъ образы прошлаго.
Лойза и его близнецъ Яромиръ всего только на годъ старше Розины.
Ихъ отца я почти что не помню; сейчасъ они, кажется, на попеченiи
какой-то старухи.
Не знаю только, какой именно. Ихъ такъ много въ этомъ домe, онe
прячутся, какъ кроты въ своихъ норахъ.
Она заботится объ обоихъ мальчикахъ, точнeе говоря: даетъ имъ
пристанище. А за это они должны приносить ей все, что имъ удается украсть
или выпросить.
Кормитъ ли она ихъ? Не думаю, -- она возвращается домой только поздно
вечеромъ. Она, кажется, обмываетъ покойниковъ. Лойзу, Яромира и Розину я
помню еще дeтьми, -- они часто играли втроемъ на дворe.
Но это уже было давно. 11
Теперь Лойза цeлыми днями слоняется за рыжею дeвушкой.
Иногда онъ ее тщетно ищетъ долгое время и, не находя нигдe, крадется къ
моей двери и съ искаженнымъ отъ злобы лицомъ поджидаетъ, не придетъ ли она
украдкой сюда.
Сидя у себя за работой, я мысленно вижу, какъ онъ стоитъ въ узкомъ
проходe и прислушивается, вытянувъ впередъ свою голову на худой, костлявой
шеe.
Иногда тишина оглашается вдругъ дикими криками.
Глухонeмой Яромиръ, весь мозгъ котораго полонъ одной только безумной
страстью къ Розинe, какъ дикiй звeрь, крадется по дому; нечленораздeльный,
завывающiй лай, которымъ онъ выражаетъ свою бeшеную ревность и злобу,
настолько ужасенъ, что кровь застываетъ въ жилахъ.
Ему всюду мерещатся братъ и Розина, -- въ каждомъ изъ тысячи грязныхъ
закоулковъ нашего дома. И повсюду онъ разыскиваетъ ихъ съ слeпой яростью,
вeчно гонимый одной только мыслью: онъ долженъ по пятамъ слeдить за своимъ
братомъ, чтобы съ Розиной не случилось ничего такого, что осталось бы для
него неизвeстнымъ.
И мнe кажется, что именно эти вeчныя страданiя калeки постоянно
подзадориваютъ Розину искать близости съ его братомъ.
Когда же ея чувство ослабeваетъ, Лойза изобрeтаетъ всякiй разъ новыя
гадости, лишь бы только снова возбудить къ себe страсть Розины. Они даютъ
тогда глухонeмому возможность дeйствительно выслeдить ихъ и коварно
завлекаютъ 12 его куда-нибудь въ темный проходъ, гдe ими уже заранeе
приготовлена для него западня изъ ржавыхъ обручей, которые ударяютъ, какъ
только на нихъ наступишь ногой, или изъ желeзныхъ грабель, обращенныхъ
зубьями кверху. Калeка падаетъ и разбивается въ кровь.
Время отъ времени, желая еще больше утончить пытку, Розина сама
пускается на какую-нибудь адскую выдумку.
Она сразу измeняетъ тогда свое отношенiе къ Яромиру, какъ будто онъ
вдругъ начинаетъ ей нравиться.
Со своей постоянной улыбкой она поспeшно повeряетъ калeкe какiя-то
тайны, которыя приводятъ его въ неистовое возбужденiе; она изобрeла
спецiально для этого загадочный, полупонятный языкъ жестовъ, который съ
непреодолимой силой завлекаетъ глухонeмого въ безжалостную сeть смутныхъ
догадокъ и мучительныхъ надеждъ.
Я видeлъ какъ-то, -- онъ стоялъ передъ ней на дворe, и она такъ горячо
говорила что-то движенiями губъ и жестами, что онъ, казалось, вотъ вотъ
умретъ отъ волненiя.
По лицу у него катились крупныя капли пота -- отъ нечеловeческихъ
усилiй раскрыть тайный смыслъ ея умышленно неясной, торопливой рeчи.
Весь послeдующiй день онъ сторожилъ, дрожа отъ волненiя, на темной
лeстницe полуразвалившагося дома, который находится на продолженiи узкой и
грязной Ганпасгассе, -- пока не упустилъ всякую возможность выклянчить себe
милостыню въ нeсколько крейцеровъ. 13
Когда же поздно вечеромъ онъ вернулся домой полумертвый отъ голода и
возбужденiя, прiемная мать давно уже заперла дверь и не впустила его.
-- -- -- -- -- --
Сквозь стeну изъ сосeдней мастерской донесся ко мнe веселый смeхъ
женщины.
Смeхъ! Въ этомъ домe радостный смeхъ? Во всемъ гетто нeтъ никого, кто
могъ бы радостно смeяться.
Тутъ мнe вспомнилось: какъ-то на дняхъ старый марiонетный актеръ Цвакъ
разсказывалъ, что у него за большiя деньги снялъ мастерскую одинъ молодой,
знатный господинъ, -- очевидно, затeмъ, чтобы встрeчаться тутъ тайкомъ со
своей дамой сердца.
Постепенно по ночамъ, чтобы никто въ домe не видeлъ, въ ателье
перевозили цeнную мебель новаго жильца.
Добродушный старикъ потиралъ отъ удовольствiя руки, когда мнe объ этомъ
разсказывалъ; онъ радовался, какъ ребенокъ, что ему удалось такъ хорошо все
устроить, -- никто изъ сосeдей и не заподозритъ существованiя этой
романтической парочки.
Въ ателье можно незамeтно проникнуть изъ трехъ домовъ. Туда можно
попасть даже черезъ потайную дверцу въ полу.
Если же открыть желeзную дверь чердака, -- а это очень легко сдeлать
изъ мастерской -- то мимо моей комнаты можно выйти прямо на лeстницу нашего
дома...
До меня снова доносится радостный смeхъ и вызываетъ смутное
воспоминанiе о роскошной квартирe и аристократическомъ семействe, куда 14
меня часто вызывали для реставрацiи разныхъ цeнныхъ старинныхъ вещей. --
Внезапно въ мастерской раздается неистовый крикъ. Я испуганно
прислушиваюсь.
Съ шумомъ хлопаетъ желeзная дверь чердака, и черезъ мгновенiе ко мнe въ
комнату врывается дама.
Съ распущенными волосами, блeдная, какъ полотно, съ шалью изъ золотой
парчи на обнаженныхъ плечахъ.
"Господинъ Пернатъ, спрячьте меня, -- ради Бога! -- не спрашивайте,
спрячьте меня!"
Я не успeлъ еще ей отвeтить, какъ дверь моей комнаты опять отворилась,
но сейчасъ же вновь захлопнулась. На мгновенiе въ ней мелькнула
отвратительная маска -- лицо торговца старьемъ Аарона Вассертрума. -- -- --
-- -- -- -- -- --
Круглое, блестящее пятно встаетъ предо мной, и при свeтe луны я вновь
различаю въ немъ край моей постели. Сонъ еще окутываетъ меня тяжелымъ,
пушистымъ плащемъ, и въ моей памяти золотыми буквами блеститъ фамилiя
Пернатъ.
Гдe я читалъ это имя? -- Атаназiусъ Пернатъ? --
Мнe кажется, что гдe-то давно, очень давно я обмeнялъ свою шляпу. Я
удивился еще, что чужая шляпа была мнe какъ разъ въ пору, -- у меня такая
своеобразная форма головы.
Я взялъ тогда въ руки эту чужую шляпу и повернулъ, -- ну, да, да, --
тамъ золотыми бумажными буквами на бeлой подкладкe было написано:
ATHANASIUS PERNATH
15
Я почему-то -- самъ не знаю, почему -- боялся этой шляпы и избeгалъ ее
носить.
Тутъ снова неожиданно, какъ стрeла, устремляется на меня голосъ,
который я уже позабылъ и который постоянно допытывался, гдe камень, своимъ
видомъ напоминающiй кусокъ сала.
Я поспeшно представляю себe четкiй профиль Розины съ ея сладкой
улыбкой, и такимъ образомъ, мнe удается ускользнуть отъ стрeлы, которая
тотчасъ же исчезаетъ во мракe.
Да, лицо Розины! Оно еще сильнeе, чeмъ упрямо бормочущiй голосъ. И
особенно сейчасъ, пока я опять въ своей комнатe на Ганпасгассе, я могу быть
совершенно спокоенъ. 16
--------
Я поднимался къ себe, и у меня было чувство, будто кто-то, направляясь
ко мнe, идетъ слeдомъ по лeстницe, все время на опредeленномъ, одномъ и томъ
же отъ меня разстоянiи. Если это чувство не обмануло меня, онъ стоитъ
сейчасъ, навeрное, на послeдней площадкe.
Вотъ онъ заворачиваетъ мимо квартиры архиварiуса Шмаи Гиллеля и по
стоптаннымъ каменнымъ ступенямъ взбирается на площадку верхняго этажа,
выложенную краснымъ кирпичемъ.
Ощупью пробирается онъ вдоль стeны и вотъ сейчасъ, именно въ это
мгновенiе, съ трудомъ разбираясь въ темнотe, читаетъ на дощечкe мое имя.
Я остановился посреди комнаты и посмотрeлъ на дверь.
Дверь отворилась, и онъ вошелъ.
Подошелъ ближе, но не снялъ шляпы и не поздоровался.
Онъ чувствуетъ себя, какъ дома, подумалъ я. Но мнe показалось
совершенно естественнымъ его поведенiе.
Онъ опустилъ руку въ карманъ и досталъ книгу.
Сталъ долго ее перелистывать.
Переплетъ у книги былъ металлическiй, на немъ углубленiя въ формe
розетокъ и печати изъ цвeтной мозаики и маленькихъ камешковъ. 17
Наконецъ, онъ нашелъ то мeсто, которое искалъ, и указалъ на него.
Я прочелъ названiе главы: "Иббуръ." --
Большое, заглавное "И", исполненное золотомъ и киноварью, по краямъ
было немного попорчено. Оно занимало почти половину страницы, которую я тутъ
же невольно пробeжалъ.
Я долженъ былъ исправить эту букву.
Заставка не была наклеена на пергаментъ, какъ я привыкъ видeть въ
старинныхъ книгахъ: она состояла, повидимому, изъ двухъ листочковъ тонкаго
золота, спаянныхъ посрединe, -- края же листочковъ охватывали собой края
пергамента.
Такъ, значитъ, въ томъ мeстe, гдe вставлена буква, въ пергаментe
сдeлано отверстiе?
Если я не ошибся, то на слeдующей страницe заставка должна быть видна
съ оборотной стороны.
Я перевернулъ страницу и убeдился, что мое предположенiе было
правильно.
Невольно я прочелъ и эту страницу, и слeдующую.
Читалъ все дальше и дальше.
Книга говорила со мной, какъ говоритъ сновидeнiе, только еще яснeе и
понятнeе. И какъ вопросъ, проникала мнe въ душу.
Изъ невидимыхъ устъ струились слова, оживали и приближались ко мнe.
Какъ рабыни въ пестрыхъ одеждахъ, проходили они передо мной, падали потомъ
въ пропасть или, какъ дымъ, таяли въ воздухe и уступали мeсто другимъ.
Каждая изъ этихъ рабынь останавливалась на мгновенiе въ надеждe, что я
изберу ее и откажусь взглянуть на другихъ, которыя должны пройти вслeдъ за
нею. 18
Нeкоторыя изъ нихъ проходили торжественно, точно павлины, въ блестящихъ
одеждахъ, -- горделивымъ, медленнымъ шагомъ.
Другiя -- какъ царицы, но уже состарeвшiяся, съ подведенными глазами,
съ похотливой чертой возлe рта и съ безобразными румянами на морщинахъ.
Я смотрeлъ на нихъ и на тeхъ, что шли еще слeдомъ за ними, -- мой
взглядъ скользилъ по длинной вереницe сeрыхъ тeней съ такими заурядными,
такими невыразительными лицами, что запечатлeть ихъ въ памяти, казалось,
было немыслимо.
Вотъ онe ведутъ женщину, -- она совершенно обнажена и чудовищно
исполинскихъ размeровъ.
На мгновенiе женщина остановилась передо мной и наклонилась ко мнe.
Ея рeсницы были длиною съ меня, -- она молча указала на пульсъ своей
лeвой руки.
Его бiенiе было подобно землетрясенiю, и я почувствовалъ, что въ ней
жизнь всего мiра.
Вдали показалась процессiя жрецовъ и жрицъ богини Кибелы.
Тамъ тeсно сплелись въ объятiи мужчина и женщина. Я видeлъ ихъ издали.
Процессiя съ шумомъ подходила все ближе. Я слышалъ уже передъ собой ихъ
громкiя пeсни и искалъ глазами слившуюся въ объятiи пару.
Но она превратилась въ одно существо. На тронe изъ перламутра возсeдалъ
-- полумужчина, полуженщина -- гермафродитъ.
Корона гермафродита заканчивалась доской изъ краснаго дерева; червь
разрушенiя проточилъ въ ней таинственныя письмена. 19
Окутанное облакомъ пыли, пронеслось стадо маленькихъ слeпыхъ барашковъ,
-- они были предназначены въ пищу для процессiи, возглавлявшейся
исполинскимъ гермафродитомъ.
Порой среди образовъ, струившихся изъ невидимыхъ устъ, были тeни,
встававшiя изъ гробовъ, -- съ повязками на лицахъ.
Онe останавливались передо мной, сбрасывали покрывала и кровожадно и
алчно устремляли взглядъ на мое сердце, -- ледяной ужасъ заволакивалъ мой
мозгъ и кровь останавливалась въ жилахъ, точно потокъ, въ который внезапно
низверглись съ небесъ огромныя глыбы.
Мимо меня прошла женщина. Лица ея я не видeлъ, она отвернулась, -- на
ней была одежда изъ струящихся слезъ. --
Вихремъ кружились маски, смeялись и не замeчали меня.
Только одинъ Пьеро неожиданно обернулся и подошелъ ко мнe ближе. Легъ
передо мной и сталъ, какъ въ зеркало, смотрeть мнe въ лицо.
Онъ строитъ такiя гримасы и машетъ руками, то медленно, то съ
молнiеносной быстротой, что я невольно начинаю ему подражать, -- подмигиваю
глазомъ, пожимаю плечами и кривлю ротъ.
Его нетерпeливо оттeсняютъ другiя существа -- всe хотятъ уловить мои
взгляды.
Но ни у одного изъ этихъ существъ нeтъ опредeленныхъ очертанiй.
Они -- только скользящiя жемчужины, нанизанныя на одинъ шелковый шнуръ,
-- отдeльные звуки единой мелодiи, струящейся изъ невидимыхъ устъ. 20
Со мной уже говорила не книга. Говорилъ голосъ. Онъ требовалъ чего-то
по оригиналу, исправленiе опечатокъ, номера страницъ 0 послe ихъ текста,
символъ No., курсивъ, "-- -- --" отчерки, *() сноски. -- С. Виницкiй,
2001-2003.
--------
Романъ.
Переводъ съ нeмецкаго
Мих. Кадишъ.
Издательство С. Ефронъ, Берлинъ
1921
1 2
--------
Лунный свeтъ падаетъ на край моей постели, на мои ноги и лежитъ тамъ
большимъ, свeтлымъ, плоскимъ камнемъ.
Когда полная луна уменьшается и ея правая сторона начинаетъ
сморщиваться, -- все равно какъ на щекахъ старeющаго лица человeка
появляются морщины и оно постепенно худeетъ, -- мной по ночамъ овладeваетъ
мрачное, мучительное безпокойство.
Я не сплю и не бодрствую, и въ полуснe смeшивается у меня въ душe
пережитое съ прочитаннымъ и слышаннымъ, точно сливаются воедино потоки
различной прозрачности и окраски.
Передъ тeмъ какъ лечь, я читалъ о жизни Будды Готамы, и тысячи разъ
проходитъ у меня въ головe одно мeсто изъ книги:
"Къ камню, видомъ своимъ напоминавшему кусокъ сала, летeлъ воронъ и
думалъ: нельзя ли тутъ поживиться чeмъ-нибудь вкуснымъ? Но вкуснаго ничего
не оказалось, и воронъ улетeлъ прочь. Какъ воронъ, что летeлъ къ камню, такъ
и мы -- вeчно ищущiе -- покидаемъ аскета Готаму, когда перестаемъ находить
удовлетворенiе въ немъ."
И камень, напоминавшiй видомъ своимъ кусокъ сала, принимаетъ въ моемъ
мозгу фантастическiй образъ. 3
Я иду по высохшему руслу рeки и подбираю гладкiе камни.
Сeровато-голубые съ вкрапленнымъ блестящимъ пескомъ, -- я думаю о нихъ,
думаю и все же не знаю, что мнe съ ними дeлать, -- потомъ черные съ
сeрно-желтыми пятнами, точно окаменeвшiя попытки ребенка изобразить
неуклюжихъ ящерицъ съ пестрыми крапинками.
Мнe хочется бросить ихъ далеко отъ себя, эти гладкiе камни, но они
падаютъ у меня все время изъ рукъ, и я не въ силахъ отвести отъ нихъ глазъ.
Вокругъ меня появляются вдругъ всe камни, какiе когда-либо играли роль
въ моей жизни.
Одни изъ нихъ неуклюже стараются выползти на свeтъ изъ-подъ песка, --
точно блестящiе, аспидно-черные крабы во время прилива, -- и словно во что
бы то ни стало хотятъ обратить на себя мое вниманiе и повeдать мнe вещи
большой, безконечной важности.
Другiе -- изнеможенно и немощно -- прячутся обратно въ свои норки и
отказываются навсегда отъ надежды вымолвить слово.
Временами я пробуждаюсь отъ этихъ полусновъ и на мгновенiе вижу опять
лунный свeтъ у себя на ногахъ, на краю моего одeяла, -- онъ лежитъ тамъ,
словно большой, свeтлый, плоскiй камень. Но потомъ вновь угасаетъ сознанiе,
и я слeпо, ощупью снова ищу тотъ камень, что меня мучитъ, -- навeрное, онъ
скрытъ гдe-нибудь въ грудe моихъ воспоминанiй и видомъ своимъ напоминаетъ
кусокъ сала.
Я представляю себe: рядомъ съ нимъ на землe было отверстiе водосточной
трубы, -- изогнутой подъ тупымъ угломъ, съ изъeденными ржавчиною 4 краями,
-- и я настойчиво хочу вызвать передъ собой этотъ образъ, чтобы обмануть
свои встревоженныя мысли и успокоить ихъ сномъ.
Но мнe это не удается.
Снова и снова съ тупой навязчивостью твердитъ внутри меня какой-то
упрямый голосъ, -- неутомимо, точно оконная ставня, которую вeтеръ черезъ
ровные промежутки времени ударяетъ о стeну: это вовсе не то, это вовсе не
камень, напоминающiй видомъ своимъ кусокъ сала.
И нeтъ у меня силъ отвязаться отъ этого голоса.
Сколько ни говорю я, что все это совершенно неважно, -- помолчавъ
немного, голосъ раздается вновь и вновь упрямо твердитъ: хорошо, хорошо,
пусть такъ, но все-таки это вовсе не камень, напоминающiй видомъ своимъ
кусокъ сала. --
Постепенно мной овладeваетъ нестерпимое чувство полной безпомощности.
Что было дальше -- не знаю. Пересталъ ли я добровольно сопротивляться,
или же мысли осилили меня и сковали?
Знаю только, что мое спящее тeло лежитъ на постели и что чувства мои
больше не связаны съ нимъ, отдeлены отъ него.
Мнe хочется спросить вдругъ, кто же теперь "я", -- но тутъ я вспоминаю,
что у меня нeтъ органа, которымъ я могъ бы задать этотъ вопросъ. И кромe
того я боюсь, какъ бы не послышался опять глупый голосъ и не сталъ бы снова
допытываться о камнe и салe.
И я отказываюсь отъ всякой попытки. 5
--------
Я очутился неожиданно на мрачномъ дворe и черезъ красноватую арку
воротъ увидeлъ напротивъ -- по ту сторону узкой и грязной улицы --
еврея-торговца. Онъ стоялъ, прислонившись къ своду стeны, увeшанной старымъ
желeзнымъ хламомъ, поломанными инструментами, ржавыми стременами, коньками и
всякимъ другимъ ненужнымъ старьемъ.
Въ этой картинe было мучительное однообразiе, свойственное всeмъ тeмъ
впечатлeнiямъ, которыя регулярно изо дня въ день переступаютъ порогъ нашего
воспрiятiя. Она не вызвала во мнe ни удивленiя, ни любопытства.
У меня было чувство, будто я уже очень давно живу тутъ, въ этомъ домe.
Но и это чувство не произвело на меня глубокаго впечатлeнiя, --
несмотря на то, что оно такъ рeзко расходилось со всeмъ, что я недавно еще
испыталъ, и съ тeмъ, какъ я здeсь очутился. -- -- --
Навeрное, я гдe-то читалъ или слышалъ объ оригинальномъ сравненiи камня
съ кускомъ сала, -- мелькнула у меня неожиданно мысль, когда я сталъ
подниматься по стоптаннымъ ступенямъ къ себe въ комнату и обратилъ вниманiе
на засаленный видъ каменной лeстницы.
Въ это время впереди меня, наверху, послышались чьи-то шаги, и, подойдя
къ своей двери, 6 я увидeлъ, что тамъ стоитъ четырнадцатилeтняя, рыжеволосая
Розина изъ лавки торговца старьемъ Аарона Вассертрума.
Мнe пришлось пройти вплотную мимо нея, -- она стояла спиной къ периламъ
и кокетливо перегибалась назадъ.
Она держалась за желeзныя перила своими грязными пальцами, и я
замeтилъ, какъ ея обнаженныя руки тускло блеснули въ густомъ полумракe.
Я постарался избeжать ея взгляда. Мнe была противна ея назойливая
улыбка и застывшее восковое лицо.
У нея, навeрное, рыхлое бeлое тeло, какъ у тритона, котораго я недавно
видeлъ въ клeткe съ ящерицами у торговца птицами.
Рeсницы рыжихъ людей вызываютъ во мнe такое же отвращенiе, какъ рeсницы
кролика.
Я открылъ дверь и поспeшно захлопнулъ ее за собой. -- -- --
Изъ окна своей комнаты я опять увидалъ торговца старьемъ Аарона
Вассертрума, -- онъ все еще стоялъ передъ лавкой.
Онъ прислонился къ выступу темнаго входа и щипцами обрeзывалъ себe
ногти на пальцахъ.
Рыжая Розина -- его дочь или племянница? Она совсeмъ на него не похожа.
Среди еврейскихъ лицъ, которыя я ежедневно вижу на Ганпасгассе, я ясно
отличаю различныя породы; эти различiя не сглаживаются даже самымъ близкимъ
родствомъ, все равно какъ нельзя смeшать масло съ водой. Никогда невозможно
сказать: это вотъ братья, или сынъ и отецъ. 7
Этотъ человeкъ одной породы, а тотъ другой, -- вотъ все, что можно
прочесть на ихъ лицахъ.
Что изъ того, если бы даже Розина была похожа на торговца старьемъ!
Эти породы питаютъ другъ къ другу затаенную ненависть и отвращенiе,
которое иногда прорывается наружу несмотря даже на тeсное родство крови, --
но отъ постороннихъ они умeютъ скрывать это чувство, какъ какую-то важную
тайну.
Ни одинъ изъ нихъ не выдаетъ этой тайны; этимъ единодушiемъ они
напоминаютъ ненавидящихъ другъ друга слeпыхъ, которые цeпляются всe за одну
грязную веревку: одинъ обeими руками, другой какъ бы нехотя однимъ только
пальцемъ, -- всe, однако, повинуясь суевeрному страху, что имъ грозитъ
неизбeжная гибель, какъ только общая опора ускользнетъ изъ ихъ рукъ и они
отдeлятся отъ другихъ.
Розина изъ той породы, для которой характерны рыжiе волосы. Этотъ типъ
производитъ еще болeе отталкивающее впечатлeнiе, чeмъ всe остальные. Мужчины
этой породы всe узкогруды, у нихъ длинныя, пeтушиныя шеи съ выдающимся
кадыкомъ.
Все въ нихъ какъ будто покрыто веснушками, всю свою жизнь они страдаютъ
муками сластолюбiя, ведутъ вeчную, непрерывную и безплодную борьбу со своей
похотью и все время дрожатъ отъ какого-то противнаго страха за свое
здоровье.
Я самъ не знаю, почему мнe вообще показалось, что Розина въ близкомъ
родствe съ торговцемъ старьемъ Вассертрумомъ. 8
Никогда вeдь не видeлъ я ее вмeстe со старикомъ, никогда не слыхалъ,
чтобы они говорили другъ съ другомъ.
Она все время проводила у насъ на дворe или пряталась въ домe по
темнымъ угламъ и проходамъ.
Всe сосeди, навeрное, считаютъ ее близкой родственницей или по крайней
мeрe воспитанницей старьевщика, -- а я между тeмъ убeжденъ, что никто не
сумeлъ бы привести ни одного доказательства этому. Мнe захотeлось перестать
думать о Розинe, и изъ открытаго окна своей комнаты я сталъ смотрeть внизъ
на Ганпасгассе.
Ааронъ Вассертрумъ какъ будто почувствовалъ на себe мой взглядъ и
неожиданно поднялъ голову.
У него было уродливое неподвижное лицо съ круглыми, какъ у рыбы,
глазами и приподнятой заячьей верхней губой.
Онъ произвелъ на меня впечатлeнiе человeка-паука, -- онъ чувствуетъ
малeйшее прикосновенiе къ своей паутинe, хотя внeшне и притворяется совсeмъ
безучастнымъ. Откуда у него деньги? О чемъ онъ думаетъ? И каковы его планы?
Я не знаю.
На стeнахъ его лавки, подъ сводомъ воротъ, день изо дня, годъ изъ года
висятъ все однe и тe же мертвыя, ненужныя вещи.
Я могъ бы, съ закрытыми глазами, перечислить ихъ всe: вотъ погнутая
жестяная труба безъ клапановъ, вотъ пожелтeлая олеографiя съ какими-то
странными солдатами. Потомъ связка заржавленныхъ шпоръ на заплeсневeломъ
ремнe и всевозможный другой, полусгнившiй хламъ. 9
А спереди на полу, загромождая входъ въ лавку, цeлая куча круглыхъ
желeзныхъ вьюшекъ для плитъ.
Число этихъ вещей никогда не растетъ и не убавляется, и если
когда-нибудь прохожiй въ самомъ дeлe остановится и спроситъ о цeнe той или
другой вещи, старьевщикъ начинаетъ сердиться.
Съ угрожающимъ видомъ онъ поднимаетъ тогда свою заячью верхнюю губу и
раздраженно бормочетъ что-то непонятное такимъ хриплымъ и прерывающимся
басомъ, что у покупателя пропадаетъ всякая охота спрашивать дальше и онъ
боязливо старается поскорeе уйти.
Взглядъ Аарона Вассертрума съ быстротой молнiи скользнулъ мимо моихъ
глазъ и внимательно устремился на голыя стeны сосeдняго съ моимъ окномъ
дома.
На что онъ тамъ смотритъ?
Домъ этотъ обращенъ спиной къ Ганпасгассе, всe его окна выходятъ во
дворъ! Только одно смотритъ на улицу.
Случайно въ этотъ моментъ въ комнату рядомъ со мной, -- тамъ, кажется,
мастерская художника, -- какъ будто кто-то вошелъ, -- по крайней мeрe я
услыхалъ вдругъ черезъ стeну два голоса -- мужской и женскiй.
Но старьевщикъ никоимъ образомъ не могъ замeтить этого снизу!
Передъ моей дверью стоитъ кто-то. Я знаю: это Розина, она все еще
стоитъ въ темнотe и ждетъ терпeливо, не позову-ли я ее къ себe.
А этажомъ ниже, затаивъ дыханiе, сторожитъ на лeстницe рябой, маленькiй
Лойза и ждетъ, не 10 отворю ли я дверь. Я ясно ощущаю, какъ ко мнe
подымается снизу сюда его ненависть и бeшеная ревность.
Онъ боится подойти ближе, онъ боится, какъ бы Розина его не замeтила.
Онъ чувствуетъ, что зависитъ отъ нея, какъ голодный волкъ отъ своего
сторожа, но его такъ и тянетъ броситься, дать полную волю своей злобe и
бeшенству!
Я усeлся за рабочiй столъ и досталъ свои пинцеты и штихеля.
Но работа не клеилась, -- въ рукахъ не было достаточно спокойствiя для
исправленiя тонкихъ японскихъ гравюръ.
Унылая, мрачная жизнь, которою полонъ весь этотъ домъ, не даетъ мнe
успокоиться. Передо мной все время встаютъ образы прошлаго.
Лойза и его близнецъ Яромиръ всего только на годъ старше Розины.
Ихъ отца я почти что не помню; сейчасъ они, кажется, на попеченiи
какой-то старухи.
Не знаю только, какой именно. Ихъ такъ много въ этомъ домe, онe
прячутся, какъ кроты въ своихъ норахъ.
Она заботится объ обоихъ мальчикахъ, точнeе говоря: даетъ имъ
пристанище. А за это они должны приносить ей все, что имъ удается украсть
или выпросить.
Кормитъ ли она ихъ? Не думаю, -- она возвращается домой только поздно
вечеромъ. Она, кажется, обмываетъ покойниковъ. Лойзу, Яромира и Розину я
помню еще дeтьми, -- они часто играли втроемъ на дворe.
Но это уже было давно. 11
Теперь Лойза цeлыми днями слоняется за рыжею дeвушкой.
Иногда онъ ее тщетно ищетъ долгое время и, не находя нигдe, крадется къ
моей двери и съ искаженнымъ отъ злобы лицомъ поджидаетъ, не придетъ ли она
украдкой сюда.
Сидя у себя за работой, я мысленно вижу, какъ онъ стоитъ въ узкомъ
проходe и прислушивается, вытянувъ впередъ свою голову на худой, костлявой
шеe.
Иногда тишина оглашается вдругъ дикими криками.
Глухонeмой Яромиръ, весь мозгъ котораго полонъ одной только безумной
страстью къ Розинe, какъ дикiй звeрь, крадется по дому; нечленораздeльный,
завывающiй лай, которымъ онъ выражаетъ свою бeшеную ревность и злобу,
настолько ужасенъ, что кровь застываетъ въ жилахъ.
Ему всюду мерещатся братъ и Розина, -- въ каждомъ изъ тысячи грязныхъ
закоулковъ нашего дома. И повсюду онъ разыскиваетъ ихъ съ слeпой яростью,
вeчно гонимый одной только мыслью: онъ долженъ по пятамъ слeдить за своимъ
братомъ, чтобы съ Розиной не случилось ничего такого, что осталось бы для
него неизвeстнымъ.
И мнe кажется, что именно эти вeчныя страданiя калeки постоянно
подзадориваютъ Розину искать близости съ его братомъ.
Когда же ея чувство ослабeваетъ, Лойза изобрeтаетъ всякiй разъ новыя
гадости, лишь бы только снова возбудить къ себe страсть Розины. Они даютъ
тогда глухонeмому возможность дeйствительно выслeдить ихъ и коварно
завлекаютъ 12 его куда-нибудь въ темный проходъ, гдe ими уже заранeе
приготовлена для него западня изъ ржавыхъ обручей, которые ударяютъ, какъ
только на нихъ наступишь ногой, или изъ желeзныхъ грабель, обращенныхъ
зубьями кверху. Калeка падаетъ и разбивается въ кровь.
Время отъ времени, желая еще больше утончить пытку, Розина сама
пускается на какую-нибудь адскую выдумку.
Она сразу измeняетъ тогда свое отношенiе къ Яромиру, какъ будто онъ
вдругъ начинаетъ ей нравиться.
Со своей постоянной улыбкой она поспeшно повeряетъ калeкe какiя-то
тайны, которыя приводятъ его въ неистовое возбужденiе; она изобрeла
спецiально для этого загадочный, полупонятный языкъ жестовъ, который съ
непреодолимой силой завлекаетъ глухонeмого въ безжалостную сeть смутныхъ
догадокъ и мучительныхъ надеждъ.
Я видeлъ какъ-то, -- онъ стоялъ передъ ней на дворe, и она такъ горячо
говорила что-то движенiями губъ и жестами, что онъ, казалось, вотъ вотъ
умретъ отъ волненiя.
По лицу у него катились крупныя капли пота -- отъ нечеловeческихъ
усилiй раскрыть тайный смыслъ ея умышленно неясной, торопливой рeчи.
Весь послeдующiй день онъ сторожилъ, дрожа отъ волненiя, на темной
лeстницe полуразвалившагося дома, который находится на продолженiи узкой и
грязной Ганпасгассе, -- пока не упустилъ всякую возможность выклянчить себe
милостыню въ нeсколько крейцеровъ. 13
Когда же поздно вечеромъ онъ вернулся домой полумертвый отъ голода и
возбужденiя, прiемная мать давно уже заперла дверь и не впустила его.
-- -- -- -- -- --
Сквозь стeну изъ сосeдней мастерской донесся ко мнe веселый смeхъ
женщины.
Смeхъ! Въ этомъ домe радостный смeхъ? Во всемъ гетто нeтъ никого, кто
могъ бы радостно смeяться.
Тутъ мнe вспомнилось: какъ-то на дняхъ старый марiонетный актеръ Цвакъ
разсказывалъ, что у него за большiя деньги снялъ мастерскую одинъ молодой,
знатный господинъ, -- очевидно, затeмъ, чтобы встрeчаться тутъ тайкомъ со
своей дамой сердца.
Постепенно по ночамъ, чтобы никто въ домe не видeлъ, въ ателье
перевозили цeнную мебель новаго жильца.
Добродушный старикъ потиралъ отъ удовольствiя руки, когда мнe объ этомъ
разсказывалъ; онъ радовался, какъ ребенокъ, что ему удалось такъ хорошо все
устроить, -- никто изъ сосeдей и не заподозритъ существованiя этой
романтической парочки.
Въ ателье можно незамeтно проникнуть изъ трехъ домовъ. Туда можно
попасть даже черезъ потайную дверцу въ полу.
Если же открыть желeзную дверь чердака, -- а это очень легко сдeлать
изъ мастерской -- то мимо моей комнаты можно выйти прямо на лeстницу нашего
дома...
До меня снова доносится радостный смeхъ и вызываетъ смутное
воспоминанiе о роскошной квартирe и аристократическомъ семействe, куда 14
меня часто вызывали для реставрацiи разныхъ цeнныхъ старинныхъ вещей. --
Внезапно въ мастерской раздается неистовый крикъ. Я испуганно
прислушиваюсь.
Съ шумомъ хлопаетъ желeзная дверь чердака, и черезъ мгновенiе ко мнe въ
комнату врывается дама.
Съ распущенными волосами, блeдная, какъ полотно, съ шалью изъ золотой
парчи на обнаженныхъ плечахъ.
"Господинъ Пернатъ, спрячьте меня, -- ради Бога! -- не спрашивайте,
спрячьте меня!"
Я не успeлъ еще ей отвeтить, какъ дверь моей комнаты опять отворилась,
но сейчасъ же вновь захлопнулась. На мгновенiе въ ней мелькнула
отвратительная маска -- лицо торговца старьемъ Аарона Вассертрума. -- -- --
-- -- -- -- -- --
Круглое, блестящее пятно встаетъ предо мной, и при свeтe луны я вновь
различаю въ немъ край моей постели. Сонъ еще окутываетъ меня тяжелымъ,
пушистымъ плащемъ, и въ моей памяти золотыми буквами блеститъ фамилiя
Пернатъ.
Гдe я читалъ это имя? -- Атаназiусъ Пернатъ? --
Мнe кажется, что гдe-то давно, очень давно я обмeнялъ свою шляпу. Я
удивился еще, что чужая шляпа была мнe какъ разъ въ пору, -- у меня такая
своеобразная форма головы.
Я взялъ тогда въ руки эту чужую шляпу и повернулъ, -- ну, да, да, --
тамъ золотыми бумажными буквами на бeлой подкладкe было написано:
ATHANASIUS PERNATH
15
Я почему-то -- самъ не знаю, почему -- боялся этой шляпы и избeгалъ ее
носить.
Тутъ снова неожиданно, какъ стрeла, устремляется на меня голосъ,
который я уже позабылъ и который постоянно допытывался, гдe камень, своимъ
видомъ напоминающiй кусокъ сала.
Я поспeшно представляю себe четкiй профиль Розины съ ея сладкой
улыбкой, и такимъ образомъ, мнe удается ускользнуть отъ стрeлы, которая
тотчасъ же исчезаетъ во мракe.
Да, лицо Розины! Оно еще сильнeе, чeмъ упрямо бормочущiй голосъ. И
особенно сейчасъ, пока я опять въ своей комнатe на Ганпасгассе, я могу быть
совершенно спокоенъ. 16
--------
Я поднимался къ себe, и у меня было чувство, будто кто-то, направляясь
ко мнe, идетъ слeдомъ по лeстницe, все время на опредeленномъ, одномъ и томъ
же отъ меня разстоянiи. Если это чувство не обмануло меня, онъ стоитъ
сейчасъ, навeрное, на послeдней площадкe.
Вотъ онъ заворачиваетъ мимо квартиры архиварiуса Шмаи Гиллеля и по
стоптаннымъ каменнымъ ступенямъ взбирается на площадку верхняго этажа,
выложенную краснымъ кирпичемъ.
Ощупью пробирается онъ вдоль стeны и вотъ сейчасъ, именно въ это
мгновенiе, съ трудомъ разбираясь въ темнотe, читаетъ на дощечкe мое имя.
Я остановился посреди комнаты и посмотрeлъ на дверь.
Дверь отворилась, и онъ вошелъ.
Подошелъ ближе, но не снялъ шляпы и не поздоровался.
Онъ чувствуетъ себя, какъ дома, подумалъ я. Но мнe показалось
совершенно естественнымъ его поведенiе.
Онъ опустилъ руку въ карманъ и досталъ книгу.
Сталъ долго ее перелистывать.
Переплетъ у книги былъ металлическiй, на немъ углубленiя въ формe
розетокъ и печати изъ цвeтной мозаики и маленькихъ камешковъ. 17
Наконецъ, онъ нашелъ то мeсто, которое искалъ, и указалъ на него.
Я прочелъ названiе главы: "Иббуръ." --
Большое, заглавное "И", исполненное золотомъ и киноварью, по краямъ
было немного попорчено. Оно занимало почти половину страницы, которую я тутъ
же невольно пробeжалъ.
Я долженъ былъ исправить эту букву.
Заставка не была наклеена на пергаментъ, какъ я привыкъ видeть въ
старинныхъ книгахъ: она состояла, повидимому, изъ двухъ листочковъ тонкаго
золота, спаянныхъ посрединe, -- края же листочковъ охватывали собой края
пергамента.
Такъ, значитъ, въ томъ мeстe, гдe вставлена буква, въ пергаментe
сдeлано отверстiе?
Если я не ошибся, то на слeдующей страницe заставка должна быть видна
съ оборотной стороны.
Я перевернулъ страницу и убeдился, что мое предположенiе было
правильно.
Невольно я прочелъ и эту страницу, и слeдующую.
Читалъ все дальше и дальше.
Книга говорила со мной, какъ говоритъ сновидeнiе, только еще яснeе и
понятнeе. И какъ вопросъ, проникала мнe въ душу.
Изъ невидимыхъ устъ струились слова, оживали и приближались ко мнe.
Какъ рабыни въ пестрыхъ одеждахъ, проходили они передо мной, падали потомъ
въ пропасть или, какъ дымъ, таяли въ воздухe и уступали мeсто другимъ.
Каждая изъ этихъ рабынь останавливалась на мгновенiе въ надеждe, что я
изберу ее и откажусь взглянуть на другихъ, которыя должны пройти вслeдъ за
нею. 18
Нeкоторыя изъ нихъ проходили торжественно, точно павлины, въ блестящихъ
одеждахъ, -- горделивымъ, медленнымъ шагомъ.
Другiя -- какъ царицы, но уже состарeвшiяся, съ подведенными глазами,
съ похотливой чертой возлe рта и съ безобразными румянами на морщинахъ.
Я смотрeлъ на нихъ и на тeхъ, что шли еще слeдомъ за ними, -- мой
взглядъ скользилъ по длинной вереницe сeрыхъ тeней съ такими заурядными,
такими невыразительными лицами, что запечатлeть ихъ въ памяти, казалось,
было немыслимо.
Вотъ онe ведутъ женщину, -- она совершенно обнажена и чудовищно
исполинскихъ размeровъ.
На мгновенiе женщина остановилась передо мной и наклонилась ко мнe.
Ея рeсницы были длиною съ меня, -- она молча указала на пульсъ своей
лeвой руки.
Его бiенiе было подобно землетрясенiю, и я почувствовалъ, что въ ней
жизнь всего мiра.
Вдали показалась процессiя жрецовъ и жрицъ богини Кибелы.
Тамъ тeсно сплелись въ объятiи мужчина и женщина. Я видeлъ ихъ издали.
Процессiя съ шумомъ подходила все ближе. Я слышалъ уже передъ собой ихъ
громкiя пeсни и искалъ глазами слившуюся въ объятiи пару.
Но она превратилась въ одно существо. На тронe изъ перламутра возсeдалъ
-- полумужчина, полуженщина -- гермафродитъ.
Корона гермафродита заканчивалась доской изъ краснаго дерева; червь
разрушенiя проточилъ въ ней таинственныя письмена. 19
Окутанное облакомъ пыли, пронеслось стадо маленькихъ слeпыхъ барашковъ,
-- они были предназначены въ пищу для процессiи, возглавлявшейся
исполинскимъ гермафродитомъ.
Порой среди образовъ, струившихся изъ невидимыхъ устъ, были тeни,
встававшiя изъ гробовъ, -- съ повязками на лицахъ.
Онe останавливались передо мной, сбрасывали покрывала и кровожадно и
алчно устремляли взглядъ на мое сердце, -- ледяной ужасъ заволакивалъ мой
мозгъ и кровь останавливалась въ жилахъ, точно потокъ, въ который внезапно
низверглись съ небесъ огромныя глыбы.
Мимо меня прошла женщина. Лица ея я не видeлъ, она отвернулась, -- на
ней была одежда изъ струящихся слезъ. --
Вихремъ кружились маски, смeялись и не замeчали меня.
Только одинъ Пьеро неожиданно обернулся и подошелъ ко мнe ближе. Легъ
передо мной и сталъ, какъ въ зеркало, смотрeть мнe въ лицо.
Онъ строитъ такiя гримасы и машетъ руками, то медленно, то съ
молнiеносной быстротой, что я невольно начинаю ему подражать, -- подмигиваю
глазомъ, пожимаю плечами и кривлю ротъ.
Его нетерпeливо оттeсняютъ другiя существа -- всe хотятъ уловить мои
взгляды.
Но ни у одного изъ этихъ существъ нeтъ опредeленныхъ очертанiй.
Они -- только скользящiя жемчужины, нанизанныя на одинъ шелковый шнуръ,
-- отдeльные звуки единой мелодiи, струящейся изъ невидимыхъ устъ. 20
Со мной уже говорила не книга. Говорилъ голосъ. Онъ требовалъ чего-то