Не знали ничего и его товарищи.
Можетъ быть, я узнаю что-нибудь у "Лойзичека"?
"Лойзичекъ" запертъ, -- домъ перестраивается.
Такъ нельзя-ли кого-нибудь разбудить изъ сосeдей? 302
"Тутъ нигдe никто не живетъ", объяснилъ мнe рабочiй. "Строго
воспрещено. Изъ-за тифа."
"Ну, а "Бездeльникъ" открытъ?"
"Нeтъ, и тамъ заперто".
"Навeрное?"
"Навeрное".
Я назвалъ наудачу нeсколько именъ мелочныхъ торговцевъ и сидeльцевъ
табачныхъ лавокъ, жившихъ поблизости; потомъ имена Цвака, Фрисландера,
Прокопа -- -- --
Но рабочiй только качалъ головой.
"Можетъ быть, вы знаете Яромира Квасничка?"
Рабочiй поднялъ глаза.
"Яромира? Глухонeмого?"
Я обрадовался. Слава Богу. По крайней мeрe, хоть одинъ знакомый.
"Да, да, глухонeмой. Гдe онъ живетъ?"
"Онъ вырeзаетъ картинки? Изъ черной бумаги?"
"Вотъ, вотъ! Гдe мнe его найти?"
Рабочiй подробно объяснилъ мнe, какъ разыскать ночное кафе въ центрe
города, и тотчасъ же взялся опять за лопату.
Больше часу блуждалъ я по грязи, переходилъ по шаткимъ мосткамъ и
проползалъ подъ балками, преграждавшими улицы. Весь еврейскiй кварталъ
превратился въ груду развалинъ, точно сдeлался жертвой землетрясенiя.
Задыхаясь отъ волненiя, весь въ грязи, въ разорванныхъ сапогахъ я
выбрался, наконецъ, изъ лабиринта.
Еще нeсколько кварталовъ, и я очутился передъ подозрительнымъ
заведенiемъ.
"Кафе Хаосъ" -- стояло на вывeскe. 303
Пустое, крохотное помeщенiе, въ которомъ едва хватало мeста для
нeсколькихъ столиковъ, расположенныхъ вдоль стeнъ.
Посрединe на треногомъ биллiардe громко храпeлъ лакей.
Въ углу надъ стаканомъ вина клевала носомъ какая-то торговка съ
корзиной овощей.
Лакей соизволилъ, наконецъ, встать и освeдомиться, что мнe угодно.
Только по наглому взгляду, которомъ онъ меня смeрилъ съ ногъ до головы, я
понялъ, въ какомъ я, должно быть, убiйственномъ видe.
Я посмотрeлся въ зеркало и дeйствительно ужаснулся: на меня глядeло
чье-то чужое лицо, безъ единой кровинки, все въ морщинахъ, землисто-сeраго
цвeта, съ колючей бородой, окаймленное спутанной копной длинныхъ волосъ.
Я заказалъ себe черный кофе и спросилъ, здeсь-ли вырeзыватель силуэтовъ
Яромиръ.
"Не знаю, почему его нeтъ сегодня такъ долго", зeвая во весь ротъ,
отвeтилъ лакей; затeмъ онъ снова улегся на биллiардъ и моментально уснулъ.
Я взялъ со стeны "Прагеръ Тагеблаттъ" и -- сталъ ждать.
Буквы, какъ муравьи, расползались по газетe, -- я не понималъ ни
единаго слова изъ того, что читалъ.
Часы шли одинъ за другимъ, -- за окномъ показалась уже подозрительная
темная синева, которую всегда замeчаешь передъ разсвeтомъ, если смотришь на
улицу изъ помeщенiя, освeщеннаго газомъ.
Время отъ времени въ окна заглядывали полицейскiе съ зеленоватыми
блестящими перьями на 304 шляпахъ и тяжелымъ, медленнымъ шагомъ проходили
дальше.
Потомъ въ кафе зашло трое солдатъ весьма подозрительнаго вида.
Выпилъ рюмку водки метельщикъ съ улицы.
И, наконецъ, появился Яромиръ.
Онъ такъ измeнился, что я сразу его не узналъ: глаза потухли, переднiе
зубы вывалились, волосы порeдeли, за ушами глубокiя впадины.
Я настолько обрадовался, увидавъ знакомое лицо послe такого долгаго
времени, что вскочилъ, пошелъ ему навстрeчу и взялъ его за руку.
Но онъ былъ какъ-то странно напуганъ и все время озирался на дверь. Я
всячески, различными жестами старался показать ему, что радъ его видeть. Но
онъ долгое время, повидимому, не хотeлъ мнe повeрить.
На всe мои вопросы онъ отвeчалъ однимъ и тeмъ же безпомощнымъ жестомъ
полнаго непониманiя.
Какъ же мнe съ нимъ все-таки сговориться?
Вдругъ у меня блеснула мысль.
Я велeлъ подать карандашъ и сталъ рисовать ему поочередно лица Цвака,
Фрисландера и Прокопа.
"Какъ? Никого изъ нихъ нeтъ въ Прагe?" Онъ оживленно помахалъ руками,
сдeлалъ видъ, какъ будто считаетъ деньги, прошелся пальцами по столу и
похлопалъ себe по ладони. Я понялъ: всe трое получили, очевидно, свою долю
наслeдства Харузека, заключили торговую компанiю, расширили театръ
марiонетокъ Цвака и пустились странствовать.
305
"А Гиллель? Гдe онъ живетъ?" -- Я нарисовалъ лицо, его домъ и рядомъ
поставилъ вопросительный знакъ.
Вопросительнаго знака Яромиръ не понялъ; -- читать онъ не умeлъ -- но
понялъ все-таки, чего я хочу: взялъ спичку, подбросилъ ее какъ будто
наверхъ, -- на самомъ же дeлe спичка исчезла, какъ у ловкаго фокусника.
Что это значитъ? Неужели же Гиллель тоже уeхалъ?
Я нарисовалъ еврейскую ратушу.
Глухонeмой горячо закачалъ головой.
"И тамъ нeту Гиллеля?"
"Нeтъ!" (Новое качанiе головой.)
"Гдe же онъ?"
Снова тотъ же фокусъ со спичкой. "Онъ хочетъ сказать, что этотъ
человeкъ уeхалъ, и никто не знаетъ, куда", вмeшался въ нашу бесeду
метельщикъ, съ любопытствомъ все время слeдившiй за нами.
Отъ страха у меня сжалось сердце: Гиллель уeхалъ! -- Значитъ, я одинъ
во всемъ мiрe.
Комната поплыла передъ моими глазами.
"А Мирiамъ?"
Руки у меня настолько дрожали, что я долго не могъ нарисовать ея
профиль.
"Мирiамъ тоже пропала?"
"Да. Тоже пропала. Безслeдно".
Я громко застоналъ и принялся бeгать взадъ и впередъ по комнатe. Трое
солдатъ обмeнялись между собой недоумeвающими взглядами.
Яромиръ старался меня успокоить и хотeлъ, очевидно, разсказать мнe еще
что-то что ему 306 удалось узнать: онъ положилъ голову на руку, изображая
спящаго.
Я ухватился за столъ: "Ради всего святаго -- неужели Мирiамъ умерла?"
Яромиръ покачалъ головой и снова изобразилъ спящаго.
"Можетъ быть, она была больна?" Я нарисовалъ склянку съ лeкарствомъ.
Опять отрицательный жестъ. И опять Яромиръ склонилъ голову на руку. --
-- --
Забрезжилъ разсвeтъ, газовые рожки погасли одинъ за другимъ, а я все
еще не могъ догадаться, что хотeлъ мнe сказать Яромиръ.
Наконецъ, я бросилъ его. И задумался.
Единственное, что мнe теперь остается -- это какъ можно пораньше
отправиться въ еврейскую ратушу и собрать тамъ свeдeнiя, куда уeхали Гиллель
и Мирiамъ.
Я долженъ за ними послeдовать. -- -- --
Молча сидeлъ я подлe Яромира. Такой же нeмой и глухой, какъ онъ самъ.
Поднявъ черезъ нeкоторое время глаза, я увидeлъ, что онъ вырeзаетъ
ножницами силуэтъ.
Я сразу узналъ профиль Розины. Онъ подалъ мнe черезъ столъ силуэтъ,
закрылъ рукою глаза -- -- и беззвучно заплакалъ. -- -- --
Потомъ вдругъ вскочилъ и, не простившись, вышелъ за дверь.
-- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- --
Архиварiусъ Шмая Гиллель въ одинъ прекрасный день безъ всякой причины
не явился на службу и съ тeхъ поръ безслeдно исчезъ; дочь онъ взялъ,
навeрное, съ собой, потому что и ее 307 больше никто не видалъ, -- сказали
мнe въ еврейской ратушe. Большаго узнать я не могъ.
У меня не было даже слeда, по которому я бы могъ ихъ разыскать.
Въ банкe мнe заявили, что на моихъ деньгахъ имeется все еще судебное
запрещенiе, но со дня на день его должны снять, -- тогда мнe ихъ выплатятъ.
Съ наслeдствомъ Харузека тоже было связано еще много формальностей. Я
съ жгучимъ нетерпeнiемъ ждалъ этихъ денегъ, чтобы имeть возможность начать
розыски Гиллеля и Мирiамъ.
-- -- -- -- -- --
Я продалъ драгоцeнные камни, бывшiе у меня въ карманe, и снялъ себe двe
маленькiя, меблированныя смежныя комнатки въ мансардe на Альтшульгассе, --
единственной улицe, уцeлeвшей отъ перестройки еврейскаго квартала.
По странной случайности, это оказался какъ разъ тотъ знакомый мнe домъ,
про который ходили легенды, будто туда скрывается Големъ.
Я освeдомился у сосeдей -- большею частью мелкихъ торговцевъ и
ремесленниковъ, -- справедливы ли слухи о томъ, что въ этомъ домe есть
"комната безъ дверей". Но меня только высмeяли. -- Какъ можно вeрить всeмъ
этимъ глупостямъ!
Мои собственныя переживанiя по этому поводу поблекли въ тюрьмe, какъ
давно забытое сновидeнiе, -- они казались мнe только символомъ, безплотнымъ
и мертвымъ, -- я совершенно вычеркнулъ ихъ изъ книги воспоминанiй.
Вспоминая слова Лапондера, -- временами я такъ отчетливо слышалъ ихъ
вновь, какъ будто 308 онъ сидeлъ передо мной, какъ тогда въ камерe, -- я все
больше убeждался, что, повидимому, я лишь внутренне пережилъ то, что
показалось мнe тогда реальной дeйствительностью.
Развe не утратилъ я все, -- развe не исчезло все, что было вокругъ
меня? И книга Иббуръ, и фантастическая колода картъ, и Ангелина, и даже мои
старые друзья Цвакъ, Фрисландеръ и Прокопъ?! -- -- --
-- -- -- -- -- --
Наступилъ сочельникъ. Я купилъ себe маленькую елку съ красными
свeчками. Мнe захотeлось снова почувствовать себя молодымъ, увидeть отблескъ
свeчей и услышать ароматъ еловыхъ вeтокъ и горящаго воска.
Черезъ нeсколько дней я пущусь въ путь-дорогу и буду разыскивать
Гиллеля и Мирiамъ по весямъ и городамъ, -- повсюду, куда меня безотчетно
потянетъ. Мое нетерпeнiе и ожиданiе мало-помалу исчезли, -- исчезъ и всякiй
страхъ, что Мирiамъ могла быть убита, -- сердцемъ я зналъ, что найду ихъ
обоихъ.
Душа моя все время радостно улыбалась, -- прикасаясь къ чему-либо, я
чувствовалъ, какъ отъ рукъ моихъ исходитъ цeлящая сила. Все мое существо
было какъ-то странно проникнуто счастливымъ сознанiемъ человeка, который
возвращается домой послe долгихъ скитанiй и уже издали видитъ башни родного
города.
Какъ-то я зашелъ еще разъ въ маленькое кафе, чтобы пригласить къ себe
на сочельникъ Яромира. -- Онъ больше съ тeхъ поръ не показывался, сказали
мнe тамъ. Я хотeлъ уже было съ досадой уйти, какъ вошелъ старый торговецъ и
сталъ 309 предлагать всякiя бездeлушки и дешевыя старинныя вещи.
Я принялся рыться въ его ящикe среди груды брелоковъ, маленькихъ
распятiй, шпилекъ и брошей. Неожиданно мнe бросилось въ глаза сердечко изъ
краснаго камня на потертой шелковой ленточкe: съ изумленiемъ узналъ я въ
немъ сувениръ, который подарила мнe Ангелина, когда была еще маленькой
дeвочкой, у фонтана, въ паркe ихъ замка.
Передо мной сразу встала вся моя молодость, -- точно я взглянулъ черезъ
окошечко райка на дeтскую картинку.
Долго, очень долго стоялъ я потрясенный и смотрeлъ на маленькое,
красное сердечко въ моей рукe. -- -- --
-- -- -- -- -- --
Я сидeлъ въ своей мансардe и прислушивался къ треску еловыхъ иглъ, --
то тамъ, то сямъ вeтки начинали тлeть отъ восковыхъ свeчекъ.
"Можетъ быть, какъ разъ сейчасъ старый Цвакъ разыгрываетъ гдe-нибудь
свой "Марiонетный сочельникъ", думалъ я, -- "и таинственнымъ голосомъ
декламируетъ куплетъ своего любимаго поэта Оскара Винера:
...Сердечко изъ коралла
На ленточкe изъ шелка!
Семь долгихъ лeтъ сердечку я
Служилъ душою вeрно, --
Не отдавай его другимъ,
Не разлучай меня ты съ нимъ, --
Люблю его безмeрно!"
-- -- -- -- -- --
Вдругъ какъ-то странно торжественно стало у меня на душe. 310
Свeчи догорeли. Только одна мерцала еще.
Комната наполнилась дымомъ.
Какъ будто меня дернула чья-то рука, -- я вдругъ обернулся и увидeлъ:
На порогe стояло мое подобiе. Мой двойникъ. Въ бeлой мантiи. Съ короной
на головe.
Одно лишь мгновенiе.
Потомъ тотчасъ же въ деревянную дверь ворвалось пламя, а за нимъ клубы
удушливаго горячаго дыма:
Пожаръ въ домe! Пожаръ! Пожаръ!
-- -- -- -- -- --
Я раскрываю окно. Вылeзаю на крышу.
Издали слышны уже рeзкiе звонки пожарныхъ.
Блестящiя каски, -- отрывистые крики команды.
Потомъ призрачное, ритмичное, пыхтящее дыханiе насосовъ, -- точно духи
воды готовятся къ прыжку на смертельнаго врага: на огонь.
Звонъ стеколъ, -- красные языки отовсюду.
Разстилаютъ тюфяки, вся улица устлана ими, -- люди прыгаютъ на нихъ,
расшибаются, ихъ уносятъ.
А во мнe все ликуетъ неистовымъ безумнымъ экстазомъ. Я не знаю самъ,
почему. Волосы становятся дыбомъ.
Я отбeгаю къ дымовой трубe. Пламя меня окружаетъ повсюду.
Вокругъ трубы обмотанъ канатъ трубочиста.
Я разворачиваю его, хватаюсь руками и ногами, какъ дeлалъ когда-то
ребенкомъ во время гимнастики, и спокойно спускаюсь вдоль стeны дома. --
Спускаюсь мимо одного изъ оконъ. Заглядываю туда: 311
Внутри все залито ослeпительнымъ свeтомъ. И вдругъ я вижу -- вижу -- --
все мое существо превращается въ одинъ громкiй ликующiй крикъ:
"Гиллель! Мирiамъ! Гиллель!" Стараюсь уцeпиться за рeшетку.
Хватаюсь за стeну. Выпускаю изъ рукъ канатъ.
На мгновенiе повисаю между небомъ и землей внизъ головой, скрестивъ
ноги.
Канатъ трещитъ отъ толчка. И лопается отъ напряженiя.
Я падаю. Сознанiе мое гаснетъ.
Уже падая, хватаюсь за выступъ стeны. Но руки скользятъ. Не за что
уцeпиться:
Камень гладкiй.
Гладкiй, какъ кусокъ сала.
-- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- --
312
--------
"-- -- -- какъ кусокъ сала". Это и есть камень, видомъ своимъ
напоминающiй кусокъ сала.
Слова эти звучатъ еще у меня въ ушахъ. Я подымаюсь и стараюсь понять,
гдe я.
Я лежу въ постели, въ гостиницe.
Моя фамилiя вовсе не Пернатъ.
Неужели мнe все лишь приснилось?
Нeтъ, такихъ сновъ не бываетъ.
Я смотрю на часы: я спалъ всего одинъ часъ. Еще только половина
третьяго.
На стeнe виситъ чужая шляпа: я обмeнялъ ее сегодня въ соборe на
Градчинe во время обeдни.
Нeтъ ли на ней имени владeльца? Я беру ее и читаю, хотя и чужое, но все
же столь знакомое имя -- золотыми буквами на бeлой шелковой подкладкe:
ATHANASIUS PERNATH
Я не могу уже успокоиться. Быстро одeваюсь и спускаюсь по лeстницe.
"Швейцаръ! Откройте мнe дверь! Я пойду еще погулять".
"Куда вы, сударь?"
"Въ еврейскiй кварталъ. На Ганпасгассе. Есть тамъ такая улица?"
"Есть-то есть" -- швейцаръ лукаво улыбается. -- "но вообще въ
еврейскомъ кварталe почти ничего не осталось. Тамъ все заново выстроено".
313
"Ничего не значитъ. Гдe эта Ганпасгассе?"
Швейцаръ водитъ толстымъ пальцемъ по плану:
"Вотъ, сударь".
"А кабачокъ "Лойзичека?"
"Вотъ тутъ".
"Дайте мнe большой листъ бумаги".
"Пожалуйста".
Я завертываю шляпу Перната. Какъ странно: она почти новая,
безукоризненно чистая, а все-таки отъ нея вeетъ стариной. --
Дорогой я думаю:
Все, что пережилъ этотъ Атаназiусъ Пернатъ, пережилъ я тоже во снe, --
видeлъ, слышалъ и испыталъ въ одну ночь, -- какъ будто я былъ имъ самимъ.
Почему же я не знаю, что онъ увидeлъ за рeшеткой окна въ то время, какъ
оборвалась веревка и онъ закричалъ: "Гиллель, Гиллель!"
Въ это мгновенiе онъ отдeлился отъ меня, мелькаетъ у меня въ головe.
Я долженъ найти этого Атаназiуса Перната, хотя бы мнe пришлось искать
его три дня и три ночи! -- -- --
-- -- -- -- -- --
Такъ вотъ это, значитъ, Ганпасгассе?
Я видeлъ ее во снe совершенно другою.
Тутъ все сплошь новые дома.
-- -- -- -- -- --
Спустя нeсколько минутъ я сижу въ кафе Лойзичекъ. Простое, довольно
опрятное помeщенiе.
У задней стeны эстрада съ деревянными перилами. Есть все же какое-то
сходство съ тeмъ "Лойзичекомъ", котораго я видeлъ во снe.
"Что прикажете?" спрашиваетъ кельнерша, пухлая дeвица, затянутая въ
красный бархатный фракъ. 314
"Коньяку, фрейлейнъ. -- Благодарю васъ".
-- -- -- -- -- --
"Послушайте, фрейлейнъ!"
"Что угодно?"
"Кому принадлежитъ это кафе?"
"Коммерцiи совeтнику Лойзичеку. Ему принадлежитъ и весь домъ. Онъ очень
богатый".
-- Ага! Тотъ самый со связкой свиныхъ зубовъ на цeпочкe часовъ,
вспоминаю я.
У меня мелькаетъ счастливая мысль. Она послужитъ мнe руководящею нитью:
"Фрейлейнъ!"
"Что угодно?"
"Когда былъ разрушенъ каменный мостъ?"
"Тридцать три года тому назадъ".
"Гмъ. Тридцать три года тому назадъ!" -- Я соображаю: рeзчику камей
Пернату должно быть теперь почти девяносто лeтъ.
"Фрейлейнъ!"
"Что угодно?" "Нeтъ ли у васъ кого-нибудь изъ посeтителей, кто бы
помнилъ, какъ выглядeлъ тогда старый еврейскiй кварталъ. Я писатель, -- меня
это очень интересуетъ".
Кельнерша думаетъ: "Изъ посeтителей? Нeтъ, никого. -- Постойте,
постойте: вотъ видите тамъ биллiарднаго маркера, -- того, что играетъ въ
карамболь со студентомъ? Вотъ этотъ съ носомъ крючкомъ, старый -- -- онъ
жилъ здeсь всегда и все вамъ разскажетъ. Позвать его, когда онъ кончитъ
играть?"
Я смотрю въ ту сторону, куда указываетъ дeвица.
У зеркала стоитъ и мeлитъ кiй высокiй, сeдой старикъ. Помятое, но
несомнeнно аристократическое лицо. Кого онъ мнe напоминаетъ? 315
"Фрейлейнъ, какъ зовутъ маркера?"
Кельнерша стоитъ, опершись локтемъ на столъ, слюнитъ карандашъ,
безчисленное множество разъ пишетъ свое имя на мраморной доскe и сейчасъ же
быстро стираетъ его мокрымъ пальцемъ. Время отъ времени она бросаетъ на меня
болeе или менeе пылкiе взгляды, -- смотря по тому, какъ они ей удаются. При
этомъ она подымаетъ, конечно, и брови, -- это придаетъ загадочность взгляду.
"Фрейлейнъ, какъ зовутъ маркера?" повторяю я свой вопросъ. Я вижу -- ей
было бы прiятнeе, если бы я спросилъ: фрейлейнъ, почему вы во фракe? или еще
что-нибудь въ этомъ родe. Но я ее объ этомъ не спрашиваю: я еще весь полонъ
своимъ сномъ.
"Ну, какъ его -- --" сердится она. "Его зовутъ Ферри. Ферри
Атенштедтъ".
"Вотъ какъ? Ферри Атенштедтъ! -- Гмъ -- значитъ, еще одинъ старый
знакомый".
"Разскажите мнe о немъ, фрейлейнъ, все, что вы знаете", разсыпаюсь я
передъ ней и подкрeпляю себя еще рюмкой коньяка. "Съ вами такъ прiятно
бесeдовать!" (Я противенъ себe самому.)
Она таинственно наклоняется ко мнe, щекочетъ мнe волосами лицо и
шепчетъ:
"Ферри, -- онъ прошелъ прежде огонь и воду. Говорятъ, онъ изъ старинной
дворянской семьи -- можетъ, такъ говорятъ только потому, что онъ бреетъ и
усы и бороду, -- говорятъ, онъ былъ прежде страшно богатъ. Но его раззорила
какая-то рыжая еврейка, -- еще совсeмъ молоденькой она стала "такой особой"
-- кельнерша опять нeсколько разъ пишетъ свое имя на мраморномъ 316 столикe.
"Ну, а когда у него не осталось ни гроша, она ушла и женила на себe важнаго
господина: знаете --" -- она шепнула мнe на ухо какую-то фамилiю, но я не
разслышалъ. "Этому господину пришлось, понятно, распрощаться со всeми своими
почестями. Послe женитьбы онъ принялъ фамилiю фонъ-Деммериха. Ну, такъ вотъ.
А что она была прежде "такой особой", съ этимъ, онъ, конечно, ничего
подeлать не могъ. Я всегда говорю -- --"
"Фритци! Получите!" кричитъ кто-то съ эстрады.
Я окидываю взглядомъ кафе и слышу вдругъ позади себя тихое
металлическое жужжанiе -- точно пeнiе сверчка.
Съ любопытствомъ я оборачиваюсь. И не вeрю глазамъ:
Въ углу, повернувшись лицомъ къ стeнe, старый, какъ Мафусаилъ, съ
музыкальнымъ ящикомъ, величиной не больше папиросной коробки, въ дрожащихъ
костлявыхъ рукахъ, сидитъ, сгорбившись въ три погибели, слeпой, дряхлый
Нефтали Шафранекъ и вертитъ маленькую рукоятку.
Я подхожу къ нему ближе.
Почти шопотомъ, путаясь, напeваетъ онъ про себя:
"Госпожа Пикъ,
Госпожа Хокъ,
Про красныя, синiя звeздочки
Бесeду ведутъ межъ собой."
"Не знаете ли, какъ зовутъ этого старика?" спрашиваю я проходящаго мимо
кельнера.
"Нeтъ, сударь, никто не знаетъ ни его самого, ни его имени. Онъ самъ
позабылъ, какъ его 317 зовутъ. Онъ одинъ-одинешенекъ. Еще бы -- ему ужъ 110
лeтъ. Мы ему каждую ночь даемъ изъ милости кофе".
Я наклоняюсь къ старику и кричу ему прямо въ ухо: "Шафранекъ!"
Онъ вздрагиваетъ. Что-то бормочетъ и задумчиво проводитъ рукою по лбу.
"Господинъ Шафранекъ, вы меня понимаете?"
Онъ киваетъ головой.
"Такъ вотъ, слушайте. Мнe надо о чемъ-то спросить васъ, о прошломъ.
Если вы мнe отвeтите, какъ слeдуетъ, я вамъ дамъ гульденъ. Вотъ, я кладу
деньги на столъ".
"Гульденъ", повторяетъ старикъ и начинаетъ сейчасъ же яростно вертeть
ручку своего музыкальнаго ящичка.
Я беру его за руку: "Постарайтесь вспомнить! Не знали ли вы тридцать
три года тому назадъ рeзчика камей по фамилiи Пернатъ?"
"Гадрболеца? Рeзника?" -- еле бормочетъ онъ, задыхаясь, и старается
засмeяться, полагая, что я разсказываю ему забавный анекдотъ.
"Нeтъ, не Гадрболеца -- -- а Перната!"
"Перелеса?!" -- онъ внe себя отъ восторга.
"Не Перелеса -- -- Пер--ната!"
"Пашелеса?!" -- онъ гогочетъ отъ радости.
Я разочарованно отказываюсь отъ дальнeйшихъ попытокъ.
"Вы желали меня видeть, сударь?" -- передо мной стоитъ маркеръ Ферри
Атенштедтъ и холодно раскланивается.
"Да, очень радъ. -- Мы можемъ сыграть партiю на биллiардe". 318
"Угодно на деньги? Я согласенъ дать вамъ 90 очковъ изъ 100 фору".
"Согласенъ -- -- на гульденъ. Начинайте, господинъ маркеръ".
Его свeтлость берется за кiй, цeлится, киксуетъ и строитъ печальную
физiономiю. Я понимаю, въ чемъ дeло: онъ дастъ мнe сдeлать 99 очковъ, а
потомъ съ одного удара кончитъ всю партiю.
Мною все больше овладeваетъ странное чувство. Я задаю ему прямо
вопросъ:
"Господинъ маркеръ, постарайтесь вспомнить: не знавали ли вы уже очень
давно, приблизительно въ тe годы, когда былъ разрушенъ каменный мостъ, въ
старомъ еврейскомъ кварталe -- -- нeкоего Атаназiуса Перната?"
Человeкъ въ бeлой парусиновой курткe съ красными полосками, съ косыми
глазами и маленькими золотыми серьгами въ ушахъ, сидeвшiй все время у стeны
на скамейкe и читавшiй газету, вздрагиваетъ, смотритъ на меня и крестится.
"Пернатъ?" повторяетъ маркеръ и старается вспомнить -- "Пернатъ?
Высокiй, худой? Шатенъ, съ острой бородкой съ просeдью?"
"Да, да".
"Ему было лeтъ сорокъ тогда? Онъ былъ похожъ -- -- " Его свeтлость съ
удивленiемъ смотритъ вдругъ на меня. -- "Вы, можетъ быть, его родственникъ?"
Косой у стeны снова крестится.
"Я? Родственникъ? Откуда вы взяли? -- Нeтъ, нeтъ. Меня онъ просто
интересуетъ. Можетъ быть, вы еще о немъ что-нибудь знаете?" спрашиваю я съ
показнымъ равнодушiемъ, -- на самомъ 319 же дeлe чувствую, какъ у меня
больно сжимается сердце.
Ферри Атенштедтъ снова задумывается.
"Если не ошибаюсь, его считали тогда сумасшедшимъ. Однажды онъ заявилъ,
что его зовутъ -- постойте, какъ это -- да, Лапондеромъ! А еще какъ-то онъ
сталъ выдавать себя за нeкоего Харузека".
"Ничего подобнаго!" перебиваетъ косой. "Харузекъ былъ самъ по себe. Мой
отецъ получилъ отъ него въ наслeдство нeсколько тысячъ флориновъ".
"Кто этотъ человeкъ?" спрашиваю я тихо маркера.
"Это лодочникъ. Зовутъ его Чамдра. -- Да, а что касается Перната, то я
сейчасъ вспомнилъ -- или, можетъ быть, мнe такъ кажется, -- онъ женился
впослeдствiи на очень красивой, смуглой еврейкe".
"На Мирiамъ!" говорю я про себя и начинаю такъ волноваться, что у меня
дрожатъ руки, и я бросаю играть.
Лодочникъ крестится.
"Что это съ вами сегодня, господинъ Чамдра?" удивленно спрашиваетъ
маркеръ.
"Пернатъ вовсе никогда не жилъ", кричитъ косой. "Я никогда не повeрю".
Чтобъ онъ сталъ словоохотливeе, я наливаю ему коньяку.
"Есть даже люди, которые говорятъ, будто Пернатъ и сейчасъ еще живъ и
живетъ на Градчинe".
"Гдe именно на Градчинe?"
Лодочникъ крестится. 320
"Вотъ въ томъ-то и дeло. Онъ живетъ тамъ, гдe не можетъ жить человeкъ:
возлe стeны у послeдняго фонаря".
"Вы знаете его домъ, господинъ -- господинъ -- Чамдра?"
"Ни за что на свeтe я не пошелъ бы туда!" отвeчаетъ косой. "За кого вы
меня принимаете? Спаси Богъ и помилуй!"
"Но вeдь дорогу туда вы могли бы показать мнe, господинъ Чамдра?"
"Хорошо", ворчитъ лодочникъ. "Посидите тутъ до шести утра; я все равно
пойду на Молдаву. Но я вамъ не совeтую! Вы упадете въ Оленiй ровъ и сломаете
шею! Ахъ, мать пресвятая!"
-- -- -- -- -- --
Наступаетъ утро. Мы идемъ вмeстe. Съ рeки свeжiй вeтеръ. Отъ нетерпeнiя
я не чувствую подъ собой ногъ.
Неожиданно выростаетъ предо мной домъ на Альтшульгассе.
Я узнаю каждое его окошко, закругленный жолобъ на крышe, рeшетку,
каменные выступы стeны съ жирнымъ блескомъ -- -- все, все!
"Когда былъ въ этомъ домe пожаръ?" Я сгораю отъ нетерпeнiя.
"Пожаръ? Никогда не было!"
"Нeтъ, былъ. Я знаю навeрное!"
"Нeтъ, не былъ".
"Но я вeдь знаю. Хотите, поспоримъ?"
"На сколько?"
"На гульденъ".
"Идетъ". -- Чамдра приводитъ управляющаго домомъ. "Былъ когда-нибудь въ
этомъ домe пожаръ?" 321
"Ничего подобнаго!" Управляющiй только смeется.
Но я все еще не вeрю ему.
"Я живу тутъ ужъ семьдесятъ лeтъ", доказываетъ управляющiй, "я бы уже
навeрное зналъ". -- -- -- -- Странно, очень странно. -- -- --
-- -- -- -- -- --
Забавно и неровно двигая веслами, Чамдра везетъ меня по Молдавe въ
своей лодкe, сколоченной изъ восьми нетесанныхъ досокъ. Желтая вода пeнится
у борта. Крыши Градчины блестятъ пурпуромъ въ лучахъ восходящаго солнца.
Мною овладeваетъ невыразимо торжественное настроенiе. Смутное ощущенiе --
точно изъ прошлой жизни, -- -- какъ будто весь мiръ вокругъ зачарованъ, --
смутное сознанiе, будто я жилъ одновременно въ нeсколькихъ мeстахъ сразу.
Я выхожу изъ лодки.
"Сколько я вамъ долженъ, господинъ Чамдра?"
"Одинъ крейцеръ. Если бы вы мнe помогали грести, я бы взялъ съ васъ
два."
-- -- -- -- -- --
Я поднимаюсь по узкой, одинокой тропинкe, -- по той же, по которой я
уже шелъ сегодня ночью во снe. У меня бьется сердце. Я знаю: вотъ сейчасъ
будетъ оголенное дерево, -- его вeтви перегибаются черезъ стeну.
Но нeтъ: оно сейчасъ сплошь въ бeломъ цвeту.
Воздухъ напоенъ сладостнымъ благоуханiемъ сирени.
У ногъ моихъ городъ въ утреннемъ блескe, точно обeтованный призракъ.
322
Ни единаго звука. Только ароматъ и сiянiе.
Съ закрытыми глазами могъ бы я орiентироваться въ маленькой, курьезной
улицe Алхимиковъ, -- настолько знакомъ мнe здeсь каждый шагъ.
Но вмeсто деревянной калитки передъ бeлымъ ослeпительнымъ домомъ, улицу
преграждаетъ сейчасъ великолeпная, позолоченная ограда.
Два тисовыхъ дерева возвышаются надъ низкимъ цвeтущимъ кустарникомъ и
какъ бы охраняютъ ворота, продeланныя въ стeнe, которая тянется позади
ограды.
Я вытягиваюсь, чтобы заглянуть поверхъ кустовъ и прихожу въ изумленiе
отъ невиданной роскоши.
Вся садовая стeна сплошь покрыта мозаикой. Фрески, бирюзовыя съ
золотомъ, въ оригинальной формe раковинъ, изображаютъ культъ египетскаго
бога Озириса.
Ворота -- самъ богъ: гермафродитъ изъ двухъ половинъ, образующихъ
створки дверей -- правая женская, лeвая -- мужская. Самъ онъ возсeдаетъ на
драгоцeнномъ плоскомъ тронe изъ перламутра -- изображеннымъ въ видe
барельефа. Его золоченая голова -- голова зайца. Уши подняты кверху и плотно
прилегаютъ другъ къ другу, -- они напоминаютъ собой страницы раскрытой
книги. --
Пахнетъ талой землей. Изъ-за стeны доносится ароматъ гiацинтовъ. -- --
--
Я долго стою неподвижно и удивляюсь. У меня чувство, будто передо мной
какой-то чужой мiръ. Слeва изъ-за рeшетки показывается старый 323 садовникъ
или слуга съ серебряными пряжками на башмакахъ, съ жабо, въ сюртукe
какого-то необыкновеннаго покроя. Черезъ рeшетку онъ спрашиваетъ, что мнe
угодно.
Я молча протягиваю ему завернутую шляпу Атаназiуса Перната.
Онъ беретъ ее и заходитъ въ ворота. Когда онъ ихъ открываетъ, я вижу
позади мраморный домъ на подобiе храма. На ступеняхъ его стоитъ
АТАНАЗIУСЪ ПЕРНАТЪ
и рядомъ съ нимъ
МИРIАМЪ.
Оба смотрятъ внизъ на городъ.
Мирiамъ вдругъ оборачивается, замeчаетъ меня, улыбается и что-то
шепчетъ Атаназiусу Пернату.
Я зачарованъ ея красотой.
Она такая же юная, какой я ее сегодня видeлъ во снe.
Атаназiусъ Пернатъ тоже медленно оборачивается. Сердце у меня
замираетъ.
Мнe кажется, будто я стою передъ зеркаломъ, -- настолько онъ похожъ на
меня.
-- -- -- -- -- --
Ворота снова захлопываются, и я вижу опять блестящаго гермафродита.
Старый слуга подаетъ мнe мою шляпу и говоритъ -- я слышу его голосъ,
какъ будто изъ-подъ земли:
"Господинъ Атаназiусъ Пернатъ шлетъ вамъ свою благодарность и проситъ
не считать его негостепрiимнымъ: онъ не приглашаетъ васъ въ садъ 324 потому,
что таковы уже издавна строгiя правила нашего дома.
Онъ проситъ еще передать, что вашу шляпу онъ не надeвалъ, такъ какъ
сразу замeтилъ, что она чужая, и надeется, что его шляпа не причинила вамъ
головной боли". 325
--------
СОНЪ 3
ДЕНЬ 6
И 17
ПРАГА 25
ПУНШЪ 43
НОЧЬ 63
БОДРСТВОВАНIЕ 80
СНEГЪ 90
КОШМАРЪ 103
СВEТЪ 122
НУЖДА 132
СТРАХЪ 164
ИНСТИНКТЪ 174
ЖЕНЩИНА 189
ХИТРОСТЬ 222
МУКА 242
МАЙ 256
ЛУНА 275
СВОБОДА 300
ЗАКЛЮЧЕНIЕ 313
Можетъ быть, я узнаю что-нибудь у "Лойзичека"?
"Лойзичекъ" запертъ, -- домъ перестраивается.
Такъ нельзя-ли кого-нибудь разбудить изъ сосeдей? 302
"Тутъ нигдe никто не живетъ", объяснилъ мнe рабочiй. "Строго
воспрещено. Изъ-за тифа."
"Ну, а "Бездeльникъ" открытъ?"
"Нeтъ, и тамъ заперто".
"Навeрное?"
"Навeрное".
Я назвалъ наудачу нeсколько именъ мелочныхъ торговцевъ и сидeльцевъ
табачныхъ лавокъ, жившихъ поблизости; потомъ имена Цвака, Фрисландера,
Прокопа -- -- --
Но рабочiй только качалъ головой.
"Можетъ быть, вы знаете Яромира Квасничка?"
Рабочiй поднялъ глаза.
"Яромира? Глухонeмого?"
Я обрадовался. Слава Богу. По крайней мeрe, хоть одинъ знакомый.
"Да, да, глухонeмой. Гдe онъ живетъ?"
"Онъ вырeзаетъ картинки? Изъ черной бумаги?"
"Вотъ, вотъ! Гдe мнe его найти?"
Рабочiй подробно объяснилъ мнe, какъ разыскать ночное кафе въ центрe
города, и тотчасъ же взялся опять за лопату.
Больше часу блуждалъ я по грязи, переходилъ по шаткимъ мосткамъ и
проползалъ подъ балками, преграждавшими улицы. Весь еврейскiй кварталъ
превратился въ груду развалинъ, точно сдeлался жертвой землетрясенiя.
Задыхаясь отъ волненiя, весь въ грязи, въ разорванныхъ сапогахъ я
выбрался, наконецъ, изъ лабиринта.
Еще нeсколько кварталовъ, и я очутился передъ подозрительнымъ
заведенiемъ.
"Кафе Хаосъ" -- стояло на вывeскe. 303
Пустое, крохотное помeщенiе, въ которомъ едва хватало мeста для
нeсколькихъ столиковъ, расположенныхъ вдоль стeнъ.
Посрединe на треногомъ биллiардe громко храпeлъ лакей.
Въ углу надъ стаканомъ вина клевала носомъ какая-то торговка съ
корзиной овощей.
Лакей соизволилъ, наконецъ, встать и освeдомиться, что мнe угодно.
Только по наглому взгляду, которомъ онъ меня смeрилъ съ ногъ до головы, я
понялъ, въ какомъ я, должно быть, убiйственномъ видe.
Я посмотрeлся въ зеркало и дeйствительно ужаснулся: на меня глядeло
чье-то чужое лицо, безъ единой кровинки, все въ морщинахъ, землисто-сeраго
цвeта, съ колючей бородой, окаймленное спутанной копной длинныхъ волосъ.
Я заказалъ себe черный кофе и спросилъ, здeсь-ли вырeзыватель силуэтовъ
Яромиръ.
"Не знаю, почему его нeтъ сегодня такъ долго", зeвая во весь ротъ,
отвeтилъ лакей; затeмъ онъ снова улегся на биллiардъ и моментально уснулъ.
Я взялъ со стeны "Прагеръ Тагеблаттъ" и -- сталъ ждать.
Буквы, какъ муравьи, расползались по газетe, -- я не понималъ ни
единаго слова изъ того, что читалъ.
Часы шли одинъ за другимъ, -- за окномъ показалась уже подозрительная
темная синева, которую всегда замeчаешь передъ разсвeтомъ, если смотришь на
улицу изъ помeщенiя, освeщеннаго газомъ.
Время отъ времени въ окна заглядывали полицейскiе съ зеленоватыми
блестящими перьями на 304 шляпахъ и тяжелымъ, медленнымъ шагомъ проходили
дальше.
Потомъ въ кафе зашло трое солдатъ весьма подозрительнаго вида.
Выпилъ рюмку водки метельщикъ съ улицы.
И, наконецъ, появился Яромиръ.
Онъ такъ измeнился, что я сразу его не узналъ: глаза потухли, переднiе
зубы вывалились, волосы порeдeли, за ушами глубокiя впадины.
Я настолько обрадовался, увидавъ знакомое лицо послe такого долгаго
времени, что вскочилъ, пошелъ ему навстрeчу и взялъ его за руку.
Но онъ былъ какъ-то странно напуганъ и все время озирался на дверь. Я
всячески, различными жестами старался показать ему, что радъ его видeть. Но
онъ долгое время, повидимому, не хотeлъ мнe повeрить.
На всe мои вопросы онъ отвeчалъ однимъ и тeмъ же безпомощнымъ жестомъ
полнаго непониманiя.
Какъ же мнe съ нимъ все-таки сговориться?
Вдругъ у меня блеснула мысль.
Я велeлъ подать карандашъ и сталъ рисовать ему поочередно лица Цвака,
Фрисландера и Прокопа.
"Какъ? Никого изъ нихъ нeтъ въ Прагe?" Онъ оживленно помахалъ руками,
сдeлалъ видъ, какъ будто считаетъ деньги, прошелся пальцами по столу и
похлопалъ себe по ладони. Я понялъ: всe трое получили, очевидно, свою долю
наслeдства Харузека, заключили торговую компанiю, расширили театръ
марiонетокъ Цвака и пустились странствовать.
305
"А Гиллель? Гдe онъ живетъ?" -- Я нарисовалъ лицо, его домъ и рядомъ
поставилъ вопросительный знакъ.
Вопросительнаго знака Яромиръ не понялъ; -- читать онъ не умeлъ -- но
понялъ все-таки, чего я хочу: взялъ спичку, подбросилъ ее какъ будто
наверхъ, -- на самомъ же дeлe спичка исчезла, какъ у ловкаго фокусника.
Что это значитъ? Неужели же Гиллель тоже уeхалъ?
Я нарисовалъ еврейскую ратушу.
Глухонeмой горячо закачалъ головой.
"И тамъ нeту Гиллеля?"
"Нeтъ!" (Новое качанiе головой.)
"Гдe же онъ?"
Снова тотъ же фокусъ со спичкой. "Онъ хочетъ сказать, что этотъ
человeкъ уeхалъ, и никто не знаетъ, куда", вмeшался въ нашу бесeду
метельщикъ, съ любопытствомъ все время слeдившiй за нами.
Отъ страха у меня сжалось сердце: Гиллель уeхалъ! -- Значитъ, я одинъ
во всемъ мiрe.
Комната поплыла передъ моими глазами.
"А Мирiамъ?"
Руки у меня настолько дрожали, что я долго не могъ нарисовать ея
профиль.
"Мирiамъ тоже пропала?"
"Да. Тоже пропала. Безслeдно".
Я громко застоналъ и принялся бeгать взадъ и впередъ по комнатe. Трое
солдатъ обмeнялись между собой недоумeвающими взглядами.
Яромиръ старался меня успокоить и хотeлъ, очевидно, разсказать мнe еще
что-то что ему 306 удалось узнать: онъ положилъ голову на руку, изображая
спящаго.
Я ухватился за столъ: "Ради всего святаго -- неужели Мирiамъ умерла?"
Яромиръ покачалъ головой и снова изобразилъ спящаго.
"Можетъ быть, она была больна?" Я нарисовалъ склянку съ лeкарствомъ.
Опять отрицательный жестъ. И опять Яромиръ склонилъ голову на руку. --
-- --
Забрезжилъ разсвeтъ, газовые рожки погасли одинъ за другимъ, а я все
еще не могъ догадаться, что хотeлъ мнe сказать Яромиръ.
Наконецъ, я бросилъ его. И задумался.
Единственное, что мнe теперь остается -- это какъ можно пораньше
отправиться въ еврейскую ратушу и собрать тамъ свeдeнiя, куда уeхали Гиллель
и Мирiамъ.
Я долженъ за ними послeдовать. -- -- --
Молча сидeлъ я подлe Яромира. Такой же нeмой и глухой, какъ онъ самъ.
Поднявъ черезъ нeкоторое время глаза, я увидeлъ, что онъ вырeзаетъ
ножницами силуэтъ.
Я сразу узналъ профиль Розины. Онъ подалъ мнe черезъ столъ силуэтъ,
закрылъ рукою глаза -- -- и беззвучно заплакалъ. -- -- --
Потомъ вдругъ вскочилъ и, не простившись, вышелъ за дверь.
-- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- --
Архиварiусъ Шмая Гиллель въ одинъ прекрасный день безъ всякой причины
не явился на службу и съ тeхъ поръ безслeдно исчезъ; дочь онъ взялъ,
навeрное, съ собой, потому что и ее 307 больше никто не видалъ, -- сказали
мнe въ еврейской ратушe. Большаго узнать я не могъ.
У меня не было даже слeда, по которому я бы могъ ихъ разыскать.
Въ банкe мнe заявили, что на моихъ деньгахъ имeется все еще судебное
запрещенiе, но со дня на день его должны снять, -- тогда мнe ихъ выплатятъ.
Съ наслeдствомъ Харузека тоже было связано еще много формальностей. Я
съ жгучимъ нетерпeнiемъ ждалъ этихъ денегъ, чтобы имeть возможность начать
розыски Гиллеля и Мирiамъ.
-- -- -- -- -- --
Я продалъ драгоцeнные камни, бывшiе у меня въ карманe, и снялъ себe двe
маленькiя, меблированныя смежныя комнатки въ мансардe на Альтшульгассе, --
единственной улицe, уцeлeвшей отъ перестройки еврейскаго квартала.
По странной случайности, это оказался какъ разъ тотъ знакомый мнe домъ,
про который ходили легенды, будто туда скрывается Големъ.
Я освeдомился у сосeдей -- большею частью мелкихъ торговцевъ и
ремесленниковъ, -- справедливы ли слухи о томъ, что въ этомъ домe есть
"комната безъ дверей". Но меня только высмeяли. -- Какъ можно вeрить всeмъ
этимъ глупостямъ!
Мои собственныя переживанiя по этому поводу поблекли въ тюрьмe, какъ
давно забытое сновидeнiе, -- они казались мнe только символомъ, безплотнымъ
и мертвымъ, -- я совершенно вычеркнулъ ихъ изъ книги воспоминанiй.
Вспоминая слова Лапондера, -- временами я такъ отчетливо слышалъ ихъ
вновь, какъ будто 308 онъ сидeлъ передо мной, какъ тогда въ камерe, -- я все
больше убeждался, что, повидимому, я лишь внутренне пережилъ то, что
показалось мнe тогда реальной дeйствительностью.
Развe не утратилъ я все, -- развe не исчезло все, что было вокругъ
меня? И книга Иббуръ, и фантастическая колода картъ, и Ангелина, и даже мои
старые друзья Цвакъ, Фрисландеръ и Прокопъ?! -- -- --
-- -- -- -- -- --
Наступилъ сочельникъ. Я купилъ себe маленькую елку съ красными
свeчками. Мнe захотeлось снова почувствовать себя молодымъ, увидeть отблескъ
свeчей и услышать ароматъ еловыхъ вeтокъ и горящаго воска.
Черезъ нeсколько дней я пущусь въ путь-дорогу и буду разыскивать
Гиллеля и Мирiамъ по весямъ и городамъ, -- повсюду, куда меня безотчетно
потянетъ. Мое нетерпeнiе и ожиданiе мало-помалу исчезли, -- исчезъ и всякiй
страхъ, что Мирiамъ могла быть убита, -- сердцемъ я зналъ, что найду ихъ
обоихъ.
Душа моя все время радостно улыбалась, -- прикасаясь къ чему-либо, я
чувствовалъ, какъ отъ рукъ моихъ исходитъ цeлящая сила. Все мое существо
было какъ-то странно проникнуто счастливымъ сознанiемъ человeка, который
возвращается домой послe долгихъ скитанiй и уже издали видитъ башни родного
города.
Какъ-то я зашелъ еще разъ въ маленькое кафе, чтобы пригласить къ себe
на сочельникъ Яромира. -- Онъ больше съ тeхъ поръ не показывался, сказали
мнe тамъ. Я хотeлъ уже было съ досадой уйти, какъ вошелъ старый торговецъ и
сталъ 309 предлагать всякiя бездeлушки и дешевыя старинныя вещи.
Я принялся рыться въ его ящикe среди груды брелоковъ, маленькихъ
распятiй, шпилекъ и брошей. Неожиданно мнe бросилось въ глаза сердечко изъ
краснаго камня на потертой шелковой ленточкe: съ изумленiемъ узналъ я въ
немъ сувениръ, который подарила мнe Ангелина, когда была еще маленькой
дeвочкой, у фонтана, въ паркe ихъ замка.
Передо мной сразу встала вся моя молодость, -- точно я взглянулъ черезъ
окошечко райка на дeтскую картинку.
Долго, очень долго стоялъ я потрясенный и смотрeлъ на маленькое,
красное сердечко въ моей рукe. -- -- --
-- -- -- -- -- --
Я сидeлъ въ своей мансардe и прислушивался къ треску еловыхъ иглъ, --
то тамъ, то сямъ вeтки начинали тлeть отъ восковыхъ свeчекъ.
"Можетъ быть, какъ разъ сейчасъ старый Цвакъ разыгрываетъ гдe-нибудь
свой "Марiонетный сочельникъ", думалъ я, -- "и таинственнымъ голосомъ
декламируетъ куплетъ своего любимаго поэта Оскара Винера:
...Сердечко изъ коралла
На ленточкe изъ шелка!
Семь долгихъ лeтъ сердечку я
Служилъ душою вeрно, --
Не отдавай его другимъ,
Не разлучай меня ты съ нимъ, --
Люблю его безмeрно!"
-- -- -- -- -- --
Вдругъ какъ-то странно торжественно стало у меня на душe. 310
Свeчи догорeли. Только одна мерцала еще.
Комната наполнилась дымомъ.
Какъ будто меня дернула чья-то рука, -- я вдругъ обернулся и увидeлъ:
На порогe стояло мое подобiе. Мой двойникъ. Въ бeлой мантiи. Съ короной
на головe.
Одно лишь мгновенiе.
Потомъ тотчасъ же въ деревянную дверь ворвалось пламя, а за нимъ клубы
удушливаго горячаго дыма:
Пожаръ въ домe! Пожаръ! Пожаръ!
-- -- -- -- -- --
Я раскрываю окно. Вылeзаю на крышу.
Издали слышны уже рeзкiе звонки пожарныхъ.
Блестящiя каски, -- отрывистые крики команды.
Потомъ призрачное, ритмичное, пыхтящее дыханiе насосовъ, -- точно духи
воды готовятся къ прыжку на смертельнаго врага: на огонь.
Звонъ стеколъ, -- красные языки отовсюду.
Разстилаютъ тюфяки, вся улица устлана ими, -- люди прыгаютъ на нихъ,
расшибаются, ихъ уносятъ.
А во мнe все ликуетъ неистовымъ безумнымъ экстазомъ. Я не знаю самъ,
почему. Волосы становятся дыбомъ.
Я отбeгаю къ дымовой трубe. Пламя меня окружаетъ повсюду.
Вокругъ трубы обмотанъ канатъ трубочиста.
Я разворачиваю его, хватаюсь руками и ногами, какъ дeлалъ когда-то
ребенкомъ во время гимнастики, и спокойно спускаюсь вдоль стeны дома. --
Спускаюсь мимо одного изъ оконъ. Заглядываю туда: 311
Внутри все залито ослeпительнымъ свeтомъ. И вдругъ я вижу -- вижу -- --
все мое существо превращается въ одинъ громкiй ликующiй крикъ:
"Гиллель! Мирiамъ! Гиллель!" Стараюсь уцeпиться за рeшетку.
Хватаюсь за стeну. Выпускаю изъ рукъ канатъ.
На мгновенiе повисаю между небомъ и землей внизъ головой, скрестивъ
ноги.
Канатъ трещитъ отъ толчка. И лопается отъ напряженiя.
Я падаю. Сознанiе мое гаснетъ.
Уже падая, хватаюсь за выступъ стeны. Но руки скользятъ. Не за что
уцeпиться:
Камень гладкiй.
Гладкiй, какъ кусокъ сала.
-- -- -- -- -- --
-- -- -- -- -- --
312
--------
"-- -- -- какъ кусокъ сала". Это и есть камень, видомъ своимъ
напоминающiй кусокъ сала.
Слова эти звучатъ еще у меня въ ушахъ. Я подымаюсь и стараюсь понять,
гдe я.
Я лежу въ постели, въ гостиницe.
Моя фамилiя вовсе не Пернатъ.
Неужели мнe все лишь приснилось?
Нeтъ, такихъ сновъ не бываетъ.
Я смотрю на часы: я спалъ всего одинъ часъ. Еще только половина
третьяго.
На стeнe виситъ чужая шляпа: я обмeнялъ ее сегодня въ соборe на
Градчинe во время обeдни.
Нeтъ ли на ней имени владeльца? Я беру ее и читаю, хотя и чужое, но все
же столь знакомое имя -- золотыми буквами на бeлой шелковой подкладкe:
ATHANASIUS PERNATH
Я не могу уже успокоиться. Быстро одeваюсь и спускаюсь по лeстницe.
"Швейцаръ! Откройте мнe дверь! Я пойду еще погулять".
"Куда вы, сударь?"
"Въ еврейскiй кварталъ. На Ганпасгассе. Есть тамъ такая улица?"
"Есть-то есть" -- швейцаръ лукаво улыбается. -- "но вообще въ
еврейскомъ кварталe почти ничего не осталось. Тамъ все заново выстроено".
313
"Ничего не значитъ. Гдe эта Ганпасгассе?"
Швейцаръ водитъ толстымъ пальцемъ по плану:
"Вотъ, сударь".
"А кабачокъ "Лойзичека?"
"Вотъ тутъ".
"Дайте мнe большой листъ бумаги".
"Пожалуйста".
Я завертываю шляпу Перната. Какъ странно: она почти новая,
безукоризненно чистая, а все-таки отъ нея вeетъ стариной. --
Дорогой я думаю:
Все, что пережилъ этотъ Атаназiусъ Пернатъ, пережилъ я тоже во снe, --
видeлъ, слышалъ и испыталъ въ одну ночь, -- какъ будто я былъ имъ самимъ.
Почему же я не знаю, что онъ увидeлъ за рeшеткой окна въ то время, какъ
оборвалась веревка и онъ закричалъ: "Гиллель, Гиллель!"
Въ это мгновенiе онъ отдeлился отъ меня, мелькаетъ у меня въ головe.
Я долженъ найти этого Атаназiуса Перната, хотя бы мнe пришлось искать
его три дня и три ночи! -- -- --
-- -- -- -- -- --
Такъ вотъ это, значитъ, Ганпасгассе?
Я видeлъ ее во снe совершенно другою.
Тутъ все сплошь новые дома.
-- -- -- -- -- --
Спустя нeсколько минутъ я сижу въ кафе Лойзичекъ. Простое, довольно
опрятное помeщенiе.
У задней стeны эстрада съ деревянными перилами. Есть все же какое-то
сходство съ тeмъ "Лойзичекомъ", котораго я видeлъ во снe.
"Что прикажете?" спрашиваетъ кельнерша, пухлая дeвица, затянутая въ
красный бархатный фракъ. 314
"Коньяку, фрейлейнъ. -- Благодарю васъ".
-- -- -- -- -- --
"Послушайте, фрейлейнъ!"
"Что угодно?"
"Кому принадлежитъ это кафе?"
"Коммерцiи совeтнику Лойзичеку. Ему принадлежитъ и весь домъ. Онъ очень
богатый".
-- Ага! Тотъ самый со связкой свиныхъ зубовъ на цeпочкe часовъ,
вспоминаю я.
У меня мелькаетъ счастливая мысль. Она послужитъ мнe руководящею нитью:
"Фрейлейнъ!"
"Что угодно?"
"Когда былъ разрушенъ каменный мостъ?"
"Тридцать три года тому назадъ".
"Гмъ. Тридцать три года тому назадъ!" -- Я соображаю: рeзчику камей
Пернату должно быть теперь почти девяносто лeтъ.
"Фрейлейнъ!"
"Что угодно?" "Нeтъ ли у васъ кого-нибудь изъ посeтителей, кто бы
помнилъ, какъ выглядeлъ тогда старый еврейскiй кварталъ. Я писатель, -- меня
это очень интересуетъ".
Кельнерша думаетъ: "Изъ посeтителей? Нeтъ, никого. -- Постойте,
постойте: вотъ видите тамъ биллiарднаго маркера, -- того, что играетъ въ
карамболь со студентомъ? Вотъ этотъ съ носомъ крючкомъ, старый -- -- онъ
жилъ здeсь всегда и все вамъ разскажетъ. Позвать его, когда онъ кончитъ
играть?"
Я смотрю въ ту сторону, куда указываетъ дeвица.
У зеркала стоитъ и мeлитъ кiй высокiй, сeдой старикъ. Помятое, но
несомнeнно аристократическое лицо. Кого онъ мнe напоминаетъ? 315
"Фрейлейнъ, какъ зовутъ маркера?"
Кельнерша стоитъ, опершись локтемъ на столъ, слюнитъ карандашъ,
безчисленное множество разъ пишетъ свое имя на мраморной доскe и сейчасъ же
быстро стираетъ его мокрымъ пальцемъ. Время отъ времени она бросаетъ на меня
болeе или менeе пылкiе взгляды, -- смотря по тому, какъ они ей удаются. При
этомъ она подымаетъ, конечно, и брови, -- это придаетъ загадочность взгляду.
"Фрейлейнъ, какъ зовутъ маркера?" повторяю я свой вопросъ. Я вижу -- ей
было бы прiятнeе, если бы я спросилъ: фрейлейнъ, почему вы во фракe? или еще
что-нибудь въ этомъ родe. Но я ее объ этомъ не спрашиваю: я еще весь полонъ
своимъ сномъ.
"Ну, какъ его -- --" сердится она. "Его зовутъ Ферри. Ферри
Атенштедтъ".
"Вотъ какъ? Ферри Атенштедтъ! -- Гмъ -- значитъ, еще одинъ старый
знакомый".
"Разскажите мнe о немъ, фрейлейнъ, все, что вы знаете", разсыпаюсь я
передъ ней и подкрeпляю себя еще рюмкой коньяка. "Съ вами такъ прiятно
бесeдовать!" (Я противенъ себe самому.)
Она таинственно наклоняется ко мнe, щекочетъ мнe волосами лицо и
шепчетъ:
"Ферри, -- онъ прошелъ прежде огонь и воду. Говорятъ, онъ изъ старинной
дворянской семьи -- можетъ, такъ говорятъ только потому, что онъ бреетъ и
усы и бороду, -- говорятъ, онъ былъ прежде страшно богатъ. Но его раззорила
какая-то рыжая еврейка, -- еще совсeмъ молоденькой она стала "такой особой"
-- кельнерша опять нeсколько разъ пишетъ свое имя на мраморномъ 316 столикe.
"Ну, а когда у него не осталось ни гроша, она ушла и женила на себe важнаго
господина: знаете --" -- она шепнула мнe на ухо какую-то фамилiю, но я не
разслышалъ. "Этому господину пришлось, понятно, распрощаться со всeми своими
почестями. Послe женитьбы онъ принялъ фамилiю фонъ-Деммериха. Ну, такъ вотъ.
А что она была прежде "такой особой", съ этимъ, онъ, конечно, ничего
подeлать не могъ. Я всегда говорю -- --"
"Фритци! Получите!" кричитъ кто-то съ эстрады.
Я окидываю взглядомъ кафе и слышу вдругъ позади себя тихое
металлическое жужжанiе -- точно пeнiе сверчка.
Съ любопытствомъ я оборачиваюсь. И не вeрю глазамъ:
Въ углу, повернувшись лицомъ къ стeнe, старый, какъ Мафусаилъ, съ
музыкальнымъ ящикомъ, величиной не больше папиросной коробки, въ дрожащихъ
костлявыхъ рукахъ, сидитъ, сгорбившись въ три погибели, слeпой, дряхлый
Нефтали Шафранекъ и вертитъ маленькую рукоятку.
Я подхожу къ нему ближе.
Почти шопотомъ, путаясь, напeваетъ онъ про себя:
"Госпожа Пикъ,
Госпожа Хокъ,
Про красныя, синiя звeздочки
Бесeду ведутъ межъ собой."
"Не знаете ли, какъ зовутъ этого старика?" спрашиваю я проходящаго мимо
кельнера.
"Нeтъ, сударь, никто не знаетъ ни его самого, ни его имени. Онъ самъ
позабылъ, какъ его 317 зовутъ. Онъ одинъ-одинешенекъ. Еще бы -- ему ужъ 110
лeтъ. Мы ему каждую ночь даемъ изъ милости кофе".
Я наклоняюсь къ старику и кричу ему прямо въ ухо: "Шафранекъ!"
Онъ вздрагиваетъ. Что-то бормочетъ и задумчиво проводитъ рукою по лбу.
"Господинъ Шафранекъ, вы меня понимаете?"
Онъ киваетъ головой.
"Такъ вотъ, слушайте. Мнe надо о чемъ-то спросить васъ, о прошломъ.
Если вы мнe отвeтите, какъ слeдуетъ, я вамъ дамъ гульденъ. Вотъ, я кладу
деньги на столъ".
"Гульденъ", повторяетъ старикъ и начинаетъ сейчасъ же яростно вертeть
ручку своего музыкальнаго ящичка.
Я беру его за руку: "Постарайтесь вспомнить! Не знали ли вы тридцать
три года тому назадъ рeзчика камей по фамилiи Пернатъ?"
"Гадрболеца? Рeзника?" -- еле бормочетъ онъ, задыхаясь, и старается
засмeяться, полагая, что я разсказываю ему забавный анекдотъ.
"Нeтъ, не Гадрболеца -- -- а Перната!"
"Перелеса?!" -- онъ внe себя отъ восторга.
"Не Перелеса -- -- Пер--ната!"
"Пашелеса?!" -- онъ гогочетъ отъ радости.
Я разочарованно отказываюсь отъ дальнeйшихъ попытокъ.
"Вы желали меня видeть, сударь?" -- передо мной стоитъ маркеръ Ферри
Атенштедтъ и холодно раскланивается.
"Да, очень радъ. -- Мы можемъ сыграть партiю на биллiардe". 318
"Угодно на деньги? Я согласенъ дать вамъ 90 очковъ изъ 100 фору".
"Согласенъ -- -- на гульденъ. Начинайте, господинъ маркеръ".
Его свeтлость берется за кiй, цeлится, киксуетъ и строитъ печальную
физiономiю. Я понимаю, въ чемъ дeло: онъ дастъ мнe сдeлать 99 очковъ, а
потомъ съ одного удара кончитъ всю партiю.
Мною все больше овладeваетъ странное чувство. Я задаю ему прямо
вопросъ:
"Господинъ маркеръ, постарайтесь вспомнить: не знавали ли вы уже очень
давно, приблизительно въ тe годы, когда былъ разрушенъ каменный мостъ, въ
старомъ еврейскомъ кварталe -- -- нeкоего Атаназiуса Перната?"
Человeкъ въ бeлой парусиновой курткe съ красными полосками, съ косыми
глазами и маленькими золотыми серьгами въ ушахъ, сидeвшiй все время у стeны
на скамейкe и читавшiй газету, вздрагиваетъ, смотритъ на меня и крестится.
"Пернатъ?" повторяетъ маркеръ и старается вспомнить -- "Пернатъ?
Высокiй, худой? Шатенъ, съ острой бородкой съ просeдью?"
"Да, да".
"Ему было лeтъ сорокъ тогда? Онъ былъ похожъ -- -- " Его свeтлость съ
удивленiемъ смотритъ вдругъ на меня. -- "Вы, можетъ быть, его родственникъ?"
Косой у стeны снова крестится.
"Я? Родственникъ? Откуда вы взяли? -- Нeтъ, нeтъ. Меня онъ просто
интересуетъ. Можетъ быть, вы еще о немъ что-нибудь знаете?" спрашиваю я съ
показнымъ равнодушiемъ, -- на самомъ 319 же дeлe чувствую, какъ у меня
больно сжимается сердце.
Ферри Атенштедтъ снова задумывается.
"Если не ошибаюсь, его считали тогда сумасшедшимъ. Однажды онъ заявилъ,
что его зовутъ -- постойте, какъ это -- да, Лапондеромъ! А еще какъ-то онъ
сталъ выдавать себя за нeкоего Харузека".
"Ничего подобнаго!" перебиваетъ косой. "Харузекъ былъ самъ по себe. Мой
отецъ получилъ отъ него въ наслeдство нeсколько тысячъ флориновъ".
"Кто этотъ человeкъ?" спрашиваю я тихо маркера.
"Это лодочникъ. Зовутъ его Чамдра. -- Да, а что касается Перната, то я
сейчасъ вспомнилъ -- или, можетъ быть, мнe такъ кажется, -- онъ женился
впослeдствiи на очень красивой, смуглой еврейкe".
"На Мирiамъ!" говорю я про себя и начинаю такъ волноваться, что у меня
дрожатъ руки, и я бросаю играть.
Лодочникъ крестится.
"Что это съ вами сегодня, господинъ Чамдра?" удивленно спрашиваетъ
маркеръ.
"Пернатъ вовсе никогда не жилъ", кричитъ косой. "Я никогда не повeрю".
Чтобъ онъ сталъ словоохотливeе, я наливаю ему коньяку.
"Есть даже люди, которые говорятъ, будто Пернатъ и сейчасъ еще живъ и
живетъ на Градчинe".
"Гдe именно на Градчинe?"
Лодочникъ крестится. 320
"Вотъ въ томъ-то и дeло. Онъ живетъ тамъ, гдe не можетъ жить человeкъ:
возлe стeны у послeдняго фонаря".
"Вы знаете его домъ, господинъ -- господинъ -- Чамдра?"
"Ни за что на свeтe я не пошелъ бы туда!" отвeчаетъ косой. "За кого вы
меня принимаете? Спаси Богъ и помилуй!"
"Но вeдь дорогу туда вы могли бы показать мнe, господинъ Чамдра?"
"Хорошо", ворчитъ лодочникъ. "Посидите тутъ до шести утра; я все равно
пойду на Молдаву. Но я вамъ не совeтую! Вы упадете въ Оленiй ровъ и сломаете
шею! Ахъ, мать пресвятая!"
-- -- -- -- -- --
Наступаетъ утро. Мы идемъ вмeстe. Съ рeки свeжiй вeтеръ. Отъ нетерпeнiя
я не чувствую подъ собой ногъ.
Неожиданно выростаетъ предо мной домъ на Альтшульгассе.
Я узнаю каждое его окошко, закругленный жолобъ на крышe, рeшетку,
каменные выступы стeны съ жирнымъ блескомъ -- -- все, все!
"Когда былъ въ этомъ домe пожаръ?" Я сгораю отъ нетерпeнiя.
"Пожаръ? Никогда не было!"
"Нeтъ, былъ. Я знаю навeрное!"
"Нeтъ, не былъ".
"Но я вeдь знаю. Хотите, поспоримъ?"
"На сколько?"
"На гульденъ".
"Идетъ". -- Чамдра приводитъ управляющаго домомъ. "Былъ когда-нибудь въ
этомъ домe пожаръ?" 321
"Ничего подобнаго!" Управляющiй только смeется.
Но я все еще не вeрю ему.
"Я живу тутъ ужъ семьдесятъ лeтъ", доказываетъ управляющiй, "я бы уже
навeрное зналъ". -- -- -- -- Странно, очень странно. -- -- --
-- -- -- -- -- --
Забавно и неровно двигая веслами, Чамдра везетъ меня по Молдавe въ
своей лодкe, сколоченной изъ восьми нетесанныхъ досокъ. Желтая вода пeнится
у борта. Крыши Градчины блестятъ пурпуромъ въ лучахъ восходящаго солнца.
Мною овладeваетъ невыразимо торжественное настроенiе. Смутное ощущенiе --
точно изъ прошлой жизни, -- -- какъ будто весь мiръ вокругъ зачарованъ, --
смутное сознанiе, будто я жилъ одновременно въ нeсколькихъ мeстахъ сразу.
Я выхожу изъ лодки.
"Сколько я вамъ долженъ, господинъ Чамдра?"
"Одинъ крейцеръ. Если бы вы мнe помогали грести, я бы взялъ съ васъ
два."
-- -- -- -- -- --
Я поднимаюсь по узкой, одинокой тропинкe, -- по той же, по которой я
уже шелъ сегодня ночью во снe. У меня бьется сердце. Я знаю: вотъ сейчасъ
будетъ оголенное дерево, -- его вeтви перегибаются черезъ стeну.
Но нeтъ: оно сейчасъ сплошь въ бeломъ цвeту.
Воздухъ напоенъ сладостнымъ благоуханiемъ сирени.
У ногъ моихъ городъ въ утреннемъ блескe, точно обeтованный призракъ.
322
Ни единаго звука. Только ароматъ и сiянiе.
Съ закрытыми глазами могъ бы я орiентироваться въ маленькой, курьезной
улицe Алхимиковъ, -- настолько знакомъ мнe здeсь каждый шагъ.
Но вмeсто деревянной калитки передъ бeлымъ ослeпительнымъ домомъ, улицу
преграждаетъ сейчасъ великолeпная, позолоченная ограда.
Два тисовыхъ дерева возвышаются надъ низкимъ цвeтущимъ кустарникомъ и
какъ бы охраняютъ ворота, продeланныя въ стeнe, которая тянется позади
ограды.
Я вытягиваюсь, чтобы заглянуть поверхъ кустовъ и прихожу въ изумленiе
отъ невиданной роскоши.
Вся садовая стeна сплошь покрыта мозаикой. Фрески, бирюзовыя съ
золотомъ, въ оригинальной формe раковинъ, изображаютъ культъ египетскаго
бога Озириса.
Ворота -- самъ богъ: гермафродитъ изъ двухъ половинъ, образующихъ
створки дверей -- правая женская, лeвая -- мужская. Самъ онъ возсeдаетъ на
драгоцeнномъ плоскомъ тронe изъ перламутра -- изображеннымъ въ видe
барельефа. Его золоченая голова -- голова зайца. Уши подняты кверху и плотно
прилегаютъ другъ къ другу, -- они напоминаютъ собой страницы раскрытой
книги. --
Пахнетъ талой землей. Изъ-за стeны доносится ароматъ гiацинтовъ. -- --
--
Я долго стою неподвижно и удивляюсь. У меня чувство, будто передо мной
какой-то чужой мiръ. Слeва изъ-за рeшетки показывается старый 323 садовникъ
или слуга съ серебряными пряжками на башмакахъ, съ жабо, въ сюртукe
какого-то необыкновеннаго покроя. Черезъ рeшетку онъ спрашиваетъ, что мнe
угодно.
Я молча протягиваю ему завернутую шляпу Атаназiуса Перната.
Онъ беретъ ее и заходитъ въ ворота. Когда онъ ихъ открываетъ, я вижу
позади мраморный домъ на подобiе храма. На ступеняхъ его стоитъ
АТАНАЗIУСЪ ПЕРНАТЪ
и рядомъ съ нимъ
МИРIАМЪ.
Оба смотрятъ внизъ на городъ.
Мирiамъ вдругъ оборачивается, замeчаетъ меня, улыбается и что-то
шепчетъ Атаназiусу Пернату.
Я зачарованъ ея красотой.
Она такая же юная, какой я ее сегодня видeлъ во снe.
Атаназiусъ Пернатъ тоже медленно оборачивается. Сердце у меня
замираетъ.
Мнe кажется, будто я стою передъ зеркаломъ, -- настолько онъ похожъ на
меня.
-- -- -- -- -- --
Ворота снова захлопываются, и я вижу опять блестящаго гермафродита.
Старый слуга подаетъ мнe мою шляпу и говоритъ -- я слышу его голосъ,
какъ будто изъ-подъ земли:
"Господинъ Атаназiусъ Пернатъ шлетъ вамъ свою благодарность и проситъ
не считать его негостепрiимнымъ: онъ не приглашаетъ васъ въ садъ 324 потому,
что таковы уже издавна строгiя правила нашего дома.
Онъ проситъ еще передать, что вашу шляпу онъ не надeвалъ, такъ какъ
сразу замeтилъ, что она чужая, и надeется, что его шляпа не причинила вамъ
головной боли". 325
--------
СОНЪ 3
ДЕНЬ 6
И 17
ПРАГА 25
ПУНШЪ 43
НОЧЬ 63
БОДРСТВОВАНIЕ 80
СНEГЪ 90
КОШМАРЪ 103
СВEТЪ 122
НУЖДА 132
СТРАХЪ 164
ИНСТИНКТЪ 174
ЖЕНЩИНА 189
ХИТРОСТЬ 222
МУКА 242
МАЙ 256
ЛУНА 275
СВОБОДА 300
ЗАКЛЮЧЕНIЕ 313