Страница:
правда, не съ такими подробностями.
"Ну, конечно," сказалъ онъ задумчиво, когда я кончилъ разсказъ. "Такъ,
значитъ, я не ошибся! Этотъ негодяй хочетъ отомстить Савiоли, -- это ясно,
какъ день, -- но, повидимому, у него еще недостаточно матерiала. Иначе --
зачeмъ бы ему здeсь постоянно шататься? Вчера, напримeръ, я проходилъ -- ну,
скажемъ, "случайно" по Ганпасгассе," -- пояснилъ онъ, замeтивъ на моемъ лицe
недоумeнiе, "и мнe бросилось въ глаза, что Вассертрумъ 107 сперва очень
долго, съ самымъ невиннымъ видомъ, прохаживался возлe воротъ, а потомъ,
убeдившись, должно быть, что за нимъ не слeдятъ, быстро шмыгнулъ въ дверь. Я
пошелъ за нимъ слeдомъ, -- сдeлалъ видъ, что иду къ вамъ, постучался къ вамъ
въ дверь -- и увидeлъ, какъ онъ возился зачeмъ-то съ ключемъ у желeзной
двери. Замeтивъ меня, онъ сейчасъ же, конечно, отошелъ и тоже сталъ стучать
къ вамъ. Но васъ, очевидно, не было дома: намъ никто не открылъ.
Наведя съ извeстными предосторожностями справки въ еврейскомъ кварталe,
я узналъ, что кто-то, по описанiю похожiй на доктора Савiоли, снимаетъ здeсь
ателье, но держитъ это въ большой тайнe. Мнe было извeстно, что Савiоли
тяжело боленъ: остальное все стало понятнымъ.
А вотъ это, видите ли, я собралъ изо всeхъ ящиковъ, чтобы на всякiй
случай предупредить Вассертрума," добавилъ Харузекъ и указалъ на связку
писемъ на столe. "Тутъ всe бумаги. Надeюсь, больше здeсь нeтъ ничего. Во
всякомъ случаe я обыскалъ всe столы и коммоды, насколько мнe это удалось въ
темнотe."
Слушая его, я оглядывалъ комнату и невольно обратилъ вниманiе на
потайную дверь въ полу. При этомъ мнe пришло въ голову, что Цвакъ когда-то
разсказывалъ о потайномъ ходe въ ателье.
Дверь была четыреугольная, съ кольцомъ.
"Куда спрятать намъ письма?" началъ опять Харузекъ. "Мы съ вами --
пожалуй, единственные люди въ гетто, къ которымъ Вассертрумъ относится безъ
подозрeнiй, -- почему онъ относится такъ ко мнe, на -- это -- у него -- свои
-- 108 причины," -- (я замeтилъ, какъ при послeднихъ словахъ его лицо
исказилось отъ бeшеной ненависти --) "ну, а васъ, -- васъ онъ считаетъ --
--" Харузекъ быстро, искусственно закашлялся и проглотилъ слово
"сумасшедшимъ", но я понялъ, что онъ хотeлъ сказать. Меня это не огорчило:
мысль о томъ, что я могу помочь "ей", преисполняла меня такимъ счастьемъ,
что я утратилъ всякую воспрiимчивость.
Мы условились спрятать письма у меня и перешли ко мнe въ комнату.
-- -- -- -- -- --
Харузекъ давно ужъ ушелъ, а я все еще не могъ рeшиться лечь спать. Я
чeмъ-то былъ недоволенъ. Я чувствовалъ, что долженъ еще что-то сдeлать. Но
что? что?
Разработать планъ дeйствiй? Придумать, что дeлать дальше Харузеку?
Нeтъ, не то. Харузекъ и такъ будетъ слeдить за старьевщикомъ, -- на
этотъ счетъ можно быть совершенно спокойнымъ. Я содрогнулся, когда подумалъ
о ненависти, которую онъ питаетъ къ этому человeку.
Что сдeлалъ ему Вассертрумъ?
Странное душевное безпокойство все возрастало и доводило меня до
отчаянiя. Меня звалъ къ себe кто-то незримый, потустороннiй, -- но я не
понималъ его зова.
Я казался себe лошадью, которую дрессируютъ: она чувствуетъ, что ее
дергаютъ за поводья и не знаетъ, чего хотятъ отъ нея, -- не понимаетъ
желанiй своего господина.
Спуститься внизъ, къ Шмаe Гиллелю?
Нeтъ. Все во мнe протестовало противъ этого. 109
Видeнiе монаха въ соборe, въ лицe котораго, какъ бы въ отвeтъ на свою
нeмую мольбу о совeтe, я различилъ черты Харузека, -- это видeнiе показало
мнe ясно, что я не долженъ попросту отгонять отъ себя смутныя,
неопредeленныя чувства. За послeднее время во мнe бродятъ какiя-то
непонятныя силы, -- это фактъ, я слишкомъ отчетливо чувствую ихъ.
Чувствовать буквы, а не только читать ихъ въ книгe глазами, -- создать
въ себe самомъ переводчика, который истолковалъ бы, куда молча, безъ словъ
толкаетъ инстинктъ -- вотъ ключъ къ загадкe, какъ понимать языкъ своей души.
"У нихъ глаза, но они не видятъ; у нихъ уши, но они не слышатъ,"
припомнился мнe библейскiй текстъ.
"Ключъ, ключъ, ключъ!" механически повторяли мои губы, въ то время какъ
въ умe проходили эти странныя мысли.
"Ключъ, ключъ -- --?" мой взглядъ упалъ на кривой кусокъ проволоки,
которымъ я незадолго до того открылъ желeзную дверь, -- и меня вдругъ
охватило чувство жгучаго любопытства -- куда ведетъ четыреугольная дверь въ
полу ателье.
Не отдавая себe отчета, я еще разъ вошелъ въ комнату Савiоли и,
ухватившись за желeзное кольцо, приподнялъ съ трудомъ дверь.
Передо мной была темная пропасть.
Но потомъ я различилъ въ ней узкiя крутыя ступени, -- онe вели куда-то
внизъ, въ темноту.
Я началъ спускаться.
Вначалe я рукой нащупывалъ стeну. Ей не было конца: то какiя-то ниши,
покрытыя гнилью и плeсенью, -- то повороты, углы, закругленiя, 110 -- то
проходы направо, налeво и прямо, -- кусокъ старой двери, перекрестки, и
снова ступени, ступени все дальше и дальше.
Повсюду удушливый, тяжелый запахъ глины и сырости.
И нигдe ни признака свeта. --
Почему я не захватилъ свeчи Гиллеля?
Наконецъ-то, ровная, прямая дорога.
По шуршанiю ногъ я понялъ, что иду по сухому песку.
Навeрное, это одинъ изъ безчисленныхъ подземныхъ ходовъ, которые безъ
цeли и смысла проложены подъ гетто до самой рeки.
Я нисколько не удивился: подъ половиною города вьются съ незапамятныхъ
временъ такiе подземные ходы, -- у жителей Праги было всегда достаточно
основанiй избeгать дневного свeта.
Я шелъ очень долго, но по полной тишинe наверху, надо мной, могъ
заключить, что я все еще въ еврейскомъ кварталe, жизнь въ которомъ ночью
совсeмъ замираетъ. Если бы надо мной были оживленныя улицы или площади, я,
навeрное, услышалъ бы глухой шумъ колесъ.
На мгновенiе меня объялъ страхъ: что, если я все время кружусь на
одномъ мeстe? Упаду, чего добраго, въ яму, сломаю себe ногу и не сумeю выйти
отсюда?
Что будетъ тогда съ ея письмами у меня въ комнатe? Они неминуемо
попадутъ въ руки Вассертрума.
Но мысль о Шмаe Гиллелe, съ которымъ у меня связывалось представленiе о
спасителe и учителe, почему-то сразу меня успокоила. 111
Однако, осторожности ради, я пошелъ теперь медленнeе и поднялъ руку,
чтобы нечаянно не стукнуться лбомъ, если проходъ станетъ вдругъ ниже.
Время отъ времени, а потомъ все чаще и чаще я доставалъ рукой до
потолка. Въ концe концовъ камни опустились такъ низко, что мнe пришлось
нагнуться для того, чтобъ пройти.
Но неожиданно моя рука ощутила широкое пустое пространство.
Я остановился и поднялъ голову. Мнe показалось, будто съ потолка
падаетъ слабый, едва замeтный отблескъ свeта.
Быть можетъ, здeсь кончается подземный ходъ изъ какого-нибудь погреба?
Я вытянулся и обeими руками нащупалъ потолокъ: тамъ было четыреугольное
отверстiе.
Мало-помалу я различилъ въ немъ очертанiя вдeланной въ стeну
горизонтальной крестовины. Мнe удалось ухватиться за перекладину,
подтянуться и влeзть наверхъ.
Я очутился на крестовинe и старался орiентироваться.
Если не обманываетъ меня осязанiе, сюда выходятъ, должно быть, остатки
желeзной винтовой лeстницы.
Я очень долго нащупывалъ, пока не отыскалъ, наконецъ, второй ступени и
не взобрался на нее.
Всего навсего было восемь ступеней. Между каждой изъ нихъ былъ
промежутокъ въ добрый человeческiй ростъ.
Какъ странно: наверху лeстница упиралась въ своего рода горизонтальную
плиту. Сквозь 112 правильно расположенныя, пересeкавшiяся скважины проникалъ
слабый свeтъ, который я замeтилъ еще внизу, въ проходe.
Я нагнулся какъ можно ниже, чтобы издали получше увидeть расположенiе
скважинъ, -- и къ своему изумленiю замeтилъ, что онe имeли форму правильнаго
шестиугольника, какой изображается всегда въ синагогe.
Что же это такое?
Наконецъ, я понялъ: это дверь, и сквозь щели ея проникаетъ свeтъ.
Деревянная подъемная дверь въ формe звeзды.
Упершись плечами, я приподнялъ ее -- и очутился въ комнатe, залитой
луннымъ свeтомъ.
Комната была небольшая и совершенно пустая, за исключенiемъ кучи
какого-то хлама въ углу, -- съ однимъ окномъ, задeланнымъ толстой рeшеткой.
Кромe хода, черезъ который я только что проникъ въ комнату, въ ней не
было, повидимому, ни дверей, ни отверстiй, -- по крайней мeрe, я тщательно
обшарилъ всe стeны.
Рeшетка на окнe была такая частая, что голову просунуть было
невозможно.
Я сообразилъ только, что комната находится приблизительно на уровнe
третьяго этажа: противоположные дома были всe двухэтажные и казались
значительно ниже.
Противоположный тротуаръ былъ виденъ наполовину, но благодаря
ослeпительному свeту луны, бившему мнe прямо въ глаза, тамъ казалось
настолько темно, что различить что-либо было немыслимо. 113
Что улица эта находится въ еврейскомъ кварталe, -- я не сомнeвался:
оконъ въ домахъ или не было вовсе, или они были лишь намeчены кирпичами, --
а вeдь только въ гетто дома почему-то обращены другъ къ другу спиной.
Тщетно старался я догадаться, въ какомъ странномъ зданiи я нахожусь.
Быть можетъ, это боковая башенка греческой церкви? Или же я попросту
очутился въ Старо-новой синагогe?
Но, нeтъ, это совсeмъ не та мeстность.
Я опять окинулъ взглядомъ всю комнату: въ ней не было ничего, что могло
бы мнe дать хоть малeйшiй намекъ. -- Стeны и потолокъ были голые съ давно
облупившейся штукатуркой; на нихъ не было ни гвоздей, ни слeдовъ, по
которымъ я могъ бы судить, что здeсь хоть когда-нибудь жили люди.
Полъ былъ покрытъ толстымъ слоемъ пыли, точно много, много лeтъ на него
не ступала нога человeка.
Разсматривать хламъ, лежавшiй въ углу, мнe было почему-то противно.
Тамъ было темно, и я не могъ разобрать, изъ чего состоитъ этотъ хламъ.
По внeшнему виду казалось, что тамъ тряпки, связанныя въ узелъ.
А, можетъ быть, и нeсколько старыхъ черныхъ ручныхъ чемодановъ.
Я нащупалъ ногой, и мнe удалось отодвинуть часть вещей поближе къ
полосe луннаго свeта, падавшей въ комнату черезъ окно.
Я увидeлъ что-то длинное, вродe широкаго темнаго шарфа. И на немъ
блестящiй предметъ.
Скорeй всего, металлическая пуговица. 114
Наконецъ, я понялъ: изъ узла вывалился рукавъ оригинальнаго,
старомоднаго покроя.
А подъ нимъ что-то вродe маленькой бeлой коробочки; я случайно
наступилъ на нее, -- она превратилась въ груду отдeльныхъ бумажекъ.
Одна изъ нихъ очутилась въ полосe свeта.
Картинка?
Я наклонился:
То, что я принялъ за маленькую бeлую коробочку, оказалось колодой картъ
для тарока.
Я поднялъ ее.
Какъ курьезно: колода картъ въ этомъ заколдованномъ мeстe!
Почему-то я невольно улыбнулся. Но въ то же время мнe стало жутко.
Я старался найти простое объясненiе, какимъ образомъ могли попасть сюда
карты, и механически пересчиталъ колоду. Она была полная: 78 картъ. Но уже
при счетe я обратилъ вниманiе, что карты холодныя, какъ ледъ.
Когда я держалъ въ рукe колоду, пальцы у меня закоченeли. И снова я
сталъ искать какого-нибудь простого объясненiя.
Мой тонкiй костюмъ, долгое блужданiе безъ пальто и безъ шляпы по
подземнымъ ходамъ, холодная зимняя ночь, каменныя стeны, страшный морозъ,
проникавшiй въ окно вмeстe съ луннымъ свeтомъ, -- странно, что я только
теперь началъ мерзнуть. Очевидно, я былъ все время очень взволнованъ и
потому ничего не почувствовалъ.--
Дрожь пробeгала по мнe и все глубже, и глубже проникала въ мое тeло.
115
У меня было ощущенiе, будто мой скелетъ леденeетъ, -- будто кости мои
изъ металла, и къ нимъ примерзаютъ всe мускулы.
Напрасно я бeгалъ по комнатe, напрасно топалъ ногами и хлопалъ въ
ладоши. Я стиснулъ зубы, чтобъ только не слышать ихъ стука.
Это смерть, пронеслось у меня въ головe, это прикосновенiе ея
костлявыхъ, ледяныхъ рукъ.
Меня неудержимо клонило ко сну, и я яростно боролся съ этимъ
предвeстникомъ замерзанiя, обволакивавшимъ меня своей мягкой, прiятной и
притупляющей всякую боль пеленой.
У меня въ комнатe письма, -- ея письма! все кричало во мнe: эти письма
найдутъ, если я тутъ умру. А она вeдь надeется на меня! Только отъ меня
ждетъ спасенiя! -- На помощь! -- На помощь! -- На помощь!
Я началъ кричать въ окно на пустынную улицу: На помощь! На помощь! -- и
эхо далеко разносило мой крикъ.
Я упалъ на полъ и снова вскочилъ. Я не могу умереть, не имeю права!
Ради нея, только ради нея! Хотя бы мнe даже пришлось высeчь искры изъ
собственныхъ костей, лишь бы только согрeться.
Тутъ взглядъ мой упалъ на тряпки въ углу, -- я бросился къ нимъ и
дрожащими руками накинулъ ихъ поверхъ платья.
Это былъ оборванный костюмъ изъ грубаго темнаго сукна, какого-то
страннаго, старомоднаго покроя.
Отъ него исходилъ запахъ гнили.
Я усeлся въ противоположномъ углу, сжался въ комокъ и почувствовалъ,
какъ мало-помалу 116 тeло мое согрeвается. Я не могъ только отдeлаться отъ
ужаснаго ощущенiя своего скелета, холоднаго, какъ ледъ.
Я сидeлъ тамъ неподвижно и озирался вокругъ. Карта, которую я первой
замeтилъ, "пагадъ", все еще лежала на полу, въ полосe луннаго свeта.
Я невольно смотрeлъ на нее.
Насколько я могъ различить, она была неумeло, по-дeтски раскрашена
акварельными красками и изображала еврейскую букву "алефъ", -- въ формe
человeка въ средневeковой одеждe, съ сeдой, острой бородкой. Его лeвая рука
была поднята, а правой онъ указывалъ куда-то внизъ.
У меня вдругъ мелькнула мысль: этотъ человeкъ почему-то похожъ на меня.
-- И бородка -- она такъ не подходитъ къ "пагаду". -- Я подползъ ближе къ
картe и бросилъ ее въ уголъ съ тряпьемъ, чтобы только избавиться отъ
непрiятнаго чувства.
Силой заставилъ я себя разсуждать: что мнe сдeлать, чтобы вернуться
домой?
Ждать утра? Закричать въ окно прохожимъ, чтобы они по лeстницe передали
мнe свeчу или фонарь? Пройти назадъ въ темнотe по этимъ безконечнымъ,
запутаннымъ проходамъ, я не сумeю, -- я это ясно почувствовалъ. -- Или же
если окно расположено слишкомъ высоко, -- пусть кто-нибудь спустится на
веревкe! -- -- Боже милосердый, -- меня осeнило, какъ молнiей: я теперь
понялъ, гдe я. Комната безъ дверей -- -- окно съ желeзной рeшеткой --
старинный домъ на Альтшульгассе, котораго всe такъ избeгаютъ! -- Много лeтъ
тому назадъ одинъ человeкъ уже попробовалъ спуститься съ крыши на веревкe и
заглянуть въ окно, но веревка тогда 117 оборвалась и -- -- Да, да, я въ томъ
домe, куда всякiй разъ исчезалъ призрачный Големъ.
Тщетно боролся я съ чувствомъ страха, тщетно старался я отогнать его
мыслью о письмахъ, -- страхъ, отчаянный страхъ парализовалъ все мое
мышленье, и сердце судорожно сжалось.
Стынувшими губами я быстро твердилъ про себя, что это лишь ледяной
вeтеръ изъ окна колышетъ тамъ вещи въ углу, -- хрипя и задыхаясь твердилъ
все быстрeе и быстрeе, -- тщетно: бeлое пятно тамъ, въ углу -- игральная
карта -- выростала въ клубокъ, ползла къ полосe луннаго свeта и потомъ снова
возвращалась назадъ, въ темноту. Послышались неясные звуки -- не то мнe
казалось, что я слышу ихъ, не то я ихъ дeйствительно слышалъ, -- они
раздавались въ самой комнатe и вмeстe съ тeмъ еще гдe-то снаружи, -- то въ
глубинe моего сердца, то опять въ комнатe, -- звуки, точно шумъ при паденiи
циркуля, вонзающагося острiемъ въ дерево.
И снова: бeлое пятно -- -- бeлое пятно -- --! Вeдь это же карта,
ничтожная, глупая, обыкновенная игральная карта, кричалъ я себe -- -- --
напрасно -- -- вотъ она все-таки -- -- все-таки приняла человeческiй образъ
-- -- усeлась въ углу и смотритъ на меня моимъ же -- -- моимъ же лицомъ.
-- -- -- -- -- --
Проходили часы, а я по прежнему сидeлъ -- неподвижно -- въ углу -- --
застывшiй скелетъ въ чужомъ, ветхомъ платьe. А онъ въ противоположномъ углу:
онъ -- я же самъ.
Молча и неподвижно.
Мы смотрeли другъ другу въ глаза: -- одинъ -- страшное отраженiе
другого. -- -- -- 118
Видитъ ли также и онъ, какъ лунный свeтъ лeниво и медленно, словно
черепаха, ползетъ по полу и, точно стрeлка незримыхъ часовъ въ
безпредeльномъ пространствe, подымается вверхъ по стeнe, становясь все
блeднeе и блeднeе? --
Я приковалъ его своимъ взглядомъ, онъ былъ безсиленъ, тщетно пытался
растаять въ брезжившемъ утреннемъ свeтe. Онъ былъ въ моей власти.
Не отступая ни на шагъ, боролся я съ нимъ, защищая свою жизнь, -- это
былъ долгъ мой, ибо жизнь эта не принадлежитъ уже больше мнe одному. -- --
--
Онъ становился все меньше и меньше и когда, наконецъ, при невeрномъ
утреннемъ свeтe превратился снова въ игральную карту, -- я всталъ, подошелъ
ближе и положилъ карту въ карманъ.
-- -- -- -- -- --
На улицe все еще ни души.
Я обшарилъ весь уголъ: осколки стекла, ржавая посуда, ветхiя отрепья,
горлышко бутылки. Мертвыя, но въ то же время почему-то такiя знакомыя вещи.
И стeны -- сейчасъ при свeтe стали отчетливо видны всe щели и скважины
-- гдe я ихъ видeлъ уже?
Я взялъ въ руки колоду -- и мнe вдругъ показалось: не самъ ли я ее
когда-то раскрашивалъ? Ребенкомъ? Давно, очень давно?
Колода была совсeмъ старая. Съ еврейскими знаками. На двeнадцатой картe
долженъ быть "повeшенный" -- мелькнуло у меня точно воспоминанiе. Съ
закинутой головой? Съ заложенными за спину руками? -- Я сталъ пересматривать
карты. Ну, вотъ онъ! Конечно!
Потомъ снова, то въ полуснe, то будто бы наяву, предсталъ передо мной
еще образъ: черное зданiе 119 школы, горбатое, покосившееся -- избушка на
курьихъ ножкахъ, -- лeвая половина приподнята, правая прилeпилась къ
сосeднему дому. -- -- Насъ много подростковъ -- -- гдe-то долженъ быть
пустой погребъ -- -- --
Я взглянулъ на себя, и опять у меня въ головe помутилось: почему на мнe
старомодное платье?
Стукъ колесъ заставилъ меня очнуться. Я бросился къ окну: нeтъ, никого!
Только на углу стояла собака.
Но вотъ! Наконецъ! Голоса! Человeческiе голоса!
По улицe медленно шли двe старухи. Я просунулъ слегка голову черезъ
рeшетку и окликнулъ ихъ.
Онe разинули рты, подняли головы и начали между собой совeщаться. Но
замeтивъ меня, подняли вдругъ отчаянный крикъ и убeжали.
Я понялъ: они меня приняли за Голема.
Мнe казалось, что сейчасъ соберется толпа, и я сумeю какъ-нибудь
объясниться. Но прошелъ цeлый часъ, -- и только кое-гдe появлялись иногда
блeдныя лица, кидали на меня боязливые взгляды и въ смертельномъ ужасe вновь
исчезали.
Что же -- ждать мнe, пока черезъ нeсколько часовъ, а, быть можетъ, и
завтра придутъ полицейскiе, -- "крючки", какъ величаетъ ихъ Цвакъ?
Нeтъ, лучше ужъ мнe спуститься внизъ и постараться найти ходъ подъ
землей.
Можетъ быть, днемъ туда проникаетъ откуда-нибудь свeтъ черезъ трещины
камня?
Я спустился по лeстницe, пошелъ по тому же направленiю, что вчера -- --
по грудамъ сломанныхъ кирпичей -- -- поднялся по развалинамъ какой-то
лeстницы и очутился неожиданно -- въ 120 сeняхъ чернаго школьнаго зданiя,
которое я только что видeлъ во снe.
Сразу нахлынулъ на меня цeлый потокъ воспоминанiй: парты, забрызганныя
чернилами сверху донизу, ученическiя тетради, нестройное пeнiе, мальчикъ,
притащившiй въ классъ майскаго жука, учебники съ всунутыми между страницъ и
раздавленными бутербродами, запахъ апельсинныхъ корокъ. Для меня стало ясно:
я былъ тутъ когда-то ребенкомъ. -- Но я не сталъ долго раздумывать и
поспeшилъ домой.
Первымъ, кого я встрeтилъ на Сальпитергассе, былъ сгорбленный старый
еврей съ сeдыми длинными пейсами. Едва увидeвъ меня, онъ закрылъ руками лицо
и сталъ громко читать слова еврейской молитвы.
На его крикъ выползло изъ своихъ норъ, должно быть, много людей, -- я
услышалъ позади себя неистовый шумъ. Я обернулся и увидeлъ множество лицъ,
блeдныхъ отъ страха, искаженныхъ ужасомъ.
Я съ изумленiемъ опустилъ глаза и замeтилъ: поверхъ костюма на мнe все
еще было странное, старомодное платье. Они меня принимаютъ за Голема.
Я быстро завернулъ за уголъ въ первыя же ворота и сорвалъ съ себя
ветхiя лохмотья.
А черезъ мгновенiе мимо меня съ поднятыми палками, съ разъяренными
лицами пронеслась обезумeвшая толпа. 121
--------
Нeсколько разъ въ теченiе дня я стучался въ дверь Гиллеля. Я не могъ
успокоиться: мнe нужно было поговорить съ нимъ и узнать, что означаютъ всe
эти странныя переживанiя. Но каждый разъ мнe отвeчали, что его еще нeтъ
дома.
Какъ только онъ вернется изъ еврейской ратуши, его дочь сейчасъ же меня
извeститъ.
Какая странная дeвушка -- эта Мирiамъ!
Никогда мнe еще не приходилось видeть такой.
Ея красота такая оригинальная, что въ первый моментъ ее даже не можешь
воспринять, -- какъ-то сразу смолкаешь и испытываешь своеобразное, неясное
чувство, -- какъ будто какую-то нерeшительность.
Ея лицо создано по законамъ пропорцiи, забытымъ уже много тысячелeтiй
назадъ. Эта мысль пришла мнe въ голову, когда я потомъ попытался воскресить
мысленно передъ собой ея образъ.
Я думалъ о томъ, какой мнe выбрать драгоцeнный камень, чтобы изобразить
ея лицо въ видe камеи, полностью сохранивъ при этомъ художественное
выраженiе. Я наталкивался на непреодолимыя трудности уже хотя бы только во
внeшнихъ чертахъ: на синевато-черный блескъ ея глазъ и волосъ,
превосходившiй все, что есть въ распоряженiи художника. Ну -- а какъ
запечатлeть 122 въ камеe неземное очертанiе лица, не впадая въ безсмысленное
стремленiе уловить сходство, -- по всeмъ правиламъ канонической теорiи
"искусства"?
Только, пожалуй, мозаикой можно было бы разрeшить эту задачу, -- понялъ
я ясно. Но какой взять матерiалъ? На подборъ его не хватитъ, навeрное,
человeческой жизни. -- -- --
Куда-жъ пропалъ Гиллель?
Я жаждалъ увидeть его, какъ близкаго, стараго друга.
Странно, какъ я привязался къ нему всей душой за эти нeсколько дней, --
а вeдь, въ сущности, я видeлъ его всего одинъ единственный разъ.
Да -- вотъ почему: письма -- -- я хотeлъ спрятать понадежнeе ея письма.
Хотя бы ради спокойствiя, -- на случай, если опять я надолго отлучусь изъ
дому.
Я вынулъ ихъ изъ сундука: -- въ шкатулкe они будутъ сохраннeе.
Изъ груды писемъ вывалилась фотографiя. Я не хотeлъ смотрeть на нее, но
было ужъ поздно.
Въ парчевой шали на обнаженныхъ плечахъ, такая, какой я увидeлъ ее въ
первый разъ, когда она спряталась въ моей комнатe, -- она взглянула сейчасъ
мнe прямо въ глаза.
Мое сердце пронзила нестерпимая боль. Не понимая значенiя словъ, я
прочелъ на портретe посвященiе и подпись:
"Твоя Ангелина."
-- -- -- -- -- --
Ангелина!!!
Какъ только я произнесъ это имя, завeса, скрывавшая отъ меня мою
молодость, разорвалась сверху донизу. 123
Мнe казалось, я умру отъ отчаянiя. Я сводилъ судорожно пальцы -- тихо
стоналъ -- кусалъ себe руки: -- -- праведный Боже, только-бъ ослeпнуть опять
-- -- молилъ я -- -- только-бъ опять впасть въ летаргiю, какъ прежде.
Боль сдавила мнe горло. -- Подступила ко рту. -- Я ощущалъ языкомъ ея
вкусъ. -- Опъ былъ странный и приторный -- какъ вкусъ крови.
-- -- Ангелина!!
Это имя проникло во всe поры моего существа и стало нестерпимой,
призрачной лаской.
Страшнымъ напряженiемъ воли я заставилъ себя -- стиснувъ зубы --
смотрeть на фотографiю, пока мало-помалу не одержалъ надъ нею побeду!
Побeду!
Такую же, какъ ночью надъ игральною картой.
-- -- -- -- -- --
Наконецъ-то: шаги! Мужскiе шаги.
Это онъ!
Съ радостью кинулся я къ двери и отперъ ее.
На лeстницe стоялъ Шмая Гиллель, а за нимъ -- я тотчасъ же упрекнулъ
себя въ невольномъ чувствe досады -- старый Цвакъ съ румяными щечками и
круглыми глазами ребенка.
"Я вижу, вы здоровы, мейстеръ Пернатъ," началъ Гиллель.
Холодное "вы"?
Холодъ. Рeзкимъ, мертвящимъ холодомъ вдругъ повeяло въ комнатe.
Разсeянно, однимъ ухомъ слушалъ я, что, едва дыша отъ волненiя, сталъ
торопливо разсказывать Цвакъ: 124
"Вы слышали -- Големъ опять появился? Вeдь еще только на дняхъ мы объ
"Ну, конечно," сказалъ онъ задумчиво, когда я кончилъ разсказъ. "Такъ,
значитъ, я не ошибся! Этотъ негодяй хочетъ отомстить Савiоли, -- это ясно,
какъ день, -- но, повидимому, у него еще недостаточно матерiала. Иначе --
зачeмъ бы ему здeсь постоянно шататься? Вчера, напримeръ, я проходилъ -- ну,
скажемъ, "случайно" по Ганпасгассе," -- пояснилъ онъ, замeтивъ на моемъ лицe
недоумeнiе, "и мнe бросилось въ глаза, что Вассертрумъ 107 сперва очень
долго, съ самымъ невиннымъ видомъ, прохаживался возлe воротъ, а потомъ,
убeдившись, должно быть, что за нимъ не слeдятъ, быстро шмыгнулъ въ дверь. Я
пошелъ за нимъ слeдомъ, -- сдeлалъ видъ, что иду къ вамъ, постучался къ вамъ
въ дверь -- и увидeлъ, какъ онъ возился зачeмъ-то съ ключемъ у желeзной
двери. Замeтивъ меня, онъ сейчасъ же, конечно, отошелъ и тоже сталъ стучать
къ вамъ. Но васъ, очевидно, не было дома: намъ никто не открылъ.
Наведя съ извeстными предосторожностями справки въ еврейскомъ кварталe,
я узналъ, что кто-то, по описанiю похожiй на доктора Савiоли, снимаетъ здeсь
ателье, но держитъ это въ большой тайнe. Мнe было извeстно, что Савiоли
тяжело боленъ: остальное все стало понятнымъ.
А вотъ это, видите ли, я собралъ изо всeхъ ящиковъ, чтобы на всякiй
случай предупредить Вассертрума," добавилъ Харузекъ и указалъ на связку
писемъ на столe. "Тутъ всe бумаги. Надeюсь, больше здeсь нeтъ ничего. Во
всякомъ случаe я обыскалъ всe столы и коммоды, насколько мнe это удалось въ
темнотe."
Слушая его, я оглядывалъ комнату и невольно обратилъ вниманiе на
потайную дверь въ полу. При этомъ мнe пришло въ голову, что Цвакъ когда-то
разсказывалъ о потайномъ ходe въ ателье.
Дверь была четыреугольная, съ кольцомъ.
"Куда спрятать намъ письма?" началъ опять Харузекъ. "Мы съ вами --
пожалуй, единственные люди въ гетто, къ которымъ Вассертрумъ относится безъ
подозрeнiй, -- почему онъ относится такъ ко мнe, на -- это -- у него -- свои
-- 108 причины," -- (я замeтилъ, какъ при послeднихъ словахъ его лицо
исказилось отъ бeшеной ненависти --) "ну, а васъ, -- васъ онъ считаетъ --
--" Харузекъ быстро, искусственно закашлялся и проглотилъ слово
"сумасшедшимъ", но я понялъ, что онъ хотeлъ сказать. Меня это не огорчило:
мысль о томъ, что я могу помочь "ей", преисполняла меня такимъ счастьемъ,
что я утратилъ всякую воспрiимчивость.
Мы условились спрятать письма у меня и перешли ко мнe въ комнату.
-- -- -- -- -- --
Харузекъ давно ужъ ушелъ, а я все еще не могъ рeшиться лечь спать. Я
чeмъ-то былъ недоволенъ. Я чувствовалъ, что долженъ еще что-то сдeлать. Но
что? что?
Разработать планъ дeйствiй? Придумать, что дeлать дальше Харузеку?
Нeтъ, не то. Харузекъ и такъ будетъ слeдить за старьевщикомъ, -- на
этотъ счетъ можно быть совершенно спокойнымъ. Я содрогнулся, когда подумалъ
о ненависти, которую онъ питаетъ къ этому человeку.
Что сдeлалъ ему Вассертрумъ?
Странное душевное безпокойство все возрастало и доводило меня до
отчаянiя. Меня звалъ къ себe кто-то незримый, потустороннiй, -- но я не
понималъ его зова.
Я казался себe лошадью, которую дрессируютъ: она чувствуетъ, что ее
дергаютъ за поводья и не знаетъ, чего хотятъ отъ нея, -- не понимаетъ
желанiй своего господина.
Спуститься внизъ, къ Шмаe Гиллелю?
Нeтъ. Все во мнe протестовало противъ этого. 109
Видeнiе монаха въ соборe, въ лицe котораго, какъ бы въ отвeтъ на свою
нeмую мольбу о совeтe, я различилъ черты Харузека, -- это видeнiе показало
мнe ясно, что я не долженъ попросту отгонять отъ себя смутныя,
неопредeленныя чувства. За послeднее время во мнe бродятъ какiя-то
непонятныя силы, -- это фактъ, я слишкомъ отчетливо чувствую ихъ.
Чувствовать буквы, а не только читать ихъ въ книгe глазами, -- создать
въ себe самомъ переводчика, который истолковалъ бы, куда молча, безъ словъ
толкаетъ инстинктъ -- вотъ ключъ къ загадкe, какъ понимать языкъ своей души.
"У нихъ глаза, но они не видятъ; у нихъ уши, но они не слышатъ,"
припомнился мнe библейскiй текстъ.
"Ключъ, ключъ, ключъ!" механически повторяли мои губы, въ то время какъ
въ умe проходили эти странныя мысли.
"Ключъ, ключъ -- --?" мой взглядъ упалъ на кривой кусокъ проволоки,
которымъ я незадолго до того открылъ желeзную дверь, -- и меня вдругъ
охватило чувство жгучаго любопытства -- куда ведетъ четыреугольная дверь въ
полу ателье.
Не отдавая себe отчета, я еще разъ вошелъ въ комнату Савiоли и,
ухватившись за желeзное кольцо, приподнялъ съ трудомъ дверь.
Передо мной была темная пропасть.
Но потомъ я различилъ въ ней узкiя крутыя ступени, -- онe вели куда-то
внизъ, въ темноту.
Я началъ спускаться.
Вначалe я рукой нащупывалъ стeну. Ей не было конца: то какiя-то ниши,
покрытыя гнилью и плeсенью, -- то повороты, углы, закругленiя, 110 -- то
проходы направо, налeво и прямо, -- кусокъ старой двери, перекрестки, и
снова ступени, ступени все дальше и дальше.
Повсюду удушливый, тяжелый запахъ глины и сырости.
И нигдe ни признака свeта. --
Почему я не захватилъ свeчи Гиллеля?
Наконецъ-то, ровная, прямая дорога.
По шуршанiю ногъ я понялъ, что иду по сухому песку.
Навeрное, это одинъ изъ безчисленныхъ подземныхъ ходовъ, которые безъ
цeли и смысла проложены подъ гетто до самой рeки.
Я нисколько не удивился: подъ половиною города вьются съ незапамятныхъ
временъ такiе подземные ходы, -- у жителей Праги было всегда достаточно
основанiй избeгать дневного свeта.
Я шелъ очень долго, но по полной тишинe наверху, надо мной, могъ
заключить, что я все еще въ еврейскомъ кварталe, жизнь въ которомъ ночью
совсeмъ замираетъ. Если бы надо мной были оживленныя улицы или площади, я,
навeрное, услышалъ бы глухой шумъ колесъ.
На мгновенiе меня объялъ страхъ: что, если я все время кружусь на
одномъ мeстe? Упаду, чего добраго, въ яму, сломаю себe ногу и не сумeю выйти
отсюда?
Что будетъ тогда съ ея письмами у меня въ комнатe? Они неминуемо
попадутъ въ руки Вассертрума.
Но мысль о Шмаe Гиллелe, съ которымъ у меня связывалось представленiе о
спасителe и учителe, почему-то сразу меня успокоила. 111
Однако, осторожности ради, я пошелъ теперь медленнeе и поднялъ руку,
чтобы нечаянно не стукнуться лбомъ, если проходъ станетъ вдругъ ниже.
Время отъ времени, а потомъ все чаще и чаще я доставалъ рукой до
потолка. Въ концe концовъ камни опустились такъ низко, что мнe пришлось
нагнуться для того, чтобъ пройти.
Но неожиданно моя рука ощутила широкое пустое пространство.
Я остановился и поднялъ голову. Мнe показалось, будто съ потолка
падаетъ слабый, едва замeтный отблескъ свeта.
Быть можетъ, здeсь кончается подземный ходъ изъ какого-нибудь погреба?
Я вытянулся и обeими руками нащупалъ потолокъ: тамъ было четыреугольное
отверстiе.
Мало-помалу я различилъ въ немъ очертанiя вдeланной въ стeну
горизонтальной крестовины. Мнe удалось ухватиться за перекладину,
подтянуться и влeзть наверхъ.
Я очутился на крестовинe и старался орiентироваться.
Если не обманываетъ меня осязанiе, сюда выходятъ, должно быть, остатки
желeзной винтовой лeстницы.
Я очень долго нащупывалъ, пока не отыскалъ, наконецъ, второй ступени и
не взобрался на нее.
Всего навсего было восемь ступеней. Между каждой изъ нихъ былъ
промежутокъ въ добрый человeческiй ростъ.
Какъ странно: наверху лeстница упиралась въ своего рода горизонтальную
плиту. Сквозь 112 правильно расположенныя, пересeкавшiяся скважины проникалъ
слабый свeтъ, который я замeтилъ еще внизу, въ проходe.
Я нагнулся какъ можно ниже, чтобы издали получше увидeть расположенiе
скважинъ, -- и къ своему изумленiю замeтилъ, что онe имeли форму правильнаго
шестиугольника, какой изображается всегда въ синагогe.
Что же это такое?
Наконецъ, я понялъ: это дверь, и сквозь щели ея проникаетъ свeтъ.
Деревянная подъемная дверь въ формe звeзды.
Упершись плечами, я приподнялъ ее -- и очутился въ комнатe, залитой
луннымъ свeтомъ.
Комната была небольшая и совершенно пустая, за исключенiемъ кучи
какого-то хлама въ углу, -- съ однимъ окномъ, задeланнымъ толстой рeшеткой.
Кромe хода, черезъ который я только что проникъ въ комнату, въ ней не
было, повидимому, ни дверей, ни отверстiй, -- по крайней мeрe, я тщательно
обшарилъ всe стeны.
Рeшетка на окнe была такая частая, что голову просунуть было
невозможно.
Я сообразилъ только, что комната находится приблизительно на уровнe
третьяго этажа: противоположные дома были всe двухэтажные и казались
значительно ниже.
Противоположный тротуаръ былъ виденъ наполовину, но благодаря
ослeпительному свeту луны, бившему мнe прямо въ глаза, тамъ казалось
настолько темно, что различить что-либо было немыслимо. 113
Что улица эта находится въ еврейскомъ кварталe, -- я не сомнeвался:
оконъ въ домахъ или не было вовсе, или они были лишь намeчены кирпичами, --
а вeдь только въ гетто дома почему-то обращены другъ къ другу спиной.
Тщетно старался я догадаться, въ какомъ странномъ зданiи я нахожусь.
Быть можетъ, это боковая башенка греческой церкви? Или же я попросту
очутился въ Старо-новой синагогe?
Но, нeтъ, это совсeмъ не та мeстность.
Я опять окинулъ взглядомъ всю комнату: въ ней не было ничего, что могло
бы мнe дать хоть малeйшiй намекъ. -- Стeны и потолокъ были голые съ давно
облупившейся штукатуркой; на нихъ не было ни гвоздей, ни слeдовъ, по
которымъ я могъ бы судить, что здeсь хоть когда-нибудь жили люди.
Полъ былъ покрытъ толстымъ слоемъ пыли, точно много, много лeтъ на него
не ступала нога человeка.
Разсматривать хламъ, лежавшiй въ углу, мнe было почему-то противно.
Тамъ было темно, и я не могъ разобрать, изъ чего состоитъ этотъ хламъ.
По внeшнему виду казалось, что тамъ тряпки, связанныя въ узелъ.
А, можетъ быть, и нeсколько старыхъ черныхъ ручныхъ чемодановъ.
Я нащупалъ ногой, и мнe удалось отодвинуть часть вещей поближе къ
полосe луннаго свeта, падавшей въ комнату черезъ окно.
Я увидeлъ что-то длинное, вродe широкаго темнаго шарфа. И на немъ
блестящiй предметъ.
Скорeй всего, металлическая пуговица. 114
Наконецъ, я понялъ: изъ узла вывалился рукавъ оригинальнаго,
старомоднаго покроя.
А подъ нимъ что-то вродe маленькой бeлой коробочки; я случайно
наступилъ на нее, -- она превратилась въ груду отдeльныхъ бумажекъ.
Одна изъ нихъ очутилась въ полосe свeта.
Картинка?
Я наклонился:
То, что я принялъ за маленькую бeлую коробочку, оказалось колодой картъ
для тарока.
Я поднялъ ее.
Какъ курьезно: колода картъ въ этомъ заколдованномъ мeстe!
Почему-то я невольно улыбнулся. Но въ то же время мнe стало жутко.
Я старался найти простое объясненiе, какимъ образомъ могли попасть сюда
карты, и механически пересчиталъ колоду. Она была полная: 78 картъ. Но уже
при счетe я обратилъ вниманiе, что карты холодныя, какъ ледъ.
Когда я держалъ въ рукe колоду, пальцы у меня закоченeли. И снова я
сталъ искать какого-нибудь простого объясненiя.
Мой тонкiй костюмъ, долгое блужданiе безъ пальто и безъ шляпы по
подземнымъ ходамъ, холодная зимняя ночь, каменныя стeны, страшный морозъ,
проникавшiй въ окно вмeстe съ луннымъ свeтомъ, -- странно, что я только
теперь началъ мерзнуть. Очевидно, я былъ все время очень взволнованъ и
потому ничего не почувствовалъ.--
Дрожь пробeгала по мнe и все глубже, и глубже проникала въ мое тeло.
115
У меня было ощущенiе, будто мой скелетъ леденeетъ, -- будто кости мои
изъ металла, и къ нимъ примерзаютъ всe мускулы.
Напрасно я бeгалъ по комнатe, напрасно топалъ ногами и хлопалъ въ
ладоши. Я стиснулъ зубы, чтобъ только не слышать ихъ стука.
Это смерть, пронеслось у меня въ головe, это прикосновенiе ея
костлявыхъ, ледяныхъ рукъ.
Меня неудержимо клонило ко сну, и я яростно боролся съ этимъ
предвeстникомъ замерзанiя, обволакивавшимъ меня своей мягкой, прiятной и
притупляющей всякую боль пеленой.
У меня въ комнатe письма, -- ея письма! все кричало во мнe: эти письма
найдутъ, если я тутъ умру. А она вeдь надeется на меня! Только отъ меня
ждетъ спасенiя! -- На помощь! -- На помощь! -- На помощь!
Я началъ кричать въ окно на пустынную улицу: На помощь! На помощь! -- и
эхо далеко разносило мой крикъ.
Я упалъ на полъ и снова вскочилъ. Я не могу умереть, не имeю права!
Ради нея, только ради нея! Хотя бы мнe даже пришлось высeчь искры изъ
собственныхъ костей, лишь бы только согрeться.
Тутъ взглядъ мой упалъ на тряпки въ углу, -- я бросился къ нимъ и
дрожащими руками накинулъ ихъ поверхъ платья.
Это былъ оборванный костюмъ изъ грубаго темнаго сукна, какого-то
страннаго, старомоднаго покроя.
Отъ него исходилъ запахъ гнили.
Я усeлся въ противоположномъ углу, сжался въ комокъ и почувствовалъ,
какъ мало-помалу 116 тeло мое согрeвается. Я не могъ только отдeлаться отъ
ужаснаго ощущенiя своего скелета, холоднаго, какъ ледъ.
Я сидeлъ тамъ неподвижно и озирался вокругъ. Карта, которую я первой
замeтилъ, "пагадъ", все еще лежала на полу, въ полосe луннаго свeта.
Я невольно смотрeлъ на нее.
Насколько я могъ различить, она была неумeло, по-дeтски раскрашена
акварельными красками и изображала еврейскую букву "алефъ", -- въ формe
человeка въ средневeковой одеждe, съ сeдой, острой бородкой. Его лeвая рука
была поднята, а правой онъ указывалъ куда-то внизъ.
У меня вдругъ мелькнула мысль: этотъ человeкъ почему-то похожъ на меня.
-- И бородка -- она такъ не подходитъ къ "пагаду". -- Я подползъ ближе къ
картe и бросилъ ее въ уголъ съ тряпьемъ, чтобы только избавиться отъ
непрiятнаго чувства.
Силой заставилъ я себя разсуждать: что мнe сдeлать, чтобы вернуться
домой?
Ждать утра? Закричать въ окно прохожимъ, чтобы они по лeстницe передали
мнe свeчу или фонарь? Пройти назадъ въ темнотe по этимъ безконечнымъ,
запутаннымъ проходамъ, я не сумeю, -- я это ясно почувствовалъ. -- Или же
если окно расположено слишкомъ высоко, -- пусть кто-нибудь спустится на
веревкe! -- -- Боже милосердый, -- меня осeнило, какъ молнiей: я теперь
понялъ, гдe я. Комната безъ дверей -- -- окно съ желeзной рeшеткой --
старинный домъ на Альтшульгассе, котораго всe такъ избeгаютъ! -- Много лeтъ
тому назадъ одинъ человeкъ уже попробовалъ спуститься съ крыши на веревкe и
заглянуть въ окно, но веревка тогда 117 оборвалась и -- -- Да, да, я въ томъ
домe, куда всякiй разъ исчезалъ призрачный Големъ.
Тщетно боролся я съ чувствомъ страха, тщетно старался я отогнать его
мыслью о письмахъ, -- страхъ, отчаянный страхъ парализовалъ все мое
мышленье, и сердце судорожно сжалось.
Стынувшими губами я быстро твердилъ про себя, что это лишь ледяной
вeтеръ изъ окна колышетъ тамъ вещи въ углу, -- хрипя и задыхаясь твердилъ
все быстрeе и быстрeе, -- тщетно: бeлое пятно тамъ, въ углу -- игральная
карта -- выростала въ клубокъ, ползла къ полосe луннаго свeта и потомъ снова
возвращалась назадъ, въ темноту. Послышались неясные звуки -- не то мнe
казалось, что я слышу ихъ, не то я ихъ дeйствительно слышалъ, -- они
раздавались въ самой комнатe и вмeстe съ тeмъ еще гдe-то снаружи, -- то въ
глубинe моего сердца, то опять въ комнатe, -- звуки, точно шумъ при паденiи
циркуля, вонзающагося острiемъ въ дерево.
И снова: бeлое пятно -- -- бeлое пятно -- --! Вeдь это же карта,
ничтожная, глупая, обыкновенная игральная карта, кричалъ я себe -- -- --
напрасно -- -- вотъ она все-таки -- -- все-таки приняла человeческiй образъ
-- -- усeлась въ углу и смотритъ на меня моимъ же -- -- моимъ же лицомъ.
-- -- -- -- -- --
Проходили часы, а я по прежнему сидeлъ -- неподвижно -- въ углу -- --
застывшiй скелетъ въ чужомъ, ветхомъ платьe. А онъ въ противоположномъ углу:
онъ -- я же самъ.
Молча и неподвижно.
Мы смотрeли другъ другу въ глаза: -- одинъ -- страшное отраженiе
другого. -- -- -- 118
Видитъ ли также и онъ, какъ лунный свeтъ лeниво и медленно, словно
черепаха, ползетъ по полу и, точно стрeлка незримыхъ часовъ въ
безпредeльномъ пространствe, подымается вверхъ по стeнe, становясь все
блeднeе и блeднeе? --
Я приковалъ его своимъ взглядомъ, онъ былъ безсиленъ, тщетно пытался
растаять въ брезжившемъ утреннемъ свeтe. Онъ былъ въ моей власти.
Не отступая ни на шагъ, боролся я съ нимъ, защищая свою жизнь, -- это
былъ долгъ мой, ибо жизнь эта не принадлежитъ уже больше мнe одному. -- --
--
Онъ становился все меньше и меньше и когда, наконецъ, при невeрномъ
утреннемъ свeтe превратился снова въ игральную карту, -- я всталъ, подошелъ
ближе и положилъ карту въ карманъ.
-- -- -- -- -- --
На улицe все еще ни души.
Я обшарилъ весь уголъ: осколки стекла, ржавая посуда, ветхiя отрепья,
горлышко бутылки. Мертвыя, но въ то же время почему-то такiя знакомыя вещи.
И стeны -- сейчасъ при свeтe стали отчетливо видны всe щели и скважины
-- гдe я ихъ видeлъ уже?
Я взялъ въ руки колоду -- и мнe вдругъ показалось: не самъ ли я ее
когда-то раскрашивалъ? Ребенкомъ? Давно, очень давно?
Колода была совсeмъ старая. Съ еврейскими знаками. На двeнадцатой картe
долженъ быть "повeшенный" -- мелькнуло у меня точно воспоминанiе. Съ
закинутой головой? Съ заложенными за спину руками? -- Я сталъ пересматривать
карты. Ну, вотъ онъ! Конечно!
Потомъ снова, то въ полуснe, то будто бы наяву, предсталъ передо мной
еще образъ: черное зданiе 119 школы, горбатое, покосившееся -- избушка на
курьихъ ножкахъ, -- лeвая половина приподнята, правая прилeпилась къ
сосeднему дому. -- -- Насъ много подростковъ -- -- гдe-то долженъ быть
пустой погребъ -- -- --
Я взглянулъ на себя, и опять у меня въ головe помутилось: почему на мнe
старомодное платье?
Стукъ колесъ заставилъ меня очнуться. Я бросился къ окну: нeтъ, никого!
Только на углу стояла собака.
Но вотъ! Наконецъ! Голоса! Человeческiе голоса!
По улицe медленно шли двe старухи. Я просунулъ слегка голову черезъ
рeшетку и окликнулъ ихъ.
Онe разинули рты, подняли головы и начали между собой совeщаться. Но
замeтивъ меня, подняли вдругъ отчаянный крикъ и убeжали.
Я понялъ: они меня приняли за Голема.
Мнe казалось, что сейчасъ соберется толпа, и я сумeю какъ-нибудь
объясниться. Но прошелъ цeлый часъ, -- и только кое-гдe появлялись иногда
блeдныя лица, кидали на меня боязливые взгляды и въ смертельномъ ужасe вновь
исчезали.
Что же -- ждать мнe, пока черезъ нeсколько часовъ, а, быть можетъ, и
завтра придутъ полицейскiе, -- "крючки", какъ величаетъ ихъ Цвакъ?
Нeтъ, лучше ужъ мнe спуститься внизъ и постараться найти ходъ подъ
землей.
Можетъ быть, днемъ туда проникаетъ откуда-нибудь свeтъ черезъ трещины
камня?
Я спустился по лeстницe, пошелъ по тому же направленiю, что вчера -- --
по грудамъ сломанныхъ кирпичей -- -- поднялся по развалинамъ какой-то
лeстницы и очутился неожиданно -- въ 120 сeняхъ чернаго школьнаго зданiя,
которое я только что видeлъ во снe.
Сразу нахлынулъ на меня цeлый потокъ воспоминанiй: парты, забрызганныя
чернилами сверху донизу, ученическiя тетради, нестройное пeнiе, мальчикъ,
притащившiй въ классъ майскаго жука, учебники съ всунутыми между страницъ и
раздавленными бутербродами, запахъ апельсинныхъ корокъ. Для меня стало ясно:
я былъ тутъ когда-то ребенкомъ. -- Но я не сталъ долго раздумывать и
поспeшилъ домой.
Первымъ, кого я встрeтилъ на Сальпитергассе, былъ сгорбленный старый
еврей съ сeдыми длинными пейсами. Едва увидeвъ меня, онъ закрылъ руками лицо
и сталъ громко читать слова еврейской молитвы.
На его крикъ выползло изъ своихъ норъ, должно быть, много людей, -- я
услышалъ позади себя неистовый шумъ. Я обернулся и увидeлъ множество лицъ,
блeдныхъ отъ страха, искаженныхъ ужасомъ.
Я съ изумленiемъ опустилъ глаза и замeтилъ: поверхъ костюма на мнe все
еще было странное, старомодное платье. Они меня принимаютъ за Голема.
Я быстро завернулъ за уголъ въ первыя же ворота и сорвалъ съ себя
ветхiя лохмотья.
А черезъ мгновенiе мимо меня съ поднятыми палками, съ разъяренными
лицами пронеслась обезумeвшая толпа. 121
--------
Нeсколько разъ въ теченiе дня я стучался въ дверь Гиллеля. Я не могъ
успокоиться: мнe нужно было поговорить съ нимъ и узнать, что означаютъ всe
эти странныя переживанiя. Но каждый разъ мнe отвeчали, что его еще нeтъ
дома.
Какъ только онъ вернется изъ еврейской ратуши, его дочь сейчасъ же меня
извeститъ.
Какая странная дeвушка -- эта Мирiамъ!
Никогда мнe еще не приходилось видeть такой.
Ея красота такая оригинальная, что въ первый моментъ ее даже не можешь
воспринять, -- какъ-то сразу смолкаешь и испытываешь своеобразное, неясное
чувство, -- какъ будто какую-то нерeшительность.
Ея лицо создано по законамъ пропорцiи, забытымъ уже много тысячелeтiй
назадъ. Эта мысль пришла мнe въ голову, когда я потомъ попытался воскресить
мысленно передъ собой ея образъ.
Я думалъ о томъ, какой мнe выбрать драгоцeнный камень, чтобы изобразить
ея лицо въ видe камеи, полностью сохранивъ при этомъ художественное
выраженiе. Я наталкивался на непреодолимыя трудности уже хотя бы только во
внeшнихъ чертахъ: на синевато-черный блескъ ея глазъ и волосъ,
превосходившiй все, что есть въ распоряженiи художника. Ну -- а какъ
запечатлeть 122 въ камеe неземное очертанiе лица, не впадая въ безсмысленное
стремленiе уловить сходство, -- по всeмъ правиламъ канонической теорiи
"искусства"?
Только, пожалуй, мозаикой можно было бы разрeшить эту задачу, -- понялъ
я ясно. Но какой взять матерiалъ? На подборъ его не хватитъ, навeрное,
человeческой жизни. -- -- --
Куда-жъ пропалъ Гиллель?
Я жаждалъ увидeть его, какъ близкаго, стараго друга.
Странно, какъ я привязался къ нему всей душой за эти нeсколько дней, --
а вeдь, въ сущности, я видeлъ его всего одинъ единственный разъ.
Да -- вотъ почему: письма -- -- я хотeлъ спрятать понадежнeе ея письма.
Хотя бы ради спокойствiя, -- на случай, если опять я надолго отлучусь изъ
дому.
Я вынулъ ихъ изъ сундука: -- въ шкатулкe они будутъ сохраннeе.
Изъ груды писемъ вывалилась фотографiя. Я не хотeлъ смотрeть на нее, но
было ужъ поздно.
Въ парчевой шали на обнаженныхъ плечахъ, такая, какой я увидeлъ ее въ
первый разъ, когда она спряталась въ моей комнатe, -- она взглянула сейчасъ
мнe прямо въ глаза.
Мое сердце пронзила нестерпимая боль. Не понимая значенiя словъ, я
прочелъ на портретe посвященiе и подпись:
"Твоя Ангелина."
-- -- -- -- -- --
Ангелина!!!
Какъ только я произнесъ это имя, завeса, скрывавшая отъ меня мою
молодость, разорвалась сверху донизу. 123
Мнe казалось, я умру отъ отчаянiя. Я сводилъ судорожно пальцы -- тихо
стоналъ -- кусалъ себe руки: -- -- праведный Боже, только-бъ ослeпнуть опять
-- -- молилъ я -- -- только-бъ опять впасть въ летаргiю, какъ прежде.
Боль сдавила мнe горло. -- Подступила ко рту. -- Я ощущалъ языкомъ ея
вкусъ. -- Опъ былъ странный и приторный -- какъ вкусъ крови.
-- -- Ангелина!!
Это имя проникло во всe поры моего существа и стало нестерпимой,
призрачной лаской.
Страшнымъ напряженiемъ воли я заставилъ себя -- стиснувъ зубы --
смотрeть на фотографiю, пока мало-помалу не одержалъ надъ нею побeду!
Побeду!
Такую же, какъ ночью надъ игральною картой.
-- -- -- -- -- --
Наконецъ-то: шаги! Мужскiе шаги.
Это онъ!
Съ радостью кинулся я къ двери и отперъ ее.
На лeстницe стоялъ Шмая Гиллель, а за нимъ -- я тотчасъ же упрекнулъ
себя въ невольномъ чувствe досады -- старый Цвакъ съ румяными щечками и
круглыми глазами ребенка.
"Я вижу, вы здоровы, мейстеръ Пернатъ," началъ Гиллель.
Холодное "вы"?
Холодъ. Рeзкимъ, мертвящимъ холодомъ вдругъ повeяло въ комнатe.
Разсeянно, однимъ ухомъ слушалъ я, что, едва дыша отъ волненiя, сталъ
торопливо разсказывать Цвакъ: 124
"Вы слышали -- Големъ опять появился? Вeдь еще только на дняхъ мы объ