Страница:
отъ меня, -- но я не понималъ, какъ ни напрягалъ всe свои силы. Онъ мучилъ
меня жгучими, неясными вопросами.
Этотъ голосъ, произносившiй живыя, видимыя слова, былъ, однако, мертвъ
и беззвученъ.
Каждый звукъ, раздающiйся въ мiрe реальности, рождаетъ множество
откликовъ, подобно тому какъ у каждой вещи есть одна большая тeнь и много
другихъ мелкихъ тeней. У этого голоса не было откликовъ, -- они
давнымъ-давно уже развeялись и заглохли. -- -- --
До самаго конца дочиталъ я эту книгу и все еще держалъ ее у себя въ
рукахъ, какъ вдругъ мнe показалось, будто, пытливо перелистывая книгу, я
читалъ не ее, а свой собственный мозгъ.
Все, о чемъ мнe говорилъ этотъ голосъ, я носилъ въ себe всю свою жизнь,
-- оно было лишь скрыто отъ меня и мною забыто, -- оно пряталось до
сегодняшняго дня отъ моихъ мыслей. -- -- --
-- -- -- -- -- --
Я поднялъ глаза.
Гдe же человeкъ, принесшiй мнe книгу?
Ушелъ!?
Придетъ онъ за ней, когда она будетъ готова?
Или мнe самому ее отнести? --
Но я не могъ вспомнить, сказалъ ли онъ мнe, гдe живетъ.
Мнe хотeлось воскресить въ памяти его обликъ, -- но тщетно.
Какъ былъ онъ одeтъ? Старъ онъ или молодъ? -- Какого цвeта его волосы и
борода?
Ничего, рeшительно ничего не могъ я припомнить. -- Всe отдeльныя черты,
какiя я себe 21 рисовалъ, расплывались безслeдно, какъ только я пытался
мысленно соединить ихъ въ одинъ образъ.
Я закрылъ глаза и прижалъ пальцами вeки, чтобы уловить хотя бы одну
ничтожную часть его облика.
Нeтъ, ничего.
Я всталъ посреди комнаты, -- посмотрeлъ на дверь, такъ же, какъ когда
онъ вошелъ -- и представилъ себe: вотъ сейчасъ онъ поворачиваетъ за уголъ,
проходитъ по кирпичной площадкe, читаетъ мою дощечку на двери "Атаназiусъ
Пернатъ" -- и входитъ.
Напрасно.
Во мнe не пробуждалось ни слeда воспоминанiя о томъ, какъ онъ
выглядeлъ.
Я видeлъ на столe книгу и старался представить себe хотя бы ту руку,
которая вынула ее изъ кармана и подала мнe.
Я не могъ даже вспомнить, была ли рука эта въ перчаткe или нeтъ, была
ли она молодая или въ морщинахъ, были ли у нея кольца на пальцахъ.
Вдругъ у меня блеснула мысль.
Какъ будто внушенiе, которому противостать невозможно.
Я надeлъ пальто, шляпу, вышелъ на лeстницу и спустился во дворъ. Потомъ
медленно поднялся обратно наверхъ.
Медленно, медленно, точно такъ же, какъ онъ. Когда я отворилъ дверь, въ
моей комнатe было совершенно темно. Но развe только что, когда я вышелъ во
дворъ, не было еще очень свeтло?
Сколько же времени я провелъ тамъ въ раздумiи, что не замeтилъ, какъ
прошло время? 22
Я опять попробовалъ подражать незнакомцу въ походкe и жестахъ, но не
могъ вспомнить ни одного изъ нихъ.
Какъ же могу я ему подражать, когда у меня нeтъ ни малeйшаго
представленiя объ его обликe?
Но вышло иначе. Совсeмъ не такъ, какъ я думалъ.
Неожиданно моя кожа, мои мышцы, все мое тeло вспомнило то, что было
скрыто отъ мозга. Они стали дeлать движенiя, которыхъ я совсeмъ не хотeлъ, о
которыхъ даже не думалъ.
Какъ будто тeло не принадлежало мнe больше!
Едва сдeлалъ я нeсколько шаговъ по комнатe, какъ замeтилъ, что походка
моя неожиданно стала чужой, неувeренной.
Это походка человeка, который каждую минуту можетъ упасть, подумалъ я
про себя.
Да, да, это его походка.
Я понялъ совершенно отчетливо: это онъ.
У меня было чье-то чужое лицо безъ бороды и усовъ, съ выдающимися
скулами, -- косой разрeзъ глазъ.
Я чувствовалъ это, но не могъ себя видeть.
Это лицо не мое, захотeлось мнe въ ужасe вскрикнуть, -- я хотeлъ
нащупать его, но рука меня не слушалась, -- она опустилась въ карманъ и
достала книгу.
Точь въ точь, какъ это сдeлалъ онъ самъ. --
Но вдругъ я опять безъ шляпы и безъ пальто очутился у себя за столомъ.
И опять это я. Я, я.
Атаназiусъ Пернатъ.
Я дрожу отъ страха и ужаса, -- мое сердце готово разорваться. Я
чувствую: призраки,которые только что витали въ моемъ мозгу, ушли отъ меня.
23
Но я ощущаю еще на затылкe холодные слeды ихъ прикосновенiя. --
Я знаю теперь, кто былъ незнакомецъ, -- я могу вновь ощутить его въ
себe, когда захочу; но представить себe его обликъ, чтобы имeть возможность
его видeть передъ собой, -- я не могу и не смогу никогда.
Я понялъ, что онъ негативъ, незримая форма, очертанiй которой постичь
невозможно, -- я долженъ самъ принять эту форму, чтобы осознать въ моемъ
собственномъ "я" ея обликъ и выраженiе.
Въ ящикe стола есть у меня желeзная шкатулка; -- я запру въ нее книгу и
только, когда совсeмъ исчезнутъ всe слeды моей душевной болeзни, я вновь
выну ее и примусь исправлять попорченную заглавную букву "И".
Я взялъ со стола книгу.
Мнe показалось, будто я ни до чего не дотронулся. Я схватилъ шкатулку:
то же самое чувство. Какъ будто, чтобы достигнуть сознанiя, осязанiе мое
должно пройти долгiй путь, окутанный мракомъ, -- какъ будто все отдeлено отъ
меня годами и относится къ давно минувшему прошлому! -- -- --
-- -- -- -- -- --
Голосъ снова ищетъ меня въ темнотe и снова хочетъ измучить вопросомъ о
камнe, напоминающемъ кусокъ сала. Но вотъ онъ скользнулъ мимо, не замeтивъ
меня. Я знаю -- этотъ голосъ исходитъ изъ мiра сновидeнiй. А то, что я
пережилъ, настоящая жизнь, -- поэтому-то, чувствую я, онъ меня не замeтилъ и
будетъ искать понапрасну. 24
--------
Подлe меня стоялъ студентъ Харузекъ, поднявъ воротникъ своего
потертаго, тонкаго пальто. Я ясно слышалъ, какъ у, него стучали зубы отъ
холода.
Онъ заболeетъ на такомъ сквозномъ вeтрe, въ этихъ холодныхъ воротахъ,
подумалъ я и пригласилъ его зайти къ себe въ комнату.
Но онъ отказался.
"Благодарю васъ, мейстеръ Пернатъ", пробормоталъ онъ, дрожа отъ холода,
"къ сожалeнiю, у меня мало времени, -- я спeшу въ городъ. -- Да кромe того
мы промокнемъ насквозь, если выйдемъ сейчасъ изъ воротъ! -- -- Ливень не
прекращается!"
Дождь хлесталъ изо всeхъ силъ по крышамъ и, точно потоками слезъ,
струился по фасадамъ домовъ.
Слегка высунувшись, я видeлъ на четвертомъ этажe окно моей комнаты; отъ
дождя стекла какъ будто набухли, -- стали непрозрачными и бугорчатыми, какъ
рыбiй пузырь.
По улицe стекалъ грязный желтый потокъ. Ворота были полны прохожими,
которые пережидали тутъ дождь.
"Смотрите, свадебный букетъ", сказалъ вдругъ Харузекъ и указалъ на
букетъ изъ увядшихъ миртъ, который несло потокомъ грязной воды. 25
Кто-то громко разсмeялся у насъ за спиной.
Обернувшись, я увидeлъ, что это былъ пожилой, хорошо одeтый господинъ
съ сeдой головой и какимъ-то одутловатымъ, жабьимъ лицомъ.
Харузекъ тоже обернулся и пробормоталъ что-то про себя.
Старикъ вызывалъ непрiятное чувство; -- я поспeшилъ отвернуться и сталъ
разсматривать окружающiе дома. Они были всe некрасиваго цвeта и стояли подъ
дождемъ, точно злые, одряхлeвшiе звeри.
Какой у нихъ противный, запущенный видъ!
Они построены безъ всякой системы и плана, -- они точно сорная трава,
пробивающаяся изъ земли.
Двeсти, триста лeтъ тому назадъ ихъ строили, какъ попало, -- нисколько
не считаясь съ другими, сосeдними. Ихъ прислонили тутъ къ низкой желтой
стeнe, единственному остатку стариннаго, вытянутаго въ длину зданiя. Вотъ
домъ со скошенными углами; его верхъ уходитъ назадъ, какъ крутой, открытый
лобъ человeка. А вотъ другой рядомъ съ нимъ, -- онъ, какъ клыкъ, выдается
зачeмъ-то впередъ.
Подъ мрачнымъ, ненастнымъ небомъ они, казалось, всe спали; сейчасъ
совершенно не ощущалась та вeроломная, враждебная жизнь, которая порой
исходитъ отъ нихъ, когда туманъ осенняго вечера стелется по улицe и
помогаетъ имъ скрывать свою тонкую, едва замeтную мимику.
За долгiе годы, что я живу здeсь, во мнe сложилось впечатлeнiе, отъ
котораго я не могу избавиться: какъ будто по ночамъ и въ раннiе утреннiе
часы они устраиваютъ между собой оживленныя, но беззвучныя и таинственныя
совeщанiя. 26 Порою по ихъ стeнамъ проходитъ легкое, непонятное сотрясенiе,
-- какiе-то шумы сбeгаютъ по крышамъ и падаютъ внизъ, въ водосточныя канавы,
-- а мы равнодушно и глухо воспринимаемъ все это и не думаемъ о причинахъ.
Часто мнe снилось, будто я подслушалъ дыханiе призрачной жизни этихъ
домовъ и съ изумленнымъ испугомъ узналъ, что они -- истинные, тайные
властители улицы, что они могутъ временно отдавать свою жизнь и возвращать
ее потомъ снова себe, -- ссужать ее на дневные часы живущимъ въ нихъ людямъ
и ночью требовать ее отъ нихъ обратно съ лихвой.
И мысленно перебирая странныхъ людей, живущихъ въ этихъ домахъ не какъ
существа, рожденныя матерью, а подобно призрачнымъ тeнямъ, -- людей, которые
въ дeлахъ и мысляхъ своихъ какъ будто слeплены безъ разбора изъ отдeльныхъ
кусочковъ, -- я все больше проникаюсь убeжденiемъ, что въ моихъ снахъ много
таинственной правды. Когда я бодрствую, эта правда еще тлeетъ въ душe у
меня, какъ впечатлeнiе отъ яркой, красочной сказки.
Передо мной воскресаетъ тогда легенда о сказочномъ Големe, -- объ
искусственномъ человeкe, котораго здeсь, въ этомъ гетто слeпилъ когда-то изъ
глины свeдущiй въ Каббалe раввинъ. Вложивъ ему въ ротъ пергаментъ съ
магической формулой, онъ вдохнулъ въ него безсознательную жизнь автомата.
И подобно тому, какъ Големъ снова сталъ истуканомъ, какъ только вынули
у него изо рта пергаментъ съ тайными знаками жизни, такъ и всe эти люди --
кажется мнe -- должны бездушно 27 рухнуть въ то мгновенiе, когда у одного
изъ нихъ вытравятъ изъ сознанiя какое-нибудь ничтожное представленiе,
незначительный импульсъ или даже безцeльную привычку, у другого -- хотя бы
только неясное, безотчетное упованiе на что-то туманное, неопредeленное.
Всe эти существа вeчно преисполнены какимъ-то трепетнымъ ожиданiемъ!
Никогда не видишь ихъ за работой, -- а все же съ самой ранней зари они
уже на ногахъ, -- бодрствуютъ и, затаивъ дыханiе, ждутъ, -- ждутъ точно
жертвы, которая никогда не приходитъ.
Но если иногда въ самомъ дeлe кто-нибудь приближается къ нимъ,
какой-нибудь беззащитный, около котораго они, казалось, могли бы легко
поживиться, -- ими тотчасъ же овладeваетъ страхъ, парализующiй всe ихъ
желанiя, -- они пугливо прячутся по своимъ угламъ и робко отказываются отъ
всякихъ дeйствiй.
Нeтъ такого слабаго, на котораго у нихъ хватило бы смeлости поднять
руку.
"Выродившiеся, беззубые хищники, -- у нихъ не осталось ни оружiя, ни
силы," медленно произнесъ Харузекъ и посмотрeлъ на меня.
Откуда онъ знаетъ, о чемъ я думаю? --
Мысли человeка иногда такъ напряжены, что могутъ, какъ раскаленныя
искры, переноситься въ мозгъ другого.
"-- -- Чeмъ они живутъ?" сказалъ я, помолчавъ немного.
"Чeмъ живутъ? Среди нихъ есть миллiонеры."
Я посмотрeлъ на Харузека. Что онъ этимъ хочетъ сказать? 28
Но студентъ молчалъ и глядeлъ на небо, покрытое тучами.
На мгновенiе гулъ голосовъ подъ воротами смолкъ; слышенъ былъ только
шумъ дождя.
Что онъ хотeлъ этимъ сказать: "Среди нихъ есть миллiонеры!?"
И снова Харузекъ какъ будто угадалъ мои мысли.
Онъ указалъ на лавку старьевщика. Дождь смывалъ тамъ ржавчину со
стараго желeзнаго хлама и стекалъ на улицу, образуя большiя,
красновато-бурыя лужи.
"Вотъ, напримeръ, Ааронъ Вассертрумъ! Онъ миллiонеръ, -- ему
принадлежитъ почти треть еврейскаго квартала. Развe вы не знали этого,
господинъ Пернатъ?"
У меня буквально захватило дыханiе. "Ааронъ Вассертрумъ? Старьевщикъ
Ааронъ Вассертрумъ -- миллiонеръ?!"
"О, я хорошо его знаю," злобно продолжалъ Харузекъ, какъ будто только
дожидаясь, что я его объ этомъ спрошу. "Я зналъ и его сына, доктора Вассори.
Вы никогда о немъ не слыхали? Докторъ Вассори -- извeстный окулистъ. -- Годъ
тому назадъ о немъ съ восторгомъ говорилъ весь городъ, -- какъ о великомъ
ученомъ. Никто не имeлъ и понятiя, что онъ перемeнилъ имя, что его настоящая
фамилiя была -- Вассертрумъ. Онъ любилъ разыгрывать изъ себя человeка науки,
-- когда же заходила рeчь о происхожденiи, онъ всегда скромно, но очень
трогательно говорилъ какъ бы вскользь, что его отецъ былъ еще въ гетто, --
что ему стоило невeроятныхъ трудовъ и мученiй выкарабкаться оттуда на свeтъ
Божiй. 29
Да, да, трудовъ и мученiй!
Но вотъ -- чьихъ невeроятныхъ трудовъ и мученiй ему это стоило и какими
средствами онъ выбрался оттуда, -- объ этомъ онъ никогда не говорилъ!
А я знаю, какъ обстоитъ дeло здeсь, въ гетто!"
Харузекъ схватилъ меня за руку и съ силой потрясъ.
"Мейстеръ Пернатъ, я такъ бeденъ, такъ бeденъ, что даже не представляю
себe, какъ вообще существую. Я хожу голый, какъ бродяга -- вотъ, посмотрите
-- а я все-таки студентъ-медикъ -- -- я все-таки образованный человeкъ!"
Онъ распахнулъ пальто, и, къ ужасу своему, я увидeлъ, что на немъ нeтъ
ни костюма, ни даже рубашки, -- пальто было надeто прямо на голое тeло.
"Такимъ же бeднымъ былъ я и тогда, когда погубилъ этого негодяя, этого
всемогущаго, знаменитаго доктора Вассори, -- еще и сейчасъ никто не
догадывается, что я, я одинъ былъ виновникомъ его смерти.
Въ городe всe говорятъ, что его махинацiи разоблачилъ нeкiй докторъ
Савiоли и что онъ же довелъ его потомъ до самоубiйства. -- А я вамъ скажу,
что докторъ Савiоли былъ только орудiемъ въ моихъ рукахъ. Я одинъ придумалъ
весь планъ, собралъ матерiалъ, раздобылъ всe доказательства и медленно,
незамeтно расшаталъ все зданiе доктора Вассори, пока не насталъ моментъ,
когда никакими деньгами, никакой изворотливостью гетто нельзя уже было
предотвратить окончательнаго крушенiя. Оставалось только нанести послeднiй
незамeтный ударъ. 30
Знаете, это была своего рода шахматная игра.
Да, да, именно шахматная игра.
И никто не знаетъ, что это былъ я!
Старьевщику Аарону Вассертруму порою, пожалую, не даетъ спать
подозрeнiе, что тутъ замeшанъ кто-то еще помимо Савiоли, -- кто-то, кого онъ
не знаетъ, кто всегда подлe него и кого онъ все-таки не можетъ найти.
Хотя Вассертрумъ и одинъ изъ тeхъ, чьи глаза могутъ видeть сквозь
стeну, все же онъ не догадывается, что есть еще люди, способные въ точности
разсчитать, какимъ образомъ невидимыми, длинными, отравленными иглами можно
пронзить эту стeну, -- не задeвъ ни кирпичей, ни золота, ни драгоцeнныхъ
камней, -- и попасть прямо въ скрытую артерiю жизни."
Харузекъ хлопнулъ себя ладонью по лбу и дико расхохотался.
"Ааронъ Вассертрумъ это скоро узнаетъ. Узнаетъ какъ разъ въ тотъ самый
день, когда захочетъ отомстить Савiоли. Да, да, не раньше не позже.
Эту партiю въ шахматы я правильно разсчиталъ, -- всю до послeдняго
хода. -- На этотъ разъ будетъ сыгранъ гамбитъ слона. Тутъ до конца не
найдется ни одного хода, которому я не могъ бы противопоставить другого,
рокового и гибельнаго.
Кто принимаетъ мой гамбитъ королевскаго слона и приступаетъ къ его
розыгрышу, тотъ обреченъ, -- слышите -- обреченъ! Онъ, какъ безпомощная
марiонетка на тоненькой ниточкe, -- и я ее дергаю, -- слышите, -- я ее
дергаю... Онъ въ рукахъ у меня."
Студентъ говорилъ, какъ въ жару; я съ ужасомъ смотрeлъ на него. 31
"Что сдeлали вамъ Вассертрумъ и его сынъ, что вы ихъ такъ ненавидите?"
Харузекъ возбужденно отвeтилъ:
"Оставимъ это -- спросите лучше, на чемъ докторъ Вассори сломалъ себe
шею! -- Но, можетъ быть, вы хотите отложить разговоръ до другого раза? --
Дождь пересталъ. Вы идете домой?
Онъ понизилъ голосъ, какъ будто вдругъ совсeмъ успокоившись. Я покачалъ
головой. "Вы когда-нибудь слышали, какъ лечатъ теперь глаукому? Не слыхали?
Ну, тогда мнe придется вамъ объяснить, иначе вы меня не поймете, мейстеръ
Пернатъ!
Слушайте же. Глаукома -- это злокачественное заболeванiе глаза, которое
неминуемо кончается слeпотой. Есть одно только средство остановить развитiе
болeзни. Это -- иридектомiя. -- Она состоитъ въ томъ, что изъ радужной
оболочки глаза вырeзаютъ маленькiй, клинообразный кусочекъ.
Неизбeжное послeдствiе этого -- сильное разстройство зрeнiя -- остается
навсегда. Но слeпоты удается въ большинствe случаевъ избeгнуть.
Съ дiагнозомъ глаукомы дeло обстоитъ тоже чрезвычайно своеобразно.
Бываютъ перiоды, въ особенности въ началe болeзни, когда налицо нeтъ
никакихъ опредeленныхъ симптомовъ. Въ такихъ случаяхъ врачъ, не находя и
слeдовъ заболeванiя, не можетъ все-таки сказать съ полной увeренностью, что
другой, констатировавшiй болeзнь у пацiента, безусловно ошибся. Но если
иридектомiя уже произведена, -- а эту операцiю съ такимъ же успeхомъ можно
32 продeлать и надъ здоровымъ, и надъ больнымъ глазомъ, то нeтъ никакой
возможности установить, была ли до операцiи у пацiента глаукома или нeтъ.
На этой особенности и еще на цeломъ рядe другихъ докторъ Вассори
построилъ всe свои гнусные замыслы.
Несчетное количество разъ, особенно у женщинъ, констатировалъ онъ
глаукому, когда въ дeйствительности передъ нимъ были самыя пустяшныя
заболeванiя. Онъ дeлалъ это только съ той цeлью, чтобы произвести операцiю.
А операцiя труда для него никакого не представляла, деньги же онъ бралъ за
нее очень большiя.
Въ его руки попадали дeйствительно совершенно беззащитные люди. И для
того, чтобы грабить ихъ, не нужно было ни капли смeлости или мужества!
Вотъ видите, мейстеръ Пернатъ, -- выродившiйся хищникъ сумeлъ все-таки
устроиться такъ, что онъ и безъ оружiя и силы могъ терзать свои жертвы.
Онъ не рисковалъ рeшительно ничeмъ! -- Понимаете?! Ему не приходилось
даже проявлять ни малeйшей смeлости.
Цeлымъ рядомъ статей въ спецiальныхъ журналахъ докторъ Вассори добился
репутацiи выдающагося спецiалиста и сумeлъ даже пустить пыль въ глаза своимъ
коллегамъ, которые сами были слишкомъ порядочны, чтобы заподозрeть его въ
чемъ бы то ни было.
Естественнымъ послeдствiемъ этого былъ огромный наплывъ пацiентовъ. Всe
обращались къ нему за спасенiемъ. 33
Какъ только являлся къ нему кто-нибудь съ самымъ незначительнымъ
разстройствомъ зрeнiя и просилъ его подвергнуть изслeдованiю, докторъ
Вассори сейчасъ же съ коварнымъ расчетомъ приступалъ къ дeлу.
Сначала онъ задавалъ пацiенту обычные вопросы, но въ свою книгу
записывалъ на всякiй случай лишь то, что впослeдствiи, при возможной
провeркe, могло указывать на наличность у больного глаукомы.
Потомъ онъ осторожно зондировалъ почву, не ставилъ ли дiагнозъ уже
кто-нибудь до него.
Тутъ же онъ предусмотрительно вставлялъ въ разговоръ, что сейчасъ
только получилъ изъ-заграницы приглашенiе прieхать по важному научному дeлу
и что завтра же уeзжаетъ. -- Во время изслeдованiя глазъ электрическимъ
свeтомъ онъ умышленно причинялъ больному возможно сильную боль.
Было предусмотрeно все! Рeшительно все!
Послe изслeдованiя, въ отвeтъ на обычный, боязливый вопросъ пацiента,
нeтъ ли чего-нибудь серьезнаго, -- Вассори дeлалъ свой первый шахматный
ходъ.
Садился напротивъ больного, выдерживалъ короткую паузу и говорилъ
потомъ размeреннымъ, многозначительнымъ тономъ:
"Вы неминуемо очень скоро ослeпнете на оба глаза!"
-- -- -- -- -- --
Послeдующiя сцены бывали, конечно, ужасны.
Люди падали часто въ обморокъ, плакали, кричали и въ дикомъ отчаянiи
катались по полу.
Потерять зрeнiе -- значитъ лишиться всего. 34
И когда наступалъ опять таки обычный моментъ, -- когда несчастная
жертва обнимала колeни Вассори и молила, -- неужели же на всемъ Божьемъ
свeтe ей не найдется спасенiя, -- тогда звeрь дeлалъ второй шахматный ходъ и
-- самъ превращался въ того Бога, отъ котораго зависитъ это спасенье.
Все, все въ мiрe, мейстеръ Пернатъ, шахматная игра! --
Немедленная операцiя -- глубокомысленно произносилъ докторъ Вассори --
это единственное, что еще, пожалуй, можетъ спасти. И съ дикимъ, страстнымъ
тщеславiемъ, которое имъ неожиданно овладeвало, онъ начиналъ пространно
описывать случаи, которые всe были поразительно похожи на данный, -- цeлый
рядъ больныхъ обязанъ ему одному сохраненiемъ зрeнiя.
Онъ буквально упивался сознанiемъ, что онъ въ своемъ родe высшее
существо и что въ его рукахъ сейчасъ и жизнь и смерть его ближняго.
А безпомощная жертва сидeла передъ нимъ убитая, съ жгучими вопросами на
устахъ, съ холоднымъ потомъ на лбу. Она боялась хотя бы однимъ словомъ
прервать его рeчь, -- боялась разсердить его, -- его, единственнаго, отъ
котораго зависeло все спасенiе.
Докторъ Вассори заканчивалъ свою рeчь сожалeнiемъ, что операцiю ему
придется отложить на нeсколько мeсяцевъ, когда онъ вернется изъ заграницы.
Надо надeяться, -- въ такихъ случаяхъ надо всегда надeяться на лучшiй
исходъ, -- что тогда не будетъ еще слишкомъ поздно! 35
Конечно, послe этого больные обычно вскакивали, заявляли, что они ни въ
коемъ случаe не хотятъ откладывать и умоляли его посовeтовать, кто еще изъ
врачей могъ бы сдeлать такую же операцiю. Тогда-то наступалъ моментъ, когда
докторъ Вассори наносилъ рeшительный, послeднiй ударъ.
Въ глубокомъ раздумiи онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатe, озабоченно
морщилъ лобъ и говорилъ, наконецъ, съ огорченiемъ, что помощь другого врача
потребуетъ новаго изслeдованiя глаза электрическимъ свeтомъ, а это можетъ
повлечь за собой самыя печальныя послeдствiя, -- пацiентъ вeдь и самъ
убeдился, съ какой болью это сопряжено.
Такимъ образомъ, не говоря уже о томъ, что многiе врачи недостаточно
опытны въ иридектомiи, -- именно вслeдствiе необходимости новаго
изслeдованiя, операцiю придется отложить на продолжительное время, пока
совершенно не отдохнутъ зрительные нервы."
Харузекъ сжалъ кулаки.
"Это на шахматномъ языкe называется -- вынужденнымъ ходомъ, мейстеръ
Пернатъ. -- А дальше такой же вынужденный ходъ, одинъ за другимъ.
Обезумeвъ отъ отчаянiя, пацiентъ начиналъ умолять доктора Вассори
сжалиться, отложить хотя бы на одинъ день отъeздъ и произвести операцiю.
Вeдь гораздо хуже мгновенной смерти -- ужасный, мучительный страхъ, что ты
каждую минуту можешь ослeпнуть -- страшнeе этого нeтъ ничего.
И чeмъ дольше чудовище отказывалось, чeмъ дольше говорилъ Вассори, что
отсрочить поeздку 36 для него крайне невыгодно, тeмъ все большiя и большiя
суммы добровольно сулили ему больные.
Наконецъ, сумма оказывалась для доктора Вассори достаточной, онъ
уступалъ, -- и тутъ же, въ тотъ же самый день, боясь, какъ бы случайно весь
его планъ не раскрылся, онъ причинялъ обоимъ здоровымъ глазамъ несчастной
жертвы непоправимый вредъ, который превращалъ всю дальнeйшую жизнь пацiента
въ сплошное страданiе, но который зато разъ навсегда уничтожалъ всe слeды
преступленiя.
Такими операцiями надъ здоровыми глазами докторъ Вассори не только
увеличивалъ свою славу и свою репутацiю выдающагося врача, которому каждый
разъ удавалось предотвратить грозящую слeпоту, -- онъ удовлетворялъ такимъ
путемъ и свою безмeрную алчность и тщеславiе: ничего не подозрeвавшiя
жертвы, потерпeвшiя и матерiально, и физически, продолжали смотрeть на него,
какъ на спасителя.
Только человeкъ, тeсно связанный съ гетто, знакомый съ его ухищренiями,
съ дeтства привыкшiй быть, какъ паукъ, постоянно насторожe, знающiй въ
городe рeшительно всeхъ, освeдомленный относительно мельчайшихъ подробностей
жизни, круга знакомыхъ и матерiальнаго положенiя каждаго, -- только такой --
"полуясновидящiй"-- способенъ былъ въ теченiе многихъ лeтъ творить эти
гнусности.
И если бы не я, онъ до сихъ поръ занимался бы своимъ ремесломъ,
занимался бы имъ до глубокой старости и въ концe концовъ насладился бы
заслуженнымъ отдыхомъ, -- какъ маститый патрiархъ, въ кругу своихъ близкихъ,
окруженный 37 высокими почестями, -- блестящiй примeръ грядущему поколeнiю.
И только потомъ уже -- только потомъ его постигъ бы неумолимый рокъ.
Но я вeдь тоже выросъ въ гетто, -- моя кровь тоже насыщена этой
меня жгучими, неясными вопросами.
Этотъ голосъ, произносившiй живыя, видимыя слова, былъ, однако, мертвъ
и беззвученъ.
Каждый звукъ, раздающiйся въ мiрe реальности, рождаетъ множество
откликовъ, подобно тому какъ у каждой вещи есть одна большая тeнь и много
другихъ мелкихъ тeней. У этого голоса не было откликовъ, -- они
давнымъ-давно уже развeялись и заглохли. -- -- --
До самаго конца дочиталъ я эту книгу и все еще держалъ ее у себя въ
рукахъ, какъ вдругъ мнe показалось, будто, пытливо перелистывая книгу, я
читалъ не ее, а свой собственный мозгъ.
Все, о чемъ мнe говорилъ этотъ голосъ, я носилъ въ себe всю свою жизнь,
-- оно было лишь скрыто отъ меня и мною забыто, -- оно пряталось до
сегодняшняго дня отъ моихъ мыслей. -- -- --
-- -- -- -- -- --
Я поднялъ глаза.
Гдe же человeкъ, принесшiй мнe книгу?
Ушелъ!?
Придетъ онъ за ней, когда она будетъ готова?
Или мнe самому ее отнести? --
Но я не могъ вспомнить, сказалъ ли онъ мнe, гдe живетъ.
Мнe хотeлось воскресить въ памяти его обликъ, -- но тщетно.
Какъ былъ онъ одeтъ? Старъ онъ или молодъ? -- Какого цвeта его волосы и
борода?
Ничего, рeшительно ничего не могъ я припомнить. -- Всe отдeльныя черты,
какiя я себe 21 рисовалъ, расплывались безслeдно, какъ только я пытался
мысленно соединить ихъ въ одинъ образъ.
Я закрылъ глаза и прижалъ пальцами вeки, чтобы уловить хотя бы одну
ничтожную часть его облика.
Нeтъ, ничего.
Я всталъ посреди комнаты, -- посмотрeлъ на дверь, такъ же, какъ когда
онъ вошелъ -- и представилъ себe: вотъ сейчасъ онъ поворачиваетъ за уголъ,
проходитъ по кирпичной площадкe, читаетъ мою дощечку на двери "Атаназiусъ
Пернатъ" -- и входитъ.
Напрасно.
Во мнe не пробуждалось ни слeда воспоминанiя о томъ, какъ онъ
выглядeлъ.
Я видeлъ на столe книгу и старался представить себe хотя бы ту руку,
которая вынула ее изъ кармана и подала мнe.
Я не могъ даже вспомнить, была ли рука эта въ перчаткe или нeтъ, была
ли она молодая или въ морщинахъ, были ли у нея кольца на пальцахъ.
Вдругъ у меня блеснула мысль.
Какъ будто внушенiе, которому противостать невозможно.
Я надeлъ пальто, шляпу, вышелъ на лeстницу и спустился во дворъ. Потомъ
медленно поднялся обратно наверхъ.
Медленно, медленно, точно такъ же, какъ онъ. Когда я отворилъ дверь, въ
моей комнатe было совершенно темно. Но развe только что, когда я вышелъ во
дворъ, не было еще очень свeтло?
Сколько же времени я провелъ тамъ въ раздумiи, что не замeтилъ, какъ
прошло время? 22
Я опять попробовалъ подражать незнакомцу въ походкe и жестахъ, но не
могъ вспомнить ни одного изъ нихъ.
Какъ же могу я ему подражать, когда у меня нeтъ ни малeйшаго
представленiя объ его обликe?
Но вышло иначе. Совсeмъ не такъ, какъ я думалъ.
Неожиданно моя кожа, мои мышцы, все мое тeло вспомнило то, что было
скрыто отъ мозга. Они стали дeлать движенiя, которыхъ я совсeмъ не хотeлъ, о
которыхъ даже не думалъ.
Какъ будто тeло не принадлежало мнe больше!
Едва сдeлалъ я нeсколько шаговъ по комнатe, какъ замeтилъ, что походка
моя неожиданно стала чужой, неувeренной.
Это походка человeка, который каждую минуту можетъ упасть, подумалъ я
про себя.
Да, да, это его походка.
Я понялъ совершенно отчетливо: это онъ.
У меня было чье-то чужое лицо безъ бороды и усовъ, съ выдающимися
скулами, -- косой разрeзъ глазъ.
Я чувствовалъ это, но не могъ себя видeть.
Это лицо не мое, захотeлось мнe въ ужасe вскрикнуть, -- я хотeлъ
нащупать его, но рука меня не слушалась, -- она опустилась въ карманъ и
достала книгу.
Точь въ точь, какъ это сдeлалъ онъ самъ. --
Но вдругъ я опять безъ шляпы и безъ пальто очутился у себя за столомъ.
И опять это я. Я, я.
Атаназiусъ Пернатъ.
Я дрожу отъ страха и ужаса, -- мое сердце готово разорваться. Я
чувствую: призраки,которые только что витали въ моемъ мозгу, ушли отъ меня.
23
Но я ощущаю еще на затылкe холодные слeды ихъ прикосновенiя. --
Я знаю теперь, кто былъ незнакомецъ, -- я могу вновь ощутить его въ
себe, когда захочу; но представить себe его обликъ, чтобы имeть возможность
его видeть передъ собой, -- я не могу и не смогу никогда.
Я понялъ, что онъ негативъ, незримая форма, очертанiй которой постичь
невозможно, -- я долженъ самъ принять эту форму, чтобы осознать въ моемъ
собственномъ "я" ея обликъ и выраженiе.
Въ ящикe стола есть у меня желeзная шкатулка; -- я запру въ нее книгу и
только, когда совсeмъ исчезнутъ всe слeды моей душевной болeзни, я вновь
выну ее и примусь исправлять попорченную заглавную букву "И".
Я взялъ со стола книгу.
Мнe показалось, будто я ни до чего не дотронулся. Я схватилъ шкатулку:
то же самое чувство. Какъ будто, чтобы достигнуть сознанiя, осязанiе мое
должно пройти долгiй путь, окутанный мракомъ, -- какъ будто все отдeлено отъ
меня годами и относится къ давно минувшему прошлому! -- -- --
-- -- -- -- -- --
Голосъ снова ищетъ меня въ темнотe и снова хочетъ измучить вопросомъ о
камнe, напоминающемъ кусокъ сала. Но вотъ онъ скользнулъ мимо, не замeтивъ
меня. Я знаю -- этотъ голосъ исходитъ изъ мiра сновидeнiй. А то, что я
пережилъ, настоящая жизнь, -- поэтому-то, чувствую я, онъ меня не замeтилъ и
будетъ искать понапрасну. 24
--------
Подлe меня стоялъ студентъ Харузекъ, поднявъ воротникъ своего
потертаго, тонкаго пальто. Я ясно слышалъ, какъ у, него стучали зубы отъ
холода.
Онъ заболeетъ на такомъ сквозномъ вeтрe, въ этихъ холодныхъ воротахъ,
подумалъ я и пригласилъ его зайти къ себe въ комнату.
Но онъ отказался.
"Благодарю васъ, мейстеръ Пернатъ", пробормоталъ онъ, дрожа отъ холода,
"къ сожалeнiю, у меня мало времени, -- я спeшу въ городъ. -- Да кромe того
мы промокнемъ насквозь, если выйдемъ сейчасъ изъ воротъ! -- -- Ливень не
прекращается!"
Дождь хлесталъ изо всeхъ силъ по крышамъ и, точно потоками слезъ,
струился по фасадамъ домовъ.
Слегка высунувшись, я видeлъ на четвертомъ этажe окно моей комнаты; отъ
дождя стекла какъ будто набухли, -- стали непрозрачными и бугорчатыми, какъ
рыбiй пузырь.
По улицe стекалъ грязный желтый потокъ. Ворота были полны прохожими,
которые пережидали тутъ дождь.
"Смотрите, свадебный букетъ", сказалъ вдругъ Харузекъ и указалъ на
букетъ изъ увядшихъ миртъ, который несло потокомъ грязной воды. 25
Кто-то громко разсмeялся у насъ за спиной.
Обернувшись, я увидeлъ, что это былъ пожилой, хорошо одeтый господинъ
съ сeдой головой и какимъ-то одутловатымъ, жабьимъ лицомъ.
Харузекъ тоже обернулся и пробормоталъ что-то про себя.
Старикъ вызывалъ непрiятное чувство; -- я поспeшилъ отвернуться и сталъ
разсматривать окружающiе дома. Они были всe некрасиваго цвeта и стояли подъ
дождемъ, точно злые, одряхлeвшiе звeри.
Какой у нихъ противный, запущенный видъ!
Они построены безъ всякой системы и плана, -- они точно сорная трава,
пробивающаяся изъ земли.
Двeсти, триста лeтъ тому назадъ ихъ строили, какъ попало, -- нисколько
не считаясь съ другими, сосeдними. Ихъ прислонили тутъ къ низкой желтой
стeнe, единственному остатку стариннаго, вытянутаго въ длину зданiя. Вотъ
домъ со скошенными углами; его верхъ уходитъ назадъ, какъ крутой, открытый
лобъ человeка. А вотъ другой рядомъ съ нимъ, -- онъ, какъ клыкъ, выдается
зачeмъ-то впередъ.
Подъ мрачнымъ, ненастнымъ небомъ они, казалось, всe спали; сейчасъ
совершенно не ощущалась та вeроломная, враждебная жизнь, которая порой
исходитъ отъ нихъ, когда туманъ осенняго вечера стелется по улицe и
помогаетъ имъ скрывать свою тонкую, едва замeтную мимику.
За долгiе годы, что я живу здeсь, во мнe сложилось впечатлeнiе, отъ
котораго я не могу избавиться: какъ будто по ночамъ и въ раннiе утреннiе
часы они устраиваютъ между собой оживленныя, но беззвучныя и таинственныя
совeщанiя. 26 Порою по ихъ стeнамъ проходитъ легкое, непонятное сотрясенiе,
-- какiе-то шумы сбeгаютъ по крышамъ и падаютъ внизъ, въ водосточныя канавы,
-- а мы равнодушно и глухо воспринимаемъ все это и не думаемъ о причинахъ.
Часто мнe снилось, будто я подслушалъ дыханiе призрачной жизни этихъ
домовъ и съ изумленнымъ испугомъ узналъ, что они -- истинные, тайные
властители улицы, что они могутъ временно отдавать свою жизнь и возвращать
ее потомъ снова себe, -- ссужать ее на дневные часы живущимъ въ нихъ людямъ
и ночью требовать ее отъ нихъ обратно съ лихвой.
И мысленно перебирая странныхъ людей, живущихъ въ этихъ домахъ не какъ
существа, рожденныя матерью, а подобно призрачнымъ тeнямъ, -- людей, которые
въ дeлахъ и мысляхъ своихъ какъ будто слeплены безъ разбора изъ отдeльныхъ
кусочковъ, -- я все больше проникаюсь убeжденiемъ, что въ моихъ снахъ много
таинственной правды. Когда я бодрствую, эта правда еще тлeетъ въ душe у
меня, какъ впечатлeнiе отъ яркой, красочной сказки.
Передо мной воскресаетъ тогда легенда о сказочномъ Големe, -- объ
искусственномъ человeкe, котораго здeсь, въ этомъ гетто слeпилъ когда-то изъ
глины свeдущiй въ Каббалe раввинъ. Вложивъ ему въ ротъ пергаментъ съ
магической формулой, онъ вдохнулъ въ него безсознательную жизнь автомата.
И подобно тому, какъ Големъ снова сталъ истуканомъ, какъ только вынули
у него изо рта пергаментъ съ тайными знаками жизни, такъ и всe эти люди --
кажется мнe -- должны бездушно 27 рухнуть въ то мгновенiе, когда у одного
изъ нихъ вытравятъ изъ сознанiя какое-нибудь ничтожное представленiе,
незначительный импульсъ или даже безцeльную привычку, у другого -- хотя бы
только неясное, безотчетное упованiе на что-то туманное, неопредeленное.
Всe эти существа вeчно преисполнены какимъ-то трепетнымъ ожиданiемъ!
Никогда не видишь ихъ за работой, -- а все же съ самой ранней зари они
уже на ногахъ, -- бодрствуютъ и, затаивъ дыханiе, ждутъ, -- ждутъ точно
жертвы, которая никогда не приходитъ.
Но если иногда въ самомъ дeлe кто-нибудь приближается къ нимъ,
какой-нибудь беззащитный, около котораго они, казалось, могли бы легко
поживиться, -- ими тотчасъ же овладeваетъ страхъ, парализующiй всe ихъ
желанiя, -- они пугливо прячутся по своимъ угламъ и робко отказываются отъ
всякихъ дeйствiй.
Нeтъ такого слабаго, на котораго у нихъ хватило бы смeлости поднять
руку.
"Выродившiеся, беззубые хищники, -- у нихъ не осталось ни оружiя, ни
силы," медленно произнесъ Харузекъ и посмотрeлъ на меня.
Откуда онъ знаетъ, о чемъ я думаю? --
Мысли человeка иногда такъ напряжены, что могутъ, какъ раскаленныя
искры, переноситься въ мозгъ другого.
"-- -- Чeмъ они живутъ?" сказалъ я, помолчавъ немного.
"Чeмъ живутъ? Среди нихъ есть миллiонеры."
Я посмотрeлъ на Харузека. Что онъ этимъ хочетъ сказать? 28
Но студентъ молчалъ и глядeлъ на небо, покрытое тучами.
На мгновенiе гулъ голосовъ подъ воротами смолкъ; слышенъ былъ только
шумъ дождя.
Что онъ хотeлъ этимъ сказать: "Среди нихъ есть миллiонеры!?"
И снова Харузекъ какъ будто угадалъ мои мысли.
Онъ указалъ на лавку старьевщика. Дождь смывалъ тамъ ржавчину со
стараго желeзнаго хлама и стекалъ на улицу, образуя большiя,
красновато-бурыя лужи.
"Вотъ, напримeръ, Ааронъ Вассертрумъ! Онъ миллiонеръ, -- ему
принадлежитъ почти треть еврейскаго квартала. Развe вы не знали этого,
господинъ Пернатъ?"
У меня буквально захватило дыханiе. "Ааронъ Вассертрумъ? Старьевщикъ
Ааронъ Вассертрумъ -- миллiонеръ?!"
"О, я хорошо его знаю," злобно продолжалъ Харузекъ, какъ будто только
дожидаясь, что я его объ этомъ спрошу. "Я зналъ и его сына, доктора Вассори.
Вы никогда о немъ не слыхали? Докторъ Вассори -- извeстный окулистъ. -- Годъ
тому назадъ о немъ съ восторгомъ говорилъ весь городъ, -- какъ о великомъ
ученомъ. Никто не имeлъ и понятiя, что онъ перемeнилъ имя, что его настоящая
фамилiя была -- Вассертрумъ. Онъ любилъ разыгрывать изъ себя человeка науки,
-- когда же заходила рeчь о происхожденiи, онъ всегда скромно, но очень
трогательно говорилъ какъ бы вскользь, что его отецъ былъ еще въ гетто, --
что ему стоило невeроятныхъ трудовъ и мученiй выкарабкаться оттуда на свeтъ
Божiй. 29
Да, да, трудовъ и мученiй!
Но вотъ -- чьихъ невeроятныхъ трудовъ и мученiй ему это стоило и какими
средствами онъ выбрался оттуда, -- объ этомъ онъ никогда не говорилъ!
А я знаю, какъ обстоитъ дeло здeсь, въ гетто!"
Харузекъ схватилъ меня за руку и съ силой потрясъ.
"Мейстеръ Пернатъ, я такъ бeденъ, такъ бeденъ, что даже не представляю
себe, какъ вообще существую. Я хожу голый, какъ бродяга -- вотъ, посмотрите
-- а я все-таки студентъ-медикъ -- -- я все-таки образованный человeкъ!"
Онъ распахнулъ пальто, и, къ ужасу своему, я увидeлъ, что на немъ нeтъ
ни костюма, ни даже рубашки, -- пальто было надeто прямо на голое тeло.
"Такимъ же бeднымъ былъ я и тогда, когда погубилъ этого негодяя, этого
всемогущаго, знаменитаго доктора Вассори, -- еще и сейчасъ никто не
догадывается, что я, я одинъ былъ виновникомъ его смерти.
Въ городe всe говорятъ, что его махинацiи разоблачилъ нeкiй докторъ
Савiоли и что онъ же довелъ его потомъ до самоубiйства. -- А я вамъ скажу,
что докторъ Савiоли былъ только орудiемъ въ моихъ рукахъ. Я одинъ придумалъ
весь планъ, собралъ матерiалъ, раздобылъ всe доказательства и медленно,
незамeтно расшаталъ все зданiе доктора Вассори, пока не насталъ моментъ,
когда никакими деньгами, никакой изворотливостью гетто нельзя уже было
предотвратить окончательнаго крушенiя. Оставалось только нанести послeднiй
незамeтный ударъ. 30
Знаете, это была своего рода шахматная игра.
Да, да, именно шахматная игра.
И никто не знаетъ, что это былъ я!
Старьевщику Аарону Вассертруму порою, пожалую, не даетъ спать
подозрeнiе, что тутъ замeшанъ кто-то еще помимо Савiоли, -- кто-то, кого онъ
не знаетъ, кто всегда подлe него и кого онъ все-таки не можетъ найти.
Хотя Вассертрумъ и одинъ изъ тeхъ, чьи глаза могутъ видeть сквозь
стeну, все же онъ не догадывается, что есть еще люди, способные въ точности
разсчитать, какимъ образомъ невидимыми, длинными, отравленными иглами можно
пронзить эту стeну, -- не задeвъ ни кирпичей, ни золота, ни драгоцeнныхъ
камней, -- и попасть прямо въ скрытую артерiю жизни."
Харузекъ хлопнулъ себя ладонью по лбу и дико расхохотался.
"Ааронъ Вассертрумъ это скоро узнаетъ. Узнаетъ какъ разъ въ тотъ самый
день, когда захочетъ отомстить Савiоли. Да, да, не раньше не позже.
Эту партiю въ шахматы я правильно разсчиталъ, -- всю до послeдняго
хода. -- На этотъ разъ будетъ сыгранъ гамбитъ слона. Тутъ до конца не
найдется ни одного хода, которому я не могъ бы противопоставить другого,
рокового и гибельнаго.
Кто принимаетъ мой гамбитъ королевскаго слона и приступаетъ къ его
розыгрышу, тотъ обреченъ, -- слышите -- обреченъ! Онъ, какъ безпомощная
марiонетка на тоненькой ниточкe, -- и я ее дергаю, -- слышите, -- я ее
дергаю... Онъ въ рукахъ у меня."
Студентъ говорилъ, какъ въ жару; я съ ужасомъ смотрeлъ на него. 31
"Что сдeлали вамъ Вассертрумъ и его сынъ, что вы ихъ такъ ненавидите?"
Харузекъ возбужденно отвeтилъ:
"Оставимъ это -- спросите лучше, на чемъ докторъ Вассори сломалъ себe
шею! -- Но, можетъ быть, вы хотите отложить разговоръ до другого раза? --
Дождь пересталъ. Вы идете домой?
Онъ понизилъ голосъ, какъ будто вдругъ совсeмъ успокоившись. Я покачалъ
головой. "Вы когда-нибудь слышали, какъ лечатъ теперь глаукому? Не слыхали?
Ну, тогда мнe придется вамъ объяснить, иначе вы меня не поймете, мейстеръ
Пернатъ!
Слушайте же. Глаукома -- это злокачественное заболeванiе глаза, которое
неминуемо кончается слeпотой. Есть одно только средство остановить развитiе
болeзни. Это -- иридектомiя. -- Она состоитъ въ томъ, что изъ радужной
оболочки глаза вырeзаютъ маленькiй, клинообразный кусочекъ.
Неизбeжное послeдствiе этого -- сильное разстройство зрeнiя -- остается
навсегда. Но слeпоты удается въ большинствe случаевъ избeгнуть.
Съ дiагнозомъ глаукомы дeло обстоитъ тоже чрезвычайно своеобразно.
Бываютъ перiоды, въ особенности въ началe болeзни, когда налицо нeтъ
никакихъ опредeленныхъ симптомовъ. Въ такихъ случаяхъ врачъ, не находя и
слeдовъ заболeванiя, не можетъ все-таки сказать съ полной увeренностью, что
другой, констатировавшiй болeзнь у пацiента, безусловно ошибся. Но если
иридектомiя уже произведена, -- а эту операцiю съ такимъ же успeхомъ можно
32 продeлать и надъ здоровымъ, и надъ больнымъ глазомъ, то нeтъ никакой
возможности установить, была ли до операцiи у пацiента глаукома или нeтъ.
На этой особенности и еще на цeломъ рядe другихъ докторъ Вассори
построилъ всe свои гнусные замыслы.
Несчетное количество разъ, особенно у женщинъ, констатировалъ онъ
глаукому, когда въ дeйствительности передъ нимъ были самыя пустяшныя
заболeванiя. Онъ дeлалъ это только съ той цeлью, чтобы произвести операцiю.
А операцiя труда для него никакого не представляла, деньги же онъ бралъ за
нее очень большiя.
Въ его руки попадали дeйствительно совершенно беззащитные люди. И для
того, чтобы грабить ихъ, не нужно было ни капли смeлости или мужества!
Вотъ видите, мейстеръ Пернатъ, -- выродившiйся хищникъ сумeлъ все-таки
устроиться такъ, что онъ и безъ оружiя и силы могъ терзать свои жертвы.
Онъ не рисковалъ рeшительно ничeмъ! -- Понимаете?! Ему не приходилось
даже проявлять ни малeйшей смeлости.
Цeлымъ рядомъ статей въ спецiальныхъ журналахъ докторъ Вассори добился
репутацiи выдающагося спецiалиста и сумeлъ даже пустить пыль въ глаза своимъ
коллегамъ, которые сами были слишкомъ порядочны, чтобы заподозрeть его въ
чемъ бы то ни было.
Естественнымъ послeдствiемъ этого былъ огромный наплывъ пацiентовъ. Всe
обращались къ нему за спасенiемъ. 33
Какъ только являлся къ нему кто-нибудь съ самымъ незначительнымъ
разстройствомъ зрeнiя и просилъ его подвергнуть изслeдованiю, докторъ
Вассори сейчасъ же съ коварнымъ расчетомъ приступалъ къ дeлу.
Сначала онъ задавалъ пацiенту обычные вопросы, но въ свою книгу
записывалъ на всякiй случай лишь то, что впослeдствiи, при возможной
провeркe, могло указывать на наличность у больного глаукомы.
Потомъ онъ осторожно зондировалъ почву, не ставилъ ли дiагнозъ уже
кто-нибудь до него.
Тутъ же онъ предусмотрительно вставлялъ въ разговоръ, что сейчасъ
только получилъ изъ-заграницы приглашенiе прieхать по важному научному дeлу
и что завтра же уeзжаетъ. -- Во время изслeдованiя глазъ электрическимъ
свeтомъ онъ умышленно причинялъ больному возможно сильную боль.
Было предусмотрeно все! Рeшительно все!
Послe изслeдованiя, въ отвeтъ на обычный, боязливый вопросъ пацiента,
нeтъ ли чего-нибудь серьезнаго, -- Вассори дeлалъ свой первый шахматный
ходъ.
Садился напротивъ больного, выдерживалъ короткую паузу и говорилъ
потомъ размeреннымъ, многозначительнымъ тономъ:
"Вы неминуемо очень скоро ослeпнете на оба глаза!"
-- -- -- -- -- --
Послeдующiя сцены бывали, конечно, ужасны.
Люди падали часто въ обморокъ, плакали, кричали и въ дикомъ отчаянiи
катались по полу.
Потерять зрeнiе -- значитъ лишиться всего. 34
И когда наступалъ опять таки обычный моментъ, -- когда несчастная
жертва обнимала колeни Вассори и молила, -- неужели же на всемъ Божьемъ
свeтe ей не найдется спасенiя, -- тогда звeрь дeлалъ второй шахматный ходъ и
-- самъ превращался въ того Бога, отъ котораго зависитъ это спасенье.
Все, все въ мiрe, мейстеръ Пернатъ, шахматная игра! --
Немедленная операцiя -- глубокомысленно произносилъ докторъ Вассори --
это единственное, что еще, пожалуй, можетъ спасти. И съ дикимъ, страстнымъ
тщеславiемъ, которое имъ неожиданно овладeвало, онъ начиналъ пространно
описывать случаи, которые всe были поразительно похожи на данный, -- цeлый
рядъ больныхъ обязанъ ему одному сохраненiемъ зрeнiя.
Онъ буквально упивался сознанiемъ, что онъ въ своемъ родe высшее
существо и что въ его рукахъ сейчасъ и жизнь и смерть его ближняго.
А безпомощная жертва сидeла передъ нимъ убитая, съ жгучими вопросами на
устахъ, съ холоднымъ потомъ на лбу. Она боялась хотя бы однимъ словомъ
прервать его рeчь, -- боялась разсердить его, -- его, единственнаго, отъ
котораго зависeло все спасенiе.
Докторъ Вассори заканчивалъ свою рeчь сожалeнiемъ, что операцiю ему
придется отложить на нeсколько мeсяцевъ, когда онъ вернется изъ заграницы.
Надо надeяться, -- въ такихъ случаяхъ надо всегда надeяться на лучшiй
исходъ, -- что тогда не будетъ еще слишкомъ поздно! 35
Конечно, послe этого больные обычно вскакивали, заявляли, что они ни въ
коемъ случаe не хотятъ откладывать и умоляли его посовeтовать, кто еще изъ
врачей могъ бы сдeлать такую же операцiю. Тогда-то наступалъ моментъ, когда
докторъ Вассори наносилъ рeшительный, послeднiй ударъ.
Въ глубокомъ раздумiи онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатe, озабоченно
морщилъ лобъ и говорилъ, наконецъ, съ огорченiемъ, что помощь другого врача
потребуетъ новаго изслeдованiя глаза электрическимъ свeтомъ, а это можетъ
повлечь за собой самыя печальныя послeдствiя, -- пацiентъ вeдь и самъ
убeдился, съ какой болью это сопряжено.
Такимъ образомъ, не говоря уже о томъ, что многiе врачи недостаточно
опытны въ иридектомiи, -- именно вслeдствiе необходимости новаго
изслeдованiя, операцiю придется отложить на продолжительное время, пока
совершенно не отдохнутъ зрительные нервы."
Харузекъ сжалъ кулаки.
"Это на шахматномъ языкe называется -- вынужденнымъ ходомъ, мейстеръ
Пернатъ. -- А дальше такой же вынужденный ходъ, одинъ за другимъ.
Обезумeвъ отъ отчаянiя, пацiентъ начиналъ умолять доктора Вассори
сжалиться, отложить хотя бы на одинъ день отъeздъ и произвести операцiю.
Вeдь гораздо хуже мгновенной смерти -- ужасный, мучительный страхъ, что ты
каждую минуту можешь ослeпнуть -- страшнeе этого нeтъ ничего.
И чeмъ дольше чудовище отказывалось, чeмъ дольше говорилъ Вассори, что
отсрочить поeздку 36 для него крайне невыгодно, тeмъ все большiя и большiя
суммы добровольно сулили ему больные.
Наконецъ, сумма оказывалась для доктора Вассори достаточной, онъ
уступалъ, -- и тутъ же, въ тотъ же самый день, боясь, какъ бы случайно весь
его планъ не раскрылся, онъ причинялъ обоимъ здоровымъ глазамъ несчастной
жертвы непоправимый вредъ, который превращалъ всю дальнeйшую жизнь пацiента
въ сплошное страданiе, но который зато разъ навсегда уничтожалъ всe слeды
преступленiя.
Такими операцiями надъ здоровыми глазами докторъ Вассори не только
увеличивалъ свою славу и свою репутацiю выдающагося врача, которому каждый
разъ удавалось предотвратить грозящую слeпоту, -- онъ удовлетворялъ такимъ
путемъ и свою безмeрную алчность и тщеславiе: ничего не подозрeвавшiя
жертвы, потерпeвшiя и матерiально, и физически, продолжали смотрeть на него,
какъ на спасителя.
Только человeкъ, тeсно связанный съ гетто, знакомый съ его ухищренiями,
съ дeтства привыкшiй быть, какъ паукъ, постоянно насторожe, знающiй въ
городe рeшительно всeхъ, освeдомленный относительно мельчайшихъ подробностей
жизни, круга знакомыхъ и матерiальнаго положенiя каждаго, -- только такой --
"полуясновидящiй"-- способенъ былъ въ теченiе многихъ лeтъ творить эти
гнусности.
И если бы не я, онъ до сихъ поръ занимался бы своимъ ремесломъ,
занимался бы имъ до глубокой старости и въ концe концовъ насладился бы
заслуженнымъ отдыхомъ, -- какъ маститый патрiархъ, въ кругу своихъ близкихъ,
окруженный 37 высокими почестями, -- блестящiй примeръ грядущему поколeнiю.
И только потомъ уже -- только потомъ его постигъ бы неумолимый рокъ.
Но я вeдь тоже выросъ въ гетто, -- моя кровь тоже насыщена этой