атмосферой адскаго коварства -- -- и я сумeлъ его уничтожить, -- все равно
какъ человeка поражаютъ незримыя силы, или внезапно сверкнувшая на ясномъ
небe молнiя.
Честь разоблаченiя принадлежитъ доктору Савiоли, молодому нeмецкому
врачу, -- я его выдвинулъ и собиралъ одно доказательство за другимъ, пока не
наступилъ день, когда за докторомъ Вассори протянулась рука прокурора.
Но негодяй покончилъ жизнь самоубiйствомъ! Благословенъ тотъ часъ!
Какъ будто рядомъ съ нимъ стоялъ мой двойникъ и направлялъ его руку, --
онъ покончилъ съ собой тeмъ самымъ амильнитритомъ, пузырекъ съ которымъ я
умышленно позабылъ у него въ кабинетe. Я нарочно пошелъ къ нему, нарочно
заставилъ его констатировать и у меня глаукому -- и умышленно оставилъ у
него пузырекъ амильнитрита, съ пламеннымъ желанiемъ, чтобы именно этотъ
пузырекъ нанесъ ему послeднiй ударъ.
Въ городe говорили, что онъ умеръ отъ апоплексiи.
Амилнитритъ при глубокомъ вдыханiи дeйствительно вызываетъ апоплексiю и
убиваетъ.
Долго такiе слухи не могли, конечно, держаться."
-- -- -- -- -- --
Харузекъ неожиданно замолчалъ и разсeянно уставился въ одну точку, какъ
будто погрузился въ разрeшенiе глубокой тайны; потомъ пожалъ плечами и
указалъ на лавку старьевщика Аарона Вассертрума. 38
"Сейчасъ онъ одинъ," проговорилъ онъ, "совершенно одинъ со своей
жадностью -- и -- восковой куклой!"
-- -- -- -- -- --
Сердце мое трепетно билось.
Я съ ужасомъ смотрeлъ на Харузека.
Онъ, несомнeнно, помeшался. Только въ бреду ему могли притти въ голову
подобныя вещи.
Конечно! конечно! Онъ все выдумалъ, ему все только приснилось!
Всe эти ужасы про окулиста не могутъ быть правдой. У него чахотка, --
его мозгъ воспаленъ смертельной горячкой.
Мнe захотeлось успокоить его шутливой фразой, придать его мыслямъ болeе
беззаботный характеръ.
Я не успeлъ еще этого сдeлать, какъ вдругъ въ моей памяти мелькнуло
лицо Вассертрума съ разсeченной верхней губой и его круглые рыбьи глаза,
заглянувшiе тогда въ мою комнату черезъ открытую дверь.
Докторъ Савiоли! Докторъ Савiоли! -- -- да, да, такъ зовутъ молодого
человeка, про котораго мнe шепотомъ разсказывалъ марiонетный актеръ Цвакъ,
-- того самого знатнаго господина, который снялъ у него ателье.
Докторъ Савiоли! -- Точно крикомъ отозвалось во мнe это имя. Въ моемъ
мозгу пронеслась вереница туманныхъ образовъ, промелькнула вдругъ страшная
догадка.
Мнe хотeлось разспросить Харузека, въ ужасe разсказать ему все, что я
тогда пережилъ, -- но тутъ имъ овладeлъ такой жестокiй приступъ кашля, что
онъ едва не упалъ. Я замeтилъ только, какъ онъ, съ трудомъ опираясь руками
объ стeну, 39 вышелъ на улицу и слегка кивнулъ мнe на прощанiе.
Да, да, онъ правъ, онъ говорилъ не въ бреду, -- почувствовалъ я, -- по
этимъ улицамъ днемъ и ночью крадется незримая тeнь преступленiя и старается
облечь себя плотью и кровью.
Она -- въ воздухe, вездe вокругъ насъ, но мы не видимъ ея. И вдругъ,
неожиданно, она ложится кому-нибудь на душу, -- мы не замeчаемъ и этого, --
не успeваемъ еще ее осознать, какъ она, сдeлавъ свое, уже исчезаетъ.
До насъ доходятъ потомъ только темные слухи о какомъ-нибудь страшномъ
происшествiи.
Я понялъ сразу сокровеннeйшiй смыслъ загадочныхъ существъ, которые жили
подлe меня: безвольно проходятъ они по пути жизни, влекомые незримымъ
магнетическимъ токомъ, -- подобно тому какъ здeсь сейчасъ свадебный букетъ
уносило по улицe грязной струей.
Мнe чудилось, будто всe эти дома смотрeли на меня своими коварными
лицами, полными безграничной злобы, будто ворота, -- разинутые черные рты съ
прогнившими языками, пасти, готовыя каждую минуту разразиться оглушительнымъ
ревомъ, -- такимъ грознымъ и такимъ злобнымъ, что мы содрогнемся всeмъ
тeломъ.
Что еще сказалъ въ заключенiе Харузекъ про старьевщика? -- Я шопотомъ
повторяю его слова: -- Ааронъ Вассертрумъ сейчасъ одинъ со своей алчностью
-- и -- съ восковой куклой.
Что онъ имeетъ въ виду подъ восковой куклой?
Это, должно быть, метафора, старался я себя успокоить, -- одна изъ тeхъ
болeзненныхъ метафоръ, которыми онъ любитъ озадачивать, которыя 40 сразу
кажутся непонятными, а потомъ, оживая вдругъ передъ нами, вселяютъ въ насъ
страхъ, -- все равно какъ вещи странной, причудливой формы, на которыя
неожиданно падаетъ полоса яркаго свeта.
Я вздохнулъ глубоко, чтобы успокоиться и разогнать гнетущее
впечатлeнiе, которое произвелъ на меня разсказъ Харузека.
Я пристально посмотрeлъ на людей, которые стояли вмeстe со мной въ
воротахъ. Подлe меня былъ толстый старикъ. Тотъ самый, который такъ
отвратительно разсмeялся раньше.
На немъ былъ черный длинный сюртукъ и перчатки. Своими выпученными
глазами онъ пристально смотрeлъ на ворота противоположнаго дома.
Его гладко выбритое, рeзко и крупно очерченное лицо дрожало отъ
возбужденiя.
Я невольно прослeдилъ его взглядъ и замeтилъ, что онъ прикованъ къ
рыжей Розинe: она стояла по ту сторону улицы со своей неизмeнной улыбкой на
губахъ.
Старикъ пытался подать ей какой-то знакъ; -- я замeтилъ, что она
прекрасно знаетъ, въ чемъ дeло, но дeлаетъ видъ, будто ничего не понимаетъ.
Наконецъ, старикъ не выдержалъ, -- на ципочкахъ перешелъ черезъ улицу,
перескакивая съ смeшной эластичностью, точно большой черный мячикъ, черезъ
лужи.
Повидимому, его всe знали: по его адресу посыпались сейчасъ же остроты.
Какой-то субъектъ сзади меня, въ синей военной фуражкe, съ краснымъ вязанымъ
шарфомъ на шеe, ухмыльнувшись, пустилъ какую-то шутку, -- но я не понялъ ее.
41
Я понялъ только, что въ еврейскомъ кварталe старика называли
"свободнымъ каменьщикомъ", -- на ихъ жаргонe кличка эта примeняется къ
человeку, который больше всего любитъ незрeлыхъ подростковъ и, благодаря
своимъ связямъ, совершенно не боится полицiи. --
Черезъ минуту старикъ и Розина исчезли въ темныхъ воротахъ. 42

--------

    ПУНШЪ.



Мы открыли окно, чтобы провeтрить мою маленькую комнату отъ табачнаго
дыма.
Съ улицы ворвался холодный ночной вeтеръ; мохнатыя пальто, висeвшiя на
двери, тихо зашевелились.
"Достопочтенный головной уборъ Прокопа хочетъ, кажется, улетeть,"
сказалъ Цвакъ и показалъ на большую мягкую шляпу музыканта, широкiе края
которой шевелились, какъ черные крылья.
Iозуа Прокопъ подмигнулъ весело глазомъ.
"Онъ хочетъ, навeрное..." проговорилъ онъ. -- -- --
"Къ Лойзичеку, на музыку", перебилъ его Фрисландеръ.
Прокопъ разсмeялся и началъ стучать рукой въ тактъ звукамъ, которые
доносились въ комнаты по прозрачному зимнему воздуху.
Потомъ снялъ со стeны мою старую, сломанную гитару, сдeлалъ видъ, будто
перебираетъ давно уже порванныя струны и пискливымъ фальцетомъ запeлъ на
воровскомъ жаргонe странную пeсенку.
-- -- -- -- -- --
"Какъ быстро онъ научился воровскому жаргону," Фрисландеръ громко
расхохотался и сталъ подпeвать.
"Эту забавную пeсенку каждый вечеръ гнусавитъ у Лойзичека
подслeповатый, сумасшедшiй 43 Нефтали Шафранекъ, а накрашенная бабенка тутъ
же играетъ на гармоникe и подпeваетъ ему", -- объяснилъ мнe Цвакъ. "Мейстеръ
Пернатъ, вамъ бы тоже слeдовало какъ-нибудь пойти съ нами туда. Хотите? --
Можетъ быть, немного попозже, когда выпьемъ пуншъ? Пойдемте, -- ну, хотя бы
ради дня вашего рожденья."
"Да, да, пойдемте потомъ вмeстe съ нами," подхватилъ Прокопъ и закрылъ
окно, "это стоитъ посмотрeть."
Мы стали пить пуншъ и погрузились въ раздумье.
Фрисландеръ вырeзалъ марiонетку.
"Iозуа, -- вы буквально отрeзали насъ отъ всего мiра", прервалъ
молчанiе Цвакъ, "съ тeхъ поръ, какъ вы закрыли окно, никто не промолвилъ ни
единаго слова."
"Я все думалъ -- какое странное зрeлище, когда вeтеръ приводитъ въ
движенiе мертвыя вещи, -- вы видeли, какъ шевелились наши пальто," быстро
отвeтилъ Прокопъ, какъ бы оправдываясь въ своемъ молчанiи. "Какъ-то странно,
что вдругъ начинаютъ двигаться вещи, которыя обыкновенно лежатъ неподвижно.
Правда? -- Однажды на пустой площади, гдe я совершенно не чувствовалъ вeтра,
потому что стоялъ за стeной, -- я видeлъ, какъ большiе обрывки бумаги
кружились въ яростномъ вихрe, преслeдуя и точно поклявшись уничтожить другъ
друга. Спустя мгновенiе они, повидимому, успокоились, но потомъ ихъ снова
охватило дикое возбужденiе, -- они сбились сперва въ общую кучу, потомъ
разсыпались опять въ разныя стороны и въ безсмысленной пляскe скрылись,
наконецъ, за угломъ. 44
Одна только толстая газета не угналась за ними; она осталась на
мостовой и слегка колыхалась отъ злобы, какъ будто задыхалась и жадно
глотала воздухъ.
Во мнe мелькнула тогда смутная догадка: что если мы, живыя существа, на
самомъ дeлe такiе-же обрывки бумаги? Быть можетъ, какой-нибудь незримый,
таинственный "вeтеръ" бросаетъ и насъ изъ стороны въ сторону и направляетъ
наши поступки, между тeмъ какъ мы сами по простотe нашей думаемъ, что у насъ
своя собственная, свободная воля?
Что если жизнь, заложенная въ насъ, есть лишь такой же загадочный
вихрь? Вeтеръ, о которомъ сказано въ Библiи: знаешь ли ты, откуда и куда онъ
идетъ? -- -- Развe не снится намъ часто, будто мы погружаемъ руки въ
глубокую рeку и ловимъ серебряныхъ рыбокъ, -- на самомъ же дeлe весь сонъ
объясняется тeмъ, что наши руки ощутили дуновенiе холоднаго вeтра?"
"Прокопъ, вы говорите такими же словами, какъ Пернатъ. Что съ вами?"
спросилъ Цвакъ и посмотрeлъ недовeрчиво на музыканта.
"Его такъ особенно настроила исторiя о книгe Иббуръ, которую намъ тутъ
разсказали, -- жаль, что вы такъ поздно пришли и не слышали," замeтилъ
Фрисландеръ.
"Исторiя о книгe?"
eрнeе, о странномъ человeкe, который принесъ эту книгу. -- Пернатъ не
знаетъ ни его имени, ни гдe онъ живетъ, ни чего онъ хотeлъ. И хотя у него
была очень странная внeшность, ее все-таки нельзя описать."
Цвакъ сталъ внимательно прислушиваться. 45
"Удивительно," проговорилъ онъ минуту спустя. "У него нeтъ ни бороды,
ни усовъ и косые глаза?"
"Кажется," отвeтилъ я, "то есть -- да, да, я помню навeрное. Развe вы
его знаете?"
Марiонетный актеръ покачалъ головой: "Онъ напоминаетъ мнe Голема."
Художникъ Фрисландеръ опустилъ свой ножъ:
"Голема? -- Я часто объ немъ уже слышалъ. Вы что-нибудь о немъ знаете,
Цвакъ?"
"Кто посмeетъ сказать, что онъ что-нибудь знаетъ о Големe?" отвeтилъ
Цвакъ и пожалъ плечами. "Големъ -- легенда. Но вдругъ въ гетто случается
какое-нибудь происшествiе и Големъ неожиданно вновь оживаетъ. Послe этого
нeкоторое время всe о немъ говорятъ, и слухи растутъ до безконечности. Ихъ
такъ преувеличиваютъ и разукрашиваютъ, что въ концe концовъ они исчезаютъ
благодаря собственной очевидной нелeпости. Легенда эта относится, кажется,
къ семнадцатому вeку. Слeдуя утеряннымъ указанiямъ Каббалы, одинъ раввинъ
сдeлалъ искусственнаго человeка, такъ называемаго Голема. -- Онъ долженъ
былъ, какъ слуга, помогать ему звонить въ колокола въ синагогe и исполнять
всякую другую черную работу.
Но настоящаго человeка изъ него все-таки не получилось. Въ немъ только
тлeла глухая, полусознательная искорка жизни. И то, говорятъ, не всегда, а
только когда ему вкладывали въ ротъ пергаментъ съ магической формулой и тeмъ
вселяли въ него таинственныя силы.
Однажды вечеромъ передъ молитвой раввинъ позабылъ вынуть пергаментъ изо
рта Голема, -- тотъ впалъ въ бeшенство, ринулся на улицу и 46 сталъ
разбивать все, что ему попадалось подъ руку.
Раввинъ бросился за нимъ и силой вырвалъ пергаментъ.
Големъ безжизненно рухнулъ на землю. Отъ него осталась только небольшая
глиняная фигурка, которую и сейчасъ еще показываютъ въ Старо-новой
синагогe."
"Этого раввина позвали однажды во дворецъ къ императору и онъ будто бы
вызывалъ тамъ тeни умершихъ," замeтилъ Прокопъ. "Современные ученые
утверждаютъ, что онъ это дeлалъ при помощи волшебнаго фонаря."
"Да, да -- извeстно уже, что нeтъ такого банальнаго объясненiя, которое
не встрeтило бы сочувствiя у современнаго поколeнiя", невозмутимо продолжалъ
Цвакъ. -- "Волшебный фонарь! Какъ будто императоръ Рудольфъ, который всю
жизнь интересовался такими вещами, не понялъ бы сразу, что это обманъ!
Я, правда, не знаю, на чемъ основана легенда о Големe, но что
дeйствительно съ еврейскимъ кварталомъ связано какое-то существо, которое
вeчно живетъ и не умираетъ, -- въ этомъ я глубоко убeжденъ. Изъ поколeнiя въ
поколeнiе жили здeсь мои предки, и, пожалуй, ни у кого не найдется столько
воспоминанiй о перiодическихъ появленiяхъ Голема, какъ у меня. Я и самъ
много видeлъ и много слыхалъ отъ другихъ!"
Цвакъ неожиданно замолчалъ. Чувствовалось, что онъ всeми мыслями
погруженъ въ прошлое.
Онъ сидeлъ за столомъ, подперевъ рукой голову, -- при свeтe лампы его
молодыя, румяныя щеки странно не гармонировали съ сeдой головой. 47 Я
невольно сравнилъ его мысленно съ масками-лицами его марiонетокъ, которыя
онъ мнe часто показывалъ.
Удивительно похожъ былъ на нихъ этотъ старикъ!
То же самое выраженiе, тe же черты!
Очень многiя вещи на свeтe не могутъ быть отдeлены другъ отъ друга,
подумалъ я. Несложная жизнь Цвака была мнe извeстна, но неожиданно мнe
показалось невeроятнымъ и страннымъ, почему такой человeкъ, какъ онъ,
который получилъ гораздо лучшее воспитанiе, чeмъ его предки, и долженъ былъ
бы стать актеромъ, вернулся вдругъ къ жалкому марiонетному ящику, -- eздитъ
по ярмаркамъ съ тeми же самыми куклами, которыми еле зарабатывали себe
пропитанiе его дeды, -- заставляя ихъ продeлывать неуклюжiя движенiя и
воспроизводить безжизненныя переживанiя.
Онъ не въ силахъ разстаться съ ними, подумалъ я; онe живутъ одной
жизнью съ нимъ, -- когда онъ ушелъ отъ нихъ, онe превратились въ мысли,
проникли въ его мозгъ, вселили въ него безпокойство и заставили его
возвратиться. Поэтому-то онъ такъ нeженъ съ ними теперь, поэтому-то онъ съ
такой гордостью наряжаетъ ихъ въ мишуру.
"Цвакъ, разскажите же намъ что-нибудь," попросилъ Прокопъ старика,
поглядeвъ вопросительно на меня и Фрисландера, хотимъ ли мы тоже послушать.
"Я не знаю, съ чего мнe начать," медленно отвeтилъ Цвакъ. "Исторiю о
Големe передать очень трудно. Пернатъ сказалъ уже намъ: онъ хорошо 48
знаетъ, какъ выглядeлъ незнакомецъ, который принесъ ему книгу, но описать
его онъ не можетъ. Приблизительно каждые тридцать три года здeсь на улицахъ
повторяется одно и то же явленiе: ничего особеннаго въ немъ нeтъ, но оно
возбуждаетъ во всeхъ паническiй ужасъ, которому нельзя найти ни объясненiя,
ни оправданiя.
Каждый разъ повторяется одна и та же исторiя: совершенно незнакомый
никому человeкъ, съ желтымъ безбородымъ лицомъ монгольскаго типа, въ
старинномъ, выцвeтшемъ костюмe, съ ровной, но какой-то странно нетвердой
походкой, какъ будто онъ готовъ каждую минуту упасть, -- появляется изъ
Альтшульгассе, проходитъ по всему еврейскому кварталу и потомъ вдругъ --
исчезаетъ.
Обычно онъ заворачиваетъ куда-нибудь за уголъ и пропадаетъ.
Одни говорятъ, будто онъ дeлаетъ кругъ и возвращается къ тому же дому,
откуда прежде вышелъ, -- къ старинному дому вблизи синагоги.
Другiе же, болeе напуганные, утверждаютъ, будто они видeли, какъ онъ
шелъ къ нимъ навстрeчу. Несмотря, однако, на то, что онъ къ нимъ
приближался, онъ становился постепенно все меньше и меньше, какъ будто,
наоборотъ, удалялся отъ нихъ, -- и, наконецъ, вовсе исчезалъ.
Шестьдесятъ шесть лeтъ тому назадъ волненiе, вызванное его появленiемъ,
было особенно сильно. -- Я былъ тогда еще маленькимъ мальчикомъ, но помню
прекрасно, что тогда обыскали сверху до низу весь домъ на Альтшульгассе.
При обыскe было установлено, что дeйствительно въ этомъ домe есть одна
комната съ 49 желeзной рeшеткой на окнe, въ которую ни откуда нeтъ входа.
Чтобы окончательно въ этомъ убeдиться, сдeлали провeрку: на всeхъ
окнахъ дома повeсили бeлье. Съ улицы выяснилось, что на одномъ окнe бeлья не
было.
Но такъ какъ въ эту комнату проникнуть было неоткуда, то нашелся
человeкъ, который спустился съ крыши на веревкe и рeшилъ заглянуть черезъ
рeшетку. Онъ не успeлъ еще добраться до окна, какъ веревка оборвалась, и
несчастный размозжилъ себe черепъ о мостовую. Когда же впослeдствiи снова
рeшили предпринять такую же попытку, никто не зналъ уже въ точности, гдe это
окно. И въ концe концовъ пришлось, такимъ образомъ, отказаться отъ мысли
раскрыть эту тайну.
Самъ я видeлъ Голема разъ въ своей жизни, около тридцати трехъ лeтъ
тому назадъ.
Я встрeтилъ его въ одномъ изъ проходныхъ дворовъ и прошелъ вплотную
мимо него.
И сейчасъ еще я не уясняю себe толкомъ, что тогда случилось со мной.
Вeдь не можетъ же человeкъ постоянно, изо дня въ день носиться съ мыслью о
томъ, что онъ встрeтитъ Голема.
Но въ тотъ моментъ, еще не видя его, я отчетливо и ясно почувствовалъ,
какъ что-то громко мнe подсказало: вотъ Големъ! Въ то же мгновенiе изъ
темныхъ воротъ показался какой-то незнакомецъ и медленными, нетвердыми
шагами прошелъ мимо меня. Еще немного спустя меня обступила толпа съ
блeдными, взволнованными лицами и засыпала вопросами, видeлъ ли я Голема. 50
Отвeчая имъ, я замeтилъ, что языкъ мой какъ будто вышелъ изъ состоянiя
паралича, котораго я до тeхъ поръ вовсе не ощущалъ.
Я буквально былъ пораженъ, что могу снова двигаться; у меня было ясное
чувство, что за мгновенiе до этого я былъ совершенно, какъ въ столбнякe.
Обо всемъ этомъ я не разъ потомъ размышлялъ и мнe кажется, что я не
ошибусь, если скажу: одинъ разъ въ жизни каждаго поколeнiя еврейскiй
кварталъ съ быстротой молнiи охватываетъ психическая эпидемiя; съ какой-то
для насъ непонятною цeлью она поражаетъ всe души и, подобно миражу,
воскрешаетъ обликъ какого-то характернаго существа, которое, можетъ быть,
жило тутъ много вeковъ назадъ и постоянно стремится снова облечься плотью и
кровью.
Быть можетъ, это существо всегда среди насъ, и мы.только не замeчаемъ
его. Вeдь и звукъ камертона мы слышимъ только тогда, когда онъ касается
дерева и вызываетъ въ немъ ритмичныя колебанiя.
А, можетъ быть, оно только созданiе фантазiи, не сознательное и не
живое, -- созданiе, которое возникаетъ такъ же, какъ по незыблемымъ законамъ
образуется кристаллъ изъ вещества, лишеннаго формы и облика.
Кто знаетъ?
Подобно тому какъ въ душные жаркiе дни въ воздухe напряженiе
электричества достигаетъ максимальныхъ предeловъ и въ концe концовъ
порождаетъ молнiю, -- такъ и за постояннымъ накопленiемъ однeхъ и тeхъ же
мыслей, отравляющихъ атмосферу здeсь, въ гетто, неминуемо 51 долженъ
послeдовать неожиданный ихъ разрядъ, -- душевный взрывъ, выводящiй
сновидeнiя наши на дневной свeтъ и создающiй -- вмeсто молнiи -- загадочный
призракъ, который своимъ обликомъ, походкой и жестами неминуемо воплощаетъ
собою символъ массовой психики, -- если только мы правильно понимаемъ
таинственный языкъ формъ.
И подобно тому, какъ въ природe различныя явленiя предшествуютъ молнiи,
такъ и здeсь нeкоторыя страшныя предзнаменованiя указываютъ всегда на
грозное приближенiе призрака къ мiру реальности. Отвалившаяся штукатурка
старой стeны напоминаетъ намъ фигуру идущаго человeка; въ морозныхъ узорахъ
на окнахъ чудятся черты невeдомыхъ лицъ. Песокъ съ крыши падаетъ,
повидимому, не такъ, какъ всегда; въ настроенномъ подозрительно наблюдателe
невольно рождается мысль, что его сбрасываетъ какой-то невидимый духъ,
боящiйся свeта, и тайно старается придать ему всевозможныя странныя
очертанiя и формы. Смотря на однообразное строенiе ткани или на неровности
кожи, мы ощущаемъ мучительную способность замeчать повсюду грозныя, полныя
тайнаго значенiя формы, которыя въ сновидeнiяхъ нашихъ достигаютъ
исполинскихъ размeровъ. И черезъ всe эти призрачныя попытки скопившихся
мыслей опрокинуть барьеръ повседневности, красной нитью всегда проходитъ
тяжкое сознанiе того, что наше сокровенное "я" истощается умышленно, вопреки
нашей волe, съ одной только цeлью, -- чтобы призракъ могъ стать пластичнымъ,
могъ принять нужный обликъ и форму. 52
Когда я сейчасъ услыхалъ отъ Перната, что у него былъ человeкъ съ
безбородымъ лицомъ и косымъ разрeзомъ глазъ, передо мной предсталъ сразу
Големъ, такимъ, какъ я его увидeлъ тогда.
Онъ точно выросъ передо мной изъ-подъ земли.
На мгновенiе меня охватилъ смутный страхъ, что мнe снова предстоитъ
пережить нeчто непостижимое; тотъ-же самый страхъ, который я испыталъ уже въ
раннемъ дeтствe, когда былъ свидeтелемъ первыхъ туманныхъ предвeстниковъ
появленiя Голема.
Тому теперь уже шестьдесятъ шесть лeтъ. Это было вечеромъ; къ намъ
долженъ былъ притти въ гости женихъ моей сестры и окончательно сговориться
насчетъ дня свадьбы.
Въ этотъ вечеръ мы лили свинецъ, -- ради забавы, -- я смотрeлъ разинувъ
ротъ, и не понималъ, зачeмъ это дeлается, -- въ моемъ неясномъ представленiи
ребенка это связывалось съ Големомъ, о которомъ мнe много разсказывалъ дeдъ,
-- мнe казалось, что каждую минуту можетъ раскрыться дверь и въ комнату
войдетъ Големъ.
Сестра моя вылила ложку расплавленнаго металла въ чашку съ водой и
весело засмeялась при видe моего возбужденiя.
Дряхлыми, дрожащими руками досталъ дeдъ блестящiй кусокъ свинца и
поднесъ его къ свeту. Всe почему-то заволновалось и громко заговорили. Я
хотeлъ подойти поближе, но меня не пустили.
Впослeдствiи, когда я сталъ старше, отецъ разсказалъ мнe, что свинецъ
вылился въ форму небольшой головы -- необыкновенно отчетливо и ясно. Голова
эта настолько напоминала Голема, что всe пришли въ ужасъ. 53
Я часто говорилъ по этому поводу съ архиварiусомъ Шмаей Гиллелемъ; онъ
завeдуетъ храненiемъ старинныхъ вещей въ Старо-новой синагогe, -- тамъ
находится между прочимъ и глиняная фигура, времени царствованiя императора
Рудольфа. Гиллель изучалъ Каббалу, и, по его мнeнiю, эта глиняная фигура съ
человeческимъ обликомъ, по всей вeроятности, не что иное, какъ такое же
предзнаменованiе, какимъ была тогда голова изъ свинца. А таинственный
незнакомецъ, расхаживающiй по улицамъ -- вeроятно, лишь призрачный образъ,
вызванный къ жизни творческой мыслью того средневeковаго раввина еще до
воплощенiя его въ матерiальную форму. Съ тeхъ поръ, постоянно влекомый
стремленiемъ къ матерiализацiи, образъ этотъ появляется вновь черезъ
опредeленные промежутки времени, при томъ же самомъ астрологическомъ
расположенiи звeздъ, при которомъ впервые былъ созданъ.
Покойная жена Гиллеля тоже столкнулась лицомъ къ лицу съ Големомъ и
тоже, какъ я, словно остолбенeла, пока была возлe этого загадочнаго
существа.
Она разсказывала и клятвенно увeряла, что въ немъ была ея собственная
душа, -- выйдя изъ тeла, она на мгновенiе предстала передъ нею и, принявъ
обликъ другого невeдомаго существа, заглянула ей прямо въ глаза.
Несмотря на овладeвшiй ею въ эту минуту паническiй страхъ, ее ни на
мгновенiе не покидала увeренность въ томъ, что это существо не что иное,
какъ часть ея собственнаго "я". -- -- --
-- -- -- -- -- --
"Невeроятно," задумчиво пробормоталъ Прокопъ. 54
Художникъ Фрисландеръ тоже погрузился въ раздумiе.
Въ дверь постучали, -- въ комнату вошла старая женщина, которая
приноситъ мнe по вечерамъ воду и вообще все, что мнe нужно, -- поставила на
полъ глиняный кувшинъ и молча вышла обратно.
Мы всe подняли головы, -- осмотрeлись, точно очнувшись, по сторонамъ,
-- но никто изъ насъ долгое время не вымолвилъ ни одного слова. Какъ будто
вслeдъ за старухой въ комнату вошло что-то новое.
"Да! Вотъ у рыжей Розины тоже такое лицо, отъ котораго никакъ не
отдeлаешься, -- оно повсюду такъ и встаетъ передъ глазами," сказалъ вдругъ
совершенно неожиданно Цвакъ. "Эту застывшую, оскаленную улыбку я видeлъ въ