Страница:
Глава 48
Два Шоломонара рубились как всегда – яростно и безжалостно. И от того, что ни на одном из них нет черных лат, и от того, что оба звенящих клинка – прямы, светлы и блещут серебром, ничего не менялось. Властители, не замечая ничего и никого вокруг, исступленно бились за власть и за кровь.
Проклятый проход был достаточно широк – гораздо шире тесной извилистой расщелины меж мутными озерными водами. И места для доброй драки здесь хватало не только Черным Князьям, но и их дружинам. Неживые воины Олексы одолевали умрунов Бернгарда и зажимали в кольцо самого тевтонского магистра, сражавшегося со старцем-воеводой русской Сторожи. Бернгард и его рыцари сопротивлялись, как могли.
Густой темно-коричневый, со ржавым оттенком, осиновый взвар и бесцветная серебряная водица хлестали из разрубленных тел. А посеченные мертвецы, выполняя волю своих владык, махали мечами, секирами и булавами, покуда это было возможно. По второму, по третьему, по десятому разу убивая друг друга.
Конечно, очень долго это продолжаться не могло. Но на некоторое время Всеволод все же оказался предоставленным самому себе. И воспользовался обретенной свободой.
В бой вступать не имело смысла. Сражаться с одним Черным Князем – значит помогать другому. А с двумя сразу… нет, биться с обоими противниками – с ТАКИМИ противниками не под силу даже обоерукому.
Смысл был в другом.
Остановить темных Властителей можно было иначе. И этих двух, и прочих, что придут за ними с той стороны.
Бернгард говорил, что потомок Срединного Дитя способен проходить через закрытые границы сам и проводить других без пролития крови, и без произнесения магических заклинаний – благодаря одной лишь силе желания. Но о возможности закрывать подобным образом уже открытые границы князь-магистр не упомянул. Значит, следовало закрыть порушенную рудную черту старым добрым способом. Испытанным. Проверенным. Надежным.
Кровью. Той частью Смешанной крови, в которой кроется сила Изначальных.
И – еще – словом. Древним, действенным…
Всеволод вертел головой. Ему нужен был меч. Любой. Первый попавшийся под руку. Выпавший из чьей-нибудь мертвой руки.
Ага, вот оно! В двух шагах бесформенной кучей лежит порубленный в капусту тевтон-умрун. А рядом… Пальцы Всеволода цепко сжали холодную рукоять, забрызганную жидким серебром.
Второй клинок Всеволод искать не стал. Время дорого, а для задуманного достаточно и одного.
Теперь – рывок назад. В зияющую брешь на кровавой стене. Падение-взлет. Низ и верх, меняющиеся местами…
Всеволод снова стоял по ту сторону рудной черты. По свою сторону, откуда пришел не по своей воле, откуда его впихнули в Проклятый проход. Стоял под…
Под нависающими сверху студенистыми водами Мертвого озера, под плотной зеленоватой пеленой клубящегося тумана, под темным расколом предзакатного неба.
И стоял над…
Над пульсирующим багрянцем разорванной кровавой линии.
Стоял, чтобы сомкнуть этот разрыв, похожий на разверстую пасть.
Вязкой, запекшейся уже крови из надкушенной шеи для этого недостаточно. Но – неважно. Будет другая кровь. Свежая. Текучая. Много крови. Сколько нужно.
Все готово. Кольчужный рукав – задран. Левое предплечье – обнажено. Чужой меч занесен над рукой. Бритвенно-острое лезвие в серебряной отделке легко и быстро рассекает кожу и вены от запястья до локтевого сгиба. Раз рассекает, два, три…
Боль почти не чувствуется.
Кровь струится, течет. Горячая живая кровь алым водопадиком низвергается вниз, разгоняя зеленую пелену. Смешанная кровь, в которой, помимо всего прочего, заключена и сила Изначальных. Сила, способная закрыть открытую границу.
Всеволод перекладывает меч в окровавленную руку, наспех вспарывает правое предплечье. Отбрасывает оружие. Теперь меч не нужен.
Нужно – время. Хотя бы немного.
Кровь струится, течет…
По дланям, по перстам.
Из раскинутых в стороны рук.
На рваную рудную черту.
Кровь на кровь, слова на слова…
Кровь есть. Сильная кровь. Подходящая кровь. А слова…
Всеволод произносит и их. Древнее заклинание, которого никогда не слышал своими ушами. Но которое ему открыла память Эржебетт.
– А-ун-на…
Кровь стекает, слова звучат.
– Гу-хать-яп-паш…
И с правой руки стекает, и с левой.
– Пакх-тью-эф-фос…
Зеленый туман, почуяв неладное, встревоженно клубится, завихряется, покидает этот мир, маленькими смерчиками стремительно втягивается в Проклятый проход. Багрянец рудной черты становится ярче. Окропленные красным и пробужденные к жизни края разорванной границы, отчаянно пульсируя, тянутся друг к другу. Брешь становится меньше, уже… Шум битвы, доносящийся из Проклятого прохода, – тише.
Потом – громкий вскрик с той стороны, заглушивший все прочие звуки. Крик боли? Отчаяния? Ненависти? Видимо, один Черный Князь наконец одолел другого. Что ж, победитель долго праздновать победу не станет. Сейчас увидит, на что тратится бесценная кровь и…
И?
Всеволод торопливо говорил заветные слова, стараясь четко произносить каждый звук, каждый слог неведомой магической формулы. Стараясь не думать о том, что времени больше нет. А дыра между мирами – есть. Да, сжимающаяся, да зарастающая, но – все еще есть. И в нее вполне может протиснуться человек. И нечеловек – тоже. Может…
Олекса вывалился из зияющей бреши, будто с коня сверзился на полном скаку.
Обрушился на Всеволода, оборвав заклинание на полуслове. Оттолкнул, отпихнул прочь от рудной черты.
Кровь больше не текла на взломанную преграду. И нужные слова больше не звучали. Дело было сделано, но лишь наполовину. Однако оставлять все как есть Всеволод не собирался.
Он поднялся сам – так быстро, как мог.
Поднял клинок, лежавший рядом.
Обе длани держали одну рукоять. Изрезанные руки немели, холодели… А меч, казалось, наливался свинцом, меч тянул к земле.
Смешанная кровь струилась теперь через перекрестие по серебрёному лезвию. Та самая кровь, что помогала крушить броню темного Властителя. Возможно, она поможет и в этой схватке, когда Черный Князь – без черных лат, когда Шоломонар – в облике человека. В таком знакомом облике. Только на это сейчас и была вся надежда. Ибо вместе с вытекающей кровью быстро уходили силы. Слишком быстро. И меч, которым Всеволод прежде легко управился бы и одной рукой, теперь тяжел даже для двух.
Олекса тоже уже стоял на ногах. И тоже – с клинком в руках. Спиной к сузившейся, сжавшейся, но не закрывшейся бреши. Стоял и неодобрительно качал головой:
– Глупец! Ты ведь все равно не сможешь меня одолеть. И никогда бы не смог.
– Я попытаюсь, – прохрипел Всеволод. – Ты хорошо учил меня.
– Да, я многому тебя обучил, – согласился старец-воевода.
Делая первый шаг…
– Но я никогда не обучал тебя настоящему бою с Властвующим.
Второй шаг – осторожный, мягкий, кошачий…
– Мне не нужен был столь опасный ученик.
Третий шаг. Олекса замер в боевой стойке, готовясь к последней решающей атаке.
Не обучал? Не нужен? Быть может. Очень даже может быть. Всеволоду уже доводилось мериться силой с Черными Князьями. И с Бернгардом, и с парой других Властителей. Победы он не добился ни разу.
– Тогда тебе придется просто убить меня, Олекса…
Меч в окровавленных ладонях тяжелел с каждой секундой. Влажная от теплой крови рукоять так и норовила выскользнуть из деревенеющих пальцев. Всеволод старался, очень старался, чтобы противник не заметил его слабости.
– Именно убить. Ибо испить себя там, за чертой, я не позволю. Тебе уже не овладеть иными мирами. Тебе придется иметь дело лишь с этими двумя. Хочешь ты того или нет, но ты обречен и впредь защищать людское обиталище от Властителей с той стороны. И испивать ты будешь лишь по одному человеку в месяц. И…
От молниеносного удара старца-воеводы Всеволод уклониться не успел. Подставиться под клинок Черного Князя – не сумел. Впрочем, Олекса целил и не во Всеволода вовсе – в его меч.
Звон, отдавшийся в руках и ушах…
Удержать оружие ослабевшие пальцы не смогли. Всеволод лишился клинка.
А секунду спустя тяжелая ладонь в латной перчатке легла ему на плечо. Горящие глаза и глумливый оскал приблизились к самому лицу:
– Выйдет не по-твоему, Всеволод, – процедил Олекса. – Выйдет по-моему. В тебе еще осталась Смешанная кровь. И я изопью ее всю. И сделаю это там, за чертой, в проходе между мирами. Между многими мирами. Которые еще только ждут своего Властителя.
Начиналась знакомая метаморфоза. Все происходило в точности, как с Бернгардом. Человеческий облик Олексы не менялся. Только зубы росли, обращая рот в чудовищную пасть, щетинившуюся загнутым частоколом клыков. А пальцы-клещи, впившиеся в наплечник, уже тащили Всеволода к бреши на рудной черте. И сопротивляться тому больше не было сил.
Это был конец. Всему. И оттого все становилось безразлично, и безнадежно, как заходящее солнце.
Проклятый проход был достаточно широк – гораздо шире тесной извилистой расщелины меж мутными озерными водами. И места для доброй драки здесь хватало не только Черным Князьям, но и их дружинам. Неживые воины Олексы одолевали умрунов Бернгарда и зажимали в кольцо самого тевтонского магистра, сражавшегося со старцем-воеводой русской Сторожи. Бернгард и его рыцари сопротивлялись, как могли.
Густой темно-коричневый, со ржавым оттенком, осиновый взвар и бесцветная серебряная водица хлестали из разрубленных тел. А посеченные мертвецы, выполняя волю своих владык, махали мечами, секирами и булавами, покуда это было возможно. По второму, по третьему, по десятому разу убивая друг друга.
Конечно, очень долго это продолжаться не могло. Но на некоторое время Всеволод все же оказался предоставленным самому себе. И воспользовался обретенной свободой.
В бой вступать не имело смысла. Сражаться с одним Черным Князем – значит помогать другому. А с двумя сразу… нет, биться с обоими противниками – с ТАКИМИ противниками не под силу даже обоерукому.
Смысл был в другом.
Остановить темных Властителей можно было иначе. И этих двух, и прочих, что придут за ними с той стороны.
Бернгард говорил, что потомок Срединного Дитя способен проходить через закрытые границы сам и проводить других без пролития крови, и без произнесения магических заклинаний – благодаря одной лишь силе желания. Но о возможности закрывать подобным образом уже открытые границы князь-магистр не упомянул. Значит, следовало закрыть порушенную рудную черту старым добрым способом. Испытанным. Проверенным. Надежным.
Кровью. Той частью Смешанной крови, в которой кроется сила Изначальных.
И – еще – словом. Древним, действенным…
Всеволод вертел головой. Ему нужен был меч. Любой. Первый попавшийся под руку. Выпавший из чьей-нибудь мертвой руки.
Ага, вот оно! В двух шагах бесформенной кучей лежит порубленный в капусту тевтон-умрун. А рядом… Пальцы Всеволода цепко сжали холодную рукоять, забрызганную жидким серебром.
Второй клинок Всеволод искать не стал. Время дорого, а для задуманного достаточно и одного.
Теперь – рывок назад. В зияющую брешь на кровавой стене. Падение-взлет. Низ и верх, меняющиеся местами…
Всеволод снова стоял по ту сторону рудной черты. По свою сторону, откуда пришел не по своей воле, откуда его впихнули в Проклятый проход. Стоял под…
Под нависающими сверху студенистыми водами Мертвого озера, под плотной зеленоватой пеленой клубящегося тумана, под темным расколом предзакатного неба.
И стоял над…
Над пульсирующим багрянцем разорванной кровавой линии.
Стоял, чтобы сомкнуть этот разрыв, похожий на разверстую пасть.
Вязкой, запекшейся уже крови из надкушенной шеи для этого недостаточно. Но – неважно. Будет другая кровь. Свежая. Текучая. Много крови. Сколько нужно.
Все готово. Кольчужный рукав – задран. Левое предплечье – обнажено. Чужой меч занесен над рукой. Бритвенно-острое лезвие в серебряной отделке легко и быстро рассекает кожу и вены от запястья до локтевого сгиба. Раз рассекает, два, три…
Боль почти не чувствуется.
Кровь струится, течет. Горячая живая кровь алым водопадиком низвергается вниз, разгоняя зеленую пелену. Смешанная кровь, в которой, помимо всего прочего, заключена и сила Изначальных. Сила, способная закрыть открытую границу.
Всеволод перекладывает меч в окровавленную руку, наспех вспарывает правое предплечье. Отбрасывает оружие. Теперь меч не нужен.
Нужно – время. Хотя бы немного.
Кровь струится, течет…
По дланям, по перстам.
Из раскинутых в стороны рук.
На рваную рудную черту.
Кровь на кровь, слова на слова…
Кровь есть. Сильная кровь. Подходящая кровь. А слова…
Всеволод произносит и их. Древнее заклинание, которого никогда не слышал своими ушами. Но которое ему открыла память Эржебетт.
– А-ун-на…
Кровь стекает, слова звучат.
– Гу-хать-яп-паш…
И с правой руки стекает, и с левой.
– Пакх-тью-эф-фос…
Зеленый туман, почуяв неладное, встревоженно клубится, завихряется, покидает этот мир, маленькими смерчиками стремительно втягивается в Проклятый проход. Багрянец рудной черты становится ярче. Окропленные красным и пробужденные к жизни края разорванной границы, отчаянно пульсируя, тянутся друг к другу. Брешь становится меньше, уже… Шум битвы, доносящийся из Проклятого прохода, – тише.
Потом – громкий вскрик с той стороны, заглушивший все прочие звуки. Крик боли? Отчаяния? Ненависти? Видимо, один Черный Князь наконец одолел другого. Что ж, победитель долго праздновать победу не станет. Сейчас увидит, на что тратится бесценная кровь и…
И?
Всеволод торопливо говорил заветные слова, стараясь четко произносить каждый звук, каждый слог неведомой магической формулы. Стараясь не думать о том, что времени больше нет. А дыра между мирами – есть. Да, сжимающаяся, да зарастающая, но – все еще есть. И в нее вполне может протиснуться человек. И нечеловек – тоже. Может…
Олекса вывалился из зияющей бреши, будто с коня сверзился на полном скаку.
Обрушился на Всеволода, оборвав заклинание на полуслове. Оттолкнул, отпихнул прочь от рудной черты.
Кровь больше не текла на взломанную преграду. И нужные слова больше не звучали. Дело было сделано, но лишь наполовину. Однако оставлять все как есть Всеволод не собирался.
Он поднялся сам – так быстро, как мог.
Поднял клинок, лежавший рядом.
Обе длани держали одну рукоять. Изрезанные руки немели, холодели… А меч, казалось, наливался свинцом, меч тянул к земле.
Смешанная кровь струилась теперь через перекрестие по серебрёному лезвию. Та самая кровь, что помогала крушить броню темного Властителя. Возможно, она поможет и в этой схватке, когда Черный Князь – без черных лат, когда Шоломонар – в облике человека. В таком знакомом облике. Только на это сейчас и была вся надежда. Ибо вместе с вытекающей кровью быстро уходили силы. Слишком быстро. И меч, которым Всеволод прежде легко управился бы и одной рукой, теперь тяжел даже для двух.
Олекса тоже уже стоял на ногах. И тоже – с клинком в руках. Спиной к сузившейся, сжавшейся, но не закрывшейся бреши. Стоял и неодобрительно качал головой:
– Глупец! Ты ведь все равно не сможешь меня одолеть. И никогда бы не смог.
– Я попытаюсь, – прохрипел Всеволод. – Ты хорошо учил меня.
– Да, я многому тебя обучил, – согласился старец-воевода.
Делая первый шаг…
– Но я никогда не обучал тебя настоящему бою с Властвующим.
Второй шаг – осторожный, мягкий, кошачий…
– Мне не нужен был столь опасный ученик.
Третий шаг. Олекса замер в боевой стойке, готовясь к последней решающей атаке.
Не обучал? Не нужен? Быть может. Очень даже может быть. Всеволоду уже доводилось мериться силой с Черными Князьями. И с Бернгардом, и с парой других Властителей. Победы он не добился ни разу.
– Тогда тебе придется просто убить меня, Олекса…
Меч в окровавленных ладонях тяжелел с каждой секундой. Влажная от теплой крови рукоять так и норовила выскользнуть из деревенеющих пальцев. Всеволод старался, очень старался, чтобы противник не заметил его слабости.
– Именно убить. Ибо испить себя там, за чертой, я не позволю. Тебе уже не овладеть иными мирами. Тебе придется иметь дело лишь с этими двумя. Хочешь ты того или нет, но ты обречен и впредь защищать людское обиталище от Властителей с той стороны. И испивать ты будешь лишь по одному человеку в месяц. И…
От молниеносного удара старца-воеводы Всеволод уклониться не успел. Подставиться под клинок Черного Князя – не сумел. Впрочем, Олекса целил и не во Всеволода вовсе – в его меч.
Звон, отдавшийся в руках и ушах…
Удержать оружие ослабевшие пальцы не смогли. Всеволод лишился клинка.
А секунду спустя тяжелая ладонь в латной перчатке легла ему на плечо. Горящие глаза и глумливый оскал приблизились к самому лицу:
– Выйдет не по-твоему, Всеволод, – процедил Олекса. – Выйдет по-моему. В тебе еще осталась Смешанная кровь. И я изопью ее всю. И сделаю это там, за чертой, в проходе между мирами. Между многими мирами. Которые еще только ждут своего Властителя.
Начиналась знакомая метаморфоза. Все происходило в точности, как с Бернгардом. Человеческий облик Олексы не менялся. Только зубы росли, обращая рот в чудовищную пасть, щетинившуюся загнутым частоколом клыков. А пальцы-клещи, впившиеся в наплечник, уже тащили Всеволода к бреши на рудной черте. И сопротивляться тому больше не было сил.
Это был конец. Всему. И оттого все становилось безразлично, и безнадежно, как заходящее солнце.
Глава 49
Свист…
Что-то промелькнуло у плеча, на котором лежала тяжелая длань Олексы.
И сразу – толчок.
Толкнуло не Всеволода – толкнуло Черного Князя. Скорее, не толкнуло даже, а сбросило, снесло руку нечисти с наплечника. Освободило Всеволода.
Олекса взревел. В реве том невозможно было услышать второго краткого посвиста. Зато обостренным звериным каким-то чутьем Всеволод ощутил, как что-то мягко коснулось бармицы под ухом. И Олекса, охнув, захлебнувшись собственным рыком, отступил на шаг. В широкой груди старца-воеводы трепетало яркое оперение на длинном древке.
Еще одна стрела – та, что ударила первой, – торчала из левого предплечья: окровавленный наконечник с одной стороны, пестрое оперение – с другой.
«А руку-то – насквозь!» – только и успел подумать Всеволод.
Третья стрела, тоже угодившая в грудь Олексы, оттолкнула князя-старца еще дальше.
И подтолкнула еще ближе к зияющей бреши.
Судя по тому, как легко посеребренные наконечники пробивали доспех и как глубоко входили в плоть, стреляли с небольшой дистанции. Причем делали это быстро и умело.
Но кто? Но откуда взялись спасительные стрелы? Всеволод не размышлял об этом. Он снова действовал. Пробудившись, сбросив вялую дремоту обреченности. Обретя надежду.
Прыжок вперед.
Навалившись плечом, всем своим весом он подтолкнул Олексу, хватавшего воздух руками и клыкастым ртом. Сломал наплечником стрелы, засевшие в груди Черного Князя. Но своего добился.
Раненый старец-воевода выронил меч. Опрокинулся навзничь. Рухнул спиной на рудную черту. За черту. В брешь между мирами, в Проклятый проход.
Еще одна стрела полетела вдогонку Вслепую. В густую зеленоватую пелену, закрывавшую разрыв.
– Жив, урус?
Сагаадай! С луком в руках.
С новой стрелой на тетиве.
– Жив, – одними губами ответил Всеволод.
Улыбнулся…
За татарским юзбаши по извилистому ущелью меж мертвых вод спускался еще кто-то. И еще. И – вон там – еще тоже…
В плотном тумане не разглядеть, кто именно. Но ясно уже, что пали не все. Невероятно! Заслон, оставленный на берегу, оказывается, не сокрушен и не вытоптан подчистую.
Впрочем, радоваться будем после. А сейчас…
Сейчас темнело. Солнце садилось. Мертвое озеро, расколотое надвое, укрывала ночная мгла, и сгущающийся мрак в очередной раз единил два мира. И времени оставалось – почти ничего.
Зеленоватая пелена, клубящаяся в прорехе на рудной черте, светилась ярче, смелее. Она не стремилась уже укрыться на той стороне. Она вновь выползала на эту.
Из Проклятого прохода несся упыриный вой. Приближался. Нарастал…
Следовало поторопиться, покуда оттуда не хлынула новая волна Набега.
Всеволод, пошатываясь от слабости, встал к бреши. Опять…
И снова кровь текла на пульсирующий багрянец у его ног. И снова звучало прерванное заклинание. Он вкладывал в незнакомые слова забытого языка всю оставшуюся силу, всю душу.
Дыра в кровавой границе между мирами быстро затягивалась. Словно раковина, закрывающая створки. Словно ворота, запирающиеся навеки.
Затягивалась, пока…
Рука, вынырнувшая вдруг из завихрений зеленоватого тумана, перехватила его руку – правую, опущенную к самой рудной черте, истекающую кровью…
Резко дернула на себя, за черту.
Рывок был сильным. Ослабевший от кровопотери Всеволод не удержался. Упал.
Его втянули.
Почти…
Голова и плечи – вошли в узкую щель, все еще соединявшую два обиталища.
И Всеволод вновь узрел Проклятый проход. Багровое свечение. Зеленоватое сияние. Неподвижные порубленные в куски тела. Несколько павших воинов Олексы. Мертвые – теперь уже по-настоящему мертвые – рыцари Бернгарда. Сам князь-магистр. Обезглавленный, посеченный. Тоже – мертвее мертвого. А неподалеку уцелевшие дружинники старца-воеводы, растянувшись жиденькой цепочкой, молча и яростно бьются с новым врагом – с упырями, захлестнувшими практически все пространство.
Судя по всему, это были уже не те кровопийцы, которых оттесняли умруны Бернгарда. Вернее, не только они. За ними шли другие – многочисленнее, злее, настырнее. Организованнее. Темные твари чувствовали приближение ночи и рвались к открытой… пока еще открытой бреши. Жгли ноги в лужах серебряной водицы, падали под серебрёной сталью, и все же неумолимо напирали из глубины Проклятого прохода. Подгоняемые… Кем? Ясно кем. Видно кем.
Пока дружинникам Олексы худо-бедно удавалось сдерживать упырей. Но из задних рядов уже проталкивалась неуклюжая туша черного змея с черным же всадником на спине. Видимо, дракон не мог взлететь в тесном проходе, а потому, сложив крылья, он, подобно гигантскому вепрю, ломился вперед, сминая, давя, разбрасывая всех, кто не успевал убраться с дороги. Наездник помогал – черным серповидным мечом рубил направо и налево. Своих и чужих.
Еще один упыриный князь, дорвавшийся до заветной преграды! Еще один претендент на власть и кровь! И – еще одно темное воинство, готовое хлынуть за своим Властителем из мира в мир!
Однако до всего этого, казалось, не было никакого дела Олексе. Который к удивлению и ужасу Всеволода, был все еще жив! Могучий старец-воевода – тяжело раненный, но необычайно живучий – держал его здоровой рукой и с неимоверной силой перетаскивал через границу обиталищ. В левом предплечье Властителя торчала длинная татарская стрела, из груди топорщились глубоко засевшие обломки, но и это сейчас, похоже, ничуть не волновало Олексу.
Иное целиком и полностью поглотило внимание Черного Князя. Рука Всеволода в его руке. Рука, сочащаяся Смешанной кровью. Миг – и клыкастая пасть припала к рассеченному предплечью. Чавкающий звук был слышан даже сквозь шум битвы и упыриное подвывание.
Холод и слабость стремительно разливались по телу. Его испивали. Жадно, торопливо…
Всеволод смутно чувствовал, как кто-то, схватив его за ноги, тянет обратно – в людское обиталище. В несколько рук, сквозь стон и зубовный скрежет его все же втя-а-агивали.
Вместе с Черным Князем, который никак не желал отцепляться. Которой спешит выпить побольше – там, на той стороне, в Проклятом проходе.
И все же не вся кровь доставалась Олексе. Алые ручейки из левой руки попадали не в пасть нечисти, а окрашивали рудную черту.
Всеволод заметил это. Понял это. И собрав в кулак всю волю и невеликий остаток сил, продолжил твердить заклинание.
Брешь вновь сжималась.
– Голову! Отсеките этой твари голову! – кричал кто-то.
– Никак! – отвечал еще чей-то голос. – Не достать!
Всеволода словно привязали к двум жеребцам и медленно-медленно разрывали на части.
Олекса упрямо тянул на себя. Сильно тянул. Еще сильнее…
Не отрывая клыкастой пасти от правой руки.
«Интересно, что оторвется сначала? – отстраненно подумал Всеволод. – Рука? Ноги?»
Боль и слабость туманила мозг. Мысли путались, мешались. Бледные губы с трудом выговаривали заключительные слова древней магической формулы.
– Быстрее! – снова кричат над ухом. – Нет сил держать!
– Руку! Рубите ему руку! Скорее! Пока он еще здесь!
Руку?! Рубить?!
В отлетающем сознании шевельнулась вялая тревога. И какой же он будет обоерукий боец без руки-то?!
А Олекса одолевал. Затягивал, протискивал Всеволода через смыкающуюся щель. Изгрызал правое предплечье в мочало. И спешно, взахлеб испивал…
И не было уже иного выхода. А значит…
– Руку, – беззвучно, одними губами, прошептал Всеволод. – Рубите…
Все равно ведь уже потеряна, изорвана, изодрана…
Чей-то пронзительный крик раскаленным гвоздем засел в черепе.
– Скоре-е-е…
Тупой удар. Резкая боль.
– …е-е-е!
Его вырвали. Оторвали. Его правая рука осталась в Проклятом проходе. А его кровь все сочилась на древнюю рудную черту.
И не было сил даже кричать. Все силы ушли на последний слог, последний звук. Запирающий, замыкающий, закрывающий, запечатывающий.
Горящий ослепительный багрянец – цельный без разрывов, брешей, прорех – затмил глаза сплошной кровавой пеленой. Туманившийся взор уже не различал слившейся воедино рудной черты. Но слух… Всеволод отчетливо слышал. То ли вне себя, то ли внутри. Голос Олексы. А может, – голос крови Олексы, смешанной с его кровью. Или не слышал – но просто казалось, что слышал. Или в наваливающемся забытьи он говорил за старца-воеводу сам.
– Ты ничего не добьешься, глупец, – слышал… говорил… Всеволод… Олекса… – Ты все равно не сбережешь своего обиталища. Ибо границы миров вскрываются не с нашей стороны. С вашей. И делаем это не мы. Вы. Мы не приходим к вам сами. Нас впускают… А значит, мы еще вернемся, русич. Мы еще будем владеть твоим миром, и мы будем распоряжаться его кровью…
Что-то промелькнуло у плеча, на котором лежала тяжелая длань Олексы.
И сразу – толчок.
Толкнуло не Всеволода – толкнуло Черного Князя. Скорее, не толкнуло даже, а сбросило, снесло руку нечисти с наплечника. Освободило Всеволода.
Олекса взревел. В реве том невозможно было услышать второго краткого посвиста. Зато обостренным звериным каким-то чутьем Всеволод ощутил, как что-то мягко коснулось бармицы под ухом. И Олекса, охнув, захлебнувшись собственным рыком, отступил на шаг. В широкой груди старца-воеводы трепетало яркое оперение на длинном древке.
Еще одна стрела – та, что ударила первой, – торчала из левого предплечья: окровавленный наконечник с одной стороны, пестрое оперение – с другой.
«А руку-то – насквозь!» – только и успел подумать Всеволод.
Третья стрела, тоже угодившая в грудь Олексы, оттолкнула князя-старца еще дальше.
И подтолкнула еще ближе к зияющей бреши.
Судя по тому, как легко посеребренные наконечники пробивали доспех и как глубоко входили в плоть, стреляли с небольшой дистанции. Причем делали это быстро и умело.
Но кто? Но откуда взялись спасительные стрелы? Всеволод не размышлял об этом. Он снова действовал. Пробудившись, сбросив вялую дремоту обреченности. Обретя надежду.
Прыжок вперед.
Навалившись плечом, всем своим весом он подтолкнул Олексу, хватавшего воздух руками и клыкастым ртом. Сломал наплечником стрелы, засевшие в груди Черного Князя. Но своего добился.
Раненый старец-воевода выронил меч. Опрокинулся навзничь. Рухнул спиной на рудную черту. За черту. В брешь между мирами, в Проклятый проход.
Еще одна стрела полетела вдогонку Вслепую. В густую зеленоватую пелену, закрывавшую разрыв.
– Жив, урус?
Сагаадай! С луком в руках.
С новой стрелой на тетиве.
– Жив, – одними губами ответил Всеволод.
Улыбнулся…
За татарским юзбаши по извилистому ущелью меж мертвых вод спускался еще кто-то. И еще. И – вон там – еще тоже…
В плотном тумане не разглядеть, кто именно. Но ясно уже, что пали не все. Невероятно! Заслон, оставленный на берегу, оказывается, не сокрушен и не вытоптан подчистую.
Впрочем, радоваться будем после. А сейчас…
Сейчас темнело. Солнце садилось. Мертвое озеро, расколотое надвое, укрывала ночная мгла, и сгущающийся мрак в очередной раз единил два мира. И времени оставалось – почти ничего.
Зеленоватая пелена, клубящаяся в прорехе на рудной черте, светилась ярче, смелее. Она не стремилась уже укрыться на той стороне. Она вновь выползала на эту.
Из Проклятого прохода несся упыриный вой. Приближался. Нарастал…
Следовало поторопиться, покуда оттуда не хлынула новая волна Набега.
Всеволод, пошатываясь от слабости, встал к бреши. Опять…
И снова кровь текла на пульсирующий багрянец у его ног. И снова звучало прерванное заклинание. Он вкладывал в незнакомые слова забытого языка всю оставшуюся силу, всю душу.
Дыра в кровавой границе между мирами быстро затягивалась. Словно раковина, закрывающая створки. Словно ворота, запирающиеся навеки.
Затягивалась, пока…
Рука, вынырнувшая вдруг из завихрений зеленоватого тумана, перехватила его руку – правую, опущенную к самой рудной черте, истекающую кровью…
Резко дернула на себя, за черту.
Рывок был сильным. Ослабевший от кровопотери Всеволод не удержался. Упал.
Его втянули.
Почти…
Голова и плечи – вошли в узкую щель, все еще соединявшую два обиталища.
И Всеволод вновь узрел Проклятый проход. Багровое свечение. Зеленоватое сияние. Неподвижные порубленные в куски тела. Несколько павших воинов Олексы. Мертвые – теперь уже по-настоящему мертвые – рыцари Бернгарда. Сам князь-магистр. Обезглавленный, посеченный. Тоже – мертвее мертвого. А неподалеку уцелевшие дружинники старца-воеводы, растянувшись жиденькой цепочкой, молча и яростно бьются с новым врагом – с упырями, захлестнувшими практически все пространство.
Судя по всему, это были уже не те кровопийцы, которых оттесняли умруны Бернгарда. Вернее, не только они. За ними шли другие – многочисленнее, злее, настырнее. Организованнее. Темные твари чувствовали приближение ночи и рвались к открытой… пока еще открытой бреши. Жгли ноги в лужах серебряной водицы, падали под серебрёной сталью, и все же неумолимо напирали из глубины Проклятого прохода. Подгоняемые… Кем? Ясно кем. Видно кем.
Пока дружинникам Олексы худо-бедно удавалось сдерживать упырей. Но из задних рядов уже проталкивалась неуклюжая туша черного змея с черным же всадником на спине. Видимо, дракон не мог взлететь в тесном проходе, а потому, сложив крылья, он, подобно гигантскому вепрю, ломился вперед, сминая, давя, разбрасывая всех, кто не успевал убраться с дороги. Наездник помогал – черным серповидным мечом рубил направо и налево. Своих и чужих.
Еще один упыриный князь, дорвавшийся до заветной преграды! Еще один претендент на власть и кровь! И – еще одно темное воинство, готовое хлынуть за своим Властителем из мира в мир!
Однако до всего этого, казалось, не было никакого дела Олексе. Который к удивлению и ужасу Всеволода, был все еще жив! Могучий старец-воевода – тяжело раненный, но необычайно живучий – держал его здоровой рукой и с неимоверной силой перетаскивал через границу обиталищ. В левом предплечье Властителя торчала длинная татарская стрела, из груди топорщились глубоко засевшие обломки, но и это сейчас, похоже, ничуть не волновало Олексу.
Иное целиком и полностью поглотило внимание Черного Князя. Рука Всеволода в его руке. Рука, сочащаяся Смешанной кровью. Миг – и клыкастая пасть припала к рассеченному предплечью. Чавкающий звук был слышан даже сквозь шум битвы и упыриное подвывание.
Холод и слабость стремительно разливались по телу. Его испивали. Жадно, торопливо…
Всеволод смутно чувствовал, как кто-то, схватив его за ноги, тянет обратно – в людское обиталище. В несколько рук, сквозь стон и зубовный скрежет его все же втя-а-агивали.
Вместе с Черным Князем, который никак не желал отцепляться. Которой спешит выпить побольше – там, на той стороне, в Проклятом проходе.
И все же не вся кровь доставалась Олексе. Алые ручейки из левой руки попадали не в пасть нечисти, а окрашивали рудную черту.
Всеволод заметил это. Понял это. И собрав в кулак всю волю и невеликий остаток сил, продолжил твердить заклинание.
Брешь вновь сжималась.
– Голову! Отсеките этой твари голову! – кричал кто-то.
– Никак! – отвечал еще чей-то голос. – Не достать!
Всеволода словно привязали к двум жеребцам и медленно-медленно разрывали на части.
Олекса упрямо тянул на себя. Сильно тянул. Еще сильнее…
Не отрывая клыкастой пасти от правой руки.
«Интересно, что оторвется сначала? – отстраненно подумал Всеволод. – Рука? Ноги?»
Боль и слабость туманила мозг. Мысли путались, мешались. Бледные губы с трудом выговаривали заключительные слова древней магической формулы.
– Быстрее! – снова кричат над ухом. – Нет сил держать!
– Руку! Рубите ему руку! Скорее! Пока он еще здесь!
Руку?! Рубить?!
В отлетающем сознании шевельнулась вялая тревога. И какой же он будет обоерукий боец без руки-то?!
А Олекса одолевал. Затягивал, протискивал Всеволода через смыкающуюся щель. Изгрызал правое предплечье в мочало. И спешно, взахлеб испивал…
И не было уже иного выхода. А значит…
– Руку, – беззвучно, одними губами, прошептал Всеволод. – Рубите…
Все равно ведь уже потеряна, изорвана, изодрана…
Чей-то пронзительный крик раскаленным гвоздем засел в черепе.
– Скоре-е-е…
Тупой удар. Резкая боль.
– …е-е-е!
Его вырвали. Оторвали. Его правая рука осталась в Проклятом проходе. А его кровь все сочилась на древнюю рудную черту.
И не было сил даже кричать. Все силы ушли на последний слог, последний звук. Запирающий, замыкающий, закрывающий, запечатывающий.
Горящий ослепительный багрянец – цельный без разрывов, брешей, прорех – затмил глаза сплошной кровавой пеленой. Туманившийся взор уже не различал слившейся воедино рудной черты. Но слух… Всеволод отчетливо слышал. То ли вне себя, то ли внутри. Голос Олексы. А может, – голос крови Олексы, смешанной с его кровью. Или не слышал – но просто казалось, что слышал. Или в наваливающемся забытьи он говорил за старца-воеводу сам.
– Ты ничего не добьешься, глупец, – слышал… говорил… Всеволод… Олекса… – Ты все равно не сбережешь своего обиталища. Ибо границы миров вскрываются не с нашей стороны. С вашей. И делаем это не мы. Вы. Мы не приходим к вам сами. Нас впускают… А значит, мы еще вернемся, русич. Мы еще будем владеть твоим миром, и мы будем распоряжаться его кровью…
Глава 50
Наваждение рассеялось. Из густой багровой пелены вынырнула чья-то фигура со знакомой уже госпитальерской сумой на плече. А вслед за этой сумой и остальной мир начал обретать былые очертания. Все становилось на свои места. И беспокойно клубящийся зеленый туман, не успевший укрыться за запертой границей миров. И уходящие в почти бесконечную высь темные подрагивающие стены раздвинутых мертвых вод. И пульсирующий свет рудной черты. И ночь, уверенно вступающая в свои права.
Всеволод узнал и человека, склонившегося над ним. Бранко! Волох туго обматывал тонкими ремешками повязки на его руках. Нет, не на руках. На рассеченной левой руке и на обрубке правой. Раны занемели, будто опущенные в ледовый поруб. Боли не было. Была жуткая, жутчайшая слабость. И усталая путаница в мыслях.
– Как долго… я… без сознания? – хрипло и отрывисто спросил Всеволод.
Говорить оказалось невыносимо трудно. Глотка пересохла, разбухший язык едва ворочается во рту, не повинуются слипшиеся шершавые губы.
– А что, такое было? – хмыкнул волох, затягивая последний узел. – Мне-то казалось, ты все время находился в здравом рассудке. Мычал вот только что-то себе под нос, покуда тебя перевязывали. Я вон, вишь, прихватил суму орденского лекаря. Сам-то он на берегу остался – мертв, бедняга. Но снадобья его, тряпицы да ремни – пригодились. Я ведь тоже кое-что смыслю в знахарском деле…
До чего все же странно выходит! Его сейчас врачует человек, которого Всеволод упрекал в израде и едва не зарубил перед дверью запертого склепа. И которому теперь рад, как родному.
– Я думал… вы… полегли… все… – снова с превеликим трудом выдавил он из себя.
Да чего там – сам Бернгард так думал.
– Ну, почти все, – серьезно кивнул Бранко. – Были близки к тому, чтоб и вовсе пасть до последнего человечка. Кровопийцы-стригои, хоть и расползались уже под солнцем, но дюже много этих тварей на нас насело. Едва в озеро не спихнули. И спихнули бы, не сомневайся, затоптали б, взяли массой, кабы не подмога.
– Старец-воевода? – догадался Всеволод. – Олекса?
Язык все же начинал повиноваться. Да и со слабостью, как выяснилось, совладать было возможно. Если говорить недолго и негромко.
– Он самый, – снова кивок. – Его дружина вышла из ущелья и поднялась на плато, аккурат когда мы к смертушке приготовились.
– И что?
– А ничего. Пробились к нам. Я, Конрад, да и твои люди тоже признали Олексу. Но удивляться, радоваться и расспрашивать его, как ты понимаешь, было недосуг. Дальше мы просто сражались бок о бок с его воинами.
– Вы хоть поняли, кого Олекса привел с собой?
– Это было нетрудно, – ответил Бранко. – Но разве это что-то меняло?
Ничего. Всеволод был полностью согласен с волохом. Нежданная подмога – она и есть нежданная подмога. В лютом бою не на жизнь, а на смерть не особо задумываешься, кем являются подоспевшие союзники и что ими движет. В лютом бою просто пользуешься их помощью.
– Мы вместе прикрывали проход в мертвых водах, покуда вы пробивались на дно. А потом стригои вдруг отхлынули, начали прятаться по норам, забиваться в щели в скалах…
– Это пал Черный Князь, – предположил Всеволод. – Некому стало гнать нечисть на солнце.
– Наверное, – согласился Бранко. – Олекса велел нам оставаться на берегу и приглядывать, чтобы твари, чего доброго, не вернулись снова. Сам же повел свою дружину вниз – на озерное дно. Посмотреть, как он сказал. И помочь, если нужно.
– А вы, значит, не остались?
– Ну… подождали немного. Но солнце закатывалось, надвигалась ночь. А внизу – тишина: Никто не поднимался, не выходил из озера. В общем, мы тоже решили посмотреть. И помочь.
– И тоже спустились на дно?
– Спустились… Сагаадай шел первым. И он же первым увидел, во что обратился Олекса. И кровь у тебя на шее увидел. И как тебя тащат за черту – увидел. А вот Бернгарда у черты – не увидел. В общем, все это мало походило на закрытие границы между мирами. А Сагаадай соображает быстро и стреляет, как тебе известно, метко. Ну, а из бреши мы тебя вытаскивали уже все вместе.
– Вы появились вовремя, – с благодарностью проговорил Всеволод.
– Нам пришлось отрубить тебе руку, – осторожно заметил Бранко.
Всеволод покосился на перевязанную культю. Да уж… Обоерукий воин-калека… Хорош потомок Срединного Дитя, нечего сказать! И это он – обладатель Смешанной крови, берущей начало из двух обиталищ! Людского и нелюдского…
– Надеюсь, вместе с рукой отсечена та часть меня, которая мне ни к чему, – чуть слышно проговорил Всеволод. – В конце-концов, если бы не вы, Бранко, я потерял бы большее… Быть может, нечто большее, чем просто жизнь.
– Ты говоришь загадками, русич, – прищурился Бранко. – Но хорошо, что хоть что-то говоришь. Мома! Молодец! Любой обычный человек давно бы истек кровью до смерти. А ты – вон – жив. Видать, уж очень ты необычный а, русич?
– Видать, – не стал спорить Всеволод. И поспешил перевести разговор на другое. – Где остальные, Бранко? Почему я никого, кроме тебя, не вижу.
– Все – там, – волох махнул куда-то за изгиб разверстых мертвых вод. – Нас осталось слишком мало, а там проход сужается. Проще обороняться.
– Обороняться? – не понял Всеволод.
– Ну да. Ночь наступила. Час зверя…
– И что? Рудная черта ведь заперта.
– И что? – в свою очередь спросил Бранко. – Уйма тварей успела ее перейти. А сейчас нечисть покидает свои дневные убежища.
– Думаешь, упыри спустятся сюда?
– Не знаю, – вздохнул Бранко. – Никогда прежде ночью, да по своей воле в Мертвое озеро они не возвращались. Но ведь прежде им нечем было здесь поживиться. Сейчас – есть. Мы. Наша кровь. И другой живой крови не найти по всему Эрдею. Так что всякое может случиться.
– Но если они вернутся…
– Все верно, русич, – волох перебил его, не дослушав, – тогда нам не выстоять. Но по большому счету это уже не имеет значения. Граница заперта, Набег остановлен. А кровопийцы, перешедшие черту, все равно обречены. Сегодня они одолеют нас, завтра под корень изведут их. И совершенно неважно, как долго продлится это «завтра» – год или век. Важно, что людское обиталище спасено.
– Спасено?
Ой ли?! Всеволоду вспомнились последние слова Олексы, так странно звучавшие в его собственной голове. Слова-наваждсние, слова-пророчество.
– Думаешь, спасено, Бранко?
Прежде чем ответить, волох долго и внимательно смотрел ему в глаза. Затем твердо сказал:
– Ты, я, все мы сделали дело, ради которого провидение собрало нас здесь…
«Ох, если бы только одно провидение»… – с горестной усмешкой подумал Всеволод.
– Ты, я, все мы справились со своим предназначением, – продолжал Бранко, словно не замечая слабой улыбки на бледных губах собеседника. – После нас придут другие. Обязательно придут…
«Ведомые своей или чужой волей, а, Бранко? А то ведь Олекса и Бернгард – не единственные Черные Князья, осевшие в этом мире».
– Им и предстоит хранить границу миров в дальнейшем…
«И все-таки кому – им? Людям? Темным Властителям?»
– Ну а нам…
Вой – знакомый, леденящий душу, алчущий, жаждущий – прервал вдохновенную речь Бранко на полуслове. Вой доносился со стороны плато, со стороны берега. И вой приближался.
– Иду-у-ут! – крикнул кто-то из-за поворота тесной расщелины. Кажется, это был Конрад.
– К бою-у-у! – а это уже Сагаадай.
Еще несколько встревоженных голосов. Три? Четыре? Возможно – с полдюжины, и уж, во всяком случае, меньше десятка. Смешно… Принимать бой с такими силами…
– …Нам остается умереть на этой границе, – спокойно и торжественно закончил недоговоренную фразу Бранко.
Конечно, остается умереть. Раз нет иного выхода.
Всеволод узнал и человека, склонившегося над ним. Бранко! Волох туго обматывал тонкими ремешками повязки на его руках. Нет, не на руках. На рассеченной левой руке и на обрубке правой. Раны занемели, будто опущенные в ледовый поруб. Боли не было. Была жуткая, жутчайшая слабость. И усталая путаница в мыслях.
– Как долго… я… без сознания? – хрипло и отрывисто спросил Всеволод.
Говорить оказалось невыносимо трудно. Глотка пересохла, разбухший язык едва ворочается во рту, не повинуются слипшиеся шершавые губы.
– А что, такое было? – хмыкнул волох, затягивая последний узел. – Мне-то казалось, ты все время находился в здравом рассудке. Мычал вот только что-то себе под нос, покуда тебя перевязывали. Я вон, вишь, прихватил суму орденского лекаря. Сам-то он на берегу остался – мертв, бедняга. Но снадобья его, тряпицы да ремни – пригодились. Я ведь тоже кое-что смыслю в знахарском деле…
До чего все же странно выходит! Его сейчас врачует человек, которого Всеволод упрекал в израде и едва не зарубил перед дверью запертого склепа. И которому теперь рад, как родному.
– Я думал… вы… полегли… все… – снова с превеликим трудом выдавил он из себя.
Да чего там – сам Бернгард так думал.
– Ну, почти все, – серьезно кивнул Бранко. – Были близки к тому, чтоб и вовсе пасть до последнего человечка. Кровопийцы-стригои, хоть и расползались уже под солнцем, но дюже много этих тварей на нас насело. Едва в озеро не спихнули. И спихнули бы, не сомневайся, затоптали б, взяли массой, кабы не подмога.
– Старец-воевода? – догадался Всеволод. – Олекса?
Язык все же начинал повиноваться. Да и со слабостью, как выяснилось, совладать было возможно. Если говорить недолго и негромко.
– Он самый, – снова кивок. – Его дружина вышла из ущелья и поднялась на плато, аккурат когда мы к смертушке приготовились.
– И что?
– А ничего. Пробились к нам. Я, Конрад, да и твои люди тоже признали Олексу. Но удивляться, радоваться и расспрашивать его, как ты понимаешь, было недосуг. Дальше мы просто сражались бок о бок с его воинами.
– Вы хоть поняли, кого Олекса привел с собой?
– Это было нетрудно, – ответил Бранко. – Но разве это что-то меняло?
Ничего. Всеволод был полностью согласен с волохом. Нежданная подмога – она и есть нежданная подмога. В лютом бою не на жизнь, а на смерть не особо задумываешься, кем являются подоспевшие союзники и что ими движет. В лютом бою просто пользуешься их помощью.
– Мы вместе прикрывали проход в мертвых водах, покуда вы пробивались на дно. А потом стригои вдруг отхлынули, начали прятаться по норам, забиваться в щели в скалах…
– Это пал Черный Князь, – предположил Всеволод. – Некому стало гнать нечисть на солнце.
– Наверное, – согласился Бранко. – Олекса велел нам оставаться на берегу и приглядывать, чтобы твари, чего доброго, не вернулись снова. Сам же повел свою дружину вниз – на озерное дно. Посмотреть, как он сказал. И помочь, если нужно.
– А вы, значит, не остались?
– Ну… подождали немного. Но солнце закатывалось, надвигалась ночь. А внизу – тишина: Никто не поднимался, не выходил из озера. В общем, мы тоже решили посмотреть. И помочь.
– И тоже спустились на дно?
– Спустились… Сагаадай шел первым. И он же первым увидел, во что обратился Олекса. И кровь у тебя на шее увидел. И как тебя тащат за черту – увидел. А вот Бернгарда у черты – не увидел. В общем, все это мало походило на закрытие границы между мирами. А Сагаадай соображает быстро и стреляет, как тебе известно, метко. Ну, а из бреши мы тебя вытаскивали уже все вместе.
– Вы появились вовремя, – с благодарностью проговорил Всеволод.
– Нам пришлось отрубить тебе руку, – осторожно заметил Бранко.
Всеволод покосился на перевязанную культю. Да уж… Обоерукий воин-калека… Хорош потомок Срединного Дитя, нечего сказать! И это он – обладатель Смешанной крови, берущей начало из двух обиталищ! Людского и нелюдского…
– Надеюсь, вместе с рукой отсечена та часть меня, которая мне ни к чему, – чуть слышно проговорил Всеволод. – В конце-концов, если бы не вы, Бранко, я потерял бы большее… Быть может, нечто большее, чем просто жизнь.
– Ты говоришь загадками, русич, – прищурился Бранко. – Но хорошо, что хоть что-то говоришь. Мома! Молодец! Любой обычный человек давно бы истек кровью до смерти. А ты – вон – жив. Видать, уж очень ты необычный а, русич?
– Видать, – не стал спорить Всеволод. И поспешил перевести разговор на другое. – Где остальные, Бранко? Почему я никого, кроме тебя, не вижу.
– Все – там, – волох махнул куда-то за изгиб разверстых мертвых вод. – Нас осталось слишком мало, а там проход сужается. Проще обороняться.
– Обороняться? – не понял Всеволод.
– Ну да. Ночь наступила. Час зверя…
– И что? Рудная черта ведь заперта.
– И что? – в свою очередь спросил Бранко. – Уйма тварей успела ее перейти. А сейчас нечисть покидает свои дневные убежища.
– Думаешь, упыри спустятся сюда?
– Не знаю, – вздохнул Бранко. – Никогда прежде ночью, да по своей воле в Мертвое озеро они не возвращались. Но ведь прежде им нечем было здесь поживиться. Сейчас – есть. Мы. Наша кровь. И другой живой крови не найти по всему Эрдею. Так что всякое может случиться.
– Но если они вернутся…
– Все верно, русич, – волох перебил его, не дослушав, – тогда нам не выстоять. Но по большому счету это уже не имеет значения. Граница заперта, Набег остановлен. А кровопийцы, перешедшие черту, все равно обречены. Сегодня они одолеют нас, завтра под корень изведут их. И совершенно неважно, как долго продлится это «завтра» – год или век. Важно, что людское обиталище спасено.
– Спасено?
Ой ли?! Всеволоду вспомнились последние слова Олексы, так странно звучавшие в его собственной голове. Слова-наваждсние, слова-пророчество.
– Думаешь, спасено, Бранко?
Прежде чем ответить, волох долго и внимательно смотрел ему в глаза. Затем твердо сказал:
– Ты, я, все мы сделали дело, ради которого провидение собрало нас здесь…
«Ох, если бы только одно провидение»… – с горестной усмешкой подумал Всеволод.
– Ты, я, все мы справились со своим предназначением, – продолжал Бранко, словно не замечая слабой улыбки на бледных губах собеседника. – После нас придут другие. Обязательно придут…
«Ведомые своей или чужой волей, а, Бранко? А то ведь Олекса и Бернгард – не единственные Черные Князья, осевшие в этом мире».
– Им и предстоит хранить границу миров в дальнейшем…
«И все-таки кому – им? Людям? Темным Властителям?»
– Ну а нам…
Вой – знакомый, леденящий душу, алчущий, жаждущий – прервал вдохновенную речь Бранко на полуслове. Вой доносился со стороны плато, со стороны берега. И вой приближался.
– Иду-у-ут! – крикнул кто-то из-за поворота тесной расщелины. Кажется, это был Конрад.
– К бою-у-у! – а это уже Сагаадай.
Еще несколько встревоженных голосов. Три? Четыре? Возможно – с полдюжины, и уж, во всяком случае, меньше десятка. Смешно… Принимать бой с такими силами…
– …Нам остается умереть на этой границе, – спокойно и торжественно закончил недоговоренную фразу Бранко.
Конечно, остается умереть. Раз нет иного выхода.