– Тебя, Бернгард, и твоих… – Всеволод запнулся, мотнул головой на мертвых тевтонов, – рыцарей-умрунов твоих мы подождем снаружи. Наверху.
   И прежде чем магистр успел что-либо сказать в ответ, Всеволод бросил переминавшимся рядом воинам:
   – Идем!
   Бесцеремонно вырвал из рук волоха горящий факел. Пошел первым. К двери. К выходу из склепа. Шагал в полной тишине, под пристальным взглядом Черного Князя, под бесстрастными взорами темных прорезей в горшкообразных шлемах мертвецов.
   Собрав в кулак всю волю и выдержку, он шел по коридору меж гробниц спокойно, уверенно, не озираясь по сторонам, не оглядываясь назад, не сбиваясь на бег (а ведь до чего хотелось!). Держа спину прямо, а плечи – широко.
   Следом потянулись остальные. Сначала – десятники русской дружины. За ними – оба шекелиса. И Сагаадай. И Бранко. И даже притихший, будто пришибленный, брат Томас двинулся прочь из склепа.
   Их пропускали. Их выпускали. Испитые досуха и наполненные заново иной жизнью-Током покойники не заступали пути. Серебрёные рыцарские мечи, кованные для людей, а ныне находившиеся в руках нелюдей-умрунов, не обрушивались на головы и плечи уходящих. Такого приказа Бернгард не давал.
   Видимо, Бернгард все же поверил…
   А вот и выход из склепа. И – по-прежнему – ничего. Не несется в спину запоздалая команда… Схватить! Убить! Не грохочет сзади железом мертвяцкий выводок Бернгарда.
   Они беспрепятственно выходили из замковой усыпальницы. Через тяжелую, изрядно побитую, дырявую, но все еще прочную низенькую дверь. Один за другим выходили. Всеволод ждал. Стоял у глубокой ниши-выхода, светил факелом.
   А за последним – последним шел Томас – захлопнул дверь.
   Быстро и неожиданно. Резко и шумно захлопнул. Ибо теперь таиться ни к чему. Теперь скрывать свои намерения не от кого.
   Дело было на пару мгновений, на пару движений.
   Раз – дверь со всей мочи вбита в покореженный железный косяк. Два – наружный засов задвинут. Новый, взамен старого – бесполезного, сорванного взрывом. Хороший, добротный засов.
   В качестве засова Всеволод использовал собственный меч. Один из двух. Клинок, в единый миг вырванный из ножен, тут же с силой, с маху был по самую рукоять всажен под уцелевшую скобу на двери. Прочная сталь с серебряной насечкой, скрежетнув о металл и камень, глубоко вошла за смятый железный косяк. Перекрестие меча застряло в гнутой скобе плотно, мертво. Как вбитый клин. Как здесь и было. Не шевельнуть, не вырвать…
   Меч засел крепко, основательно.
   И – все.
   И – заперто.
   В склепе что-то крикнул Бернгард. Догадался? Понял? Отдал приказ своим умрунам?
   Ага, вот и загрохотали металлом соскочившие с саркофагов тевтоны. Вот и ожили закованные в посеребренную сталь истуканы. Вот и бегут уж к запертой двери.

Глава 13

   – Вы что задумал, русич? – первым опомнился Бранко.
   Остальные воззрились на Всеволода в недоуменном безмолвии. Восемь пар изумленных глаз. И в каждой – тот же вопрос. Что? Задумал?
   – Сожжем, – быстро, решительно и отрывисто заговорил Всеволод. – Огонь губителен для любой нечисти. Спалим Бернгарда и его умрунов. А не удастся спалить – так завалим склеп. Обрушим своды. Похороним всех тварей до единой.
   – Объясни! – потребовал волох.
   – Греческий огонь… Громовой порошок… Там. – Всеволод указал вглубь подземной галереи, где располагалась алхимическая лаборатория. – Тащите все сюда. Быстрее.
   – Погоди-погоди. – Бранко с неожиданной сноровкой загородил путь к лаборатории. – Насколько я понял, Бернгард хочет того же, чего и мы, – запереть Проклятый проход.
   В запертую дверь склепа ударили. Сильно. Очень. Добрый клинок-засов выдержал. Пока.
   – Я не знаю, чего он хочет на самом деле, волох! – прохрипел Всеволод. – И я не склонен верить нечисти. Особенно той, которая уже обманывала меня неоднократно. И по вине которой погибли мои люди.
   Еще удар. Меч в скобе и железном косяке выгнулся. А ну как все же переломится?! Всеволод, ругнувшись, навалился спиной на толстые дубовые доски. Третий удар принял всем телом. Удар, отшибающий потроха. Будто тараном изнутри лупили!
   – Бернгард говорил о Черном Господаре, перешедшем границу! – не унимался Бранко.
   – Ну да, говорил. Самый верный способ нас запугать. Но я пока того Господаря не видел. Ты – тоже. Зато Бернгард со своими мертвецами уже здесь, в крепости.
   – Но если он прав?
   – Все равно! Людское обиталище надлежит защищать людям. Одна нечисть от другой пас не спасет. А если и спасет – нам от того радости будет мало.
   Дверь сотрясалась от ударов. Бранко стоял на своем:
   – Бернгарду известно, как и чем закрыть проход в Шоломонарию! Значит, он сможет…
   – Мне тоже – известно! – в сердцах перебил Всеволод. – Теперь – известно! Все! И я тоже – смогу. Я закрою рудную черту, как только доберусь до Мертвого озера. Обещаю!
   Он не лгал. Ничуть. Он знал, что сможет, что закроет. Он выпустит в мертвые воды свою кровь. Столько, сколько потребуется. И нужные слова ему были известны тоже. Благодаря Эржебетт. «А-ун-на… Гу-хать-яп-паш… Пакх-тью-эф-фос…» Всеволод скажет их, когда придет черед.
   – Обещаю, слышишь, Бранко?! Слышите вы, все?!
   Его слышали и ему верили – это Всеволод понял по глазам. Один только волох – что-то прикидывал, что-то просчитывал, зыркая черными очами из-под черных бровей. Остальные же…
   Русские дружинники, шекелисы и татарский юзбаши молча обходили Бранко. Тащили из алхимической лаборатории глиняные горшки, причудливые склянки, деревянные и металлические емкости с порошкообразным и жидким содержимым. Тевтонский кастелян – и тот после недолгих колебаний присоединился к общей суете, начал подсказывать, что брать, что – не стоит.
   Меч-засов и широкая спина Всеволода сдерживали град ударов. А работа – кипела. Горючая смесь из опрокинутых горшков по ступенькам текла в нишу перед склепом и дальше – под запертую дверь. В вонючую жижу катились толстостенные закупоренные сосуды с сарацинским порошком, а посреди темной лужи уже стояла плетеная корзина с металлическими шарами, на округлых боках которых белели короткие фитили.
   Маленького огонька теперь хватит, чтобы все это пыхнуло, рвануло… Чтобы выпущенные наружу рукотворные громы и молнии орденских алхимиков вышибли запертую дверь, обрушили потолок, завалили, запечатали, замуровали подземелье. Чтобы бушующее пламя объяло нижнюю галерею и, ворвавшись в склеп, в считанные мгновения выжгло в усыпальнице воздух, а вместе с ним и все, что может гореть.
   Опасно искрящийся факел держали подальше. До поры до времени. Пока пользовались едва теплившимся масляным светильником, найденным в лаборатории. Небольшая закрытая плошка с фитильком, запаленным от факельного огня, света давала не так уж и много, зато позволяла безбоязно переносить горючие и взрывчатые смеси.
   – Все, воевода, – доложил, наконец, Федор. – Вот только Золтан с Томасом огненную дорожку проложат…
   – Какую дорожку? – не сразу понял Всеволод.
   Вгляделся в полумрак подземелья. Ах вот оно что!
   Золтан тащил объемистый ручной сифон, использовавшийся ранее для бальзамирования трупов. Точно – он самый: округлые блестящие бока, длинное узкое горлышко, небольшие меха… Останавливаясь время от времени, шекелис качал меха – несильно, аккуратно. Из сифона под стену била тугая струя, оставляя темный извилистый след, похожий на остановившийся ручей. Эта непрерывная, расплывающаяся линия тянулась за Золтаном, по-видимому, от самой лаборатории. Подле шекелиса, освещая путь, следовал Томас с лампадкой орденских алхимиков. Причем свой светильник кастелян старался держать подальше и от сифона, и от прочерченной темной жидкостью полосы.
   «Греческий огонь в сосуде», – догадался Всеволод. Что ж, теперь ясно, что за дорожка такая. Этакий жидкий фитиль – вот что. В самом деле, пламя к склепу следовало пускать издали. Иначе не успеешь отбежать на безопасное расстояние и сгоришь вместе с нечистью.
   Шекелис и тевтон подошли ближе. Золтан брызнул из сифона в последний раз, соединяя темную линию под стеной с густыми потеками на ступенях, ведущих к склепу. Затем пустился в торопливые объяснения:
   – Там, в лаборатории, – котел закрытый. Здоровый такой, тяжеленный – сюда не дотащить. А в котле – горючей смеси на треть. Мы ее в сифон перекачать решили…
   Запертая дверь склепа ходила ходуном. Слушать шекелиса было недосуг.
   – Правильно решили, – перебил Всеволод. – А теперь уходите, коли дело сделано. Все уходите. Наверх. Дальше я и один управлюсь. Нечего всей толпой красного петуха пускать.
   – Вообще-то, дело еще не сделано, – озабоченно нахмурил брови Томас. – Огненную дорожку следовало бы продлить. Туда вон – за алхимическую лабораторию – протянуть. Смеси-то в сифоне еще полно. Так оно все же надежнее будет: уцелеть больше шансов. Огонь ведь порой бежит быстрее человека.
   – Хорошо, – нетерпеливо отозвался Всеволод. – Доделаю, что надо. Сам доделаю.
   Он оторвал спину от сотрясающейся двери, хлюпая сапогами по пролитой горючей смеси («Ноги надо беречь! – пронеслось в голове. – Упаси Боже – огнем лизнет»), выбрался из ниши, подхватил сочащийся темной жижей сифон в одну руку, факел – в другую. Держа огонь в отдалении от себя и бронзового сосуда, Всеволод недовольно глянул на переминающихся людей:
   – Чего стоите? Сказано же – прочь отсюда. Бегом! Наверх!
   Томас знает эти подземелья, как свои пять пальцев, так что вмиг выведет всех. И светильник у кастеляна имеется. В общем, не заплутают в темноте.
   – Ну?! – поторопил Всеволод.
   Повиновались.
   Неохотно, но – пошли.
   Ушли.
   Все, кроме одного.
   – А ты как же, русич? – Бранко так и не сдвинулся с места. И смотрит хмуро, исподлобья.
   Ох, до чего же упрям этот волох!
   – Уж как-нибудь, – огрызнулся Всеволод.
   – Остаешься?
   – Кому-то нужно подпалить все это.
   – А если уйти не успеешь? Если сгоришь вместе с Бернгардом? Кто тогда закроет Проклятый проход? Помнится, ты обещал…
   – Обещал, – перебил Всеволод. – Успею. Не сгорю.
   Должен потому что успеть. И сгореть не должен. Благо, путь наверх худо-бедно, но все же в этот раз он запомнил.
   Да, конечно, Бранко прав, рудную черту закрывать, кроме него, некому. Но и это дело – Всеволод покосился на густые потеки, исходившие резкими алхимическими испарениями, на округлые бока громовых шаров с обвисшими фитилями – доверить он сейчас тоже не мог никому. Какой прок запирать границу миров, если за спиной остается Черный Князь со сворой воинов-умрунов да Черная Княгиня в придачу.
   Стонал клинок, втиснутый за запорную скобу. Трещала покореженная дверь, которую уже не просто били – рубили изнутри.
   – Шел бы ты отсюда, а Бранко? Не задерживал бы. Над душой не стоял бы… Дорогу ведь знаешь…
   Волох покачал головой:
   – Ты совершаешь большую ошибку, русич. Лучше выпусти Бернгарда и не рискуй собой.
   Всеволод досадливо сплюнул. Поставил сифон. Положил руку на меч.
   – Уходи, волох. В последний раз добром прошу. Мне ведь с тобой сейчас препираться недосуг. Срублю да спалю вместе с темными тварями – и дело с концом.
   Не станет ведь разумный Бранко обнажать сейчас против него свою сабельку. А коли рискнет – что ж, ему хуже…
   Волох сверкнул глазами. Но – сдержался. Повернулся, зашагал прочь от склепа. Внял-таки! Вот и добре, вот и славно. Не сжигать же упрямца с нечистью заодно, в самом деле!
   Бранко шел недовольный, злющий. А и пусть его! Переживет, авось. Не затоптал бы вот только дурень валашский огненную дорожку. Не напакостил бы исподтишка! Но нет, на извилистый след пролитой по-над стенкой огненной смеси волох не покушался.
   Всеволод поспешил следом. Тяжелый бронзовый сосуд снова оттягивал левую руку. В правой потрескивал факел.
   Начало извилистой линии, выписанной греческим огнем, он отыскал под дверью алхимической лаборатории. Томас настоятельно советовал удлинить зажигательную дорожку. В сифоне – вон – еще булькает горючая смесь. Но хватит ли ее, чтобы удлинить достаточно?
   На миг сомнение все же охватило Всеволода. Может, правильно советовал ему Бранко? Может, разумнее не рисковать? Носитель древней сильной крови, единственный человек, способный перекрыть дорогу тварям иного мира, умеющий, знающий как… он ведь, по большому счету, уже не принадлежал себе. Ибо думать в первую очередь обязан о судьбе всего обиталища. Которое либо сбережет, либо – нет. И если Всеволод не выйдет из подземелья – значит, нет, не сбережет, значит.
   Но коли, выйдя сам, он не остановит Бернгарда, истинные помыслы которого темны как ночь…
   Что лучше?
   Что хуже?
   От двери склепа отлетел отколотый кусок доски.
   Магистр за запертой дверью взревел поистине нечеловеческим голосом. То ли понукая своих мертвецов, то ли исходя бессильной яростью.
   И все сомнения улетучились. Сразу. Вмиг. Полностью. И все стало предельно ясно и просто. В людском мире нечисти не место. Всякой нечисти. Любой. И это – неписаный, но неоспоримый закон, что стоял, стоит и будет стоять превыше прочих законов с начала времен и до конца оных. Граница обиталищ проведена не случайно. Ибо смешивать одно с другим не должно. Никогда. Ни при каких условиях. Ибо, вступая в сговор с одной тварью против другой, сам в чем-то теряешь человеческий облик.
   А значит – задача ясна. Сжечь Бернгарда и его серебрянокрозых умрунов. И полоненную лидерку. А самому – спастись. Чтобы после – пустить свою кровь в мертвые воды. Вот тогда можно и самому умирать спокойно, с чистой совестью. Только тогда.

Глава 14

   Дверь вот-вот начнет рассыпаться. И с сифоном возиться уже нет времени. Ладно… В сердцах Всеволод отшвырнул бронзовый сосуд в сторону. Придется обойтись уже имеющейся зажигательной дорожкой. И бежать наперегонки с огнем придется во всю силу.
   – Бранко, слышь, ты того… ступай уже. Я как запалю – догоню.
   Волох не шелохнулся. Стоял, набычившись, за спиной в свете факела.
   «Ну, как знаешь, волох…» – раздраженно подумал Всеволод.
   Медлить больше нельзя: дверь склепа хрустела, дверь трещала.
   Всеволод поднес факел… Почти уже поднес к началу темной линии, выписанной горючей смесью…
   Но…
   Неожиданное стремительное движение, уловленное краем глаза.
   Свист рассеченного воздуха у самого уха.
   Стук отточенной стали о сухое дерево.
   Правая рука Всеволода вдруг дернулась под сильным секущим ударом.
   Верхняя половина факела, срубленная острой валашской саблей (Обнажил-таки оружие, стервец! Когда только из ножен выхватить успел?! И ведь момент выбрал, в который уж и не ждешь подвоха!) – летит в сторону. Пальцы сжимают лишь бесполезную куцую палку с косым срезом на конце.
   По земляному полу покатился, искрясь и брызгая огненной капелью, толстый промасленный моток пакли и ветоши.
   – Ты все же погоди, русич, – Бранко безбоязно смотрел во взбешенное лицо Всеволода. – Не торопись поступать по-своему в чужом краю.
   – Что?! – хрипло выдохнул Всеволод.
   – Пусть Бернгард выйдет, – твердо, властно даже ответил Бранко.
   – Что-о-о?!
   А рука волоха все держит обнаженную сабельку. А сабелька та покачивается перед самой грудью Всеволода.
   – Не препятствуй магистру, русич. Не мешай мастеру-Господарю вести в бой своих серебряных стригоев.
   Мастеру-Господарю?! Серебряных стригоев?! Ишь ты!.. Быстро же Бранко свыкся с новыми обстоятельствами. Или не так? Или не то?
   Глаза Всеволода сузились. Ярость и понимание сквозили в испепеляющем взгляде обоерукого воина.
   – Когда, волох?! – прохрипел-прорычал он, отбрасывая в сторону бесполезную деревяшку и вырывая из ножен меч. Единственный еще остававшийся при нем. – Когда ты узнал?.. О Берн-гарде?.. Все?
   Ведь на самом деле это знание пришло не сегодня! Не так ли?
   – Давно, – неопределенно пожал плечами волох. – Очень давно.
   Он был совершенно спокоен. И он крепко держал в длани рукоять хищно изогнутой сабли.
   – И все это время ты служил темной твари?!
   – Мастеру-Господарю, – поправил его Бранко. И лишь после – ответил: – Да, я служил ему. Верой и правдой служил. Именно поэтому в германском ордене, закрытом для иноземцев, я был равен саксонским братьям-рыцарям. А кое в чем стоял выше их.
   – Но почему?! – скрежетнул зубами Всеволод. – Твои предки охраняли эту Сторожу. Из века в век стояли они в неусыпном дозоре над Проклятым проходом. И тебе, наверняка, завещали то же.
   – Охраняли, – согласно кивнул волох. – Стояли. Завещали. И притом не только мне. Но вот ведь какая беда, русич, – по губам Бранко скользнула невеселая улыбка, – после нескончаемых смут, веками терзавших несчастные трансильванские земли, в живых остался лишь я один. А хранить Сторожу – надо. А завет предков исполнять должно. А как? Одному?
   Дверь склепа рубили, разносили в щепу. Бранко говорил:
   – Я заключил договор с Черным Господарем в обличии тевтонского магистра. С Шоломонаром можно было договориться – как с любым владыкой этого мира. Только обычно бывает так, что ты служишь Господарю, и он защищает тебя, потому что ему выгодно твое усердие. А здесь – по-другому, здесь – сложнее. Ты служишь Господарю, а он защищает весь твой мир. Ибо Шоломонар, уже проникший сюда, заинтересован в том, чтобы никакая иная нечисть более не переходила кровавую границу. Вот и получается: ты служишь ему, потому что он служит твоему обиталищу. И потому, что он несет на своих плечах твою собственную сторожную службу.
   – Ага, и берет за это плату, – криво усмехнулся Всеволод. – Человеческой кровью.
   – Это небольшая цена, русич.
   – Одна жизнь в месяц…
   – Столько нужно Бернгарду, чтобы жить самому. Большего он не требует.
   – А ты, значит, помогаешь кормиться упыриному Князю?
   – Поверь, русич, пользы от него больше, чем вреда, – чуть-чуть дрогнувшим голосом ответил Бранко. – Он привел в опустошенную Сторожу орденских рыцарей, он навел порядок в этих многострадальных землях. Ты – чужак и тебе неведомо, в каких количествах волохи, мадьяры, саксы и прочий обосновавшийся здесь люд губили друг друга без всякой жалости, губили похлеще пришлой нечисти. Местные лихие вожди и хитроумные воеводы, королевские наместники-надоры и вольные ишпаны, гордые князьки и заносчивые бароны нещадно резались сами и гнали на бойню других. И не темные твари вовсе, не волкодлаки, не стригои и не Черные Господари в итоге под корень извели Сторожу, поставленную у Мертвого озера. А именно они – обезумевшие, ослепленные властью и безнаказанной вольницей людишки, в своих никчемных усобицах – за клочок плодородной земли или за пограничную крепостцу на скале. Все это случилось задолго до прихода Бернгарда. И до Темного Набега задолго.
   Бранко говорил так горячо, словно… словно оправдывался. Вот только перед кем? Перед Всеволодом? Перед собой?
   – Без Бернгарда, без его рьяной борьбы с колдовством и ведовством, возможно, Набега и не случилось бы вовсе, – заметил Всеволод.
   – Возможно, – не стал спорить Бранко. – А возможно – Набег начался бы много раньше. И тогда некому было бы встать на пути темных тварей.
   Грохот, треск. Из двери склепа опять сыпется щепа. Проклятье! Всеволод выругался. Пока этот прислужник князя-магистра заговаривает ему зубы, Бернгард, выберется из ловушки сам и выведет всех своих умрунов.
   Снова треск…
   Жечь! Нужно не разговоры говорить, а поскорее жечь нечисть! Молниеносным ударом меча Всеволод отшиб маячившую перед лицом валашскую саблю. Метнулся вперед. Пригнулся. Протянул левую руку к валявшемуся под ногами обрубку факела и…
   И едва не схватил пальцами отточенное сабельное острие.
   Отбитый в сторону кривой клинок Бранко извернулся по немыслимой траектории. Опередил на миг, оттолкнул клубок факельного огня дальше. Взметнувшись вверх, опять блеснул в искристых отблесках перед самыми глазами.
   Всеволод аж сплюнул с досады. Не ожидал он такой прыти. Ловок все же оказался волох!
   – Я не хочу причинять тебе вреда, русич. Но и не позволю вредить Бернгарду. Если новый Шоломонар действительно перешел границу обиталищ, без магистра и его серебряных стригоев нам не справиться.
   А треск в темной нише на противоположном конце галереи становился все сильнее. И без того изрядно потрепанная взрывом дверь склепа буквально разваливалась на куски. И времени оставалось – совсем ничего.
   А раз так… Ну что ж, коли так… Бранко сам выбрал свою судьбу.
   Второй раз Всеволод рубанул не по сабле противника – по руке. И третий – по плечу. И четвертый – в голову. Бил сильно, жестоко. Насмерть. Пусть слуга нечисти подыхает со своим господарем.
   Треклятый волох, однако, подыхать не желал. Поджарый, жилистый, стремительный, он ловко уворачивался, а когда не успевал – умело принимал удары на звенящий изгиб серебрёной стали, отводил и отбрасывал прямой клинок Всеволода в сторону. Даже пытался атаковать сам. Без особого успеха, впрочем.
   Это был отменный рубака, в совершенстве овладевавший уроками сабельного боя в кровопролитных сечах бесконечных эрдейских усобиц, на изматывающих тренировках сторожного ристалища и в ночных сражениях с нечистью за тевтонский замок. И все же Бранко – не Бернгард. Долго выстоять против обоерукого бойца… лучшего бойца русской Сторожи ему не дано. Вот только плохо то, что и быстро совладать с ним Всеволод не мог. А время работало против него. Время сейчас – на стороне Бранко и Бернгарда.
   Да, волоха изматывал бешеный темп схватки, навязанный Всеволодом. Да, итог поединка был предрешен с самого начала. Да, противник выдыхался, пятился, отступал. Но при этом уводил за собой и Всеволода.
   От огня.
   Назад, к склепу уводил.
   И ничего тут не поделать: сначала следовало раздавить, разрубить, размазать человека с саблей, а уж после жечь нечисть.
   Они двигались в яростном танце под звон металла.
   В полутьме, едва подсвечиваемой обрубком горящего факела, сталь ударялась о сталь. А две мечущиеся человеческие фигуры порождали столько причудливых теней, что, казалось, в подземелье бьется немалая дружина. Гулкое эхо многократно усиливало звяканье клинков – прямого и изогнутого.
   И – разваливалась под ударами мертвецов дверь склепа.
   Запыхавшийся Бранко сражался молча, расчетливо, сберегая дыхание. Атаковать волох больше не пытался. Всеволод же нападал. Наседал, теснил, гнул, ломал противника, ухал и взрыкивал на каждый выпад. Однако никак не мог нанести последний, решающий удар.
   Эх, второй бы меч сейчас в руку – сразу совладал бы с валашским израдцем! Но ножны – пусты. Но на второй клинок заперта дверь склепа. Да и все равно… Не дал бы ему сейчас стремительный Бранко времени вынуть еще один меч.
   Ладно!
   Сокрушительный удар – сверху вниз.
   Этого…
   Еще один – наискось.
   Хва…
   И – снова.
   …тит!
   И – опять!
   По сабельке, выставленной над головой.
   Готово! Задеть Бранко он, правда, так и не задел, но все же сшиб с ног, едва не сбросив в нишу, залитую греческим огнем и заваленную сосудами с сарацинским порошком. Волох упал. Однако сабли из рук не выпустил. Заворочался, путаясь в плаще, наброшенном поверх брони, – коротком белом, с широким воротником и увязанными за спиной рукавами.
   Добивать? Или уж не тратить времени, а бежать назад, к огню? И – сжигать вместе с Бернгардом.
   Нет, пожалуй, нужно добить. Пока волох не поднялся на ноги, пока не выдернул меча-засова из гнутой скобы. Эх, Бранко-Бранко! А ведь бок о бок шли от самых русских границ, ведь бились плечо к плечу супротив темных тварей!
   Уже занося меч, Всеволод мельком, краем сознания, отметил, что дверь-то практически и не держится. Расщеплена, расколота вся изнутри дверь склепа. Дырявая, как решето, ненадежная, как пень трухлявый. Не устоять ей больше под натиском Бернгардовых умрунов.
   «Дз-з-зяньк!»
   А все же первым поддались не изрубленные доски. Клинок, вставленный вместо засова.
   Разломился. Разлетелся надвое добрый меч.
   А уж за ним и сама дверь… Распахнулась. Вывалилась. Рассыпалась на доски и железные полосы.
   Первым, пачкая сапоги в горючей, но так и не возгоревшейся смеси, опрокидывая и топча горшки со смесью взрывчатой и не взорвавшейся, порог склепа переступил Бернгард. Мертвецы в тевтонских доспехах и одеждах следовали за ним. Оружие у всех обнажено. А кое у кого – и заметно иззубрено уже о мореный дуб в железной обивке.
   Бранко, воспользовавшись моментом, ловко вскочил на ноги. На лице волоха – ни ярости, ни злорадства. Бранко был спокоен, Бранко был доволен. У него – получилось. Задержать. Потянуть время. Добиться своего. У Всеволода же…
   «Не вышло! – с тоской подумал он. – Проиграл!»
   И изготовился к схватке, в которой ему, увы, не победить. Была, правда, еще надежда, что Бернгард вновь предпочтет не лить понапрасну кровь Изначальных. Но – слишком она слаба, эта надежда. После всего случившегося князь-магистр, едва ли доверится непредсказуемому и своевольному русичу. Сам Всеволод на его месте ни за что бы не доверился. Тем более, что закрыть Проклятый проход Берн-гарда вполне может и без него. Там, в склепе, в одиноком каменном гробу, в шипастой клетке из стали и серебра все еще лежит Эржебетт. И в ее жилах тоже течет кровь Изначальных.