Глава 20

   Да, у Всеволода была возможность оценить воинское искусство неведомого седока.
   Вот летающий змей в стремительном полете ложится на крыло и, сильно склонившись влево, оказывается подле стены детинца. Ловкий взмах, напоминающий движение жнеца – и меч-серп легко срезает голову в тевтонском горшкосбразном шлеме.
   А вот черный гад клонится вправо – к крыше, где обозначилось слабое шевеление – и под чудовищным ударом боевого серпа глиняной миской раскалывается на куски треугольный щит с черным крестом на белом поле. Вместе с разбитыми досками кувыркается отсеченная по самое плечо и застрявшая в ремнях рука. Кто-то заходится в диком вопле, слышном даже сквозь шум грозы и битвы.
   Вообще, крылатый змей и черный всадник действовали так же слаженно, как опытный кавалерист и добрый боевой конь. Поначалу Всеволоду показалось даже, будто эти двое намертво срослись друг с другом. Уже после он разглядел и диковинную узду из нешироких плоских и, видимо, необычайно крепких черных полос, и намотанную на драконью чешую проволоку, что сплошной сетью опутывала морду, шею и гибкое тулово, и укрытое меж крыльев седло, больше походившее на скамью с невысокой спинкой.
   Бранко с перекошенным лицом что-то закричал Всеволоду сквозь дождь и грозовые раскаты, указывая саблей то ли на крылатого змея, то ли на седока.
   – Шоломонар! – разобрал Всеволод. – Балавр!
   – Нахтриттер! – надрывался за спиной Томас.
   Излишние подсказки. Всеволод и сам уже догадался, кто кружит в грозовом небе над павшей… почти павшей Сторожей.
   Вот, значит, каково истинное обличье Черного Князя, когда он не прячется, подобно Бернгарду, за рыцарский плащ и человеческую личину. И вот, значит, как Черные Князья приучены воевать в своем обиталище. Несметную упыриную пехоту – вперед по земле, а сами – сверху. Что ж, очень удобно. И не очень опасно. К тому же с высоты прекрасно видно силы неприятеля. Ясно, куда гнать своих пеших бойцов, в каком количестве и с какой целью.
   Крылатый змей с темнеющей меж крыльев зловещей фигурой седока меж тем в очередной раз пронесся над крепостью, собирая смертельную жатву. И вновь взмыл в дождливую тьму. Разворачиваясь. Готовясь к следующему броску.
   Нет, с этой напастью, конечно, тоже пытались бороться. Как могли, чем могли… Лучники, арбалетчики… Стрелы летели отовсюду – со стен и крыш. А вон с надвратной башни даже пустили вдогонку увесистую глыбу из порока. Не попали. Крылатый змей легко увернулся от каменного ядра. Что же касается стрел… Потоки воды сбивали и отклоняли их на лету. А те, что достигали цели, не причиняли нечисти никакого вреда. Посеребренные наконечники отскакивали от драконьей чешуи, как дождевые капли. Ни одна оперенная заноза так и не вошла под черную шкуру, ни одна не вонзилась в крыло. Даже меткая татарская стрела, пущенная точно в левый глаз ящеру, не смогла пробить толстые складки век.
   Достать снизу Черного Князя, укрытого за толстым брюхом и широкими крыльями дракона, было и вовсе затруднительно. Нашлись, правда, пара лучников и удачливый арбалетчик, чьи стрелы все же царапнули по мокрой броне наездника. Царапнули – и только. И – бессильно скользнули в сторону.
   – Проклятая тварь! – раздался над ухом знакомый голос, полный ненависти и отчаяния.
   Конрад? Всеволод оглянулся.
   Так и есть! Рядом стоит бывший посол Закатной Сторожи. В руках – меч. Шлем-ведро сброшен на спину и висит за плечами на крепких ремнях, будто срубленная голова – на лоскутке коже. С толстого войлочного подшлемника и надетого поверх легкого шишака стекают струи воды. По лицу, по бороде. Лицо тевтона – искажено. Борода – всклокочена.
   Скорее всего, от надежного глухого шлема Конрад избавился по той же причине, что и Всеволод поднял забрало-личину. Чтобы смотреть вокруг не через заливаемую дождем узкую смотровую щель. Чтоб лучше видеть. Все и сразу. Да и слышать – тоже.
   Конрад видел. Слышал.
   И – скрипел зубами.
   – Что произошло, Конрад?! Как ЭТО произошло?! Как упыри вошли в крепость?!
   – Просто, русич! – зло выплюнул тевтон, мешая слова с брызгами дождевой влаги. – Очень просто! Нахтцереры ведут себя не так, как прежде.
   Это было очевидно. Это Всеволод понял еще в подземельях замка.
   – Сначала растерзали тварей, что прятались в дневных убежищах и первыми добрались до замковой горы, – рассказывал Конрад. – Потом двинулись на приступ сами. Причем не напирали, как обычно, – скопом, сразу, отовсюду, а наступали не спеша, разумно. Повалили рогатки на дальних подступах, расчистили путь главным силам. Вон там, видишь, со стороны ворот?
   Да, Всеволод видел – благо, света молний хватало. По склону замковой горы – до самого подножия темнел широкий проход. Раньше осиновые рогатки стояли там часто и густо. Теперь – не осталось ни колышка.
   – Погоди, Конрад, упыри, что же, сами и вытаскивали осину? – поразился он.
   Такое трудно даже представить! Всякому известно: кровопийцы не станут без крайней нужды да по доброй воле прикасаться к злому дереву, вытягивающему темную силу. Хотя о какой доброй воле может идти речь, когда в небе кружит упыриный Властитель?
   – И вытаскивали, и оттаскивали в сторонку, как миленькие, – ответил тевтон. – Выли, орали, валились без сил, но работу свою сделали справно. Потом поднялись к частоколу. Укрылись от стрел с той стороны, подрыли бревна, повалили…
   А ведь действительно – эвон какие бреши зияют в тыне перед рвом!
   – Ну, а уж после начался настоящий штурм. Сначала нахтцереры атаковали во-о-он там…
   Взмахом клинка сакс указал на дальний пролет западной стены.
   – Только то, как выяснилось, была лишь хитрость, обманный маневр. А кто мог ждать такого от тупых тварей?!
   Всеволод выругался про себя. Никто, разумеется. Кроме, быть может, Бернгарда. Но Бернгард в первые минуты приступа находился в склепе и вел там со Всеволодом непростые беседы.
   – Кто, русич?
   Всеволод вновь не ответил. Да заданный вопрос и не требовал ответа. За время предыдущих штурмов упыри приучили считать себя безмозглым ходячим мясом, жаждавшим крови, вконец обезумевшим от той великой жажды и утратившим в обретенном безумии всякую сообразительность и осторожность. Упыри всегда шли за живой кровью просто, незатейливо. Напрямую. Кратчайшим путем. Шли через серебро, огонь и осину.
   Таков был Темный Набег по сию пору.
   Но в эту ночь он стал иным. В эту ночь упырей вела воля и разум Пьющего-Властвующего.
   – Нахтцереры лезли настырно и бились люто, – продолжал сокрушаться Конрад. – Я перебросил к западной стене половину гарнизона. А твари всеми силами вдруг навалились оттуда…
   Теперь Конрад резким движением меча отмерил – будто обрубил – немаленький участок на восточной стене неподалеку от Серебряных Врат.
   – Причем не просто навалились. Им тут здорово помогли.
   Ага… видно… Меж двумя мощными башнями, повалена двускатная кровля над боевыми площадками. Крепкие заборала – побиты и покрошены. А защитные шипы… Целые пучки длинных посеребренных штырей, торчавших по верхней кромке стен, кто-то словно срезал под корень. Все это можно было сотворить только хвостом-кистенем или серповидным мечом – во время атак сверху.
   – Черный Князь? – хмуро спросил Всеволод. – Летающий змей?
   Конрад кивнул.
   – Нахтриттер. Его крылатый дракон вывалился из туч и обрушился с небес как сама смерть. Летающую тварь встретили стрелами. Попытались отбиваться мечами и копьями. Но даже серебрёная сталь не берет черную чешую и броню. Нахтриттер сбил со стены всех, кто там был. Порушил проходы. Срубил шипы. Освободил, почитай, целый пролет. Разумеется, нахтцереры ворвались в крепость. И остановить их уже было невозможно. Тварей оказалось слишком много, и по замку они расползались слишком быстро. Кровопийцы не охотились за добычей, как прежде, а спешили поскорее перекрыть главные проходы, захватить основные башни и участки стен. Они убивали любого, кто вставал на пути, но – не испивали убитых. Не задерживаясь, они шли дальше. Казалось, кровь не интересовала их вовсе. Только крепость. Мы удержали ворота, с полдюжины внешних башен, несколько проходов на крепостном дворе. Правда, это, как видишь, уже ничего не решает. Кого смог, кого успел, я увел сюда С нахтцерерами здесь сражаться еще можно, но вот эта крылатая тварь…
   Косо, длинно, по всему небу полыхнула очередная молния. Яркий синий блеск отразился от мокрой чешуи приближавшегося змея.
   – Осторожней, русич! Дракон! Он летит на нас!

Глава 21

   Черный ящер, развернувшись по широкой дуге под самыми тучами и сложив крылья, похоже, в самом деле падал на верхнюю площадку донжона.
   Еще одна молния…
   И тварь – еще ближе.
   И – вовсе уж никаких сомнений. Змей летел к высшей точке замка, будто камень, пущенный из гигантской пращи. Летел, набирая скорость. То – блестящим чешуйчатым комом, отчетливо освещенным резкими синими бликами, то – едва различимым сгустком тьмы, оторвавшимся от туч.
   Счет шел не на секунды даже – на мгновения.
   – Внутрь! – рявкнул Конрад. – Вниз! Быстро!
   А люди и без того, не дожидаясь приказа, уже сыпались со смотровой площадки в зев открытого люка.
   Внутрь, вниз… И – быстрее некуда.
   Видимо все было обговорено заранее, видимо, каждый подспудно ждал этого момента, и Всеволоду сейчас оставалось лишь удивляться, с какой скоростью могут исчезать воины при полном боевом доспехе в нешироком вроде бы отверстии. Защитники донжона ныряли в распахнутый люк один за другим, позабыв и о тяжести лат, и о ползущих снаружи кровопийцах. Что ж, упырей, взобравшихся на смотровую площадку, скинуть вниз еще можно, но вот противостоять свергающемуся сверху дракону… и всаднику на драконе…
   Стоп! А ведь они пытались! Противостоять – пытались.
   Укрывались-то в башне не все.
   У бойниц остались Конрад, еще какой-то незнакомый Всеволоду тевтонский рыцарь, трое кнехтов, Золтан, Раду, пара русских дружинников, Сагаадай и еще один степняк. Тевтоны, русичи и шекелисы расположились хлипким рваным кольцом по краю площадки, отчаянно машут клинками, разят копьями, кое-как сдерживая прущую снизу нечисть. Татары же, бросив сабли в ножны, шустро отскочили назад, к центру башни. К обломку флагштока.
   Отскочили, и…
   Ага…
   Вот уж у обоих в руках – приготовленные загодя веревки. Вот раскручиваются в воздухе тяжелые промокшие петли.
   Что-то свирепо, воинственно кричит Сагаадай. Да и второй степняк тоже не желает молча встречать падающую сверху крылатую смерть.
   Всеволод понял наконец, для чего здесь арканы. И для чего их концы намертво привязаны к флагштоку.
   – Русич! Ты все еще здесь? – Конрад схватил его за наплечник с явным намерением швырнуть к спасительному люку.
   Ну, уж нет! Всеволод решительно стряхнул с плеча латную рукавицу тевтона.
   – Мастер Бернгард велел тебя беречь! – сверкнул глазами Конрад.
   «Не меня – мою кровь», – мысленно поправил Всеволод. Вслух огрызнулся:
   – Я как-нибудь поберегусь сам!
   А то ведь Бернгардова опека эта уже поперек горла стоит!
   Для дальнейших препирательств времени не было.
   Черная блестящая туша – прямо над ними. И…
   – Ложись! – командует Конрад.
   Вокруг грохоча доспехами падают люди. Всеволода Конрад валит тоже. Бесцеремонно, грубо, не по-рыцарски: подножкой и неожиданным сильным тычком в грудь.
   Всеволод бьется назатыльником шлема о мокрые доски.
   Конрад падает рядом.
   Миг – и распластаны, вжаты в пол все.
   Кроме двух татар с арканами.
   Остальное Всеволод видит и слышит, лежа навзничь, на спине.
   Все происходит быстро, невероятно быстро, но тренированное сознание сторожного ратника все же поспевает за событиями, отмечает каждую деталь.
   Сначала – хлопок… Сильный порыв ветра и брызги сверху. Будто небо падает. Поток воздуха всколыхнул и едва не сбросил придавленный бревнами и досками тевтонский стяг. Огромные, резко раскинутые в стороны и вмиг закрывшие всю верхнюю площадку донжона крылья замедляют стремительное падение летающей твари.
   А уж потом…
   Грохот.
   Кажется, башня сотрясается до самого основания.
   Это драконий хвост обрушился на заборало. Трескается каменный зуб, брызжет, смешиваясь с ливнем, каменная крошка. Кто-то коротко охает, задетый то ли крупным осколком, то ли шипом змеиной булавы. Горохом сыплются вниз с мокрого скользкого камня почти уже влезшие на беззащитную площадку упыри.
   Скрежет.
   Чудится, уже не башню, а саму земную твердь разрывают и вырывают из-под ног… нет, в случае с Всеволодом – из-под спины.
   Это вытянутые во всю длину лапы крылатого ящера прошлись когтями по деревянному настилу, срывая толстые доски, кроша дерево в мокрую щепу, цепляя все, что можно подцепить. И вновь человеческий вскрик – сквозь раскаты грома и подвывание упырей. Еще кто-то не уберегся – попался в когтистые бредни. Точно: всполошный промельк развевающегося тевтонского плаща – не здесь, на площадке, а уже там – за заборалом, куда был выброшен несчастный. Плащ исчез. Крик стих – как стеной дождя отрезало.
   Влажный хруст.
   Как будто переломили толстую подгнившую изнутри ветку. И – опять вопль, полный дикой боли. Тоже, впрочем, быстро прервавшийся.
   Это молниеносно распахнулась и закрылась чудовищная зубастая пасть-клюв летающей твари. Змей перекусил надвое человеческую фигуру в черных одеяниях орденского кнехта. Глотать не стал – выплюнул. Из-за посеребренных доспехов, видать.
   И – сверху – кровь с дождем, прямо в лицо.
   Однако степняки с арканами уцелели. Пригнулись пониже под обломком флагштока. Проскочили под чешуйчатым брюхом. Увернулись от растопыренных лап. Оба – и сам юзбаши, и его ловкий воин.
   Две петли метнулись вслед взмывающему обратно – к тучам – крылатому змею.
   Тварь, не успевшая вновь набрать скорость, поднималась грузно, неповоротливо. Тварь не смогла отлететь достаточно далеко. Отяжелевшие от влаги веревки, словно цепкие щупальца, достали, хлестнули по черному, блестящему…
   Но, увы, это была не привычная для татар ловля лошадей из полудиких степных табунов. Извивающийся аркан Сагаадая, брошенный повыше и посильнее – через крыло, чуть не на голову Черного Князя, хозяин крылатого змея на лету срубил мечом-серпом. Вторая петля – другого ловца – захлестнула заднюю лапу дракона. А тот. казалось, даже не заметил накинутых пут.
   Взмах широких крыльев. Вновь набухает, будто парус и шумно хлопает влажной тканью поверженное полотнище тевтонского стяга. Прочный аркан, соединенный с основанием сломанного флагштока, натягивается, как тетива татарского лука, как струна на цимбале Раду.
   А в следующий миг…
   Словно сарацинский порошок взорвался в следующий миг под дощатым настилом.
   Рывок. И брызги, щепа, труха, гвозди, железные кольца – во все стороны. Огрызок флагштока и обломки досок, под которыми он крепился к прочным балкам, взмывают вверх. Подцепив и выдернув из-под завала тяжелый промокший стяг. И не только его подцепив. Не только его сдернув с башни.
   Вослед дракону летит еще и человек. Степняк, набросивший петлю на лапу крылатой твари, то ли не успел вовремя выпустить аркан из рук, то ли сам был захлестнут предательской веревкой с основанием флагштока на конце.
   Сыплются обломки. Тевтонское знамя и татарский воин уносятся вверх, исчезают где-то в низвергающихся потоках воды, в кромешной тьме, навалившейся после череды слепящих молний.
   Но еще миг спустя…
   Еще молнии.
   И вновь видно. Все.
   И то, как…
   Большое развевающееся белое с черным крестом полотнище и маленькая орущая, дергающаяся в воздухе человеческая фигурка падают вниз. А следом – сложив крылья… догоняя, обгоняя… камнем, глыбой, обломанной скалой – устремляется в очередную атаку черный змей с черным всадником на спине.
   Не удалось! Арканами – тоже не вышло! Затея провалилась!
   Всеволод вскакивает на нога, озираясь. Стоять трудно. От ровного дощатого настила уже мало что осталось. Весь пол смотровой площадки словно перепахан безумными оратаями. Под ногами – вздыбленные обломки досок да обнаженные, скользкие от дождя и несмытой еще дождем крови округлые бревна перекрытий. По таким не шибко-то поскачешь. Да и они тоже, наверное, не смогут долго выдерживать наскоки крылатой твари. Значит, скоро вся верхняя площадка донжона будет разметена по бревнышку, сброшена за заборало или обрушена внутрь. И что тогда?
   – Наверх! Все наверх! – Конрад тоже уже на ногах.
   Ага, уцелел, значит. Только вот шлем-горшок со спины сорван, и невесть где теперь его искать. Да и нет времени для поисков: упыри перемахнули через крепостные зубцы. Кровопийцы – на башне! Конрад, однако, держится молодцом. Отдает дельные приказы и сам лихо рубит прорвавшихся тварей.
   Всеволод рубит тоже. Двумя руками. Двумя мечами.
   Из раскрытого люка на разбитую площадку выскакивают защитники донжона. И с лестницы – сразу в бой, оттесняя нечисть.
   Повезло. Оттеснили. Сбросили. Очистили пространство. В этот раз – да. Встали на прежние места. Заняли прежние позиции. Успешно отбивают новые атаки снизу.
   До следующей – которая сверху?
   А после – снова снизу.
   И опять – сверху.
   И снизу. И сверху. И…
   И надолго ли их хватит?
   Вряд ли. Если ничего не изменится, не под силу будет выстоять эту ночь обычным людям.
   А необычным? А нелюдям?
   Всеволод вновь обратил взор вниз. Туда, где над крышами замкового двора метался черный змей с Черным Князем на спине и где бушевало разлившееся по Стороже упыриное море. Только не эти твари интересовали его сейчас. Другие.
   В лабиринтах крепости Всеволод выискивал мертвую дружину Бернгарда.
   Ага, вон они! И ведь не только они! Не одни умруны там! Надо же, отряд-то Бернгарда по мере продвижения вперед не уменьшается вовсе, а наоборот – увеличивается, обрастая новыми примыкающими к нему воинами.
   Всеволод начал понимать, что именно задумал магистр.

Глава 22

   Бернгард вел своих мертвых рыцарей вдоль внешней северной стены к Серебряным Вратам. Вел упорно, настырно, сминая любое сопротивление на пути. Однако не покидая при этом тесных проходов и не забывая укрываться под крышами и нависающими карнизами от атак крылатого змея. Умруны то растекались по соседним улочкам, то вновь объединялись, но неизменно продвигались в одном направлении – слаженно, спаянно, помогая друг другу, прикрывая друг друга.
   У запертых ворот, куда так стремился Берн-гард, а также на примыкающих к надвратным башням стенных пролетах, окруженных нечистью, шла, пожалуй, самая ожесточенная битва. Защитников здесь укрылось немало, и оборону они держали крепко. Тевтоны, русские дружинники и татары умело отражали натиск упырей, не особо подставляясь летающей твари.
   – Мастер Бернгард хочет соединиться с привратным отрядом… – подле Всеволода вновь стоял Конрад. Едва глянув вниз, тевтон тоже верно оценил обстановку. – А по пути собирает тех, кого еще можно собрать. Всех – в один кулак.
   Мертвая дружина продвигалась не спеша, но уверенно. Деловито прокладывая путь в сплошной массе упыриного воинства и почти не неся потерь. Что, впрочем, неудивительно. Не так-то просто потерять в бою однажды уже умершего воина. Покуда не разорвут такого в клочья – и не потеряешь. А разрывать покойников, облаченных в серебро и серебром же пропитанных, кровопийцы Шоломонарии не успевали: клинки умрунов все-таки разили податливую белесую плоть быстрее и беспощаднее, нежели когтистые лапы крушили броню из белого металла.
   Мертвецы шагали за своим магистром, как зримая чума, как неумолимый мор. Там, куда они еще не дошли, – кишмя кишели темные твари. Там, где они прошли, в струях дождя бурлила черная кровь и едва ворочалась подыхающая нечисть.
   Серебряные умруны двигались по трупам от строения к строению, расчищая дорогу, прорубаясь к окруженным, рассеянным, разбросанным по крепости, но уцелевшим еще защитникам Сторожи. Вызволяя каждого способного к бою ратника – будь то тевтон, русич или татарин.
   Сейчас мертвецы Бернгарда по воле своего Властителя спасали людей, чьей смерти жаждал иной Черный Князь и иные твари. Мертвецы освобождали то один островок сопротивления, то другой…
   Вон там – освободили.
   И там.
   И там – тоже.
   И там – еще.
   Вырванные из лап лютой смерти, одиночки и небольшие группки гарнизонных ратников без промедления примыкали к магистру, не особенно интересуясь, кто это такой несокрушимый и неуязвимый следует вместе с Бернгардом. Это спасенные будут выяснять позже. А пока – нет на то ни времени, ни возможности. Обстоятельства не располагали к расспросам. Упыри наседали со всех сторон. Шел бой. И нужно было сражаться.
   Дружина Бернгарда множилась. Переставала быть мертвой. Смешивалась с живыми защитниками Сторожи. И с каждым пройденным отрезком пути обращалась в силу более грозную, нежели была прежде.
   – Если мастер Бернгард соединится с привратной стражей, – вслух прикидывал Конрад, – А после вместе с ними обойдет крепость по кругу, собирая всех уцелевших… Тогда к донжону подступит немалый отряд. И пусть проклятая нечисть попробует взять нас до рассвета!
   «Проклятая нечисть?»
   – Эх, знал бы ты, Конрад, кто на самом деле скрывается под личиной Бернгарда. – Всеволод не удержался от не совсем уместного в данных обстоятельствах замечания. – Ведал бы, что за рыцари вышли с ним из подземелья. Может, и не радовался бы так прежде времени.
   Конрад поморщился.
   – Вообще-то мне тут уже всякое понарассказывали, русич. – Тевтон выразительно покосился на Сагаадая и двух шекелисов. – Но мне пока неведомо, где в сказанном правда, а где ложь. Да, я много слышал о замковом упыре, да, я понятия не имею, кто идет за Бернгардом и откуда взялись эти рыцари. Но я знаю одно: сегодня они появились вовремя. И без них Стороже не выстоять. На них нынче вся надежда. Наша и нашего обиталища. Ибо этой ночью они на нашей стороне. И потому я готов до рассвета биться с ними бок о бок. А уж после, при свете солнца, будем разбираться. И уверяю тебя, русич, то же самое сейчас тебе скажет любой. Потому что сейчас льется кровь, а значит, все упрощено до предела. Нахтриттер – враг. И его темные твари – враги. А тот, кто выступает против врага – союзник. И давай не будем больше об этом. Утром – когда отобьемся… если отобьемся – сколько угодно. Сейчас – не нужно. Договорились?
   Всеволод промолчал.
   Всеволод смотрел вниз.
   Серебряные умруны в тевтонских плащах рубились в первых рядах. Живые защитники Сторожи помогали мертвым – шли следом, добивали раненых тварей, принимали на копья и клинки упырей, пытавшихся обойти с флангов и тыла, бросавшихся со стен, выскакивавших из окон и дверей.
   Черный Князь пришлого упыриного воинства давно уж узрел новую угрозу. Потому и кружит теперь только над крепостным двором, раз за разом направляя своего крылатого змея в лабиринт тесных улочек. Только вот добиться ничего не может. Из узких проходов меж осиновой кровли выцарапать врага не так-то просто. И мечом-серпом – не достать. И драконьим хвостом-кистенем – тоже. Зато пообломать широкие крылья и самому расшибиться на лету – пара пустяков.
   По-хорошему посадить бы сейчас Шоломонару гада своего поганого на крыши да спешиться самому. Но, видать, осина мешает. Да и несподручно, наверное, вражьему Князю управлять снизу столь великим воинством. Сверху – оно ведь куда как удобней.
   И темный Властитель управлял. Странно вот только как-то. Непонятно. Упыриный Князь зачем-то отводил своих тварей от почти взятых стен, от почти павших башен. Упыри спешно покидали и замковый детинец. Отходили из разбитых ворот, торопливо сползали вниз со стен. И от донжона тоже разом отхлынула белесая волна. Никто больше не лез через заборало, никто не совал когтистые руки в бойницы.
   Отступление?
   Нет – перегруппировка сил.
   Почти вся упыриная рать, хозяйничавшая в крепости, теперь втягивалась в узкие проходы внутреннего замкового двора. Преграждала дорогу Бернгарду, окружала…
   Числом решил взять, супостат?! Но ведь и это будет непросто. Путаный лабиринт крепостного двора – все ж не чистое поле. Численное превосходство использовать здесь в полной мере невозможно. Куда большее значение имеют сейчас ратное мастерство каждого отдельного бойца, умение держать общий строй и добрая серебрёная сталь в руках.
   Отряд Бернгарда, наткнувшись на новую преграду, лишь замедлил продвижение. Но – не увяз, не остановился. Мертвецы из склепа перли вперед с тупым упорством и механическим безрассудством, несвойственным живым.
   В каком-то ускоренном, но чудовищно размеренном ритме поднимались и опускались мечи и секиры. И после каждого дружного взмаха в дождь, падавший сверху, тугими фонтанами снизу брызгала черная кровь. Упыриное отродье ряд за рядом ложилось в жидкую грязь, будто скошенная опытными косцами сорная трава.
   Только вот по мере приближения к Серебряным Вратам отчего-то и мертвая дружина Бернгарда, и примкнувшие к ней живые воины поднимались все выше и выше. Будто восходили по ступеням незримой лестницы. Уже, почитай, до окон теснившихся вокруг построек поднялись. Еще немного – и до дверных притолок доберутся. А там – и до крыш недалече.
   Вот именно – до крыш!