Меньшов Виктор. Сердца Лукоморов

   - Не смей спать! - толкнул меня локтем в бок Буян. - Буди тех, кто стоит с тобой рядом, не давай уснуть! Ты что, не понял, что это тихая смерть?! Усыпят нас, потом выпьют кровь.
   Я растолкал Ивана - Болотного Царевича, но никак не мог разбудить Черномора, который сладко спал, уложив лысую голову на палицу.
   Так же безуспешно Буян ставил на ноги скомороха.
   Он ставил его, а Яшка, как упрямый Ванька-встанька валился обратно в болотную траву и коснувшись затылком земли, начинал звонко храпеть.
   - Подвинься, - устав бороться с Яшкой, отодвинул меня от Черномора Буян. - Сейчас я их обоих мигом разбужу!
   Он взял за ноги в одну руку Черномора, а в другую - скомороха. И окунул головами в болотную воду.
   Вопли скомороха и брань Черномора на мгновение перекрыли даже вой вконец обезумевшего хоровода Ведьм. Они замедлили движение только на миг, но его оказалось достаточно для того, чтобы Буян, воздев над головой большой двуручный меч, бросился вперёд, сокрушая перед собой всё, что шевелилось.
   - Все вперёд! - прокричал Медведь, хватая нас за плечи и выталкивая вслед за Буяном.
   Мы бросились в образовавшийся за спиной Буяна коридор, рубя налево и направо, беспощадно отсекая тянувшиеся со всех сторон руки с длинными когтями.
   Над болотом повис жалобный вой и протяжные стоны. Ведьмы попятились.
   - Вперёд, Витязи! - кричал Буян, прорубая коридор сквозь Ведьм и увлекая за собой.
   - Вперед, Воины! - взывал Медведь, не давая Ведьмам напасть на нас с тыла.
   Остров был близко, рядом, Буян уже вступил на него, обернулся, чтобы посмотреть, что происходит за спиной, увидел, что мы уверенно приближаемся к острову следом за ним, и победно воздел меч. Но слепая Ведьма пронзительно завопила, перекрыв ужасный вой своих подруг:
   - Держите их! Они наши! Бросайтесь на них! Рвите когтями! Грызите зубами! Топчите! Ломайте! Пейте кровь! Набрасывайтесь скопом! Не дайте им шагу ступить на Остров!
   На нас с удвоенной силой бросились Ведьмы, воспрянувшие духом от призыва своей повелительницы. Мне показалось, что их стало ещё больше, хотя этого никак не могло быть потому, что великое множество порубленных Ведьм лежало под ногами в болоте. Мы шли по ним вперёд, как по ковру.
   Ошеломленные неожиданным натиском Ведьм, мы дрогнули. Нам казалось, что вот она, Победа! Вот он, заветный Остров, у наших ног. Но нет же!
   Потеснили нас от Острова Ведьмы. Наше спасение было отгорожено живой оградой разъяренных существ. Мы не сражались, а беспорядочно размахивали в воздухе саблями и мечами, не столько нападая, сколько думая о том, как бы защитить себя.
   Наверное, всё это закончилось бы для нас плохо, Ведьмы загнали бы нас в болото, и просто-напросто затоптали.
   Но в дело вмешались бывалые Воины. Медведь, решительно растолкав нас, бросился грудью вперёд потеснил ораву визжащих в экстазе Ведьм. Буян, забежав вперёд, терпеливо дождался, пока Ведьмы подойдут к Острову, и стал швырять в них песок, крича при этом:
   - Вот вам землица вместо водицы! Жрите, твари, сырую землю!!!
   Ведьмы, не боявшиеся булатных клинков, в паническом ужасе бросились врассыпную, топча друг друга, шарахаясь от горстей песка. Мы прорвались к Острову, немного смущенные своим не самым мужественным поведением, но счастливые тем, что преодолели и врага, и свой страх, и вопреки всему достигли цели.
   Вокруг Острова, воя и сбивая друг друга с ног, метались беспорядочные толпы Ведьм. Как только на них попадал песок, они мгновенно слепли. Ослепшие Ведьмы сбились в утробно воющую и жалобно вопящую толпу возле Острова. Они топали ногами, размахивали в бессильной ярости когтями, но на землю ступить боялись.
   - Разве Ведьмы боятся земли? - спросил я.
   - Это смотря какие Ведьмы, - ответил Иван - Болотный Царевич. Лесные Ведьмы не боятся, а вот водяные, да болотные - боятся, к тому же, на них Зарок наложен - Острова охранять.
   - А ты откуда знаешь? - поинтересовался я.
   - Если бы не Зарок, они на нас нападать не стали бы, - ответил Иван.
   Глава двадцать девятая
   Ведьмин Зарок
   - Ты если что про Зарок знаешь, расскажи, - проворчал Черномор.
   Мы уселись вокруг, Иван устроился по серединке, на пеньке и начал рассказ.
   - Начать нужно с того, что Ведьмы, стражи болотные, не сразу Ведьмами стали. Были эти Ведьмы когда-то обычные речные, да озёрные Русалки-красавицы.
   Как известно, Русалки - это девушки, утопившиеся от несчастной любви, обманутые коварными ухажерами. Живут тихо в омутах, по ночам на берег выходят, хороводы водят, песни грустные поют, расчёсывают на берегу зелёные волосы, утешают друг друга. Они пугливы, увидят кого, или услышат, идёт кто-то к омуту, разбегаются, бросаются в воду. Вот почему часто случается, что идёт путник к речке, слышит голоса девичьи, но выходит на бережок, никого нет. Только трава примята возле берега, да по тёмной воде круги расходятся.
   Но если присмотреться внимательно, на камышах, да на осоке, вдоль тропинки, к омуту сбегающей, зелёные нити разглядеть можно, тонкие и длинные, как девичьи волосы. В народе эти нити так и называют: русалочьи волосы. Это Русалки, когда от глаз чужих убегали, волосами распущенными зацепились, так пряди и оставили.
   А ещё Русалки любопытны и смешливы, как все девушки. И озоровать любят. Если рыбак вместо улова то башмак вытащит, то за корягу крючком зацепится, значит всё, бросай рыбалку, Русалки с ним балуются.
   Или полез купаться молодой парень, осмотрелся по сторонам, нет никого вокруг, разделся до гола, да в воду - бултых! Поплавает, поныряет всласть в ласковой водичке, подплывает к берегу - нет одежды! Смотрит, а одежда на другом берегу, на кустах ракиты развешена. Это Русалки шалят. За одеждой руку протянул, на него Русалки-озорницы как набросятся, и ну щекотать!
   До слёз защекочут!
   Но не всегда забавы Русалок такие безобидные. Бывает, что и защекочут не только до слёз, но и насмерть. Особенно же упаси Господь девичьему обидчику возле омута гулять. Углядят его Русалки, враз на дно утащат, даже пикнуть не успеет. Жестоко мстят прекрасные утопленницы своим обидчикам.
   Но не только девичьим обидчикам Русалок опасаться следует. Русалки юные девушки, от любви погибшие. Потому они страшно влюбчивы. Если приглянется кому-то из Русалок пригожий парень, лучше ему к воде не ходить.
   А так они вполне безобидные, грустные.
   По ночам любят на берег выходить, хороводы водят, песни русалочьи поют.
   И вот был такой случай.
   Жила в одном селе, около большого озера, пастушка, девушка-красавица. Был у неё жених, молодой симпатичный пастушок. Любили они друг дружку, дело к свадьбе шло. Такая красивая пара была, всё село на них налюбоваться не могло, все им добра желали, всем от их любви теплее становилось.
   Всем, да не всем.
   Надо же было случиться, что поселилась в том же селе, на самом краю, в доме, в котором раньше кузница была, молодая вдова приезжая. Откуда она взялась, никто не знал. Сама про себя ничего не рассказывала, да её никто не расспрашивал.
   А зря.
   Потому что это была Чёрная Вдова.
   Не случайно она в бывшей кузнице поселилась. Всем известно, что кузнец всегда бок о бок с чертями живёт. И у него, и у чертей ремесло огненное. Потому в старых кузницах нечистая сила селиться любит. Вот и Чёрная Вдова поселилась в брошенной кузнице не случайно, она с нечистой силой давно знакомство водила.
   Она из села в село ходила, в каждом селе нового мужа выбирала, как правило, богатого, поскольку была алчной, кроме денег ничего, а тем более, никого, не любила. Выйдя замуж за очередного богатого мужа она была с ним внимательна и ласкова, ухаживала, вилась вокруг него, как голубка возле гнезда, как вьюнок вокруг дерева.
   Односельчане смотрели на них и считали, что земляку их опять подвалило счастье. Мало того, что богатства не меряно, ещё и жену красавицу заимел. Да такую, что души в нём не чает.
   Чёрная Вдова, уверив всех, что она любит своего мужа, выжидала подходящего для колдовства вечера, поила мужа сонным отваром, а сама, пока он спал сладко, отправлялась ночью в заброшенную кузницу. Там она разводила огонь в давно погасшем горне, раздувая мехами тлеющие угли, запускала длинные пальцы в горящие угли, окунала лицо в сыпавшиеся искры, и начинала призывать:
   - Мать-Ведьма, Отец-Ведьмак, явитесь на зов, помогите своей дочке названной чёрное дело совершить!
   С глухим стуком падала на пол тяжёлая железная наковальня, меха сами продолжали раздувать тлеющие угли в яростный огонь, а в углу взбрыкивала колченогая скамейка, и подскакивала к Чёрной Вдове. Она с готовностью подбирала длинные юбки и усаживалась верхом. Скамейка ржала, вставала на дыбы, махала в воздухе деревянными ножками, и вылетала в трубу, окутанная снопом искр. И уносила, с диким ржанием, Чёрную Вдову прямиком в бездонное звёздное небо.
   Там, прислонившись плечом к Луне, поджидал её Отец-Ведьмак, которому все Ведьмы - дочери названные.
   - Что, дочка названная, - подмигивал он ей громадным красным глазом, - опять богатого муженька нашла? Спешишь овдоветь?
   И громко хохотал над своей шуткой. Так громко, что чёрные тучи тряслись, и из них громы и молнии на землю сыпались. Услышав смех, просыпалась Мать-Ведьма, выбиралась из большой грозовой тучи, в которой спала, как в перине.
   - Дочка моя любимая, названная, в гости пожаловала, - радовалась она. - Можешь ничего не говорить. Иди домой, муж твой уже заболел, спеши, помогай ему...
   - Не выздороветь! - хохотал Отец-Ведьмак.
   И от хохота его сыпались на землю звёзды с неба.
   Чёрная Вдова благодарила названных родителей и спешила обратно, чтобы до третьих петухов успеть вернуться в дом к мужу, на которого уже навела порчу и смертельную хворь злобная Мать-Ведьма. Отец-Ведьмак дожидался, когда Чёрная Вдова, дочка его названная, домой вернётся, задувал на небе ещё одну звёздочку, вместе с которой угасала душа несчастного мужа Чёрной Вдовы. Звёздочка скользила по ночному небу, как слезинка по щеке, и упав в тёмную воду, тихо шипела, словно последний вздох издавала. В это же самое время с последним вздохом мужа Чёрной Вдовы бессмертная душа навсегда покидала его.
   Отец-Ведьмак обнимал Мать-Ведьму и они хохотали от радости, да так, что из гнёзд ночные птицы вылетали, и ночная роса дождём на землю осыпалась. Он подхватывал Мать-Ведьму в охапку, и вихрем уносился в вечную темноту, пнув напоследок Луну, которая от пинка его стремительно улетала прочь с неба, уступая место Солнышку.
   Очумелые петухи, сбитые с толку неожиданно ранним рассветом, начинали заполошно кукарекать, решив, что проспали. Застигнутая врасплох яркими лучами, улепётывала с земли перепуганная мелкая нечистая сила, творившая по ночам озорство, да мелкие свои пакости. А с неба раздавался громкий хохот Отца-Ведьмака, и не менее громко вторила ему Мать-Ведьма.
   Чёрная Вдова выбегала на улицу села с пронзительным притворным плачем, извещая всех о внезапной смерти своего мужа. И так она до этого ловко притворялась, что любит его, так за ним ухаживала на виду у всего села, что никто на неё даже помыслить худое не смел. Наоборот, все жалели её, сочувствовали, особенно видя то, как она убивается по умершему супругу.
   Вдова горевала для вида, выжидала, сколько положено, да и выходила опять замуж, на этот раз за богатого мельника.
   Опять любовь свою к нему старательно показывала. И опять все завидовали мельнику, не подозревая, какая ему участь уготована. А втайне стала Чёрная Вдова пастушка соблазнять, на которого давным-давно глаз положила.
   Как только вокруг него не вертелась, какими чарами и посулами ни пыталась его заманить, ничего не получалось. Пастушок кроме своей любимой пастушки никого знать не хотел.
   Такая у них с пастушкой любовь крепкая да верная была, что на него ни один колдовской наговор не действовал, никакие заклятия, никакое зелье приворотное. Чёрная Вдова затаилась, но не сдалась. Она привыкла получать то, что ей хотелось. К тому же она была коварна и зла. Выследила соперницу, девушку пастушку, когда та пасла коз и на солнышке задремала. Вытряхнула Чёрная Ведьма из рукава гадов ползучих, которых два дня по дальним поганым болотам под корягами собирала, напустила их на спящую девушку.
   Подползли гады ползучие к пастушке и покусали её...
   Вечером погнал коров домой пастушок, завернул за своей возлюбленной пастушкой, чтобы вместе в село вернуться. Смотрит: козы по всему полю разбрелись, а любимая на пригорке спит сладко. Подошёл и увидел, что не спит она, что покусали её насмерть гады ползучие. Потоптал пастушок гадов ползучих, девушку в село отнёс. Похоронил, погоревал, да что делать? Стал дальше жить.
   Чёрная Вдова пуще прежнего к нему пристаёт, прохода не даёт. Стал пастушок её укорять за то, что она при живом муже за молодым парнем бессовестно бегает. Чёрная Вдова сгоряча и сказала, что муж не навсегда даётся, дело это, мол, поправимое, был муж, и не будет его.
   Пастушок услышал, и забыл. Решил, что это она в сердцах сказала, мало ли что ослеплённая любовью женщина сказать может?
   Только вскоре тяжело заболел мельник. На глазах тает. Всё село удивляется: такой мужик здоровый был, зимой в проруби купался, по два мешка муки на себе таскал, и вдруг так вот сразу занемог.
   Пастушок, как услышал про странную болезнь мельника, вспомнил про внезапную смерть своей возлюбленной, и слова вдовы вспомнил, что она про мужа говорила и про то, как она ему прохода не давала.
   Заподозрил он Чёрную Вдову, а как показать на неё - не знает.
   Умер мельник. Понесли его хоронить, а Чёрная Вдова дома осталась, сказалась больной. Она никогда на кладбище не ходила.
   Когда после отпевания в церкви гроб привезли на кладбище, все увидели, что в воротах стоит пастушок, а рядом с ним брат умершего мельника, тоже мельник из другого села.
   Пастушок вышел вперёд и сказал всем:
   - Не сам по себе в нашем селе умер мельник, не сама по себе умерла моя любимая пастушка. Это жена мельника, вдовой оставшаяся,их погубила.
   Односельчане в страхе стали креститься, подумали, что пастушок, оплакивая свою возлюбленную пастушку, от горя рассудок потерял. В то, что он правду говорит, никто поверить не мог. Тогда сказал пастушок:
   - Выслушайте брата мельника, не хотите мне верить, ему поверьте.
   Вышел вперёд мельник и сказал так:
   - Мы, мельники, сами немного колдуны. Возле воды живём, с водяными да русалками рядом. Только мы зла людям не делаем. Приведите ко мне вдову моего брата, я колдун, точно сумею сказать, Ведьма она, или нет.
   Не поверили ему, но всё же привели. Посмотрел на неё мельник и сразу сказал:
   - Это Ведьма!
   Чёрная Вдова стала плакать, говорить, что горе ослепило мельника, что он напраслину на неё возводит, смерть брата разум ему помутила.
   - Что ж, - не стал спорить мельник. - Пусть будет так, как ты говоришь. Я похороню брата и уйду. Ты только ответь: когда твоего предыдущего мужа хоронили, ты была на кладбище?
   - Нет, не была, - тихо ответила Чёрная Вдова. - Я болела от горя.
   - А сегодня почему не пришла на кладбище хоронить мужа? - ещё строже спросил мельник.
   - У меня глаза от горя болели, сердце на части разрывалось, не могла я на кладбище идти.
   - Ты хотя бы раз ходила на могилку к предыдущему мужу? - не отставал суровый мельник.
   - Зачем мне ходить на кладбище? - ответила Чёрная Вдова. - Я не пастушка, своё горе пасти...
   - Не потому ты на кладбище не ходишь, что горе своё тревожить не хочешь, - возразил мельник. - Ты не можешь на кладбище ходить. Потому что ты - Ведьма, а на кладбище земля - освящённая. Если ты не Ведьма, сделай хотя бы шаг за ограду, хотя бы одной ногой ступи туда.
   Не решилась Ведьма за ограду шагнуть. Подошёл к ней пастушок и спросил:
   - Есть ли у тебя крест нательный?
   - Я его потеряла, - глядя ему в глаза горящими лютой злобой и ненавистью глазами, ответила Ведьма.
   - Если ты на кладбище идти боишься, поцелуй крест нательный, мне его моя любимая подарила. Поцелуй, и мы тебе поверим. Я первый у тебя прощения попрошу.
   Достал пастушок крест нательный и протягивает на ладони Чёрной Вдове.
   Та осмотрелась по сторонам, видит, деваться некуда. Решилась, зажмурилась и прикоснулась губами к кресту нательному, который пастушка своему любимому пастушку на вечную память подарила. Прикоснулась Ведьма губами к кресту, и отскочила, взвыла от боли ужасной.
   Посмотрели люди, а у неё губы сожжены огнём небесным.
   - Ведьма! Ведьма! - закричали вокруг, и бросились на неё со всех сторон.
   - Постойте! - остановили народ пастух и мельник. - Она убила самых близких нам людей, отдайте нам её, мы сами казним Ведьму.
   Отдали им связанную Чёрную Вдову. Посадили её пастушок и мельник в мешок, отнесли на старую, давно заброшенную мельницу, привязали камень и утопили в глубоком омуте.
   Даже место никому не сказали, чтобы никто не вспоминал её.
   Только не позабыли про неё Мать-Ведьма, да Отец-Ведьмак. Напустили они дурной туман на омут, в котором утопили Чёрную Вдову, и все Русалки, жившие в омуте, стали Ведьмами. Стала ими Чёрная Вдова заправлять. Стала подбивать Русалок злые дела делать, скот топить, людей в омут заманивать.
   Много веков прошло, увидали их Демоны, назначили Чёрную Вдову Главной Ведьмой, взяли с Ведьм Великий Зарок, что выручат их Демоны из тесного омута, отведут на просторное болото. Ведьмы за это верой и правдой будут мост к Сокровищам охранять, честных людей за Сокровищами не пускать.
   С тех пор и выполняют Ведьмы Зарок.
   Глава тридцатая
   Воевода
   - Ну, что, бойцы-молодцы? - спросил Буян. - Мы почти дошли. Давай, походный атаман, скажи нам напутственное отцовское командирское слово перед тем, как во Дворец идти.
   - Слово? - опешил Черномор, подозрительно глядя из-под густых бровей на своего постоянного обидчика, ожидая очередного розыгрыша, или подвоха. Что ж. Можно и слово сказать...
   Он решительно откашлялся, открыл рот, постоял с разинутым ртом, пошевелил от напряжения бровями, потом бородой, потом всем лицом сразу, ничего не сказал, и закрыл рот.
   Ещё раз откашлялся, по привычке яростно поскрипел в затылке палицей, набрал со свистом в грудь воздуха побольше, и наконец сказал:
   - Ну, так что? Мы вот почти пришли.
   И опять замолчал. Помолчал и добавил:
   - Так вот. Значит.
   - Очень впечатляющая речь, - не дождавшись продолжения, восхищённо показал большой палец Буян. - Главное, борода, слова ты подобрал замечательные, редкие, хорошие, душевные. Надо бы запомнить. Или записать.
   - Ладно тебе балагурить, - махнул на него Медведь. - Хватит задираться. Скоро возьмём Сокровища, заберём, или отвоюем у Демонов красавицу нашу, Марью - Лесную Царевну, и разойдёмся по домам. Столько лет в кабаке просидеть пришлось. Тоска! Руки работы просят.
   - Во! - хохотнул отдышавшийся и оживившийся скоморох. - Работы ему подавай! Только этого не хватало! Мне бы лежать дома на печи, да есть калачи! Была бы в подполе картоха, а с ней и житьё неплохо.
   - А где твой дом, Яшка? - спросил Черномор. - Где ты живёшь?
   - У скомороха житьё не плохо! - с готовность затараторил Яшка. - Я свой дом поправил, соседу четыре синяка поставил. Дом мой каменный, на соломенном фундаменте. Труба в нём еловая, печка сосновая, заслонка не благословлённая, глиняная. Окна большие, буравом наверченные. Чёрная собака во дворе хвостом за палку привязана, хвостом лает, брюхом серчает, головой качает, ничего не чает. Четверо в моем доме ворот и все в огород. Кто мимо меня едет, всяк ко мне заворачивает, а я ему карман выворачиваю. Так угощаю, чуть живых отпущаю. У меня в моем городе сплошь стоят мои лавки: на правой стороне это не моё, а по левой и вовсе чужое. Прежде я был купцом, торговал кирпичом, да остался ни при чём. Теперь вот живу день в воде, день на дровах и камень ко сну в головах...
   - Ну, затрещал, - усмехнулся Буян. - Значит, дело к развязке, если скоморох наш ожил. Ну что, пойдём? Кого нам стоять-дожидаться? Давай, атаман, командуй поход.
   - Ну, нет, - неожиданно помотал головой Черномор. - В пути я, может, и гожусь в атаманы, а теперь другой нужен. Мы во Дворец идём, Сокровища на блюдечке никто не поднесёт, может, с боем брать их придется. В бою не атаман, в бою воевода нужен. Теперь Буяна очередь. Он в ратном деле воевода.
   - Что ж? - неожиданно легко согласился Буян. - Не стану спорить. В бою твердая рука нужна и опыт. Но смотрите! Сами выбрали!
   Ивана он поставил сзади, Медведю велел идти рядом с собой, впереди. Всем наказал смотреть в оба, слушать внимательно, по сторонам всё примечать. Идти тихо, не шуметь, без нужды не разговаривать.
   - Ну, с Богом! Скоро конец нашим приключениям.
   Мы все думали точно так же. И точно так же ошибались.
   Но об этом мы узнали потом. А пока мы поднимались по дороге между сосен к заветному Дворцу.
   Глава тридцать первая
   Павловский Дворец
   Дорога шла круто вверх, по сторонам возвышались могучие сосны, пахло смолой, горячим солнцем и почему-то морем. Этот волшебный запах моря я, много лет дышавший ветрами Финского залива, никогда ни с чем не перепутаю.
   Если бы я не знал, что нахожусь в самом сердце гигантского болота, то не задумываясь был бы готов поспорить, что в двух шагах отсюда - море.
   За спиной остались бесконечные болотные туманы, постоянная сырость и осенний пронизывающий ветер. Мы поднялись на вершину холма и... ахнули.
   У нас глаза на лоб повылезали: внизу, под ногами открывалась величественная панорама на самый настоящий морской залив. Невдалеке от берега стоял под белоснежными парусами казавшийся отсюда игрушечным фрегат.
   Вдоль полосы прибоя тянулся низкий песчаный берег, По берегу стояли полосатые шлагбаумы, и возвышались на равном расстоянии друг от друга одинаковые полосатые будки, возле которых важно расхаживали часовые с винтовками, в военных костюмах. Такие костюмы я видел в историческом музее и на картинках в исторических романах, до которых был большим охотником, да ещё в школьных учебниках истории.
   - Что они здесь охраняют? - почему-то шепотом спросил я.
   - Дворец, наверное, - неуверенно ответил Черномор. - Что же ещё здесь охранять? Не песок же и море.
   - Где же он, Дворец?! - спросил, недоумевая, Буян. - На вершине его нет, внизу тоже не видно. Может быть, он не на этом острове?
   - Кто ж его знает, - вздохнул скоморох. - Может быть, ну их, эти самые Сокровища? Что-то душа у меня не на месте.
   - Надо спускаться вниз, - решительно скомандовал Буян.
   Мы стали спускаться, стараясь держаться за соснами. Спустились к песчаному берегу, и, притаившись за кустами, осматривались, пытаясь высмотреть дорогу к Дворцу.
   Ничего похожего мы не высмотрели, но зато высмотрели нас.
   Над нашими головами раздался резкий заливистый свисток капральской дудки, кусты раздвинулись, из них обрушились нам на головы солдаты.
   Они окружили нас плотным кольцом, уперев штыки в грудь.
   О сопротивлении нечего было и думать, тем более, что солдаты были как на подбор, ростом и статью вровень Буяну, а некоторые и Медведю.
   Да и куда было бросаться на ружья с палицей, саблями, да мечами? Мы сложили оружие.
   Вперёд вышел высокий седой капрал, лицо которого украшал чудовищный шрам, точь-в-точь такой же, как у Буяна, только через другой глаз. Разглядев среди нас товарища по несчастью, капрал с удовольствием потёр громадные ладони, и весело гаркнул, подмигивая единственным, как и у Буяна, глазом:
   - Гляди-ка! Тоже меченый. Прям как в зеркале себя вижу! Ну и рожа у тебя, паря! Где ж это тебя так разукрасили, в каких таких боях-сражениях? Небось, в трактире, по питейным делам чего не поделил? Или жена дома ума вкладывала ухватом?
   - Я не в трактире воевал, а в чистом поле с врагом сражался, - не стал отмалчиваться Буян. - В честном бою и увечье получить не зазорно. А вот тебе рожу точно женка когтями ободрала, наверное, хотела покраше сделать, уж больно ты страшон.
   Солдаты не удержались и сдержанно хохотнули.
   - Языкатый мужичок нам попался, - прищелкнул языком капрал. - Мы посмотрим, как ты заговоришь, когда тебя на дыбу вздёрнут, и язык укоротят. Вместе с головой. У нас шпионам одна дорога.
   - Мы не шпионы! - обиделся Черномор.
   - Гляди! - восхитился Капрал, присев перед ним на корточки. - Карла! Надо господам Инператорам скорее отвести, они любят уродцев. Наденут на него кафтан с бубенцами, да колпак дурацкий, пускай смешит. Ты кувыркаться умеешь?
   - Я что тебе, скоморох, что ли? - рассердился обидчивый Черномор, задиристо выставив бороду.
   За эту бороду и ухватил его капрал.
   - Эту мочалку тебе, карла, сбрить придётся, шуту не положено волосатым быть! - пригрозил он.
   - А инператорам что, шуты нужны? - заинтересовался Яшка.
   - Шуты всегда нужны, - подтвердил капрал. - Они у нас быстро кончаются.
   - Как это - быстро кончаются? - не понял Яшка. - Как могут шуты быстро кончаться?
   - Обыкновенно! - хохотнул капрал. - Как брякнут лишнее, так и кончаются. А ты шут?
   - Да нет, - замялся Яшка. - Я просто так спросил...
   - Не юли! - поднес к его носу кулачище капрал. - Если шут - так и говори. Возможно, поживёшь ещё немного.
   - Ну, если немного поживу, - оживился скоморох, - тогда веди к инператорам, тогда мне самое место в шуты инператорские, сгожусь.
   - Для порки ты сгодишься, - кивнул капрал. - Ты часом не скоморох будешь?
   - Скоморох, - радостно согласился Яшка.
   - О, брат! - скривился капрал. - Скоморохов сразу - раз и квас! Скоморохов господа инператоры испокон веку вне закона держат. Скоморохи богохульники и первейшие смутьяны. Их ещё сам князь Владимир на кол сажал. А уж как их при Иване Василиче, Грозном царе, трепали! Медведями на царском дворе травили. Так что ты, брат, если и поживёшь ещё, то совсем малость. Ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы на царский двор довести.