Меньшов Виктор. Сердца Лукоморов

   Я погорячился и набрал слишком большую скорость, потому что берёзка хотя и выглядела чахлой, но разбежался я слишком резво, и лбом врезался в нее так крепко, что даже в копыта отдало.
   Лоб заныл, и я понял, что рогов у меня нет. С грустью повернулся на шорох за спиной, но у меня ничего не получилось. Что-то меня не пускало повернуться.
   Рога! У меня всё же были рога! Просто меня угораздило попасть лбом в березку, пропустив ее между рогов.
   Высвободившись, я оглянулся за спину и обмер.
   Передо мной сидел самый настоящий волк.
   Нет, я неправильно сказал.
   Надо было сказать вот так.
   Передо мной сидел
   ВОЛК!!!
   Это был не просто какой-то там завалящий волк с клоками висящей шерстью на облезлых боках, а самый настоящий матёрый, ухоженный волчище серый хвостище. Ростом он был с теленка, а из пасти торчали не зубы, а острые кинжалы, даже не кинжалы, а самые настоящие сабли.
   Волк вывалил наружу большой красный язык и, зевнув, громко лязгнул кинжалами, облизнулся и махнул хвостом, заметая за собой траву.
   За его спиной завалилась набок осинка, задетая этим взмахом.
   Копыта мои задрожали, а островок заходил подо мной так, словно я стоял не на твердой почве, а на болоте, на кочке. Все же надо было брать себя в руки, или в копыта, и оказывать сопротивление.
   Я угрожающе выставил рога, которые сам не видел и не мог знать, насколько внушительно они выглядят. Чтобы оказать психологическое давление на Волка, я забил перед собой копытом, разрывая палую листву, изображая свирепую ярость и кровожадность.
   - Ну и что ты тут роешь? - с ленцой в голосе спросил Волк. - Могилу себе заранее копаешь? Зря стараешься, хоронить будет нечего, от тебя вряд ли что останется. Ну, если только кости твои выплюну. Если, конечно, не позабуду это сделать.
   Я строго настрого приказал себе не обращать внимания на его гнусные реплики и постараться ни в коем случае не трусить. Даже решился подать голос, постараться пугнуть его. Но я забыл, в кого превратился, и что в этот момент творилось у меня внутри.
   От того жалкого дрожащего блеяния, которое я из себя выдавил, у меня самого от жалости слеза на глазах выступила. А Волк удивлённо сказал:
   - Ну, ты, бифштекс, даешь! Ничего, если я тебя бифштексом называть буду? Ладно? Ты мне разрешишь? Ты не обижайся, я всех так называю. Я другие имена как-то не запоминаю... Суета, понимаешь, не успеваю даже поговорить, поближе познакомиться. Ам, и всё знакомство.
   Он сидел, растопырив лапы, расслабившись, разглагольствовал, не видя во мне опасного противника, а я разглядывал его толстый живот, висевший до земли, который был беззащитно неприкрыт и гол. Волк потерял бдительность и подарил мне шанс.
   И я этот шанс решил использовать. Пригнулся, издал пронзительное боевое блеяние, и рванулся вперёд, выставив перед собой рога.
   Волк удивлённо глянул на меня, сделал неуловимое движение в сторону, я же по инерции со свистом пронёсся мимо, продолжая громко блеять. Волк поддал мне сзади пинка, что придало мне дополнительное ускорение. В последний момент я поднял вытаращенные глаза и понял, что иду на таран...
   Свернуть я не успел и врезался в ствол высокой сосны, с которой градом облетели на меня шишки, и рухнуло чьё-то гнездо. Рядом с сосной, вплотную одна к одной росли две березки.
   - Ну, ты даешь, рогатый! - восхитился Волк. - Такой крутой! Такой отчаянный, чуть сосну насмерть не зашиб. И чем она тебя так обидела?
   Шея у меня ныла и едва поворачивалась, в голове гудело, как в престольный праздник на колокольне, а то, что я, обернувшись увидел, совсем подкосило меня.
   Волк встал, потягиваясь, на могучие лапы, облизнулся громадным красным языком, шерсть у него на загривке вздыбилась.
   - Подожди! - выкрикнул я. - Ты попробуй меня на прыжке съесть.
   - На прыжке это как? - удивился, остановившись, Волк.
   - Я прыгну с разбегу вверх, а ты меня попробуй в полёте проглотить, до того, как я на землю обратно опущусь.
   - Запросто! - в азарте воскликнул Волк. - Это ты, бифштекс, здорово придумал! Это уже интересно. Это уже развлечение! Давай, прыгай скорее!
   Я повернулся к нему спиной, внутренне замирая от ужаса, разбежался, как мог, зажмурился, и прыгнул...
   Я благополучно приземлился, удивляясь, что со мной ничего не произошло. Открыл глаза и оглянулся. Мой безумный план сработал на все сто! Волк, прыгнув следом за мной, попался как раз между двумя берёзами и застрял, нелепо махая в воздухе лапами, зажатый деревцами, которые я легко проскочил.
   - Ну ты, бифштекс! - завопил он, увидев меня в стороне. - Выпусти, говорю! Немедленно выпусти!
   - А мы вот сейчас посмотрим, кто из нас двоих настоящий бифштекс! подошёл я к нему, решительно целясь рогами в открытый снизу беззащитный волчий живот.
   Я примерился, и пощекотал рогами поджавшийся от испуга волчий живот.
   - Не, слышь, козёл, не делай этого, - в ужасе прошептал Волк, тараща глаза. - Так не бывает, нельзя так делать.
   - Это почему же так делать нельзя? - притворно удивился я. - Почему это тебе так делать можно, а мне так делать нельзя?
   Волк надолго задумался, а потом серьёзно ответил:
   - Нехорошо это. Плохо так делать.
   - Ну, брат, - резко возразил я ему. - Это кому как, тебе, может и не хорошо будет, зато мне будет спокойнее, а значит, вполне хорошо, вот это уж я точно знаю. Да и другим на болоте спокойней жить будет.
   И я опять нацелился рогами в волчье брюхо, поджатое от страха.
   - Слышь, ты, этот, как тебя, - поджал лапы Волк.
   - Бифштекс, - с готовностью подсказал я.
   - Хе-хе-хе! - засмеялся неумело Волк. - Это же я с тобой так пошутил! Неужели ты не понимаешь? Что я, не знаю, как тебя звать, что ли? Ты же Козёл!
   - Сам ты козел! - позабыв, в каком обличии нахожусь, привычно обиделся я.
   Волк опять погрузился в размышления и потом осторожно сказал, предварительно на всякий случай, осмотрев себя, насколько сумел:
   - Не, это ты - Козёл, а я - Волк.
   - Раз ты Волк, надо тебе шкуру дырявить, - рассердился я, - чтобы не обижал больше всех подряд беззащитных и малых.
   - Не дырявь мне шкуру! - взмолился не на шутку перепуганный Волк. - Я тебе три службы сослужу! Любые, какие только прикажешь!
   - Знаю я твои службы! - вспомнив вероломство серого хищника, возразил я. - Отпущу тебя - ты меня тут же на месте и слопаешь.
   - Нет, что ты! - засуетился, завертелся в ловушке Волк. - Если я, Волк, что и обещаю, то слово твёрдо держу.
   - Ну, хорошо, - снисходительно разрешил ему я. - Тогда верни мне обличье моё человеческое. И будем квиты.
   - Это надо заговоры знать, - загрустил Волк. - А в заговорах и ворожбе я не силён. Плохо их знаю. Позабывал всё за последнее время без практики. Всё больше: ам, да ам...
   - Ну, вот видишь, - расстроился я от его ответа. - Толку от тебя никакого, одни обещания пустые.
   - Погоди, погоди! - испугался он, что я от разочарования начну тут же бодать его толстый живот. - Я попробую. А ты меня отпустишь, если у меня получится?
   - Ты же три службы обещал сослужить, - возмутился я.
   - Ну ладно, ладно, будь по-твоему, - поспешил согласиться Волк, опасливо поглядывая на рога. - Значит так. Сейчас попробуем. Учил же я когда-то заговоры эти. Вот!
   Он сосредоточился и забормотал:
   На море на океане,
   на острове Буяне,
   на реке Ядране
   стояла гробница,
   во той гробнице
   лежала девица.
   Встань, пробудись,
   в цветно платье нарядись
   бери кремень и огниво,
   зажигай свое сердце ретиво...
   На этом месте он запнулся, замолчал, и вздохнул.
   - Что, слова позабыл? - с замершим сердцем спросил я.
   - Не, просто перепутал. Это не тот заговор. Это другой заговор. Это заговор на любовь, - вздохнул Волк.
   - Какая любовь?! Кто меня полюбит с такой мордой козлиной! разозлился я.
   - Любовь зла... - вздохнул Волк.
   - Знаешь что! - рассердился я.
   - А я что? - поджал хвост серый. - Я ничего. Просто к слову пришлось.
   - Ты давай, заговор нужный вспоминай! - прикрикнул я. - Взялся службы служить - служи, не отлынивай, пока я не передумал.
   - Да я вспоминаю, только...
   - Что - только?
   - Только что-то не вспоминается, - сознался Волк.
   Обрушившиеся надежды придавили меня обломками, склонили мою рогатую голову к земле. Я повернулся к Волку спиной и побрёл, заплетаясь копытами, прочь с островка, сам не зная куда я иду..
   - Постой! Постой! - завопил серый. - А как же я?! Что ж я, так и буду висеть тут, как шарик на ёлке?!
   - Ничего с тобой не будет, - сердито отмахнулся я куцым хвостиком. Повисишь недельку, похудеешь, вылезешь.
   - Это что же - целую неделю не есть нико... ничего не есть целую неделю?! - завопил Волк. - Да кто же такое выдержит?!
   - Ты вот и выдержишь. Тебе деревца помогут диету соблюдать.
   - Вернись! - завопил отчаянно Волк. - Я, кажется, вспомнил ещё одно заклинание!
   Я вернулся, уже ни на что особо не надеясь.
   Волк попыхтел и распорядился:
   - Очерти вокруг себя три круга, после каждого говори: "за три черты, чёрт, не ходи". Потом встань в самом малом кругу, и стой не шевелясь, слушай. Что услышишь, сразу мне скажешь. Только с места не трогайся, как узнаю, что ты услышал, ещё одно заклинание говорить буду.
   Что мне оставалось? Я послушно и старательно очертил вокруг себя копытом три круга, после каждого приговаривая:
   - За три черты, чёрт, не ходи!
   Начертил, сказал, и встал в центре, в самом малом кругу. Встал и стал слушать до боли в ушах.
   Листья шуршали, с деревьев медленно опадая. Ветер траву шевелил. Вода на болоте пузырилась. Птица в небе крылом воздух гоняла. Дождинки осторожные на землю падали. Волк сопел напряжённо, зажимая нос лапой, боясь своим сопением помешать мне слушать, с надеждой посматривая на меня.
   Долго я стоял, не шелохнувшись, но так ничего не услышал. Только хотел я выйти из круга, как откуда-то, я даже не понял, откуда, словно внутри меня самого, прозвучал тихий голос.
   Козлом стал - умней не стал.
   Сер стал - умней не стал.
   Однажды стар - умней не стал.
   И дважды стар - умней не стал.
   Тот, кто трижды стар,
   тот умнее стал....
   Тихий голос пропал, я пересказал услышанное мной Волку, а он, совершенно не задумываясь, радостно воскликнул:
   - Ну, если трижды стар, это тебе нужно к Лукомору на поклон идти, значит, только он может помочь заклятие снять. Крепко кто-то тебя ворожбой заклеймил.
   - Что же я так и буду теперь козлом по болоту бегать?! - возмутился я. - Вот это называется, сослужил ты мне службу.
   - А что, нет, что ли?! Не сослужил, что ли?! - обиделся Волк. - Я же тебе подсказал, кто помочь может. И как Лукомора отыскать, я тоже знаю.
   - Как его отыскать, я сам знаю, - вздохнул я, с грустью представив, как опять появлюсь в трактире, да еще в таком обличии.
   - Ну, ты того, - заерзал Волк. - Ты подожди, я попробую ещё разочек, я вот тут вспомнил одно заклинание. Сейчас.
   Он откашлялся и забормотал:
   - Плакун! Плакун! Плакал ты веками, долго и много, а выплакал мало. Не катись твои слёзы по чистому полю, не разносись твой вой по синему морю, будь ты страшен бесам и полубесам, старым ведьмам Киевским, а не дадут они тебе покорища, утопи их в слезах, да убегут от твоего позорища, замкни их в ямы преисподние. Будь моё слово при тебе крепко и твёрдо век веком, аминь!
   Он замолчал и пристально посмотрел на меня.
   - Ну?
   - Что ну? - разочарованно вздохнул я. - Всё как было, так и осталось...
   И вдруг меня вроде как стали приподнимать в воздухе сильные уверенные руки, я медленно встал с четверенек, выпрямился, копыта исчезли, я с радостью пошевелил вернувшимися на место пальцами, переступил неуверенно ногами, мне всё еще до конца не верилось в чудесное обратное превращение.
   Я был счастлив, но мои восторги слегка остудил Волк.
   Он придирчиво осмотрел меня со всех сторон, поморщился, вздохнул, и сказал, прищурив блестящий глаз:
   - Ну вот, всё, что смог, я сделал. По крайней мере, на ногах стоишь, руками шевелишь. А вот мор... ну, то есть, это... кхм, лицо, это ничего. Это уже с Лукомором разберётесь. И шерсть ещё... А чем вам, людям, шерсть мешает? Шерсть - это благодать! Тепло от неё, шубы покупать не нужно.
   - А что с лицом у меня? - подозрительно спросил я, перебивая словоохотливого хищника, ощупывая лицо, не дожидаясь ответа сразу же заскучавшего Волка.
   Осмотр на ощупь привел меня в уныние. У меня как была, так и осталась козлиная морда. По крайней мере, густой шерсти на лице хватало и рога на голове прощупывались, правда, совсем незаметные, крошечные, но всё же.
   - Ну, что молчишь, говори, признавайся честно, сослужил я тебе службу?! - завопил, не выдержав, Волк.
   - Сослужил, сослужил, - нехотя проворчал я.
   - Тогда отпускай скорее, пока у меня ребра не треснули!
   Слово есть слово. Пришлось с опаской, но освободить его из западни. Волк вылез, отряхнулся и стал облизывать бока, злобно ворча и посматривая на меня недобрым взглядом.
   Я пошарил глазами по земле, высмотрел дубину поувесистей и демонстративно поставил её рядом с собой, прислонив к дереву.
   - Не бойся ты, - проворчал Волк. - Если я обещал тебе службу сослужить, - значит обещал. Я своё слово держу. Не съем... Пока.
   - Не одну службу ты мне обещал, - поправил его я, - а три службы ты мне обещал сослужить.
   - Ну да! - возмутился Волк. - Три! Держи карман шире! В одну кастрюлю две бараньи головы засунуть хочешь, а они не лезут! Ты что, считать разучился? Я тебе одну службу только что сослужил!
   - Разве это серьёзная служба? - почесал я нехотя затылок. - Это же так себе, не служба, а пустячок, маленькая службишка, да и ту ты только на половину выполнил. Так что это не считается. Я же наполовину козлом остался.
   - А если это не считается, - мстительно улыбнулся Волк, щёлкнув пастью, - я могу тебя обратно, в прежнее обличье полностью вернуть, пускай будет, как было.
   - Ладно, ладно, пускай считается...
   - Вот это другое дело! - успокоился и обрадовался Волк.
   - И ты мне еще должен сослужить две с половиной службы, - невозмутимо добавил я.
   - Какие такие ещё половины?! - подпрыгнул Волк, лязгнув зубами. Откуда взялись половины?!
   - Ты не горячись, не горячись, - поспешил я успокоить его. - Ты же не довёл дело до конца, я остался козлом наполовину. Так?
   - Ладно! - гаркнул Волк так, что с сосны ещё одно гнездо слетело. Пускай будет две с половиной, только пошли скорее к Лукомору, и отстань от меня.
   Он обернулся ко мне хвостом, и низко наклонив голову, зарывшись носом в траву, рысью помчался по болоту. Я моментально и безнадёжно отстал, крикнул ему вдогонку, но куда там! Только его и видел.
   Вот тебе и Волчьи клятвы! Я сунул руки в карманы и пошёл в том же направлении, в котором только что исчез Волк, как я подозревал, уже навсегда.
   Но я ошибался. Он вернулся. Посмотрел снисходительно на меня, потом на расстояние, которое я прошёл за время его отсутствия от островка, покачал головой и спросил:
   - Ты Андронов случайно не встречал по пути?
   - Каких Андронов? - не понял я, оглядываясь по сторонам.
   - Каких, каких, - передразнил Волк. - Тех самых, про которых в народе говорят, что Андроны едут, да вот только когда будут - неизвестно.
   Я молча пожал в ответ плечами. Волк вздохнул и щёлкнул языком.
   - На тебе только дым возить. Какой-то ты совсем никудышный. Так ходить - только смерть носить. Садись давай, - он повернулся ко мне боком. - Только, чур, цепляйся за холку крепче, двумя руками, да пригнись.
   Не став спорить, я полез на могучую спину, пригнулся к шее и ухватился обеими руками за густую волчью холку.
   - Ну, готов? - спросил он.
   - Вроде готов, - отозвался я неуверенно.
   - Вроде, вроде, толком даже ответить не может, - проворчал Волк. Ты, чур, хватайся цепко. Изо всех сил. Хотя какие у тебя силы? Ладно уж, поскачу я вполскока волчьего, так и быть, иначе сдует тебя. Держись!
   - Держусь! - только и успел я ответить, как он сделал первый прыжок.
   Мчался он так быстро, как ветер над травой стелился, я даже перед собой не мог посмотреть, потому что от встречного ветра захлебывался. Я осторожно скосил глаза вбок и увидел, что всё сливается в сплошную линию, так быстро мчался серый разбойник, и это вполскока волчьего!
   Потом с моим зрением что-то случилось. Оказалось, что Волк несёт меня уже не по земле, а стелется над землёй. И я стал видеть внизу даже то, что видеть вроде бы никак не мог.
   Я видел, как идут по размытым дождями дорогам нищие, путешествуя из деревни в деревню. Видел я, как пчёлы загружают свою добычу в ульи. Видел, как смеются и плачут, как гуляют на размах души, и как трудятся на упад.
   И ещё я видел, что предназначенная мне дорога бесконечна, и что впереди меня ждёт ещё много испытаний...
   Глава седьмая
   Соломенная вдова. Оборотень.
   По дороге я с грустью вспомнил, что везёт меня Волк обратно в трактир "Чай вприсядку". Я живо, в лицах, представил себе, какая меня ожидает встреча, и даже засомневался, не лучше ли было оставаться козлом, чем оказаться в скользких объятиях зеленой красавицы...
   Волк резко остановился, я чуть не перелетел через его голову, и увидел, что мы стоим как раз перед трактиром "Чай вприсядку", о котором я только что вспоминал.
   - Ну, слезай, приехали, я тебе не кресло, - мотнул шеей Волк, и я послушно сполз с его удобной и надёжной спины.
   Слез и сразу почувствовал себя беззащитным, робко затоптался на месте, не решаясь войти в двери трактира, зная, что и кто меня там ожидает.
   - Чего топчешься? Что время даром теряешь? - недовольно проворчал Волк. - Иди, давай, к Лукомору. Не век же нам на улице стоять. Мне поскорее службы сослужить охота, у меня своих дел полно, чтобы ещё и чужими заботами заниматься.
   - Я тебя с обещаниями за язык не тянул, - проворчал я. - Сам вызвался.
   - Да уж, назвался груздем, полезай в кузовок, - не став спорить, согласился Волк. - Так что стоим-то? Иди, кланяйся Лукомору.
   - Его там, в трактире, может и нет совсем, Лукомора твоего, промямлил я, желая оттянуть свидание со своей новоявленной законной, от одного воспоминания о которой у меня заранее начинали зудеть и чесаться ещё не выскочившие бородавки.
   - Там он, - уверенно заявил Волк. - Вон его транспортное средство припарковано, значит, и сам он здесь.
   Он мотнул головой в сторону. Я увидел, что за углом трактира, у коновязи, клевал брезгливо чахлую траву тощий костистый Орёл, нелепо подпрыгивая на лапах и неуклюже волоча по земле громадные крылья.
   - Видал? Убедился? - спросил Волк. - Ну так что - пошли?
   - Сейчас иду, - покорно смирился я с судьбой. - Только вот воздухом подышу немного... Напоследок...
   - Чем тут дышать-то? - удивился Волк, брезгливо потянув блестящим носом влажный болотный воздух, но всё же не стал больше меня тормошить, покорно дожидаясь, когда я решусь войти.
   - Во! Гляди-ка, кому не пропасть! - радостно завопил кто-то у меня за спиной и хлопнул меня по плечу.
   Это оказался вчерашний мужичок с мухоморами, которыми и сейчас была полным полна его корзинка.
   - Не желаешь? - показал Яшка хитрыми глазами на мухоморы, и подмигнул.
   Я судорожно сглотнул и замахал руками.
   - А вот Великий Русский писатель Бунин...
   Начал он уже известную мне песню, но я поспешно прервал его соловьиные речи.
   - И Великие, бывает, заблуждаются. Они ведь такие же люди. В данном случае Бунин был не прав.
   - Ты так думаешь? - усомнился мужичок, массируя редкие островки волос на бескрайней лысине. - А что ж ты вернулся-то? Твоя-то, зелёная, совсем очумела, как поняла, что ты ее бросил. Навернула на себя соломы и кричит, что ты оставил её соломенной вдовой.
   - А что это такое? - робко спросил я, вспомнив, что слышал такое выражение "соломенная вдова", но значение его не знаю.
   - Ну, это присказка такая, - охотно выдал пояснения мухоморный мужичок. - Так называют тех женщин, которые при живом муже одни остались. Либо ушёл от них муж, либо ребёнок родился, а мужа нет. А соломенными вдовами их называют потому, что в прежние времена молодым на свадьбу солому стелили. А ещё венки из ржи плели, молодым дарили. Потом, говорят, оставленные мужьями жёны стали косы вокруг головы укладывать, вроде как венком, вроде как в память о супружестве. Вот так вот и прозвали брошенных мужьями женщин соломенными вдовами. А твоя Царевна просто дурью мается.
   - А что она там вытворяет? - осторожно поинтересовался я, обеспокоенный тем, какая встреча меня ожидает в исполнении моей Царевны.
   - Как так, что вытворяет? - усмехнулся, подмигивая, шебутной мужичок. - Тебя ждёт. Вот радости будет! Значит, свадьбу будем править? Вот славно! Пойду готовиться! Без меня свадьбу, чур, не играть!
   И прежде чем я нашёлся, что сказать в ответ, он убежал. Судя по всему, он был прав, и свадьбы мне было не миновать.
   - Слышь, а что это там Волк делает? - спросил незаметно вернувшийся мужичок, показывая за угол. - Твой, что ли, Волк этот?
   - Да вроде как мой, - уклончиво ответил я. - А что он тебе, мешает?
   - Мне пройти нужно, а он там стоит посреди дороги, кто его знает, чейный он, или ничейный. Дай, думаю, спрошу. А он точно Волк?
   - А то кто же? - удивился я такому вопросу. - На зайца как-то не похож...
   - Вот мы сейчас посмотрим, что это за Волк! А ну, подержи пока! воскликнул мужичок, и, сунув мне в руки лукошко с мухоморами, убежал в погреб.
   - Чего это он бегает? - подошёл ко мне Волк, увидевший из-за угла странные маневры мужичка.
   - Да кто его знает? - уклонился я от ответа. - Чудной какой-то...
   Но тут я увидел, что мужичок незаметно вылез из погреба и мчится прямо к нам, размахивая топором над головой. Он мчался и кричал:
   - А вот мы будем поглядеть, что это за Волк такой выискался! Сейчас мы с ним быстренько разберемся!
   Волк присел на задние лапы, оскалил смертоносные сабли и глухо воинственно зарычал, шерсть на загривке встала дыбом, глаза загорелись.
   А мужичок мчался прямиком на него, воинственно размахивая над головой топором. Вот он поравнялся, Волк лязгнул зубами и ухватил пастью пустоту. Оказывается, и он промахивался. Мужичок увернулся и, пробежав мимо, стал яростно рубить осину.
   Несмотря на его внешнюю хилость, достаточно толстую осину он смахнул топором, как ветку отрубил и большое дерево ухнуло в сторону болота. Сам же мужичок с торжествующим воплем вскочил на пенек, наклонился головой вниз, посмотрел, свесив голову между ног, и скороговоркой забормотал:
   - Дядя Леший, покажись, не серым волком, не чёрным вороном, не елью деревом, покажись таким, какой я!
   Он скороговоркой пробормотал всё это и стоял так, свесив голову.
   - Ну, ты чего не оборачиваешься? - строго спросил он Волка.
   - В кого же я оборачиваться буду? - постучал Волк себя по лбу лапой. - Еловая твоя голова! Ты какой заговор сказал? Ты же всё наоборот сделал! Ты же...
   Но тут перед мужичком, прямо у нас на глазах стала быстро расти из земли ёлка. Выросла метра на полтора и превратилась в точную копию мужичка с мухоморами.
   - Ну? Чего звал-то? - недовольно спросила мужичка копия.
   - Я звал?! - от удивления мужичок потерял шаткое равновесие и кувырнулся с пенька вперёд через голову.
   - Ух ты! - помотал он головой, вставая. - Аж в ухах зазвенело.
   - Ты бы ещё вниз головой часок другой постоял, не так бы звенело, проворчала его копия. - Ну, чего шумел?
   - А ты кто? - удивился мужичок. - Я вот на Оборотня загадывал. Больно не похож этот Волк на зверя лесного.
   - Чудила ты, чудила! - возмутилась копия. - Кто же так загадывает на Оборотня?! Ты же на Лешего загадал! Да и то всё перепутал. Осину нужно валить под Иванову ночь, валить её не куда попало, а на восток нужно и на восток лицом поворачиваться. Эх, ты... Я появился только потому, что скучно мне стало одному в болоте.
   - А что же ты, дядюшка Леший, лесной житель, в болоте делаешь? спросил его мужичок. - Твоё законное место в лесу, среди ёлок бегать, в мягком мху ночевать. Чего же ты по болоту шастаешь?
   - Да вот, нужда меня заставила, - вздохнул дядюшка Леший.
   - Что ж это за нужда у тебя? - поинтересовался я.
   - Да такая вот со мной история приключилась, - поморщился дядюшка Леший. - Ладно уж, расскажу, может вам на пользу пойдёт...
   И вот что он нам рассказал...
   Глава восьмая
   Как Леший и Кикиморка полюбились,
   потом поссорились, а потом...
   Поначалу я жил, как и все Лешаки, в лесу. Тогда в лесу правили не Демоны, а Лесной Царь Берендей. При этом Царе мы, лесной народ, горя не ведали.
   Потом пришли Демоны, которые множество лесов уничтожили, лесной народ с насиженных мест согнали. Тишина воцарилась в весёлых и шумных до этого лесах Берендеевых.
   Я, в те времена, когда Лесной Царь Берендей правил, озорной был, бедовый. Страсть как проказничать любил. Бывало, пойдут девчата сельские по грибы, ягоды, я и ставлю на пути у какой-то из них грибы: белые, да подберёзовики с подосиновиками. Увлечётся девчушка грибами, я её и заманю подальше в лес. Она спохватится, что заблудилась, начнёт аукать, а я вокруг неё бегаю, аукаюсь голосами подружек, морочу ей голову, вожу по лесу. Пока она поймёт, что это её Леший за нос водит, голову морочит. Поругает меня, я и выведу её из леса на опушку.
   Много всякого проказничал да озорничал. Весело жить в лесу было. Радостно. Птиц к нам прилетало великое множество. Детишки деревенские в лес часто приходили. Мужики за дровами ездили. Зверушки всякие водились.
   Как известно, мы, Лешие, народ лесной, но как-то забежал я на край леса, и увидел большое болото. Интересно мне было, как и кто на болоте живёт. Отправился посмотреть. И почти тут же провалился в трясину.
   Я - туда! Я - сюда! Я вырываться - меня вниз тянет. Я выпрыгнуть стараюсь, а меня только глубже засасывает. Перепугался я не на шутку, да как заору во всю глотку! Только что толку? Посмотрел я вокруг - куда глаз достаёт - всюду кочки, осока, да туман болотный. И ни одной живой души. Затих я, понял, что смерть моя пришла. Так мне себя жалко стало, что закрыл глаза и тихонько заплакал.