Их оттолкнули, и солдаты во главе с Мировичем побежали наверх.
   Очень быстро они спустились обратно, неся на простой солдатской шинели безжизненное тело Ивана Антоновича. Редкая бородёнка его была высоко задрана кверху, голубые глаза широко распахнуты и наконец-то смотрели в небо не сквозь решётки.
   Только вряд ли они что-то видели.
   Иван Антонович был мёртв. На груди у него алело красное пятно. В вороте рубахи тускло блеснул простой медный крестик.
   Мирович отбросил пистолет, вытащил, путаясь, из ножен шпагу, порезав себе при этом ладонь, попытался сломать шпагу об колено, не получилось, клинок гнулся, но ломаться не хотел.
   При этом Мирович ещё раз порезался. Он не выдержал, и с бранью отбросил шпагу в сторону. Она ударилась о камни, и кончик клинка отломился сам собой.
   Поручик закрыл лицо руками и заплакал.
   - Арестуйте меня! - попросил он. - Простите меня, солдаты!
   К нему подошли приставы, снизу на стену поднялся освобожденный кем-то комендант, подошёл на коротких ногах к поручику, посмотрел на него снизу вверх, отчего поручик съёжился и втянул голову в плечи. Комендант ударил его слева направо по щекам ладонью и процедил:
   - Мало того, что в угоду своей дури арестанта погубил, себя самого на смерть обрёк, так ещё и солдатиков невинных под суд подвёл.
   Мировича увели. Маленький караул разоружил крепостной гарнизон, который сам толком не понял, что же произошло. Большинство так и не сообразило, в чём же они участвовали.
   Мне было жаль несчастного Ивана Антоновича, всю жизнь проведшего в тюрьме...
   Как только гарнизон перевели в Петербург для разбирательства, нас с Медведем тут же забрали в Михайловский замок. Там мы встретились со своими друзьями. Иван и Буян оказались там же, а среди челяди мелькали Черномор и Яшка.
   Как сказал Буян, скомороху и атаману досталась самая опасная служба. Смешить государей опаснее, чем воевать. По крайней мере порки и Черномор и скоморох получили достаточно.
   Глава тридцать шестая
   Проклятие Михайловского замка
   Буян предупредил, чтобы мы ничему в замке не удивлялись.
   Утром нас разбудила мерная дробь барабана. Мы вышли в коридор и застыли по стойке смирно. Вдоль коридора стояли, застыв, военные и штатские, которых было намного меньше.
   По коридору стремительно двигалась группа людей, во главе шёл, нелепо выворачивая ноги, круглолицый мужчина в парике и высоких ботфортах. Он резко остановился напротив меня, уставился в лицо немигающим взглядом, у него были бесцветные, блёклые глаза и смешно вздёрнутый кверху нос, короткий и толстый, с широкими ноздрями.
   Он посмотрел на меня, смешно надул щеки и вдруг спросил:
   - Что должен верноподданный блюсти?
   - Каждый гражданин должен любить и защищать Отечество, - отчеканил я, как мне казалось, само собой разумеющуюся истину.
   - Дикарь! - заорал, брызгая слюной, и топая по паркету ботфортами, мужчина. - Я запретил эти слова "гражданин" и "отечество". Я запретил ввоз всех иностранных книг! Даже карты запретил ввозить! А эта иностранная революционная зараза так и вьётся вокруг! Слова! Все начинается со слов!
   Он резко развернулся и пошёл обратно.
   Кто-то из свиты обернулся и погрозил мне кулаком.
   Я решил, что моё дело худо. Но - пронесло.
   - Павел Первый человек нервный, - усмехнулся Буян. - Он недавно приказал посадить в Петропавловскую крепость атамана Платова за то, что тот форму прусскую не носит, потому что всегда в казачьей форме ходит. А потом приказал его выпустить и ехать ему срочно на Дон, везти приказ войску Донскому выступать незамедлительно походом в Индию.
   - И что? - вылупился я.
   - А что? Приказ есть приказ - выступили. Без обозов, без боеприпасов. В тот же день. Двадцать две тысячи человек с двенадцатью пушками. Вот таким воинством отправились Индию завоёвывать.
   - Ну и что?
   - Так и идут, сердечные. Не поход, а мучение. Только царя как ослушаешься?
   - Он что - того?
   - Цыц! - грозно цыкнул Буян, оглядываясь. - Не забывай, про кого говоришь. Всех нас погубишь.
   - Как же Сокровища? - спросил я его. - Или мы так и будем теперь царям служить?
   - Думаю, недолго осталось. Как-то всё должно закончиться. Не зря мы все вместе опять собрались.
   - Почти все вместе, - вздохнул я.
   - Ты про Марью? - подмигнул мне Буян. - Не горюй! Дай только нам самим выкарабкаться, спасём и Марью. Спасём твою красавицу.
   Ночью начался переполох, ворвалась во Дворец толпа вооруженных людей. Они бросились искать покои царя, заблудились в бесконечных переходах нового, незнакомого им Дворца. Заговорщики разбрелись по всему Дворцу. Были они к тому же сильно пьяны. В основном это были гвардейские офицеры, одетые в русскую форму. На рукавах у них были повязаны белые шарфы, чтобы в темноте не перепутать своих и чужих.
   К царским покоям подошли только человек восемь. Но они легко обезоружили охрану и ворвались в спальню императора. Павел выскочил им навстречу в длинной до пят ночной рубахе, без парика, с реденькими волосёнками. Он был возмущён, но не испуган, а сердит, топал босыми ногами и кричал на пьяных офицеров. Они от неожиданности попятились и отступили. Кто знает, чем бы всё это закончилось, если бы разбушевавшийся император не ударил одного из офицеров по лицу. Тот ударил обидчика в ответ. На секунду повисла зловещая тишина, и кто-то из заговорщиков крикнул приглушённо:
   - Бей его!
   На императора посыпались удары. Людей в покоях было много, тесно, Павел сопротивлялся, все рухнули на пол, при этом сбили со стола свечи, они покатились по полу, и загорелись шторы. Один из заговорщиков сорвал их и стал топтать. В темноте на полу возились офицеры и император.
   - Дайте что-нибудь тяжёлое ударить его! - крикнул один из офицеров.
   Тушивший шторы осмотрелся и протянул со стола массивную золотую табакерку, которой несколько раз ударили императора по голове. Потом кто-то снял белый шарф, и его набросили на шею Павлу...
   Я отскочил от дверей и бросился в комнату...
   Утром всех собрали во дворе и сказали, что ночью от апоплексического удара скончался император. Все, кто знал что произошло ночью во Дворце на самом деле, поняли, что так и следует впредь говорить. Всем приказали Дворец не покидать. Приезжали и уезжали высокие чиновники, но никого из нас ни о чём не спрашивали. И так всё было ясно.
   Мы с друзьями сбились в кучку, вполголоса обсуждали свою судьбу и думали, как же быть дальше. За время пребывания во Дворце мы ни на шаг не приблизились к нахождению Сокровищ. Поздно вечером я вышел в пустой коридор замка. Никого в бесконечных тёмных анфиладах не было. Остановился я возле большого окна, прислонился лбом к холодному стеклу и попытался что-то разглядеть в темноте за окном.
   Смутно видно было, как встревожено колышутся, роняя голые ветки, кроны деревьев, окружавших замок. Ветер выводил заунывные мелодии, навевая грустные мысли и воспоминания последних дней.
   Вспоминалась нелепая смерть царевича Димитрия, безумные, жуткие сцены жестокого угличского бунта, потом ещё более дикой и жестокой расправы над бунтовщиками. На память пришел пьяный и растерянный, тщедушный Пётр Третий, которой боялся России и был уверен только в одном: что она его погубит. Наверное, ему было страшно умирать. Он не мог не понимать, что обречён.
   Страшно умереть в окружении враждебных людей, специально спаивающих тебя, чтобы выждать свой час и исполнить задуманное. И, конечно же, вспомнил с жалостью Иоанна Антоновича, всю жизнь проведшего в заточении. Вспомнил жестокое убийство императора Павла. Вспомнил, как офицеры, дворяне, топтали на полу Государя, били его табакеркой, а после душили белым шарфом.
   Всё же история не так проста, как кажется. В ней много спорного, жестокого. Одни и те же люди могут быть прославлены и как передовые люди своего времени, и как цареубийцы. Где правда, где ложь. Кто прав, кто виноват...
   - Размышляешь? - тихо положил мне руку на плечо неслышно подошедший ко мне сзади.
   Я обернулся и невольно вскрикнул. Передо мной стоял Павел Первый. Он был в простом штатском сюртуке, без парика. Лицо у него было усталое.
   - Это хорошо, что размышляешь, - задумчиво покивал он, не замечая моей растерянности.
   Посмотрел в окно и сказал:
   - Вот в этом самом Михайловском замке меня убивают два столетия. С той ночи, с одиннадцатого на двенадцатое марта тысяча восемьсот первого года. Страшно? Мне тоже страшно.
   Он вздохнул и продолжил.
   - Про этот замок в Петербурге до сих пор легенды ходят. Что я там призраком хожу. Только никто не знает, что в Питере не Дворец, а его фантом, что на самом деле, Дворец этот перенесли на болота. И стал он Павловский дворец. И поселили в нем души убиенных императоров русских. И вот как получается, почти все цари русские оказались здесь. От малолетнего Димитрия до Николая Второго...
   Он помолчал и спросил прямо:
   - Ты сюда за Сокровищами пришел?
   Не знаю почему, но я сразу же кивнул.
   - Знаю, знаю, - покивал Павел. - Жалеешь Иоанна?
   - Очень! - горячо выдохнул я.
   - А меня жалеешь? - улыбнулся он уголками губ.
   - И тебя жалею, - подтвердил я.
   - Так я же царь?! - насмешливо воскликнул Павел. - Я самодур, сумасшедший!
   - Не знаю, только мне жаль и вас, и Петра Третьего, и Димитрия, он совсем ещё маленький. И особенно - Иоанна Антоновича.
   - Вот мы и дождались, - с облегчением перекрестился Павел Первый. Ты сам не знаешь, что ты сделал. Ты снял проклятие с этого Дворца. До сих пор нас боялись, проклинали, осуждали. А ты просто пожалел. Тем самым ты снял проклятие с Дворца. Теперь Дворец исчезнет. Ты понял меня? Навсегда исчезнет. Спешите уйти отсюда. И Алёшу с собой заберите. За "Азовом" стоит пиратский корабль, уплывайте на нём. Охраны там нет, я распорядился. До утра вы должны уплыть отсюда, утром Дворец пропадет. Кончится, наконец, проклятие.
   - А как же Сокровища?! - вырвалось у меня.
   - Всему своё время, - уклонился от ответа Павел. - Уплывайте, иначе исчезнете вместе с Дворцом.
   Он обнял меня за плечи и посмотрел в глаза. Потом мягко оттолкнул и сделал знак рукой, чтобы я уходил. Я пошёл по коридору, но на половине дороги обернулся, помялся, не сразу решившись спросить, и сказал:
   - Я только вот спросить хотел...
   - Если хочешь узнать истину, никогда ни о чём не спрашивай участников, - усмехнулся Павел. - Если же случилось так, что спросил, выслушай ответ, и... ищи дальше. Спроси Историю.
   Он исчез.
   А я бросился к своим друзьям, рассказал им об удивительной встрече в дворцовом коридоре, и мы быстро вышли на улицу. По дороге я думал о прошедших временах. И особенно о времени Иоанна и Павла. Об этом странном, как его называли, галантном, веке.
   Я думал о нём, и мне вспоминался потрёпанный мундир поручика Мировича, вспоминалась кровь на лице Павла. Серый Шлиссельбург, свинцовые воды Балтийского моря. Мусор на воде, под крепостными стенами. И торжественная красота Петербурга.
   Странный это век.
   Чудной какой-то. Для всего в нём нашлось место. И для славы, и для бесславия. Для верности, и для предательства. Для чести и для бесчестия.
   И всё это находилось в тесной и неразрывной связи, иногда причудливо переплетаясь всеми этими качествами в одних и тех же персоналиях своего времени...
   Глава тридцать седьмая
   Пиратский корабль
   На улице светало, было около четырёх часов утра, самое трудное время для дежурства. Не зря в армии и на флоте это время называют "собачьей вахтой". В эти предрассветные часы особенно нестерпимо хочется спать и стоять эту смену на посту очень трудно.
   Возможно, именно поэтому часовой у ворот так неосторожно подпустил к себе переодевшегося в мундир Алёши Буяна, даже не обратив внимания на то, что был он без ружья и без головного убора.
   - Ты чего ночью шляешься без ружья и кивера? - вместо пароля спросил часовой Буяна. - Загулял, что ли? Увидят вот господа офицеры...
   Тот вместо ответа ловко скрутил часового, отобрал ружьё и заткнул ему рот рукавом, оторванным у его же мундира. Часового привязали накрепко к полосатому столбику, повесили на плечо ружьё и так оставили. Издали вполне можно было подумать, что стоит часовой на своём посту, бдительно исполняет службу.
   Становилось всё светлее, нужно было торопиться. Возле шлагбаума с другой стороны ворот никого не оказалось, путь нам был открыт. Мы оказались за кормой "Азова", на палубе которого расхаживал одинокий солдат с ружьём.
   Присмотревшись, мы с трудом разглядели, что за большим красавцем линейным кораблём, притулилось крохотное судёнышко, по сравнению с героическим фрегатом игрушечный парусник, невероятно хрупкий на вид.
   - Как же мы на нём поплывем? - ужаснулся скоморох. - В нём столько щелей, что, наверное, сквозь него видно, как чайки над водой летают.
   Чтобы захватить корабль нужно было проплыть несколько метров, отделявшие нас от него. Проплыть так осторожно, чтобы нас не заметили бдительные часовые на линейном корабле. Тут и начались непредвиденные заранее сюрпризы. Оказалось, что скоморох и Черномор не умеют плавать.
   - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! - развел руками от досады Буян. Вот и приплыли! Как же вы так?!
   Впервые за время опасного путешествия я видел его таким растерянным. Как было не растеряться: на улице светало, вот-вот должна начаться смена караулов, ещё немного, и нас в два счета отыщут. К тому же Остров вместе с проклятым Дворцом должен был навсегда исчезнуть.
   - Я возьму скомороха, ты Черномора возьми, - посоветовал Буяну Иван.
   - Как же я его возьму? - ехидно поинтересовался Буян. - На ручки? А плыть как буду? По дну пойду? Лучше будет, если Черномор пойдёт первым.
   - Как я первым пойду, если плавать не умею?! - возмутился Черномор.
   - Да запросто! - развёл руками Буян.
   В следующее мгновение в воздухе сверкнули маленькие ножки, а сам Черномор пролетел по воздуху, и шмякнулся прямо на палубу кораблика, переброшенный туда Буяном.
   Мы напряжённо вслушивались, ожидая криков и шума, но всё было на удивление тихо. Потом послышался глухой стук.
   - Черномор приступил к работе, - удовлетворённо кивнул Буян.
   Он вошёл в воду, я последовал за ним, стараясь громко не плескать водой, поплыл к "Болотному Крокодилу". На наши головы бесшумно упала веревочная лестница, сброшенная Черномором.
   - Где же команда этой скорлупы? - спросил я.
   - Команда, наверное, в трюме, - показал Черномор на крышку люка, на которой висел большой замок, в котором торчал ключ.
   Ключ поворачивался с ужасным скрежетом, при каждом повороте Буян морщился, как от зубной боли. Но когда, отложив снятый замок, стал поднимать крышку люка, раздался такой визг проржавевших петель, словно тысяче кошек одновременно на хвост наступили.
   Буян от неожиданности выронил из рук крышку на высунувшуюся из люка невероятно усатую голову. Голова хрюкнула и исчезла в темноте, а упавшая крышка прищемила два длинных уса. С большими предосторожностями мы ещё раз подняли крышку люка. На этот раз оттуда никого не появилось.
   - Эй! - позвал тихо Черномор. - Пираты! Вылезайте быстро наверх, только тихо!
   - А усы рвать не будете? - спросил из темноты плаксивый голос.
   - Нужны нам ваши усы! - проворчал Черномор. - Это мы случайно. Вылезайте скорее, время идёт! Мы вас спасли, но если вы не вылезете сию секунду, и не поможете нам уплыть, нас всех схватят и немедленно казнят.
   - Лучше висеть на рее, чем на собственных усах! - отозвался всё тот же обиженный голос.
   - Тогда сидите там, в тёмном трюме! - рассердился Буян. - Мы сами поплывём, а вас выбросим в море, то есть, в болото.
   - Не надо нас выбрасывать! - возразили ему из трюма. - Мы выходим. Мы поплывём.
   Послышалась возня, шуршание, в люке выросла голова. Это была не та голова, что в первый раз. Эта голова была покрыта пышным париком, но зато лицо было гладко выбрито.
   Мы помогли владельцу головы вылезти из трюма, и перед нами оказался рослый, полный мужчина средних лет в камзоле.
   - Капитан Морган, позвольте представиться, - церемонно поклонился он, взмахнув треугольной шляпой.
   - Скажите, капитан, сколько там, в трюме, осталось ваших матросов? спросил Буян.
   - У нас на корабле нет матросов, - гордо вздёрнул подбородок капитан Морган. - На нашем корабле есть только адмиралы и капитаны!
   - Сколько осталось капитанов? - переспросил Буян, которому было не до табели о рангах.
   - Ещё четверо, - важно сообщил капитан Морган.
   - Давай их сюда! - разозлился Черномор. - А не то я тебе как дам! Или не дам ничего.
   Испуганный неожиданной и непонятной перспективой пират наклонился и предложил: - Господа капитаны! Прошу всех наверх! Нас, кажется, освободили.
   - Усы драть точно больше не будут? - спросил снизу осторожный голос.
   - Кажется, не будут, - не очень уверенно отозвался капитан Морган. Вылезайте, господа, время не ждёт.
   - Хорошо, капитан, - вздохнули в трюме. - Мы выходим. Но учтите, делаем мы это исключительно под вашу ответственность.
   - Чёрт побери! Вы что, сумасшедших креветок объелись?! Какая может быть ответственность у капитана пиратов?! Они что там, с ума от духоты и темноты посходили? - пожал плечами капитан Морган, но в трюм проворчал. Вылезайте. И скорее, пока смена караулов не началась.
   Из трюма по очереди вылезли ещё четверо, самый последний выбрался, осторожно прикрывая рукой под носом остатки пышных усов, оторванных люком. Все четверо, за исключением последнего, были не очень похожи на пиратов, про которых я читал в книжках и которых видел на картинках. Не было среди них ни одноглазых, ни хромых, ни покрытых сабельными шрамами.
   - Вы и вправду пираты? - подозрительно осмотрев компанию, спросил я недоверчиво.
   - Молодой человек, кажется, знает о нас исключительно по книжкам писателей Сальгари и Стивенсона, - обидчиво оттопырил толстую губу Морган. - Что вы, юноша, знаете о пиратах?
   Презрительное высокомерие обидело меня. Про пиратов я кое-что знал. И поспешил удивить своими знаниями освобождённых из трюма.
   - Пираты - это морские разбойники, они суда грабили, - пояснил я.
   - Разбойники! - возмутился Морган. - Что бы вы понимали, молодой человек, клянусь грот-мачтой?! Когда зародилось пиратство, почти все пираты состояли на королевской службе и были признаны государством. Это даже было в какой-то степени весьма почетно.
   Пиратов нанимали на службу самые знатные дворы Европы! Таких, как мы, называли каперами и выдавали нам каперские свидетельства. Англия, Испания, Франция и Нидерланды имели на службе пиратов!
   Я - англичанин Генри Морган, грабил корабли, нападал на испанские города на Кубе и на Панаме. Король Чарльз Второй лично посвятил меня в рыцари и назначил губернатором Ямайки!
   - Ничего себе! - искренне удивился я. - Капитан пиратов - рыцарь! Врёшь, наверное!
   Клинок молнией сверкнул в воздухе, прижавшись к моему горлу холодным острием. Я похолодел и замер.
   - Не будь ты так молод и глуп, - прошипел капитан Морган, - я бы проткнул тебя насквозь, твой дух уже трепетал бы в снастях нашего парусника! Я прощаю тебя только потому, что ты ничего толком не знаешь про нас, пиратов.
   Высокий худой пират в роскошном камзоле, увешанном орденами, надменно поклонился и свысока процедил:
   - Я - Фрэнсис Дрейк, вице-адмирал, считаю своим долгом напомнить неблагодарным потомкам, что в славные времена Великих Открытий и Путешествий, я был вторым в мире человеком, совершившим кругосветное плавание, вслед за великим Магелланом! Я вернулся на корабле "Золотой Олень", доверху нагруженном серебром! Я помог Англии разгромить испанский флот - Непобедимую Армаду! Королева Элизабет Первая собственноручно посвятила меня в рыцари!
   У меня голова пошла кругом: вице-адмиралы, рыцари, кругосветные путешествия! Ничего себе - пираты! Вот тебе и морские разбойники! Но кое-что в моих представлениях поставили на место оставшиеся пираты.
   Выслушав двух рыцарей, я вежливо повернулся к остальным, мрачный плотный верзила, прогудел, словно говорил в бочку:
   - Я - капитан Флинт.
   И замолчал. Я, кое-что вспомнив, спросил:
   - Это у вас служил капитан Сильвер? И вы, кажется, придумали пиратский флаг, "Весёлый Роджер"? И почему так странно назвали такой мрачный флаг?
   - Одноногий капитан Сильвер никогда не служил у меня, - проворчал Флинт. - Он - не более чем порождение буйной фантазии писателя Стивенсона. А про флаг только говорят, что его придумал я. Как было на самом деле, известно только старушке Истории, да ещё мне самому, а остальные пускай ломают над этим головы, если им охота. Должны же быть загадки. И что такого особенного в этом флаге? Флаг, как флаг. Чёрный - видно далеко. И на нём белые череп, и скрещенные кости. Вот за этот череп, на котором была изображена улыбка, и прозвали флаг "Весёлым Роджером". Наверное, у покойного бедняги Роджера была такая же улыбка, как у черепа!
   Пираты сдержанно рассмеялись.
   Следующим сухо представился пират с горящим злобой взглядом и оборванными усами.
   - Я - последний великий пират. Меня зовут Эдуард Титч, на морях меня называют Чёрная Борода. Всегда ношу за поясом шесть заряженных пистолетов и пью ром, смешанный с порохом...
   Он рассказывал о своих кровавых подвигах, а я рассматривал заплетенные в его длинных волосах странные косицы, с непонятными ленточками.
   - Что, интересуешься? - усмехнулся Чёрная Борода. - Про эти косицы ходило множество слухов, все говорили, что я чудил, заплетал в волосы горящие пушечные фитили. На самом деле так делали многие канониры на флоте. Во время боя некогда запаливать фитили, а так под рукой сразу несколько горящих - выдёргивай тлеющие ленточки из волос, подноси к пушкам и пали!
   Вот этот ухарь был действительно похож на тех бесшабашных пиратов, про которых я читал в книжках. Я перевёл взгляд на последнего пирата.
   - Как вас зовут, сэр? - спросил я, вспомнив, что все тут адмиралы да рыцари.
   - Слышал? - толкнул адмирала Дрейка Морган. - Он назвал его сэром?!
   - Слышал, - скривил подобие улыбки Дрейк. - Какой это сэр! Это капитан Кидд! Даже среди самых безжалостных пиратов он пользовался дурной славой. Это умирание пиратства. Отребье. Говорили, что когда его, самого кровожадного пирата поймали и стали судить, все были потрясены его невзрачностью и грубостью. Никакой романтики! Он даже грамоты не знал!
   - Мало ли что могут наговорить про пирата его недоброжелатели после смерти! - оскалился капитан Кидд.
   - Что-то я не видел вас за чтением, капитан, - смерил его презрительным взглядом адмирал Дрейк.
   - Господа, - прервал их Морган, - нас освободили не для того, чтобы мы обсуждали достоинства и недостатки друг друга. Нас было множество, пиратов, все императорские и королевские дворы имели пиратов. Даже у русского царя Ивана Грозного были свои корсары. А задолго до нас на морях наводили страх рыжебородые викинги и русские ушкуйники. Даже дамы не чурались славного ремесла. Были среди них даже свои знаменитости вроде Мэри Рид и Анны Бонни. Но это все дела - давние, а что от нас потребуют освободители?
   - Говорите, что вам от нас нужно, - добавил адмирал Дрейк. - Светает, пора уплывать. Что вы от нас хотите за то, что освободили нас? Мы готовы заплатить золотыми дублонами! Это самые любимые монеты пиратов, а значит, самые надежные. Золото - всегда золото.
   - Нам не нужно золото, - остановил его Черномор. - Вы должны увезти нас отсюда, уплыть с нами вместе, потому что мы не умеем управлять кораблём.
   - Уплыть! - неожиданно возмутился сэр Морган. - Плавают на воде только какашки, а настоящие морские волки ходят под парусами!
   - Мы не на море, а на болоте, - робко возразил, оправдываясь, Черномор. - Какие же вы морские волки на болоте?
   - Какая разница - морские, болотные, всё равно мы - волки! Только попавшие в капкан, так что нас упрашивать не нужно, мы сами мечтаем уплыть отсюда, иначе висеть нам на рее вверх ногами. Командуйте, сэр Морган! Мы готовы! - махнул широкоплой шляпой адмирал Дрейк.
   - Слушаюсь, сэр Дрейк, - рыкнул тучный Морган и стал отдавать распоряжения, которые мы, непосвященные, понять не могли.
   Пиратские капитаны подняли паруса, поймали попутный ветер и тихо отчалили из-под борта "Азова", на котором никто ничего не заметил, так тихо они всё проделали. К моему удивлению, кораблик легко скользил по болоту, словно по морю, даже небольшая качка чувствовалась под ногами.
   "Болотный Крокодил" бороздил бескрайние просторы болот Павловского угольника, уходя все дальше и дальше от Ведьминых Островов, от Дворца.
   Глава тридцать восьмая
   Кораблекрушение
   Когда мы отплыли далеко и лучи солнца скользнули по вершинам Острова, содрогнулось болото, и Остров заходил ходуном. Вокруг него сгрудились чёрные тучи, хотя всё остальное небо оставалось совершенно чистым. Над Островом громыхали грозы и сверкали молнии, он стал медленно погружаться в воду. И как только совсем исчез, тучи рассеялись, и раскаты грома прекратились.
   На месте Острова простиралось бескрайнее болото. И тихий шёпот коснулся моих ушей:
   - Спасибо...
   Мы плыли по бескрайнему болоту на корабле. Я подумал, что если сумею вернуться домой, никогда никому не смогу рассказать о приключениях на бесконечных болотах. Подумайте сами, куда меня отправят, если я на полном серьёзе начну рассказывать о том, что в конце двадцатого века превращался в козла, потом женился на Царевне Лягушке, расскажу про Ведьмины Острова, про то, как сражался с Ведьмами и о том, как плыл под парусами на корабле по болоту.
   Пиратские капитаны, кроме адмирала Дрейка, спустились вниз и не показывались больше на палубе. Я спросил адмирала, почему его соратники не выходят из трюма. Он ответил: