Такого Конану еще не приходилось видеть. Он родился среди гор и провел в них детство; он не раз странствовал в горах, то выслеживая добычу, то скрываясь от погони; он знал и любил горы. В его представлении они являлись надежным убежищем, и чем круче и неприступней были их склоны, тем безопасней он себя чувствовал. Он был горцем, сыном гор, плотью от их твердой и несокрушимой плоти, и до сих пор полагал, что не найдется человека, который смог бы обогнать его, запутать и обойти в лабиринте ущелий и скал, среди заснеженных вершин и крутых перевалов. Но горы в его представлении были совсем не такими, как эта титаническая белая скала, что бесконечным чередованием впадин и уступов тянулась сейчас перед его глазами. Горы были гигантскими глыбами дикого камня, вознесенного к небесам; ни руки богов, ни людской труд не сглаживали их склонов, прорезанных трещинами, ущельями и каньонами, покрытых бесформенными валунами и выступами, засыпанных обломками и щебнем. Эта же белая скала, превосходившая высотой величайшие пики киммерийских хребтов, казалась Конану неестественной.
   Тем не менее, она ему что-то напоминала. Что-то очень знакомое, но никак не связанное с горами и утесами, с осыпями и расселинами, с перевалами и ущельями. Почти инстинктивно он сунул руку за глубокий вырез туники, провел ладонью по мощной выпуклой пластине грудной мышцы, потом пальцы его спустились к ребрам. Выпуклость, впадина... округлые, закованные в панцирь твердых мускулов, прикрытые гладкой кожей... Забавная мысль!
   Он с новым интересом уставился на скалу. Пожалуй, если б не это странное свечение, ее поверхность и в самом деле напоминала бы человеческую кожу. Теперь Конану чудилось, что она не чисто белая скорее, чуть розоватая... смугло-розоватая, если говорить совсем точно... В волнении он снова ощупал свою грудь и бок, словно собственное тело могло дать ему ответ на загадку; потом, вытащив руку, потер лоб. Кажется, Рина что-то говорила насчет этой скалы... что-то весьма удивительное...
   Обернувшись, он прикоснулся к плечу девушки, по-прежнему созерцавшей мрак на другой стороне провала.
   - Эта белая скала, что передо мной... Что ты о ней думаешь?
   Не поворачивая головы, Рина пробормотала:
   - От нее не исходит опасность. Надо следить за тьмой... да, за тьмой, Конан. Светлое нам не грозит.
   - И все же?
   На мгновение Рина прижалась щекой к его ладони, будто бы в молчаливой просьбе не тревожить ее по пустякам. Однако она ответила, и с первых же слов Конан припомнил все, о чем говорилось раньше, - там, на огромной ветви, с которой начался их полет.
   - Твоя скала - живая... словно живая, я хочу сказать. Но ты можешь не беспокоиться - она не вырастит зубы и не сожрет нас. Она...
   - Погоди, - перебил девушку Конан, - я ничего не понимаю. Живая или словно живая? В этом есть разница, как ты считаешь?
   - Вероятно.
   - Вероятно! Клянусь Кромом, женщина, ты меня совсем запутала! Цветок, на котором мы летим, живой, и мы с тобой тоже... А скала?
   - Она напоминает мне уснувшего человека, - коротко ответила Рина и замолчала.
   Конан решил больше ее не тревожить; пусть смотрит в темноту, стережет их от внезапного нападения. Теперь он вспомнил и то, что пропасть Као'кирр'от будила в девушке беспокойство; вероятно, после первых радостных мгновений парения в воздухе, тревожные предчувствия овладели Риной с новой силой. Однако сам он не ощущал пока ничего угрожающего.
   Их красный шар плавно летел вниз, и было трудно представить, сколько времени займет спуск. Наблюдая за белой поверхностью скалы, киммериец вдруг понял, что она то приближается к нему, то отдаляется, будто бы попеременно притягивая и отталкивая падавший в пропасть цветок. Подметить это оказалось нелегко, но теперь он не сомневался, что в гигантском провале дует ветер - слабый, едва ощутимый, теплый.
   Конан послюнил палец, вытянул руку вверх и замер в неподвижности, отсчитывая время по вздохам. Да, тут был ветер! Тянуло откуда-то сверху или, быть может, от поверхности утеса; воздух медленно, очень медленно колебался, то прижимая их шар к скале, то отбрасывая на полсотни локтей к середине провала.
   Странный ветер! Словно дыхание спящего гиганта... И Рина говорила о том же...
   Осененный внезапной идеей, Конан вновь сунул руку за пазуху, плотно прижимая ладони к груди. Она мерно вздымалась и опадала; прикрыв глаза, киммериец довольно долго сидел, будто бы прислушиваясь к этим непрерывным колебаниям и сильным толчкам сердца, потом поднял веки и, как завороженный, уставился на белую светящуюся стену. Дрогнула ли она? Или это только ему показалось?
   Внезапно за его спиной прозвучал тревожный вскрик Рины, и Конан очнулся.
   - Птицы! Смотри, птицы! - Она тянула руку вверх, показывая на темное облачко, оторвавшееся от края завесы мрака. Туча, похожая на клок несомого ветром дыма, опускалась к парившему в воздухе цветку, наискосок пересекая провал. Конан пригляделся.
   - Облако, - пробормотал он, - просто облако. Я не вижу никаких птиц.
   - Зато я вижу! - Казалось, Рина близка к панике, и это удивило киммерийца куда больше, чем подозрительная тучка. - Бери арбалет, Конан! Вот оно! То самое, чего я боялась! - Дрожащими руками она начала расстегивать сумку с дисками.
   - То самое? - окончательно оторвавшись от созерцания белой стены, Конан нахмурился. - Ты хочешь сказать...
   - Да, да! Опасность, которую я предчувствовала!
   Не задумываясь, киммериец сбросил с плеча арбалет и колчан, потом поднял голову, разглядывая тучу. Она уже распалась на множество точек нет, не точек, а черточек, волнообразно изгибавшихся по краям. Птичьи крылья? Пожалуй... Но вряд ли создания, что преследовали их, отличались крупными размерами.
   Конан перевел взгляд на побледневшее лицо девушки.
   - Что тебя так напугало? Какие-то мелкие твари... просто птицы, не драконы и не летающие оборотни... Пара-другая стрел отпугнет их.
   - Не думаю. - Рина справилась с волнением, и руки ее больше не дрожали. - Они не такие маленькие, как тебе кажется, и их очень много. Ну, и еще одно... Пресветлый Митра! - страдальчески сморщившись, девушка потерла висок, словно пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль. Понимаешь, я не вижу, чем закончится схватка с ними... Не вижу! И это меня пугает.
   Киммериец кивнул, наконец-то уразумев истинную причину ее тревоги. До сих пор дар Рины ни разу не подводил их; они одолели сонный морок, стража тоннелей, что вели к лесам нижнего мира, и благополучно добрались до рубежей пурпурной равнины. Вероятно, подумал Конан, мысль, что все предыдущие предсказания исполнились, поддерживала девушку, вселяла в нее уверенность; предвидя грядущее, Рина чувствовала себя зрячей рядом с ним, жалким слепцом. Но теперь и она ослепла.
   От темной тучи отделилась одна черточка. Она стремительно падала вниз, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах; Конан видел грязно-серые крылья, мощные, широкие и длинные, вытянутое тело с раскрытым веером хвостом, растопыренные лапы. Он понял, что ошибался - эта тварь не была мелкой. Пожалуй, куда больше орла! Десять локтей в размахе крыльев, массивное туловище, гибкая змеиная шея... Потом он разглядел голову монстра и содрогнулся.
   Ничего похожего на птичью! Ни клюва, ни перьев... Скорее, жуткое подобие человеческого лица: огромная пасть с рядами мелких острых зубов, широкие вывороченные ноздри, хохолок на темени, напоминающий прядь волос, большие круглые глаза - глаза, в которых пылало дьявольское пламя! Обличье этой твари было куда уродливей и страшнее, чем мохнатые физиономии тии'ка. В конце концов, племя волосатых все-таки относилось к людскому роду, а жуткий монстр, круживший в полусотне локтей от Конана, явно был порождением Нергала.
   - Кром!
   Стрела с визгом сорвалась с тетивы, серая тварь вскрикнула, захлебнувшись кровью, и, сложив крылья, канула вниз. Арбалетный болт торчал посреди чудовищного лица - там, где мгновение назад зияли дыры ноздрей.
   - Первый, - отсчитал Конан, лязгнув рычагом.
   - Боюсь, это их не остановит, - негромко сказала Рина. - Гарпии! Мерзкие твари! И на редкость злобные!
   - Но зубы у них мелкие и когти невелики. Не вижу, как они могут нам повредить... Мы прикончим любую из этих птичек на расстоянии ста локтей, а когда кончатся стрелы и твои диски, отобьемся мечом и дротиком. Нет, они до нас не доберутся!
   - До нас - возможно, но подумай о нашем шаре! О цветке!
   - О цветке? - Мгновение киммериец следил за опускавшейся вниз стаей, потом лицо его посуровело, темные брови сошлись в линию. - Ты думаешь, они повредят цветок?
   - Если поймут, что нас так просто не взять, и разозлятся... Только этого я и боюсь, Конан! Они раздерут цветок в клочья, и мы рухнем в бездну!
   - Кром! - Стальной болт вспорол воздух, пробив лоб одному из монстров; с пронзительным воплем тот полетел вниз. - Кром! - повторил Конан, торопливо натягивая тетиву. - Ты права, девочка, они могут разорвать шар, на это хватит даже их жалких когтей... Нам нельзя подпускать их близко!
   Оседлав мешок, он просунул ноги в сапогах под болтавшиеся внизу стебли, потом вытащил меч и прижал обнаженный клинок бедром. Теперь он был готов к обороне; он мог рубить, колоть и стрелять во всех направлениях, кроме одного - прямо вверх. К сожалению, оно являлось самым важным: там пламенел огромный шар беззащитного цветка. Однако серые твари как будто не замечали этого уязвимого места. Живая плоть двух путников привлекала гарпий гораздо больше; образовав широкое кольцо, они кружили и кружили вокруг них, безгласные и молчаливые, как сама смерть.
   - Сейчас бросятся, - вдруг сказала Рина. Она пошевелилась, и диски зазвенели в ее сумке. - Ты...
   Девушка не успела закончить. В воздухе вдруг стало тесно от серых тел с растопыренными хвостами, яростно плещущих крыльев, когтистых лап, тянувшихся к повисшим над бездной людям. Конан стрелял и стрелял, чувствуя спиной, как мерно ходят лопатки Рины - она метала диски то с левой, то с правой руки. Хотя это оружие уступало по дальности броска арбалету, его преимуществом являлась скорость: стальные пластинки жужжали в воздухе словно рой разъяренных пчел, и киммериец видел, как серые твари одна за другой исчезают в бездне. У большинства была перерублена шея, и безголовые туловища с распластанными крыльями падали вниз, вращаясь и брызгая кровью.
   Ни одна стрела Конана не пропала даром, но он вдруг обнаружил, что их так мало в сравнении с атаковавшей стаей! Колчан стремительно пустел, и киммериец, отложив арбалет, взялся за меч. Он ткнул несколько раз в жуткие морды круживших рядом чудищ, страстно желая очутиться на земле - на твердой почве, где можно было бы как следует размахнуться и по-настоящему пустить кровь этим отродьям Нергала. Воздушный полет, еще недавно так очаровавший его, казался теперь неприятной, едва ли не бессмысленной затеей, а сетка из толстых цветочных стеблей представлялась ловушкой.
   Он снова ударил клинком - раз, другой, третий - но твари были увертливы. Тут, в воздухе, все преимущества оставались за ними, и лишь стрела и метательный нож могли уравнять шансы. Зарычав от ярости, Конан опять взялся за арбалет.
   Завеса крыльев распалась - он даже не успел выпустить стрелу. Серые твари кружили в двух сотнях локтей от них и, бросив взгляд на жуткую стаю, киммериец не заметил, чтобы она сильно преуменьшилась. Этих чудовищных птиц было много, слишком много!
   - Сколько у тебя осталось стрел? - охрипшим голосом спросила Рина.
   Конан заглянул в полупустой колчан.
   - Двенадцать.
   - А у меня - пять дисков... Плохи наши дела!
   - Будем отбиваться мечом и копьем.
   - Будем. Только бы они не тронули наш цветок!
   С ненавистью и тоской взглянув на хищное кольцо, что сомкнулось вокруг парящей в воздухе сферы, Конан сжал кулаки. О, если бы он мог призвать на помощь Силу! Если б он мог как прежде метнуть ослепительную и смертоносную молнию! Если б он мог зажечь жаркий шар астрального огня! Если б он мог...
   Воистину, Митра жестоко покарал его! Там, в Ариме - мраком беспамятства, а здесь, в этой проклятой пропасти - бессилием! Он видел врага, он пылал гневом - и был не в состоянии добраться до него. До этих мерзких и наглых тварей, чьи пасти растягивались в глумливых ухмылках!
   Скрипнув зубами, Конан снова принялся считать стрелы, потом отбросил колчан и спросил:
   - Может, ты сумеешь как-то использовать Силу? Ну, раз у тебя не ладится дело с молниями, так и не надо молний... Но если ты превратишь нас в невидимок...
   - Прости, но я не умею ставить защиту. Я ведь уже говорила об этом, голос Рины звучал виновато. - Я могу делать лишь то, что я могу... Лечить и предсказывать... это все, милый.
   Милый! Слово скользнуло по краешку сознания Конана, не задев его. Он недовольно пробурчал:
   - Если мы чего-нибудь не придумаем, лечить будет некого, детка.
   Внезапно серая стая, кружившая около них, стремительно ринулась вниз, потом вверх; сразу десяток тварей повис на стеблях, терзая их зубами и когтями, а одна вцепилась в сапог Конана. Он гневно вскрикнул и начал колоть мечом, стараясь не задеть переплетений сети, в которой они висели над бездной. Рядом девушка била копьем, и с каждым ударом очередной монстр с протяжным предсмертным воплем летел вниз. Вскоре они очистили стебли от летающих тварей, перебив два или три десятка; но сотни серых чудищ по-прежнему окружали шар. Казалось, их не страшила гибель; да и могла ли она испугать отродий Нергала, повелителя смерти?
   - Ну вот, - сказала Рина, откладывая дротик, - атака снизу... Теперь они либо снова бросятся на нас, либо нападут сверху. А до земли еще далеко.
   - Далеко, - подтвердил Конан, всматриваясь в мерцавший под ногами туман. Ему почудилось, что громыхание на дне пропасти стало сильней, но кроме далекого и неясного гула ничто не говорило о том, что земля близка. Они могли спускаться в эту бездну несколько дней, и за это время чудовищные птицы обглодали бы их кости до зеркального блеска.
   Киммериец перевел взгляд на белую стену, что медленно уходила вверх в сотне локтей от шара. Она была все такой же гладкой, с округлыми выступами и впадинами, и зацепиться там было абсолютно невозможно. Ему показалось, что скала словно бы колеблется - неторопливо и почти незаметно, то приближаясь к плывущему вниз цветку, то отдаляясь от него. Конан встряхнул головой. Возможно ли это? Не чудится ли ему? Но ветерок, которым тянуло от белой стены, бесспорно сделался сильнее...
   Он хотел повернуться к Рине, поделиться с ней своим наблюдением, но девушка вдруг вскрикнула и дернула его за рукав.
   - Они атакуют! Сверху, Конан! Стреляй! Стреляй, во имя светлого Митры!
   Почти автоматически он вскинул арбалет, свистнула первая стрела, и ей ответило басовитое жужжание боевого диска. Воздух снова наполнился плеском крыл и предсмертными воплями падавших в бездну тварей; Конан стрелял, пытаясь не подпускать их к верхней части шара. Но что он мог сделать? Двенадцать стрел поразили двенадцать чудовищных ликов, но десятки других тварей плотным облаком опускались на красный цветок, впивались зубами и когтями в его плоть, терзали и рвали кожистую оболочку. Сфера дрогнула, накренилась под тяжестью облепивших ее серых созданий и быстрее пошла вниз.
   - Все, - сказал Конан, - стрелы кончились. Да если б и остались, теперь мне до этих тварей не добраться. Хотя... - Он принялся распутывать веревку с железным крюком, которой были перевязаны мешки.
   Рина, ухватившись за стебли, далеко высунулась наружу - видно, хотела разглядеть, что творится на верхней части шара. Гарпии ее не атаковали; похоже, они сообразили, что, разорвав оболочку, доберутся до своей добычи без всяких потерь.
   - Их там десятка два, - сказала Рина дрогнувшим голосом. - Я не вижу... не разглядеть... но больше двух десятков на куполе не поместится. Остальные кружат сверху, словно стая воронья над падалью... - Тут она заметила в руках Конана веревку. - Что ты собираешься делать?
   - Попробую зацепиться крюком о скалу. Подтянем к ней шар, и я заберусь наверх... Что нам еще остается?
   Он выждал момент, когда цветок поднесло ветром поближе к белой стене, и метнул веревку. Крюк глухо лязгнул и скользнул вниз, не оставив ни царапины на блестящей поверхности, и Конан выругался. Если перед ним и в самом деле находилась грудь Первосотворенного, подпирающего верхний мир, то плоть его была тверже камня! Выбрав веревку, киммериец метнул ее снова - с прежним результатом. Над головой его шла лихорадочная возня, и внезапно густая капля цветочного сока капнула на плечо Конана. Она была алой, как человеческая кровь.
   - Кажется, пришла пора прощаться, - вымолвил он, поворачиваясь к Рине.
   - Кажется... - Она вздохнула, потерла ладошками побледневшие щеки. А жаль! Мне так хотелось взглянуть на величайший из храмов Митры... вымолить прощение для тебя... и еще... еще... - Голос ее стих, но губы беззвучно шевелились. Глядя в ее ясные серые глаза, Конан разобрал лишь одно слово - милый; он потянулся к девушке, чтобы обнять и успокоить ее. Нет, не успокоить - Рина, Ученица, владеющая Силой, была спокойна перед лицом смерти! Значит, ему оставалось лишь обнять и приласкать ее, сделать то, что он давно хотел.
   Конан протянул к девушке руки, но вдруг зрачки ее расширились - она глядела на что-то за его спиной, полуоткрыв в удивлении рот. Киммериец еще не успел обернуться, как твари, облепившие сверху цветок, загомонили, завизжали и серой тучей ринулись в сторону. Огромная сфера дрогнула, выпрямилась, и спуск вновь стал ровным и плавным.
   - Ко-нан, смо-три... - медленно, по слогам произнесла Рина, не в силах справиться с изумлением.
   Он повернул голову. В белой сияющей стене разверзлась гигантская пещера, и цветок с торжественной неторопливостью плыл прямо к ней.
   26. ХРАМ
   Рина, тихо вздыхая, лежала в его объятиях, закинув обнаженную руку Конану на шею. Во сне туника девушки сбилась, открыв округлые колени и бархатную поверхность бедра, но киммериец глядел на юную и чистую ее прелесть без привычного вожделения. Теперь, спустя долгие дни, проведенные вместе, она уже не казалась Конану недосягаемым существом, неприкосновенной служительницей Митры, чьи тело и душа посвящены одной лишь божественной цели. Чудесным образом она вдруг превратилась в женщину, стала дорога ему, но то, что он чувствовал сейчас, нельзя было выразить грубым и плотским словом. Вожделение? Нет... Любовь? Тоже вряд ли... Он был слишком тверд, слишком силен и неукротим, чтобы любить женщину - ибо любовь предполагала самопожертвование. Нежность? Да, это было ближе всего к истине.
   Они лежали в большой пещере с высоким куполом - там, где их сморил сон; неподалеку от входного отверстия плавно колыхалась карминовая сфера цветка, и пол под ними казался не каменно-жестким и холодным, а теплым и упругим, словно исполин, приютивший их в крохотной складочке своей необозримой плоти, хотел согреть и убаюкать нежданных гостей. Конан заметил, что стены тут светятся сильней, чем внешняя поверхность утеса. Струившийся из пещеры поток ярких серебристых лучей вырывался наружу, пронзая тьму на другой стороне пропасти, и исчезал во мраке. Вероятно, этот свет и отпугнул вчера гарпий, либо они вообще боялись коснуться тела гиганта; как бы то ни было, мерзкие порождения Нергала исчезли, и ничто не мешало продолжить путь.
   Конан пошевелился, и Рина раскрыла глаза. Увидев, что девушка проснулась, он осторожно снял с шеи ее ладонь и сел, приглаживая растрепанную гриву темных волос; потом сунул руку за пояс, вытащил сосудик с арсайей и вдохнул бальзам. Драгоценного вендийского снадобья оставалось совсем немного - лишь на донышке фляги шуршали последние крупинки.
   - Я поняла, - вдруг раздался голос Рины, - поняла, почему мне не удавалось рассмотреть все это... - Она тоже села, плавным жестом обеих рук словно охватив огромную пещеру.
   - Ты говоришь о своем предвидении? О том, что оно отказало на сей раз?
   - Да. Мне был послан сон... вещий сон...
   Конан, не прерывая ее, вопросительно приподнял бровь, но Рина покачала головой.
   - Я не буду его пересказывать. Просто я поняла, что мне доступно, и что - нет... Понимаешь, я могу предвидеть действия людей - обычных людей, таких, как мы с тобой, - она улыбнулась и, приподнявшись, оправила тунику. - Но кто способен угадать намерения бога? Мечтать об этом было бы слишком самонадеянно и грешно.
   - Значит, ты думаешь, что Первосотворенный помог нам по прямому повелению Митры?
   - Уверена в том. Мой сон...
   Конан вдруг расхохотался, откинув голову и обнажив белые крупные зубы.
   - А я считаю, что Митра и не думал нас спасать, - заявил он. - Если помнишь, вчера я пару раз пощекотал гиганта железным крюком... Вот он и проснулся!
   - Ты можешь считать так, если хочешь, но я-то знаю истину! - Гибким движением Рина поднялась на ноги и начала развязывать свой мешок. Поедим?
   - Конечно. Что у нас осталось?
   У них было еще немного мяса и сушеных фруктов, комок засахарившегося меда в тряпице и три окаменевшие лепешки. Вполне приличная трапеза для непритязательных людей. Конан, пережевывая размоченный в воде кусок хлеба, размышлял, найдется ли внизу какая-то пища. Впрочем, он скоро оставил мысли о еде; до великого храма Митры было рукой подать, и киммериец погрузился в размышления о том, что ожидает его в святилище. Простит ли его бог? Или наложит новую кару, еще тяжелее прежней?
   Он вздохнул и, покончив с лепешкой, подошел к шару. Огромный цветок по-прежнему пламенел яркими красками и, кроме нескольких застывших дорожек сока, ничто не напоминало о вчерашнем нападении. Конан подумал, что когти и зубы серых тварей не успели глубоко проникнуть в плоть цветка и повредить его; погладив плотную кожистую оболочку, он повернулся к Рине.
   - Клянусь Кромом! Этот парень вовремя решил подышать!
   Рина, возившаяся с мешком, подняла на него удивленный взгляд.
   - О ком ты говоришь, Конан?
   Киммериец топнул ногой об пол.
   - О нем, конечно! Вчера, когда эти серые ублюдки терзали шар, он пробудился и решил нам помочь. А может, просто глубоко вздохнул спросонья... Вздохнул, понимаешь? И порыв ветра затащил цветок в пещеру.
   - Он не только вздохнул, - возразила девушка. - В стене не было никакого отверстия, никакой пещеры... Не было, и вдруг появилась! Я сама видела! И мой сон...
   - Ладно, - прервал ее Конан, - волей Митры или по милости Первосотворенного, но мы спаслись! Не будем же спорить, кто из них нам больше помог. Забирайся в корзину!
   Он передал девушке оружие и поклажу, снова привязав мешки к толстым нижним стеблям, затем потянул шар к выходному отверстию. Несмотря на груз, цветок казался легким, точно пушинка; Конан протолкнул его наружу и быстро протиснулся меж переплетающихся стеблей. Он хотел было оттолкнуться от скалы, но вход в пещеру вдруг с резким звуком захлопнулся, и поток теплого воздуха отбросил сферу к середине провала. Одновременно с этим исчезло и яркое сияние, исходившее раньше из отверстия.
   Устроившись на мешке, Конан озабоченно посмотрел вверх, потом перевел взгляд на Рину. Лицо девушки хранило выражение безмятежного спокойствия.
   - Ну, что говорит твой вещий дар? Эти серые твари не вернутся?
   - Нет, милый. Мы спокойно опустимся на самое дно, а там... - Она замолчала.
   - А там? - спросил Конан.
   Рина таинственно улыбнулась.
   - Там случится то, что должно случиться.
   Киммериец кивнул, сообразив, что более точных предсказаний ждать нечего. Ему почудилось, что Рина что-то скрывает, но вряд ли настояния и просьбы могли заставить ее разговориться. Что ж, ждать ему оставалось не так долго! Шар опускался вниз, туман, затягивавший дно пропасти, постепенно редел, и доносившееся оттуда погромыхивание становилось все громче и громче. Он перевел глаза на белую стену.
   Вид скалы изменился; теперь она спадала в бездну мощными вертикальными складками, округлыми и выпуклыми, словно мышцы гигантского бедра. Где-то далеко внизу Конан различил чудовищных размеров выступ, подобно шару выпирающий из поверхности белой стены; он был так огромен, что даже вулкан Учителя не мог соперничать с ним.
   - Колено... - В ошеломлении пробормотал киммериец, чувствуя себя крохотной мошкой, порхающей у тела исполина.
   - Храм стоит у коленей Первосотворенных, - эхом отозвалась Рина. Так сказал наставник.
   Они продолжали спускаться, прислушиваясь к доносившимся снизу громовым раскатам. Мгла, скрывавшая дно пропасти, совсем разошлась, открыв взгляду багровый поток, струившийся меж каменных берегов. От него веяло палящим жаром, и вскоре Конан понял, что видит реку раскаленной лавы. По обе ее стороны высились темные скалы, валуны и гигантские каменные плиты, стоявшие торчком; то и дело какая-нибудь из них с громким всплеском рушилась в поток, стремительно уносивший ее в черное отверстие рядом с беломраморным коленом исполина. Эти каменные плоты, кружившиеся на раскаленной поверхности, сталкивались и раскалывались на части, производя тот самый грохот и шум, что долетал до путников.
   - Погляди! - Конан вытянул руку вниз, показывая на чудовищный округлый выступ. - Видишь? Его ноги уходят в землю, еще глубже... Хотел бы я знать, на что опираются ступни этого парня!
   - Храм стоит у коленей Первосотворенных, - повторила Рина. Благодари Митру, что мы добрались хотя бы до них.