Приблизившись к дому, Конан слился с каменной стеной. Она была теплой, нагретой за день солнцем и еще не успевшей остыть; она казалась такой прочной и надежной, но тот, кто обладал силой, хитростью и упорством, мог проникнуть к сокровищам, находившимся под ее зыбкой защитой.
   Киммериец подобрался к окну - узкому, похожему на бойницу; пролезть в него смогла бы разве кошка, да и то не слишком раскормленная. Окно находилось слева от двери, такой же капитальной, как и та, что вела на улицу; в слабом свете, падавшем сквозь оконную щель, он ухитрился разглядеть дубовые доски, часто перехваченные железными накладками. Справа от двери находилась еще одна бойница и, если не считать этих двух отверстий, стена строения, выходившая во двор, казалась совершенно глухой. Может быть, в ней имелись и другие окна, сейчас плотно закрытые ставнями, но Конан не мог обнаружить их в темноте.
   Он осторожно заглянул в бойницу. Там была комната, довольно большая и квадратная, перегороженная посередине прочной железной решеткой, которая шла от пола до потолка. Дверца, вделанная в решетку и сейчас распахнутая настежь, длинный узкий стол рядом с ней и второй, побольше, у стены... Пожалуй, кроме этого там ничего и не было. За большим столом на лавках расположились восемь дюжих мужчин в кольчугах и шлемах, с кинжалами у поясов; их мечи и топоры стояли прислоненные к стене. На полу лежали три арбалета.
   Где же сундуки? Неужели меняла прятал их на ночь в подвале? Конан скосил глаза в одну сторону, потом - в другую. Позиция у него была не слишком удобной: он мог отчетливо рассмотреть стол по ту сторону решетки, за которым расположились охранники, столик поменьше и поближе к нему (за ним, вероятно, сидел ростовщик, совершая свои финансовые сделки), противоположную стену с наружной дверью, заложенной засовом, и две стены слева и справа - в них тоже имелись двери, что вели, очевидно, в жилые комнаты. Если в лавке и находились сундуки со звонкой монетой, то было совершенно ясно, что стояли они как раз у той каменной преграды, к коей прижимался сейчас киммериец.
   Он оторвался от окна и недовольно пробормотал:
   - Ничего не видно, клянусь Кромом! Проклятье! Есть там золото или нет?
   - Не беспокойся, хозяин, - пропищал у самого уха тонкий голосок. Есть, я чую! Но не слишком много. По левую сторону от двери пять больших ларцов, но все с серебром, а по правую... - Шеймис примолк, словно бы вслушиваясь, - да, по правую - только один сундучок, с золотом. Небольшой, как мне кажется.
   - Какого размера?
   - Трудно сказать... Ну, примерно две пяди в высоту.
   - Этого хватит, - буркнул Конан. - Давай, Шеймис, приступай к делу. Спусти штаны с этих немедийцев.
   - Для это мне надо видеть их, - прошелестел демон. - Видеть глазами, а не только ощущать. Поднеси-ка меня к окну, хозяин.
   Киммериец снова приник к узкой щели, чувствуя, как Шеймис трепыхается на его плече, царапая кожу крохотными коготками. Что-то защекотало щеку видно, демон сводил и разводил свои крылья, творя магические пассы.
   Но пока стражи пребывали в добром здравии и отличном расположении духа. Крепкие мужчины, все - от тридцати до сорока, и, видать, опытные бойцы. Конан определил это по нарочитой небрежности движений, по внушительным бицепсам, вздувавшимся при каждом жесте, по той привычной готовности, что читалась в их глазах. Они словно не замечали тяжести кольчуг и шлемов - привычка, выработанная долгими годами солдатской службы; вероятно, эти бойцы сносили немало сапог под немедийскими знаменами. Конан, чуть заметно покачав головой, признал про себя, что стычка с такими головорезами могла бы закончиться для него крупными неприятностями. А ведь у них еще и арбалеты! Этот рыжий ублюдок, незадачливый игрок, знал, куда его послать! Он дал себе слово, что непременно рассчитается с Глахом.
   Двое из немедийцев дремали, не снимая шлемов и опустив головы на скрещенные руки; остальные метали кости, изредка прикладываясь к большому кувшину, стоявшему на полу. В нем, конечно, было пиво; вряд ли Хеолот снабжал своих охранников дорогим вином, да еще во время дежурства.
   - Ну, что там у тебя? - чуть слышно шепнул Конан, повернувшись лицом к демону.
   - Погоди, хозяин, не торопись, - пробормотал тот. - Работенка-то непростая... все же их восемь, а не один, как там, на берегу... Сейчас я...
   Внезапно киммериец ощутил резкое зловоние, и тут же люди за столом беспокойно зашевелились. Двое дремавших тоже подняли головы.
   - Ага! Проняло! - пискнул демон, продолжая свои пассы.
   Охранники тем временем переглядывались, ерзали на лавках и скрипели кольчугами. Один встал; другой, с недоуменным выражением на лице, начал потирать живот.
   - Пиво, что ли, сегодня несвежее... - пробормотал он.
   - Или свинина, что подали вечером, - добавил стоявший. - Кормят всяким дерьмом...
   - Клянусь светом Митры, наш хозяин - изрядный скупердяй, - произнес детина в шлеме с серебряными насечками - видно, старший среди охранников. - Договаривались, что жратва будет самой наилучшей, а выходит...
   - Выходит, с нее аж брюхо пучит! - воскликнул еще один из доблестных воинов, торопливо поднимаясь и расстегивая ремень.
   Конан почувствовал, как Шеймис затанцевал у него на плече.
   - Проняло! Проняло! Проняло! То ли еще будет!
   - Сколько у меня времени? - спросил киммериец, наблюдая, как охранники торопливо вскакивают, отодвигая лавки.
   - Ну, добраться до сундука ты успеешь и вскрыть его тоже. А потом выскакивай на улицу и уноси ноги, - посоветовал сумеречный дух. - Могу обещать, что в эту ночь наши друзья испытают некую слабость в членах... словом, им будет не до погони.
   - Годится, - произнес Конан, прижимаясь к стене у самой двери. Теперь он не видел стражей, но, судя по топоту и сдержанным проклятьям, их и в самом деле проняло. Однако шума они производили немного, и киммериец полагал, что Дастра и его слуги не проснутся.
   Дверь распахнулась, больно задев его по плечу; немедийцы вывалились во двор и поспешно затрусили в самый дальний угол. Один из них нес масляную лампу, прочие дрожащими руками придерживали штаны; видно, им было совсем невтерпеж.
   Итак, фокус удался! Та же самая штука, которую Шеймис сотворил с вожаком пиратов! Конан довольно ухмыльнулся, провожая взглядом удалявшийся огонек. Пусть сумеречный дух не мог испепелить его врагов на месте, однако кой на что он все же был способен! Уже не в первый раз киммериец подумал о том, что демоническая природа Шеймиса все-таки дает себя знать: мелкие пакости выходили у него совсем неплохо.
   Подождав, пока кусты скроют огонек светильника, Конан вытащил коготь Нергала и на цыпочках проскользнул в комнату.
   5. ПЛЕННИК
   Прижавшись к шершавому древесному стволу, посланец закрыл глаза и сосредоточился. Он знал, что никто не сумеет разглядеть его тут, у могучего дуба на обочине дороги; в темноте серый плащ сливался с корой, и аура Силы, защитный полог, прикрывавший застывшую у огромного дерева фигуру, делала ее невидимой для любых глаз - людских ли, звериных. От дуба тянуло приятным теплом; его раскидистая крона впитывала астральную энергию, струившийся с небес дар благого бога, которым зеленый исполин щедро делился с человеком. Сильное и доброе дерево не отказывало в помощи никому, но лишь немногие знали, как эту помощь взять и каким образом использовать.
   Какая удача, что здесь росли дубы! Это вселяло в посланца уверенность, словно за ним надвигалась целая рать бойцов, готовых обнажить клинки по первому слову команды. Впрочем, он полагал, что и сам бы справился с колдуном - другое дело, удалось ли бы ему выйти живым из этого единоборства.
   Последние дни чародей казался неспокойным. При первом контакте посланец ощутил исходящую от него злобную мощь, уверенность в своих силах, мрачное торжество; теперь же маг будто бы получил предостережение. От кого? Кому сие ведомо... Странствующие по миру Ученики имели свои секреты, и свои тайны были у колдунов Черного Круга... Во всяком случае, посланец знал, что враг догадывается о его присутствии. И хотя Неджес не мог выследить Ученика и напасть первым, злой колдун чувствовал, что некто намеревается положить конец его делам и самой его жизни.
   Это осложняло задачу. При неожиданном ударе имелось несравнимо больше шансов на успех, и схватка была бы короткой; теперь же придется ломать мощную магическую защиту. Если придумать какую-то хитрость... как-то отвлечь колдуна... да, это бы помогло! Но хищник, за которым охотился посланец, все время был настороже и скалил клыки, едва почувствовав касание чуждой силы. Матерый зверь! Из ближних самого Тот-Амона! Тем более почетным казалось уничтожить его, обратить во прах, швырнуть беспомощным и бездыханным к сияющим стопам Митры.
   Под сомкнутыми веками прижавшегося к стволу человека неспешной чередой текли картины: бесплодная пустыня, обрезанная стеной горного хребта; гигантский округлый конус потухшего вулкана; террасы у его подножья - на одной из них зеленеет сад... Потом перед ним возникло сухое старческое лицо, словно вырезанное из темного дерева, и он услышал голос: "Рази, Серый! Рази!"
   Учитель... Он всем давал новые имена, странные клички - Утес, Арбалет, Клинок, Малыш... его вот прозвал Серым, определив носить одежду того же цвета... Почему? Был ли в том некий тайный смысл? Безусловно - но не в самом прозвище, а в том, что оно заменяло прежнее имя. Вероятно, наставник хотел подчеркнуть, что жизнь любого его Ученика словно делилась на две части - до того, как тот являлся к нему, и после... После, когда Ученик постигал Искусство и давал Клятву.
   Сквозь привычное полузабытье транса посланец вновь услышал резкий голос, похожий на клекот хищной птицы: "Рази, Серый! Рази!" - и едва заметно усмехнулся. Нет, почтенный наставник, разить еще нельзя! Рано! Не ты ли учил: семижды примерься, один раз ударь? И в данном случае примеряться следовало с особым тщанием: противник был силен. Это не кучка полупьяных солдат и не шайка разбойников, решивших пощупать кошелек одинокого путника! С теми разговор короткий - два-три удара мечом и пинок под зад на прощанье...
   Он почувствовал, как Сила начинает пульсировать в кончиках пальцев, стремясь вырваться наружу беззвучной ослепительной молнией, пронизать прохладный ночной воздух, разнести каменную стену дома напротив, обрушиться на врага, поразить, сокрушить, сжечь... Нет, сказал он себе, никаких необдуманных атак, никаких ударов; только разведка, осторожная и деликатная. Он даже скрестил руки на груди, чтобы не выбросить их вперед в привычном боевом приеме, превращающем накопленную Силу в разящий клинок, в острие смертоносного копья... Утихомирив бушующую внутри мощь, он слегка развел локти в стороны, сложив ладони чашечкой перед грудью.
   Тонкий, едва ощутимый жгут, в котором мягко переливалась Сила светоносного Митры, коснулся разума колдуна. Конечно, тот не спал; и, конечно, был готов к отражению атаки. Теперь посланец ощущал все жилистое крепкое тело врага, застывшего на ложе; мышцы казались расслабленными, дыхание - спокойным и мерным, но некая часть сознания бодрствовала, несла караул, словно сторожевой пес. Там клубилось нечто темное, неясное, смутное - паутина защитных заклинаний, которую малейший признак опасности мог привести в движение, превратив вначале в непроницаемый панцирь, а затем - в молниеносный ответный выпад.
   Посланец глубоко вздохнул, и, вместе с хлынувшим в легкие воздухом, невидимая и неощутимая нить Силы втянулась в его ладони, растеклась по телу, разлилась неудержимым океанским приливом, заставляя стиснуть зубы. Он соединил ладони, вытянул руки вниз и в сторону; мгновенный фиолетовый проблеск разорвал мрак, длинная искра ударила в землю и исчезла. Человек в сером плаще покачнулся, словно гася отдачу, несколько мгновений стоял неподвижно, потом присел, массируя виски. Резкий выброс Силы всегда отзывался недолгой слабостью и головной болью; впрочем, она быстро проходила.
   Когда взошла луна, посланец уже шагал по обочине дороги, направляясь в свое укрытие. Разведка удалась, и он был доволен; если колдун и почуял нечто, то лишь самую неопределенную и смутную угрозу. Пусть! Пусть знает, что находится под неусыпным наблюдением, пусть истощает свою мощь в попытках защититься или нанести удар вслепую; пусть скрипит зубами в бессильной злости. Свет Митры поразит его! И этот город на берегу моря, эта страна не будут отданы Сету, Порождению Тьмы!
   Клянусь Вечными Звездами, - подумал посланник, - и в мире, и в этой земле и так достаточно горя... без того, что приносит поклонение злобным богам. Люди пускают кровь друг другу по любому поводу... жгут, прелюбодействуют, грабят, убивают... хватают детей, юных дев и мальчишек, обращая их в рабство... Так могло случиться и с этим парнем, киммерийцем, едва не угодившим в гиперборейский плен...
   Он принялся вспоминать об их встрече и недолгом пути в город, по пустынной дороге, тянувшейся вдоль взморья. Дикий киммерийский волчонок... Нет, волк-подросток, готовый запустить зубы в горло любому, чтоб доказать свое превосходство... Безусловно, жаждет золота, власти, женщин - всех мирских благ, о которых мечтает любой молокосос, едва научившийся махать мечом... Варвар! Северный варвар, коему юг мнится чашей сладкого вина, что сама просится к губам...
   И все же было в этом черноволосом синеглазом мальчишке нечто необычное. Какая-то необузданная и дикая сила, первозданная мощь, заставляющая вспомнить о Первосотворенных гигантах, детях великого Митры, что сейчас, если верить сказкам, поддерживали земную твердь своими могучими плечами... Да, этот парень был варваром, жестоким и жадным, но лишь всеведущие боги могли предвидеть, что вылепит из него жизнь. Возможно, ему, как тем гигантам из легенд, тоже предстояло свершить великое, подставив спину под безмерную тяжесть земную... или расколоть, растоптать твердыню зла, железной рукой сдавить горло Древнего Змея...
   Посланец не мог ответить на эти вопросы, ибо, несмотря на многие свои таланты и умения, даром предвидения не обладал. Ему, однако, казалось, что Учителю было бы любопытно взглянуть на мальчишку; старый наставник, обучавший Великому Искусству Убивать, сумел бы разобраться в том, что для самого посланца оставалось неясным намеком, смутной аурой грядущего, что окружала киммерийского волчонка. Тем более, что аура эта была затуманена некими чуждыми испарениями магического свойства, принадлежавшими отнюдь не юному варвару. Их посланец выделил и опознал без труда при самой первой встрече; и сейчас, шагая по темной и безлюдной Туранской дороге, он вновь подумал: что за нечисть привязалась к пареньку?
   Этот вопрос требовал изучения и, вероятно, самых экстраординарных мер. Что ж, вскоре главная миссия будет завершена, и тогда можно будет уделить внимание странному спутнику молодого киммерийца. Разумеется, если они снова увидят друг друга, и если парень за эти дни не влипнет в какие-нибудь неприятности. Город полнился слухами о дерзком ограблении ростовщика Хеолота Дастры, случившемся прошлой ночью, и посланец почти не сомневался, чьих рук это дело.
   Ночной визит в лавку менялы оказался вполне удачным: вскрыв небольшой сундучок с золотом, Конан взял пару сотен монет. Тут были и шандаратские динарии, и полновесные туранские диски размером с ноготь большого пальца, и мелкие, похожие на рыбью чешую иранистанские халлы, и марки, отчеканенные в Аквилонии, Немедии, Офире и десятке иных стран. Выскочив на улицу с добычей, юноша нырнул в ближайший темный переулок и направился к северной городской стене. Он понимал, что возвращаться в гостиницу не стоит; рыжий Глах мог не сдержать обета молчания, если жажда мести перевесит страх перед мечом киммерийца.
   А посему Конан перелез через стену и зашагал к свалке. Стены Шандарата были довольно высоки, и ему вновь пришлось пустить в ход веревку с крюком; зато теперь он нимало не беспокоился о стражах, торчавших на ближайших башнях. После некоторых усилий со стороны Шеймиса им понадобилось сойти вниз - и так срочно, что копья и щиты были брошены прямо у парапетов.
   Свалка, лежавшая меж Гирканской и Бритунской дорогами, являлась идеальным убежищем. На протяжении веков Шандарат, город богатый и приверженный к аккуратности, вывозил сюда весь мусор и отбросы - битую посуду и черепицу, старую одежду, ломаную мебель, негодные доски, протертые до дыр ковры, отслужившие свой срок циновки, корзины, телеги, седла, занавески, горшки, конскую сбрую, пивные бочки, лопнувшие канаты, стружку и древесную кору с верфей. Здесь почти не имелось старых изделий из металла - медь и железо были слишком дороги, чтобы выбрасывать их без толку - зато окрестные кузнецы, стеклодувы и гончары обильно удобряли свалку шлаком. Бурые холмы плотно слежавшейся гари высились по всему ее периметру, и в них откапывали себе убежища те, кто не ужился за городскими стенами.
   Да, Шандарат выплескивал на эту огромную помойку не только прогнившее дерево, рваное тряпье и прогоревший шлак, но и человеческие отбросы. До поры до времени этих отверженных никто не трогал; они ютились в пещерах, в норах и хижинах, выстроенных из подручного хлама, побирались у городских ворот, среди окрестных крестьян или промышляли на морском берегу. Но с пришествием в Шандарат почтенного Неджеса порядки изменились: часть обитателей свалки отловили, вывезли на Обглоданный остров, и что там с ними сталось, никто не знал.
   Не тронули лишь самых жалких людишек, ветхих стариков и старух, увечных да юродивых - то есть тех, кто не мог ни воровать, ни, тем более, грабить, и не представлял опасности для благочинного Шандарата и его торговых гостей. Среди подобной публики Конан смотрелся бы белой вороной, но он не афишировал свое присутствие в местной клоаке; добравшись до заранее облюбованной норы, киммериец нырнул в нее и загородил вход толстой доской.
   В крохотной пещерке нельзя было встать во весь рост. Скорчившись в три погибели, юноша отстегнул меч и снял сапоги; потом, раскрыв котомку с припасами и пожитками, вытащил из нее кошель с Глаховым золотом и пересыпал его в мешок, к награбленному у Хеодата. Он улыбнулся, прислушиваясь, как монеты с тихим звоном здороваются друг с другом, и, положив мешок под голову, вытянулся на полу из плотно утрамбованного шлака. Шеймису было велено бдеть и сторожить; засим Конан закрыл глаза и погрузился в сон.
   Утром он перекусил куском вяленого мяса с сухарями, нехитрой снедью, прихваченной из харчевни; следом за пищей отправилось пиво, сотворенное Шеймисом. Юный киммериец выхлебал его из глиняной кружки, стараясь не дышать - напиток был прогорклым, вонючим и больше походил на застоявшуюся морскую воду. Однако он ничем не выдал своего неудовольствия: в конце концов, сумеречный дух прошлой ночью представил самые весомые доказательства своей полезности, расстроив желудки сразу у восьмерых здоровенных стражей Хеолотовых богатств.
   Наевшись, Конан запустил руку в мешок, погрузил пальцы в груду монет, потом стиснул их в кулак, чувствуя, как ребра золотых дисков врезаются в кожу. Такое богатство! Подобного у него не было никогда! Нет, не нищим попрошайкой явится он в Аренджун! Или, быть может, лучше отправиться домой, к киммерийским кострам? Его добыча велика и достойна настоящего воина!
   Последнее казалось ему самым важным. Деньги сами по себе мало что значили для него; он не был алчен и не испытывал преклонения перед этими желтыми сверкающими кругляшами с профилями великих владык, с геральдическими орлами, змеями и драконами. Гораздо больше его занимали блага, которые можно было на них купить: хорошее оружие, добрый конь, пища и вино, женщины... Но даже это не являлось главным, ибо оружие, коня и еду он предпочел бы своровать или отнять - точно так же, как отнял кучу золота, в которой сейчас тонула его рука. Основным же было то, что драгоценная добыча служила весомым доказательством его способностей.
   Он _м_о_ж_е_т_!
   У него достало хитрости и ума, чтобы придумать план, хватило ловкости и отваги, чтобы довести его до конца! Конечно, не без помощи Шеймиса - но разве не он, Конан, придумал, как использовать этого демона-неудачника? Этого недоумка, это ничтожество, способное сотворить лишь сухую корку хлеба, прогорклое пиво да саблю, что ломается при первом же настоящем ударе?
   Горделивые мысли внезапно вызвали у него чувство неловкости и вины. Не стоит так думать о несчастном демоне, решил он; ведь Шеймис не виноват, что какие-то неведомые враги запихнули его в горшок, заточив на века или тысячелетия. Подумать только, какая уйма времени! За такой срок можно было позабыть собственное имя, а не одни лишь колдовские чары!
   Распластавшись на животе, Конан выглянул из своего убежища, убедился, что снаружи все спокойно, и сказал:
   - Ну-ка, Шеймис, сотвори мне еще кружечку пивца! Что-то жажда замучила.
   Демон, вновь принявший свой нормальный вид, радостно встрепенулся.
   - Сейчас, хозяин! Значит, пиво мое пришлось тебе по вкусу?
   Конан кивнул головой, надеясь, что на его лице не выразилось явного отвращения. Получив кружку, он отхлебнул пару глотков и произнес:
   - Отличное пойло! Наверное, сидя в горшке, ты то и дело прикладывался к пиву да вину, а? Ведь других развлечений там не было?
   - Нет, мой господин, - произнес дух сумерек с глубоким вздохом, развлечений там действительно не имелось... Но мы, демоны, не нуждаемся в вине и пище - во всяком случае, большинство из нас. Так что и в этом удовольствии мне было отказано.
   Они помолчали, затем Конан спросил:
   - Чем же ты занимался в своей темнице? Ведь ты провел в ней столько лет, что впору рехнуться!
   Шеймис огладил тощей лапкой череп, пощупал усы.
   - Духи не могут лишиться разума подобно вам, людям; мы просто развоплощаемся, таем, растворяясь в астрале. Что же до того, чем я занимался, хозяин... - Он снова потер лоб, словно бы вспоминая. - Говоря по правде, я спал. Спал, открывая глаза раз в год или в столетие, не знаю... глядел на стеклянные стены, окружавшие меня сверху, снизу, со всех сторон, и опять засыпал... Клянусь древними богами Ночи и Дня, больше там нечего было делать!
   - И что тебе снилось?
   Крысиная мордочка демона приняла мечтательное выражение.
   - Ах, мой господин! Иногда я превращался в могучего духа, повелителя стихий, одаренного многими умениями... Я парил в воздухе, поднимаясь все выше и выше, к бесконечному астралу, к подножию трона самого светлого Митры... Случалось мне превращаться в странное существо, безмерно огромное и сильное, подпирающее спиной некую тяжесть - столь же безмерную, как и дарованная ему сила... Но я гордился тем, что не уступаю этой ноше ни на волос! Я был гигантом, на чьих плечах покоится мир... - Шеймис задумался, полуприкрыв глаза. - Но больше всего, мой юный хозяин, я любил другие сны, - внезапно произнес он. - Известно ли тебе, что древнее море, из коего ты выловил меня, на севере упирается в подножия гор?
   Конан молча пожал плечами. Киммерийцы не ходили в набеги на крайний север моря Вилайет; кому интересны стылые воды, безлюдная тундра и ледяные пустыни? Те, кто хотел охладить жар среди снегов, могли воевать с ванами или гиперборейцами.
   - Так вот, - продолжал Шеймис, задумчиво подняв глаза к потолку, там серые волны плещут на серые камни, горные вершины подпирают серое небо, там моросит серый дождь или падают с неба мокрые снежные хлопья...
   - Должно быть, препаршивое местечко, - заметил Конан.
   - О, нет, мой господин! Я жил в тех краях и не знаю места лучше... Скалы, море и дождь... неяркий свет... прохлада, тишина, покой... лишь волны шуршат у берега... Ах, как я хотел бы вернуться туда!
   - Так возвращайся, - великодушно предложил киммериец. - Ты свое отработал, - протянув руку к мешку, он позвенел монетами.
   - Увы, хозяин! - на физиономии Шеймиса появилась жалобная гримаса. Я же объяснял, что не могу покинуть тебя! Ни по своей, ни по твоей воле! Пока смерть нас не разлучит!
   - Это чья же смерть? - Конан нахмурился; такие разговоры ему не нравились.
   - Твоя, разумеется! Хоть я и стар, но проживу еще немало столетий, тогда как ты, эфемерное человеческое существо, обречен скорой гибели и тлену.
   Глаза юноши сузились, и он метнул на духа сумерек подозрительный взгляд.
   - А ты не попытаешься приблизить эту гибель и тлен? А, приятель?
   - Почему ты так решил, хозяин? - Вид у Шеймиса был самый оскорбленный.
   - Ну... Ты ведь тогда освободишься, верно?
   - Да будет тебе ведомо, что находящийся в услужении дух обязан всемерно заботиться о своем господине! - торжественно провозгласил Шеймис. - Если же он своими действиями, равно как и советами, ускорит его смерть, то будет проклят и немедленно развоплощен!
   - Кем? - поинтересовался Конан, желавший иметь полную определенность в таком важном вопросе.
   - Найдутся и стражи недремлющие, и силы великие, - ответил Шеймис, вновь вскидывая глаза вверх. - Митра, великий и мудрый, все видит!
   - Митра? Ха! Не ты ли говорил, что сумеречные духи не имеют к нему никакого отношения?
   - Не совсем так, хозяин. Митра не дозволил нам черпать из источника его Силы, но покарать... да, покарать он может! Любого и каждого!
   - Хмм... - Конан уставился на демона; какая-то новая мысль зрела у него в голове. - Значит, Митра не желает делиться с вами своей силой... Ну, хорошо! А кому же тогда он готов ее даровать? Белым магам, что ли?
   - Кому ведомы пути Великого и что я могу сказать тебе о них! Тем более, что белых магов я не встречал... Но, полагаю, не только им благоволит Митра. Вспомни-ка о человеке, с которым мы пришли в сей город!
   - Об этом Фарале?
   - Да. Он никакой не колдун, однако может творить чудеса.
   - Верно, - согласился Конан, вспомнив, с какой легкостью аквилонец уложил шестерых дюжих пиратов. А золото, новенькие динарии, извлеченные прямо из воздуха! На миг он подумал о том, не отправиться ли к таинственному наставнику, обучающему столь полезным вещам, но тут его глаза скользнули по мешку с монетами, и Конан отрицательно покачал головой. Нет! Жизнь длинна, и когда-нибудь он найдет Учителя когда-нибудь, но не сейчас! Сейчас его дорога лежит в Киммерию! А оттуда в страну проклятых гиперборейцев! Или в Аренджун? Он не мог сказать этого с полной определенностью.