Мерцалов Игорь. Схаас

   Потрясенный, Джок не отвечал. Услышанное не явилось для него совсем уж неожиданностью. Теперь он в полной мере понял суть видений, который преследовали его там, на площади. Равно как и суть тогдашних ощущений. А заодно — и смысл предостережения Истер: что бы ни случилось, помни о моей любви…
   Но нет, при чем тут любовь? Джок сомкнул пальцы на рукояти Цепенящего Жала. Душеглота. Так вот какая мощь в его руке! И зачем же Истер понадобились эти несчастные орки, молящиеся звездам, если легион истерзанных душ только и ждет, чтобы вырваться на свободу, обязавшись в обмен выполнить любой приказ хозяина? Не зависть ли заставляла ее молчать?
   «Охолони! — велел себе Джок. — Какая зависть, если она всегда могла взять меч себе? Она боялась… так! Она подставила меня под удар!.. Нет, не горячись, Джок, не горячись, думай. Истер с самого начала предупреждала меня об опасности. Просто я не слушал — или не понимал. Она все время только и думала, как удержать меня подальше от доспехов. Она говорила о любви — и я верю ей. Король — я, а не мое оружие… Великую власть дарит наследие Рота, но действительно ли это дар?»
   — Хочешь о чем-то спросить? — нарушила молчание Истер.
   Джок лихорадочно соображал.
   — В чем подвох? — спросил он наконец.
   Истер поняла, о чем он говорит.
   — В слабости обладателя меча. Соблазн действительно слишком велик. Однако, теряя души, меч слабеет, и ни у кого не хватит воли вытерпеть это. Владелец быстро привыкает к своей мощи, и скоро все остальное перестает его трогать. На этом сломался Рот. Ангир был умнее, но и его не миновала чаша сия. А ведь оба были бессмертными, опытными, мудрыми. Человека этот меч поработит гораздо быстрее. Поэтому я хочу, чтобы ты отдал его мне после битвы с Рэдхэндом. Больше того, я хочу, чтобы и во время битвы ты не прикасался к доспехам, если не возникнет особой нужды.
   — Ты рисковала мной?
   — Нет, — ответила Истер. — Нами обоими. Если бы ты поддался доспехам… Я не хочу жить без тебя. Случись самое страшное, мы бы разделили судьбу эльфа Ангира и старой Коры. Это страшная судьба… я расскажу тебе о ней — после, когда будет время…
   — Вот оно что, — пробормотал Джок. — Ты правильно сделала, что рассказала мне все. Иначе все было бы очень глупо. Но теперь уже не любовь поведет нас рука об руку…
   — Что ты говоришь, дорогой?!
   — Любовь — плохой советчик в наших замыслах. А впереди нас ждут большие дела — так не будем медлить, поспешим навстречу судьбе.
   — Джок…
   — Отложим разговоры. Лучше подскажи, что делать со Стражем.
   Отвернувшись, Истер тихо сказала:
   — Решение за королем.
   — Король желает знать: кому еще, кроме нас, известно о Вратах?
   — Я не могу ответить, — пожал плечами Клахар. — О старой земле мне известно многое, но не все.
   Джок повернулся к Истер, но девушка молчала, глотая слезы. Могучая ведьма беззвучно рыдала, стараясь удержать содрогание в плечах.
   — Я жду ответа.
   Но вместо ответа она зло ударила пятками в бока волчеца и скрылась за Вратами. Джок промешкал, и, когда пересек границу миров, девушка уже успела скрыться, пока он крутил головой, привыкая к обрушившейся на него ночи.
   — Проклятая девчонка! — рявкнул он в гневе.
   Вышедший из Врат Клахар подошел к нему и перехватил поводья волчеца.
   — Длинный Лук, ты можешь вынести решение и сам!
   — Какого черта, я хочу знать, сможет ли кто-нибудь за нашей спиной воспользоваться Вратами, вот и все. По-моему, это достаточно разумно. Ладно, давай подумаем, — обратился он к себе, успокаиваясь. В самом деле, король должен уметь обходиться без советников.
   Вопрос, конечно, в Рэдхэнде. Истер говорил о кладе, за которым граф послал этого странного человека, пришельца из неведомых краев. Раз он знает о секретах горы, значит, может знать и об остальных тайнах этой земли. А то, что знает один, могут узнать многие.
   — Сейчас рано оставлять Врата без защиты, — сказал Джок. — До тех пор пока орки всех союзных кланов, включая женщин и детей, не переселятся сюда, пока граф Рэдхэнд не уничтожен, Страж должен охранять Врата. Вернись и скажи своему брату, что я освобожу его чуть позже. Через год. Может, через два.
   — Это нужно будет сделать обязательно, — заметил Клахар. — Цепенящее Жало не позволяет нарушать слово никому: ни своим рабам, ни своим владельцам.
   — Хочешь сказать, что я обманщик? — потемнел Джок. — Надеюсь, что нет, — тебе же лучше. Иди и скажи Клашу, что я велел. Да, и приведи этого идиота Зошт… тьфу, не выговоришь, как его там… Шаха.
   Клахар снова исчез во вратах. Переход быстро стал для него делом привычным, и задумайся над этим Джок, он решил бы, что это по меньшей мере странно: великий шаман играл Вратами как ребенок. Истер могла бы догадаться, что шаман ненавязчиво изучает Врата, старается познать их сущность, дабы, в случае удачи, овладеть секретами перехода. Но ни Джоку, ни Истер было не до того.
   Длинный Лук проехал по лагерю. Порядок в орочьих войсках поражал: при пересечении Врат никто не потерялся, не отбился, не создал затора. На новом месте расположились все теми же десятками и сотнями — притом что каждый орк был ошеломлен обликом старого мира. Ночь они видели впервые в жизни — и темное небо, и звезды, и таинственные звуки бередили их варварские сердца. Может, говоря, что орки молятся, Клахар и преувеличил, но ненамного. Лес голов и хоругвей, редкие шатры, ни единого костра, широко раскрытые, устремленные вверх глаза — вот как выглядел этот лагерь.
   Волчецы чувствовали себя неуютно, но хозяев слушались. Зверюга, несшая на спине Длинного Лука, даже среди них отличалась невозмутимостью. Длинный Лук выехал за пределы лагеря. Куда могла подеваться Истер? Ведь она где-то здесь, скорчилась под каким-нибудь камнем и размазывает слезы по лицу. Дрянная девчонка, это она ловко придумала: наговорить красивых слов про любовь, вскружить голову, а исподтишка наблюдать, как скоро адское железо высосет душу из «любимого» человека»! Да если бы не Клахар…
   Джок остановил волчеца и снял с головы шлем. Потом помедлив, отстегнул стальные перчатки. Взъерошил вспотевшие волосы, подставляя их ночному ветерку.
   Королю не пристало спешить с решениями. Он, кажется, правильно рассудил дело со Стражем, так почему сейчас, когда он думает об Истер, в голове вместо мыслей только бурление гнева? Почему само слово «любовь» вызывает только ярость?
   Истер ведь признавалась, что прежде считала его никчемным человеком, но потом ее отношение к нему изменилось. Доспехи Рота она дала ему раньше. Любовь пришла под лучами вечного заката. Именно тогда Истер перестала говорить громкие слова о проклятии доспехов, вместо этого она говорила: что бы ни было — помни, что я тебя люблю.
   Джок снова и снова вспоминал все случившееся, не замечая, что волчец, почувствовав настроение седока и решив заняться исследованием нового мира, потихоньку уносит его все дальше от лагеря. Джок вспоминал и сопоставлял слова и поступки — и не находил обмана со стороны Истер. Только одно не давало покоя: почему сама она могла использовать тайное могущество Душеглота, а ему не позволяла? Не доверяла ему? Возможна ли любовь при недоверии?
   Ответить на этот вопрос Джок, сам никогда прежде никого не любивший и на влюбленных не смотревший, не мог. Оставалось решать, полагаясь на чутье.
   А были ли вообще у Истер основания не доверять Длинному Луку — основания подозревать, что он может легко попасть в рабство к доспехам? Джок посмотрел на шлем и перчатки и, вдруг решившись, соскочил с волчеца и стал разоблачаться. Лег наземь колчан, звякнули о камни ножны с Душеглотом, рядом упал нагрудник. Джок внимательно прислушался к себе. Нет, вроде бы ничего не изменилось. Нет страха незащищенности, которого можно было ожидать, есть только хладнокровное осознание того, что он сделал себя слабее. Что ж, где опасность?
   Он уже нагнулся к доспехам, чтобы вновь надеть их, но передумал. Помешало им самим изобретенное недавно (он и не заметил, когда именно) правило: королю не пристала поспешность решений. Он сел на камень и посмотрел на звезды — совсем как орк. Даже усмехнулся этому сравнению. Бессмертные звезды навели на мысли о бессмертных существах. Что там говорила Истер о судьбе Ангара и Коры? Черт, плохо думать о вещах, о которых ничего не знаешь. Но, судя по всему, судьба эта не из приятных… Почему она заплакала? Почему было приятно видеть ее слезы? Ах нет, он не видел их, но вообразил так ярко, будто видел. Почему? Ведь сам-то он любил эту девушку.
   Любил? Джок постарался честно посмотреть себе в душу. Да. Ее, ученицу безумной Коры, ведьму, одержимую непонятными стремлениями, он любил. Ее, одинокую и гордую, преступницу и жертву, жестокую и нежную красавицу.
   Господи, да разве не была она честна с ним, когда он был уже способен признать правду, когда правда была ему нужна.
   От доспехов Рота нет защиты — но Истер самое себя пытается ставить такой защитой. Она рискует Джоком — но вместе с тем — и собой. Разве это не честно?
   Он перевел взгляд на доспехи. Куски железа, за которыми стоит невыразимая мощь дьявольской хитрости. С ними можно покорить мир. А можно ли покорить их?
   Волчец навострил уши и припал к земле, вглядываясь в темноту. Джок вскочил. Шерсть на загривке зверюги приподнялась, но тотчас опала: тварь признала своих. К Джоку подъехала взволнованная Истер.
   — Что ты тут делаешь? Тебя все ищут… — начала она, но осеклась, разглядев в свете луны снятые доспехи.
   — Истер, я… я хочу тебе кое-что сказать.
   Ее глаза как будто вспыхнули во тьме.
   — Ах, милый… — Ей хотелось спрыгнуть на землю и обнять его, но вести были важнее. — Только не сейчас. Я была одна, и Первозданная Сила принесла мне видение: пришелец уже почти достиг горы! Мы опаздываем. Тролли погибли, и пришелец может опередить нас…
   — Какие еще тролли? О чем ты говоришь?
   — Послушай меня, пожалуйста. Сейчас нет времени. После мы обо всем поговорим, а сейчас я должна ехать к горе, чтобы перехватить врага, быть может, завладеть кладом. С пришельцем двое спутников, магией никто из них не владеет, но кто-то явно помогает им, поэтому я никому не могу доверить эту задачу. Я беру с собой два десятка калунов, этого хватит с лихвой. А ты должен как можно скорее осадить Рэдхэндхолл. Веди орков туда, если найдешь отряды Вольницы — используй, как собирались раньше. К советам Клахара прислушивайся, но не слишком доверяй ему…
   — Да, я уже догадался, — сказал Джок. — Очень уж вовремя он встрял со своей правдой.
   — Я знала, что не ошиблась в тебе, — тихо сказала Истер.
   — Ты видишь, я решил до поры до времени не надевать доспехи. Помоги мне сложить их в мешок.
   — Прости, милый. Я должна отправляться в путь прямо сейчас.
   — Да, конечно. Удачи тебе.
   — И тебе тоже! — выдохнула она и послала волчеца к лагерю, только крикнула, обернувшись в седле: — Помни!..
   За этим словом крылось многое. И Джок, провожая глазами ее тающую в лунном свете фигурку, прошептал:
   — Я не забуду. Я ничего не забуду, Истер… Положись на меня.

Глава 25
ДОРОГА НА РЭДХЭНДХОЛЛ

   Через два дня между Джоком по прозвищу Длинный Лук и вождем Дома Калу состоялся малоприятный разговор. Дело было перед рассветом. Войско союзных кланов наслаждалось сном, а Джок в нетерпении бродил меж костров и раздражал караульных поминутными проверками. Это была не бессонница, он вообще не чувствовал усталости, хотя за двое суток позволил себе спать не более пяти часов. Орки с виду не возражали, и Джок позволял им отдыхать немногим больше, чем себе. Он был не против привалов в полуденные часы, но ночные решительно не одобрял, уступая только еще более решительным заявлениям Клахара, что без них армия быстро свалится с ног.
   Клахар, как всегда, приблизился неслышно.
   — Воинам нужен отдых, Длинный Лук. — Ни о чем другом в последнее время он, казалось, не способен был думать.
   — Ты уже говорил, а я отвечал: мы должны выйти к замку как можно раньше.
   — Мы и без того опережаем любого противника. Пойми, Длинный Лук, орки и волчецы выносливы, но всему есть предел. А главное — орки еще не привыкли к этому миру. Если прикажешь, они будут идти, будут бежать — и уже через два-три дня обложат Рэдхэндхолл, но сколько сил у них останется для борьбы?
   — Мы отдохнем под стенами замка. Подержим графа в осаде, подождем Истер, а потом сотрем его в порошок, — ответил Джок, привычно раздражаясь — он не скрывал своего отношения к Клахару.
   Другое дело, что он сам не мог точно сказать, каким в действительности было его отношение к этому орку, кроме того что крайне неприязненное.
   — Это Истер просила тебя не медлить в пути?
   — Для тебя она — Ракош, запомни это раз и навсегда, Клахар, — отрезал Джок, даже не думая отвечать на вопрос. Не из каких-то особых соображений, а просто чтобы показать, кто тут главный.
   Клахар правильно понял его.
   — Да, госпоже Ракош вольно было говорить о спешке, она взяла только двадцать бойцов, но армия движется не так, как маленький отряд. Ракош надеется овладеть Первозданной Силой, моя же магия пока что не готова к действию — я отвык от старой земли, а с Первозданной Силой никогда дела не имел. Вот она сейчас, моя магия, — он обвел лагерь широким жестом. — Вот она, твоя опора, Длинный Лук. Госпожа Ракош ведет свою игру, и нам с ней по пути — это хорошо, но она не слишком-то озабочена ценой победы…
   — Не смей говорить о ней так, — понизив голос, сказал Джок.
   Клахар посмотрел на него с удивлением:
   — То есть не говорить правды? Длинный Лук, я хорошо знаю Ракош, потому что она вылитая Кора, а Кору я знал неплохо. Да ты и сам должен видеть: вопрос о цене для нее неважен. Так и должно, быть. Человек, взявшийся за великие свершения, не может думать иначе.
   — Ты плохо знаешь ее, — покачал головой Джок. — Совсем не знаешь. Да и меня ты не знаешь, — на всякий случай добавил он.
   Клахар не ответил, думая о чем-то своем. Джок старался не подать виду, но слова великого шамана не пропали даром, разбудив сомнения, родившиеся еще в ночь пересечения Врат. В любви Истер Джок был уверен (почти полностью — но это «почти» жило где-то на темной стороне души и не осознавалось), однако он понимал, что изначальные цели Истер никуда не делись. Для нее по-прежнему важно завладеть Первозданной Силой, и если по дороге кто-то из ее спутников не выстоит перед опасностями… она ведь не остановится, верно? Ей будет больно терять Джока, куда легче — Клахара, но со своей дороги она не свернет никогда. В этом Клахар прав…
   Черт бы побрал этого Клахара! Мудрый, осторожный, всегда прав — вот король, каким никогда не станет сам Джок. Он и сразу-то не приглянулся Длинному Луку, но чем больше вожак Зеленой Вольницы узнавал вождя орков, тем больше росла его ненависть. Интересно, а Клахар-то с какими чувствами смотрит на него? С высоты опыта прожитых им бесчисленных лет он не может ненавидеть того, кто заведомо слабее. Джок попытался представить себя на месте Клахара и понял: тот должен презирать его. Во всяком случае, Джок презирал бы.
   Но должно быть что-то еще… У Джока есть Истер и доспехи Рота. На месте Клахара Длинный Лук непременно завладел бы доспехами и сразился бы с Истер. Но нет, великий шаман не делает этого! Неужели и правда он не хочет заполучить их? Должен хотеть, ведь ему известны все тайны наследия Рота, он может использовать всю мощь доспехов! Чего же он ждет?
   Ответа не было. Никогда еще собственное неумение, а точнее сказать — непривычка думать не доводила Джока до такого бешенства, никогда он не чувствовал себя настолько глупым и беспомощным. Он еще смирялся с тем, что не понимает, наверное, до конца юную ведьму, но неспособность разгадать мысли Клахара была просто убийственна…
   — Мне нет смысла выступать против Ракош, если ты думаешь об этом, — сказал между тем Клахар. — Все, чего я хочу, это отвоевать клочок старого мира, чтобы мой народ мог жить спокойно. Мы заплатим свой долг верной службой и только просим: не губите нас понапрасну. Разве мало того, что ради целей Ракош мы идем на смерть? Что наши мечи принесут ей победу? Ты знаешь, что такое долг, Длинный Лук, ты должен меня понимать.
   «Ах вот как? Ты знаешь даже то, что творится в моей голове? — с яростью подумал Джок, не подозревавший, что все, „что творилось в его голове“, легко читалось на его же лице. — Ты у нас великий шаман, правда, и великий мудрец. Ты вроде болтал, будто орки не умеют думать? Как же, поверил я тебе, жди… Но не жди, что я сверну с дороги. Схаас!»
   В самом деле, что бы ни творилось в голове Клахара, он получил от Истер все, что ему нужно. Он вернулся на землю. Значит, может теперь и предать. Даже должен предать, — во всяком случае, Джок на его месте непременно бы предал. Врата остались открыты, да и Страж все равно будет повиноваться обладателю Душеглота. И Клахар может сам провести на землю оставшуюся часть орков, если только…
   Длинный Лук отвернулся, чтобы не выдать волнения, охватившего его при этой мысли. Все правильно, Клахар может это сделать, если только овладеет Цепенящим Жаром и избавится от Истер. Но он боится доспехов Рота и не хочет носить их сам. Зато, избавившись от Истер, он может попытаться подчинить себе нынешнего обладателя доспехов. А не получится — что ж, тогда убить и уже самому попытать счастья…
   «Хорошо быть умным», — с мрачной ухмылкой мысленно похвалил себя Джок и направился к своим вещам. Клахар, хоть и на почтительном расстоянии, следовал за ним как тень. Длинный Лук, не выказывая признаков спешки, принялся надевать на себя боевое облачение Рота.
   — Господин собирается сражаться? — поинтересовался великий шаман.
   — Конечно. Не тревожься о своем воинстве, Клахар, я не дам ему погибнуть впустую. Надеюсь, ты не сомневаешься в том, что с этим снаряжением я буду стоить целой армии? Ну скажи.
   — Безусловно, господин Длинный Лук.
   — Так вот и не беспокойся. Запомни: мы должны только… Помоги-ка мне. — Он взялся за нагрудник. — Так вот, мы должны только пощипать Рэдхэнда. Благодарю… А убьет его Истер. И я вместе с ней. — Он надел на голову шлем с поднятым забралом и опоясался Душеглотом, говоря: — Тебе ведь нечего делить с Рэдхэндом, верно? Ну да неважно… Он-то вас терпеть не станет… Запомни накрепко, Клахар: без Ракош ты здесь ничто. Как и я… Она наша надежда, наша путеводная звезда. Так что не вредничай, поднимай своих орков. Мы идем дальше. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?
   — Признаться, не совсем.
   — Я говорю о том, что если с Истер что-нибудь случится, если орки, которые поехали с ней, вдруг почему-то сделают какую-то непоправимую глупость, то я убью тебя. Я убью вас всех.
   — Чем орки заслужили немилость твоих подозрений? — нахмурился Клахар.
   — Ты неплохо научился думать по-человечески, вот и ответь на свой вопрос, — подбоченился Джок. — А если не получится, то знай: схаас! Такова моя судьба. Я король, я караю и милую.
   Он положил руку на Цепенящее Жало, и Клахар невольно отшатнулся.
   — Вели оркам подниматься. И больше не спорь. Схаас…
 
   — Два меча! — крикнула Истер. Она еще не поняла, что происходит и как это возможно, но ясно предчувствовала, что свирепая атака бессмысленна. Нужно немедленно остановить орков, нужно придумать что-то еще… И вот тут она совершила ошибку — непростительно глупую. Она прокричала: — Назад! Два меча! — Но орки не остановились, потому что она кричала по-английски. Когда же, спохватившись, она повторила приказ по-орочьи, было поздно что-либо изменить. Вышло только хуже: расслышавшие юную ведьму калуны замешкались. Впрочем, едва ли это имело уже какое-то значение…
   Высокий и статный воин с волшебным мечом в руке, пришелец, увидел летящий ему в лицо дротик, но не попытался увернуться: видимо, он считал, что русоволосая девушка находится у него за спиной. На самом деле Изабелла (да, это она — и нелегко же узнать ее теперь, когда она облачена в сияющий доспех, когда она сжимает в руке второй волшебный меч, которого никак не должно существовать, а на голове ее горит корона, излучающая немыслимую, прямо-таки физически ощутимую магическую мощь) уже встала по левую руку пришельца. Воин резко взмахнул клинком, разрубая дротик. Длинная щепка врезалась ему в лицо, кажется повредив глаз, но он будто не заметил раны. Прыгнул навстречу вырвавшемуся вперед орку, ловко, танцующим движением вспорол от клыков волчеца, отразил удар ятагана и обратным движением разрубил проносящемуся мимо орку бок. Изабелла встретила волчеца хлестким ударом по морде. Не смертельным — девушка была напугана внезапностью нападения, видимо, поэтому первый удар получился неловок, — но болезненным. Ошалевший волчец метнулся в сторону, преградив дорогу еще одному атакующему.
   Третий человек, круглолицый гигант с обожженным лицом, перехватил в воздухе второй дротик и швырнул его в орка, который, приподнявшись в стременах, целился, чтобы метнуть топорик, после чего рванул из ножен меч и тем же движением не только отбил ятаган ближайшего калуна, но и вышиб его из седла.
   В это-то мгновение и настиг орков второй оклик Истер:
   — Ду фрага! Рахтра'джби!
   Половина калунов придержала своих скакунов, остальные накатили на троих путников. И началось что-то невообразимое. Волчецы шарахались от людей, ятаганы крошились как стеклянные. Волшебные мечи без труда рассекали броню…
   Калуны рубили сплеча, вкладывая в замахи всю воинскую ярость, но почему-то не могли даже попасть по противнику, хотя с виду дрались не хуже, чем в Закатном мире. Изабелла и пришелец неизменно уворачивались от свистящих кривых клинков, глаз даже не успевал заметить, как. Гигант же вообще не позволял приблизиться к себе, со страшным гудением вращая длинный, под стать своему росту, меч.
   Волчецы были явно напуганы исходящей от троих путников магией. Потеряв по их вине еще четверых бойцов, орки стали спешиваться. На миг Истер подумала, что теперь людям конец, но «юродивый» без труда разбил кольцо врагов: протанцевал между ними, оставив за спиной два трупа, подрубил колени орку, пытавшемуся достать его шею, прокатился по земле. Сразу трое калунов сгрудились вокруг него, но вдруг оказалось, что на самом деле пришелец прокатился чуть дальше, чем они думали, и вскочил на ноги за их спинами. Два сверкающих взмаха — и два новых трупа падают наземь. Атака справа — пришелец отпрыгнул, вернее сказать, словно бы перелетел в сторону и рассек нападавшему брюхо.
   Изабелла сразила ближайшего орка колющим выпадом и отступила за спину великана. На них навалились, но не так дружно, как следовало бы, из-за бреши, проделанной пришельцем, и девушка сумела прикрыть спину товарища.
   Меч гиганта не был волшебным. Заговоренным — да, но не созданным при помощи магии. Однако жатву свою он собирал исправно. Орки намного сильнее людей, но рядом с этим человеком казались слепыми котятами, и, когда им удалось подойти вплотную, так, чтобы размеры клинка гиганта должны были только мешать ему, великан оглушил одного из них рукоятью, а второго сразил ударом кулака.
   Третьего убил пришелец. Круша ятаганы, доспехи и плоть, он прорубился обратно к своим спутникам, и они встали в круг, готовые снова дать отпор. Орки невольно отступили. Такого искусства они не видели никогда прежде.
   Конечно, дело было совсем не в искусстве. Истер ясно видела, что троих людей поддерживает могучая магия, сравнимая с Первозданной Силой… а может быть, сама эта Сила. Ее было так много вокруг, что Истер терялась. А ведь еще вчера, когда она во главе отряда калунов мчалась к Драконовой горе, нарастание Первозданной Силы вдохновляло ее. Да, мысли путались, да, она не могла подобрать слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства — но ведь это не беда, если чувства столь необычны и сильны, что никакие мысли уже не нужны, а слова кажутся лишним грузом сознания: они срывались с языка как осенние листья с ветвей — красивые, бесполезные, мертвые. Мысли занимали мистические образы, куда более полные и ясные, чем любые слова.
   Истер позволяла им пропитывать свой разум, предчувствуя, что скоро достигнет того блаженного состояния, когда можно будет использовать Первозданную Силу — бессознательно, без мучительного напряжения закосневшего ума. Так, как она делала это в детстве.