Мерцалов Игорь. Схаас

   — И что ответил «о дух»?
   — О, он ответил такое, от чего челюсть у Клахара и впрямь упала. Он говорит: «Ты сам мне все рассказал». А тот: «Когда?» — «Сегодня вечером!» И тут до него, по-моему, дошло. Отступил так, посмотрел и забормотал: «Так вы… Ты, он, э-э…» А сэр призрак спокойно так: «Да». Ох Клахара скривило!
   — Ты зря смеешься над ним, — ласково упрекнул Джон. — Мне кажется, он очень умен.
   — Да хоть мудр, как царь Соломон! Нет, я верю. Сэр призрак так говорит, да я и сама вижу, он совсем неглуп. Но как же не смеяться, если он на меня такой страх нагоняет? Ну, может, не он, но орки вообще…
   — Ладно, а что было потом?
   — Да ничего, — пожала плечами Изабелла. — Правда, за ним вроде бы Аннагаир прошел.
   — Аннагаир в замке? — удивился Джон.
   — Да, Гарри его видел.
   — Все верно, сэр Джон, — подтвердил сидящий у камина Гарри. — Я и провел его к сэру Томасу. Он пришел сегодня в полдень, сказал, что проследил, чтобы никто не приближался к могиле Джока и доспехам Рота, и попросил отвести его к сэру Томасу.
   Ни вчера, ни сегодня они не общались подолгу, но Джон чувствовал, что по возвращении в замок отношения между ним и Гарри из дружеских превратились в сугубо феодальные. Нет, великан никогда не изменял субординации, и все же во время похода это не бросалось в глаза. Восстановление соответствующих эпохе отношений было Джону малоприятно, но он понимал, что сделать тут ничего нельзя. Зато его порадовало, что сегодня, воспользовавшись свободным от службы временем, Гарри зашел к нему. Осторожно проскользнул в дверь, нарочито демонстрируя знаки почтения, и спросил, который час, да так и задержался.
   — Наверное, сегодня у сэра Томаса будет интересный разговор.
   — Это точно, — ответила Изабелла. — Если Клахар и надумал где соврать, так ему Аннагаир не даст. Жаль, нельзя послушать. Если бы ты мог пойти, Джон… ой, нет, что я говорю — тебе нельзя ходить. Но и одной мне там делать нечего. Кто меня пустит?
   — Не говори глупостей, — возразил Джон, — Сэр Томас любит тебя как дочь и пустит куда угодно.
   — Ну нет, — зарделась девушка. — Все равно без тебя не пойду. Неловко. Жаль, ну да ладно.
   — Жаль… а впрочем, — честно прислушавшись к себе, поправился Джон, — нет, ничуть не жалко. Устал я от всего, нужно отдохнуть.
   Изабелла молча кивнула, глядя в сторону. Гарри, не шевелясь, смотрел в очаг. Джон вдруг сообразил, о чем они, вероятнее всего, подумали в первую очередь.
   — Эй, вы не поняли меня! Я не о вас. Вас я люблю. И всю эту жизнь тоже. Ну, может, и не то чтобы люблю, но и устать от нее еще совсем не успел. Нет, я устал от… чужих дел.
   Однако мысли друзей уже приняли новое направление.
   — Ты скучаешь по своему времени? — спросила Изабелла и тут же сама решила: — Конечно, там у вас гораздо интереснее…
   — Не в этом дело. Разве ты забыла собственные слова? Всякое время по-своему хорошо. Будущее — мой мир, я родился в нем и многое ему должен. Пусть об этом никто не знает, но я-то помню свои долги. Я не скучаю по своему времени, нет. Но знаю, что обязан вернуться. Ну, к счастью, это произойдет не сегодня. Расскажи мне еще что-нибудь.
   И она стала рассказывать. Сперва, занятая малоприятными мыслями, неохотно, потом — все более увлекаясь. Потом Гарри рассказал, как идет его служба. Джон только сейчас узнал, что великан числился капитаном замковой стражи, и в связи с тем, что под стенами Рэдхэндхолла ошивалась прорва вооруженных чудовищ, работы у него было невпроворот.
   Потом они с Изабеллой насели на Джона, чтобы тот рассказал о себе, о своих делах в грядущем. Уже оброненное им как-то словосочетание «представитель международной комиссии по защите прав человека» так и осталось для них непонятным, но они его, оказывается, запомнили, и вот, не сговариваясь, решили, что сейчас — наиболее подходящий момент для раскрытия тайны.
   Джон засмеялся:
   Чтобы объяснить это, нужно рассказать, что такое комиссия, почему она международная, в чем состоят права человека и каких подлостей можно натворить, защищая их. А тут все — отдельная повесть.
   — Вот мы и послушаем, скоротаем вечерок. — Вновь повеселевшая Изабелла подсела на край его постели и подмигнула Гарри. — А то безобразие получается: столько пройти бок о бок с человеком из грядущего — и ничего об этом грядущем не узнать!
   — Вы даже не знаете, нужно ли вам это.
   — Нужно! И не спорь, сэр Джон, пока тебе нельзя вставать, ты наш пленник, и мы заставим тебя отвечать! — Она состроила грозное лицо.
   — Может, сначала принесешь мне поесть?
   — Чуть позже, на кухне такой переполох. Мы ведь кормим не только заложников, но и орочьих сотников в лагере. Так что мне сказали: сами принесут, когда будет готово.
   Делать нечего, Джон взялся за самое бесполезное занятие — стал рассказывать сказки о будущем, которое для его слушателей не наступит никогда.
 
   — Я всегда чувствовал, что от Закатного мира нам так просто не отделаться, — через силу проговорил Клахар.
   — Но ведь ты признаешь это справедливым? — спросил Аннагаир.
   — Трудно не признать твою мудрость.
   Эльф покачал головой:
   — Не мою. Это было не моим решением, ибо тогда я еще был далек от мысли сделаться самодержцем. На Совете Эльфийских Владык я не произнес ни слова, только согласился, признав глубину решения, принятого Советом. Мы ведь никогда не любили убивать. Закатный мир давал надежду на исправление орков.
   — Исправление — то же, что истребление, — поморщился Зохт-Шах. — Если орки перестанут быть сами собой, значит, орков уже не будет.
   — Плохо ли это? — улыбнулся Аннагаир. — Разве не умирает зерно, когда рождается колос? Разве не умирает мальчик, когда рождается муж? Разве не умирает кусок руды, когда рождается меч? Уже второй день вы, вожди лучших орочьих кланов, рассказываете нам о Закатном мире — и, разве не видите сами, сколь многого вы достигли?
   Клахар промолчал. Присутствие Аннагаира несколько угнетало его — он слишком хорошо помнил их былую борьбу. Эльф был самым могущественным противником, какого только можно представить, и даже превратившись в собственную бледную тень, он остался непобедимым. Все так же мудр и непреклонен, а может быть, даже превзошел самого себя. Эльф умер, родился… некто еще более сильный.
   Хотя, по сути, дело даже не в нем, ибо главная его сила — неоспоримые истины, очевидная правда.
   Но, видимо, нет другого пути, чтобы обрести эту силу, кроме как превзойти самого себя. «И я должен это сделать, пусть еще не знаю как…» — без особого вдохновения в предчувствии бесконечных трудов говорил себе Клахар.
   — С этим трудно спорить, — сказал между тем Зохт-Шах. — Но и согласиться нелегко.
   — Однако другого пути нет, — ответил Аннагаир. — Жить было легко, когда приходилось смотреть только на врагов. Закатный мир потому и был избран, что в нем вы оказались лицом к лицу сами с собой. Этого и хотели эльфы. Ведь вы сохранили старые песни и легенды о былых временах? Это хорошо, ибо нельзя забывать прошлое, позор тому, кто на такое способен. Но покоряться прошлому нельзя. Теперь каждый из вас, оглядываясь на историю, может увидеть, насколько возрос ваш дух.
   — Да, возможность есть у каждого, — признал Зохт-Шах. — Но возможности не всегда становятся реальностью. Мы, вожди и лучшие полководцы, способны увидеть и принять правду — и даже нам было бы нелегко вернуться в Закатный мир. Рядовые же орки не согласятся на это.
   — А жаль, — подал голос Клахар. — Теперь, когда Штурка не представляет всеобщей угрозы, мы можем добиться бесконечно большего.
   — Учитесь видеть истину, как вы умеете видеть веления судьбы, — сказал Аннагаир. — Учитесь сами и учите своих подданных, ведь это извечный долг правителей. Да, пока только Клахар прошел большую часть пути, но ведь его судьба уже означает, что путь есть!
   — И это правда! — воскликнул Зохт-Шах. — Но разве можно сделать это прямо сейчас? Тысячи орков за стенами ждут нашего решения, но принять истину они не готовы! Мы должны сейчас придумать, как заставить орков вернуться в Закатный мир, разве не так?
   Наступило молчание. Клахар, слушая вождей иджунов, пытался поймать взгляд призрака, но тот ни словом, ни знаком де напоминал о своем предостережении насчет Зохт-Шаха. Зообще, стоявший рядом с троном, на котором восседал сэр Томас, дух, казалось, не прислушивался к разговору. Тем более неожиданно прозвучало единственное произнесенное им в тот вечер слово:
   — Судьба.
   Вожди орков переглянулись. Им, в крови хранившим понятие «схаас», такой ответ был бы понятнее всего, если бы они хоть отдаленно представляли себе, как может судьба сыграть им на руку. Ведь орки свято верят: Закатный мир остался позади.
   — Только сила может убедить орков, что им здесь не место, — сказал Клахар.
   — Кажется, я придумал! — воскликнул Зохт-Шах, вставая из кресла. — Ну да, это должно сработать…
   — Что у тебя на уме, мой друг? — спросил великий шаман.
   Вождь Дома Иджу обвел собравшихся взглядом, явно преисполненный гордости оттого, что именно он, а не знаменитый Клахар изобрел нужное средство.
   — Никто из нас не хочет битвы, — медленно начал он. — И наши орки не хотят ее, но силу они уважают, это правда. Так почему бы не провести поединок? Даже три поединка, чтобы ни у кого не осталось сомнений. У людей, два магических меча, — значит, в двух схватках они точно победят. А в условиях мы предварительно оговорим, что поражение орков не будет означать бессрочного заточения. Закон поединка един во всех мирах, никто не посмеет оспорить результат.
   Вожди загомонили. Идея Зохт-Шаха пришлась им по вкусу. Клахар ни мгновения не сомневался, что все они, вполне убежденные речами Аннагаира, подумали сейчас — осторожно, коротко, едва ли даже сами осознав, — об одном: а вдруг орочьи поединщики возьмут верх?
   Думай, великий шаман, думай! Идея и впрямь хороша, но годится ли обманывать свой народ ложной надеждой? И что сохранит память орков, о чем они будут рассказывать своим потомкам в Закатном мире? Об ошибке судьбы? Нет, едва ли. Но мысль о том, что судьбы миров решаются силой мечей, уже не выветрится из голов никогда.
   — Есть еще одна возможность, — дождавшись тишины, сказал долго молчавший сэр Томас. — Поединок всегда дает надежду на случай, а если я правильно понял, для орков превыше всего стоит судьба. Подумайте и скажите, что скажут рядовые воины, если я предложу им выкуп? Орки — неслабые противники и по праву верят в свою мощь, но и силу людей они уже испытали. Нам нет нужды лишний раз доказывать друг другу воинское искусство. Выкуп же нельзя списать на случайность, на шутку богов, это знак моего уважения к вашей доблести. Да, кое-кто из орков скажет, что люди струсили, но вы тогда напомните им, чем заканчивались до сих пор наши встречи на поле брани. Да прибавьте, что Длинный Лук и ведьма Истер, по-вашему Ракош, мертвы. Это, думаю, остудит горячие головы..
   — Какой же выкуп ты думаешь предложить нашему народу? — спросил Клахар, перебивая глухой гул обсуждения, возникший сразу, как только он перевел слова графа.
   — Тот, который вы сочтете необходимым. Конечно, не золото и не железо ценно в Закатном мире. Но, может быть, семена растений, саженцы деревьев и детеныши животных прельстят вас?
   Теперь обсуждение было предварено ошеломленной тишиной. Ценность названного была не просто высока — она была немыслима. Это может сказать любой орк, даже видя обилие подобных сокровищ вокруг себя в старом мире. Вопрос лишь в том, чтобы нежелание битвы перевесило жажду наживы…
   Нет, подумал вдруг Клахар. Не только страх или жадность. Предложение сэра Томаса несло более глубокий смысл — оно заставит орков задуматься, сравнить жизнь воина с жизнью, наполненной мирным трудом, которую они познали, несмотря на все лишения и опасности Закатного мира.
   — Мне такой шаг кажется более мудрым, — твердо заявил Клахар. От него не укрылся быстрый, полный огня взгляд Зохт-Шаха, и он вновь посмотрел на призрака, но тот по-прежнему стоял с отсутствующим видом.
   Вроде бы у призрака нет причин обманывать. Так в чем же заключается опасность, исходящая от Зохт-Шаха? Или… или дух просто желает внести раздор в союз кланов и уже сообщил остальным вождям то же предостережение, подставляя каждый раз новые имена? Тем более как же может Зохт-Шах оказаться предателем? Да, притязания его высоки, но он всегда, не дожидаясь просьб, делал все возможное для укрепления союза с Домом Калу.
   Вожди еще сомневались. Аннагаир действительно убедил их, что Закатный мир — это схаас, и все понимали, что предложение графа разумно, но идея вождя иджунов была слишком проста — и уже этим соблазнительна. Сэр Томас поинтересовался, о чем идет, разговор. Аннагаир перевел ему. Зохт-Шах, только что ревностно доказывавший, что обе идеи нужно совместить, вдруг замолчал, а потом сказал, вновь поднявшись на ноги:
   — Дозволено ли мне будет пригласить сюда нескольких моих сотников? Я поговорю с ними, и тогда мы сможем вернее судить, как отнесутся орки к тому или иному выходу.
   Клахар перевел. Граф переглянулся с призраком и дал согласие.
   — Тогда и нам следует пригласить своих сотников, — сказал Клахар, обращаясь к союзникам.
   — Верно! — отозвались те.
   Зохт-Шах развел руками:
   — Друзья мои, братья, не станем злоупотреблять гостеприимством людей, ведь тогда получится, что в замке будет находиться слишком много орков. Не нужно торопиться, ведь может статься, сотники еще ничем и не помогут. Сегодня ночью я поговорю со своими, и, если будет прок, завтра каждый по очереди призовет своих.
   — Так будет лучше всего, — согласился Клахар и повернулся к Аннагаиру, — Переведи, пожалуйста, наш разговор, — попросил он по-английски.
   И чуть не вздрогнул, поймав на себе взгляд призрака — в нем был безмолвный крик. Вот оно! Теперь, не медля ни мгновения, надо окончательно решить, верить ли человеческому духу! Но Клахар не смог. Смущенный противоречивыми подозрениями, он добавил от себя только одну просьбу и сразу же перевел ее вождям:
   — Мне все-таки нужно повидать Раххыга. Сэр Томас дозволит присутствие еще одного орка. Будь так добр, Зохт-Шах, скажи Раххыгу, что я желаю выслушать его наблюдения.
   — Наблюдения? Уж не хочешь ли ты сказать, что предвидел такой поворот событий?
   — Отчасти. Просто я никогда не верил в благие намерения Ракош. Но сейчас еще рано говорить, пока я не встретился с Раххыгом. Так скажи ему, хорошо?
   — Слово в слово? — уточнил Зохт-Шах, не отводя глаза, но и не встречаясь взглядом с Клахаром.
   — Желательно. Тогда он заранее будет знать, что именно я хочу услышать.
 
   Сэр Томас навестил Джона вечером, когда вся комната была озарена тревожным отсветом заката вперемешку с каминным огнем. Гарри тотчас удалился, и молодой граф не стал его задерживать. У Изабеллы даже мысли не возникло, чтобы уйти, да сэр Томас и не отпустил бы ее, напротив, он сразу передал девушке какую-то траву и велел заварить ее, сам же взялся за повязку.
   — Сейчас медленно откроешь глаз, очень медленно. Так… ну что ж, недурно. Вставать можешь, а вот напрягаться не советую. Завтра принесу другие травы, будешь их придкладывать под повязку утром и вечером неделю подряд, и все пройдет.
   — Так что же там все-таки было? — спросил Джон.
   — Счастливый случай. Щепа едва не вылущила тебе глаз, однако не повредила его… да не бледней, я же сказал «едва не». Экий ты все-таки! Клянусь святым Фомой, я доволен твоими подвигами, ты отлично показал себя в походе. Но иногда мне хочется взять тебя за шиворот и хорошенько встряхнуть, прямо как в тот раз, когда я тебя впервые увидел. Ладно, что теперь вспоминать. Я рад, что ошибся в тебе. Да, вот что еще, — он достал и развернул карту, которую Джон брал с собой в поход. — Погляди-ка, верно ли тут все изображено. Ну поднимайся с кровати, садись к столу, я ведь сказал, что уже можно.
   Джон выпрямился и размял мускулы. Он никогда не был лежебокой, но к физическим нагрузкам, которых требовал мир прошлого, притерпелся далеко не сразу. А сегодня, проведя второй день в горизонтальном положении, обнаружил, что не просто притерпелся к ним, но и изрядно привык. Так и хотелось сейчас размяться с мечом или поучить Изабеллу приемам самбо (хотя последнее и означало, что ему в роли тряпичной куклы придется большую часть времени кувыркаться в воздухе, поминутно встречаясь с полом).
   — Ну что сказать, — потер виски Джон, изучив карту. — Вроде все верно. Я ведь не мастер ориентироваться на местности, в пути мы больше на глазок прикидывали. Нет, будь это современная топографическая карта с отметками высот и прочими знаками, я бы легко…
   — Ясно, — вздохнул сэр Томас. — А ты, дочка, что скажешь?
   Изабелла разглядывала карту, склонившись над плечом Джона.
   — Я? Да я ведь и карту-то второй раз в жизни вижу. Вот это что такое?
   — Ручей, — подсказал обнадеженный сэр Томас.
   — Ну да, верно. Только их тут штук пять было, помнишь, Джон?
   — Конечно. Ты еще просила Гарри лечь поперек течения и запрудить хотя бы один.
   Они улыбнулись, а сэр Томас вынул свинцовый карандаш.
   — Говорите, я помечу, где их дорисовать.
   — Так мы же не знаем, какой тут указан, — пожал плечами Джон. — И, в общем, не обращали внимания, там важно было выбраться на возвышенность.
   Граф глубоко вздохнул, убрал свинчатку и свернул карту.
   — Пес с ней. Просто запомню, а когда придет пора вернуться сюда призраком, расскажу себе по памяти, как я и сделал с… тьфу, в смысле как призрак сделал со мной.
   — Вот и хорошо, — улыбнулся Джон. — Сказать по правде, у меня сейчас нет ни малейшего желания ворочать языком — в чем виноват кое-кто за моей спиной.
   — Это не страшно, — успокоил его граф. — Вставать я разрешил, сиделка тебе больше не нужна, — чай, не маленький…
   — Но мне совсем не в тягость! — заверила Изабелла. — Нет, сэр Томас, не удаляйте меня от Джона. Он так интересно рассказывает, и вообще, он еще не успел меня всему научить, а уж я постараюсь, быть не в тягость сэру Джону, как мне не в тягость быть с ним…
   — Ну довольно! — засмеялся граф. — Попробуй тебя удали! Хм… а занятно же, однако, с картой получается, — добавил он, почесав бороду. — Вот послушайте. Карту нарисовал я по рассказам призрака. Призрак сказал мне, что, будучи мной, он тоже встретил призрака и составил карту, которую благодаря этому хорошо запомнил. Я тоже запомню ее, потому что сам составлял. Однако твоего рассказа обо всех вехах вашего пути я не слышал и не нуждаюсь в нем. То есть твои рассказы к карте отношения не имеют. Разве не удивительно после этого, что карта составлена, как ты сказал, «вроде бы верно»?
   — А что удивляться, — махнул рукой Джон, несколько сбитый с толку этой логической цепочкой. — Банальный феномен петли времени. У нас в одном фантастическом романе была история еще забавнее: некий человек возвращается во вчерашний день, встречает себя самого и отдает второму себе бумажку со схемой, которую сам не рисовал, а получил от самого себя во вчерашнем дне. Потом он возвращается, а вчерашний он, тоже, конечно, ничего не рисуя, доживает до следующего дня, отправляется во вчера и отдает себе бумажку. Так и получилось, что схему никто никогда не рисовал, она бесконечно крутится в системе «сегодня — вчера — сегодня», ниоткуда не появляясь и никуда не деваясь. Меня всегда интересовало, что будет, когда бумажка истреплется…
   Впечатление, которое произвел на сэра Томаса плод воображения американского фантаста, можно было смело назвать сильным, а вот приятным, пожалуй, не стоило. Помотав головой, он сказал:
   — Значит, я так понимаю, с остальными бумагами тоже нет проку возиться. Карта горы, записи, схемы, будь они неладны, даже не вытаскиваю. Дочка, ты ничего не забыла?
   Тонко пискнув, Изабелла подбежала к булькающему над огнем котелку, приподняла крышку и наполнила комнату душными облаками пара. Сэр Томас шумно понюхал, велел вылить и все сделать по новой.
   — Я ведь просил заварить, а не испарить.
   — Простите меня, сэр Томас, пожалуйста, не сердитесь…
   — Ничего страшного, — с улыбкой отозвался граф, должно быть впервые за свою насыщенную жизнь простив кому-то оплошность.
   — Как продвигаются переговоры? — спросил Джон.
   Сэр Томас задумчиво пожевал губами.
   — Небезынтересно, — ответил он наконец. — Самое занятное то, что, провалиться мне на этом месте, призрак что-то скрывает. С Клахаром в гляделки играл… Да что там, я же себя знаю, чем угодно поручусь: опять скрытничает. Кажется, он даже в орочьем языке разбирается, м-да…
   — Ну а что остальные орки?
   — Хорошо, что сюда пришел ваш Аннагаир, — вздохнул сэр Томас. — Без него я бы в жизни не разобрался с этими тварями. — Помолчав, он спросил: — Ты уже говорил, а все-таки скажи еще раз: ты ему доверяешь?
   — А можно и мне сказать? — приблизилась Изабелла, на всякий случай не забывая оглядываться на котелок. — Без Аннагаира мы бы ничего не добились, наша победа наполовину создана вами, а наполовину — им. И еще я думаю, что, если бы он хотел нас обмануть, ну, скажем, ограбить, отнять клад… он смог бы это сделать. Он не такой уж и призрак, каким хочет казаться на первый взгляд.
   — Мне он и на первый взгляд не показался призраком… Теперь ты, Джонни. Только подумай хорошенько. Я помню, ты обмолвился о разговоре с ним один на один. О чем шла речь?
   — О многом, — ответил Джон. — Да, той ночью Аннагаир открылся мне. Он и впрямь поначалу был не прочь обмануть нас, но его целью были доспехи Рота. А потом… он отказался от своей затеи. Других доказательств я, к сожалению, не вижу, но Изабелла права: если бы у него на уме было предательство, он бы уже воспользовался доспехами Рота. Я верю ему.
   — Выходит, он пришел в замок, чтобы уберечь себя от искушения, верно? Что ж, его рассказы, хоть и неполны, убеждают. Некоторые подтверждаются моими собственными изысканиями, а иные — мнением призрака, кое из него, правда, сперва приходится клещами вытягивать, а потом уж и слушать. Но, как и вас, меня больше убеждает то, что Аннагаир в замке, а доспехи Рота по-прежнему спрятаны в лесу, хотя орки и убеждены, что эльф уже присвоил их.
   — Есть еще Истер, — не без сомнения заметил Джон.
   — Она с самого начала не захотела надевать их, приспособила для этого Длинного Лука. Аннагаир сказал, что наблюдал за ней. Если бы ведьма хотела отомстить, она взялась бы за меч сразу. Но нет, она просто попрощалась с возлюбленным и ушла.
   — Я подумал об их более чем странных отношениях с Аннагаиром.
   — Да, запутанная история. Но ведь она не мешает тебе доверять эльфу? Он не хотел разговаривать об этом, но кое-что поведал. В Истер воплотилась душа его вечной возлюбленной, потому он и оберегает молодую ведьму. Я долго не мог решить, насколько это важно для нас, но потом призрак все же отверз уста и сказал, что эльф не лжет. Это меня успокоило: значит, он и вправду не допустит, чтобы доспехи Рота достались ей… Ты не забыла, дочка, — всего лишь запарить?
   Вдвоем они быстро приладили на глаз Джону новую повязку. Граф рассказал, как Аннагаир убедил орочьих вождей, что они обязаны вернуться в Закатный мир.
   — С трудом верится, — сказал Джон. — Я, конечно, не знаток этого племени, но мне трудно представить себе, скажем, человека, который сбежал из тюрьмы и вернулся туда из-за того, что так сказал бывший враг.
   — Для меня это тоже не совсем понятно, — кивнул сэр Томас. — Но дело в том, что они не люди. Переговоры потому так медленно и тянутся, что я все время норовлю поговорить с каждым по отдельности, чтобы лучше понять их народ. Клахар и Аннагаир, каждый по-своему, рассказывают одно и то же. Мой призрак молчит, но не опровергает ничего, это внушает мне надежду. Есть у орков, — подумав, продолжил он, — такое слово — «схаас». Сбывшееся, сущность судьбы, даже игры судьбы… я потом объясню тебе, что это означает. Хотя вряд ли тебе это нужно, но я надеюсь, объясняя, сам лучше разобраться в этом. А пока скажу одно: орки — фаталисты, для них священно то, что «схаас». Аннагаир доказал им, что заточение в мрачном, безрадостном мире — схаас, и они теперь сделают все, чтобы донести свое понимание этого до всех орков без исключения.
   — Да, вы правы, сэр Томас, сейчас я всего не усвою, — кивнул Джон и прошелся по комнате. Остановившись у окна, всмотрелся в даль, скрывавшую Драконову гору. — Я свое дело сделал, теперь ваша очередь. А я отдохну.
   — И то верно, малыш, отдых тебе нужен, — с неожиданной теплотой сказал граф, поднимаясь. — Ты славно потрудился. Ну оставляю вас. Доброй ночи.
   — Сэр Томас, — вдруг окликнул его Джон, — я тут подумал… оставьте мне бумаги. Спать не хочется, так я посижу над ними.
   — Зачем? — удивился граф. — Они уже есть, я их запомню и потом поведаю об их содержимом самому себе. Ты сам сказал: самый обычный этот самый, как его, феномен петли времени.
   — Не хочу выглядеть глупее орков, — покачал головой Джон. — Не знаю, схаас или не схаас, но чему быть, того не миновать, а я желаю быть если и фаталистом, то разумным.
   Кое о чем он умолчал. Разговор об орках и судьбе заставил его снова вспомнить пережитый страх, когда он заподозрил, что сломал судьбу, пытаясь ее подправить. Едва не нарушил естественный ход событий. В тот раз все обошлось, но будет ли обходиться всегда?
   — Разумный фатализм? — хмыкнул сэр Томас. — Надо подсказать это словечко Клахару, он будет рад. Если желаешь знать, мечта Клахара — превратить орков из слепых фаталистов в разумных.