Мерцалов Игорь. Схаас

Игорь МЕРЦАЛОВ
СХААС

Глава 1
ВОЗВРАЩЕНИЕ В РЭДХЭНДХОЛЛ

   — И еще один вопрос, мистер Рэдхэнд. В вашем замке есть привидения?
   Джон внимательно посмотрел на собеседника, изучая выражение его лица.
   — А если ответ будет утвердительным, это вас насторожит?
   — Это восхитит меня! — воскликнул Торн. — Я люблю все натуральное, мистер Рэдхэнд, а что такое английский замок без привидения? Да и туристы меня не поймут, если я предложу им экскурсию в английский замок без привидения. Конечно, если его нет, это не повлияет на мое решение о покупке Рэдхэндхолла. Придется доставать привидение на стороне…
   — Оно есть. Только очень прошу, вас, мистер Торн, не пытайтесь сделать из него очередной аттракцион. Это оскорбительно для родовой чести. И может обернуться для вас большими неприятностями: дедушка у нас очень… самолюбив.
   — Ни слова больше! Клянусь честью нежно любимой мамочки, ни грана лишнего внимания к его персоне без личного согласия досточтимого призрака.
   — Ну заручиться его согласием будет нелегко…
   — И все-таки я попытаюсь. Пожелайте мне удачи! — Торн поднял бокал и сделал большой глоток.
   Сегодня он казался не в меру возбужденным. Что ж, его можно понять: преуспевающий американский миллионер, баловень судьбы, одерживает очередную победу в Европе. С дедушкой он, конечно, ни о чем не договорится и, пожалуй, набьет себе шишек в бесплодных попытках затянуть призрака в свой бизнес. Но Джон почему-то не испытывал ни малейшего желания предупреждать американца. Ему полезно будет пообщаться с настоящей древней британской аристократией. А старому, полупрозрачному упрямцу — соприкоснуться с реальным миром.
   Джон продолжал сдержанно улыбаться, но чувствовал, что вместе со свободой медленно и неотвратимо зарабатывает странную пустоту в груди…
   — Вы как будто невеселы, мистер Рэдхэнд…
   — Я просто серьезен. Мне многое предстоит обдумать.
   — Я могу понять ваши чувства. — Торн перестал улыбаться. — Это ведь не первая моя покупка в подобном роде. Но что поделать, такова жизнь: памятники эпохи феодализма, сколько бы веков ни простояли, рано или поздно меняют владельцев, переходя либо в казну, либо в частные руки. Аристократия нежизнеспособна в современном мире, а те ее формы, что нынче принято называть традициями, могут только рассмешить. По правде говоря, выгодно распорядившись вырученными за Рэдхэндхолл деньгами, вы, как аристократ, добьетесь гораздо большего, нежели бродя в одиночестве по пустынным залам да беседуя с фамильными привидениями. И как умный человек, вы это хорошо понимаете.
   — Даже лучше, чем вам представляется, несмотря на весь ваш опыт подобного рода сделок, мистер Торн.
   — Да, наверное… Вы ведь только наполовину британец?
   — Оставьте, мистер Торн, это не имеет никакого значения…
   — В ваших жилах течет русская кровь — тоже благородная, как я слышал.
   — Все верно, моя мать была потомком русских князей.
   — Нелегко было сохранить голубую кровь в Империи Зла…
   — Но, как видите, возможно — не имея ни родового поместья, ни земельных владений. Вообще, мистер Торн, мне не хотелось бы, чтобы вы отзывались о моей родине неуважительно.
   — Но помилуйте, сэр, это же общепризнанное мнение!
   — Это сущий бред, и не более того.
   — Но ведь сами-то вы, — хитро улыбнулся Торн, — предпочитаете жить в цивилизованной стране.
   — Что является моим сугубо личным делом. Вы симпатичны мне, мистер Торн, и я не хотел бы менять к вам отношение из-за разногласий, которые в данном случае совершенно несущественны.
   — Прекрасно сказано, мой дорогой граф! Понимаю и умолкаю! — Американец вновь приложился к бокалу. — Надеюсь, вы не сердитесь на меня?
   Молодой граф покачал головой:
   — Нисколько. Итак, нам, кажется, осталось обсудить только один вопрос — сроки сделки?
   — В любой удобный для вас момент. Деньги не проблема, я приехал в Англию с большими планами и хорошо подготовился.
   «Шопинг миллионера», — поймал себя на ехидной мысли молодой граф. Вслух он сказал:
   — Мне нужно время. Видите ли, я должен еще завершить кое-какие дела.
   — Не смею возразить. Хотелось бы только знать поточнее, о каких сроках вы говорите…
   — Неделя-две. Не думаю, что больше.
   Торн пожевал губами:
   — Эх, ну почему я не умею отказывать приятным людям? Давайте остановимся на трех неделях и заключим договор, согласно которому по истечении этого срока сделка должна быть заключена непременно…
   — В таком случае я прошу месяц.
   — Целый месяц! Вы убиваете меня, мистер Рэдхэнд! Время — деньги…
   — Которые, как вы сказали, проблемой не являются. А вот для меня время — это нечто иное…
   — И что же? — подался вперед американец. В глазах его засветился неожиданно искренний интерес.
   — Еще не знаю, — развел руками Джон. — Но я должен подыскать себе новый дом, кое о чем позаботиться…
   На самом деле ему не о чем было заботиться, кроме судьбы полудюжины слуг, а жить на деньги от продажи замка он мог бы в пятизвездочных отелях, занимая их целиком. Но он твердо знал, что не может лишиться Рэдхэндхолла, не побывав там еще хотя бы раз и не поговорив начистоту с призраком. Он ни за что не мог бы сказать, зачем для этого нужен месяц, но чувствовал, что поступает правильно.
   Торн кивнул:
   — Ну что ж, как я уже сказал, я приехал в Англию с большими планами… у меня найдутся дела на это время. Лиз, дорогуша!
   К ним приблизилась (и где только скрывалась до этого момента?) ослепительно длинноногая красавица, секретарша Торна.
   — Какие дела у нас намечены на ближайшее время?
   — Очень много дел для вас, мистер Торн. — Голос у нее был звучный и обволакивающий, — Три поездки по Королевству, деловая встреча в Германии, покупка сорока акров земли в графстве Кент, обустройство…
   — Довольно, милочка, довольно. Как видите, мистер Рэдхэнд, мое время занято до предела. Не могу не пожелать, чтобы свои дела вы завершили как можно скорее, но отнюдь не тороплю, — весело проговорил Торн, не отрывая глаз от точеной фигурки удаляющейся секретарши.
   — В таком случае поспешу откланяться, — поднялся на ноги Джон. — Я хочу вернуться в Рэдхэндхолл сегодня же.
 
   Про свою секретаршу Торн как-то сказал: «Дивная женщина. У нее редкий дар не утомлять». Сам Торн таким даром не обладал. Несмотря на его постоянные заверения, что да-да, он все понимает, каждый разговор с ним оставлял некоторый осадок в душе, и тем более странной была искренняя симпатия Джона к этому человеку.
   Вразрез с принятым решением Джон заночевал в городе, только позвонил из гостиницы, предупредил прислугу, что прибудет завтра. Разговор о продаже Рэдхэндхолла, хоть и далеко не первый, дался трудно. Вольно было распоряжаться судьбой замка, находясь вдали от него! Не то теперь. Молодой граф понял, что так и не приучил себя к мысли о неудаче.
   Хм, неудача… Простое слово, а кроются за ним впустую потраченные три года жизни, три года самостоятельных решений, планов, надежд. Тяжелый камень лежал на сердце. Томясь в тесном гостиничном номере, Джон понял, что один только финансовый провал не подкосил бы его. Деньги не главное и никогда не были главным. Но, принявшись после смерти родителей за деловые начинания, Джон поставил на кон слишком многое, а осознал это только теперь…
   Утро застало его хмурым и невыспавшимся. Без аппетита позавтракав и расплатившись по счету, Джон вывел со стоянки свой любимый «лендкрузер». Выезжая на шоссе, он поймал себя на странном ощущении, будто крепко нашалил, слишком поздно сообразив, что шалость отнюдь не так безобидна, как казалось вначале, и одним словесным внушением за нее уже не отделаться. И совершенно не осталось в душе ночных томлений взрослого человека, а вместо них был какой-то нелепый детский страх перед наказанием.
   Глупо. Уже больше трех лет, как некому наказывать Джона.
   Чувство, однако же, лишь усилилось, когда вдали замаячили знакомые очертания замковых стен.
   Не слишком большой, далекий от радостной архитектуры Ренессанса и столичных причуд, Рэдхэндхолл царил над окрестностями по праву силы. Крепко сбитый, высокостенный, суровый, как рыцарь, свято блюдущий обет, он источал ощущение надежности, внушал спокойствие и уверенность. Поколения Рэдхэндов, конечно, не удержались от некоторого вмешательства в его облик, однако изначальной мощи своей замок отнюдь не утратил.
   На подъездной дорожке ждал дворецкий Джордж.
   — Доброе утро, сэр, — буднично приветствовал он молодого графа, словно с их последней встречи и не протекло больше года.
   — Рад тебя видеть, старина, — сказал Джон, обнаружив, что без особого успеха пытается скопировать отцовскую интонацию.
   Джордж, конечно, и бровью не повел.
   — Ваша комната готова, сэр.
   Уже внеся вещи молодого графа и наглядно продемонстрировав благополучие хозяйства, дворецкий позволил себе вопрос:
   — Много ли времени вы рассчитываете пробыть дома, сэр?
   — Нет, Джордж, не очень…
   О том, что замок скоро будет продан американскому миллионеру, здесь еще не знали.
   — Да, сэр. Что-нибудь еще, сэр?
   — Нет. Я хочу побыть один, а потом побродить по поместью.
   — Сэр, призрак просил сообщить вам, что он желает побеседовать с вами и предлагает встретиться в одиннадцать часов вечера.
   — Хорошо, Джордж, я учту.
   Вот это будет самое трудное. Без согласия почтенного призрака ни одно важное решение в Рэдхэндхолле не принималось.
   На то, чтобы «побродить по поместью», Джон потратил почти весь день. В первую очередь конечно же наведался в часовню при склепе, где покоился его отец, граф Самуэль Джон Руэл Рэдхэнд. Могила матери, урожденной Екатерины Красноруковой, находилась в России — родня настояла, а призрак посоветовал не спорить.
   Надолго Джон задерживаться в часовне не стал. Так и не произнеся под ее сводами заготовленных слов, с помощью которых надеялся избавиться от чувства вины и которые теперь казались нестерпимо глупыми, он направился в дальний угол сада. Там раскинулся укрытый зеленью пруд, там темнел над водой прохладный грот, там в детстве проводил младший Рэдхэнд дни, а чаще — поздние вечера, когда родители разрешали. Призрак любил это место, и здесь они с Джоном играли в старинные времена…
   Призрак обитал в замке всегда. Будучи, не в пример другим фамильным привидениям, которыми славится Британия, очень общительным по натуре, он, однако же, всегда ловко уходил от расспросов о нем самом, так что с надлежащей достоверностью известно было только то, что он является призраком сэра Томаса Рэдхэнда, основателя рода, заслужившего титул в годы правления славного короля Эдуарда Первого, усмирителя мятежного Уэльса. По причине отдаленности Рэдхэндхолла от наиболее населенных районов страны и, стало быть, от наиболее важных событий в жизни последней, сведений о той эпохе графская фамилия почти не сохранила. Впрочем, никому еще не приходило в голову усомниться в правдивости слов призрака, что объяснялось не только свойственным англичанам уважением к родовитым фантомам, — дух сэра Томаса во все века проявлял себя существом мудрым, здравомыслящим и слов на ветер не бросавшим.
   В жизни Джона он принимал самое деятельное участие. Вполне сдержанный, порой даже чопорный с другими людьми, наедине с юным графом он разительно менялся — и не было мудрее учителя, как не было надежнее товарища в играх! Вот в этом самом гроте — сколько было повержено драконов и великанов, сколько спасено принцесс и найдено кладов… А еще почтенный дух обучил Джона староанглийскому языку, много интересного и полезного рассказал об истории Англии и соседних государств, привил любовь к книгам.
   При всем том он настаивал на разностороннем образовании. Добился, чтобы для мальчика приглашали учителей верховой езды, фехтования, плавания, самбо и карате, а также филологов, математиков, физиков… И едва ли не строже родителей следил за его школьными успехами.
   Конечно, без разногласий не обходилось. Самуэль, англичанин до мозга костей, не видел нужды воспитывать из мальчика рыцаря Круглого стола. Зато мать, женщина вполне советского воспитания, после первых потрясений, связанных с открытием для себя потустороннего мира, довольно коротко сошлась с необычным воспитателем и полностью ему доверяла.
   После обеда Джон созвал слуг, но так и не набрался духу сообщить о продаже замка, вместо этого поблагодарил их за хороший труд. Потом удалился в кабинет и начал писать деловые письма, однако не преуспел: мысли метались, он все время отвлекался на воспоминания, но не мог понять, какие ответы пытается его мозг найти в прошлом…

Глава 2
ПРИЗРАК РАЗБУШЕВАЛСЯ

   Он бесцельно побродил по замку, а в десять тридцать устроился в глубоком кресле у камина в малой гостиной. Велел Джорджу принести бутыль итальянского, которое всегда действовало на него бодряще, закурил и стал ждать, прислушиваясь к умиротворяющему потрескиванию поленьев.
   Стрелки на часах сомкнулись, древний механизм заскрипел, изготавливаясь, и вот по комнате прокатился глубокий звучный удар. Одновременно с ним раздался голос, исполненный праведного гнева:
   — Джон Рэдхэнд! Вы негодяй, предатель, низкое существо, воплощенная бездарность и невежественность! Вы подлец, трус и никчемная тварь! Если бы это было в моих силах, милорд, я бы не только лишил вас всех титулов и наследства, я бы лишил вас права носить нашу гордую фамилию, я бы вас высек и с позором отправил в самый глухой из всех богом забытых уголков этой несчастной планеты, оскорбленной вашим нечестивым присутствием!
   Бой часов закончился вместе со вступительной частью монолога.
   Молодой граф не шелохнулся. Тогда призрак сел во второе кресло, облокотился и пристально посмотрел ему в глаза. Вот этого Джон не любил. Два огонька как-то уж очень пронзительно полыхали в сгустке тумана, слепленного в виде человеческой фигуры, облаченной в богатые доспехи. От прямого взгляда даже детская привычка не спасала, однако отводить взгляд он не стал, словно это означало бы маленькую, но весомую победу призрака.
   В принципе дух мог появляться и днем — этакой прозрачной тенью. К вечеру становился вполне видим и энергичен. Но только ночь позволяла увидеть его во всем блеске деятельной натуры.
   Игра в гляделки надолго не затянулась.
   — И надо же было додуматься, — продолжало привидение, не прекращая сверлить собеседника взглядом, — продавать замок! И кому? — Американцу! Как будто, сэр, вы не знаете, что способен сотворить американец с приличным домом! На чем он сколотил свое состояние? На развлекательных аттракционах и луна-парках? Чудесно! Может быть, вы, милорд, и меня решили сделать развлекательным аттракционом?
   — Ни о чем подобном речь не заходила, — приврал Джон.
   И тотчас был уличен:
   — Только не вздумайте обманывать меня, молодой человек! Что, что подвигло вас, мой презренный потомок, на этот шаг?
   — Дедушка… — со вздохом произнес Джон, заодно отводя глаза в сторону.
   — Я тебе не дедушка, — сухо оборвал его призрак, — Чтобы обозначить степень моего с тобой родства, ты должен столько раз произнести «прапрапра», что в твоих прокуренных легких недостанет для этого воздуха. Изволь обращаться ко мне «милорд».
   — Хорошо, милорд. — Джон погасил сигарету и собрался с мыслями, — Хорошо. Не стану спрашивать, откуда вам все известно, едва ли вы удостоите меня ответом. Но все, что вы собираетесь сказать, я себе представляю. А вот вы, должно быть, и правда не понимаете меня — так позвольте объясниться. Я ведь для этого и приехал.
   Против ожиданий, призрак не стал его перебивать, наоборот, сделал поощрительный жест рукой: валяй, мол.
   — Я на самом деле очень благодарен вам, милорд, за все, что вы делали для моих родителей и для меня. Благодарен и за свое воспитание — удивительно бесполезное, как я теперь понимаю, оно сделало мое детство волшебным. Однако детство кончилось… Я хорошо понимаю вас, сэр, но поймите же и вы меня — я в безвыходной ситуации. Я заблудился… и в жизни, и в самом себе.
   Кто я? Детство, проведенное в двух странах, должно было сделать меня человеком с двумя родинами, а на деле у меня не осталось ни одной. Два года назад я снова ездил в Россию — и не узнал прежних друзей. Да что там, я страны-то не узнал… В детские годы, когда карьера отца обрушилась и мы переехали в Россию, все было так просто. Он ведь только для вида ворчал, будто не может жить без современного сервиса, прекрасно он без всего обходился. Там он жил с наслаждением…
   — Не обольщайся на этот счет, — как бы нехотя произнес призрак. — Для него это была чистой воды экзотика, игра в выживание.
   — Я ничего подобного не замечал. Вероятно, оттого, что был ребенком, не знаю.
   — Можешь поверить на слово. Кроме Господа Бога, никто лучше меня не знает Рэдхэндов. И тебя я знаю гораздо лучше, чем ты можешь себе представить. Кстати сказать, скоро ты в этом убедишься и поймешь, почему я так уверенно говорю… Но к делу. Забавно, долгие годы я думал, что твоя душа для меня — открытая книга. Однако несколько страниц в ней, оказывается, написаны на незнакомом языке! Я все могу понять, только не этого решения. Почему — продать? Почему — американцу?
   — Я именно об этом и пытаюсь рассказать, милорд.
   — Бесполезно, если бы мог, давно бы уже объяснил… — не совсем понятно вздохнул призрак, — Позволь задать бессмысленный вопрос: дальше что собираешься делать? Уедешь в Россию?
   — Нет. Пробовал уже… там для меня не нашлось дела, разве что участвовать в бизнесе бывших товарищей. А здесь… здесь я провалил все свои начинания. Иногда кажется, что меня загнали в искусно расставленную ловушку — только кому бы это могло понадобиться? Впрочем, черт бы с ними, с начинаниями, одно это я бы пережил. Хуже то, что и в Британии я не нашел друзей. Это было бы смешно, не будь так грустно: со мной хотят говорить только о России, причем ждут не дождутся, чтобы я начал ругать ее на чем свет стоит. Или о моем отце — вы же знаете, когда он полюбил советскую девушку-переводчицу, в дипломатическом корпусе на него смотрели очень косо. И теперь меня донимают намеками на то, что из-за моей матери Британия, возможно, лишилась таланта одного из лучших политиков. Только эти две темы — как зачарованный круг. И меня не покидает чувство, что на меня смотрят как… как на дикаря, которого едва обучили пользоваться столовыми приборами. В общем, выход один: сжечь мосты, разрушить все связи. Это может показаться мальчишеством, но по крайней мере продемонстрирует мою твердость…
   — Ты просто струсил, — вынес вердикт призрак. — Настолько, что готов бросить все, что тебе дорого, все самое святое, лишь бы удрать. Или… или фамильная честь ничего не значит для тебя? И память предков не святыня, а пустой звук?
   Джон вздохнул, чувствуя, как нарастает в душе смешанная с раздражением усталость.
   — Ах, дедушка… милорд, не нужно все драматизировать. Я неслучайно сказал, что понимаю вас — это так. Вы пережили добрую сотню поколений и точно так же переживете меня. Мои потомки вернутся сюда, возвратят Рэдхэндхолл, но мне здесь не место!
   — Сказал бы я, где тебе место…
   — Если я оставлю хоть одну ниточку, которая связывала бы меня с Англией, надо мной будут смеяться: вот он, бесхребетный червяк, этот Рэдхэнд, который хлопнул дверью, не переступая порога! И мы будем высмеивать его, будем тыкать пальцем!..
   Только сейчас Джон заметил, что говорит стоя на ногах и вытянувшись во весь рост. Это выглядело глупо, и он поспешил сесть поглубже в кресло. Призрак барабанил пальцами по подлокотнику. Странно он сегодня себя вел. Очень выдержанный, он вспыхивал редко, зато надолго, и отнюдь не в его привычках было так внезапно утихать.
   — Мой юный друг, ты так мало знаешь… — вполголоса пробормотал он. — Однако я не смею нарушить предначертанного. Кровь — великая сила… По жилам человека течет его судьба. Ладно. Слушай, что мы как неродные сидим, дуемся друг на друга… Давай-ка выпьем. Что тут у тебя, итальянское? Подойдет. Ну что смотришь? Неси фужер для предка.
   — Вы же бесплотны, — удивился Джон. — Как вы собираетесь пить?
   — Неси, неси, что-нибудь придумаем.
   Выполнив волю предка, Джон наполнил фужеры и выжидательно посмотрел ему в лицо. Огоньки светились по-новому— с задором, что ли…
   — За удачу! — провозгласил призрак и поднес фужер к губам. Вроде бы как понюхал, почмокал губами и понюхал снова. Вино даже не колыхнулось, но уровень его заметно уменьшился.
   — Хороший вкус… У меня сегодня превосходное самочувствие, — сказал призрак таким тоном, будто эта фраза полностью объясняла, каким образом бесплотное существо умудряется пить вино. — Ну что, поддержишь тост?
   Откуда взялась вторая бутылка, Джон не помнил, хотя пьян и не был. Правда, в голове слегка шумело и все время тянуло улыбаться, однако он был уверен, что контролирует себя. Просто удивился, увидев сразу две пустые бутылки из-под итальянского.
   Призрак как будто совершенно забыл о предстоящей продаже замка, травил байки о старых добрых временах, спел героическую балладу и даже поспорил о законах штата Флорида насчет возможности бракосочетаний между представителями нетрадиционных сексуальных меньшинств (его точка зрения на этот вопрос лежала вне плоскости привычных правовых диалогов: он настаивал, что упомянутых представителей следовало бы вешать на фонарных столбах). В общем, призрак обернулся чудным собеседником, только, кажется, поминутно поглядывал на часы, хотя наверняка сказать трудно, — может, просто моргал.
   — Ладно, как я уже говорил, от судьбы не уйдешь! — неожиданно заявил он, хлопнув себя по колену. — Покажу тебе кое-что, идем.
   — Далеко? — осведомился Джон.
   — Клянусь, ноги донесут тебя не дальше арсенала! — ответил призрак и воспарил над креслом.
   Джон завозился, поднимаясь.
   — Не тяни! Если я не ошибаюсь, вы там уже обо всем договорились? Ну так окажи услугу предку напоследок. Вперед, потомок!
   Ноги, может, и не очень хорошо, но слушались, руки ходьбе не мешали, так что дошли они быстро. Расположенное на нижнем этаже помещение, некогда служившее арсеналом замка, еще прапрадедом Джона было превращено в коллекционный зал. Теперь кроме доспехов и холодного оружия здесь хранились многочисленные свидетельства славы Рэдхэндов, через одного бывших, надо отметить, заядлыми путешественниками. Особо ценные экземпляры содержались под стеклом с сигнализацией, но таких было немного. Золото к золоту, а сюда попадали вещи, чья ценность заключалась не в деньгах, а в славной памяти. Джон любил здесь бывать, и, пожалуй, с этой коллекцией ему было больнее всего расставаться, несмотря на то (или, может, именно поэтому?), что сам он ее не пополнил ничем, кроме романтических мечтаний юности.
   Когда они переступили порог арсенала, призрак приложился к бутылке (третья! где он их берет?), передал ее Джону и спросил:
   — Что такое дом?
   — Э… в юридическом аспекте или в какой-то конкретной культурно-мифологической системе? — поправляя сбившийся узел галстука, поинтересовался нетрезвый граф.
   — Гром и молния, отвечай!
   — Это вроде теста — первое, что придет в голову? Дом… он там, где твое сердце, — по крайней мере, так говорят.
   — Выпей еще, авось да поможет, — сказал призрак, вновь протягивая ему вино. — Опять-таки это предначертано…
   — Что, спиться?
   — Не спорь, скоро сам все поймешь. Ответ правильный, ставлю тебе «зачтено». А вот другой вопрос: где твое сердце?
   — Уф, ну мы так приятно проводили время… Да, дедушка, вы собирались мне что-то показать…
   — Конечно. Иди сюда.
   Они подошли к стенду, на котором висел старинный меч превосходной работы. Этому клинку повезло — он отлично сохранился за долгие столетия. Чудное оружие. Призрак иногда позволял Джону тренироваться с ним.
   — Конечно, главным образом я делаю это для себя, — сказал призрак. Он открыл витрину, снял меч со стенда и велел Джону опоясаться ножнами. — Но это не эгоизм, поверь мне. Раз уж на то пошло, то мое личное мнение вообще ничего не решает. Главное — не волнуйся понапрасну. Перстень с тобой?
   Джон отвлекся от пояса, который, конечно, не был рассчитан на ношение со смокингом в не самом трезвом виде, и продемонстрировал предку мизинец левой руки, украшенный чернокаменным перстнем с выгравированным на нем гербом Рэдхэндов: сжатая в кулак железная перчатка над распростершим крылья драконом.
   — Хорошо. Ни в коем случае не теряй, он тебе понадобится. Ну как, справился? Чувствуешь что-нибудь?
   — Э… едва ли мои чувства имеют отношение к мечу, — скорее, к мере поглощенной нами жидкости…
   И снова с призраком случилась резкая перемена настроения. Он вдруг посерьезнел, вцепился в плечи Джона (ого! нет, не говорите, что призраки бесплотны, — когда захотят, они и синяков наставить могут), притянул его к себе и строго произнес:
   — Довольно шуток! Запомни навсегда: я, Томас Рэдхэнд, основал этот замок в благословенном тысяча двести восемьдесят третьем году от Рождества Христова отнюдь не для того, чтобы ты в мальчишеской истерике бездумно распоряжался судьбой своего рода. Ты слышал мои слова, Джон Рэдхэнд?
   Джон хотел кивнуть, но его отвлек дробный стук под одной из витрин. Оглянувшись, он похолодел от изумления: подкова с копыта боевого коня сэра Иеремии Рэдхэнда, отличившегося в Крестовых походах, подпрыгивала на своем ложе, причем так ритмично, как могла бы делать, находись она и впрямь на копыте скакуна! Призрак ослабил хватку и сказал: