Мерфи Уоррен. Белая вода

   Ри знал, что сейчас последний момент, когда можно поверить им, если он хочет спасти команду.
   Он приложил ладони ко рту и громко крикнул:
   — Покинуть судно! Всем покинуть судно!
   По всей длине «Инго Панго» разнесся тревожный звук сирен. Началась суматоха на всех палубах. Лодки вывесили за борт. Команда опустила их на талях, и они с плеском шлепнулись на воду.
   В это время Ри обшарил судно от носа до кормы, неустанно повторяя свой приказ. Он не потеряет тех, кого можно спасти. Не потеряет ни одного матроса, даже самого ленивого и не стоящего, чтобы его спасали.
   Перегнувшись через борт, капитан крикнул:
   — Отходите! Гребите изо всех сил! Тонущее судно может затянуть вас под воду!
   Матросы вспенили веслами воду. Он надеялся, что у них еще есть время.
   На воду плюхнулось еще несколько шлюпок — оставалась одна.
   Испытывая удовлетворение от того, что сделал все возможное, капитан Ри помог нескольким оставшимся вывесить на талях последнюю шлюпку. Матросы запрыгнули в нее и стащили его за собой.
   И тут к штирборту рванулась вторая торпеда, и след ее был как яростная пенистая стрела. Она пронеслась между двумя шлюпками, чуть не опрокинув их. Люди в ужасе вцепились в планширь.
   С внезапно пересохшим ртом капитан Ри увидел, что торпеда ударила в середину корабля. Под ватерлинию, в том месте, где он хотел спустить последнюю шлюпку.
   И он знал, что для него и оставшихся матросов все кончено.
   Корабль вздрогнул. Взлетел соленый столб воды. Она стекала по лицу, тут же замерзая, заливала рот и слепила глаза.
   Ри попытался ухватиться рукой за поручни, но они выскользнули. Палуба заходила ходуном и выбросила за борт своего храброго капитана, что было в своем роде милосердно.
   «Инго Панго» скользнул в мутные волны океана, как будто влекомый в бездну неумолимым врагом. С момента удара, когда торпеда уничтожила корму прошло десять минут и лишь две после удара в штирборт.
   Холодный водоворот сомкнувшейся над «Инго Панго» воды со страшной силой всосал в себя три шлюпки, увлекая их экипаж навстречу страшной смерти.
   Но не такой страшной, как ждала оставшиеся шлюпки.
   Они болтались в воде, не в силах поверить в катастрофу, когда вода вокруг них странно выпятилась, вспучилась колоколом и лопнула, как от подводного землетрясения.
   Посреди шлюпок взметнулось вверх стальное рыло, зависло на неимоверно долгую долю секунды и рухнуло, кроша в щепки оставшиеся шлюпки.
   Наверху поблескивающей ходовой рубки откинулся люк.
   У человека, который вышел оттуда и огляделся, лицо было белым, как флаг субмарины. И голубой знак на его лице был таким же, как на флаге.
   Он что-то выкрикнул. Без слов, просто оклик.
   С воды донесся ответ, крик перепуганных и ничего не соображающих людей.
   Прожектор описал дугу по черным волнам и выхватил из темноты болтающуюся над водой голову.
   Уцелевший с «Инго Панго» звал на помощь, пытаясь взмахнуть трясущейся рукой.
   Человек с голубым гербом на белой маске смерти поднял короткоствольный автомат и размолотил уцелевшего в клочья.
   Луч стал выискивать другие головы. А человек с автоматом методично и точно посылал пули. Кто-то нырял в воду при приближении луча. Обратно не вынырнул никто.
   Другие проклинали или молились в последние секунды, когда луч указывал путь милосердным пулям.
   Милосердным — потому что мгновенная смерть от пуль лучше, чем от удушения или переохлаждения.
   Потом черная субмарина скользнула под воду.
   И не осталось и следа от «Инго Панго», кроме гладких пятен крови на темной воде.

Глава 4

   Римо вел громыхающую лодку строго на восток, вперившись черными глазами в гладь моря.
   Было чертовски холодно, но на обнаженных по локти руках Римо не было никаких признаков гусиной кожи. И ветра, рвущего его коротко подстриженные черные волосы, он тоже будто не замечал. А ветер прижимал к груди футболку и рвал штанины китайских брюк.
   В лунном свете лицо Римо было похоже на маску смерти. От старых пластических операций выступили под бледной кожей высокие, как у черепа, скулы. И глаза так глубоко ушли в орбиты, что глазницы казались пустыми. Много лет назад Римо был казнен на электрическом стуле по приговору суда штата Нью-Джерси, и его прошлое было стерто. И теперь будто прежний Римо Уильямс вышел из могилы отомстить за свою смерть. Но он не умирал. Стул был бутафорским, казнь — фальшивой.
   Римо поднял себе температуру тела, чтобы компенсировать холод. Простенькая штучка из репертуара Синанджу, корейского искусства единоборств, давшего начало всем боевым искусствам Востока. Техника Синанджу давала возможность контролировать собственное тело в его гармонии со Вселенной. Умением противостоять смертельному холоду и бегать по открытой воде он овладел давно и никогда не забудет.
   Где-то возле точки встречи Римо учуял в воде кровь. Римо знал смерть лучше, чем люди знают своих жен, и человечью кровь от обезьяньей отличал безошибочно. И куриную кровь от бычьей. Иногда даже мужскую кровь от женской, хотя эту разницу словами не объяснить.
   Эта кровь была человеческой и мужской. И ее было много.
   Он повернул лодку на металлический запах крови. В лунном свете на воде крови не было видно. Только нос сообщил ему, когда он оказался в самой середине. Римо сбавил скорость и пустил лодку по длинной дуге, выходя снова туда, где пахло кровью. Наклонившись через борт, он макнул пальцы в воду. И вынул их красными, как киноварь. Теперь он видел красное и на воде. Оно сливалось с чернотой ночного моря, но красного было много.
   Поднявшись на ноги, Римо огляделся. И его ноздрей достигли другие запахи. Снова человеческие. Запах холодного пота, страха. Именно страха, он не мог ошибиться. И еще — запах машинного масла. Дизельного топлива. Еще что-то, по запаху не определяемое, но как-то связанное с кораблями.
   Недавно здесь было большое судно с большой командой. Но судно такого размера должно быть видно издалека. Лунного света хватает.
   Пока Римо осматривал горизонт, позади него что-то булькнуло. Повернувшись, он не увидел ничего, кроме морских волн.
   Потом он почувствовал сильный запах машинного масла и дизельного топлива.
   Потом увидел. Радужная пленка. Что-то из глубины изрыгает дизельное топливо.
   Сорвав с себя майку, Римо стряхнул туфли и без колебаний прыгнул в холодную воду Атлантики.
   Его охватило ледяными тисками. Биологический сенсор в его носовой полости поднял температуру тела на пять градусов. Подобный природный рефлекс открыли у детей, которые проваливались под лед на пруду и выживали, потому что этот рефлекс на время включал резервы, защищающие мозг от кислородного голодания.
   Сейчас температура его тела находилась в опасной зоне, но холодная вода Северной Атлантики компенсирует эффект вызванной у самого себя лихорадки. Тоже техника Синанджу.
   Глаза Римо быстро адаптировались к резкому изменению освещенности. Слой воды толщиной тридцать футов отфильтровывал красную полосу спектра, а на глубине шестидесяти футов исчезла и оранжевая.
   На глубине ста футов, где господствовали серый и голубой, Римо стал различать какие-то смутные формы. Кожа стала скользкой от машинного масла. Это было противно, но слой масла защищал кожу от холода.
   Лежащий на боку «Инго Панго» он обнаружил на глубине пятисот футов. Темная громада с развороченной кормой и многочисленными повреждениями в средней части корпуса.
   Выпуская каждые тридцать секунд пузырь чистой двуокиси углерода, Римо обследовал затонувшее судно. Огромную дыру в борту он скорее почувствовал, чем увидел. Что-то сделало пробоину в толстых плитах корпуса. Зазубренные края дыры в человеческий рост торчали внутрь. У других пробоин края наружу. Нет, это не взрыв котла.
   В воде плавали тела, из некоторых еще сочились темные облака жидкости. Кровь. И их уже клевали рыбы.
   Уцелевших не было. Мимо проплыл чей-то палец, но Римо не обратил на него внимания.
   Он резко протянул руку и поймал одно из дрейфующих тел. Мертвое лицо блеснуло безжизненными раскосыми глазами. Кореец. Римо отпустил труп.
   Поддерживая равновесие с помощью легких стабилизирующих движений руками, он заметил странную вещь: вокруг затонувшего судна было полно рыб. Может быть, их привлекли тела. Но казалось, что все они появлялись изнутри, будто потерпевший крушение корабль давно был их домом.
   Одна из них проплывала совсем рядом, и Римо ее поймал. Она дралась за свободу, и Римо дал ей ее, но лишь определив сначала вид. Пятнистый лосось. Тихоокеанская рыба. Какого черта она делает в Атлантике? Как сюда попала?
   Подплыв поближе к судну, он обнаружил других тихоокеанских рыб. Собственно говоря, они здесь почти все были тихоокеанские. Для Римо, который очень хорошо разбирался в рыбах, это было так же странно, как увидеть пекинеса на верхушке огромного мексиканского кактуса.
   Вернувшись на поверхность, он проветрил легкие.
   Если не считать его лодки, море было пустынно.
   Взобравшись на борт лодки, Римо насухо вытер испачканные маслом руки и направил всю теплоту тела в верхние отделы. От его волос пошел пар. Вскоре они стали всего лишь влажными, а дальше высохнут сами.
   Затем Римо натянул на себя майку и запустил двигатель, направив тепло тела к ногам, где мокрые штаны прилипали к телу, как холодный и скользкий саван.
   Корма моторной лодки слегка погрузилась в воду, мгновенно набирая скорость, а когда ее нос нацелился в сторону берега, Римо дал полный газ.
   Что-то очень плохое случилось. А самое плохое в этом было то, что он понятия не имел, насколько это плохо.

* * *

   Доктору Харолду В. Смиту пришлось в этот вечер работать допоздна. Обязанности руководителя КЮРЕ — сверхсекретной правительственной организации, официально не существующей, требовали и такого. Прикрытием для КЮРЕ служил санаторий «Фолкрофт» — трехэтажное здание из красного кирпича, расположенное на мысу пролива Лонг-Айленд. Обязанности Смита в «Фолкрофте» требовали не меньше труда, чем обязанности более высокие. И он часто работал до глубокой ночи.
   Когда он подключился к Интернету, за окном уже было темно, причем темнота была настолько плотной, что напоминала сияющую антрацитовым блеском поверхность рабочего стола, словно покрытого толстым слоем обсидиана. Прямо перед ним на столе стоял монитор, подключенный к «Фолкрофт-4» — группе мощных компьютеров, скрытых в глубоких подвалах здания.
   Смит был худощавым и бесцветным — будто вылинял от скучной работы. Руководить агентством КЮРЕ — в этом не было ничего захватывающего. Он делал это из своего спартанского офиса, о чем не подозревали его служащие, считавшие его въедливой, занудливой и геморроидальной канцелярской крысой. Каким он и был. И упрямо этим гордился.
   Смит отслеживал на экране продвижение «Инго Панго». На судне, как на многих современных судах, стоял передатчик глобальной системы определения координат. Он посылал сигналы на спутник, который возвращал координаты передатчика на наземные станции. Смит вошел в сеть и сейчас видел на экране местонахождение судна.
   Слегка мигающая яркая точка замерла на расстоянии примерно пятнадцати морских миль от города Любек, штат Мэн, в заливе Фанди. Она застыла на воде именно там, где было нужно. Отлично.
   Если Римо справится, то вскоре произойдет рандеву, а Харолд В. Смит сможет вернуться домой, к своей постели и к своей все понимающей жене Мод.
   Время шло, а судно оставалось на прежнем месте. Наверно, разгрузка идет медленно. Или им помешала погода. Смит запросил сводку погоды из Национальной метеослужбы.
   В заливе Фанди шторма не было. Смит нахмурился, и его сероватое лицо стало похоже на лицо трупа, который напялил пенсне в тщетной попытке выглядеть живым. Он выглядел как банкир из Новой Англии в третьем поколении, балансирующий на самой грани ухода на пенсию. На самом деле Смит уже давно перешагнул пенсионный рубеж, но пока Америке нужно агентство КЮРЕ, отставка ему не светила. Разве что в случае смерти.
   Смит просматривал сводку новостей в верхнем углу экрана монитора, когда неожиданно зазвонил телефон, заставив его вздрогнуть. Он быстро схватил трубку.
   — Приветствую вас, о Император! — послышался высокий писклявый голос. — Что известно?
   — Ничего.
   — Час уже настал и миновал, — сказал голос Чиуна, Верховного мастера Синанджу.
   — У Римо затруднения. Но судно уже в точке встречи.
   — Еще бы. Там работают корейцы. Они не посмеют опаздывать. В отличие от моего приемного сына, который позволяет себе попадать в любые неприятности.
   — Полагаю, что сейчас разгрузка уже идет, — заверил Смит.
   — Мне надо было заняться этим самому. Но если я не могу доверить Римо простой торговый обмен, как я могу доверить будущее своего Дома его неуклюжим корявым рукам?
   — Я дам вам знать, как только он проявится, мастер Чиун, — твердо заявил Харолд В. Смит, прерывая разговор.
   Синий телефон тут же зазвонил. Смит даже подумал, что мастер Синанджу нажал кнопку повторения вызова.
   Но это был Римо. Его голос был холодным и жестким, что случалось с ним крайне редко.
   — Смит, плохие новости.
   — Вы не попали в точку рандеву?
   — Попал. И судно тоже.
   Смит крепко сжал трубку.
   — Так что же случилось?
   — Я отыскал его на дне океана. Оно затонуло вместе со всей командой, — мрачно доложил Римо.
   — А почему вы так уверены, что оно действительно затонуло?
   — В указанном месте я обнаружил на поверхности воды следы крови и машинного масла. Сложить два и два я умею, поэтому я спустился на дно и увидел там затонувшее судно. На корме — на том, что от нее осталось, — было написано «Инго Панго».
   — И вы уверены, что это именно «Инго Панго»?
   — Я умею читать. И могу за десять шагов отличить корейца от японца. Вокруг обломков плавали трупы корейцев. Похоже, что уцелевших нет.
   — Это судно только что прибыло к месту назначения. Что могло пустить корабль на дно так быстро?
   В голосе Смита слышалось глубокое беспокойство.
   — Я не специалист, но мне кажется, что это судно было потоплено торпедой. В штирборте дыра, в которую может въехать «бьюик». Рваные края пробоины загнуты внутрь.
   — Да, но кому понадобилось торпедировать торговое судно?
   — А кто о нем знал? — в свою очередь поинтересовался Римо.
   — Никто, кроме вас, Чиуна и меня.
   — И команды, — поправил его Римо.
   — Да, разумеется, и команды.
   — Длинные языки топят корабли. Кто-то проболтался.
   — Маловероятно, — уверенно сказал Смит. — Этот груз вряд ли мог привлечь пиратов.
   — А кто говорит о пиратах? А что там, собственно, находилось?
   — Груз, не подлежащий восстановлению, — ушел от ответа Смит — Нужно все начинать сначала. Не вешайте трубку. Мне нужно переговорить с мастером Чиуном.
   — Но вы же не знаете, где...
   Нажав на рычаг, Смит набрал массачусетский номер Чиуна.
   Мастер Синанджу ответил немедленно.
   — Какие новости? — пропищал он.
   — Произошел несчастный случай.
   — Если Римо меня подвел, я ему уши оторву! — завопил Чиун.
   — Это не его вина. Когда он добрался до места встречи, судно уже лежало на дне. По его словам, оно было потоплено торпедой.
   — Какой безумец мог торпедировать такое судно, как «Инго Панго»?
   — Это как раз то, что меня интересует. Кто знал о его задании?
   — Вы. Я. Но не Римо.
   — Это не случайное происшествие, — твердо заявил Смит.
   — И последствия этого пиратского акта тоже не будут случайными, — тоненьким голоском ответил Чиун. — Мне требуется удовлетворение.
   — Я снова организую доставку, мастер Чиун.
   — Это разумеется само собой. Удовлетворение, которого я требую, — это головы. Много голов, глядящих в вечность невидящим взглядом.
   — Да, дело того требует, я согласен с вами. Но при этом мы не должны привлекать к себе внимания.
   — Все детали я оставляю вам, о Император. Мне нужен только мой груз, да еще головы этих негодяев.
   Смит нажал на рычаг, приложил трубку к другому уху и набрал несколько строк на клавиатуре. В ту же секунду на линии прозвучал звонок, вслед за которым послышался недовольный голос Римо.
   — Как вы дозвонились ко мне? Ведь это же телефон-автомат.
   — Простая компьютерная программа.
   — Да, но этот телефон-автомат не принимает входящих звонков.
   — Моя программа умеет это отменять.
   — Если об этом узнает компания «Эй-Ти-энд-Ти», вас ждут тяжелые годы в Ливенуортской тюрьме, — проворчал Римо.
   — Мастер Чиун очень недоволен тем, как обернулось дело.
   — Еще бы. Надеюсь, вы сообщили ему, что я здесь ни при чем?
   — Конечно, — подтвердил Смит.
   — Хорошо. Итак, что же мы потеряли?
   — Теперь это уже не имеет значения. Я организую повторение поставки. А пока мне нужна точная информация о судьбе «Инго Панго».
   — Он затонул. Что вам еще нужно знать?
   — Кто потопил это судно и почему, — сухо отчеканил Смит.
   — Понятия не имею.
   — Берите лодку и отправляйся к месту катастрофы. Посмотрите, что еще можно там найти.
   — Океан большой.
   — И чем дольше вы будешь тянуть резину, тем дальше уйдет неприятельское судно.
   — О'кей, но при том непременном условии, что вы замолвите обо мне словечко перед Чиуном. Не хочу брать на себя ответственность за этот провал. К месту назначения я прибыл вовремя. Более или менее.
   — Разумеется, — согласился Смит, вешая трубку.
   Он повернулся к экрану. Светящийся зеленоватый огонек все еще продолжал упрямо мигать, указывая на местонахождение «Инго Панго». А навигационный спутник аккуратно передавал сигнал на землю. И так будет продолжаться до тех пор, пока не сядут батареи или пока морская вода не попадет в устройство и сигнал не смолкнет. А до того он будет, как призрак, взывать к миру живых из своей подводной могилы.

Глава 5

   Анвар Анвар-Садат наслаждался своей бессонницей.
   Генеральному секретарю ООН приходилось последнее время проводить без сна больше ночей, чем ему полагалось бы. Грандиозный план поставить все суверенные нации под контроль ООН давал сбои. Это его очень огорчало. Да, он с самого начала ожидал сопротивления. Сопротивления любого рода. И именно поэтому так осторожничал на первых порах.
   Несколько месяцев назад огромная карта мира в его офисе была похожа на шахматную доску с голубыми клетками. Голубыми — цвет ООН. Голубое означало страны, наслаждающиеся надзором и оккупацией ООН. Это был золотой век для влияния ООН на все страны мира. Или голубой век.
   Так предпочитал мысленно называть его Анвар-Садат.
   Но сейчас голубой прилив отступал. ЗАСИОН — Защитные Силы Объединенных Наций — дискредитировали себя в бывшей Югославии. Теперь напряженное перемирие охраняли силы НАТО. Лояльные Генеральному секретарю «голубые береты» сменили так называемые Силы Осуществления Порядка — СИЛОПОР. Да, силы ООН оккупируют Гаити, но этот остров — всего лишь термин геополитики. Даже не фактор. Окрашенный голубым на картах ООН, он сливается с голубизной Карибского моря — тоже ничего не стоящего.
   Гаити — бесполезный пляж. От него не будет толку для дела создания глобальной супернации, которую провидел Анвар Анвар-Садат в Едином мире будущего.
   После катастрофы в бывшей Югославии — теперь это мозаика из враждующих между собой Боснии, Сербии и Хорватии — и пришла к нему бессонница.
   Таблетки не помогали. Ни «сомитекс», ни «нитол», ни «экседрин ПМ», ни даже эта новая штука «мелатонин». Ничего.
   И тогда Анвар Анвар-Садат приказал установить компьютер в своих апартаментах в знаменитом манхэттенском небоскребе, научился его включать и манипулировать его сложными командами, что раньше было обязанностью служащих в рабочие часы.
   Анвар-Садат слишком любил уединение, чтобы позволить своим служащим находиться на связи в часы своего отдыха, поэтому он научился работать с мышью и с простой программой «Боб» и освоил это достаточно профессионально.
   Через некоторое время он искренне радовался, что не пожалел усилий на овладение компьютером.
   Из-за Госпожи Кали.
   Генеральный секретарь ООН еще не имел счастья познакомиться с ней лично, но этот радостный для него день неуклонно приближался. Она это обещала.
   Обещала неоднократно. Они даже два раза договорились о встрече, но в первый раз ее отменила Госпожа Кали, а во второй раз помешали дела в ООН.
   От этих задержек Генеральный секретарь лишь распалялся страстным ожиданием золотого дня, когда встретит свою золотую богиню.
   Он знал, что она — богиня, потому что она сама ему это сказала.
   — Пожалуйста, опишите мне себя, — написал ей Анвар много дней назад.
   — У меня золотые волосы и глаза зеленые, как воды Нила. Моя походка — как ветер пустыни, шелестящий в пальмовых ветвях. Я — и ветер, и пальмы. Дыхание мое тепло, и бедра мои гибкие колышутся, как виноградная лоза.
   — Ваши слова весьма... соблазнительны, — отстучал на клавиатуре Анвар, ощутив странную теплоту, забытую со времен его юности в Каире.
   — Я богиня в обличье женщины, — ответила Госпожа Кали.
   И Анвар поверил ей. Кто будет лгать о подобных вещах?
   — Вы... сладострастны? — набрал он на клавиатуре.
   — Мои формы чрезвычайно приятны. Лицо мое восхитительно, а кожа мягкая, как шелк.
   По этим немногим словам Анвар сплел мысленный образ, который еще надо было уточнить по фотографии или видеозаписи. Предоставленный собственному воображению, он создал образ белокурой и зеленоглазой красавицы, заполнив пробелы чертами женщин из своих мечтаний.
   Хотя этот образ был создан в основном воображением, Анвар-Садат влюбился в него. Госпожа Кали была олицетворением его самых потаенных желаний, воплощением самых глубоких подсознательных вожделений.
   — Я боготворю вас, Госпожа Кали.
   — Я существую, чтобы меня боготворили.
   — Я единственный ваш поклонник? — отпечатал он фразу с замиранием сердца.
   — У тебя есть прекрасная возможность завоевать право на это, мой Анвар.
   Анвар обнаружил, что пишет на клавиатуре ответ:
   — Приказывайте.
   — Ты еще должен доказать, что достоин этого, мой Анвар.
   После этого Госпожа Кали исчезла на три дня. Три неописуемо долгих и мучительных дня, в течение которых его электронный адрес и вызовы для общения в реальном времени полностью игнорировались. Три бесконечные бессонные ночи, когда он ворочался и метался, воображая самое худшее. Она погибла. Она полюбила другого. У нее есть муж, и он обо всем узнал. Три ночи он не выключал компьютер, не в силах оторваться от голубого экрана с горящими белыми буквами.
   Когда на четвертый день на экран выскочило электронное письмо, Анвар прыгнул к компьютеру.
   Письмо было кратким, точным и вместе с тем многообещающим:
   — Ты соскучился по мне?
   Его ответ был еще короче:
   — Чертовски.
   — Нам нужно поболтать.
   Анвар радостно переключился на канал разговора, которым они пользовались, когда у обоих бывало окно в напряженном расписании.
   — Где ты была? — потребовал он ответа.
   — Далеко. Но я вернулась.
   — Я думал самое худшее.
   — Ничего и никогда не бойся. В моей жизни всегда найдется место для тебя, мой дорогой.
   Сердце Анвара судорожно сжалось. Она впервые употребила нежное обращение.
   — Моя царица... — ответил он и почувствовал, что его глаза увлажнились.
   — А как твоя жизнь, Анвар?
   — Трудно. Дела складываются не лучшим образом.
   И он выложил ей все свои горести, честолюбивые мечты и неудачи, рассказав о целях и планах больше, чем даже своим самым верным помощникам-коптам.
   Ее реплики были настолько умны, проницательны и целенаправленны, что это просто ошарашило его.
   — Чем же вы занимаетесь, что дает вам столько мудрости? — спросил Анвар.
   — Я — Женщина. Больше тебе знать не надо.
   — Я горю желанием знать о вас все.
   — Женщина — это тайна. Как только ты будешь знать все, я тут же перестану тебя привлекать.
   Анвар Анвар-Садат вынужден был удовлетвориться загадками. И удовлетворился — на время. Каждую ночь он рассказывал ей о прошедшем дне. И каждую ночь она давала ему советы по поводу дня предстоящего.
   Однажды ночью он пожаловался Госпоже Кали на отлив голубого цвета с карты мира.
   — Я просто не могу удержать под контролем ООН все нации мира. Они ведут себя, как испорченные дети. Если бы они только уступили мне часть власти! Я бы большинство мировых проблем мог бы решить. Но голубые страны становятся зелеными. В Боснии мои войска ЗАСИОН уступили этим СИ-ЛОПОР из НАТО. Если так и дальше будет продолжаться, то голубыми останутся только моря.
   На это Госпожа Кали сделала замечание, которое Анвар поначалу отверг как наивное.
   — А почему не искать власти над морями?
   И пока Генеральный секретарь подыскивал нейтральные слова, которые не были бы обидными, Госпожа Кали развивала свою мысль:
   — Мировой океан покрывает три четверти нашей планеты. Он источник пищи, жизни и самое древнее средство межконтинентальных путешествий. Он разделяет нации, но он же связывает их в торговле. Тот, кто владеет океаном, владеет сушей. Власть над сушей — это власть над миром.
   — Весьма проницательное наблюдение. Но океаны интернациональны. Ими не правит никакой политический орган.
   — На двести миль от суши океаны контролируются прибрежными странами. Люди вторгаются в воды, которые столетиями не знали господства человека.