Мерфи Уоррен. Белая вода

   — Ты хочешь меня сожрать? — зарычал Римо.
   Акула снова дернулась, мелькнул один глаз. Он был плоским, черным и непроницаемым. Но Римо ощущал в нем холодный хищный ум, который видел в нем всего лишь еду.
   — Сожрать меня хочешь, крыса вонючая? — повторил Римо еще злее.
   Акула сильно шлепнула жестким хрящеватым хвостом.
   — Ну что ж, посмотрим. Может, я сам тебя сожру.
   Слегка подавшись вперед, Римо протянул руку и выхватил из ее пасти один из уцелевших зубов. Все произошло так быстро, что та не успела отреагировать.
   Римо ударил зубом в твердую кожу. Зуб вошел. У акул нет иммунитета от укуса акул. Они часто пожирают друг друга.
   Брызнула темно-красная, почти черная кровь.
   Римо прижался к ней губами и стал жадно пить.
   Кровь была соленой и горькой, но она поддерживала жизнь. Это рыбья кровь, и поэтому ее можно было пить не боясь. Бычья кровь могла бы отравить его измененный организм.
   Выпив столько, сколько мог, Римо вогнал зуб еще глубже и потянул к хвосту. Края раны разошлись, обнажив красновато-розовое мясо.
   Быстрыми движениями Римо делал разрез за разрезом, нарезая рыбу заживо.
   Акула отбивалась. Римо успокоил ее, стиснув так, что из жабр хлынула вода. И тут же отрезал себе здоровенный кусок рыбы.
   И начал есть ее сырой. Отхватывая куски и глотая, не жуя. Для застольных манер не было времени. Ему нужна была энергия, жизненная сила этого мяса — и прямо сейчас.
   Акула попыталась перевернуться на бок. Римо рванул ее спинной плавник в обратную сторону. Акула выправилась. Она все еще билась и дергалась, но уже ослабла от потери крови. Кровь растекалась красными потеками на темной воде.
   Римо ел дальше, отрывая полные горсти жесткого мяса. Вкус был омерзительный. Акулы едят морскую падаль, и вкус у них такой же. И хотя его пища по правилам Синанджу была ограничена рисом, рыбой и утятиной, акул он ел редко. С тех пор, как Чиун ему объяснил:
   — Тот, кто ест мясо акулы, ест и все то, что она съела.
   — Акулы иногда съедают людей, — понял Римо.
   — Тот, кто ест акулу, рискует оказаться косвенным каннибалом.
   Поэтому Римо избегал мяса акулы, но сейчас речь шла о жизни и смерти. Его жизни и смерти акулы. Таков закон моря — большие рыбы едят маленьких.
   Постепенно движения акулы стали заметно слабее. И она уже просто плавала на поверхности, еще живая, хотя уже умирающая.
   И тут появилось неизбежное: плавники других акул, привлеченных запахом крови.
   Они шли с севера, юга и запада. Сначала они резали воду кругами, разыскивая добычу. Когда они приблизятся, от неподвижной акулы полетят кровавые куски.
   И от Римо, если он это допустит.
   Римо этого допускать не собирался.
   С заправленным топливом желудком, восстановив температуру тела, он поднялся на руках и коленях. Осторожно балансируя, поскольку труп акулы мог в любой момент перевернуться, Римо встал на ноги.
   Приближающиеся плавники уже резали воду в нескольких ярдах от него и двигались с холодной целеустремленностью. Римо почти слышал у себя в голове тему акулы из «Челюстей».
   Выбрав плавник, плывущий отдельно от прочих, Римо повернулся к нему.
   Из воды показались первые челюсти, они дернулись вверх и вперед. Сейчас или никогда. Римо прыгнул.
   Приземлившись на спину отдельно плывущей акулы, он упал на колено, схватившись рукой за спинной плавник. Выкручивая его, он заставил акулу отвернуть от тела как раз перед тем, как начался пир обжор.
   — Вперед, собачка, вперед, — сказал сквозь зубы Римо, направляя акулу с помощью ее же плавника.
   Сперва акула не изъявляла никакой воли к сотрудничеству. Но она была всего лишь рыбой. Римо был человеком. Он стоял на вершине пищевой цепи. И не какой-то акуле с ним спорить.
   Сориентировав плавник по западному горизонту, Римо определил курс.
   Естественно, акула сопротивлялась. Но чтобы жить, она должна была плыть вперед. Акулы не спят. Они не знают отдыха. Чтобы дышать, они должны двигаться, иначе они погибают.
   А поскольку акуле приходилось плыть, оставалось только контролировать направление.
   Римо держал акулу на курсе. Иногда с помощью плавника, иногда шлепком по чувствительной морде. Когда она пыталась нырнуть, он щипал ее за спину, и акула забывала о желании нырнуть и пыталась цапнуть зубами что-то, что причиняло ей боль.
   Через некоторое время она слишком устала, чтобы сопротивляться. Но не чтобы плыть. Ей надо было продолжать плыть.
   И она плыла к суше, погрузив жабры в воду лишь настолько, чтобы они черпали кислород.
   Прошел час, два, а потом и три. За это время Римо переварил все съеденное, и организм требовал еще. Поддержание повышенной температуры тела в холоде Северной Атлантики требовало напряжения всего его умения Синанджу.
   Когда Римо ощутил в себе достаточно сил, он сломал акуле хребет одним рубящим ударом. Из пузыря рыбы с шумом вырвался воздух. Она поплыла вперед по инерции, а Римо, используя только ногти указательных пальцев, прорезал кожу рыбы на спине, вырезая свежий акулий бифштекс. Он съел два таких и потом встал.
   Береговой бриз нес запах суши. Римо понятия не имел, сколько до нее, но был готов бежать к ней, тем более что волны здесь были потише.
   Шагнув назад, он собрался, заполнил легкие воздухом и мелкими шагами, чтобы набрать максимальную скорость, пробежал по всей длине акулы и шагнул в воду.
   Он касался воды носками, скользил, снова касался и продолжал скользить.
   Искусство заключалось в том, чтобы не дать своему весу прорвать поверхностное натяжение воды. Холодная вода была плотнее и потому лучше теплой. Иначе бег по воде мог оказаться невозможным в его теперешнем состоянии.
   Но он хотел жить. И поэтому он бежал, шаг за шагом, вдыхая холодный животворный воздух и сражаясь с усталостью, которая грозила его поглотить.
   Он бежал потому, что, как акула, погиб бы, если бы остановился. Он не мог погибнуть и потому бежал. Бежал, бежал, бежал и бежал, оставляя незаметные всплески следов на серо-зеленой поверхности Атлантики.
   Запах земли он почуял раньше, чем увидел ее. Он понятия не имел, сколько прошло времени. Но его тянул вперед запах приготовленной еды, горелых окаменелостей и выхлопных газов.
   Сначала он увидел скалы. Холодные гранитные скалы Новой Англии, частично разрушенные неутомимыми волнами.
   Римо рванулся к ним, но где-то на последней миле силы его оставили. Он оступился, потерял опору и погрузился в ледяную непрощающую воду — когда уже видна была земля и спасение...

Глава 8

   Она не знала, кто она на самом деле.
   Иногда ей казалось, что она узнает в зеркале свои глаза — зеленые, с легким изумрудным оттенком. Иногда — сапфировые. Иногда — тускло-серые. Они казались знакомыми, в отличие от волос, которые она перекрашивала так часто, что давно уже забыла их истинный цвет.
   Ей сообщили, что она Госпожа Кали, но это имя ей явно не подходило. Чем-то не подходило.
   Когда она лежала в одиночестве на огромной круглой кровати и смотрела в зеркальный потолок, она знала, что она не Госпожа Кали. Она становилась ею, когда натягивала тугую черную кожу облегающую гибкое тело. Она была Госпожой Кали, когда звенели на ней серебряные цепи. Она ощущала себя Госпожой Кали, когда выбирала подходящую плеть из своих запасов и надевала желтое шелковое маску домино.
   Выступая из своих апартаментов с этими аксессуарами власти и боли, она знала, что она — Госпожа Кали. Без всяких сомнений. Кем она еще может быть? Но стоило снять шелковое домино, как сомнения возвращались. Непрошеные, проникали они в сознание.
   «Кто я?» — думала она.
   — Кто я? — спросила она однажды.
   — Ты Госпожа Кали, — ответил ей мягкий, но далекий голос.
   — А до того?
   — До того ты была никем.
   — А кто я, когда перестаю быть Госпожой Кали? — продолжала настаивать она.
   — Сон, — донесся до нее рассеянный голос, прерываемый пластмассовыми щелчками клавиш. Клавиши не молчали никогда. Их стук был такой же частью ее жизни, как звон и звяканье цепей. Знакомый, как щелчок плети, наполнявший ее дрожью ощущения власти и сексуального восторга, когда плеть падала на оголенную бледную спину и заставляла сладострастно сжиматься ягодицы.
   — А кем я буду, когда не буду Госпожой Кали? — спросила она вслух.
   — Бесполезным для меня существом, о мать.
   Это было странно. Но она тут же забыла эту оговорку, услышав другие слова, от которых ее пробрал холод:
   — Не забывай об этом. Никогда.
   И щелканье клавишей продолжалось. Госпожа Кали — она снова была Госпожой Кали — опустила на место прозрачную зеленовато-голубую стеклянную панель.
   А по другую сторону панели карликовая фигура неустанно щелкала по клавишам компьютера. Она никогда не спала.
   А поскольку она никогда не спала, то этому долгому кошмару, казалось, не будет конца.

Глава 9

   Холодная вода охватила Римо, коснулась его губ, залилась в нос, обожгла глаза. Его сознание затуманилось, мозг отказывался анализировать, что с ним случилось.
   Он задержал дыхание — и его босые ноги коснулись холодного и мягкого ила. А под ним был твердый, скользкий от водорослей гранит.
   Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать случившееся. Вода не покрывала даже его головы.
   Тогда Римо рассмеялся. Это был смех облегчения. Чистой радости. Он стоял по горло в воде в виду берега.
   И Римо пошел, вздрогнув пару раз, когда естественные защитные рефлексы организма взяли вверх над тренировкой Синанджу, которая учила, что дрожь в теле отнимает драгоценную энергию и лишь неукрощенные рефлексы заставляют тело дрожать для поддержания температуры.
   Последние несколько ярдов пришлись на камни, и эти камни впивались в ноги. Римо не обращал внимания. Он выжил. Чиун будет гордиться им. Он перенес испытание, которое могло бы сломить некоторых из более великих мастеров Синанджу.
   Но не Римо. Он выжил. Он победил.
   Добравшись до берега, он перелез через прибрежную скалу и нашел клочок сухого холодного песка.
   Там он лег и спал до тех пор, пока его лица не коснулись первые лучи утреннего солнца, а над ухом не послышался чей-то голос.
   — Где ты болтался, черт возьми?
   Римо моргнул, поднял голову и увидел перед собой незнакомое лицо, хотя бейсбольная кепка с надписью «Ред Сокс» была знакомой.
   — Кто вы? — слабо пробормотал он.
   — Этель. Ты что, не помнишь меня? Я подбросила тебя сюда на своем грузовике. Мы еще сделку заключили.
   — Ах да, конечно.
   Ее лицо с резкими чертами нависло над ним, заполняя все поле зрения.
   — Что тебя задержало? — спросила она.
   — От акул отбивался.
   — А где твой груз?
   — С ним что-то случилось.
   — Я так и думала. — Она встала на ноги, окинула Римо критическим взглядом и спросила: — Знаешь что?
   — Что? — машинально переспросил он, хотя ему было все равно.
   — Вчера вечером ты показался мне вроде симпатичным.
   — Спасибо, — устало буркнул Римо.
   — Но сейчас ты похож на задушенную котом мышь, и я с тобой дела иметь не стала бы.
   — Прекрасно, — согласился с ней Римо и закрыл глаза.
   — Так что меня не будут мучить совесть за то, что я сделала.
   — И это прекрасно, — ответил он, отключившись от ее голоса.
   Этель повернулась к скалам и крикнула через плечо:
   — Он здесь!
   — Кто здесь? — невнятно пробормотал Римо.
   — Ты здесь, — ответила она.
   В тот же миг Римо окружила толпа полицейских штата Мэн, держащих руки на рукоятках револьверов. Вид у них был очень недовольный, как у людей, которые провели холодную долгую ночь в наружном наблюдении.
   — Вставайте, сэр, — заявил один из них официальным тоном. — Вы арестованы.
   — За что?
   — По подозрению в контрабанде.
   — Контрабанде чего?
   — Это вы должны нам сказать.
   Римо нехотя встал на ноги, слегка передернул плечами от озноба и слабо ухмыльнулся.
   — Единственная вещь, которую я привез с собой на этот берег, это мясо акулы.
   — Где эта контрабанда? — оживился второй полицейский.
   — В моем желудке.
   Эта шутка никого из них не позабавила.
   Поскольку этот способ передвижения был самый простой, а также означал тепло и, возможно, сухую одежду, Римо позволил доставить себя в местный полицейский участок. Ему было предложено принять душ и переодеться в тюремную робу. Именно в таком порядке он это и сделал.
   — Нам известно, что ты плохой парень, — сообщил ему полицейский в допросной, когда Римо немного просох и обогрелся.
   — Ошибаетесь. Я хороший парень.
   — Ты контрабандист Нам Этель сказала, а она зря не скажет.
   — Знаете, мне тогда показалось, что у нее такое честное лицо.
   — Так и есть. Иначе как бы она тебя расколола?
   — Разумно, — не стал спорить с ним Римо. — Мне полагается один телефонный звонок.
   — Сначала нам нужно ваше имя и адрес.
   — Разумеется. Римо Мако, — ответил Римо и назвал адрес в Трентоне, штат Нью-Джерси.
   — Это дом или квартира?
   — Дом, — сказал Римо. — Вне всяких сомнений.
   — Любое ваше признание в данный момент может быть зачтено в вашу пользу.
   — Благодарю. Мое признание: я хочу позвонить своему адвокату.
   В этот момент в двери показалась голова полицейского чиновника.
   — В этом уже нет необходимости. Он на проводе и требует разговора с вами.
   — Его фамилия Смит? — озабоченно спросил Римо, которому очень не хотелось оказаться в дураках и потерять свое законное право на телефонный звонок.
   — Ага. Наверное, вы чертовски часто вляпываетесь в такие истории, если он сразу знает, где вас искать.

* * *

   Римо препроводили в комнату, где он мог говорить без свидетелей.
   — Почему вы так долго возились, Смитти?
   — Псевдонима Римо Мако нет в моем списке согласованных конспиративных имен. Когда оно появилось на канале правоохранительных органов, моя система выдала мне чрезвычайно любопытный факт. Ты назвал им адрес центральной тюрьмы штата в Трентоне, где приводятся в исполнение смертные приговоры. Из этого я сделал вывод, что ты находишься в полицейском участке Любека по подозрению в контрабанде.
   — Неплохое умозаключение.
   — Что стряслось, Римо?
   Когда Римо закончил свой рассказ, доктор Харолд В. Смит угрюмо молчал какое-то время.
   — Либо вы вытащите меня отсюда без лишнего шума, — прервал его раздумья Римо, — либо я вытащу себя сам.
   — Нет, надо все сделать тихо.
   — Только не тяните резину, иначе я возьму дело в свои руки, — предупредил его Римо.
   Вскоре издалека донесся шум вертолетного двигателя. Римо понял, что скоро будет дома.
   Из своей камеры Римо видел, как вертолет приземлился на заднем дворе полицейского участка. Это был большой, выкрашенный в оранжево-белые цвета «Джейхок» — спасательный вертолет с гербом береговой охраны на хвосте — якорь и спасательный круг.
   Оттуда посыпались сотрудники береговой охраны в белых мундирах, придерживая фуражки, чтобы их не снесло потоком от винта.
   Не прошло и десяти минут, как Римо торжественно проводили до дверей.
   — Могли бы и сказать, что служите в береговой охране, — укоризненно проворчал офицер полиции, роясь в карманах в поисках ключей от наручников.
   Римо протянул тому все еще запертые наручники и сказал:
   — Я потерял свое удостоверение в океане. Вы бы поверили мне на слово?
   — Нет, — признал офицер.
   — В том-то и дело.
   Вертолет береговой охраны в считанные минуты доставил Римо на местную станцию, где его пересадили на самолет «Фалькон». Тот с воем взлетел и через пару часов высадил Римо в Бостоне, в международном аэропорту «Логан».
   Там он поймал такси и отправился домой, думая, что Чиун будет либо очень рад его видеть, либо неимоверно зол. Или то и другое вместе. Настроение мастера Синанджу никогда не предскажешь заранее.
   Но в любом случае Римо рвался увидеть его как можно быстрее. Давно уже он не был так близок к смерти, и здорово было ощущать себя живым и активным.
   Хорошо, если бы и мастер Синанджу испытывал подобные чувства. В конце концов задание — всего лишь задание, а Римо — наследник Дома. И все же интересно, насколько разозлится Чиун?

Глава 10

   Она хотела секса. Да уж, тут не ошибешься. Он понял это по — выражению ее длинного лица, как только переступил порог, по прозрачному неглиже, отлично подошедшему бы грудастой блондинке. Но на ее тощем и бледном теле оно выглядело слишком патетически. Как паутина на трупе.
   Она хотела поцеловать его, но он опередил ее, сдержанно чмокнув в щеку, а потом, поняв, что этого мало, чтобы избежать ее табачного дыхания — еще и в бровь.
   Она шагнула назад, разведя крылья неглиже.
   — Боже мой, еще и лаванда. Как у старой карги. — Я думала, дорогой, что ты уже не придешь, — пролепетала она.
   Он с трудом подавил в себе желание влепить ей пощечину и сказать, что она должна повзрослеть в конце концов. Она же уже мать, черт побери. Пора бы уже смириться. Только бы не эти пафосные попытки раздуть искру, давным-давно погасшую.
   — У меня сегодня был трудный день, — осторожно начал он, скосив глаза на закрытую дверь своей берлоги.
   Перед ним появилось ее сияющее лицо.
   — Значит, тебе нужно долго и лениво... что делать?
   — Отмокать, — быстро перебил он.
   — Отмокать. Ладно, отмокай. А я к тебе присоединюсь.
   Выхода не было. О разводе не могло быть и речи. Без жены можно сразу ставить на всем крест. Бросить все надежды, планы и мысли о будущем.
   — Ладно, — ответил он, попытавшись изобразить на лице нечто вроде брачного энтузиазма, — пойдем в ванну вместе.
   Совместная ванна была не более сексуальной, чем купание с ирландским волкодавом. Со своим длинным лицом, тощими руками и полным отсутствием груди или бедер, она действительно была похожа на ирландского волкодава — неимоверно отвратительную псину.
   После купания она любовно вытерла его с ног до головы, а потом взяла за руку и повела в спальню, где горели ароматные свечи в хрустальных подсвечниках. Завораживает. Единственное, чего в антураже не хватало, — женщины, на костях которой было бы хоть немного мяса.
   Но он женился на ней не из-за тела, а из-за ума, хорошего воспитания и безупречного характера. Респектабельная жена — непременная принадлежность человека карьеры.
   И никогда не оставляла его мысль о том, что даже секс становится унылым и тягостным, когда повторяется день за днем в одной из двух тривиальных поз без каких бы то ни было вариаций.
   Поэтому сейчас предстояло проделать ту же серию движений. Предварительная любовная игра состояла из нескольких целомудренных поцелуев, механического поглаживания по спине, а потом он на нее залез. Ему хотелось придушить ее. Это хоть раз внесло бы возбуждающий элемент в эту скуку, и к тому же после этого никогда не пришлось бы ему снова пломбировать эту мерзкую дыру.
   Она собиралась постепенно поддаваться его проникающим толчкам, но тут он послал все к чертям и взял ее насильно. Это было безумие, но он уже дошел до ручки. Такая сейчас была напряженка на службе с этими последними опросами агентства «Ангус Рейд» и прочей ерундой.
   К его удивлению, ей понравилось. Она дико визжала, потом стала стонать, а он качал, будто загоняя осиновый кол в сердце вампира. Да, именно так. Осиновый кол в сердце той нежити, в которую превратился их брак.
   В момент оргазма она вцепилась зубами в его плечо и забилась в бесконтрольной судороге.
   Без всякой страсти, но он тоже дошел до оргазма. На этот раз.
   — Ты кончил! — прошептала она с каким-то блядским придыханием.
   — Еще бывают чудеса, — ответил он сухо.
   Она улыбнулась фарфоровой улыбкой в тусклом свете свечей.
   — Согласись, что это было замечательно.
   — Потрясающе, — равнодушно отозвался он.
   Когда он перекатился на спину, она прикрутила ночник и погасила свечи, мурлыча себе под нос какую-то бессмысленную песенку Барри Манилова, которого он не переваривал.
   Кончился по крайней мере этот кошмар.
   Лежа в ожидании сна, он чувствовал едкий запах. Ее запах. Но он напомнил ему кое-что другое. Самый сексуальный запах в мире.
   Запах вспоротой и выпотрошенной рыбы.
   И это не давало уснуть. Он молил о сне, но запах тунца в ноздрях был как ватный пахучий тампон.
   Он подождал, пока ее храп заполнил спальню, потом откинул одеяло и сунул ноги в тапочки.
   Прошлепав к себе в берлогу, он включил компьютер. На панелях стен висели картины с изображениями шхун. На лакированной сосновой табличке над монитором паяльником был выжжен девиз: «От моря до моря».
   Система провела его по всем неизбежным циклам входа и дала доступ к электронной почте.
   От той, что владела его мыслями, письма не было. Уже около месяца. Где же она?
   В этот момент глухо зазвонил мобильный телефон в его брифкейсе. Откинув крышку аппарата, он поднес его к лицу.
   — Слушаю!
   — Командор?
   — Говорите.
   — У нас еще одна ненужная встреча.
   — Подробнее, пожалуйста.
   — Американское судно в районе Носа. Мы проводили рутинную подводную операцию, когда нарушитель заметил Гончую на своем рыболовном эхолоте. Пришлось действовать.
   — Состояние судна?
   — Затонуло.
   — Экипаж?
   — Кошачий корм.
   — Свидетели?
   — Не осталось, как всегда.
   — Годится.
   — Есть, командор!
   — Продолжайте операцию со стадом. Обо всех отклонениях докладывать.
   — Есть, сэр!
   Закрыв крышку телефона, он положил его рядом с монитором. Глаза его вернулись к экрану.
   А там, как маяк, пылали строки шапки нового письма:
   Кому: [e-mail].
   От: [e-mail].
   Предмет: Позвони мне немедленно.
   Но в том месте, где должен быть текст, зияла пустота.
   — Сука! — сказал он себе под нос.
   Он был предупрежден: никогда не звонить, никогда не приходить, если это ему не приказано. Человеку его положения никто не смеет отдавать приказы, и такое унижение усиливало его трепет.
   Он вызвал ее номер из памяти телефона и ждал ответа с трепещущим сердцем и неловким ощущением подъема в паху, испытывая чувство волнения и сладостного предвкушения.
   — Если вы правильно набрали номер, то знаете мое имя, — пропело ее холодное контральто. — Говорите.
   — Госпожа?
   — Командор?
   — Э-э, я получил ваше послание.
   — Надеюсь, все хорошо, — холодно сказала она.
   — Да, все нормально, насколько возможно в нынешней ситуации.
   — Испытания продолжаются?
   — Э-э, да, но сегодня вечером произошел еще один инцидент.
   — Ты должен рассказать мне об этом во всех подробностях.
   Это было не вежливое приглашение, а жесткий приказ.
   — Буду рад.
   — Лично.
   — Это было бы замечательно. Мне принести с собой что-нибудь?
   Ее голос сочился презрением.
   — Принеси свою покорность, червь!
   И она повесила трубку.
   Он сменил мятую пижаму на глаженый костюм и помчался по спящему городу к месту, известному ему под названием Храм.
   Храм был открыт. Он вошел в холл, миновал огромную двойную дверь, с обеих сторон которой танцевали варварские скульптуры женщин с обнаженной грудью, пухлыми губами, соблазнительными бедрами и множеством рук. В приемной он снял с себя всю одежду.
   Его мужская плоть уже вздымалась. Он тяжело сглотнул и подошел к зеркальной двери, прозрачной с одной стороны. Он видел свое отражение. С той стороны, он знал, смотрит на него она. Он чувствовал испепеляющий взгляд ее синих глаз.
   — Ты готов переступить порог моей обители? — услышал он сквозь стекло ее холодный голос.
   — Да, Госпожа.
   — В таком случае прими позу приближения.
   Он бухнулся на руки и колени, а потом пополз к двери, открывая ее головой.
   И вполз в комнату, похожий на удирающего краба.
   Он не отрывал глаз от натертого пола, зная, что наказание за иное поведение будет суровым, а еще слишком рано ждать, что на него обрушится телесное наслаждение.
   Когда голова его уперлась в ботинки с каблуками-кинжалами, он остановился, и один ботинок поднялся и медленно впечатал острие в его голую спину.
   — Рассказывай, — произнесла она без интонаций.
   — Что рассказывать, Госпожа?
   — Рассказывай, что случилось сегодня вечером, что так взволновало тебя.
   — Во время испытаний на нас напоролось еще одно американское судно. Из соображений безопасности пришлось от него избавиться. Корабля и команды больше нет.
   — Очень мудро.
   — Никто никогда не узнает.
   — Кроме тебя, меня и всех участников, — саркастически уточнила она. — Сколько это всего лиц?
   — Полагаю, человек тридцать, но все предупреждены.
   Он стал заикаться.
   — Тридцать человек, посвященных в тайну, которая может разрушить твою карьеру, если не жизнь. Если один процент этой группы расскажет каждый одному человеку, какая это будет утечка?
   — Значительная, — признал он.
   — Какая?
   — Катастрофическая.
   — Вот теперь лучше.
   Из ее голоса исчез резкий сарказм, но сам голос вряд ли стал мягче.
   — Это хорошо известная аксиома, командор. Сообщая тайну одному человеку ты должен считать, что сообщил ее троим. Потому что большинство людей чувствует потребность поделиться с тем, кому они доверяют, а те доверятся своим конфидентам, и через несколько шагов твоя тайна уже не тайна, а сплетня.
   — Смысл искажается при пересказе.
   — Думаю, что настало время переходить на другой уровень.
   — Возвышение?
   — Я читала результаты опросов по твоему рейтингу. Они падают. Это падаешь ты.