— А почему не в собак? — удивился Римо.
   — Потому что он почтовый служащий, а раз они сходят с ума, то никакая логика тут не срабатывает. Вы ведь смотрите программы новостей?
   — Как-то все это за уши притянуто, — проговорил Римо, оглядываясь в поисках телефона-автомата.
   — А вы знаете, что «сын дядюшки Сэма» был почтовым работником?
   — Да, слышал когда-то.
   — И тот толстяк из «Сейнфилд» — он тоже почтальон.
   — Ну кино не в счет.
   — "Сын Сэма" — настоящий! Да-да, задумайтесь. В почтовой службе сейчас такие порядки, что там практически ежедневно воспитывают новых «сынов дядюшки Сэма». Если Америка не займется почтовой службой всерьез, то нас всех перережут. Ну как — тянет на сюжет?
   — Чушь собачья.
   — Да, — согласился Чиун, — ерунда какая-то. Вы городите чепуху. Это совсем не объясняет того, что случилось.
   — Тогда что объясняет? — спросила Тамайо.
   — Магометане...
   — Тихо, Чиун, — предупредил Римо.
   — ...проникли на почту.
   — Магометане? А кто это?
   — Мы-то знаем, а вы — выясняйте, — ответил Римо, оттаскивая в сторону мастера Синанджу. — Зачем ты треплешься? — упрекнул он учителя.
   — Но это же правда, — ничуть не смутился старик. — Почему я должен молчать?
   — Ты хочешь, чтобы она вызвала в стране панику, выйдя в эфир с подобной историей?
   — Неужели магометане вызовут большую панику, чем недовольные почтальоны?
   — Может быть, и меньшую, — согласился ученик. — Но зачем же мешать нашему расследованию!
   Найдя телефон-автомат, Римо набрал номер «Фолкрофта».
   — Смитти, вы не поверите. Местное почтовое отделение, чтобы успокоить своих служащих, кормит их «прозаком». У них здесь и стены в розовый цвет окрашены. Мы видели, к чему это приводит.
   — А как насчет Джо Кэмела? — спросил Смит.
   — А ваши компьютеры могут наложить на то пустое лицо другое и превратить его в человеческое?
   — Конечно.
   — Вот и прекрасно! Возьмите рекламу сигарет «Кэмел», впишите в то пустое пространство физиономию верблюда и постарайтесь ее очеловечить.
   Секунд пятнадцать трубка молчала.
   — Не смешно! — наконец резко выпалил Смит.
   — Да я и не шучу вовсе. Мы показали здешнему начальнику почты пустой плакат ФБР. Все, что он мог припомнить, — это что у того парня нос как у верблюда. Тогда Чиун вытащил рекламу сигарет, и начальник почты — клянусь Богом! — сказал: «Это он». Эй, Чиун, где ты взял рекламу?
   — Из журнала в самолете.
   — Вы хотите сказать, что Юсеф Гамаль выглядит как Джо Кэмел с рекламы сигарет? — уточнил Смит.
   — По крайней мере настолько похож, что нам есть над чем поработать. Попробуй сделать, как я сказал, и передай в ФБР. А у вас что новенького?
   — Я сообщил отделениям ФБР имена и местонахождение других заговорщиков, упоминавшихся в сервере «Врата рая». Облава уже началась.
   — Как вам удалось разыскать их так быстро?
   — Имена пользователей во «Вратах рая» те самые, под которыми они действуют в нашей стране.
   — Да неужели?
   — Большинство их значится в местных телефонных справочниках, — добавил Смит.
   — Похоже, что дураки, которые пытались взорвать Центр международной торговли, снова в деле, — проворчал Римо.
   — Только не надо их недооценивать, — предупредил глава КЮРЕ.
   — Получается, что мы запросто можем их переловить?
   — Будем надеяться, — ответил Смит и услышал мерное гудение. — Пожалуйста, не вешайте трубку, — тотчас воскликнул глава КЮРЕ.
   Римо узнал сигнал компьютера, извещавший о поступлении важного сообщения.
   — Римо, кажется, есть кое-какие результаты. Спецгруппа окружила одного из подозреваемых в терроризме возле Южного вокзала в Бостоне. Сидит там на крыше и не собирается спускаться вниз. Он хорошо вооружен.
   — А вдруг они его подстрелят?
   — То-то и оно. Нельзя, чтобы его подстрелили прежде, чем он заговорит. Нам надо узнать, кто руководит новой террористической группой. Короче говоря, вы с Чиуном немедленно вылетаете в Бостон.
   — Надеюсь, успеем, — отозвался Римо.
   — Его зовут Мохаммед Али.
   — Шутите?! И что с ним делать после того, как мы выудим из него информацию?
   — Если облава пойдет успешно, то, дав показания, террорист станет бесполезен, — холодно произнес Смит.

Глава 18

   Над белыми каменными стенами мечети возвышался алебастровый купол. К языческому, нечистому небу Гринбурга, штат Огайо, вздымались два величественных минарета. Божественную красоту мечети довершали мозаичные панно.
   Все это Юсефу удалось разглядеть, пока египтянин с примесью крови крестоносцев (который к тому же, возможно, был законспирированным коптом) приближался к зданию по подъездной дорожке.
   Дорога поражала блеском и чистотой. Собственно, все поражало блеском и чистотой.
   Странно одно — местность вокруг выглядела совершенно безлюдной. Не видно было садовников, ухаживающих за растениями, несмотря на сумерки, нигде не было света. Казалось, все обитатели покинули мечеть.
   Ощущалось еще что-то, Юсеф никак не мог найти этому определения — что-то такое... неуловимое.
   — Как она называется?
   — Мечеть аль-Бахлаван.
   — Хорошее название.
   — Да, истинно исламское, — согласился египтянин. Машина остановилась, пора было выходить.
   — Почему же я до сих пор о ней не слышал?
   — Скоро узнаешь почему.
   — Это самая большая, самая величественная мечеть во всем христианском мире, — продолжал восхищаться Юсеф. — Я никогда ничего подобного за пределами Святой Земли не видел.
   — Службы здесь не проводятся, — отрезал Джихад Джонс.
   — Странно. Разве это не мечеть? Разве у нее нет величественных минаретов, указывающих дорогу в рай?
   — Есть, конечно.
   — Тогда скажи, почему там не молятся Аллаху?
   — Я ничего тебе не обязан объяснять, еврей, кроме того, что Аллаху в здешней мечети служат по-другому.
   И поскольку Юсефу Гамалю не нравилось, что человек — возможно, законспирированный копт, называет его евреем, он прекратил расспросы. В еврейском вопросе Юсеф становился очень чувствительным. К тому же под париком нестерпимо чесалось, и Гамалю хотелось побыстрее сбросить с себя свое отвратное одеяние.
   Внутри мечеть оказалась еще великолепнее. Арабески, высокие потолки, приятный запах, который у Юсефа всегда ассоциировался с запахом мечети. Правда, пахло почему-то нежилым помещением.
   После того как прибывшие сняли туфли и совершили ритуальное омовение, их приветствовал иранец Саргон, помощник Глухого Муллы.
   — Салям алейкум!
   — Да пребудет с тобой мир! — уважительно отвечали гости по-арабски.
   — Тебя с нетерпением ждут, ибо ты хорошо поработал.
   — Вот видишь? — Юсеф торжествующе обернулся к египтянину. — Я хорошо поработал. Меня не за что убивать.
   — Мой двоюродный брат устроил резню почище, чем ты, — фыркнул тот. — А я вообще сотворю море крови.
   — Но я ведь не отказываюсь убивать! Глухой Мулла найдет мне работу.
   — Работы хватит вам обоим, — вмешался в разговор Саргон-Перс.
   — Прежде чем встретиться с Глухим Муллой, я должен переодеться, — запротестовал Юсеф.
   — Вас обоих оденут достойно, — произнес Саргон.
   Гамаль не знал, что и думать. Посмотрев на свой цивильный костюм, Джихад Джонс слегка смутился.
   — А что плохого в моей одежде? — спросил он.
   — Она не подходит для твоей будущей работы.
   — Он хочет сказать, что ты выглядишь как крестоносец, — фыркнул Юсеф.
   — Плевал я на тебя и твои выдумки!
   Гамаль злорадствовал: он все-таки сумел достать толстокожего египтянина!
* * *
   В помещении, почти таком же стерильном, как операционная в больнице, им выдали странное обмундирование: зеленый комбинезон с западного типа ширинкой на молнии — от воротника до паха.
   — Глухой Мулла ждет вас, — сообщил Саргон.
   В молчании они надели черные ботинки и обмотали вокруг шеи зеленые в клетку каффьи.
   Юсеф чуть не подпрыгнул от радости. Каффья была достаточно длинной, чтобы спрятать его недостойный мусульманина нос. Прекрасно! Возможно, теперь он добьется уважения египтянина.
   Их провели в слабо освещенную прохладную комнату. У дверей и внутри помещения стояли огромные воины-афганцы с «АК-47» в руках. За кушаками у них торчали кривые турецкие ятаганы. Стражи стояли неподвижно как статуи, их черные глаза сверкали злобой.
   — Это моджахеды из афганской организации «Талибан», — пояснил Саргон.
   Юсеф кивнул. «Талибан» означает «Идущие к свету». Именно такие ребята сломали хребет русскому медведю.
   Глухой Мулла сидел в небольшой нише за загородкой из зеленого стекла — цвета Красного моря на закате.
   Едва лишь Юсеф и Джихад Джонс приблизились. Мулла поднял слуховую трубку и приставил ее к правому уху.
   — Салям алейкум, мои шухада, — нараспев произнес он.
   Юсеф Гамаль и Джихад Джонс опустились на колени. Именно для этой цели перед Глухим Муллой были расстелены ковры. Сердца вошедших учащенно забились. Их только что назвали шухада — титулом, которым именуют только мучеников, находящихся на пути в рай.
   — Вы хорошо поработали во имя Аллаха, — добавил Глухой Мулла.
   — Благодарим тебя, Амир аль-му'минин, — разом ответили оба, величая Муллу «Вождем правоверных».
   — Но вас ждут новые дела.
   — Я готов, — откликнулся Джихад Джонс.
   — Презренный пес! — выпалил Юсеф. — Я прямо-таки сгораю от нетерпения взяться за дело.
   — Когда речь заходит об уничтожении этой прогнившей страны неверных, нам следует сохранять спокойствие.
   Юсеф овладел собой и сложил руки на коленях. То же самое сделал и Джихад Джонс, но Юсеф злорадно заметил, что у египтянина это получилось хуже.
   — Сегодня мы вернули в сердца безбожных американцев страх перед Аллахом. Хорошо, но это только начало.
   Джихад Джонс и Юсеф кивнули. Глухой Мулла говорил правильные слова.
   — Есть нечто такое, что сильнее, чем страх перед джихадом. Это боязнь того, что Запад называет «исламской атомной бомбой». Они давно ее боятся, и их страх велик. Но до сегодняшнего дня никакой «исламской атомной бомбы» не было. Она существовала только как пугало для неверных.
   Гамаль и Джонс обменялись удивленными взглядами.
   — Да, по выражению ваших лиц я вижу что эта новость слишком хороша, чтобы в нее поверить. И все же так оно и есть. В то время как западные разведывательные органы охотились за немецкими, польскими и русскими учеными, стремясь оградить исламский мир от запретных знаний, здесь, в самом сердце земли неверных, мы создали настоящую исламскую бомбу.
   В прохладной комнате надолго воцарилось молчание.
   — Многие месяцы тянулись в ожидании того, что называется системой доставки. И вот наконец создана и она.
   — Система доставки, о святейший? — переспросил Джихад Джонс.
   — Это ракета. Величайшая ракета в мировой истории.
   — Такая огромная? — осведомился Юсеф.
   — Вы сами скоро сможете об этом судить, — нараспев проговорил Мулла из-за зеленой перегородки. — Ибо вы избраны, чтобы стать пилотами-мучениками.
   Юсеф Гамаль и Джихад Джонс обменялись радостными взглядами.
   Они скоро умрут.
   Но ведь для того они и жили.

Глава 19

   Ибрагим Сулейман, известный на почте в Чикаго как Ибрагим Линкольн, проснулся от четырехкратного «Аллах акбар!», раздавшегося из постоянно работающего персонального компьютера.
   Встав с постели еще в ночной рубашке, Ибрагим почесал бороду. Компьютер призывал его на утреннюю молитву. На самом деле был полдень, но так как Ибрагим работал в ночную смену, ему разрешалось вместо полуденной молитвы творить утреннюю — и так далее со сдвигом во времени.
   Развернувшись в сторону Мекки, Ибрагим опустился на молитвенный коврик и долго пребывал в раздумье.
   Помолившись, он сел перед терминалом, экран которого был таким же зеленым, как и стены в квартире. Ибрагим любил зеленый цвет. И не только потому, что это цвет ислама. Зеленый цвет стал хорошим противоядием розовым стенам на его рабочем месте, которые гасили горящий в сердце правоверного огонь страстной непримиримости к врагам ислама.
   Добравшись до файла «Врата рая», он обнаружил адресованное ему послание. Оно исходило от Глухого Муллы. Сердце Ибрагима взволнованно забилось.
   Заголовок гласил: «Час пробил».
   Выведя на экран текст послания, Ибрагим стал торопливо читать.
   Мой шахид, день настал, и ты прямиком отправишься в рай. Выполняй задание в соответствии с инструкцией. Не допускай ошибок, — с тобой благословение Аллаха. За твою священную жертву тебе обеспечен пропуск в рай, хотя, как любой правоверный, ты знаешь, что ничем не жертвуешь.
   Иль-я Ислам!
   Всплеснув руками от радости, Ибрагим Линкольн в последний раз выключил систему и отправился в подвал своего дома.
   Там уже лежали наготове большие пластиковые мешки. Ибрагим стал наполнять их взрывчатой смесью, которая должна была катапультировать его прямо в объятия семидесяти двух гурий. Для смеси еще требовался наполнитель, но Линкольн позаботился об этом заранее.
   Он вытащил грязный брезентовый мешок из-под почты, который лежал в углу, и поволок к контейнерам.
   Открыв мешок, он с большим трудом приподнял его, и под ноги ему тут же хлынул поток старой почтовой корреспонденции.
   «Надо же, — думал Ибрагим, — именно почта, которую он должен был доставить, в смеси с дьявольским зельем поможет уничтожить свое же собственное почтовое отделение».
   Операция не вызывала никаких затруднений, поскольку чикагская почта располагалась прямо над восьмирядным Конгрешнл-парквей. Не нужно было даже направлять почтовый фургон на стену здания — требовалось только остановиться непосредственно под ним.
   При взрыве мрачное десятиэтажное здание лишится опорных колонн, и обломки его обрушатся прямо на восьмирядное шоссе, забитое автомобилями.
   Правда, и на самого Ибрагима Линкольна тоже. Что поделаешь, так надо. Для того чтобы, по словам Глухого Муллы, предотвратить распространение так называемой западной заразы. Ибрагим чувствовал себя вправе пролить кровь неверных, ибо, как сказано в Коране, «Аллах не любит неверного». И далее: «Идолопоклонство — хуже, чем убийство».
   Да, это будет ужасно, но оставить сотни детей сиротами совершенно необходимо, дабы на обломках Соединенных Штатов построить чистую исламскую теократию. К тому же Ибрагим Линкольн не увидит душераздирающих сцен, поскольку взрыв сразу вознесет шахида в объятия обещанных ему вечных девственниц.
   Ибрагим Линкольн как раз размышлял о своей посмертной сексуальной жизни, когда на ступеньках дома вдруг послышались шаги. Дверь распахнулась настежь, и кто-то сбил его с ног.
   Один из ворвавшихся прижал Ибрагима коленом к полу, а другие направили на него пистолеты.
   — Ибрагим Линкольн?
   — Да, я.
   — Вы арестованы за подстрекательство к мятежу и террористическую деятельность против Соединенных Штатов.
   — Но за это хоть полагается смертный приговор? — подавленно спросил Ибрагим.
   — Не сомневаюсь.
   — Что ж, это лучше, чем ничего, — изрек Ибрагим, в то время как его заковывали в наручники и поднимали на ноги.

Глава 20

   Я стану мучеником! — радостно воскликнул Юсеф Гамаль.
   — Вы оба станете мучениками, — сладким персидским голосом пообещал Глухой Мулла. За зеленым стеклом угадывалась лишь его размытая тень.
   Едва под сводами великой мечети аль-Бахлаван затихли звуки его голоса, как сразу же началась перепалка.
   — Я буду первым! — заявил Джихад Джонс.
   — Нет, я! — возразил Юсеф Гамаль.
   Глухой Мулла предостерегающе поднял руку.
   — Вы вместе войдете в благословенные врата рая.
   Джихад Джонс тут же вспыхнул как порох.
   — С этим евреем? Никогда!
   — Лучше мне расстаться с половиной гурий! — в свою очередь заявил Юсеф.
   — Аллах желает, чтобы вы сделали это, и вы сделаете, — нараспев произнес Глухой Мулла.
   — Я исполню желание Аллаха, — заверил Гамаль.
   В глазах Джихада Джонса блеснула решимость.
   — Да. Если Аллах желает, чтобы я умер в одной компании с евреем, то не стоит противиться. Единственное, что меня утешает, — это то, что врата рая захлопнутся за мной и ударят по носу самонадеянного еврея.
   — У меня арабский нос! Ты просто завидуешь. Ты сам бы не отказался от такого замечательного носа!
   — Вам следует воздержаться от брани, — заявил Глухой Мулла. — Пройдя подготовку, вы оба станете пилотами «Меча Аллаха». Так называется ракета, которая принесет смерть городу, до сих пор не понесшему наказание.
   — Я готов, — отозвался Юсеф.
   — Я тоже, — торжественно заявил Джихад Джонс.
   — К тому, чтобы пилотировать «Меч Аллаха», вы пока не готовы, — возразил Глухой Мулла. — Вы готовы всего лишь умереть.
   — Я это и имел в виду, — откликнулся Гамаль.
   — По правде говоря, я тоже, — подхватил Джонс.
   — Терпение! Мученичество от вас никуда не уйдет. Сначала надо выдвинуть требования к стране неверных.
   — Давайте потребуем выслать всех евреев, начиная вот с этого дурака, — с энтузиазмом воскликнул Джихад Джонс, толкая Юсефа в бок локтем.
   Глухой Мулла гневно потряс своей слуховой трубкой.
   — Замолчи! Сначала мы кое-что потребуем от американского Президента.
   — Он упрям.
   — А также очень слаб и нерешителен.
   — Мы выдвинем свое требование только затем, чтобы все знали, что у нас есть требования. Они или согласятся с ним, или нет. Если нет, запустим «Меч Аллаха» в самое сердце их державы.
   — А если согласятся? — забеспокоился Юсеф.
   — Тогда выдвинем другое требование, и если они откажутся его принять, «Меч Аллаха» поразит их в самое сердце.
   — А если они выполнят и второе требование?
   — Придется тогда выдвигать требования одно за другим, пока наконец мы не потребуем невозможного, — не растерялся Глухой Мулла. — В конце концов «Меч Аллаха» поразит их, ибо для этого он и создан.
   — А где находится «Меч Аллаха»? — не унимался Гамаль.
   — В укромном месте, неподалеку отсюда. Вы увидите его, как только закончите обучение и станете пилотами-мучениками.
   — Я живу затем, чтобы умереть! — воскликнул Юсеф.
   — За ислам я готов умереть бесчисленное множество раз! — проревел Джихад Джонс.
   — Вы умрете в назначенный час. Но сначала надо пройти обучение.
   Гамаль встревоженно поднял руку:
   — Опять придется сдавать экзамен?
   Глухой Мулла покачал головой:
   — Письменных экзаменов не будет.
   — Вот и хорошо. Терпеть не могу письменных экзаменов, — отозвался Юсеф и снова поднял руку. — А жульничать можно?
   — В таком деле нельзя.
   — Ох! — только и произнес Юсеф Гамаль. Оставалось лишь надеяться, что он справится и без обмана. Юсеф очень хотел умереть. Сама мысль о том, что несчастные семьдесят две гурии изнывают без него в раю, была ему невыносима.

Глава 21

   Самолет на Бостон вовремя оторвался от земли и вовремя подлетел к аэропорту Логан.
   Над Пенсильванией машина стала снижаться, и Римо услышал, что пилот обещает скорую посадку.
   — Мы сейчас разобьемся, — сказал Римо мастеру Синанджу.
   — С чего ты взял? — спросил Чиун и быстро взглянул на крыло за окном, пытаясь найти признаки разрушения несущих конструкций.
   — Самолет не может ни с того ни с сего лететь точно по расписанию. Просто Бог пытается скрасить наши последние часы на земле.
   — Тогда почему же Он то и дело посылает к тебе стюардесс?
   — Не забывает старика Римо! В свое время я не пропускал ни одной стюардессы.
   — Ну да. Только до того, как ты приобщился к солнечному источнику учения Синанджу.
   — Как же! Когда я был копом, стюардессы на меня даже не глядели.
   — А теперь, когда тебе все равно, от них отбою нет. Разве жизнь можно назвать справедливой?
   — Жизнь очень несправедлива, — согласился ученик.
   — Ну, тогда мы не разобьемся, — успокоился Чиун.
   Над Род-Айлендом из салона первого класса вышла Тамайо Танака. Подчеркнуто игнорируя мастеров Синанджу, она поспешила в туалет.
   — Никак не могу поверить, что это та самая Танака с четвертого канала, — заметил Римо.
   — А мне не верится, что белая женщина способна так себя унизить.
   — С каких, интересно, пор по корейской шкале эволюции белые стали выше японцев?
   Мастер Синанджу поднял вверх свой указательный палец с чехольчиком для ногтя.
   — С тех пор как я нацепил сие украшение.
   Тамайо освободила туалет чуть ли не через полчаса. Она намазала уголки глаз каким-то блестящим веществом, и глаза стали раскосыми, как плоды миндаля. Лицо приобрело цвет слоновой кости, а губы сильно покраснели.
   — Тамайо только что превратилась в японку, — заметил Римо.
   — Бесстыжая шлюха! Надо же, еще и гордится! — возмутился Чиун.
   «Боинг-727» приземлился примерно минут на двадцать раньше положенного.
   — Готов спорить, что Смит на все рычаги нажал, лишь бы поскорее нас сюда доставить, — хмыкнул Римо.
   В зале ожидания аэропорта никакой Тамайо Танаки не было. Внизу на стоянке такси стояла огромная очередь. Ни слова не говоря, мастер Синанджу обошел ее и сел в первое же подъехавшее такси.
   Пожав плечами, ученик последовал за ним.
   — Эй! Вы что делаете? — послышался знакомый голос.
   И, к ужасу Римо и Чиуна, в такси влезла Тамайо Танака.
   — В эту игру не только вы играть умеете, — усмехнулась она.
   — Вы все вместе? — через мутную плексигласовую перегородку спросил таксист.
   — Да, — ответила Тамайо.
   — Нет! — отрезал Чиун.
   — Возможно, — сказал Римо, понимая, что главное — выиграть время. — Мы направляемся на главпочтамт.
   — Южный почтамт? Там, где ФБР ловит того психа?
   — Мне туда же, — воскликнула Тамайо.
   Больше таксисту ничего и не надо было, и он тут же рванул с места.
   По дороге Тамайо вытащила из сумки сотовый телефон и позвонила в редакцию.
   — Через десять минут я буду на Южном вокзале. Что нового?
   Римо с Чиуном прислушались.
   — Они все еще держат его на крыше Южного вокзала, Тамми, — раздался в трубке чей-то голос.
   — Тамми? — переспросил Римо.
   — Шшш! — прошипела Тамайо, отворачиваясь к окну. — Он что-нибудь говорит?
   — Только то, что недоволен.
   — Может, я смогу его разговорить.
   — Что ж, в таком случае ты переплюнешь Службу по борьбе с насилием среди почтовых служащих, которую создала ФБР.
   — Увидимся в десять, — отозвалась Тамайо и отключилась.
   — Службу по борьбе с насилием среди почтовых служащих? — удивился Римо, когда Тамайо сунула сотовый телефон обратно в сумочку.
   — Это новая служба.
   — Пожалуй, мера своевременная, — кивнул Римо.
   — А вы, интересно, откуда?
   — Отряд по борьбе с поддельными японцами, — фыркнул Чиун. — Тоже новая служба.
   — Нет такого закона, который запрещал бы приводить в действие рецессивные гены.
   — А должен бы быть! — сказал Чиун. — Рождественский торт!
   — Рождественский торт? — удивился Римо.
   — Так называют японскую женщину, которая к определенному возрасту не вышла замуж. Оскорбление очень сильное и полностью относится к этой обманщице.
   — Не понимаю, почему вы так сердитесь, — хмыкнула Тамайо. — Прямо родственник моей бабушки по материнской линии!
   Чиун так и застыл с раскрытым ртом.
   — Римо, меня оскорбили!
   — Не нарочно, — попытался успокоить его Римо.
   — Останови экипаж и выгрузи эту дерзкую ведьму!
   — Некогда.
   — Тогда я выйду, — отрезал Чиун и приоткрыл дверцу.
   Перегнувшись, ученик вновь ее захлопнул.
   — Ради Христа! Мы уже почти приехали.
   Они действительно приехали. Из-за набежавшей толпы таксисту пришлось остановиться на Атлантик-авеню — возле высокой стиральной доски из алюминия, где размещалась Федеральная резервная система.
   Наступили сумерки. По небу патрулировали полицейские вертолеты. Лучи прожекторов шарили по выложенному песчаником фасаду бостонского Южного вокзала, расположенного на пересечении Атлантик-авеню и Саммер-стрит. Сноп света упал на большие зеленые часы — было ровно восемь двадцать две, — затем переместился на каменного орла, застывшего на гребне крыши.
   На миг показалась чья-то скорчившаяся фигура в серо-голубой форме и тут же скрылась за распростертым каменным крылом.
   — Похоже, это он, — сказал Римо.
   Чиун кивнул.
   — Нелегко будет взять его живьем.
   — Да еще при таком скоплении свидетелей! Давай позвоним Смиту.
   Римо уже открыл дверцу такси, как вдруг таксист потребовал плату.
   — Вот наша доля, — произнес Римо, передавая ему двадцатку.
   — А кто будет оплачивать вторую половину.
   Римо огляделся по сторонам.
   — Куда она делась?
   — Ушла.
   — Как тебе это нравится, Чиун? Тамми сбежала, не заплатив.
   — Мы отомстим ей и всему ее роду, — грозно проговорил кореец.
   — Но не более чем на двадцатку, — предупредил его ученик, отдавая таксисту еще одну купюру.