Мерфи Уоррен. Разгневанные почтальоны

   — Я такого приказа не давал, — огрызнулся директор.
   — Так что, освободить?
   — Этого тоже не надо делать. И имейте в виду, мы с вами говорим неофициально.
   — Не могу понять, зачем мы взяли этого типа?
   — Как только я все выясню, вы получите дальнейшие инструкции, — прорычал директор.
   — Мне приказано задержать для допроса работника ПССШ по имени Ал Ладин. Хорошо бы узнать, кто должен его допрашивать и на какой предмет?
   — Он же почтовый служащий, не так ли?
   — Почтальон.
   — Тут по всей стране почтальоны «пошли на почту». Одного этого уже достаточно. В общем, подержите подонка у себя, пока я не дам дальнейших указаний.
   — Да, мистер директор.
   Директор ФБР с грохотом бросил трубку, гадая, не происки ли это начальника Бюро по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием.
   Впрочем, через минуту про БАТО он уже начисто забыл.
   — Вот, только что поступило. — Секретарь положила на стол директору лист бумаги. — Кажется, это важно.
   Директор поднес бумагу к глазам. Позади был долгий рабочий день, поэтому директор сначала даже не понял, о чем шла речь, и ему пришлось прочитать сообщение снова.
   И только тогда до сознания усталого директора ФБР дошло.
   — О Боже! — простонал несчастный.

* * *

   Доктор Харолд В. Смит располагал компьютерными «жучками» во всех учреждениях официального Вашингтона. Если в ФБР, ЦРУ, АНБ или любое другое из многочисленных правительственных ведомств США поступал факс, то его копия немедленно заносилась в обширную базу данных КЮРЕ.
   С помощью рисунка с рекламы сигарет «Кэмел» графическая программа методично заполняла пустые места на плакате ФБР «Разыскивается Джо Кэмел». Сначала коричневая физиономия выглядела нелепо. Тогда Смит запустил автоматическую обработку, которая принялась очеловечивать образ.
   Нос уменьшился, глаза тоже. Постепенно менялись и другие детали. Карикатура превращалась во вполне приемлемый портрет человеческого существа, правда, с очень большим, верблюдообразным носом.
   Так как трансформация производилась с карандашным наброском, то можно было не заботиться о такой мелочи, как цвет глаз или волос. Как только программа закончила работу над портретом, Смит разослал его в отделения ФБР по всей стране.
   Но не успел он расслабиться, как вдруг раздались звуковые сигналы, говорившие о поступлении важных факсов в правительственные учреждения. Причем во все сразу.
   Смиту не надо было даже выяснять, в чем дело.
   Кто-то направил важное сообщение во все адреса одновременно.
   Смит тут же вывел на экран перехват факса, поступившего в штаб-квартиру ФБР:
   Исламский фронт Американского союза почтовых служащих сегодня предъявляет Стране неверных следующее требование:
   Чтобы изменница Абир Гхула навсегда прекратила отравлять антиисламским ядом берега Великого Сатаны, иначе именуемого Америкой.
   Если лицемерная Гхула вступит на американскую землю, она будет уничтожена, а на Страну неверных обрушится вторая волна террора.
   Первую волну террора в этот великий день нашей славы вы уже испытали на себе.
   Обратите особое внимание на это предупреждение, потому что другого не будет. «Посланники Мохаммеда» находятся повсюду, их лица от вас скрыты, их цели вам неизвестны. Мы можем нанести удар когда угодно и где угодно, и теперь, когда Великий Сатана знает об этом, пусть он не рискует вызвать наши дальнейшие действия.
   Иль-я ислам!
   Глава КЮРЕ нахмурился. Странно, очень странно. Смит ожидал ультиматума и знал, каким он должен быть. Имело смысл только одно требование.
   Если, как выяснили в Бостоне Римо и Чиун, террористическая группа работает по приказам Глухого Муллы, то единственно логичным первым требованием было бы освобождение Глухого Муллы.
   Ну а если нет — то освобождение их недавно захваченных агентов.
   «Может быть, — подумал Смит, — они просто до сих пор не знают, что потеряли так много людей? Что ж, вполне вероятно».
   Но требование, которое они выдвинули, — не очень существенное. Всего-навсего тест на наличие у Америки политической воли.
   Не стоит даже обсуждать вопрос о возможности приезда Абир Гхулы в Америку, поскольку она фанатичнее всех мусульманских религиозных фанатиков, вместе взятых. И совершенно невероятно, что кто-то из официальных лиц в Вашингтоне стал бы помогать осуществлению ее грандиозных планов возродить ислам на новой основе.

Глава 24

   Абир Гхула была той самой женщиной, которую больше всего ненавидели в исламском мире.
   Ее ненавидели не за то, что она исповедовала иную религию, ибо Гхула была мусульманкой. Не за то, что была откровенной феминисткой и отказывалась носить чадру. И даже не за то, что она сделала два аборта, имела одновременно двух мужей и спала с тремя мужчинами разного вероисповедования, хотя все это недвусмысленно запрещено Кораном.
   Вышеперечисленные прегрешения тридцатитрехлетней бывшей преподавательницы Каирского университета по специальности «политическая история», конечно, подвергались осуждению всех благочестивых мусульман. Но не они заставили мулл, шейхов и других святых издать религиозный эдикт под названием фатва, с призывом к немедленному повешению Абир Гхулы. Все дело было в том, что она попыталась ревизовать Коран, дабы приспособить его к требованиям девяностых годов.
   Плохо было уже то, что речь шла о девяностых годах, а ислам не признает никаких девяностых: у мусульман другой календарь. Существенным оскорблением стало и то, что Абир Гхула прошлась по Корану, произвольно заменяя пол действующих лиц, так что Мухаммед стал женщиной, а его жены — то женщинами, то мужчинами. Впрочем, и это можно было принять, например, за действия сумасшедшей, а не еретички или муртад — отступницы.
   Нет, преступление из преступлений заключалось в том, что в своем «Пересмотренном Коране для женщин» Абир Гхула с помощью эмпирических рассуждений, приводящих в ярость как неверных, так и мусульман, доказывала, будто Аллах является женщиной!
   Когда шестнадцать отпечатанных на компьютере экземпляров ее пересмотренного Корана были конфискованы и уничтожены, Абир Гхула куда-то исчезла и написала книгу под названием «Аллах — это женщина».
   Копия ее попала в Интернет, книгу тут же опубликовали в Великобритании, и оттуда она распространилась по свету как ядовитые семена одуванчика.
   Именно тогда Великий аятолла в Иране издал свою фатву.
   Абир Гхула в ответ издала свою собственную, в которой поносила аятоллу и предлагала ему всяческие непристойности.
   Исламские радикалы тщетно пытались разыскать Абир Гхулу по всему Египту. Ее фотография была развешана на стенах домов и передана по всем мыслимым информационным каналам. За голову Абир Гхулы предлагалось большое вознаграждение. Кандидатам в мученики был обещан немедленный и безусловный доступ в рай, если они погибнут в ходе операции по уничтожению изменницы Гхулы. Чувствительное к требованиям верующих египетское правительство развесило фотографии Гхулы во всех аэропортах и пограничных пунктах, пытаясь не допустить ее выезда из страны. Правда, правительство не собиралось ни судить Гхулу, ни выдавать ее исламскому суду. Однако власти хорошо понимали, что если она прорвется в какую-нибудь западную страну, то взбаламутит исламский мир так, как этого не делал никто со времен Салмана Рушди.
   Но когда Абир Гхула вошла в каирский аэропорт с билетом до Нью-Йорка через Париж, на ней никто даже взгляда не остановил. Ничье внимание не привлекли золотистые глаза, которыми славились женщины ее племени, или густые брови, которые многие считали признаком сатанинского влияния.
   Все дело в том, что в нарушение всех данных Гхулой клятв, гибкое тело и лицо ее скрывала длинная чадра.
   В сочетании с элегантными солнечными очками она служила прекрасной маскировкой.
   Никто не остановил Гхулу и не спросил у нее билета. Никто не потребовал предъявить паспорт. Сейчас никто не задерживает людей, желающих покинуть свою родину, — проблемы возникают только на въезде.
   И так Гхула незамеченной выскользнула из Египта.

* * *

   Перед стойкой нью-йоркской таможни возникла высокая фигура, окутанная покрывалом. Собственно, через этот пост прошло уже немало женщин под чадрой. Впечатление было такое, будто сюда ринулся весь Ближний Восток.
   Но эта женщина привлекала внимание тем, что приехала одна. Обычно завернутые в покрывало мусульманские женщины путешествовали в сопровождении мужей или мужчин-родственников.
   — Ваш паспорт, — потребовал таможенник.
   Женщина взялась за край своего черного одеяния и приподняла его.
   Покрывало парашютом опустилось на голову таможенного агента Дэна Диммока.
   — Что за черт? — сбрасывая его, ругнулся Дэн.
   Стоявшая перед ним женщина по-прежнему была завернута в покрывало. Но, как выяснилось, больше на ней ничего не было. Не было даже намека на белье.
   — Я Абир Гхула и приехала в Америку распространять слово Ум Аллахи, в своей безграничной мудрости и милосердии создавшей всех нас.
   — Ум?..
   — Ранее известная как Аллах.
   — Не знаю никого с таким именем.
   — Вы поклоняетесь кресту?
   — Никогда не слышал ни о чем подобном.
   — Пусть ваш мертвый бог Исса остается на своем грубом кресте. Ум Аллаха шлет свою милость и любовь через меня, своего пророка.
   — Даю вам последний шанс, — сказал агент Диммок, потрясенный видом ее тугих сосков. — Покажите мне свой паспорт, и я не стану вас арестовывать.
   — Ни муллы, ни даже фараон не могут меня арестовать. Почему вы считаете, что вам удастся выполнить эту невыполнимую задачу?
   — Потому что у вас нет визы, вы прибыли нелегально и подлежите депортации, — спокойно ответил агент Диммок.
   — Арестуйте меня. Меня это нисколько не волнует, — ответила Абир Гхула.
   — Вы хотите, чтобы вас арестовали?
   Она с вызовом уперла руки в лирообразные бедра.
   — Это не имеет значения. Мне удалось попасть в Америку, где я вправе проповедовать слово Ум Аллахи.
   — Слушайте, я в последний раз спрашиваю, есть у вас виза или нет?
   Вместо ответа женщина подняла руки вверх. Под материей отчетливо обозначилась ее высокая грудь.
   — Теперь видите мою визу?
   — Нет, — отозвался Диммок, привлекая любопытные взгляды. — Пожалуй, у меня не остается другого выхода, кроме как арестовать вас за попытку нелегального въезда в Соединенные Штаты.
   Внезапно женщина вспрыгнула на стойку и вытянула вперед свои длинные ноги.
   — Моя виза в Америку находится в средоточии моей женственности. Посмеете ли вы ее достать, безбожник?
   — Я верю в Бога, — сказал Диммок, не зная, куда девать глаза.
   — Верите ли вы в Ум Аллаху, Матерь матерей?
   — Не настолько, чтобы совать свои руки куда не следует, — ответил агент и нажал кнопку вызова.
   Абир Гхулу препроводили в камеру для задержанных и принялись оживленно обсуждать проблему.
   — Она говорит, что виза у нее там, — объяснил Диммок своему начальнику.
   — Вызови надзирательницу, — произнес тот.
   — Вряд ли мы имеем на это право — даже с надзирательницей.
   — А может, она сама, так сказать, выжмет документ из себя?
   — Отказывается. Настаивает, чтобы вынули мы.
   — Как, она говорит, ее зовут?
   — Я не уловил. Фамилия ее Гула или что-то в этом роде.
   — Гула, гула... Дай-ка я проверю по списку нежелательных иностранцев.
   Проверив «черный список», начальник сказал:
   — Ее имя, случайно, не «Абир»?
   — Ну да.
   — Это же фундаменталистка из Египта! Давай-ка мы отфутболим эту штучку наверх.
   — А куда?
   — Как можно выше, чтобы голова у нас больше не болела.
   Неприятное дело мусульманской еретички Абир Гхулы сначала обрушилось на голову начальника Службы иммиграции и натурализации, потом — генерального прокурора, которая задумчиво изрекла:
   — Пожалуй, пусть с ней разбирается исполнительная власть.
   — Вот и прекрасно! — обрадовался начальник Службы иммиграции и натурализации. Он знал, что иначе ни одной политической проблемы не решить.
   Через полчаса глава СИН с изумлением услышал, как из уст генерального прокурора прозвучало:
   — Отпустите эту женщину. Мы даем ей политическое убежище.
   — Таково указание Президента? — недоверчиво спросил начальник СИН.
   — Нет, Первой леди. Я вышла на самый верх.
   Когда Абир Гхуле сообщили, что ей дан специальный статус «беженца от сексуальных репрессий», египтянка спросила только одно:
   — А пресса в курсе?

* * *

   Абир Гхула дала свою первую пресс-конференцию совершенно голой — только для красоты она обмотала вокруг пояса черную чадру. Пресс-конференция проходила при переполненном зале в нью-йоркской штаб-квартире Национальной организации женщин.
   — Отвергните ваших мужских богов, ваших фальшивых пророков и ваши бесстыдные фаллические символы! Я призываю всех американских женщин в объятия Ум Аллахи, нашей общей Матери. И пусть ваши соотечественники-мужчины поднимут покрывало и припадут к ее позолоченным ступням.
   — Вы отрекаетесь от Аллаха? — спросил кто-то из репортеров.
   — Нет. Никакого Аллаха не существует. Это всего лишь маска, за которой скрываются имамы и муллы, потому что они слишком стары, чтобы прятаться за материнской юбкой.
   — А как насчет фатвы?
   — В гробу видала я эту фатву, — ответила Абир Гхула.
   — А вы не боитесь? — поинтересовался корреспондент журнала «Пипл».
   — Я ведь в Америке. Что могут сделать мне муллы, если я нахожусь под защитой второй поправки?
   — "Не упоминай имя Господа твоего всуе".
   — Нет, я о другом.
   — Во второй поправке говорится о праве на ношение оружия. Наверное, вы имеете в виду первую поправку к Конституции?
   — Не важно, какая поправка, важно, что религиозная свобода распространяется на американцев всех вероисповеданий.
   — Вы слышали об атаках мусульманами Нью-Йорка?
   — Я слышу о них каждый день. Все эти мужские словопрения остались в Каире.
   — Группа джихада под названием «Посланники Мохаммеда» проникла в почтовую службу и сеет всюду хаос и разрушение.
   — Тогда я требую защиты, — не моргнув глазом, ответила Гхула. — Если меня убьют, тем самым будет нанесен страшный удар по свободе вероисповедания, и не только здесь, но и в других странах, где женщины подвергаются угнетению со стороны мужчин.
   — Эта группа потребовала, чтобы вас в наручниках вернули в Каир.
   — У них ничего не выйдет! — фыркнула Гхула.
   — Такое требование они выдвинули Белому дому.
   — Сама Первая леди предоставила мне свою защиту.
   — А если через месяц ее не изберут?
   — Они не посмеют! — сверкая глазами, в ярости ответила Гхула.
   — Такое случается каждые четыре года, — бесстрастно констатировал корреспондент.
   И тут на глазах собравшихся журналистов Абир Гхула побледнела с головы до ног.
   Не говоря ни слова, она развернула свою чадру и, набросив на себя, закрыла лицо дрожащими руками.
   — Я не боюсь! — нетвердым голосом произнесла «беженка».

Глава 25

   К девяти часам вечера генеральный почтмейстер решил, что худшее уже позади.
   На Манхэттене больше никто не стрелял. В Оклахома-Сити тоже все утихло. Нападавшего все еще искали, но пока не нашли.
   А самое главное — Президент ему не звонил. Наверное, решил переждать. Срок его правления подходил к концу, видимо, поэтому некоторые посты в кабинете так и оставались вакантными.
   По всей стране в почтовых отделениях ввели в действие чрезвычайную программу по поддержанию психологической стабильности. Конечно, из-за этого доставка почты прекратится почти на неделю, но сейчас никто и не надеется на ее своевременность. В конце концов, чего можно ожидать за какие-то вшивые тридцать два цента?
   Генеральный почтмейстер запихивал в портфель листы почтовых марок, предназначенные в качестве рождественских подарков ближайшим родственникам, когда секретарша сообщила:
   — На проводе бостонский почтмейстер.
   — Узнайте, чего он хочет.
   — Почтовый служащий совершил самоубийство, — отозвалась секретарша.
   — Ну и что так нервничать? Наши служащие каждую неделю совершают самоубийства. Прошу меня больше не отвлекать.
   — Он говорит, что тот почтальон скрывался от ФБР.
   — Узнайте, не он ли стрелял в Оклахома-Сити.
   — Бостон считает, что нет, — секунд через десять ответила секретарша, — но очень хочет поговорить с вами.
   — Запишите его сообщение. У меня был чересчур напряженный день.
   Засунув наконец в дипломат новенькие марки с изображением Элвиса, генеральный почтмейстер Соединенных Штатов покинул свой кабинет. Секретарша тем временем пыталась записать сообщение из Бостона в желтый деловой блокнот.
   Почтмейстер уже направлялся к выходу, когда девушка повесила трубку, вырвала лист из блокнота и крикнула ему вдогонку:
   — Вероятно, вам будет небезынтересно....
   — Прочтите, — нахмурившись, проворчал почтмейстер.
   — "Местная телевизионная станция сообщает, что в Почтовую службу Соединенных Штатов проникли мусульманские террористы с целью проведения кампании террора против всего населения. Подробности не сообщаются".
   Сразу повлажневшая рука почтмейстера застыла на ручке двери.
   — А ну-ка соедините меня с Бостоном. Срочно! — рявкнул он и бросился к себе в кабинет. И без того длинное лицо почтмейстера вытянулось и почти сравнялось по длине с галстуком.
   Бостонский почтмейстер попытался что-то объяснить, но генеральный резко оборвал:
   — И вы позволили ФБР вывести нашего служащего из здания?!
   — Но это же ФБР, мистер почтмейстер!
   — Это всего-навсего подразделение Министерства юстиции. А мы напрямую подчиняемся Президенту. Поняли, Бостон?
   — Препятствовать действиям ФБР — позиция антиамериканская.
   — Что было хорошо для Дика Никсона, хорошо и для меня. — Генеральный наконец успокоился. — Они сказали, за что его разыскивают?
   — Нет. Сказали только, что один агент из Службы по борьбе с насилием среди почтовых служащих, а другой — из подразделения по борьбе с терроризмом.
   — Службы по борьбе с насилием...
   — Да. Я о такой никогда не слышал, а вы?
   — Нет, но гарантирую, что скоро ее не станет. Что они там, в Министерстве юстиции, с ума посходили, что ли? Нельзя же возводить на службу такую клевету!
   — После сегодняшнего дня я бы не стал утверждать ничего, сэр, — упавшим голосом отозвался Бостон. — Человек, который выпрыгнул, значится у нас под именем Мохаммеда Али.
   — И вы его не уволили?
   — За что, сэр? За то, что он мусульманин? Мы не можем уволить человека из-за его религиозных убеждений. Он гражданин США и сдал все положенные экзамены.
   — Занимайтесь делом, или я разжалую вас в почтальоны. Ясно?
   — Да, сэр, — ответил Бостон.
   Работа над составлением пресс-релиза, категорически опровергающего слухи о будто бы проникших в почтовую службу исламских террористах, была в самом разгаре, когда генеральному позвонил Нед Допплер.
   — Деймон, это Нед, — произнес ведущий программы «Ночное зеркало».
   — Здравствуйте, Нед, — приветливо отозвался почтмейстер. Он был частым гостем программы «Ночное зеркало» — собственно, каждый раз, когда поднимали цены на марки. А куда деваться? Иначе пришлось бы вернуться к благословенным дням «Пони-экспресс» и двухразовой доставке почты.
   — Тема сегодняшней передачи — взрывы на Манхэттене. Хотелось бы, чтобы вы изложили свою точку зрения на происшедшее.
   — Я не выработал своей точки зрения. Все это не имеет никакого отношения к нашей службе.
   — Мы пригласили бостонского репортера Тамайо Танаку, которая впервые рассказала о мусульманском проникновении в вашу организацию.
   — Но не можете же вы поддерживать такие нелепые слухи! Доказательств-то ведь нет!
   — Она передала — значит, уже есть информация. Вы что, хотите дать опровержение?
   — Нет, не хочу. Просто было бы крайне безответственно подтверждать такую чепуху. Вы что, хотите запугать американскую общественность? Погубить нашу службу? Скажите, Нед, неужели так оно и есть?
   — Нет, — задумчиво ответил Нед Допплер. — Но, возможно, вам небезынтересно будет узнать, что хорошо информированные источники в Министерстве юстиции сообщили нам о проведении облавы на эту группу джихада. Кстати, группа взяла на себя ответственность за проведенные акции и пригрозила новыми, если Абир Гхулу к завтрашнему утру не депортируют из страны.
   — А кто такая Абир Гхула?
   — Представьте себе нечто среднее между Салманом Рушди и Марией Стюарт.
   — Разве такое возможно?
   — Приходите в студию ровно в одиннадцать и убедитесь сами. Она тоже приглашена.
   — Похоже, вы не оставляете мне выбора? — спросил генеральный почтмейстер.
   Нед Допплер сухо засмеялся.
   — Делать новости — все равно что делать сосиски. Оттого что наблюдаешь за процессом, продукт лучше не становится.
   Генеральный почтмейстер Соединенных Штатов положил трубку и нажал кнопку селектора.
   — Свяжитесь с нашими отделениями во всех крупных городах и узнайте все что возможно относительно облавы на почтовых служащих, которую устроило ФБР.
   — Хорошо, сэр.
   Чувствуя, что внутри у него все сжалось, почтмейстер откинулся на спинку красного кожаного кресла.
   Десять минут назад он считал, что этот длинный день уже закончился. Теперь он понимал, что начинается гипердлинная ночь.

Глава 26

   Тамайо Танака чуть не прыгала от радости.
   Она появится на общенациональном телевидении! Более того — в «Ночном зеркале»! Да к тому же — в «Ночном зеркале» во время настоящего общенационального кризиса!!!
   Это было то, о чем она мечтала.
   Поэтому Тамайо Танака должна быть абсолютно уверена, что выглядит так, как нужно.
   О, как нелегко каждое утро преображать это белое, как булка, лицо! Приходилось надевать длинный черный парик, вставлять в глаза коричневые контактные линзы и раскрашивать кожу в желтоватый цвет. Но сильнее всего она мучилась с глазами.
   Оба глаза должны были иметь четкий монголоидный разрез, иначе Танака становилась похожа на китаянку или того хуже — на Женщину-с-двумя-лицами из кинофильма про «Бэтмена».
   Пока такси двигалось из аэропорта имени Даллеса в вашингтонскую студию «Ночного зеркала», Тамайо продолжала колдовать над глазами.
   В начале своей карьеры она для закрепления трансформации использовала прозрачный скотч. Тогда она еще не работала на телевидении, а зарабатывала на обучение в колледже, снимаясь голой в кинофильмах.
   — Многие актрисы начинали с этого, — заявил ей продюсер, пытавшийся подцепить девушку на дискотеке в Индианском университете.
   — Я не собираюсь становиться актрисой, а мечтаю о телевизионной карьере.
   — Глория Стайнем однажды позировала «Плейбою».
   — Пальцем в небо! Она и так была "девушкой «Плейбоя», к тому же существовало какое-то тайное соглашение. Нет, это не в счет.
   — Ну, как хотите, — хмыкнул продюсер, допивая свой бокал. — Попробую тогда уговорить ту маленькую японочку.
   Тамми Террилл посмотрела своими голубыми глазами в прокуренный угол, где, потягивая коктейль «Кровавая Мэри» — такой же красный, как и ее губы, скучала девушка в обтягивающем ярко-красном платье.
   — Ее? Она вряд ли знает, как что делается.
   — Азиатские женщины очень гибкие. Для моей киношки мне нужна акробатка. Там надо изгибаться буквой «зю».
   — Это не по моей части. Я предпочитаю миссионерскую позу — лицом к лицу, потом отвернулись друг от друга — и сразу спать. Мне всю жизнь придется вставать рано.
   — Ну и что хорошего? — хмыкнул продюсер. — А у меня платят пять грандов^[13] за три дня работы — если это можно назвать работой.
   Тамми заморгала. Ведь пять грандов — плата за обучение в течение целого семестра. А она вдобавок занимается по двум специальностям сразу.
   — Не пойдет! — услышала Тамми собственный голос. — Если это когда-нибудь всплывет, на моей телевизионной карьере придется поставить крест.
   — Мы без труда изменим вашу внешность, — обрадовался продюсер, чувствуя, что ему удалось пробить брешь в ее обороне.
   — Да неужели? — волнуясь, спросила Тамми.
   — Вы будете выглядеть как вон та девица с раскосыми глазами.
   Трубочка для коктейля выпала из рук Тамми.
   — Вы сделаете из меня японку?
   — Легко. Наш гример — настоящий кудесник.
   — И меня никто не узнает?
   — Мирна Лой начинала с того, что играла восточных женщин. Правда не обнаружилась.
   — Да что вы?!
   Продюсер сиял как самовар.
   — Видите? Вот вам и доказательство.
   В следующие два года Тамми Террилл под именем Сузи Судзуки сыграла в десятке фильмов, предназначенных для видеопросмотра только лицам старше восемнадцати лет. Больше всего ей нравился фильм под названием «Необыкновенная оргия», где Тамми хватала злодея за мошонку и швыряла прямо под автомобильный пресс.
   В Индианском университете никто ни о чем так и не догадался.
   Но когда Тамми закончила курс обучения, все двери почему-то захлопывались прямо перед ее носом.
   — Что же во мне не так? — простонала Тамми через полгода бесплодных хождений по телестудиям.
   — Оглянись вокруг, — сказал ей агент. — Звезда Деборы Норвиль закатилась, а с ней прошло и время дерзких молодых блондинок.