— Ты?! — фыркнул Юсеф, узнав египтянина по кличке Джихад Джонс.
   — Так я и знал. Ты действительно еврей, да к тому же еще и хасид.
   — Это для отвода глаз. Глухой Мулла приказал, — заявил Гамаль в свое оправдание.
   — Глухой Мулла приказал мне встретить моджахеда, а не еврея.
   — Я и есть тот самый моджахед. Ты что, еще не слышал о славной бойне в Оклахома-Сити? Моих рук дело!
   — Плевал я на твою бойню. Мой двоюродный брат Ал Ладин лично взорвал несколько кварталов в Манхэттене, где живут такие евреи, как ты, а затем, направив почтовый грузовик на почтовое управление, взлетел на воздух вместе с безбожниками.
   — Я не еврей — я уже говорил тебе. Почему ты меня не слушаешь?
   — Поскольку вижу перед собой яркое доказательство — черное как смертный грех, — горячо возразил Джихад Джонс.
   — Глухой Мулла сказал, что ты меня к нему проводишь. Немедленно делай, как велено!
   Лицо Джихада Джонса по цвету стало таким же красным, как и его всклокоченная шевелюра. Юсеф взглянул на него с презрением.
   — Отродье крестоносцев!
   — Еврей!
   — Идолопоклонник!
   — Пожиратель свинины!
   В конце концов Джихад Джонс, опустив свой плакат, сдался:
   — Ладно, я провожу тебя к Глухому Мулле. Но только потому, что знаю — он собирается предать тебя смерти.
   — Я не боюсь. Если я умру как правоверный мусульманин, в раю меня будут ждать семьдесят две гурии.
   — Это мы еще посмотрим!
   Они помчались по шоссе на юг. Дорога шла по открытой местности, то тут, то там виднелись какие-то сараи. Видимо, здесь работают фермеры.
   — Куда мы едем? — спросил Юсеф.
   — В город Гринбург.
   — А что там?
   — Тайное святилище Глухого Муллы. Никому не придет в голову искать его в таком месте.
   — Глухой Мулла скрывается в городе с еврейским названием?
   — Город Гринбург — не "е", а "у". Совсем не еврейское название.
   — Звучит все равно по-еврейски.
   — Тебе виднее, раз ты сам еврей.
   — Я не еврей. Я семит, такой же, как и ты.
   — Я египтянин.
   — Мы оба братья по вере.
   — Нет, ты тайно исповедуешь еврейскость.
   — Называется иудаизм.
   — Ха! Твои слова только подтверждают мои подозрения.
   А я не уверен, что ты не тайный копт[7]. Очень похож на копта.
   — Если я копт, то ты еврей за Иисуса. Что гораздо хуже, чем хасид.
   Услышав слова Джихада Джонса, Юсеф замолчал. «Я только напрасно унижаюсь, разговаривая с этим паршивым погонщиком верблюдов», — подумал он.
   Через тридцать минут машина свернула с шоссе и поехала по другой дороге.
   И тут Юсеф увидел это. Глаза его распахнулись от удивления.
   — Слушай, это же...
   — Да.
   — ...мечеть.
   — Конечно, мечеть. А ты думал. Глухой Мулла обитает в еврейском храме?
   — Но она такая большая. Почему я никогда не слышал о ней в Огайо?
   — Потому что это не просто мечеть, — загадочно отозвался Джихад Джонс.

Глава 17

   За время перелета в Оклахому ничего необычного не произошло. Только один японский турист из первого класса, которому, очевидно, понравился покрой великолепного дорожного кимоно мастера Синанджу, щелкнул вспышкой, сфотографировав Чиуна, когда тот поднимался на борт самолета. В ответ старик щелкнул японца по указательному пальцу так, что турист больше не мог пошевелить им. Кроме того, Чиун отобрал фотокамеру, вернув ее уже без пленки. Когда же японец попытался возразить, засвеченная пленка вмиг чудесным образом оказалась у него в глотке.
   Услышав надсадный хрип, подбежала стюардесса.
   — Он просто как дурак проглотил какую-то идиотскую штуку, — фыркнул Чиун.
   Стюардесса обхватила несчастного за талию и попыталась похлопываниями извлечь из его горла инородное тело. Но каждый раз, когда она ударяла японца по спине, тот хрипел все громче и громче.
   Взойдя на борт самолета, Римо тотчас увидел стюардессу, старательно ломающую спину японскому пассажиру, а рядом — мастера Синанджу, одобрительно взирающего на эту сцену.
   — Ну а теперь-то в чем дело? — спросил Римо.
   — Эта женщина пытается спасти бесполезную жизнь одного японца, — нехотя отозвался Чиун.
   — Что ты с ним сделал?
   — Он сам постарался.
   Видя, что стюардессе дело явно не по зубам, Римо разомкнул ее объятия, развернул японца к себе и сильно стукнул его по спине.
   Изо рта пассажира, подобно черному бруску жевательного табака, вылетел мокрый моток пленки.
   — Он тебя сфотографировал? — поинтересовался Римо, когда японец, беспомощно хватая ртом воздух, упал в свое кресло.
   — Пусть докажет, — ответил Чиун и поспешил пройти дальше.
   — Как вам удалось? — спросила сконфуженная стюардесса.
   — Я треснул его по спине, — объяснил Римо.
   — Известный старый способ. Считается, что он больше не помогает.
   — У меня получилось.
   — О! — восхищенно воскликнула стюардесса, взглянув на широкие запястья собеседника. — Вы пассажир первого класса?
   — Не угадали, — ответил Римо, который уже был по горло сыт любвеобильными бортпроводницами.
   Стюардесса сникла, а ее хорошенькое личико сморщилось от огорчения, и косметика хлопьями полетела на ковер.
   — Может, нам удастся перевести вас в первый класс, — сказала она.
   — Ни в коем случае!
   — Но почему?
   — Если самолет упадет, то первый класс обязательно отправится на тот свет.
   Девушка придвинулась ближе, излучая теплую волну ладана, мирры и суперактивных феромонов.
   — Если я отправлюсь на тот свет, вы будете жалеть обо мне?
   — Наверное, вы ошиблись салоном? — поинтересовался Римо, опускаясь на пустое сиденье рядом с мастером Синанджу.
   — Имею право, — самодовольно ответила девушка.
   — Еще одна заблудшая овца? — спросил Чиун, когда она ушла.
   — Ну да, — проворчал ученик. — И что в последнее время стряслось со стюардессами? Липнут ко мне как мухи на мед!
   — Чувствуют, видимо, что ты мой наследник.
   — Тогда почему бы им, перепрыгнув через меня, не наброситься прямо на тебя?
   Учитель поморщился.
   — Да потому, что когда Синанджу достигает статуса Верховного мастера, он без труда контролирует свои желания.
   — Научи меня! — с жаром воскликнул Римо.
   — Нет.
   — Почему?
   — Нам еще может понадобиться одна из этих грудастых коров, чтобы родить тебе сына.
   — Я сам выберу себе жену, ладно?
   — Как вульгарно! Не понимаю, как ваша нация обходится без разрешения на брак.
   — А ты женился по разрешению?
   — Конечно.
   — И кто же тебе разрешил?
   — Я сам.
   — Разве так можно?
   — Сомневаюсь. Но меня так и не поймали.
   — Вот как? То, что на пользу Верховному мастеру, должно быть, пойдет на пользу и его ученику.
   — Пока ты не отучишься от своих привычек белого человека, тебе ничего не пойдет на пользу, — заключил Чиун, разглаживая на коленях юбки.
   Рейс откладывался на час. Пилот в громкоговоритель разъяснил, что в связи со взрывами в Нью-Йорке и Оклахома-Сити объявлена повышенная готовность и взлет может состояться в любую минуту.
   Он и состоялся. Через час.
* * *
   Где-то над долиной Огайо пилот объявил, что в связи «с некоторыми проблемами» самолет приземлится в Толедо.
   — Прекрасно! — проворчал Римо. — К тому времени, когда мы попадем куда надо, Джо Кэмел уже смешается с остальными дромадерами.
   — Мы до сих пор не знаем, кого ищем, — пожаловался Чиун, — если не считать безликого верблюда.
   Римо достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги — досье ФБР на Юсефа Гамаля. Оно включало плакат «Разыскивается», на котором был изображен человек без лица в фуражке почтальона. Правда, нос у него был — очень большой и в то же время какой-то неопределенный.
   — Маловато для начала, — пробормотал Римо.
   — Я уже видел такие носы, — прошептал Чиун. — Мы ищем араба-кочевника. Бедуина. Не сомневайся, я сразу же узнаю его.
   — Удивительно, как парень по имени Джо Кэмел мог получить работу в почтовом ведомстве. Неужели это никого не насторожило?
   — Я читал, что эти посыльные становятся все капризнее, Римо. Не знаешь, почему?
   — Понятия не имею! До чего докатилась страна! Убить своего начальника — лучший способ получить выходное пособие.
   Самолет приземлился в Толедо, и они высадились. Только тут стало известно, что кто-то сообщил о наличии у него бомбы на борту.
   Подали другой самолет, в то время как приземлившийся откатили на боковую дорожку. Взрывотехники из БАТО, одетые в синие специальные костюмы для операций по обезвреживанию бомб, стали его обыскивать.
   Пока пассажиры ждали посадки, приземлился рейс из Оклахома-Сити.
   — Знаешь, — заметил Римо, — если бы я был Джо Кэмелом, то улетел бы из города первым же рейсом.
   — Пожалуй, ты прав. Давай осторожно посмотрим на прибывших. Возможно, наши острые глаза заметят того, кого мы ищем.
   На первый взгляд толпа казалась совершенно обычной. Наконец вышел последний пассажир в строгом черном облачении еврея-хасида.
   — Вроде бы никакого Кэмела, — заключил Римо.
   — Да, араба-кочевника среди них не оказалось, — согласился Чиун.
   Над поредевшей толпой внезапно послышался чей-то резкий голос.
   Римо машинально повернул голову в сторону двух мужчин: слишком уж ожесточенно они жестикулировали и громко разговаривали. Один из них оказался евреем-хасидом, а другой — рыжеволосым встречающим.
   — Послушай, Римо! — прошептал мастер Синанджу.
   — Что слушать? Я ни слова не понимаю.
   — Этот человек говорит по-арабски.
   — Да ну? И что же он говорит?
   — Он называет другого евреем.
   — Типа в черном?
   — Да, хасида. Он ругает его за то, что тот еврей.
   — Ну, так он и есть еврей, разве нет?
   — Нет, но в его устах это звучит как ругательство, а не комплимент.
   — По-моему тот рыжий парень не похож на араба.
   — Не похож. Он египтянин с примесью крови крестоносцев.
   — Ну, он нам не интересен. К тому же он ниоткуда не прилетал.
   Глаза Чиуна сузились, но странная пара уже исчезла в дверях.
   Вскоре объявили новый рейс на Оклахома-Сити. Римо с тоской заметил, что стюардесса из первого класса теперь обслуживает их салон.
   — У меня есть сообщение от японского туриста из первого класса, — промурлыкала она, обращаясь сразу к обоим мастерам Синанджу.
   — И слышать не хочу, — буркнул Чиун.
   — Вам он передал: «Домо аригато».
   — Что значит «спасибо», — перевел кореец.
   — А вам просил передать... — Стюардесса понизила голос и прошептала какое-то слово.
   — Что? Он так и сказал? Мне?
   — Полегче, Чиун. Остынь. Ну в чем дело?
   — Он меня оскорбил!
   — Оскорбил так оскорбил. Успокойся. Главное — спокойно прилететь в Оклахома-Сити. Быть арестованным по обвинению в убийстве мне не улыбается.
   — Хорошо. Но только потому, что этого требуют дела Императора, я готов терпеть подобное унижение.
   Спустя некоторое время Римо повернулся к мастеру Синанджу:
   — Ну ладно. Так что же все-таки он сказал?
   Чиун с отвращением отвернулся.
   — Это самое тяжкое оскорбление для японца. Я удивлен, что ёкабаре посмел мне его высказать.
   — Ну и что оно значит?
   — Достопочтенный.
   Римо недоуменно захлопал глазами.
   — По-моему, это комплимент.
   — Нет. В устах японца подобное слово звучит саркастически и оскорбительно.
   Римо пожал плечами.
   — Тебе виднее.
   — Ты не понимаешь склада ума японцев, Римо. Они все время мучаются от того, что им никогда не стать корейцами. Это их раздражает.
   — Просто кошмар какой-то, — сухо заметил ученик.
   Чиун кивнул.
   — На обратном пути я ему отплачу.
   — Послушай, ты и так поступил плохо, когда засунул пленку ему в глотку. Оставь ты беднягу в покое!
   — Я оскорблю его еще сильнее, — не унимался учитель.
   — Как же?
   Старик разразился японской фразой, в которой Римо не понял ни слова.
   — И что же это значит?
   — У твоей матери торчит пупок. Для японца звучит очень обидно.
   Римо с трудом подавил улыбку.
   — Что ж, давай, если хочешь. Будем надеяться, что он не «пойдет на почту».
   — Я не понимаю, почему «они ходят на почту», не понимаю это их недовольство. Почему почтальоны так поступают, Римо?
   — Надеюсь, если мы наконец попадем в почтовое отделение Оклахомы, нам удастся все выяснить.
* * *
   На здании почтового отделения Оклахома-Сити до сих пор виднелись трещины после взрыва в 1995 году здания федеральных служб имени Альфреда П. Марра, который произошел всего в нескольких кварталах отсюда. В тот момент когда Римо с Чиуном подъезжали к почтовому отделению, другое такси высадило маленькую блондинку с огромным рюкзаком за плечами. Она устремилась в здание с такой быстротой, как будто за ней кто-то гнался.
   — Осторожнее, Римо, она работает на почте.
   — Откуда ты знаешь?
   — Обрати внимание на ее испуганное лицо, нервозность, беспорядочные жесты. Она явно скоро кого-нибудь или что-нибудь отправит на почту.
   — Ты хочешь сказать — «пойдет на почту». Я думаю, она просто спешит, папочка.
   Когда они вошли, навстречу им неожиданно выскочила блондинка. С потухшими глазами, по всей видимости, огорченная чем-то.
   Зацепившись каблуком за ступеньку, девушка полетела вниз. Римо тотчас поймал бедняжку и с интересом скользнул взглядом по ее лицу.
   — Я вас знаю? — спросил он, поставив блондинку на ноги.
   Она, тряхнув головой, мигом привела прическу в порядок.
   — Нет. Мы с вами никогда раньше не виделись, — смущенно проговорила девушка, избегая смотреть Римо в глаза.
   — Мне знаком ваш голос, — сказал Римо.
   — Я не местная.
   — И мне тоже, — заявил Чиун, задумчиво поглаживая бороденку.
   Оба пристально разглядывали худое лицо девушки, копну светлых волос и красные губы. У блондинки были правильной формы нос, золотистый цвет кожи и синие-синие глаза. Таких Римо еще никогда не видел.
   — А теперь пустите меня, — сказала она, отстранившись от Римо.
   И тут его осенило.
   — Тамайо Танака! — воскликнул Римо.
   — Кто? — удивилась девушка.
   — Перестаньте валять дурака! — огрызнулся Римо. — Я узнаю ваш голос.
   — Да, — добавил Чиун. — Вы Тамайо Танака, и вы почему-то стали белой.
   — Ш-ш-ш! Ладно, ладно. Вы меня раскусили. Я выполняю секретное задание.
   — В Оклахома-Сити? Вы же бостонский репортер.
   — Студия послала меня в Нью-Йорк, чтобы освещать серию сегодняшних взрывов, а я связала их со стрельбой в суде. Вот почему я здесь. Я единственный репортер, который освещает обе стороны инцидента.
   — А что с вашими глазами? — спросил мастер Синанджу.
   — Ничего.
   — Они круглые! У Тамайо Танаки должны быть японские глаза.
   — Ах да. Только никому не говорите. Так надо. Я втираю гель в уголки глаз, и когда он высыхает, то вытягивает их так, что глаза кажутся круглыми. Но пусть это будет нашим маленьким секретом, хорошо?
   — Вы сошли с ума! — возразил Чиун. — Вы не японка, ставшая белой! Вы белая, ставшая японкой: Какой же человек в здравом уме захочет казаться японцем?
   Тамайо Танака внезапно стала похожа на затравленного зверя. Ее голубые глаза тревожно бегали из стороны в сторону, как бы пытаясь нащупать путь к отступлению.
   — Я категорически отрицаю, что я белая, — заявила она. — Я не стыжусь быть белой — то есть не стыдилась бы, если бы была ею, хотя вы понимаете, что я не белая, но я японка. Правда.
   — Вы белая, — настаивал Римо.
   — И с желтыми волосами, — добавил Чиун.
   — Они крашеные, — зарделась Танака.
   — Я не вижу темных корней.
   — Ладно, ладно. К чему скрывать? Моя бабушка по материнской линии на одну восьмую была японкой. Во мне течет немного японской крови. Достаточно, чтобы работать в тележурналистике. Я нигде не показываюсь без темного парика.
   — Скажите об этом Диане Сойер, — проворчал Римо.
   — Она делала это еще до того, как ведущие из Азии стали модными, — возразила Танака.
   — Похоже, сейчас ваша известность вам не помогает.
   — Почтмейстер меня футболит. Пока не окончится перерыв на кофе, посторонним вход воспрещен. Вы когда-нибудь слышали, чтобы почтовое отделение закрывали на перерыв для принятия кофе? Думаю, просто предлог.
   — А как насчет почты? — спросил Римо.
   — Вы когда-нибудь посылали видеозапись со срочной доставкой? Счастье, если она дойдет через четыре дня. А трехдневная доставка? Минимум от пяти до семи дней.
   — Пойдем, папочка. Посмотрим, что там внутри.
   — Вы хотите войти? — спросила Танака, приподнимая свой рюкзак. — Там внутри моя скрытая камера. Ох, и потайной микрофон тоже. Отвернитесь, пока я отцеплю секретное устройство, вмонтированное в лифчик.
   — И не мечтайте, — обронил Римо, проходя мимо нее.
   Загораживая проход в вестибюль, у дверей стоял охранник в форме и держал руку на кобуре. Судя по выражению его лица, он охранял вход в Форт-Нокс[8].
   — У нас перерыв, — грозным тоном заявил охранник.
   — А у вас нет, — возразил Римо.
   — Я на посту.
   — Какой здесь может быть перерыв? — удивился Римо.
   — Попрошу вас вернуться и подождать, пока двери не откроют, — холодно сказал секьюрити.
   — Они уже открыты. Смотрите! — произнес Римо. Руки Римо скользнули к охраннику, схватили его за пояс и рванули на себя. Ремень, на котором болталась кобура, лопнул на спине, и охранник покатился вниз по ступенькам.
   Римо захлопнул дверь у него перед носом. И перед носом Тамайо тоже. Упав на одно колено, она рванула на груди блузку, как Кларк Кент, превращающийся в Супермена, и воскликнула:
   — Смотрите мне прямо между грудей! Расскажите, почему это учреждение на замке.
* * *
   Подобрав свои многочисленные юбки, мастер Синанджу заметно посуровел:
   — Мы должны быть готовы к вступлению в царство недовольных.
   — Не думаю, что у нас будут какие-то проблемы, — отозвался ученик.
   Распахнув внутренние двери, они вошли в операционный зал и в недоумении остановились. Все стены были выкрашены в яркий розовый цвет.
   — Жаль, никто не подсказал художнику, что так нельзя, — оглядевшись, хмыкнул Римо.
   В окошечках никого не было. Тем не менее откуда-то доносился аромат свежесваренного кофе и слышался низкий, музыкальный гул голосов.
   — Похоже на рекламу кофе, — заключил Римо и толкнулся в дверь, на которой значилось: «Начальник отделения».
   — Давай поговорим с главным, — бросил он Чиуну.
   Когда они вошли, начальник яростно крутил телефонный диск. Он посмотрел на Римо и Чиуна как школьник, которого застали за ковырянием в носу.
   — Кто вы? — в страхе проговорил он.
   — Почтовый инспектор, — ответил Римо.
   — В майке?
   — Так надо. А это мой партнер, он глубоко законспирирован.
   — В Японии мои портреты вывешены во всех почтовых отделениях, — поклонившись, произнес Чиун.
   Начальник почты снова сел.
   — Вас послал ГП?
   — Может быть, — сказал Римо, не имевший представления, кто такой ГП.
   — Я думаю, что ситуация под контролем. Сейчас у нас чрезвычайный перерыв для принятия успокаивающего кофе.
   — Кажется, ваши служащие весьма довольны.
   — Они что, поют?
   — На мой взгляд, это скорее похоже на жужжание.
   — Боже мой! Сработало! Надо пойти посмотреть.
   Вслед за начальником почты мастера Синанджу проследовали в какую-то комнату, где на старых металлических рамах лежали холщовые мешки для почты, а в розовых ячейках — всяческая корреспонденция. Весь персонал сортировочного участка сгрудился вокруг кофеварки, распевая песни Барри Манилофф.
   — Они всегда такие чудные? — спросил Римо.
   — В кофе подмешан «прозак», — признался начальник почты. — Он бьет по мозгам не хуже адреналина.
   — Вы им что-то подмешивали в кофе?
   — Не я. Это специальный кофейный рацион ПССШ, созданный для поддержания психологической устойчивости по приказу самого ГП. — Он понизил голос. — Я, правда, никогда не думал, что придется его применять.
   — И что при этом происходит?
   — "Прозак" поднимает уровень серотонина.
   — А что такое серотонин? — спросил Римо.
   — Насколько я знаю, это какое-то успокаивающее вещество, вырабатываемое в мозгу. Впрочем, сам я не пробовал. Должен же кто-то сохранить свежую голову.
   Очевидно, их разговор услышали, потому что один из почтовых служащих запел импровизированную песенку.
   Серотонин,
   Серотонин,
   дорме-ву[9],
   дорме-ву?
   К нему присоединились остальные.
   Сонне ле матен![10]
   Сонне ле матен!
   У почтальона хорошее настроение.
   У почтальона хорошее настроение.
   Когда они начали второй куплет, Римо вытащил изготовленный в ФБР портрет Юсефа Гамаля и сказал:
   — Нам нужно заполнить пустоты на физиономии вот этого парня.
   — Вы правильно нарисовали фуражку. Просто отлично!
   — Спасибо, — сухо отозвался Римо. — Так как насчет лица?
   — Джо работал у нас около года — вам каждый это подтвердит. Я не помню цвет его глаз и не уверен насчет его волос. Рот у него тоже самый обыкновенный.
   — Другими словами, нада[11].
   — А вот нос у него был как клюв, но немного и не такой, как здесь нарисовано.
   — Как у сокола или как орла? — проскрипел Чиун.
   — Скорее, как у верблюда. Не острый, а такой... как бы закругленный.
   Мастер Синанджу достал из рукава кимоно сложенный лист бумаги, осторожно развернул его и поднес к глазам начальника почты.
   — Похож? — спросил он.
   — Знаете, я никогда не замечал сходства, но действительно очень похоже. За исключением цвета кожи. У Джо она совершенно белая.
   — Что там, покажи? — попросил Римо. Учитель подал ему лист бумаги. Это была реклама сигарет. Римо недоуменно заморгал.
   — Он выглядит как Джо Кэмел? — вырвалось у него.
   — Да. Более-менее.
   — Что значит более-менее?
   — Нос — более, все остальное — менее.
   — У вас работает почтовый служащий Джо Кэмел, который выглядит как верблюд, Джо Кэмел с рекламы сигарет, и вы описываете ФБР только фуражку?
   — ГП просил нас сотрудничать с ними как можно меньше.
   — Я хочу у вас еще спросить кое-что. Этот Джо Кэмел походил на выходца с Ближнего Востока? Может, он говорил с акцентом?
   — Да, говорил Джо очень забавно. Он же из Нью-Джерси. Они там все так говорят.
   — Но он смахивал на выходца с Ближнего Востока?
   — Нет, скорее на еврея. Впрочем, в Джерси таких много.
   — Что произойдет, когда Кэмела найдут? — спросил Римо.
   — Мне все равно. Эти гашеные марки всегда находят с пистолетом во рту. Главное — чтобы остальные не взбесились.
   Римо взглянул на поющих почтальонов. Они как раз исполняли «Пожалуйста, мистер почтальон», но так напутали в третьем куплете, что замолчали и тут же нестройно затянули «Возьми письмо, Мария».
   — По-моему, им это сейчас не грозит, — прокомментировал Римо идиллическую сцену.
   — И слава Богу!
   — Интересно, как они будут доставлять почту, — добавил Римо, увидев, как один из сортировщиков нырнул в почтовую тележку с брезентовым тентом и захрапел носом «Песню о серотонине».
   — Почту? Почту всегда можно доставить куда-нибудь в придорожную канаву. Сейчас главное — сохранить сплоченность почтовой службы.
   — А где живет этот Гамаль? — спросил Римо.
   — В Муре. Да вы не ошибетесь! ФБР там уже все огородило.
   — Спасибо, — бросил Римо, покидая помещение под звуки песни «Письмо от Майкла». В воздухе носились бумажные самолетики, сложенные из неотправленной почты.
* * *
   При выходе мастеров Синанджу поджидала Тамайо Танака.
   — Ну, что вам удалось выяснить? — спросила она.
   — Что «прозак» прекрасно действует на нервную систему, — проворчал Римо.
   — Лично я принимаю «золофт», — отозвалась Тамайо. — Замечательное средство! Я не только напеваю по утрам, но и ежедневно опорожняю кишечник.
   — Что ж, неплохо.
   — Оставьте нас, мы заняты, — сказал Чиун.
   — Мы можем обменяться информацией.
   — С чего вы взяли, что нам кое-что известно?
   — Ну, ребята... Я за версту чую интригу. Ладно вам, выкладывайте.
   — Сначала вы, — сказал мастер Синанджу.
   — Почтальоны спятили сразу в двух штатах. Это начало психологического разрушения всей почтовой системы.
   — Почему вы так считаете?
   — Я журналист-психолог. В колледже специализировалась сразу по двум дисциплинам — психология и средства массовой информации, а также изучала антропологию культуры.
   — А вы неплохо продумали карьеру, — хмыкнул Римо.
   Тамайо вытащила из своей сумки большую книгу в зеленой обложке.
   — Вот, справочник по психиатрии. Здесь собраны все психические заболевания и методы их диагностики. С этой книгой я в состоянии раскрыть все самые страшные тайны почтовой службы.
   Римо и Чиун посмотрели на нее с недоверием.
   — Она сама порождает психов, — понизив голос, произнесла Танака.
   — С чего вы взяли? — удивился Римо.
   — Из справочника. Отсюда следует, что психические заболевания неизбежны в иерархических организациях со строгой дисциплиной — таких, как армия, полиция и почтовая служба.
   — Да неужели?
   — Все эти ребята выглядят и действуют совершенно нормально, пока не наталкиваются на непредвиденные обстоятельства, которые сводят их с ума. Мы, психологи, называем таких людей «фугасами», поскольку они страдают внезапным изменением личности, которое проявляется внезапно. Скажем, обычный почтальон, следуя своим маршрутом, наступает на собачье дерьмо. Случись такое раз в год — все будет в порядке. Но если такое происходит каждую неделю в течение трех месяцев или, скажем, каждые две недели, а в один прекрасный день почтальон вляпывается сразу в две кучи — тогда все. Ба-бах! — у него происходит психический срыв. Выведенный из себя человек хватает свое старое ружье и начинает палить в таких же, как он, почтальонов.