— Здесь что-то было... — пробормотал патрульный.
   — Что?
   Тони в отчаянии хлопнул себя по лбу.
   — Проклятие! Я не помню.
   — Сверток?
   — Нет.
   — Подозрительные личности?
   — Нет. Разве что кто-то вышел из здания. Но у него не хватило бы времени бросить бомбу и скрыться, чтобы остаться целым и невредимым.
   Детектив, нахмурившись, смотрел на воронку.
   — Штуковина, по всей видимости, была большая. Слишком большая, чтобы нести ее в руках, и слишком большая, чтобы не привлечь внимания.
   — Целых три года я патрулирую здесь каждый день! — в отчаянии воскликнул Гутьеррес. — Я прекрасно изучил этот перекресток. Здесь что-то было.
   — Что-то необычное?
   — Нет, — отозвался парень. — Оно находилось здесь всегда. Я просто не могу припомнить, что.
   — Как здесь могло быть что-то, что вы не можете припомнить?
   — Да, что-то совсем заурядное. Само собой разумеющееся.
   Детектив из бригады по расследованию взрывов огляделся по сторонам. Рядом стояла одинокая санитарная машина — на тот случай, если еще найдутся раненые. Пожарные уже управились и уехали. В воздухе пахло горячим металлом и теплой кровью.
   — Какого цвета? — спросил детектив.
   — Не помню, ничего не помню! Черт, почему же у меня не работает голова?
   — Может, зеленого?
   — А?
   Детектив уже стоял на коленях. Поманив Гутьерреса рукой, он склонился над каким-то обломком.
   Штуковина оказалась черного цвета, но, когда детектив перевернул ее, с другой стороны она отливала оливковой зеленью.
   — Похоже, что-то из военного оборудования, предположил детектив.
   Гутьеррес задумчиво покачал головой:
   — Нет, ничего связанного с армией.
   — А джип? Грузовик?
   — Говорю вам, бомбы в машине не было, — сердито отозвался патрульный.
   Его собеседник встал и огляделся по сторонам. Затем достал чистый носовой платок и аккуратно завернул в него оплавленный кусок металла.
   — И никого со связкой гранат на поясе, думаю, тоже, — мрачно сказал он.
* * *
   В городском морге на Первой авеню коронер[1] извлек кусок металла из тела той самой беззвучно кричащей женщины.
   Патрульный Гутьеррес тоже присутствовал.
   Коронер положил осколок на круглый поднос из нержавеющей стали и очистил его с помощью специального инструмента.
   Когда смыли кровь, оказалось, что металл выкрашен оливково-зеленым. На одной его стороне явственно проступали буквы: U.S.
   — Черт побери! — пробормотал детектив из бригады по расследованию взрывов. — Черт побери! Самый настоящий ящик со взрывчаткой.
   — Нет, — тихо сказал Гутьеррес. — Не думаю.
   — Вы что-то вспомнили?
   — Да. Если хорошенько поискать, то наверняка отыщется еще один кусок металла. Там тоже есть буквы.
   Детектив и патологоанатом выжидающе посмотрели на патрульного.
   — Там написано «Почта». Теперь я все вспомнил. Штука, которая взорвалась, — обычный линейный ящик для почты.
   Детектив, казалось, вот-вот заплачет. Он чуть ли не с нежностью посмотрел на Тони.
   — Так говорите — почтовый ящик?
   — Ну да!
   — Надо немедленно позвонить начальнику. Должно быть, это важная информация.
* * *
   Начальник полиции округа Южный Манхэттен позвонил комиссару полиции Нью-Йорка приблизительно в 12.53.
   — Взорвался линейный ящик для почты, — доложил начальник полиции.
   — Черт побери! Значит, бомбу мог подсунуть кто угодно.
   — Нет, сэр, я сказал — линейный ящик. Это вам не простой почтовый ящик.
   — А в чем разница?
   — Обычные почтовые ящики синие и предназначены для общественного пользования. Линейные ящики — оливково-зеленые, у каждого почтальона есть свой ключ от каждого ящика.
   — Значит, круг подозреваемых сужается? — предположил комиссар.
   — Сужается, сэр, — согласился начальник полиции округа.
   — Получается, террористическим актом здесь и не пахло?
   — Кажется, нет.
   — Возможно, просто посылка с бомбой, которая взорвалась раньше времени. Или виноват недовольный почтальон.
   — А разве бывают довольные? — проворчал начальник полиции округа.
   Комиссар счел за благо пропустить эту реплику мимо ушей. Начальник полиции округа может позволить себе немного черного юмора, а комиссар обязан проявлять сдержанность.
   — Срочно допросите начальника почты, — приказал комиссар. — Вся почта предварительно сортируется. Не исключено, что мы уже кое-что разузнаем к вечернему выпуску новостей или даже раньше.
   — Будем надеяться, что не возникнет проблемы юрисдикции.
   — Да... А я и не подумал.
   — Взорванный ящик — это проблема федеральных властей.
   — Но он взорвался на городской улице. Значит, расследуем мы.
   — В общем, хорошо бы обошлось без проблемы юрисдикции.
* * *
   Шеф детективов нью-йоркской полиции Уолтер Браун поднимался по гранитным ступеням под сень коринфских колонн Главного почтового управления на Пятой авеню. Не считая небоскребов, управление было самым впечатляющим зданием во всем городе. Оно занимало целый квартал и казалось неколебимым как скала. На фронтоне красовался девиз почтовой службы Соединенных Штатов:
   И В СНЕГ, И В ДОЖДЬ,
   И В ХОЛОД, И В ЗНОЙ
   ПОСЫЛЬНЫЙ НИ ЗА ЧТО
   НЕ СВЕРНЕТ С ПУТИ.
   Браун нашел кабинет начальника почтового управления Нью-Йорка и предъявил секретарше свой значок.
   — Детектив Браун. По срочному делу.
   — Минуточку! — отозвалась девушка. Спустя мгновение Браун уже открывал дверь, на которой чуть ли не позолотой отливало: «Начальник почтового управления Майрон Финкельперл». Дверь выглядела внушительно, как и подобает таковой, ведущей в кабинет человека, который управляет потоком почты в одном из крупнейших городов мира.
   Почтмейстер жестом пригласил Брауна, и тот опустился в темно-бордовое кресло.
   — Полчаса назад, — начал Уолтер, — на углу Восьмой авеню и Тридцать четвертой улицы произошел взрыв.
   — Да, да, слышал.
   — Мы установили, что взорвался один из линейных ящиков для почты.
   Почтмейстер побледнел и буквально зашатался как пьяный — ноги, похоже, его не держали. Вынув из кармана белый льняной платок, Финкельперл поспешно вытер лоб.
   — Спасибо, что обратили на сей факт мое внимание, — сказал почтмейстер и сел.
   Теперь настала очередь Брауна изумляться.
   — И все? Но нам нужны имена всех почтовых служащих, которые имеют доступ к таким ящикам.
   — Весьма сожалею. Увы...
   — Почему? Их же легко определить.
   — Линейные ящики запираются так называемым универсальным ключом. На руках у почтовых служащих по всей стране находятся десятки тысяч таких универсальных ключей. Любой ключ подходит к любому ящику и в любом месте.
   — Давайте начнем с ваших людей.
   — Извините, но моими людьми будут заниматься федеральные власти.
   — Федеральные? Но ведь взрыв произошел на городской улице!
   — И повреждена федеральная собственность. Я начну расследование и сообщу выводы вашему руководству.
   — При всем своем уважении к вам я настаиваю на допросах ваших людей. Там, на улице, есть погибшие. Уничтожена собственность. Не говоря уже о том, что злоумышленник способен начинить взрывчаткой и другие линейные ящики.
   Почтмейстер побелел как мел. Детектив Браун решил, что пробил брешь в толстой бюрократической броне, но он ошибся.
   — Уверяю вас, я сразу же займусь этим, — отозвался наконец начальник почты.
   Тут Браун не выдержал.
   — Вы сумасшедший! — гаркнул он, грохнув кулаком по столу. — При чем тут вообще юрисдикция? Не далее чем в трех кварталах отсюда произошло массовое убийство. И это дело полиции!
   — Подобные вопросы в компетенции федеральных властей. Попрошу вас удалиться, — не медля ни секунды, заявил почтмейстер.
   Целую минуту детектив Браун злобно глядел на несговорчивого.
   Почтмейстер ответил ему тем же. Было ясно, что ни один из них не сдаст свою позицию.
   — Что ж, вы еще пожалеете! — пригрозил детектив, покидая помещение.
* * *
   Прогрохотав вниз по широким гранитным ступеням, Браун направился к своей машине. От злости лицо его словно окаменело. Надо же, какой бессовестный тип! Ну и что, что он федерал? Неужели почтмейстер надеется замять дело? На углу Восьмой и Тридцать четвертой сейчас наверняка собралась толпа телевизионщиков. В шесть часов происшествие объявят главной темой новостей. Днем уже не раз передавали подробности.
   Не успел Браун открыть дверь своего седана, как вдруг мощная ударная волна сбила его с ног и детектив упал на спину. В ушах его звенело, он беспомощно хватал ртом воздух.
   Секунду Браун в замешательстве лежал на тротуаре, затем собрался с силами и встал.
   На Пятой авеню к небу поднимались черные клубы дыма. Слышались крики и стоны.
   Уолтер уже хотел было двинуться туда, но тут вновь послышался грохот — только подальше. Затем еще. А потом, как по команде, по каньонам Манхэт-тена прокатилась целая серия взрывов. Над небоскребами клубился смрадный дым.
   Все произошло за какую-нибудь минуту. За это время детектив Браун успел добежать до места первого взрыва, ругая про себя бюрократические проволочки, бомбиста, а более всего — почтмейстера Нью-Йорка, которого теперь ждали большие неприятности.
   И поделом!

Глава 4

   Когда самолет приземлился в международном аэропорту Осаки, пассажиры-японцы встали все одновременно, разом загородив проход. Казалось, они очень спешат. И Римо догадывался почему. Просто мастер Синанджу буквально не вылезал из туалета. Он ухитрился посетить каждую кабинку, после чего их дверцы заклинило навсегда. Что и вызвало массовое недовольство пассажиров, а также вылилось в несколько неприятных инцидентов.
   — Подождем, — произнес Римо.
   — Ты как хочешь, а я ждать не собираюсь, — заявил мастер Синанджу и двинулся вперед.
   Руки Чиун спрятал в широкие рукава кимоно: тем не менее пассажиры-японцы попрыгали обратно в кресла как ужаленные, освобождая дорогу мастеру Синанджу.
   Тот же, подобно привидению, не спеша плыл по проходу. Японцы смотрели на него со злостью.
   Римо поспешил следом за учителем. Но пропустив на выход Чиуна, японские стюардессы в традиционных кимоно преградили Римо путь.
   — Вы не останетесь, гайдзин? — спросила одна из них.
   — Мне ведь нужно в Осаку, — заметил Римо.
   — В Осаку мы еще вернемся. А пока останьтесь с нами: слетаем вместе в Америку. Вы прекрасно проведете время, гайдзин.
   И девушки улыбнулись улыбками гейш.
   — Спасибо, — откликнулся Римо. — Но если вы меня сейчас же не выпустите, то мне несдобровать. Мой друг позаботится.
   Японские стюардессы надули губки.
   — Вы знаете о нашей национальной традиции харакири? — поинтересовалась девушка справа.
   — Хотите заставить меня остаться, шантажируя самоубийством? — отозвался Римо. — Ничего не выйдет, это уже было.
   — Было?
   — И не раз.
   — И девушки ради вас вспарывали себе животы?
   — Мне не нужно много времени, чтобы понять, в чем дело, — бросил в ответ Римо и пустился вдогонку за учителем.
   Он нашел его у багажного отделения. На сей раз багажа у них не было. Обычно мастер Синанджу возил с собой некоторые из своих четырнадцати дорожных сундуков, но тут он рисковать не стал, неопределенно сославшись на «зверства» японцев.
   — Надо найти телефон-автомат, — кивнул Чиуну Римо.
   — А ты не хочешь посмотреть?
   — Как стюардессы будут делать харакири? Ну уж нет. Слишком противно.
   — Это единственная японская традиция, которую я одобряю, — громко заявил старик по-английски. — Чем больше японцев вскроет себе животы, стыдясь того, что они японцы, — тем лучше.
   — Слушай, — прошипел Римо, — давай убираться отсюда.
   — Да! — еще громче проговорил кореец. — Пора, пора нам убираться. Скорее бы оказаться в оккупированной Японии с ее зловещими интригами.
   — Япония больше не оккупирована, папочка.
   — Она оккупирована японцами. Лучше бы, конечно, ее оккупировали корейцы, но боюсь, мне не дождаться этого.
   Римо заметил, что за ними следует группа охранников в белых перчатках, и потому сделал вид, будто не знаком с мастером Синанджу. Из телефона-автомата Римо связался с США и нажал кнопку с цифрой "1".
   — Мы здесь, — доложил он, услышав в трубке знакомый кислый голос.
   — Отправляйтесь в отель «Солнечный луч» на проспекте Сакай-Судзи, — произнес Смит.
   — Какой отель! Чиун уже дразнит туземцев. Хорошо бы сделать дело и — сразу же восвояси.
   — Но у меня еще не готов план операции, — прошипел глава КЮРЕ.
   — Ничего, мы можем перебить всех, — предложил Римо.
   — Уборщицы и мелкие служащие не заслуживают нашего внимания. Отправляйтесь в фирму «Нишицу» и дайте понять руководству, что мы раскрыли их коварный заговор по уничтожению железнодорожной системы Америки.
   — Интересно как?
   — Сами найдете способ. Только действуйте осторожно. Ваша задача всего лишь оповестить их.
   Присоединившись к Чиуну, Римо передал ему содержание беседы.
   — Думаю, надо устроить погром в «Нишицу», — добавил он.
   — Слишком уж тонко, — ответил мастер Синанджу, погладив свою редкую бороденку.
   — Считаешь, тонко?
   — У меня есть идея получше. Проймет даже тупоголовых японцев.
   — Что ж, действуй, а я за тобой.
   Вскоре они оказались на осакской таможне, где Чиуна спросили насчет декларации.
   И вопрос, и гневный ответ корейца прозвучали по-японски, так что Римо ничего не понял. Однако судя по тому, как покраснели и вытянулись лица японских таможенников, можно было представить, что в своей устной декларации старик обозвал их незаконнорожденными детьми японских смежных обезьян.
   Тотчас подскочили полицейские, до сих пор маячившие где-то вдалеке.
   Последовали еще более гневные тирады.
   Изрыгая ругательства, мастер Синанджу гневно размахивал перед официальными лицами своим ногтем в жадеитовом чехольчике. Кто-то из собравшихся решил, что это и есть контрабанда, и попытался сорвать чехольчик.
   И тут же схватился за одно чувствительное место. А спустя миг руки всех прочих покоились там же. Пришлось Римо спасать японскую полицию от острых ногтей мастера Синанджу.
   Мощными бросками послав полицейских в близлежащий мужской туалет, он одним ударом намертво запечатал его дверь.
   И только тогда последовал за Чиуном на стоянку такси.
   — Почему ты раньше не пришел мне на помощь? — фыркнул учитель. — Знаешь ведь, что в нынешнем состоянии я все равно что без зубов.
   — Я делал вид, что мы не вместе.
   — Ладно, ты не виноват, — внезапно упавшим голосом проговорил Чиун. — Я сам позволил себе низко пасть в твоих глазах. И в глазах своих предков. Там, где должен быть Убийственный Ноготь, я ношу лишь чехол из жадеита.
   — Чепуха, папочка. Я просто не хотел светиться.
   Мастер Синанджу приподнял брови.
   — Значит, засветился я?
   — С тем же успехом ты мог бы идти под развевающимся знаменем. Мне хотелось сквозь землю провалиться.
   — А мне бы хотелось, чтобы исчез тот японский сёгун, который опозорил меня! — гневно отозвался старик.
   — Не высовывайся, и твое желание исполнится, — откликнулся ученик.
   Чиун сказал водителю адрес. Остерегаясь погони, Римо наблюдал за дорогой сквозь заднее стекло такси.
   — Знаешь, они будут ждать нас на обратном пути из Осаки, — вполголоса бросил он.
   — Я тоже буду их ждать, — фыркнул учитель. — Подумать только — они осмелились посягнуть на чехол тля ногтя, принадлежавший Чжи!
   — Кому-то из твоих предшественников тоже сломали ноготь?
   — У Чжи были слабые кутикулы, поэтому он защищал свои Убийственные Ногти чехлами. Конечно, когда не нужно было уничтожать ими врагов хана.
   — Какого хана?
   — Кубла-хана.
   — Чжи работал на хана, который угнетал Корею?
   — Чжи предложил свои услуги корейскому императору, но условия Кубла-хана оказались выгоднее.
   — Вряд ли сей факт говорит в пользу мастера.
   — Он был замечательным историком, и потому мы чтим его память.
   — Ты чтишь, — возразил Римо. — Лично я хочу лишь поскорее покончить с этим дурацким делом.
   — О, значит, японцы тебе надоели?
   — Начинают надоедать, — проворчал ученик.
   В ответ Чиун еле заметно улыбнулся.
* * *
   Из аэропорта Осаки красное такси привезло мастеров Синанджу в железнодорожный парк, где ржавели старые дизельные локомотивы.
   Чиун тщательно обследовал их, даже простучал и остался доволен.
   Затем он о чем-то поторговался по-японски с диспетчером и вновь сел в такси.
   — К чему все это? — спросил Римо.
   — Увидишь, — загадочно ответил Чиун.
   Они примчались на летное поле, теперь у них над головами гудели вертолеты. И опять мастер Синанджу с кем-то долго торговался, а потом многозначительно бросил Римо:
   — Готовься, сейчас полетим.
   И они оказались в кабине «летающего крана».
   Наступала ночь. Чиун жестами указывал пилоту дорогу. А вот и железнодорожный парк. По команде корейца вниз спустили стальной трос, и бригада рабочих надежно закрепила локомотив под днищем вертолета.
   — Зачем мы украли тепловоз? — удивился ученик.
   — Мы не украли. Я купил его по сходной цене.
   — Да ну? И что же ты собираешься с ним делать? Он явно не войдет в багажное отделение самолета.
   Чиун отвел глаза и принялся рассматривать свои ногти.
   — Я что-нибудь придумаю.
   Через двадцать минут они уже приближались к индустриальному комплексу огромных белых зданий, освещенных голубыми лучами прожекторов. Римо посмотрел вниз. На вертолетной площадке, располагавшейся на крыше одного из небоскребов, приютился крошечный вертолет. Сама же площадка была сделана в виде трех пересекающихся лун — символа самурайского клана Ниши, а ныне промышленной электрической корпорации «Нишицу».
   Как верно подметил Римо, если вертолет не изменит свой курс, то скоро громадина тепловоза зависнет над вертолетной площадкой.
   — Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, — бросил ученик учителю.
   — Нас с тобой просили передать недвусмысленное послание.
   — А он знает об этом? — кивнув на пилота в шлеме, спросил Римо.
   — Пока нет.
   — Значит, надо только в нужный момент заставить его высвободить трос?
   — Он никогда не согласится на такое, поскольку неприятностей ему тогда не миновать. Я просто попрошу его задержаться здесь минуты на две. Самая трудная часть задачи выполнена, остальное — за тобой.
   Римо пожал плечами.
   — Что ж, справедливо. — И, открыв боковую дверь, шагнул на стойку шасси. Причем сделал это так быстро, что занятый управлением пилот ничего не заметил.
   Римо отсутствовал почти пять минут. Внезапно вертолет стал рыскать из стороны в сторону и угрожающе раскачиваться, а затем резко взмыл вверх, освободившись от своего колоссального груза.
   Тепловоз со свистом полетел вниз. На вертолетную площадку легла его чудовищная тень, и спустя мгновение послышался ужасающий грохот.
   Когда Римо вернулся на место, пилот костерил все и вся, не стесняясь пассажиров. Отсутствия одного из них он даже не заметил.
   — Почему так долго? — спросил Чиун.
   — Очень уж толстый трос. Пришлось с ним повозиться, — ответил ученик, глядя на свои грязные руки.
   Мастер Синанджу скривился:
   — Если бы ты вовремя отрастил ногти, тебе не пришлось бы пачкать руки.
   Римо нахмурился.
   — Я думал, ты уже успокоился.
   — Нет, я просто признал твое право иметь ногти любой подходящей тебе длины. Но это не значит, что мне нельзя высказать свое мнение.
   Тут вспотевший пилот дал очередной круг над зданием, чтобы оценить размеры повреждения.
   Разрушено было не все, но в крыше главного здания корпорации «Нишицу» красовалась огромная дыра. Вертолетная площадка и вертолет исчезли. В небо вздымались языки пламени и клубы дыма. Впрочем, внизу на земле никто даже не заметил случившегося. Учитывая вечернее время, человеческие жертвы должны были быть минимальными.
   И тогда мастер Синанджу наклонился вперед и схватил пилота за покрасневшую шею.
   Летчик тут же решил не болтаться больше в этой точке воздушного пространства, и «летающий кран» шарахнулся в сторону, как большой испуганный пеликан.
   — Думаешь, они поймут послание? — засомневался Римо.
   Чиун пожал плечами:
   — Кто знает? Это же японцы, они плохо соображают.

Глава 5

   Доктор Харолд В. Смит не случайно оказался именно тем человеком, которого назначили руководить сверхсекретным правительственным агентством под названием КЮРЕ. В аналитическом отделе ЦРУ в те дни работало немало превосходных специалистов, но про Смита говорили, что он двух «Униваков» стоит. Так тогда назывались компьютеры размером с комнату, постоянно поглощавшие данные для машинного анализа.
   Так вот, разведсводки, которые попадались на глаза Смиту, никогда не подвергались машинной обработке. Этому аналитику достаточно было только взглянуть на них и сопоставить с другими данными, хранящимися в недрах его серого вещества, чтобы тут же проинформировать начальство относительно выводов.
   — Советы собираются сокрушить венгерскую революцию, — говорил, например, он.
   — Почему вы так считаете?
   В подтверждение своих слов Харолд В. Смит приводил длинный список фактов, свидетельствовавший о вроде бы рутинных перемещениях войск, об отмененных отпусках, об отозванных послах и других, на первый взгляд не связанных между собой явлениях. И всегда оказывался прав.
   Сначала от него отмахивались.
   — Пусть увязкой занимаются компьютеры, Харолд, — устало бросали начальники.
   Однако Смит упрямо продолжал выдавать свои прогнозы, из которых сбывались 99,7 процента.
   Тогда в качестве наказания Смита сослали в тесный кабинет, в котором даже окон не было. Тем не менее и там, к нескрываемому раздражению своего начальства, он продолжал предсказывать происходившие в мире события и бомбардировать руководство своими докладными записками. Причем всегда был возмутительно точен.
   В конце концов шефам Харолда В. Смита волей-неволей пришлось произвести его в старшие аналитики. В управлении все тут же сделали вид, будто он всего лишь еще один «Унивак». На самом же деле он работал куда эффективнее, поскольку «Униваки» являлись всего лишь машинами, отпечатанные на перфоленте послания которых еще следовало расшифровать при помощи аналитиков более высокого ранга.
   С помощью Смита удавалось перескочить сразу через две ступеньки. Да еще и сэкономить электроэнергию.
   Смит абсолютно точно предсказал революцию па Кубе, убедительно доказав, что так называемое ракетное отставание было всего лишь изобретением советской пропаганды, подхваченным пентагоновскими мудрецами. И так далее, и тому подобное. Так что ко времени вторжения на Кубу в ЦРУ только радовались, что Смит раньше времени вышел в отставку.
   Но Харолд В. Смит в отставку не вышел. Напротив, он возглавил некую организацию под названием КЮРЕ, о создании которой ЦРУ даже и не мечтало. Президент США, придумавший КЮРЕ и назначивший Смита его директором, рассуждал очень просто.
   Американский эксперимент потерпел фиаско: Конституция превратилась в обыкновенный клочок бумаги. Придерживаясь жестких рамок закона, невозможно было поддерживать порядок и защищать страну от множества бедствий, грозящих ей буквально со всех сторон.
   КЮРЕ надлежало действовать, невзирая на закон и Конституцию. Задача Смита — столь же грандиозная, как и те, что стояли перед отцами — основателями США, — заключалась в том, чтобы всеми возможными средствами отбить атаки современных гуннов и вестготов, угрожающих американским свободам.
   И вот спустя три десятилетия Харолд В. Смит по-прежнему сидел в потертом кожаном кресле, занимая все тот же спартанский кабинет санатория «Фолкрофт» — учреждения, на первый взгляд являвшегося всего лишь прибежищем для умалишенных и хронически больных пациентов, а на самом деле служившего «крышей» КЮРЕ. И по-прежнему железной рукой Смит все так же управлял обеими организациями. Он постарел, поседел, но остался все тем же сверхкомпетентным бюрократом, за которым в ЦРУ закрепилась весьма подходящая ему кличка Серый Призрак.
   Единственное, что изменилось за прошедшие годы, — это компьютерное обеспечение. Первоначально компьютерный терминал скрывался в недрах дубового письменного стола и всплывал оттуда подобно хрустальному шару. Он соединялся со спрятанной в подвале группой серверов, которую Смит называл «Фолкрофт-четыре».
   «Фолкрофт-четыре» сейчас гудел за глухой бетонной стеной, правда, изменились носители информации, а также прочие устройства ее хранения и обработки. Дубовый стол сменился модерновым письменным столом с черной стеклянной крышкой. Под ней же скрывался монитор. Смит очень не любил перемен, но его новая мебель была гораздо удобнее прежней.
   Теперь, работая за столом, Смит внимательно смотрел на черное стекло, в глубине которого бежали золотистые строчки.
   Просто у компьютера не было клавишной панели в обычном смысле этого слова. Когда Смит подносил руки к поверхности стола, на ней высвечивались тонкие белые контуры стандартной буквенно-цифровой клавиатуры. Но клавиш как таковых здесь не было, а было сенсорное устройство, гаснувшее, как только руки убирались.
   В настоящий момент глава КЮРЕ просматривал массив данных, ежедневно поступающих из сети, и анализировал их, отбрасывая ненужное и сохраняя в файлах то, что могло пригодиться для будущих операций.