Страница:
— Ох, Элизабет, твоими бы устами… Боюсь, вместо распростертых объятий ревуны пустят нас на мясо.
— Не бойся. Суголл будет рад твоим беженцам, потому что они мужики.
— То есть?
— Сам увидишь. Благослови тебя Бог, Жаворонок.
— Хой!
— Не бойся. Суголл будет рад твоим беженцам, потому что они мужики.
— То есть?
— Сам увидишь. Благослови тебя Бог, Жаворонок.
— Хой!
7
Рыболовный сезон в этом году окончился рано — не потому, что рыба перестала клевать, а из-за недомогания и уныния Марка, ставших следствием его безумной европейской авантюры. Он пытался выбросить из головы невеселые думы о молодом поколении, но ничего не выходило. Соблазн испытать их умы был слишком велик, особенно одолевал он Марка по вечерам, когда бдительный Хаген не отвлекал его от этих мыслей.
Сидя на веранде с незашторенными окнами и потягивая водку, он глядел на озеро и слушал шорохи плиоценовых флоридских джунглей. По ту сторону сада мягко светились окна Патриции Кастелайн. Однако он сам себе не признавался в том, насколько истощилось его либидо во время последнего звездного вояжа, а силы на сей раз восстанавливались слишком медленно. В спускающихся сумерках Марк видел тринадцатиметровый кеч, лениво качавшийся на волнах Саргассова моря и погоняемый не столько свежим бризом морских широт, сколько психокинетической энергией команды.
Ночную вахту несли Джилиан и Клу; мужчины спали. Его дочь, как бледная нереида, вытянувшись на носу корабля, порождала метапсихический ветер. А темноволосая кораблестроительница у руля так твердо держала ост-норд-ост, что в кильватере прочерчивалась прямая звездная линия. Порой из воды выныривал косяк летучих рыб и, сверкнув в воздухе, словно призраки потонувших чаек, опять погружался в текучую тьму; то на поверхности моря показывались фосфоресцирующие скопления мелких рачков, то разбрасывали лунное серебро змеевидные новорожденные угри.
Какие же они юные! Как уверены в успехе! А ведь неизвестно, клюнет ли безумная Фелиция на их приманку… Клу и Элаби сильные принудители и корректоры. Джилиан — львица психокинеза. Вон, несмотря на неразвитый интеллект, обладает довольно мощным психокреативным напором и вдобавок отменный ясновидец. В трюме яхты находится целый арсенал разнообразного оружия, смирительного оборудования (возможно, его даже удастся задействовать), а также гипнотический проектор (этот едва ли будет работать) мощностью в шестьдесят тысяч ватт. В прямой умственной конфронтации у детей нет ни малейшего шанса против Фелиции. Единственная надежда — победить ее хитростью.
Хитростью Оуэна Бланшара.
Экстрасенсорные лучи Марка проникли на полубак, где престарелый мятежный Стратег устроил себе каюту. Бланшар беспокойно ворочался на узкой койке и, хотя ночь стояла прохладная, обливался потом. Временами у него можно было наблюдать синдром Чейна-Стоукса, то есть дыхание становилось все реже, реже и, наконец, на целую минуту пропадало совсем, а потом с хрипом возобновлялось. Стейнбренер утверждал, что это не опасно, однако Бланшару уже сто двадцать восемь, и он решительно отказывался от омолаживания в доморощенной барокамере острова Окала.
Как же старикан бушевал, когда его запрягли в это путешествие! Марк активизировал буквально каждый эрг своей принудительной силы, чтобы вытащить Оуэна из его берлоги на Лонг Бич, где он жил в компании ленивых котов, сухопутных крабов и пальмовых тараканов в руку величиной. Когда Оуэн не предавался воспоминаниям о былой славе, то либо собирал ракушки на берегу, либо слушал пластинки — у него была огромная фонотека классики. Коты безуспешно воевали с крабами и тараканами; Бланшару же последние нисколько не мешали. Беспозвоночные были в отличие от котов неприхотливы в еде и никогда не разбивали пластинок.
В самом начале плавания кеч попал в крутую воронку Гольфстрима, и Оуэн до сих пор не мог оправиться от морской болезни. Хотя они давно вошли в спокойные воды, он и носа не казал на палубу — все сидел в каюте и крутил на портативном проигрывателе Малера и Стравинского. К молодежи он относился с прохладцей; те держались с ним вежливо, но отчужденно и никак не могли поверить, что этот хилый эстет когда-то возглавлял мятежную армаду, едва не нанесшую поражение Галактическому Содружеству. Марк настороженно следил за их настроениями. Они согласились подчиняться в пути Оуэну с тем условием, чтобы сразу по прибытии в Испанию он проявил себя как личность, а если будет осторожничать, детки просто избавятся от него, зная, что Марку их не достать. Вот в таком случае катастрофа неминуема, Фелиция наверняка разметет в пух и прах эту пустоголовую команду.
Марк перестал следить за ними и вернулся к своим заботам. Сдвинув брови, залпом допил водку, а стакан забросил в темный сад. Окна Патриции уже не светились.
Черт бы побрал их всех! Оуэна с его старческой осторожностью, детей с их юным безрассудством, недоверчивую Клу, слабовольного Хагена, Вселенную и ее пустые звезды!
— Хаген! — взревел он. — Хаген!
— Я здесь, в доме. С Дианой.
— Спровадь ее и поднимайся в обсерваторию.
Во времена Галактического Содружества только пять планет Солнечной системы (за исключением Земли) породили разумных существ, переживших опасности технического прогресса, и достигли метапсихического Единства, которое сумело мирным путем подчинить себе все эти планеты.
Компьютер Марка Ремиларда в обсерватории острова Окала выдал ему информацию о том, что вероятность разумной жизни в плиоценовой галактике Млечного Пути ничтожно мала. И все же Марк выделил из бесчисленного множества звезд — 634.468.321 — планеты, на которых встреча с разумными существами была наиболее вероятна. За двадцать пять лет изгнания он обследовал 36.443 планеты в поисках новой основы для возрождения несбывшейся мечты.
В этом он видел цель своей жизни, потому не позволил себе даже двухнедельного отдыха, перед тем как возобновить поиск. Все равно теперь он никоим образом не сможет повлиять на события в Испании. Более того, он старался не думать об их исходе. Его дело — звездный поиск, и он не станет больше ни на что отвлекаться.
Вместе с Хагеном они составили список из ста звезд, коим он посвятит свое внимание в течение двадцати дней. Их удаленность колебалась от четырех до двенадцати тысяч световых лет, но для метапсихолога его уровня расстояние — фактор, которым в принципе можно пренебречь, поскольку исследователь способен четко сфокусировать умственные лучи на каком угодно интервале. Сканирование осуществлялось при помощи тонкого оборудования, временно вмонтированного в мозг оператора для зарядки необходимой энергией. Другие приборы стимулировали жизнедеятельность организма и сводили к минимуму опасность срыва.
Хаген помог Марку забраться в металлокерамический скафандр, законсервировал работу внутренних органов, переключил кровообращение и установил таймер на двадцать дней. Для поиска отведено только ночное время, а в солнечные часы астронавт будет погружаться в забытье.
— Готов?
Хаген надел на Марка массивный защитный шлем, подсоединив его к скафандру. Лицо у юноши было бледное, в глазах отразилась тревога — но не за отца. Свои полеты Марк совершал в одиночку; помощь сына нужна ему только на этапе запуска.
— Ну, чего ты ждешь? — произнес он устало.
Четырнадцать фотонных лучей пронзили череп Марка, четырнадцать электродов прошили его подкорку сверхпроводимыми нитями. Еще два игольчатых бура, связанные с системами охлаждения и давления, внедрились в спинной мозг. Боль была страшная, но длилась долю секунды.
СМЕНИТЬ ФАЗУ ОБМЕНА ВЕЩЕСТВ.
Скафандр заполнился жидкостью. Марк перестал дышать. По жилам его теперь текла не кровь; строго говоря, он был уже не человеческим существом, а живой машиной, защищенной изнутри и снаружи от повышенной активности собственного мозга.
ВКЛЮЧИТЬ ВСПОМОГАТЕЛЬНУЮ МОЗГОВУЮ ЭНЕРГЕТИКУ.
Телепатические команды поступали к Хагену через микрофон компьютера и одновременно появлялись на дисплее.
Бездушный механизм, только что бывший его отцом, полностью подчинялся всем системам управления, терпеливо ожидал, пока он проверит и перепроверит каждую операцию, чтобы перейти к следующей, обозначенной на контрольном листке.
ВЫВЕСТИ НА ОРБИТУ.
Руки Хагена мелькали над командным щитком.
— Вывод на орбиту, — сказал он в микрофон, и бронированная махина выкатилась на маленькую платформу гидравлического подъемника.
ПОДЪЕМ.
— Поехали!
Тело, заключенное в капсулу, стало подниматься по рельсам под своды обсерватории. Плавно и бесшумно отошел сегмент крыши. Лифт замедлил движение и остановился. Апрельские плиоценовые звезды ожидали Марка Ремиларда; когда-нибудь они будут так же зазывно светить его сыну.
ТЯГА.
— Включить тягу, — повторил команду Хаген.
На экране появились координаты первого объекта, затем дисплей прощально вспыхнул и померк. Исследователь начал работу, и целых двадцать дней с ним не будет связи. Внутреннее освещение обсерватории само собой погасло. Все электронные системы закрылись невидимыми лазерными щитами. Хагену, как и остальным обитателям острова Окала, было хорошо известно, что теперь никто не сможет вмешаться в дела его отца.
Он отложил пульт управления, с минуту постоял, глядя на тележку, медленно ползущую на верх цилиндрического подъемника, заслоняющую звездное небо.
— Только не я! — выкрикнул он звенящим от ненависти голосом. — Меня увольте!
И бросился вон из обсерватории. Двери автоматически закрылись за ним.
Сидя на веранде с незашторенными окнами и потягивая водку, он глядел на озеро и слушал шорохи плиоценовых флоридских джунглей. По ту сторону сада мягко светились окна Патриции Кастелайн. Однако он сам себе не признавался в том, насколько истощилось его либидо во время последнего звездного вояжа, а силы на сей раз восстанавливались слишком медленно. В спускающихся сумерках Марк видел тринадцатиметровый кеч, лениво качавшийся на волнах Саргассова моря и погоняемый не столько свежим бризом морских широт, сколько психокинетической энергией команды.
Ночную вахту несли Джилиан и Клу; мужчины спали. Его дочь, как бледная нереида, вытянувшись на носу корабля, порождала метапсихический ветер. А темноволосая кораблестроительница у руля так твердо держала ост-норд-ост, что в кильватере прочерчивалась прямая звездная линия. Порой из воды выныривал косяк летучих рыб и, сверкнув в воздухе, словно призраки потонувших чаек, опять погружался в текучую тьму; то на поверхности моря показывались фосфоресцирующие скопления мелких рачков, то разбрасывали лунное серебро змеевидные новорожденные угри.
Какие же они юные! Как уверены в успехе! А ведь неизвестно, клюнет ли безумная Фелиция на их приманку… Клу и Элаби сильные принудители и корректоры. Джилиан — львица психокинеза. Вон, несмотря на неразвитый интеллект, обладает довольно мощным психокреативным напором и вдобавок отменный ясновидец. В трюме яхты находится целый арсенал разнообразного оружия, смирительного оборудования (возможно, его даже удастся задействовать), а также гипнотический проектор (этот едва ли будет работать) мощностью в шестьдесят тысяч ватт. В прямой умственной конфронтации у детей нет ни малейшего шанса против Фелиции. Единственная надежда — победить ее хитростью.
Хитростью Оуэна Бланшара.
Экстрасенсорные лучи Марка проникли на полубак, где престарелый мятежный Стратег устроил себе каюту. Бланшар беспокойно ворочался на узкой койке и, хотя ночь стояла прохладная, обливался потом. Временами у него можно было наблюдать синдром Чейна-Стоукса, то есть дыхание становилось все реже, реже и, наконец, на целую минуту пропадало совсем, а потом с хрипом возобновлялось. Стейнбренер утверждал, что это не опасно, однако Бланшару уже сто двадцать восемь, и он решительно отказывался от омолаживания в доморощенной барокамере острова Окала.
Как же старикан бушевал, когда его запрягли в это путешествие! Марк активизировал буквально каждый эрг своей принудительной силы, чтобы вытащить Оуэна из его берлоги на Лонг Бич, где он жил в компании ленивых котов, сухопутных крабов и пальмовых тараканов в руку величиной. Когда Оуэн не предавался воспоминаниям о былой славе, то либо собирал ракушки на берегу, либо слушал пластинки — у него была огромная фонотека классики. Коты безуспешно воевали с крабами и тараканами; Бланшару же последние нисколько не мешали. Беспозвоночные были в отличие от котов неприхотливы в еде и никогда не разбивали пластинок.
В самом начале плавания кеч попал в крутую воронку Гольфстрима, и Оуэн до сих пор не мог оправиться от морской болезни. Хотя они давно вошли в спокойные воды, он и носа не казал на палубу — все сидел в каюте и крутил на портативном проигрывателе Малера и Стравинского. К молодежи он относился с прохладцей; те держались с ним вежливо, но отчужденно и никак не могли поверить, что этот хилый эстет когда-то возглавлял мятежную армаду, едва не нанесшую поражение Галактическому Содружеству. Марк настороженно следил за их настроениями. Они согласились подчиняться в пути Оуэну с тем условием, чтобы сразу по прибытии в Испанию он проявил себя как личность, а если будет осторожничать, детки просто избавятся от него, зная, что Марку их не достать. Вот в таком случае катастрофа неминуема, Фелиция наверняка разметет в пух и прах эту пустоголовую команду.
Марк перестал следить за ними и вернулся к своим заботам. Сдвинув брови, залпом допил водку, а стакан забросил в темный сад. Окна Патриции уже не светились.
Черт бы побрал их всех! Оуэна с его старческой осторожностью, детей с их юным безрассудством, недоверчивую Клу, слабовольного Хагена, Вселенную и ее пустые звезды!
— Хаген! — взревел он. — Хаген!
— Я здесь, в доме. С Дианой.
— Спровадь ее и поднимайся в обсерваторию.
Во времена Галактического Содружества только пять планет Солнечной системы (за исключением Земли) породили разумных существ, переживших опасности технического прогресса, и достигли метапсихического Единства, которое сумело мирным путем подчинить себе все эти планеты.
Компьютер Марка Ремиларда в обсерватории острова Окала выдал ему информацию о том, что вероятность разумной жизни в плиоценовой галактике Млечного Пути ничтожно мала. И все же Марк выделил из бесчисленного множества звезд — 634.468.321 — планеты, на которых встреча с разумными существами была наиболее вероятна. За двадцать пять лет изгнания он обследовал 36.443 планеты в поисках новой основы для возрождения несбывшейся мечты.
В этом он видел цель своей жизни, потому не позволил себе даже двухнедельного отдыха, перед тем как возобновить поиск. Все равно теперь он никоим образом не сможет повлиять на события в Испании. Более того, он старался не думать об их исходе. Его дело — звездный поиск, и он не станет больше ни на что отвлекаться.
Вместе с Хагеном они составили список из ста звезд, коим он посвятит свое внимание в течение двадцати дней. Их удаленность колебалась от четырех до двенадцати тысяч световых лет, но для метапсихолога его уровня расстояние — фактор, которым в принципе можно пренебречь, поскольку исследователь способен четко сфокусировать умственные лучи на каком угодно интервале. Сканирование осуществлялось при помощи тонкого оборудования, временно вмонтированного в мозг оператора для зарядки необходимой энергией. Другие приборы стимулировали жизнедеятельность организма и сводили к минимуму опасность срыва.
Хаген помог Марку забраться в металлокерамический скафандр, законсервировал работу внутренних органов, переключил кровообращение и установил таймер на двадцать дней. Для поиска отведено только ночное время, а в солнечные часы астронавт будет погружаться в забытье.
— Готов?
Хаген надел на Марка массивный защитный шлем, подсоединив его к скафандру. Лицо у юноши было бледное, в глазах отразилась тревога — но не за отца. Свои полеты Марк совершал в одиночку; помощь сына нужна ему только на этапе запуска.
— Ну, чего ты ждешь? — произнес он устало.
Четырнадцать фотонных лучей пронзили череп Марка, четырнадцать электродов прошили его подкорку сверхпроводимыми нитями. Еще два игольчатых бура, связанные с системами охлаждения и давления, внедрились в спинной мозг. Боль была страшная, но длилась долю секунды.
СМЕНИТЬ ФАЗУ ОБМЕНА ВЕЩЕСТВ.
Скафандр заполнился жидкостью. Марк перестал дышать. По жилам его теперь текла не кровь; строго говоря, он был уже не человеческим существом, а живой машиной, защищенной изнутри и снаружи от повышенной активности собственного мозга.
ВКЛЮЧИТЬ ВСПОМОГАТЕЛЬНУЮ МОЗГОВУЮ ЭНЕРГЕТИКУ.
Телепатические команды поступали к Хагену через микрофон компьютера и одновременно появлялись на дисплее.
Бездушный механизм, только что бывший его отцом, полностью подчинялся всем системам управления, терпеливо ожидал, пока он проверит и перепроверит каждую операцию, чтобы перейти к следующей, обозначенной на контрольном листке.
ВЫВЕСТИ НА ОРБИТУ.
Руки Хагена мелькали над командным щитком.
— Вывод на орбиту, — сказал он в микрофон, и бронированная махина выкатилась на маленькую платформу гидравлического подъемника.
ПОДЪЕМ.
— Поехали!
Тело, заключенное в капсулу, стало подниматься по рельсам под своды обсерватории. Плавно и бесшумно отошел сегмент крыши. Лифт замедлил движение и остановился. Апрельские плиоценовые звезды ожидали Марка Ремиларда; когда-нибудь они будут так же зазывно светить его сыну.
ТЯГА.
— Включить тягу, — повторил команду Хаген.
На экране появились координаты первого объекта, затем дисплей прощально вспыхнул и померк. Исследователь начал работу, и целых двадцать дней с ним не будет связи. Внутреннее освещение обсерватории само собой погасло. Все электронные системы закрылись невидимыми лазерными щитами. Хагену, как и остальным обитателям острова Окала, было хорошо известно, что теперь никто не сможет вмешаться в дела его отца.
Он отложил пульт управления, с минуту постоял, глядя на тележку, медленно ползущую на верх цилиндрического подъемника, заслоняющую звездное небо.
— Только не я! — выкрикнул он звенящим от ненависти голосом. — Меня увольте!
И бросился вон из обсерватории. Двери автоматически закрылись за ним.
8
— Мы заблудились! — в отчаянии проговорил Тони Вейланд. — Чертова река течет на север, а не на северо-запад, значит, это не Лаар.
— Боюсь, вы правы, милорд. — Дугал прищурился, оглядывая озаренный закатными лучами пейзаж. — Давайте-ка устраиваться на ночлег. А завтра да направит наши стопы великий Аслан прямо к желанному Каир-Паравелю!
Он взмахнул веслом и стал подгребать к правому берегу. Плот уткнулся в прибрежный ил под густо сплетенными ветвями лириодендроновых деревьев, увешанных клочьями мха.
— Надо найти местечко повыше, — небрежно заметил Дугал, вытаскивая на сушу тюк с провизией, — а то как бы крокодилам в зубы не угодить.
Пройдя несколько сот метров вниз по течению, они набрели на крутой пригорок, который в сезон дождей наверняка превращается в небольшой островок. На нем росло несколько коричных деревьев и кустов дикой смородины, но была и открытая зеленая лужайка.
— То, что нужно! — одобрил Тони. — Хищники до нас не сразу долезут, к тому же есть плавник для растопки.
И действительно, место оказалось уютным. После скудного ужина из кореньев и зажаренной на костре бобрятины Тони и Дугал блаженно растянулись на траве у костра.
— Да-а, милорд, путь нам выпал нелегкий. — Дугал запустил пятерню в рыжую бороду. Застрявшие в ней кусочки мяса скатились по рыцарскому панцирю с гербом в виде золотого льва. — Не жалеете о том, что ушли по-английски, не попрощавшись, из кузницы Вулкана?
— Еще чего! Рано или поздно мы найдем дорогу в Горию. Если и завтра эта река не повернет на запад, тогда двинемся посуху. Черт, мне бы получше ориентироваться. Когда нас тренировали на постоялом дворе, я без зазрения совести прогуливал.
— Да на тех тренировках со скуки можно было подохнуть… Хорошо хоть, наши преследователи, кажется, отказались от своей затеи.
— Дай-то Бог! Этот чернокожий пес Денни Джонсон наверняка вздернул бы нас на первом суку. — Тони орудовал самодельным компасом — магнитной стрелкой, привязанной к пучку соломы и опущенной в воду. — Что за чертовщина! — проворчал он. — Слушай, убери ты свой проклятый тесак!
Дугал послушно засунул в мешок стальной охотничий нож.
— Ну вот, совсем другое дело… Знаешь, я, когда увидел эту реку, подумал: ну все, свободны! Помнишь, что говорил нам тот парень в Парижском бассейне? Вторая большая река к западу от Мозеля. Но может, ту первую, через которую мы переправились, не надо было считать? Может, она только показалась нам большой? Уж больно быстро мы дошли… и вообще, все было как-то подозрительно гладко. — Тони отложил компас и удрученно уставился в огонь.
— Нет соблазна опаснее того, что нас ведет на путь греха! note 10 — процитировал Дугал, вычищая ножом грязь из-под ногтей. — Я вам до гроба предан, милорд, но что будет, если Эйкен Драм откажет нам в пристанище?
— Не откажет. Инженер-металлург ему еще больше нужен, чем первобытным в Скрытых Ручьях. Я для всех находка, Дугги! Скоро будет война между тану и фирвулагами, и в ней все решит железо.
Из чащи донесся оглушительный перезвон, во много раз превышающий целый оркестр литавр.
— Саблезубые слоны? — предположил Тони, придвигаясь ближе к огню.
Глаза Дугала сверкнули под рыжими кустистыми бровями.
— А может, злые духи этого зачарованного леса! Я чувствую, как над нами витают эльфы, лешие, призраки, тролли, ведьмы, демоны, вампиры и прочие гады!
— Тьфу на тебя, Дугги! Говорят тебе, просто зверь лесной.
К перезвону присоединились рев, уханье и странный злобный хохот.
— Чудища поганые! — не унимался рыцарь. — Людоеды и минотавры! Нечисть всякая!
Зашелестев титановой кольчугой, он вскочил на ноги, выхватил огромный двуручный меч и принял боевую стойку в отблесках догорающего костра.
— Пришпорьте гордых коней! Вскачь! И в кровь! Ломайте копья! Изумляйте небо! note 11
— Ради Бога, сядь! — взмолился Тони.
Но Дугал, устремив взгляд на сверкающее острие меча, декламировал:
Лишь поведет плечами всевидящий Аслан — Прогонит прочь печали, излечит нас от ран.
Взмахнет своей десницей — и вмиг растопит льды, Зальются песней птицы, и зацветут сады.
Он ухмыльнулся, зачехлил меч и зевнул.
— Ладно, все. Спи спокойно, стальной клинок. — Потом свернулся калачиком на траве и через минуту захрапел.
Тони, чертыхнувшись, подбросил поленьев в огонь. Звуки из чащи становились все громче и страшней.
Утром островок блестел от росы, а кошмарный ночной бедлам сменился мелодичным щебетом птиц. Тони проснулся с тяжелой головой и занемевшими конечностями. Дугал был, как всегда, великолепен и неустрашим.
— Золотой денек, милорд! Апрель цветущий, бурный. Все оживил он веяньем своим! note 12 Тони застонал и пошел помочиться в кусты. На расшитой алмазными бусинами паутине сидел паук величиной с ладонь и взирал на него. Где-то позади огромных, окутанных дымкой тюльпановых деревьев ржали иноходцы. Хорошо бы дикие, с надеждой подумал Тони.
Они спустили плот на воду и вновь тронулись в путь. Река вскоре слилась с другой, текущей с востока; пейзаж выровнялся.
— Нет, это никак не может быть Лаар, — заключил Тони. — Лаар километров двести, до самого Пятнистого болота, течет сквозь леса.
— Что-то движется по левому берегу, — доложил Дугал.
— Тысяча чертей! — Тони вставил в глаз монокль. — Всадники! Ох, нет, слава Иисусу, это гуманоиды! Держи прямо, Дугги. Пошевеливайся, старина, пока они нас не заприметили.
Всадники — числом около дюжины — скакали по цветущей степи наперерез стаду пасущихся гиппарионов.
Правый берег реки порос лесом. Плот юркнул под сень плакучих ив; путешественники бесшумно выбрались на берег. Тони снова посмотрел в монокль и выплюнул грязное ругательство.
— Ну все, попались! Один повернул к реке. Наверняка за нами.
— А кто он — тану или коротышка?
Тони озадаченно почесал в затылке.
— Гм, если это не иллюзия…
— Ну-ка, поглядим. — Дугал приник к небольшой подзорной трубе и тихонько присвистнул. — Ах, сукины дети! Боюсь, это действительно ревуны, а не просто маскарад фирвулагов.
Всадник на противоположном берегу, казалось, смотрел прямо на них, прикрытие из ветвей нисколько ему не мешало.
— А ревуны тоже ясновидцы, как и маленький народ? — спросил Тони.
— Еще пуще, мать их так! — отозвался рыцарь. — Клянусь десницей Аслана, он нас засек. Но вброд здесь не перейти даже иноходцу.
Наблюдатель-гуманоид наконец развернул своего скакуна и присоединился к остальным. Тони вздохнул с огромным облегчением.
— Чуть не вляпались! — подытожил Дугал.
— Так я и знал, что не туда мы правим! — сокрушался Тони. — Бог ее ведает, что это за река. Должно быть, приток Нонола. Надо поворачивать назад и пробираться сквозь чащу, пока не выйдем на дорогу.
Дугал не отрывался от подзорной трубы.
— На севере, за речной излучиной, какой-то город. Но не Каир-Паравель, это точно. — Голос его упал до шепота. — Ишь ты, настоящее Эльдорадо!
— Полно языком молоть! — оборвал его Тони. — Дай-ка мне свою стекляшку.
Он вгляделся в неясные очертания у самого горизонта, и сердце у него упало. Да, экзотический город. Но какой? Бураск на другом берегу и к тому же разрушен, а других поселений тану так далеко на севере нет.
— Как бы там ни было, наше дело швах. Мы сбились с пути.
Они выгрузили припасы и сквозь густые заросли начали продираться на пригорок. Четверть часа мучений, и вот они уже на охотничьей тропе, что вьется вдоль берега.
— Гляди по сторонам, — предупредил Тони. — Тут небось хищников полно.
Бодрым шагом они двинулись на юг. Дугал вытащил из ножен меч, Тони покрепче сжал мачете. Солнце карабкалось вверх. Появилась мошкара. Из широколистной растительности выползали пиявки и присасывались к телу Тони (на нем была рубаха с короткими рукавами — вот несчастье-то!), и он остро завидовал кольчуге Дугала. Они сделали привал у ручья, перекусили, а когда поднялись и взяли заплечные мешки, вдруг обнаружили под ними гадючье гнездо. Одна змейка, зашипев, кинулась на Тони и едва не ужалила в руку; Дугал перерубил ее мечом.
К полудню (по расчетам Тони, они уже отмахали восемь-девять километров) маленькая тропинка превратилась в широкую лесную аллею. Однако прямо посредине высились четыре бревна диаметром, наверно, с футбольные мячи.
Мужчины стали как вкопанные. Их обдувал легкий ветерок. Но вдруг воздух огласился раскатами грома, и земля под ногами задрожала.
Прикрыв ладонью глаза, Тони глянул на небо.
— Ни облачка. Странно…
— Туда смотри, — обронил Дугал.
Он стоял совершенно неподвижно и в игре светотени был почти невидим. Им предстала великолепная треугольная голова с веерообразными ушами, повисшими метрах в пяти от земли. Ноздри настороженно раздувались. По обеим сторонам пасти торчали два загнутых книзу клыка, на половину двухметровой длины утопленные в шкуру мышиного цвета. Зверь был массивный, длинноногий и держался с вызывающим достоинством. Тони на глаз определил, что весит он никак не меньше двенадцати тонн.
Несколько мгновений чудовище рассматривало двух букашек-паразитов, затем прозвучал трубный глас судьбы, и саблезубый рванулся вперед.
Тони с воплем отпрыгнул влево, Дугал — вправо. Хищник, естественно, последовал за тем, кто кричал. Деревья мешали ему, и он на бегу вырывал их с корнем и отбрасывал в сторону мощным хоботом. Тони вилял меж стволов, не переставая кричать, а саблезубый слон топал за ним, словно ходячая гора, и яростно трубил.
Земля содрогалась. Тони наращивал скорость и наконец опять вырулил на дорогу, но его преследователь, выбравшись из чащи, неумолимо сокращал расстояние между ними.
Внезапно тело человека свело судорогой; глаза застлала красноватая дымка, а сердце, казалось, вот-вот разорвется. Он споткнулся о корни и полетел наземь, прощаясь с жизнью.
Над головой что-то просвистело, раскатилось по лесу адским громом и клубами пыли. Рев хищника оборвался, и наступила полная тишина.
— Какая прелесть! — пропел писклявый голосок. — Впечатляет, не правда ли?
Пыль рассеялась. Тони приоткрыл один глаз. Перед ним высился иноходец в богатой попоне, а на спине его примостился маленький старичок, похожий на проказливую мартышку. Он сидел в седле, как истый английский джентльмен, одетый в бирюзовый фрак. Под мышкой у него было зажато ружье из двадцать второго века.
Тони в растерянности уставился на него. Потом заметил целую кавалькаду охотников — очевидно, из стана фирвулагов. Впереди гарцевали красивый рыцарь и аристократка тану, также вооруженные двустволками.
Старикан спрыгнул на землю, взял Тони за подбородок.
— Не дрейфь, парень, опасность миновала.
Верный Дугал вышел из чащи, сжимая в руке меч. Топи поднялся, не в силах унять дрожь в коленях. Мартышка, свалившая слона, приблизилась к распростертой добыче и поставила ногу на тушу.
— Кати, дорогая, а ну-ка щелкни меня! Чи-и-из!
Леди рассмеялась и помахала ему.
Чокнутый Грегги закинул за спину ружье.
— Ну, пора восвояси. Вас, ребята, мы возьмем с собой в Нионель. А то, не ровен час, за вашим приятелем явятся его сородичи. — Он весело подмигнул.
— Боюсь, вы правы, милорд. — Дугал прищурился, оглядывая озаренный закатными лучами пейзаж. — Давайте-ка устраиваться на ночлег. А завтра да направит наши стопы великий Аслан прямо к желанному Каир-Паравелю!
Он взмахнул веслом и стал подгребать к правому берегу. Плот уткнулся в прибрежный ил под густо сплетенными ветвями лириодендроновых деревьев, увешанных клочьями мха.
— Надо найти местечко повыше, — небрежно заметил Дугал, вытаскивая на сушу тюк с провизией, — а то как бы крокодилам в зубы не угодить.
Пройдя несколько сот метров вниз по течению, они набрели на крутой пригорок, который в сезон дождей наверняка превращается в небольшой островок. На нем росло несколько коричных деревьев и кустов дикой смородины, но была и открытая зеленая лужайка.
— То, что нужно! — одобрил Тони. — Хищники до нас не сразу долезут, к тому же есть плавник для растопки.
И действительно, место оказалось уютным. После скудного ужина из кореньев и зажаренной на костре бобрятины Тони и Дугал блаженно растянулись на траве у костра.
— Да-а, милорд, путь нам выпал нелегкий. — Дугал запустил пятерню в рыжую бороду. Застрявшие в ней кусочки мяса скатились по рыцарскому панцирю с гербом в виде золотого льва. — Не жалеете о том, что ушли по-английски, не попрощавшись, из кузницы Вулкана?
— Еще чего! Рано или поздно мы найдем дорогу в Горию. Если и завтра эта река не повернет на запад, тогда двинемся посуху. Черт, мне бы получше ориентироваться. Когда нас тренировали на постоялом дворе, я без зазрения совести прогуливал.
— Да на тех тренировках со скуки можно было подохнуть… Хорошо хоть, наши преследователи, кажется, отказались от своей затеи.
— Дай-то Бог! Этот чернокожий пес Денни Джонсон наверняка вздернул бы нас на первом суку. — Тони орудовал самодельным компасом — магнитной стрелкой, привязанной к пучку соломы и опущенной в воду. — Что за чертовщина! — проворчал он. — Слушай, убери ты свой проклятый тесак!
Дугал послушно засунул в мешок стальной охотничий нож.
— Ну вот, совсем другое дело… Знаешь, я, когда увидел эту реку, подумал: ну все, свободны! Помнишь, что говорил нам тот парень в Парижском бассейне? Вторая большая река к западу от Мозеля. Но может, ту первую, через которую мы переправились, не надо было считать? Может, она только показалась нам большой? Уж больно быстро мы дошли… и вообще, все было как-то подозрительно гладко. — Тони отложил компас и удрученно уставился в огонь.
— Нет соблазна опаснее того, что нас ведет на путь греха! note 10 — процитировал Дугал, вычищая ножом грязь из-под ногтей. — Я вам до гроба предан, милорд, но что будет, если Эйкен Драм откажет нам в пристанище?
— Не откажет. Инженер-металлург ему еще больше нужен, чем первобытным в Скрытых Ручьях. Я для всех находка, Дугги! Скоро будет война между тану и фирвулагами, и в ней все решит железо.
Из чащи донесся оглушительный перезвон, во много раз превышающий целый оркестр литавр.
— Саблезубые слоны? — предположил Тони, придвигаясь ближе к огню.
Глаза Дугала сверкнули под рыжими кустистыми бровями.
— А может, злые духи этого зачарованного леса! Я чувствую, как над нами витают эльфы, лешие, призраки, тролли, ведьмы, демоны, вампиры и прочие гады!
— Тьфу на тебя, Дугги! Говорят тебе, просто зверь лесной.
К перезвону присоединились рев, уханье и странный злобный хохот.
— Чудища поганые! — не унимался рыцарь. — Людоеды и минотавры! Нечисть всякая!
Зашелестев титановой кольчугой, он вскочил на ноги, выхватил огромный двуручный меч и принял боевую стойку в отблесках догорающего костра.
— Пришпорьте гордых коней! Вскачь! И в кровь! Ломайте копья! Изумляйте небо! note 11
— Ради Бога, сядь! — взмолился Тони.
Но Дугал, устремив взгляд на сверкающее острие меча, декламировал:
Лишь поведет плечами всевидящий Аслан — Прогонит прочь печали, излечит нас от ран.
Взмахнет своей десницей — и вмиг растопит льды, Зальются песней птицы, и зацветут сады.
Он ухмыльнулся, зачехлил меч и зевнул.
— Ладно, все. Спи спокойно, стальной клинок. — Потом свернулся калачиком на траве и через минуту захрапел.
Тони, чертыхнувшись, подбросил поленьев в огонь. Звуки из чащи становились все громче и страшней.
Утром островок блестел от росы, а кошмарный ночной бедлам сменился мелодичным щебетом птиц. Тони проснулся с тяжелой головой и занемевшими конечностями. Дугал был, как всегда, великолепен и неустрашим.
— Золотой денек, милорд! Апрель цветущий, бурный. Все оживил он веяньем своим! note 12 Тони застонал и пошел помочиться в кусты. На расшитой алмазными бусинами паутине сидел паук величиной с ладонь и взирал на него. Где-то позади огромных, окутанных дымкой тюльпановых деревьев ржали иноходцы. Хорошо бы дикие, с надеждой подумал Тони.
Они спустили плот на воду и вновь тронулись в путь. Река вскоре слилась с другой, текущей с востока; пейзаж выровнялся.
— Нет, это никак не может быть Лаар, — заключил Тони. — Лаар километров двести, до самого Пятнистого болота, течет сквозь леса.
— Что-то движется по левому берегу, — доложил Дугал.
— Тысяча чертей! — Тони вставил в глаз монокль. — Всадники! Ох, нет, слава Иисусу, это гуманоиды! Держи прямо, Дугги. Пошевеливайся, старина, пока они нас не заприметили.
Всадники — числом около дюжины — скакали по цветущей степи наперерез стаду пасущихся гиппарионов.
Правый берег реки порос лесом. Плот юркнул под сень плакучих ив; путешественники бесшумно выбрались на берег. Тони снова посмотрел в монокль и выплюнул грязное ругательство.
— Ну все, попались! Один повернул к реке. Наверняка за нами.
— А кто он — тану или коротышка?
Тони озадаченно почесал в затылке.
— Гм, если это не иллюзия…
— Ну-ка, поглядим. — Дугал приник к небольшой подзорной трубе и тихонько присвистнул. — Ах, сукины дети! Боюсь, это действительно ревуны, а не просто маскарад фирвулагов.
Всадник на противоположном берегу, казалось, смотрел прямо на них, прикрытие из ветвей нисколько ему не мешало.
— А ревуны тоже ясновидцы, как и маленький народ? — спросил Тони.
— Еще пуще, мать их так! — отозвался рыцарь. — Клянусь десницей Аслана, он нас засек. Но вброд здесь не перейти даже иноходцу.
Наблюдатель-гуманоид наконец развернул своего скакуна и присоединился к остальным. Тони вздохнул с огромным облегчением.
— Чуть не вляпались! — подытожил Дугал.
— Так я и знал, что не туда мы правим! — сокрушался Тони. — Бог ее ведает, что это за река. Должно быть, приток Нонола. Надо поворачивать назад и пробираться сквозь чащу, пока не выйдем на дорогу.
Дугал не отрывался от подзорной трубы.
— На севере, за речной излучиной, какой-то город. Но не Каир-Паравель, это точно. — Голос его упал до шепота. — Ишь ты, настоящее Эльдорадо!
— Полно языком молоть! — оборвал его Тони. — Дай-ка мне свою стекляшку.
Он вгляделся в неясные очертания у самого горизонта, и сердце у него упало. Да, экзотический город. Но какой? Бураск на другом берегу и к тому же разрушен, а других поселений тану так далеко на севере нет.
— Как бы там ни было, наше дело швах. Мы сбились с пути.
Они выгрузили припасы и сквозь густые заросли начали продираться на пригорок. Четверть часа мучений, и вот они уже на охотничьей тропе, что вьется вдоль берега.
— Гляди по сторонам, — предупредил Тони. — Тут небось хищников полно.
Бодрым шагом они двинулись на юг. Дугал вытащил из ножен меч, Тони покрепче сжал мачете. Солнце карабкалось вверх. Появилась мошкара. Из широколистной растительности выползали пиявки и присасывались к телу Тони (на нем была рубаха с короткими рукавами — вот несчастье-то!), и он остро завидовал кольчуге Дугала. Они сделали привал у ручья, перекусили, а когда поднялись и взяли заплечные мешки, вдруг обнаружили под ними гадючье гнездо. Одна змейка, зашипев, кинулась на Тони и едва не ужалила в руку; Дугал перерубил ее мечом.
К полудню (по расчетам Тони, они уже отмахали восемь-девять километров) маленькая тропинка превратилась в широкую лесную аллею. Однако прямо посредине высились четыре бревна диаметром, наверно, с футбольные мячи.
Мужчины стали как вкопанные. Их обдувал легкий ветерок. Но вдруг воздух огласился раскатами грома, и земля под ногами задрожала.
Прикрыв ладонью глаза, Тони глянул на небо.
— Ни облачка. Странно…
— Туда смотри, — обронил Дугал.
Он стоял совершенно неподвижно и в игре светотени был почти невидим. Им предстала великолепная треугольная голова с веерообразными ушами, повисшими метрах в пяти от земли. Ноздри настороженно раздувались. По обеим сторонам пасти торчали два загнутых книзу клыка, на половину двухметровой длины утопленные в шкуру мышиного цвета. Зверь был массивный, длинноногий и держался с вызывающим достоинством. Тони на глаз определил, что весит он никак не меньше двенадцати тонн.
Несколько мгновений чудовище рассматривало двух букашек-паразитов, затем прозвучал трубный глас судьбы, и саблезубый рванулся вперед.
Тони с воплем отпрыгнул влево, Дугал — вправо. Хищник, естественно, последовал за тем, кто кричал. Деревья мешали ему, и он на бегу вырывал их с корнем и отбрасывал в сторону мощным хоботом. Тони вилял меж стволов, не переставая кричать, а саблезубый слон топал за ним, словно ходячая гора, и яростно трубил.
Земля содрогалась. Тони наращивал скорость и наконец опять вырулил на дорогу, но его преследователь, выбравшись из чащи, неумолимо сокращал расстояние между ними.
Внезапно тело человека свело судорогой; глаза застлала красноватая дымка, а сердце, казалось, вот-вот разорвется. Он споткнулся о корни и полетел наземь, прощаясь с жизнью.
Над головой что-то просвистело, раскатилось по лесу адским громом и клубами пыли. Рев хищника оборвался, и наступила полная тишина.
— Какая прелесть! — пропел писклявый голосок. — Впечатляет, не правда ли?
Пыль рассеялась. Тони приоткрыл один глаз. Перед ним высился иноходец в богатой попоне, а на спине его примостился маленький старичок, похожий на проказливую мартышку. Он сидел в седле, как истый английский джентльмен, одетый в бирюзовый фрак. Под мышкой у него было зажато ружье из двадцать второго века.
Тони в растерянности уставился на него. Потом заметил целую кавалькаду охотников — очевидно, из стана фирвулагов. Впереди гарцевали красивый рыцарь и аристократка тану, также вооруженные двустволками.
Старикан спрыгнул на землю, взял Тони за подбородок.
— Не дрейфь, парень, опасность миновала.
Верный Дугал вышел из чащи, сжимая в руке меч. Топи поднялся, не в силах унять дрожь в коленях. Мартышка, свалившая слона, приблизилась к распростертой добыче и поставила ногу на тушу.
— Кати, дорогая, а ну-ка щелкни меня! Чи-и-из!
Леди рассмеялась и помахала ему.
Чокнутый Грегги закинул за спину ружье.
— Ну, пора восвояси. Вас, ребята, мы возьмем с собой в Нионель. А то, не ровен час, за вашим приятелем явятся его сородичи. — Он весело подмигнул.
9
Эйкен со свитой вернулся в Горию двадцать первого апреля — без блеска, ночью, по земле, дабы не пугать приглашенных на Великую Любовь, которые уже съезжались в Арморику. Со дня на день ожидался королевский кортеж фирвулагов. Как было условлено, Мерси ждала его во дворе Стеклянного замка лишь в окружении стремянных; они тут же развели усталых иноходцев по конюшням.
Сиятельный выглядел уныло. Алмазные грани доспехов и черный плюмаж пропылились. Он даже не соблаговолил поднять забрало золотого шлема, чтобы попрощаться с благородными рыцарями, прежде чем те разойдутся по своим апартаментам. Эйкен кивнул Мерси, спешился, опираясь на шест; латная рукавица сжала ее локоть.
— Милорд, — встревоженно произнесла она, — позвольте я помогу вам снять шлем.
В коридоре в янтарных чашах горели светильники на оливковом масле. Пламя чуть колыхалось от сквозняка, проникавшего через открытые окна первого этажа. По стенам пробегали таинственные тени. Расстегнув ремни, Мерси сняла тяжелый шлем со склоненной головы.
Эйкен осунулся, глаза ввалились, непокорные рыжие вихры безжизненно повисли.
— Спасибо, я сам понесу, — проговорил он и увлек Мерси к лестнице.
— Разве путешествие… не было удачным? — рискнула спросить она.
Смех шута прозвучал глухо и невесело.
— Да нет, все в ажуре. Хитрый ублюдок Селадейр вроде покорился! Правда, пришлось расправиться с его чересчур горячим протеже, который захватил Геронию. И в Вар-Меске была милая стычка с корректором-принудителем Миаканном, стовосьмидесятилетним отпрыском нашего миролюбивого Дионкета. Уж от него-то я не ожидал!
— А что произошло?
— Да он, гад, задал нам пир и, когда мы как следует нагрузились, попытался спалить мне мозги. И наверняка бы в этом преуспел, не будь за столом Куллукета. К счастью, Дознаватель никогда не напивается. Он сделал из Миаканна полного идиота. Потом мы во всем разобрались: большинство знати Вар-Меска верно мне, поэтому мы просто поменяли лорда. Поставили старого творца-психокинетика, что заправлял стеклянной фабрикой.
Они стали было подниматься по винтовой лестнице в спальни. Но Эйкен вдруг тряхнул головой и повернул назад, к тяжелой бронзовой двери в темном углу холла. Силой своего психокинеза отворил ее. За ней крутая каменная лестница уходила вниз, во мрак.
— У меня тут небольшое дельце, любовь моя. Хочешь — пойдем со мной, хочешь — подожди.
— Я пойду с тобой.
Ступив во тьму, он выпустил над головой светящийся шарик. Дверь сама заперлась за ними.
— Ты явно не в настроении, — заметила Мерси. — Даже потоп на тебя так не повлиял.
Голос Эйкена звучал замогильно в этом каменном мешке.
— Я смертельно устал… да и надоело лебезить перед скотами тану. Естественно, мы не все время летели, но на подступах к очередному городу я для пущего эффекта поднимал в воздух всех рыцарей, а гвардейцы оставались за воротами. Но попробуй удержи в воздухе четыреста душ с иноходцами! Меня на полчаса хватает — не больше, да и то после этого весь день чувствую себя как выжатый лимон. Так что сама суди: три недели скитаний, да плюс чистка в Геронии, да плюс у Барделаска наскочили на патруль фирвулагов — по-твоему, не довольно, чтоб доконать человека?
— Мой бедный Сиятельный!
Эйкен быстро глянул на нее через плечо.
— А ты, вижу, в порядке… Ну и как оно там?
Оно! Да он, кажется, ревнует.
— Аграйнель — само совершенство. И прекрасно адаптировалась к торквесу.
Эйкен что-то пробурчал в ответ.
— Леди Морна-Ия пророчит ей красоту и счастье. («А больше тебе ничего знать не следует!»)
— Ну а ты? Отошла уже после родов?
— Я — Главный Творец! — с гордостью отозвалась она. («И мои творческие силы все прибывают, тогда как твои…»)
— Тоже делают, что могут, в создавшейся ситуации. — Он одарил ее насмешливой улыбкой. — К празднику я буду в форме. Никому из наших именитых гостей и в голову не придет, сколько сил отняло у меня это путешествие. Даже из приближенных никто не знает, кроме Кулла. Он-то и помог мне сделать хорошую мину при плохой игре.
— Да, он классный корректор… Кроме всего прочего. — Она посмотрела на него с укором. — Твой дружок Раймо Хаккинен уже почти пришел в себя после просвечивания. Только, боюсь, он тебе этого не простит.
— Ничего не поделаешь! — отрезал Эйкен. — Я должен был узнать все про Фелицию и Село… Все со всеми подробностями, что были запрятаны в его подсознании.
Сиятельный выглядел уныло. Алмазные грани доспехов и черный плюмаж пропылились. Он даже не соблаговолил поднять забрало золотого шлема, чтобы попрощаться с благородными рыцарями, прежде чем те разойдутся по своим апартаментам. Эйкен кивнул Мерси, спешился, опираясь на шест; латная рукавица сжала ее локоть.
— Милорд, — встревоженно произнесла она, — позвольте я помогу вам снять шлем.
В коридоре в янтарных чашах горели светильники на оливковом масле. Пламя чуть колыхалось от сквозняка, проникавшего через открытые окна первого этажа. По стенам пробегали таинственные тени. Расстегнув ремни, Мерси сняла тяжелый шлем со склоненной головы.
Эйкен осунулся, глаза ввалились, непокорные рыжие вихры безжизненно повисли.
— Спасибо, я сам понесу, — проговорил он и увлек Мерси к лестнице.
— Разве путешествие… не было удачным? — рискнула спросить она.
Смех шута прозвучал глухо и невесело.
— Да нет, все в ажуре. Хитрый ублюдок Селадейр вроде покорился! Правда, пришлось расправиться с его чересчур горячим протеже, который захватил Геронию. И в Вар-Меске была милая стычка с корректором-принудителем Миаканном, стовосьмидесятилетним отпрыском нашего миролюбивого Дионкета. Уж от него-то я не ожидал!
— А что произошло?
— Да он, гад, задал нам пир и, когда мы как следует нагрузились, попытался спалить мне мозги. И наверняка бы в этом преуспел, не будь за столом Куллукета. К счастью, Дознаватель никогда не напивается. Он сделал из Миаканна полного идиота. Потом мы во всем разобрались: большинство знати Вар-Меска верно мне, поэтому мы просто поменяли лорда. Поставили старого творца-психокинетика, что заправлял стеклянной фабрикой.
Они стали было подниматься по винтовой лестнице в спальни. Но Эйкен вдруг тряхнул головой и повернул назад, к тяжелой бронзовой двери в темном углу холла. Силой своего психокинеза отворил ее. За ней крутая каменная лестница уходила вниз, во мрак.
— У меня тут небольшое дельце, любовь моя. Хочешь — пойдем со мной, хочешь — подожди.
— Я пойду с тобой.
Ступив во тьму, он выпустил над головой светящийся шарик. Дверь сама заперлась за ними.
— Ты явно не в настроении, — заметила Мерси. — Даже потоп на тебя так не повлиял.
Голос Эйкена звучал замогильно в этом каменном мешке.
— Я смертельно устал… да и надоело лебезить перед скотами тану. Естественно, мы не все время летели, но на подступах к очередному городу я для пущего эффекта поднимал в воздух всех рыцарей, а гвардейцы оставались за воротами. Но попробуй удержи в воздухе четыреста душ с иноходцами! Меня на полчаса хватает — не больше, да и то после этого весь день чувствую себя как выжатый лимон. Так что сама суди: три недели скитаний, да плюс чистка в Геронии, да плюс у Барделаска наскочили на патруль фирвулагов — по-твоему, не довольно, чтоб доконать человека?
— Мой бедный Сиятельный!
Эйкен быстро глянул на нее через плечо.
— А ты, вижу, в порядке… Ну и как оно там?
Оно! Да он, кажется, ревнует.
— Аграйнель — само совершенство. И прекрасно адаптировалась к торквесу.
Эйкен что-то пробурчал в ответ.
— Леди Морна-Ия пророчит ей красоту и счастье. («А больше тебе ничего знать не следует!»)
— Ну а ты? Отошла уже после родов?
— Я — Главный Творец! — с гордостью отозвалась она. («И мои творческие силы все прибывают, тогда как твои…»)
— Тоже делают, что могут, в создавшейся ситуации. — Он одарил ее насмешливой улыбкой. — К празднику я буду в форме. Никому из наших именитых гостей и в голову не придет, сколько сил отняло у меня это путешествие. Даже из приближенных никто не знает, кроме Кулла. Он-то и помог мне сделать хорошую мину при плохой игре.
— Да, он классный корректор… Кроме всего прочего. — Она посмотрела на него с укором. — Твой дружок Раймо Хаккинен уже почти пришел в себя после просвечивания. Только, боюсь, он тебе этого не простит.
— Ничего не поделаешь! — отрезал Эйкен. — Я должен был узнать все про Фелицию и Село… Все со всеми подробностями, что были запрятаны в его подсознании.