Страница:
— Мм-нет…
— У меня чудесные родители, — сообщила она. — Вот увидишь, тебе понравится жить в Нионели. Бежим!
Рука об руку они побежали по росистой траве. «Что я скажу Дугалу?» — подумал Тони. Но среди множества пар, толпившихся у городских ворот, он заметил рыжебородого верзилу в доспехах с головой золотого льва на груди. Рядом выступала маленькая прелестница в красном. Тони понял, что зря беспокоился.
— У меня чудесные родители, — сообщила она. — Вот увидишь, тебе понравится жить в Нионели. Бежим!
Рука об руку они побежали по росистой траве. «Что я скажу Дугалу?» — подумал Тони. Но среди множества пар, толпившихся у городских ворот, он заметил рыжебородого верзилу в доспехах с головой золотого льва на груди. Рядом выступала маленькая прелестница в красном. Тони понял, что зря беспокоился.
13
— Уже три ночи мы пытаемся взорвать золотого дьявола, когда он спит,
— проворчал Медор, — и все без толку! Не знаю, чем сегодняшняя ночь лучше. Он явно пользуется каким-то механическим устройством для защиты мозга. Передай мне заячье суфле.
Король Шарн пододвинул блюдо своему первому заместителю, а тот переложил огромный дрожащий кусок себе на тарелку и начал усердно его поглощать.
— Сегодня Эйкен не будет спать в замке, — объяснил Шарн Мес. — А в Майской роще он не сможет достойно проявить себя, если станет прибегать к защитным приспособлениям.
— Как это? — не понял наместник Шарна Мими из Фаморели, повелитель маленького альпийского народа.
— Наша хитроумная хозяйка придумала еще одну оргию. Называется она Ночь Тайной Любви. После пиршества всем надлежит отправиться в костюмерные шатры на той стороне амфитеатра и выбрать себе маскарадный костюм. Никакие иллюзии не допускаются. В полночь начнется костюмированный бал, а затем игры до рассвета в Гроте Свиданий. Что-то вроде веселого мальчишника в преддверии завтрашних бракосочетаний. И все женщины будут совокупляться в кустах с нашим врагом.
— Вот суки! — прорычал Мими. — Подумать только, ведь как раз в этот момент в Нионели наши невесты начинают священный танец!
Он тоскливо поглядел на плывущую высоко в облаках луну, чье сияние затмевали тысячи алмазных светильников. Фирвулаги настояли на том, чтобы пировать отдельно. Кушанья тану им очень нравились, но их винам и бренди они предпочитали добрый старый эль, мед и сидр.
— Когда нашу невесту выбираешь, то можно быть уверенным, что она тебе рогов не наставит, — Медор подавил мечтательный вздох. — Все сплошь девицы, и очень строгих правил. И уж если раскроют для тебя свою волшебную зубастую плоть, так будут верны до самой смерти. Ох, как же мне не хватает моей маленькой Андаматы. Ты-то, Шарн, при жене, а мы?.. Ну где справедливость, спрашивается? Вся Любовь псу под хвост! Эй, великий герцог, передай-ка сладкие хлебцы!
— Я не просто жена, я — королева, — вскинулась Айфа. — Мне по статусу положено быть здесь. А вас взяли не для того, чтоб вы тут мозги отоспали. У нас очень серьезное и опасное дело — вылазка в тыл врага. А яйцами потрясти еще успеете.
— Стало быть, сегодня опять атакуем Эйкена? — уточнил Фафнор Ледяные Челюсти. — Но тогда надо вырядиться и замешаться в толпу.
— Не больно-то усердствуйте, — предупредила королева, сверкнув темными глазами. — У ихних леди нет зубов там, где ты думаешь, но, говорят, они и без зубов тебя так измочалят, что промеж ног один лоскутик останется. Так что не раскатывай губы, парень!
— Да чтоб я сдох! — гордо приосанился юный воин.
— Глаз не спускать с Эйкена! — распорядился Шарн. — Подстережем его и в самый неожиданный момент нанесем совместный удар.
— Он на эту шлюху-принудительницу нацелился, на Олону, — проницательно заметил Медор. — Видели, как она перед ним задом крутит? Тану только об этом и судачат. Передай-ка еще вон того, на вертеле.
Король отодвинул серебряное блюдо подальше от Медора.
— Черт тебя дери, можешь ты думать о чем-нибудь, кроме жратвы? Ничего удивительного, что в наших умах до сих пор нет сплоченности! Едва мы ступили на землю Гории, как вся кровь отхлынула от мозгов, вся энергия пошла на пищеварение!
— Медора надобно отвлечь, — язвительно усмехнулся старый Бетуларн. — И не только потому, что жена его теперь в Нионели… Угадайте, кого мы углядели в укромном уголке сада? Кто лакал свое пойло вместе с кровным братом Дознавателем?.. Кугал Сотрясатель Земли! А мы-то думали, он подох.
— Проклятье! — воскликнул король. — Только этого нам не хватало! Кугал стреножил тебя на Поединке Героев, его психокинез…
— Гроша ломаного не стоит, — бросил Медор, обгладывая косточку. — Его близнец Фиан скончался, а без него Кугал — дерьмо. Он до сих пор большую часть времени проводит в Коже. Должно, Эйкену он понадобился для кворума, когда будет проводить свою липовую коронацию на третий день Любви. Ведь, ежели помните, Кугал был рыцарем Высокого Стола. Но для меня он теперь — тьфу, сосунок… Подвинь-ка мне запеченные мозги и семгу под майонезом.
Мими из Фаморели скривился.
— Потом месяц будешь печенкой маяться.
— Ну и что? — добродушно отозвался Медор. — Война не раньше осени начнется.
— Цыц! — прикрикнул Шарн, мгновенно приняв демоническое обличье скорпиона-альбиноса с просвечивающими внутренностями. Затем он применил к Медору жестокую мозговую коррекцию, и тот, корчась, покатился со стула в траву, весь обляпанный майонезом. — Никому не дано знать, когда начнется Война с Мраком, — проговорил Шарн, вернувшись к нормальному облику. — Ни мне, ни вам. И чтоб я больше не слышал от вас таких разговоров! Даже думать об этом не смейте! Усвоили?
— Да, повелитель! — откликнулись остальные.
За столом короля и королевы Мая вспыхнул факел, возвестивший окончание Лунного Пира и начало Ночи Тайной Любви.
— Ну так облачайтесь в костюмы и напрягите мозги, — приказал Шарн. — Через час найдете нас с Айфой возле майского дерева.
— Вид у тебя, прямо скажем, нелепый, — заметил Кугал. — Но характер отражает.
Куллукет пожал плечами:
— Отчего людей не повеселить?
Выражение его лица не могла скрыть от брата даже маска смерти. Циничную улыбку можно было объяснить идиотскими шарадами, что разыгрывались на танцевальной площадке. Но волнение?..
— Ты меня удивляешь, Дознаватель! Я думал, ты выше банальной похоти.
— Правильно думал. Но сегодня особый случай.
Смерть сложила на груди обтянутые черным крепом руки с нарисованными поверх ткани костями и принялась обозревать открывающуюся перед ней сцену. В музыке звучало эротическое нетерпение; скоро танцующие совсем лишатся рассудка. Молодые, которым не нужны искусственные стимуляторы, уже разбредались парочками по Майской роще. Даже стойкие консерваторы, с неохотой пришедшие на этот маскарад, все больше поддавались атмосфере всеобщей вакханалии. Вон та распутница в костюме красной бабочки — не кто иная, как достопочтенная Морна-Ия. А тучная фигура с головой пантеры, вертящая в танце двух изящных одалисок, очень уж напоминает Властелина Ремесел. В центре событий, разумеется, Эйкен Драм, одетый в двухцветное трико средневекового шута и маску с непристойно длинным носом.
— Послезавтра, — произнес Кугал, — мы назовем его своим королем. Да простит нас за это Богиня! А ведь ты с самого начала был среди главных его сторонников, брат-корректор. Мне это странно. Несмотря на редкие вспышки темперамента, ты всегда отличался завидной рассудительностью. У меня-то хоть завихрение мозгов. Но как ты, старший из всего потомства, мог пойти в услужение к этому человеческому ничтожеству! Все знают, что у тебя с Поданном не было согласия, но чтобы ты в нарушение всех установлений клана Нантусвель переметнулся к первобытному…
Смерть засмеялась:
— О каком клане ты говоришь? Пятнадцать слабосильных братьев и сестер под крылышком Село? Большинство и уцелело-то лишь потому, что их заблаговременно, ранили и препроводили в Гильдию Корректоров. Ну и мы с тобой…
Кугал отвернулся, но Дознаватель явственно увидел, какой ураган бушует у него в голове.
— Да уж, особенно я. Пол-ума, полсилы. Брата лишился как своей половины. Кто не рожден близнецом, тому этого не понять… — Страдание совсем подкосило Сотрясателя Земли: лицо сделалось землисто-серым, он зашатался.
Куллукет взял его под руку, отвел подальше от любовных плясок и усадил возле живой изгороди на мягкие подушки. Кугал дрожащей рукой принял у брата пузырек с лекарством и жадно присосался к нему. Наконец крепкий настой трав принес облегчение, и Кугал слабо улыбнулся.
— А знаешь, брат, я даже завидую той милашке, которой нынче придется вкусить объятий смерти. Выбирай помоложе, если, конечно, сумеешь отбить ее у молодого жеребца. К тому же юным девам едва ли захочется повторить печальную историю твоих девяти жен и тридцати любовниц.
— Я уже выбрал себе подругу на ночь, — ответил Куллукет. — И она об этом знает.
— Тогда ступай, — сказал Кугал Сотрясатель Земли. — Чего с калекой время терять? Утром Бодуругал и другие афалийские корректоры займутся мной. А ты давай наслаждайся Тайной Любовью!
Смерть закивала, махнула костлявой рукой и скрылась в вихре маскарада.
Салливан Танн танцевал со своей нареченной, прекрасной принудительницей Олоной, и в глубине души отдавал себе отчет в том, что лишь мазохистские побуждения заставили его избрать для себя маску винторогой антилопы.
— Не смей с ним ходить! Я запрещаю! Твой отец поклялся мне…
Олона — видение в плаще из летящих лепестков и лилейном головном уборе — взглянула на своего престарелого жениха с шаловливым презрением.
— Отец умер. А желание короля перевешивает запрет городского головы.
— Олона! Дитя мое! Мой нетронутый цветок! Я не пущу тебя!
Она почувствовала стальную хватку его психокинетических объятий. Но ей понадобился один легкий принудительный толчок, чтобы освободиться, а ему осталось только всхлипывать под маской глупой антилопы в нарастающем ритме музыки.
— Отец сговорился с тобой без моего согласия, когда я была несмышленым ребенком. Будь благодарен, что я до сих пор не отказалась выйти замуж за человека.
— Никто не обладает таким, как у меня, психокинезом! — вскричал Салливан Танн.
— Никто, кроме него. Да и ни к чему тебе твой психокинез, такому зануде. Ты слишком рано постарел для своих девяносто шести. Потому, наверно, и струсил во время осады Финии.
— За что ты со мной так? Ведь я люблю тебя!
— Оставь, пожалуйста! — Она как бы ненароком подводила его в танце все ближе и ближе к тому месту, где, кружась над майским деревом, парили в воздухе шут и его леди. — Я догадываюсь, зачем тебе нужна девственница. Не думай, что я не способна ничего понять из тех мерзких книг, которые ты показывал Дознавателю. Тебе и в голову не приходит, что тану умеют пользоваться переводчиком «Сони»… Ну так знай: если ты только попробуешь после свадьбы испробовать на мне один из ваших первобытных трюков — я превращу тебя в желе!
— Дорогая, да я бы никогда…
— Ладно, заткни пасть!
Парочки на танцевальной площадке постепенно собирались вокруг Эйкена и Мерси. На леди Гории была черная полумаска и национальный кельтский костюм, в котором она когда-то проникла через врата времени. Музыканты играли томную мелодию в ритме вальса. Средневековый шут и кельтская принцесса танцевали на расстоянии вытянутой руки. Его мысли были спрятаны не только под длинноносой маской, но и под плотным умственным щитом. Ее бледные губы кривились в понимающей усмешке.
Танец закончился, и они поклонились друг другу. Зазвучали новые ритмы, причудливые, рваные — танцевать под них было невозможно. Бал подходил к завершению, и пары поспешно удалялись в тень.
Олона выскользнула из объятий Салливана Танна и бросилась к Эйкену.
— О мой король! — задыхаясь, пролепетала она и присела перед ним в глубоком реверансе.
Шут щелкнул костяшками пальцев и рывком прижал ее к себе. Она изогнулась и захихикала, когда шею ей яростно защекотал его длинный нос.
Салливан в бессильном отчаянии наблюдал, как они скрылись из виду. Мерси осталась в одиночестве посреди большой луговой чаши. Людской оркестр снова переключился на вальс. Салливана вдруг обуяла дрожь от неясного предчувствия. Призрачная тень, застывшая под деревьями, выдвинулась на залитую лунным светом площадку и отвесила поклон. Мерси медленно подошла, приподнялась на цыпочки и поцеловала безгубый рот Смерти.
— Готовы? — прошептал Шарн.
— Готовы! — хором отозвались Айфа и десять воителей.
Они сцепили умы для нанесения удара.
Глаза Олоны мерцали как звезды.
— О-о, Эйкен, я и не мечтала, что это будет так…
Шут и сам был слегка озадачен.
— Кажется, я превзошел себя! Должно быть, и впрямь в этом Майском дереве есть что-то колдовское.
В отличие от свадеб фирвулагов бракосочетания тану проходили при свете Майского дня. Врачующиеся во главе с первой парой Эйкен-Луганн — Мерси-Розмар кружились вокруг майского дерева и торжественным хором пели Песню. Женихи и невесты были одеты в свои геральдические цвета и в белые мантии. На головах у невест были венки из белых лилий, у женихов — из папоротника, символа мужества. Мерси позволила себе внести свой штрих в традиционный свадебный наряд — вплела в венок веточки розмарина.
— Этим растением с незапамятных времен благословляли браки на Старой Земле, — объяснила она. — К тому же это мой знак: розмарин — Розмар. Чтоб никто не забыл…
Мерси хотела сказать, что не забыла первое свое бракосочетание.
Оно состоялось в прошлом году в середине июня — не на таком массовом празднестве, а в более узком кругу придворных и жителей Гории. Тогда она еще не была посвящена в члены Гильдии Творцов и вместо бело-голубые надела золотисто-розовые цвета своего возлюбленного демона. Будь он жив, они бы нынче подтвердили свой обет, возглавив не процессию новобрачных, а шествие супружеских пар, которое состоится позднее.
«Ноданн!» — воскликнула она на интимном канале телепатической речи. Никто не услышал. Ни стоящий рядом с нею человечек в черно-золотых одеждах, ни Альборан, что выступал позади них со своею нареченной Эднар, ни кто-либо другой из трехсот тридцати четырех новобрачных тану и золотых людей, танцующей походкой двигавшихся по усыпанной песком тропинке. Держа в руках гирлянды майского дерева, они все туже сплетали яркие ленты, пока нареченные не подошли совсем близко к стволу и не поцеловались, как положено по обряду.
Оторвавшись от губ Эйкена, не вытирая слез, градом струившихся по щекам, леди Творец Мерси-Розмар вскинула руки и призвала на помощь свою метапсихическую силу. И тут же в воздухе поднялась буря белых лепестков; они падали на головы целующимся, запутывались в волосах, слетали с брачных мантий и устилали ароматными слоями изумрудную танцевальную площадку.
— Сланшл! — взревела толпа. — Сланшл! Сланшл!
Когда ритуал был окончен, в Майской роще появилось великое множество слуг-рамапитеков и людей, одетых в черно-золотые ливреи. Новобрачные и гости расселись в тенечке на траве и начали праздничный пикник. Блюда и напитки были специально подобраны для стимуляции полового влечения. Было много балаганных представлений; менестрели распевали двусмысленные песенки. Великолепный эротический балет послужил прелюдией к акту брачной любви.
Едва начало смеркаться, фирвулаги удалились к своей стоянке, развели костер и в бессильной злобе напились вдрызг. Куллукет всю ночь не выпускал врагов из поля зрения и удостоверился, что ни один из них даже не заглянул в приготовленные по распоряжению Мерси тщательно выстеленные мхом гроты.
Опять высоко в небе поплыла майская луна, и снова тану и люди разделились на пары, только на сей раз они выглядели более благопристойно. Брачные ложа в укромных уголках рощи оказались усыпанными свежими лепестками. Новобрачные поверх них постелили свои белые мантии, давно женатые пары обошлись без этого. Даже случайно забредшим на праздник закоренелым холостякам досталось сладостное утешение в наполненном соловьиными трелями лесу.
Когда танцевальная площадка опустела, Эйкен и Мерси снова подошли к дереву. Взявшись за руки, начали водить хоровод вокруг позолоченного ствола.
— Теперь ты моя, — сказал он.
— А ты чей? — спросила она и разразилась безумным смехом, который начисто стер торжествующую ухмылку с губ шута.
Вместо ответа он лишь покрепче сжал ее запястья и закружил еще быстрее вокруг дерева. Освобожденное от лент и гирлянд, оно как ужасающий столп тянулось к звездному своду. Эта гладкая преграда разлучила их, когда они оторвались от земли и ввинтились в небо. Свадебные венки слетели, белые мантии развевались, ширились, пока не сплелись в облачное кольцо. Мерси, смеясь, раскачивала головой из стороны в сторону и мчалась все быстрее. Ночь превратилась в сплошную круговерть, в которой лишь два смеющихся, разделенных золотым столпом лица сохраняли четкие очертания. Наконец Эйкен и Мерси преодолели преграду, и над ними взвился парашют из мантий. Ей показалось, что она сейчас умрет от страха и желания под буравящим взглядом черных глаз человека, внезапно ставшего великаном. А еще оба чувствовали исходящие от майского дерева золотые горячие лучи; этот свет, это тепло были сильнее солнца, сильнее самой смерти.
— Так чей же ты? — долгое время спустя повторила она свой вопрос. И сама ответила: — Ничей. Бедный Сиятельный!
Но Сиятельного уже не было. Наступил рассвет; пора было готовиться к коронации.
Как правило, Великая Любовь завершалась шутливым низложением короля и королевы Мая, после чего верноподданные тану подтверждали свою присягу законному монарху. Нынешний год принес невероятные перемены: вся Многоцветная Земля жила ими с того момента, как Эйкен успешно завершил свою поездку по стране. Кого-то они радовали, кого-то приводили в отчаяние, а некоторые уповали на то, что милостивая Богиня в последний момент вмешается и восстановит справедливость.
Утром второго мая леди Морна-Ия разослала во все стороны телепатические призывы, и к полудню конклав почти в полном составе собрался на отведенной для торжественных церемоний поляне. Присутствовало более шести тысяч тану — наверное, две трети оставшихся в живых после потопа. Фирвулаги тоже явились, все в глубоком унынии. На задворках сборища гуманоидов, в прилегающем парке, толпились люди, которым не хватило места в амфитеатре: около пятнадцати тысяч серебряных, серых и голошеих, съехавшихся не только из Гории и с окрестных плантаций, но даже из таких далеких мест, как Росилан и Сазаран, — вся эта публика была специально приглашена узурпатором, дабы лицезреть его звездный час.
Помост очистили от майских декораций. Цветочные троны убрали и на их место поставили две скамьи из черного неотшлифованного мрамора.
Стеклянный горн протрубил одну-единственную ноту. Толпа притихла, все взоры устремились на помост, где внезапно появилась Элизабет. Голоса и умы слились в едином крике. На Элизабет были черно-красное платье Бреды и ее головной убор, а в руке она держала стеклянную цепь. Силой своей мысли она мгновенно успокоила взбудораженных тану, напомнив им о той, что доверила ей эту роль.
Рядом с ней вырос Эйкен в доспехах с золотым подбоем, но без шлема.
— Пусть ваш выбор будет свободным, — сказала Элизабет. — Согласны ли вы, чтобы он стал вашим королем?
Ответ прозвучал почти неслышно, но в нем было признание неизбежности:
— Согласны.
— У тану нет традиции коронования, — заявила наследница Супруги Корабля, — равно как и традиции мирного восхождения на трон. Для вашей расы король всегда был чемпионом битв, а его короной являлся шлем воина. Однако ваш теперешний король потребовал нового символа власти, и он получит его из моих рук.
Элизабет протянула Эйкену простой обруч из черного стекла. Он кивнул и надвинул его на темно-рыжие вихры.
В толпе прокатился еще один звук — то ли вздох облегчения, то ли подавленное рыдание. Элизабет склонилась к новоиспеченному королю и передала ему какую-то скрытую от всех мысль. Эйкен опять кивнул, и она исчезла. На ее месте появились Мерси и шестнадцать тану.
— Представляю вам новый Высокий Стол, — провозгласил Эйкен. Он говорил тихо, однако голос его доносился до самого последнего голошеего в дальних аллеях парка. — Прежде всего, моя королева, — президент Гильдии Творцов и леди Гории Мерси-Розмар.
Мерси опустилась перед ним на колени и приняла от него зеленый обруч. Он взял ее за руку и подвел к мраморным тронам. Они сели. Один за другим к ним подходили рыцари Высокого Стола и, прикасаясь к своим торквесам, давали беззвучную клятву верности.
— Президент Гильдии Экстрасенсов, достопочтенная леди Морна-Ия Создательница Королей… Куллукет Дознаватель… Вице-президент Гильдии Психокинеза Чемпион Блейн… Второй лорд Психокинетик Кугал Сотрясатель Земли… Второй лорд Творец и лорд Каламоска Алутейн Властелин Ремесел… Вторая леди Экстрасенс Сибель Длинная Коса… Второй лорд Принудитель и лорд Амализана Артиганн… Лорд и леди Росилана Альборан Пожиратель Умов и Эднар… Селадейр лорд Афалии… Леди Барделаска Армида Внушающая Ужас… Лорд Сазарана Нейл Младший… Лорд Тарасии Туфан Громоголов… Лорд Геронии Диармет… Лорд Сейзораска Ламновел Мозговзрыватель… Лорд Ронии Кандатейр Огнедышащий…
Эйкен обвел взглядом вновь посвященных в рыцари.
— Я беру на себя руководство Гильдиями Принуждения и Психокинеза. Пост второго лорда Корректора временно остается вакантным. Поскольку ни леди Эстелла-Сирона из Дараска, ни лорд Вар-Меска Морейн Стеклодув не присутствуют на конклаве, я откладываю церемонию их посвящения в рыцари Высокого Стола до принесения ими личной присяги.
Он поднялся и с минуту молчал, оглядывая толпу гуманоидов, людей и гибридов. Торжественное выражение лица несколько смягчилось, и на губах опять заиграла плутоватая ухмылка, когда он похлопал себя по стеклянным латам. Они были настолько усыпаны драгоценными камнями, что за их блеском стилизованная фига была почти не видна.
— Ну? Признавайтесь, всею ли душой вы избрали меня королем Многоцветной Земли?
— Сланшл! — загремели умы и голоса его подданных. — Сланшл король Эйкен-Луганн! СЛАНШЛ!
В хоре не слышалось голосов маленького народа. К тому времени, когда отсутствие фирвулагов было замечено, они давно уже скакали по дороге, ведущей в Нионель.
— проворчал Медор, — и все без толку! Не знаю, чем сегодняшняя ночь лучше. Он явно пользуется каким-то механическим устройством для защиты мозга. Передай мне заячье суфле.
Король Шарн пододвинул блюдо своему первому заместителю, а тот переложил огромный дрожащий кусок себе на тарелку и начал усердно его поглощать.
— Сегодня Эйкен не будет спать в замке, — объяснил Шарн Мес. — А в Майской роще он не сможет достойно проявить себя, если станет прибегать к защитным приспособлениям.
— Как это? — не понял наместник Шарна Мими из Фаморели, повелитель маленького альпийского народа.
— Наша хитроумная хозяйка придумала еще одну оргию. Называется она Ночь Тайной Любви. После пиршества всем надлежит отправиться в костюмерные шатры на той стороне амфитеатра и выбрать себе маскарадный костюм. Никакие иллюзии не допускаются. В полночь начнется костюмированный бал, а затем игры до рассвета в Гроте Свиданий. Что-то вроде веселого мальчишника в преддверии завтрашних бракосочетаний. И все женщины будут совокупляться в кустах с нашим врагом.
— Вот суки! — прорычал Мими. — Подумать только, ведь как раз в этот момент в Нионели наши невесты начинают священный танец!
Он тоскливо поглядел на плывущую высоко в облаках луну, чье сияние затмевали тысячи алмазных светильников. Фирвулаги настояли на том, чтобы пировать отдельно. Кушанья тану им очень нравились, но их винам и бренди они предпочитали добрый старый эль, мед и сидр.
— Когда нашу невесту выбираешь, то можно быть уверенным, что она тебе рогов не наставит, — Медор подавил мечтательный вздох. — Все сплошь девицы, и очень строгих правил. И уж если раскроют для тебя свою волшебную зубастую плоть, так будут верны до самой смерти. Ох, как же мне не хватает моей маленькой Андаматы. Ты-то, Шарн, при жене, а мы?.. Ну где справедливость, спрашивается? Вся Любовь псу под хвост! Эй, великий герцог, передай-ка сладкие хлебцы!
— Я не просто жена, я — королева, — вскинулась Айфа. — Мне по статусу положено быть здесь. А вас взяли не для того, чтоб вы тут мозги отоспали. У нас очень серьезное и опасное дело — вылазка в тыл врага. А яйцами потрясти еще успеете.
— Стало быть, сегодня опять атакуем Эйкена? — уточнил Фафнор Ледяные Челюсти. — Но тогда надо вырядиться и замешаться в толпу.
— Не больно-то усердствуйте, — предупредила королева, сверкнув темными глазами. — У ихних леди нет зубов там, где ты думаешь, но, говорят, они и без зубов тебя так измочалят, что промеж ног один лоскутик останется. Так что не раскатывай губы, парень!
— Да чтоб я сдох! — гордо приосанился юный воин.
— Глаз не спускать с Эйкена! — распорядился Шарн. — Подстережем его и в самый неожиданный момент нанесем совместный удар.
— Он на эту шлюху-принудительницу нацелился, на Олону, — проницательно заметил Медор. — Видели, как она перед ним задом крутит? Тану только об этом и судачат. Передай-ка еще вон того, на вертеле.
Король отодвинул серебряное блюдо подальше от Медора.
— Черт тебя дери, можешь ты думать о чем-нибудь, кроме жратвы? Ничего удивительного, что в наших умах до сих пор нет сплоченности! Едва мы ступили на землю Гории, как вся кровь отхлынула от мозгов, вся энергия пошла на пищеварение!
— Медора надобно отвлечь, — язвительно усмехнулся старый Бетуларн. — И не только потому, что жена его теперь в Нионели… Угадайте, кого мы углядели в укромном уголке сада? Кто лакал свое пойло вместе с кровным братом Дознавателем?.. Кугал Сотрясатель Земли! А мы-то думали, он подох.
— Проклятье! — воскликнул король. — Только этого нам не хватало! Кугал стреножил тебя на Поединке Героев, его психокинез…
— Гроша ломаного не стоит, — бросил Медор, обгладывая косточку. — Его близнец Фиан скончался, а без него Кугал — дерьмо. Он до сих пор большую часть времени проводит в Коже. Должно, Эйкену он понадобился для кворума, когда будет проводить свою липовую коронацию на третий день Любви. Ведь, ежели помните, Кугал был рыцарем Высокого Стола. Но для меня он теперь — тьфу, сосунок… Подвинь-ка мне запеченные мозги и семгу под майонезом.
Мими из Фаморели скривился.
— Потом месяц будешь печенкой маяться.
— Ну и что? — добродушно отозвался Медор. — Война не раньше осени начнется.
— Цыц! — прикрикнул Шарн, мгновенно приняв демоническое обличье скорпиона-альбиноса с просвечивающими внутренностями. Затем он применил к Медору жестокую мозговую коррекцию, и тот, корчась, покатился со стула в траву, весь обляпанный майонезом. — Никому не дано знать, когда начнется Война с Мраком, — проговорил Шарн, вернувшись к нормальному облику. — Ни мне, ни вам. И чтоб я больше не слышал от вас таких разговоров! Даже думать об этом не смейте! Усвоили?
— Да, повелитель! — откликнулись остальные.
За столом короля и королевы Мая вспыхнул факел, возвестивший окончание Лунного Пира и начало Ночи Тайной Любви.
— Ну так облачайтесь в костюмы и напрягите мозги, — приказал Шарн. — Через час найдете нас с Айфой возле майского дерева.
— Вид у тебя, прямо скажем, нелепый, — заметил Кугал. — Но характер отражает.
Куллукет пожал плечами:
— Отчего людей не повеселить?
Выражение его лица не могла скрыть от брата даже маска смерти. Циничную улыбку можно было объяснить идиотскими шарадами, что разыгрывались на танцевальной площадке. Но волнение?..
— Ты меня удивляешь, Дознаватель! Я думал, ты выше банальной похоти.
— Правильно думал. Но сегодня особый случай.
Смерть сложила на груди обтянутые черным крепом руки с нарисованными поверх ткани костями и принялась обозревать открывающуюся перед ней сцену. В музыке звучало эротическое нетерпение; скоро танцующие совсем лишатся рассудка. Молодые, которым не нужны искусственные стимуляторы, уже разбредались парочками по Майской роще. Даже стойкие консерваторы, с неохотой пришедшие на этот маскарад, все больше поддавались атмосфере всеобщей вакханалии. Вон та распутница в костюме красной бабочки — не кто иная, как достопочтенная Морна-Ия. А тучная фигура с головой пантеры, вертящая в танце двух изящных одалисок, очень уж напоминает Властелина Ремесел. В центре событий, разумеется, Эйкен Драм, одетый в двухцветное трико средневекового шута и маску с непристойно длинным носом.
— Послезавтра, — произнес Кугал, — мы назовем его своим королем. Да простит нас за это Богиня! А ведь ты с самого начала был среди главных его сторонников, брат-корректор. Мне это странно. Несмотря на редкие вспышки темперамента, ты всегда отличался завидной рассудительностью. У меня-то хоть завихрение мозгов. Но как ты, старший из всего потомства, мог пойти в услужение к этому человеческому ничтожеству! Все знают, что у тебя с Поданном не было согласия, но чтобы ты в нарушение всех установлений клана Нантусвель переметнулся к первобытному…
Смерть засмеялась:
— О каком клане ты говоришь? Пятнадцать слабосильных братьев и сестер под крылышком Село? Большинство и уцелело-то лишь потому, что их заблаговременно, ранили и препроводили в Гильдию Корректоров. Ну и мы с тобой…
Кугал отвернулся, но Дознаватель явственно увидел, какой ураган бушует у него в голове.
— Да уж, особенно я. Пол-ума, полсилы. Брата лишился как своей половины. Кто не рожден близнецом, тому этого не понять… — Страдание совсем подкосило Сотрясателя Земли: лицо сделалось землисто-серым, он зашатался.
Куллукет взял его под руку, отвел подальше от любовных плясок и усадил возле живой изгороди на мягкие подушки. Кугал дрожащей рукой принял у брата пузырек с лекарством и жадно присосался к нему. Наконец крепкий настой трав принес облегчение, и Кугал слабо улыбнулся.
— А знаешь, брат, я даже завидую той милашке, которой нынче придется вкусить объятий смерти. Выбирай помоложе, если, конечно, сумеешь отбить ее у молодого жеребца. К тому же юным девам едва ли захочется повторить печальную историю твоих девяти жен и тридцати любовниц.
— Я уже выбрал себе подругу на ночь, — ответил Куллукет. — И она об этом знает.
— Тогда ступай, — сказал Кугал Сотрясатель Земли. — Чего с калекой время терять? Утром Бодуругал и другие афалийские корректоры займутся мной. А ты давай наслаждайся Тайной Любовью!
Смерть закивала, махнула костлявой рукой и скрылась в вихре маскарада.
Салливан Танн танцевал со своей нареченной, прекрасной принудительницей Олоной, и в глубине души отдавал себе отчет в том, что лишь мазохистские побуждения заставили его избрать для себя маску винторогой антилопы.
— Не смей с ним ходить! Я запрещаю! Твой отец поклялся мне…
Олона — видение в плаще из летящих лепестков и лилейном головном уборе — взглянула на своего престарелого жениха с шаловливым презрением.
— Отец умер. А желание короля перевешивает запрет городского головы.
— Олона! Дитя мое! Мой нетронутый цветок! Я не пущу тебя!
Она почувствовала стальную хватку его психокинетических объятий. Но ей понадобился один легкий принудительный толчок, чтобы освободиться, а ему осталось только всхлипывать под маской глупой антилопы в нарастающем ритме музыки.
— Отец сговорился с тобой без моего согласия, когда я была несмышленым ребенком. Будь благодарен, что я до сих пор не отказалась выйти замуж за человека.
— Никто не обладает таким, как у меня, психокинезом! — вскричал Салливан Танн.
— Никто, кроме него. Да и ни к чему тебе твой психокинез, такому зануде. Ты слишком рано постарел для своих девяносто шести. Потому, наверно, и струсил во время осады Финии.
— За что ты со мной так? Ведь я люблю тебя!
— Оставь, пожалуйста! — Она как бы ненароком подводила его в танце все ближе и ближе к тому месту, где, кружась над майским деревом, парили в воздухе шут и его леди. — Я догадываюсь, зачем тебе нужна девственница. Не думай, что я не способна ничего понять из тех мерзких книг, которые ты показывал Дознавателю. Тебе и в голову не приходит, что тану умеют пользоваться переводчиком «Сони»… Ну так знай: если ты только попробуешь после свадьбы испробовать на мне один из ваших первобытных трюков — я превращу тебя в желе!
— Дорогая, да я бы никогда…
— Ладно, заткни пасть!
Парочки на танцевальной площадке постепенно собирались вокруг Эйкена и Мерси. На леди Гории была черная полумаска и национальный кельтский костюм, в котором она когда-то проникла через врата времени. Музыканты играли томную мелодию в ритме вальса. Средневековый шут и кельтская принцесса танцевали на расстоянии вытянутой руки. Его мысли были спрятаны не только под длинноносой маской, но и под плотным умственным щитом. Ее бледные губы кривились в понимающей усмешке.
Танец закончился, и они поклонились друг другу. Зазвучали новые ритмы, причудливые, рваные — танцевать под них было невозможно. Бал подходил к завершению, и пары поспешно удалялись в тень.
Олона выскользнула из объятий Салливана Танна и бросилась к Эйкену.
— О мой король! — задыхаясь, пролепетала она и присела перед ним в глубоком реверансе.
Шут щелкнул костяшками пальцев и рывком прижал ее к себе. Она изогнулась и захихикала, когда шею ей яростно защекотал его длинный нос.
Салливан в бессильном отчаянии наблюдал, как они скрылись из виду. Мерси осталась в одиночестве посреди большой луговой чаши. Людской оркестр снова переключился на вальс. Салливана вдруг обуяла дрожь от неясного предчувствия. Призрачная тень, застывшая под деревьями, выдвинулась на залитую лунным светом площадку и отвесила поклон. Мерси медленно подошла, приподнялась на цыпочки и поцеловала безгубый рот Смерти.
— Готовы? — прошептал Шарн.
— Готовы! — хором отозвались Айфа и десять воителей.
Они сцепили умы для нанесения удара.
Глаза Олоны мерцали как звезды.
— О-о, Эйкен, я и не мечтала, что это будет так…
Шут и сам был слегка озадачен.
— Кажется, я превзошел себя! Должно быть, и впрямь в этом Майском дереве есть что-то колдовское.
В отличие от свадеб фирвулагов бракосочетания тану проходили при свете Майского дня. Врачующиеся во главе с первой парой Эйкен-Луганн — Мерси-Розмар кружились вокруг майского дерева и торжественным хором пели Песню. Женихи и невесты были одеты в свои геральдические цвета и в белые мантии. На головах у невест были венки из белых лилий, у женихов — из папоротника, символа мужества. Мерси позволила себе внести свой штрих в традиционный свадебный наряд — вплела в венок веточки розмарина.
— Этим растением с незапамятных времен благословляли браки на Старой Земле, — объяснила она. — К тому же это мой знак: розмарин — Розмар. Чтоб никто не забыл…
Мерси хотела сказать, что не забыла первое свое бракосочетание.
Оно состоялось в прошлом году в середине июня — не на таком массовом празднестве, а в более узком кругу придворных и жителей Гории. Тогда она еще не была посвящена в члены Гильдии Творцов и вместо бело-голубые надела золотисто-розовые цвета своего возлюбленного демона. Будь он жив, они бы нынче подтвердили свой обет, возглавив не процессию новобрачных, а шествие супружеских пар, которое состоится позднее.
«Ноданн!» — воскликнула она на интимном канале телепатической речи. Никто не услышал. Ни стоящий рядом с нею человечек в черно-золотых одеждах, ни Альборан, что выступал позади них со своею нареченной Эднар, ни кто-либо другой из трехсот тридцати четырех новобрачных тану и золотых людей, танцующей походкой двигавшихся по усыпанной песком тропинке. Держа в руках гирлянды майского дерева, они все туже сплетали яркие ленты, пока нареченные не подошли совсем близко к стволу и не поцеловались, как положено по обряду.
Оторвавшись от губ Эйкена, не вытирая слез, градом струившихся по щекам, леди Творец Мерси-Розмар вскинула руки и призвала на помощь свою метапсихическую силу. И тут же в воздухе поднялась буря белых лепестков; они падали на головы целующимся, запутывались в волосах, слетали с брачных мантий и устилали ароматными слоями изумрудную танцевальную площадку.
— Сланшл! — взревела толпа. — Сланшл! Сланшл!
Когда ритуал был окончен, в Майской роще появилось великое множество слуг-рамапитеков и людей, одетых в черно-золотые ливреи. Новобрачные и гости расселись в тенечке на траве и начали праздничный пикник. Блюда и напитки были специально подобраны для стимуляции полового влечения. Было много балаганных представлений; менестрели распевали двусмысленные песенки. Великолепный эротический балет послужил прелюдией к акту брачной любви.
Едва начало смеркаться, фирвулаги удалились к своей стоянке, развели костер и в бессильной злобе напились вдрызг. Куллукет всю ночь не выпускал врагов из поля зрения и удостоверился, что ни один из них даже не заглянул в приготовленные по распоряжению Мерси тщательно выстеленные мхом гроты.
Опять высоко в небе поплыла майская луна, и снова тану и люди разделились на пары, только на сей раз они выглядели более благопристойно. Брачные ложа в укромных уголках рощи оказались усыпанными свежими лепестками. Новобрачные поверх них постелили свои белые мантии, давно женатые пары обошлись без этого. Даже случайно забредшим на праздник закоренелым холостякам досталось сладостное утешение в наполненном соловьиными трелями лесу.
Когда танцевальная площадка опустела, Эйкен и Мерси снова подошли к дереву. Взявшись за руки, начали водить хоровод вокруг позолоченного ствола.
— Теперь ты моя, — сказал он.
— А ты чей? — спросила она и разразилась безумным смехом, который начисто стер торжествующую ухмылку с губ шута.
Вместо ответа он лишь покрепче сжал ее запястья и закружил еще быстрее вокруг дерева. Освобожденное от лент и гирлянд, оно как ужасающий столп тянулось к звездному своду. Эта гладкая преграда разлучила их, когда они оторвались от земли и ввинтились в небо. Свадебные венки слетели, белые мантии развевались, ширились, пока не сплелись в облачное кольцо. Мерси, смеясь, раскачивала головой из стороны в сторону и мчалась все быстрее. Ночь превратилась в сплошную круговерть, в которой лишь два смеющихся, разделенных золотым столпом лица сохраняли четкие очертания. Наконец Эйкен и Мерси преодолели преграду, и над ними взвился парашют из мантий. Ей показалось, что она сейчас умрет от страха и желания под буравящим взглядом черных глаз человека, внезапно ставшего великаном. А еще оба чувствовали исходящие от майского дерева золотые горячие лучи; этот свет, это тепло были сильнее солнца, сильнее самой смерти.
— Так чей же ты? — долгое время спустя повторила она свой вопрос. И сама ответила: — Ничей. Бедный Сиятельный!
Но Сиятельного уже не было. Наступил рассвет; пора было готовиться к коронации.
Как правило, Великая Любовь завершалась шутливым низложением короля и королевы Мая, после чего верноподданные тану подтверждали свою присягу законному монарху. Нынешний год принес невероятные перемены: вся Многоцветная Земля жила ими с того момента, как Эйкен успешно завершил свою поездку по стране. Кого-то они радовали, кого-то приводили в отчаяние, а некоторые уповали на то, что милостивая Богиня в последний момент вмешается и восстановит справедливость.
Утром второго мая леди Морна-Ия разослала во все стороны телепатические призывы, и к полудню конклав почти в полном составе собрался на отведенной для торжественных церемоний поляне. Присутствовало более шести тысяч тану — наверное, две трети оставшихся в живых после потопа. Фирвулаги тоже явились, все в глубоком унынии. На задворках сборища гуманоидов, в прилегающем парке, толпились люди, которым не хватило места в амфитеатре: около пятнадцати тысяч серебряных, серых и голошеих, съехавшихся не только из Гории и с окрестных плантаций, но даже из таких далеких мест, как Росилан и Сазаран, — вся эта публика была специально приглашена узурпатором, дабы лицезреть его звездный час.
Помост очистили от майских декораций. Цветочные троны убрали и на их место поставили две скамьи из черного неотшлифованного мрамора.
Стеклянный горн протрубил одну-единственную ноту. Толпа притихла, все взоры устремились на помост, где внезапно появилась Элизабет. Голоса и умы слились в едином крике. На Элизабет были черно-красное платье Бреды и ее головной убор, а в руке она держала стеклянную цепь. Силой своей мысли она мгновенно успокоила взбудораженных тану, напомнив им о той, что доверила ей эту роль.
Рядом с ней вырос Эйкен в доспехах с золотым подбоем, но без шлема.
— Пусть ваш выбор будет свободным, — сказала Элизабет. — Согласны ли вы, чтобы он стал вашим королем?
Ответ прозвучал почти неслышно, но в нем было признание неизбежности:
— Согласны.
— У тану нет традиции коронования, — заявила наследница Супруги Корабля, — равно как и традиции мирного восхождения на трон. Для вашей расы король всегда был чемпионом битв, а его короной являлся шлем воина. Однако ваш теперешний король потребовал нового символа власти, и он получит его из моих рук.
Элизабет протянула Эйкену простой обруч из черного стекла. Он кивнул и надвинул его на темно-рыжие вихры.
В толпе прокатился еще один звук — то ли вздох облегчения, то ли подавленное рыдание. Элизабет склонилась к новоиспеченному королю и передала ему какую-то скрытую от всех мысль. Эйкен опять кивнул, и она исчезла. На ее месте появились Мерси и шестнадцать тану.
— Представляю вам новый Высокий Стол, — провозгласил Эйкен. Он говорил тихо, однако голос его доносился до самого последнего голошеего в дальних аллеях парка. — Прежде всего, моя королева, — президент Гильдии Творцов и леди Гории Мерси-Розмар.
Мерси опустилась перед ним на колени и приняла от него зеленый обруч. Он взял ее за руку и подвел к мраморным тронам. Они сели. Один за другим к ним подходили рыцари Высокого Стола и, прикасаясь к своим торквесам, давали беззвучную клятву верности.
— Президент Гильдии Экстрасенсов, достопочтенная леди Морна-Ия Создательница Королей… Куллукет Дознаватель… Вице-президент Гильдии Психокинеза Чемпион Блейн… Второй лорд Психокинетик Кугал Сотрясатель Земли… Второй лорд Творец и лорд Каламоска Алутейн Властелин Ремесел… Вторая леди Экстрасенс Сибель Длинная Коса… Второй лорд Принудитель и лорд Амализана Артиганн… Лорд и леди Росилана Альборан Пожиратель Умов и Эднар… Селадейр лорд Афалии… Леди Барделаска Армида Внушающая Ужас… Лорд Сазарана Нейл Младший… Лорд Тарасии Туфан Громоголов… Лорд Геронии Диармет… Лорд Сейзораска Ламновел Мозговзрыватель… Лорд Ронии Кандатейр Огнедышащий…
Эйкен обвел взглядом вновь посвященных в рыцари.
— Я беру на себя руководство Гильдиями Принуждения и Психокинеза. Пост второго лорда Корректора временно остается вакантным. Поскольку ни леди Эстелла-Сирона из Дараска, ни лорд Вар-Меска Морейн Стеклодув не присутствуют на конклаве, я откладываю церемонию их посвящения в рыцари Высокого Стола до принесения ими личной присяги.
Он поднялся и с минуту молчал, оглядывая толпу гуманоидов, людей и гибридов. Торжественное выражение лица несколько смягчилось, и на губах опять заиграла плутоватая ухмылка, когда он похлопал себя по стеклянным латам. Они были настолько усыпаны драгоценными камнями, что за их блеском стилизованная фига была почти не видна.
— Ну? Признавайтесь, всею ли душой вы избрали меня королем Многоцветной Земли?
— Сланшл! — загремели умы и голоса его подданных. — Сланшл король Эйкен-Луганн! СЛАНШЛ!
В хоре не слышалось голосов маленького народа. К тому времени, когда отсутствие фирвулагов было замечено, они давно уже скакали по дороге, ведущей в Нионель.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. БИТВА ГИГАНТОВ
1
Во сне он позвал ее: «Мерси!» Но только для того, чтобы проснуться в гроте, среди грубых скал, сквозь которые не мог проникнуть ни один телепатический импульс.
«Мерси!» — вопил его ум, но звуки, срывавшиеся с губ, были едва различимы. Как всегда, он попытался встать. Как всегда, смог двинуть только мускулами лица и шеи. Теплый ветер, набухший запахом цветов, украдкой пробирался от входа в пещеру. Жажда была мучительной. Повернув голову, он сосредоточил всю волю на здоровой руке, повелевая ей потянуться за стоящей рядом флягой. Но рука повисла как плеть, как свидетельство его беспомощности.
«Богиня, дай мне умереть! — молил он. — Дай умереть до возвращения Айзека Хеннинга и Голды».
На лицо села муха, стала ползать по растрескавшимся губам, приводя его в бешенство. Тщетно призывал он все мыслимые проклятия на несчастное создание. Но тут горячий ветер поднатужился, собрал горсть пыли и бросил ему в лицо, согнав муху. Кожа теперь стала чересчур чувствительной: он ощущал малейшую неровность камней под меховой подстилкой и даже влажные ворсинки меха, прилипшие к спине. Закатное солнце ненадолго задержало на нем свои палящие лучи; по телу обильно заструился пот, а в горле мгновенно пересохло.
Вслед за мухой явился его злейший враг — огромное черно-белое насекомое, уже не раз вонзавшее в него свое игольчатое жало, чтобы отложить яички в живой плоти. При виде этой твари ужас и ненависть всколыхнулись в нем. Он сконцентрировал на мерзкой мошке все, что осталось от его принуждения и психокинеза. Но она преспокойно уселась ему на живот. У него вырвался сдавленный крик.
Перед пещерой метнулась длинная тень, и ветер донес знакомый запах мускуса. Услышав его жалобный стон, Голда подбежала и голой рукой прихлопнула насекомое, готовое ужалить.
— Все! — Она втоптала мошку в пыль босыми огрубелыми ногами. — Я прибила эту дьявольскую тварь! — Она промыла засиженное место прохладной водой и дала ему попить, затем прижала его голову к своей груди, нежно баюкая. Подошел дед, неся двух убитых кроликов, и насмешливо взглянул на него. Женщина и бровью не повела.
— С тобой все в порядке?
— Да.
— Укусов больше нет? Камушки не беспокоят?
— Нет. Дай воды.
Она снова дала ему напиться, подложила глиняное судно. Айзек тем временем освежевал кроликов и насадил их на вертел. Запах жареного мяса вызывал у него слюну. Теперь он мог сам жевать и глотать и очень огорчил Голду, решительно отказавшись кормиться рот в рот: как только она начинала к нему приставать, он плотно стискивал челюсти.
— Сегодня — полнолуние, — сообщила женщина. — Может, хочешь на воздух? Будем с тобой спать на траве, а дедушка — в пещере.
— Нет, — отрезал он.
— Воля твоя. Но дедушка говорит, что нынче особенная ночь. — Глаза ее сияли, она тряхнула жесткими, как пакля, волосами. — После ужина тебя ждет сюрприз!
У него защемило сердце. Полнолуние и весна…
— Какой месяц? — спросил он.
Она, не расслышав, наклонилась к нему, и он повторил:
— Какой… теперь месяц?
Зловредный старик тоже повернул к нему голову.
— Мы называем его «май», ваше божество! У тану — время Великой Любви. Помнишь небось лунные ночки? Но теперь вам каюк. Всех вас, ублюдков, смыло потопом. С прошлой осени на Керсике не было ни одной Летучей Охоты. Слава Богу, избавились.
«Мерси!» — вопил его ум, но звуки, срывавшиеся с губ, были едва различимы. Как всегда, он попытался встать. Как всегда, смог двинуть только мускулами лица и шеи. Теплый ветер, набухший запахом цветов, украдкой пробирался от входа в пещеру. Жажда была мучительной. Повернув голову, он сосредоточил всю волю на здоровой руке, повелевая ей потянуться за стоящей рядом флягой. Но рука повисла как плеть, как свидетельство его беспомощности.
«Богиня, дай мне умереть! — молил он. — Дай умереть до возвращения Айзека Хеннинга и Голды».
На лицо села муха, стала ползать по растрескавшимся губам, приводя его в бешенство. Тщетно призывал он все мыслимые проклятия на несчастное создание. Но тут горячий ветер поднатужился, собрал горсть пыли и бросил ему в лицо, согнав муху. Кожа теперь стала чересчур чувствительной: он ощущал малейшую неровность камней под меховой подстилкой и даже влажные ворсинки меха, прилипшие к спине. Закатное солнце ненадолго задержало на нем свои палящие лучи; по телу обильно заструился пот, а в горле мгновенно пересохло.
Вслед за мухой явился его злейший враг — огромное черно-белое насекомое, уже не раз вонзавшее в него свое игольчатое жало, чтобы отложить яички в живой плоти. При виде этой твари ужас и ненависть всколыхнулись в нем. Он сконцентрировал на мерзкой мошке все, что осталось от его принуждения и психокинеза. Но она преспокойно уселась ему на живот. У него вырвался сдавленный крик.
Перед пещерой метнулась длинная тень, и ветер донес знакомый запах мускуса. Услышав его жалобный стон, Голда подбежала и голой рукой прихлопнула насекомое, готовое ужалить.
— Все! — Она втоптала мошку в пыль босыми огрубелыми ногами. — Я прибила эту дьявольскую тварь! — Она промыла засиженное место прохладной водой и дала ему попить, затем прижала его голову к своей груди, нежно баюкая. Подошел дед, неся двух убитых кроликов, и насмешливо взглянул на него. Женщина и бровью не повела.
— С тобой все в порядке?
— Да.
— Укусов больше нет? Камушки не беспокоят?
— Нет. Дай воды.
Она снова дала ему напиться, подложила глиняное судно. Айзек тем временем освежевал кроликов и насадил их на вертел. Запах жареного мяса вызывал у него слюну. Теперь он мог сам жевать и глотать и очень огорчил Голду, решительно отказавшись кормиться рот в рот: как только она начинала к нему приставать, он плотно стискивал челюсти.
— Сегодня — полнолуние, — сообщила женщина. — Может, хочешь на воздух? Будем с тобой спать на траве, а дедушка — в пещере.
— Нет, — отрезал он.
— Воля твоя. Но дедушка говорит, что нынче особенная ночь. — Глаза ее сияли, она тряхнула жесткими, как пакля, волосами. — После ужина тебя ждет сюрприз!
У него защемило сердце. Полнолуние и весна…
— Какой месяц? — спросил он.
Она, не расслышав, наклонилась к нему, и он повторил:
— Какой… теперь месяц?
Зловредный старик тоже повернул к нему голову.
— Мы называем его «май», ваше божество! У тану — время Великой Любви. Помнишь небось лунные ночки? Но теперь вам каюк. Всех вас, ублюдков, смыло потопом. С прошлой осени на Керсике не было ни одной Летучей Охоты. Слава Богу, избавились.