Страница:
Сердце Морейна сжалось от недоброго предчувствия.
— О нет. Стратег! Ты не должен откладывать лечение! Теперь тебе все равно никто не присягнет…
— Вот как?.. — Ноданн был явно озадачен.
— О Великий, ты, наверно, забыл…
— Ну что ты мямлишь? — Он повысил голос. — Объяснись или по крайней мере откройся, покажи, что у тебя на уме!
Стеклодув осторожно приподнял завесу, и в уме его отпечаталась заповедь древней религии: калека не может быть королем.
Ноданн расхохотался. Эту заповедь и на пропащем Дуэте никто не помнил, не говоря уже о Многоцветной Земле.
— Ах, вот в чем дело! Да ты в своем уме, брат? Кто станет оглядываться на отжившие традиции, когда трон захватил первобытный выскочка?!
— Наши заповеди никто пока не отменял, — упорствовал Морейн. — Эйкен-Луганн утвержден собранием вассалов, к тому же он избранник Мейвар Создательницы Королей. А что до чужой крови, то говорят, он появился на свет не как все люди, а благодаря какому-то чуду Старой Земли.
— Тоже мне — чудо! — усмехнулся Стратег. — Зародыш из пробирки, выношенный искусственной утробой! Таких людей пруд пруди.
Но Морейн не сдавался.
— Знаешь, что рассказала мне моя Гланлуиль?.. Сам-то я на Великой Любви не был по болезни, а она вместо меня поехала и говорит, на брачном пиру Дознаватель такое выдал!.. Он сказал, что король… Эйкен-Луганн то есть… и королева Мерси-Розмар… ну, словом, в их плазме содержатся гены тану!
— Эйкен Драм наш сородич?! Опомнись!
У Стратега похолодела спина. Про Мерси он давно знал от изменника Грега-Даннета, но чтобы этот коротышка… Нет, невозможно!
— Дознаватель теперь занимается генетикой, — продолжал Морейн. — Он с ихними специалистами консультировался и теперь якобы все тонкости постиг. Так вот, по его словам выходит, будто все попавшие к нам мегаактивные люди обладают генами либо тану, либо фирвулагов. Есть, мол, такая таинственная сила, что связывает нашу расу с первобытными.
— Бред! Прямые предки человечества — рамапитеки, которые нам прислуживают. Так неужто мы оскверним свою кровь спариванием с животными? Ни за что! А мартышки не приблизятся к разуму раньше чем через пять миллионов лет, то есть задолго до того, как мы исчезнем с этой проклятой планеты.
— Ты уверен? — усомнился Морейн.
Ноданн умолк. Ему вдруг припомнилась трогательная старая пара: мятежная Анжелика Гудериан и антрополог Клод Маевский. Он застиг их на месте преступления и чуть задержал, прежде чем позволить провалиться во Врата Ада. Старик еще осмелился бросить ему вызов. Услышав гневный приказ: «Убирайтесь туда, откуда пришли!» — Маевский еле внятно пробормотал, но теперь его ответ до странности гулко прозвучал в памяти:
«Дурак! Мы пришли отсюда».
— Бред! — с досадой повторил Ноданн.
— Некоторые их легенды, — продолжал Стеклодув, — повествуют о древних расах, населявших Землю за много миллионов лет до возникновения человечества и сохранившихся — правда, в ничтожном количестве — до самого Единства. Люди называют их по-разному: бесы, феи, боги, великаны, эльфы… Все первобытные свято верят, что эти расы действительно существовали, и время от времени они спаривались с людской породой.
— Довольно! — прогремел Ноданн. — Не смей повторять всякий вздор! — Он отшвырнул плащ Морейна и неловко поднялся на ноги. — Подведи халика вон к тому столбику, иначе мне на него не влезть.
Морейн поспешил выполнить приказание, но счел своим долгом все-таки закончить мысль:
— По мне. Величайший из Великих, все это сказки. Но другие тану так не думают, а гибриды — тем более. Легенда о нашем родстве с первобытными малость позолотила пилюлю, какой стало для нас их возвышение в Многоцветной Земле.
— Ничего, я им пропишу другое лекарство, — заявил Ноданн. — Возьми узел с доспехами и привяжи к моему седлу. Знаешь, что еще там внутри? Священный Меч. Оружие, которое я не выпустил из рук после первого поединка с узурпатором и которым одержу окончательную победу над ним! А там поглядим, кто посмеет заикнуться о калеках, о самозванцах и ублюдках, которые якобы плоть от плоти тану и возвратились из будущего, чтобы спариться с собственными прародителями.
Морейна обуяла дрожь. Фигура Ноданна ослепила его яростным — до рези в глазах — солнечным светом.
— Осторожнее, Стратег! Берегись, враг может тебя заметить!
Жесткая аура мгновенно погасла.
— Ты прав, дружище. Мой гнев скороспел и глуп. Мерси предупреждала меня, что шпионы узурпатора шныряют повсюду. Отныне я буду осмотрителен, чтобы не подвергать тебя опасности.
— Да кому я нужен! — простонал Стеклодув. — Моей жизни грош цена! Я о твоей безопасности пекусь!
Скакун бешено заплясал перед ним, едва он попытался вставить ногу в стремя, и Морейну ничего не оставалось, как признать свое поражение. Он со вздохом взгромоздился в седло при помощи психокинеза и поспешно подтянул ослабевшую подпругу. Ноданн изо всех сил сдерживал улыбку.
— Беру тебя под свою опеку, Стратег, — торжественно произнес лорд Вар-Меска. — Моя священная обязанность скрывать тебя, пока лорд Селадейр и леди Розмар не явятся за тобой, чтобы препроводить в Афалию. — Мысленно он молил искалеченного титана, чье лицо теперь было скрыто в тени, о терпении. — Я спрячу тебя в укромном местечке и сам стану заботиться о тебе. Как бы только ты там не заскучал… Комнатенка маленькая, в подвале нашей фабрики. Но прошу тебя, сдержи на время боевой пыл!
— Чего-чего, а времени, чтобы закалить свою выдержку, у меня было достаточно.
— Да поможет тебе всемилостивая Богиня поскорей восстановить телесные и духовные силы и свершить свой великий долг.
Стратег наклонил голову.
— Командуй, Морейн, я в твоей власти.
Стеклодув подавил вздох облегчения.
— Поедем-ка, не мешкая, домой. Только… если не возражаешь, халиками командовать будешь ты.
— Само собой, — усмехнулся Стратег.
Бок о бок огромные животные покорно и резво затрусили по дороге к Вар-Меску.
— О нет. Стратег! Ты не должен откладывать лечение! Теперь тебе все равно никто не присягнет…
— Вот как?.. — Ноданн был явно озадачен.
— О Великий, ты, наверно, забыл…
— Ну что ты мямлишь? — Он повысил голос. — Объяснись или по крайней мере откройся, покажи, что у тебя на уме!
Стеклодув осторожно приподнял завесу, и в уме его отпечаталась заповедь древней религии: калека не может быть королем.
Ноданн расхохотался. Эту заповедь и на пропащем Дуэте никто не помнил, не говоря уже о Многоцветной Земле.
— Ах, вот в чем дело! Да ты в своем уме, брат? Кто станет оглядываться на отжившие традиции, когда трон захватил первобытный выскочка?!
— Наши заповеди никто пока не отменял, — упорствовал Морейн. — Эйкен-Луганн утвержден собранием вассалов, к тому же он избранник Мейвар Создательницы Королей. А что до чужой крови, то говорят, он появился на свет не как все люди, а благодаря какому-то чуду Старой Земли.
— Тоже мне — чудо! — усмехнулся Стратег. — Зародыш из пробирки, выношенный искусственной утробой! Таких людей пруд пруди.
Но Морейн не сдавался.
— Знаешь, что рассказала мне моя Гланлуиль?.. Сам-то я на Великой Любви не был по болезни, а она вместо меня поехала и говорит, на брачном пиру Дознаватель такое выдал!.. Он сказал, что король… Эйкен-Луганн то есть… и королева Мерси-Розмар… ну, словом, в их плазме содержатся гены тану!
— Эйкен Драм наш сородич?! Опомнись!
У Стратега похолодела спина. Про Мерси он давно знал от изменника Грега-Даннета, но чтобы этот коротышка… Нет, невозможно!
— Дознаватель теперь занимается генетикой, — продолжал Морейн. — Он с ихними специалистами консультировался и теперь якобы все тонкости постиг. Так вот, по его словам выходит, будто все попавшие к нам мегаактивные люди обладают генами либо тану, либо фирвулагов. Есть, мол, такая таинственная сила, что связывает нашу расу с первобытными.
— Бред! Прямые предки человечества — рамапитеки, которые нам прислуживают. Так неужто мы оскверним свою кровь спариванием с животными? Ни за что! А мартышки не приблизятся к разуму раньше чем через пять миллионов лет, то есть задолго до того, как мы исчезнем с этой проклятой планеты.
— Ты уверен? — усомнился Морейн.
Ноданн умолк. Ему вдруг припомнилась трогательная старая пара: мятежная Анжелика Гудериан и антрополог Клод Маевский. Он застиг их на месте преступления и чуть задержал, прежде чем позволить провалиться во Врата Ада. Старик еще осмелился бросить ему вызов. Услышав гневный приказ: «Убирайтесь туда, откуда пришли!» — Маевский еле внятно пробормотал, но теперь его ответ до странности гулко прозвучал в памяти:
«Дурак! Мы пришли отсюда».
— Бред! — с досадой повторил Ноданн.
— Некоторые их легенды, — продолжал Стеклодув, — повествуют о древних расах, населявших Землю за много миллионов лет до возникновения человечества и сохранившихся — правда, в ничтожном количестве — до самого Единства. Люди называют их по-разному: бесы, феи, боги, великаны, эльфы… Все первобытные свято верят, что эти расы действительно существовали, и время от времени они спаривались с людской породой.
— Довольно! — прогремел Ноданн. — Не смей повторять всякий вздор! — Он отшвырнул плащ Морейна и неловко поднялся на ноги. — Подведи халика вон к тому столбику, иначе мне на него не влезть.
Морейн поспешил выполнить приказание, но счел своим долгом все-таки закончить мысль:
— По мне. Величайший из Великих, все это сказки. Но другие тану так не думают, а гибриды — тем более. Легенда о нашем родстве с первобытными малость позолотила пилюлю, какой стало для нас их возвышение в Многоцветной Земле.
— Ничего, я им пропишу другое лекарство, — заявил Ноданн. — Возьми узел с доспехами и привяжи к моему седлу. Знаешь, что еще там внутри? Священный Меч. Оружие, которое я не выпустил из рук после первого поединка с узурпатором и которым одержу окончательную победу над ним! А там поглядим, кто посмеет заикнуться о калеках, о самозванцах и ублюдках, которые якобы плоть от плоти тану и возвратились из будущего, чтобы спариться с собственными прародителями.
Морейна обуяла дрожь. Фигура Ноданна ослепила его яростным — до рези в глазах — солнечным светом.
— Осторожнее, Стратег! Берегись, враг может тебя заметить!
Жесткая аура мгновенно погасла.
— Ты прав, дружище. Мой гнев скороспел и глуп. Мерси предупреждала меня, что шпионы узурпатора шныряют повсюду. Отныне я буду осмотрителен, чтобы не подвергать тебя опасности.
— Да кому я нужен! — простонал Стеклодув. — Моей жизни грош цена! Я о твоей безопасности пекусь!
Скакун бешено заплясал перед ним, едва он попытался вставить ногу в стремя, и Морейну ничего не оставалось, как признать свое поражение. Он со вздохом взгромоздился в седло при помощи психокинеза и поспешно подтянул ослабевшую подпругу. Ноданн изо всех сил сдерживал улыбку.
— Беру тебя под свою опеку, Стратег, — торжественно произнес лорд Вар-Меска. — Моя священная обязанность скрывать тебя, пока лорд Селадейр и леди Розмар не явятся за тобой, чтобы препроводить в Афалию. — Мысленно он молил искалеченного титана, чье лицо теперь было скрыто в тени, о терпении. — Я спрячу тебя в укромном местечке и сам стану заботиться о тебе. Как бы только ты там не заскучал… Комнатенка маленькая, в подвале нашей фабрики. Но прошу тебя, сдержи на время боевой пыл!
— Чего-чего, а времени, чтобы закалить свою выдержку, у меня было достаточно.
— Да поможет тебе всемилостивая Богиня поскорей восстановить телесные и духовные силы и свершить свой великий долг.
Стратег наклонил голову.
— Командуй, Морейн, я в твоей власти.
Стеклодув подавил вздох облегчения.
— Поедем-ка, не мешкая, домой. Только… если не возражаешь, халиками командовать будешь ты.
— Само собой, — усмехнулся Стратег.
Бок о бок огромные животные покорно и резво затрусили по дороге к Вар-Меску.
6
— Едут! Едут! — крикнул козопас Калистро и помчался вдоль каньона в Скрытых Ручьях, забыв о своем стаде. — Сестра Амери, и вождь, и все остальные!
Люди высыпали из хижин и взволнованно перекликались. Длинная кавалькада уже показалась на окраине деревни.
Старик Каваи, услыхав крики, высунул голову из двери крытого розовой черепицей домика мадам Гудериан под сенью сосен. Увидев кавалькаду, он присвистнул сквозь зубы.
Она!
Маленькая кошка выпрыгнула из ящика под столом и чуть не сшибла его с ног, когда он подошел к столу за ножом.
— Мне ж еще цветов надо нарезать! — Он строго погрозил пальцем кошке.
— А ты смотри, вылижи хорошенько своих котят, чтоб они нас не опозорили.
Завешенная марлей дверь захлопнулась. Бормоча что-то вполголоса, старик нарезал охапку пышных июньских роз и поспешил по тропинке, роняя розовые и алые лепестки.
Старым друзьям Луговому Жаворонку Бурке, Бэзилу Уимборну и Амери Роккаро в Скрытых Ручьях устроили трогательный прием; их встречали как героев, принесших свободу первобытным. Почести распространились и на тридцать сорвиголов-пилотов, инженеров, техников, на которых население Ручьев возлагало огромные надежды. Штат новой экспедиции тут же окрестили «бастарды Бэзила» — с легкой руки Денни Джонсона, начальника первобытного гарнизона. Бывший альпинист и профессор Оксфорда был весьма польщен этим прозвищем.
После небольшой разминки в общественной бане вновь прибывшим был дан торжественный ужин из жареной рыбы и клубничного торта, на скорую руку испеченного Мариаленой Торрехон. Заведующий винными погребами Перкин самолично разливал рислинг, ароматное вино и сладкий белый мускат; заздравные тосты следовали один за другим, в результате чего многие жители деревни, а также бастарды Понго Уорбертон, Уклик и Шеймус Максуини не присутствовали на благодарственной мессе, которую отслужила Амери по завершении столь знаменательного дня.
Наконец старик Каваи привел измученную монахиню в коттедж под соснами, хотя та противилась, говоря, что теперь это его дом и таковым должен оставаться.
— Об этом после, — заявил бывший электронщик. — Теперь ступай отдохни в спальне. Дух мадам благоприятствует этому, а я, честное слово, не стерплю, если ты откажешься от такой чести. Мне привычнее спать на тюфяке в кошачьей компании.
Он открыл дверь и пропустил Амери вперед. Она застыла на пороге, потом внезапно опустилась на колени и воскликнула:
— Дея!
Изящный маленький зверек, одетый в золотисто-песочную шкурку с черным кончиком хвоста, подбежал и прыгнул ей на руки — ни дать ни взять пума в миниатюре, если б не уши и не большие глаза.
Амери ласково гладила свою мурлыкающую любимицу, на глазах у нее блестели слезы.
— Думала, никогда больше ее не увижу. Она скучала обо мне, Каваи-сан?
— Вообще-то у нее были развлечения, — невозмутимо ответил японец и указал на ящик под столом, откуда выглядывали три крошечные головки. — Им девять недель, все коты и пока что безымянные. Решил тебя дождаться. Знаешь, я дал обет мученикам Нагасаки…
Он свесил голову, и подозрительные капли покатились по кимоно. Амери опустила кошку на пол, встала и обняла его.
— Бестолковый старый буддист!
Потом она занялась котятами, а он пошел проверить, хорошо ли взбита постель в спальне.
— Назову вас Тарс Таркас, Каргорис и Эдгар, — сказала монахиня, сажая котят, а заодно и мать обратно в ящик. — Вам суждено стать родоначальниками всех домашних кошек.
Она кряхтя поднялась с пола, ощущая ломоту в костях и головокружение от усталости после всего, что пришлось пережить. Но недомогание как рукой сняло, едва она обвела взглядом маленькую комнату, служившую кухней и одновременно гостиной. Ее единственный дом в плиоценовом изгнании! Она прожила здесь всего несколько недель, пока Анжелика была в экспедиции, но успела запомнить и полюбить каждую мелочь. Вот занавески ручной работы, вот любимая кружевная скатерть мадам, вот коврики, сшитые из шкур. У камина стояли медная кочерга, совок и таган, отлитые Халид-Ханом, рядом корзинка для рукоделия Мизы Черил-Энн. Ее собственная богословская и медицинская библиотечка тоже на месте, в шкафу, и монашеский клобук целехонек — недаром она перед отъездом насовала в карманы мешочков с травами. А вот тут, в шкатулке, деревянные четки — их выточил для нее Клод Маевский.
Каваи появился из спальни.
— Все готово.
— Как хорошо дома! — откликнулась она дрогнувшим голосом.
Старик низко поклонился.
— О-каэри насаи, Амери-сан. Добро пожаловать домой, дочь моя.
Бурке и Бэзил так вымотались, что все равно бы не заснули, к тому же надо было обсудить несколько неотложных дел.
— Пошли в мой старый вигвам, — пригласил великан индеец Денни Джонсона. — Познакомишься с тридцать первым бастардом Бэзила.
— Он очень стесняется, — добавил альпинист. — Наотрез отказался участвовать в празднике, поэтому мы проводили его в дом Жаворонка и натащили туда еды и выпивки. Надеюсь, он не объелся клубничным тортом. Маленький народ чересчур падок на сладкое.
Хижина вождя стояла вплотную к южному берегу каньона, в нескольких метрах от того места, где смешивались холодный и горячий ключи. Тонкая струйка дыма выползала из трубы на крыше и терялась среди нижних ветвей секвойи.
— Калипин! — тихонько окликнул Бурке и, откинув кожаный полог, ступил внутрь.
Денни и Бэзил последовали за ним в почти кромешную тьму. Возле каменного очага зашевелилось что-то красное, бесформенное.
— Луговой Жаворонок! Ну наконец-то!
— Утомился ждать? Не возражаешь, если я зажгу свечу?
— Придется напяливать маску, — ворчливо отозвался голос из темноты. — Но что поделаешь, я же не у себя дома.
— Да ладно, не утруждайся, — сказал Бэзил.
— У меня свои инструкции. Ну вот, готово!
Бурке чиркнул спичкой и зажег две свечи в глиняной плошке. Их пламя осветило карлика средних лет в окружении грязной посуды и пустых бутылок из-под пива.
— Начальник нашего оборонительного гарнизона Денни Джонсон, — представил Бурке. — Денни, познакомься, это Калипин. Лорд Суголл назначил его сопровождающим бастардов Бэзила к Могиле Корабля.
Денни протянул руку. Мутант после некоторого колебания пожал ее.
— Вас, людей, хлебом не корми — дай друг друга потрогать, — брюзжал Калипин. — Уж на что я стараюсь привыкнуть к вашим обычаям, но это ох как тяжело! Одна Тэ знает, как тяжело! — Он горестно вздохнул и хлебнул пива из бутылки.
— А как же мы тебя при въезде не заметили, дружище Калипин? — удивился Денни.
— Да очень просто. Стал невидимкой — и все. — Карлика вдруг передернуло. — О-о, эти гомонящие первобытные умы! Странно, многие из моих собратьев готовы с вами породниться. А мой повелитель вообще уверяет, что нам без вас не выжить… Однако это тяжело. Ох, тяжело!
— Позади вигвама есть холм, а в нем пещера, которую я использую под кладовую, — сообщил Бурке. — Может, тебе там будет удобнее?
— Пещера?! — просиял мутант. — Мне так недостает земной защиты, с тех пор как мы перебрались с Луговой горы в Нионель! Слов нет — город большой, цивилизованный и немутагенный. Но для отдохновения души, для сладкого спокойного сна ничего лучше пещеры не придумаешь.
Бурке помог Калипину собрать пожитки, и они вдвоем вышли из хижины.
Бэзил развел в очаге огонь, поставил чайник для кофе.
— Ну что? — обратился он к Джонсону. — Небось не терпится взглянуть, что наш маленький друг прячет в своем кожаном мешке?
Негр взгромоздил мешок на стол, развязал тесемки и присвистнул.
— Вот это да! Шоковые ружья! Черт побери, как удалось их протащить через врата времени?
— Контрабандой — как же еще! Тебе и не снилось, сколько всякого оружия понатаскали сюда наши братья. Эйкен Драм всю свою гвардию вооружил боеприпасами двадцать второго века.
— Слыхали. — Денни хитро прищурился. — Так вы что, сперли их у Эйкена Драма?
— Нет. Это подарок лорда Суголла. А он их получил от Шарна.
— О Боже!
— Вот именно. — Бэзил поставил на стол три кружки и жбан с медом.
Вернулся Бурке и тут же заметил развязанный мешок.
— Ага, подарочки рассматриваем? Два Бэзил возьмет с собой, к Могиле, одно останется здесь. Нам тоже предстоит жаркое лето, верно, Денни?
— Неужели фирвулаги посмеют открыто напасть на рудники? — спросил Бэзил.
Денни нахмурился, затем решительно мотнул головой.
— Не думаю. Объявления войны не было, посол из Высокой Цитадели… ну, этот, Деревянная Нога, появляется регулярно — сама любезность, мол, да здравствует мир! Мы им пеняем по поводу налетов, а они открещиваются, говорят: в Нионель со своими претензиями обращайтесь.
— Вот раздобудем парочку экзотических птиц, фирвулаги по-иному запоют, — заверил Бурке. — И золотая мартышка в Гории тоже.
— Когда мы прослышали про новейшее оружие, — сказал Денни, — я предложил Эйкену обменять несколько штук на чугун.
— И что он? — поинтересовался Бурке.
— Ничего. Он и сам не прочь захватить наши рудники, не будь они так близко от Высокой Цитадели. Поэтому решил оставить нас на произвол фирвулагов, пока мы все плиоценовое человечество не заразили вирусом свободы. А сам то и дело шлет эмиссаров доброй воли, обещает мир, совместное процветание, свободу и справедливость для всех. Но я-то вижу, что его интересует: хочет переманить к себе наших металлургов. В Бретани много залежей железной руды, и у хитрозадого плута руки чешутся их разработать.
— А большой ущерб нанесли фирвулаги нашим шахтам?
— На Железной Деве и Длинной Кузне придется поставить крест. Черт, я бы отдал свой правый глаз и левое яичко в придачу за несколько дюжин лазерных карабинов с прибором ночного видения.
— Я уже подумал об этом, — с таинственным видом произнес Бурке. — Вот отправим Бэзила и кое-что изобразим.
— Мы выступаем послезавтра, — заявил Бэзил.
— Еще чего! Не успели прибыть, — возмутился Денни. — Надо же отдохнуть хоть малость. Да и мы еще как следует не познакомились с твоими бастардами. К примеру, эта Софронисба Джиллис очень даже неплохая бабенка.
— Если ты… ммм… положил на нее глаз, — строго заметил Бэзил, — советую быть поосторожнее. Когда мы перегоняли стадо сексуальных маньяков в Нионель, Фронси единственная из женщин не опасалась за свою безопасность.
— Ничего, я ее обработаю, — уверенно заявил Денни и тут же взвыл: — Ну неужто вы не можете побыть подольше?!
Бэзил покачал головой.
— Прости, старик, что порчу тебе обедню, но мы живем по расписанию — и твоя вожделенная Софронисба, и все остальные.
— Иначе нас могут опередить, — добавил Бурке.
— Вообще-то у Эйкена сейчас другие заботы. — Бэзил машинально коснулся своего золотого торквеса. — Элизабет заверила нас, что он пока не знает о нашей экспедиции. Однако цель бастардов теперь известна всем, кто был на сегодняшнем ужине… — Он тактично умолк.
— Да уж, — покачал головой Денни, — не иначе слушок докатится до рудников, а там сбежит какой-нибудь болтун в Горию — вот вам и вся конспирация.
— К тому же наблюдатели из Высокой Цитадели могут нас засечь, когда будем переплывать Рейн, — предположил Бэзил.
— Неужели Шарн донесет Эйкену? — недоверчиво спросил Денни.
— Не исключено, — кивнул Бурке. — Если сочтет нас основной угрозой.
На огне булькал кофейник, Бэзил разлил ароматный напиток по кружкам, и несколько минут все молчали, прихлебывая кофе.
— А почему маленький народ сам не отправится за птицами? — недоумевал Денни. — За последние месяцы они значительно расширили свои вооружения. Видно, Шарн и Айфа решили отставить древние традиции.
— Не все, — уточнил Бэзил. — Могила по-прежнему священна для обеих гуманоидных рас. Навещать свои захоронения — одно из их табу.
— Но как только летательные аппараты будут доставлены в другое место, отношение может измениться, — заметил Бурке. — Вот почему так важна маскировка.
— Для двух я нашел хорошую площадку, — сказал Денни. — Лучше не придумаешь. Ущелье Гиен в верховьях Протосены — туда фирвулаги ни ногой. Там растут гигантские деревья — отличное прикрытие на случай Летучей Охоты. Отсюда примерно двести километров на северо-запад. Из Нионели добираться очень удобно.
— Думаю, это подойдет, — одобрил Жаворонок.
— Максл там был, — продолжал Денни. — Если вы возьмете его вместо бастарда со сломанной рукой, то он укажет вам дорогу. Вот только сумеете ли выбраться оттуда живыми…
— Ничего, прорвемся, — невозмутимо ответил Бэзил, смакуя свой кофе.
— А что вы думаете делать с остальными самолетами у Могилы? — не унимался верзила негр. — Не отдавать же их на откуп Эйкену, а уничтожить — святотатство.
— Это секрет, Денни, — заявил Бурке. — Даже бастарды Бэзила ничего не будут знать, пока не достигнут кратера.
— Тоже мне, секрет! Как будто я считать не умею: в вашей компании двенадцать пилотов.
— Четырнадцать, — поправил Бэзил. — Доктор Тонгза тоже летал на орбитальных аппаратах, и у мистера Бетси кое-какой опыт есть плюс к тому, что он опытный инженер.
— Этот шут ряженый? — фыркнул Денни. — Впрочем, наверно, вы не за красивые глаза его взяли. Но… мистер Бетси!
— Королева Елизавета Первая — его маска, — со всей серьезностью возразил Бэзил, — отсюда и рыжий парик с жемчугами, и… гм, костюм. В Содружестве его звали Мертон Хадспет. Он был старшим инженером-исследователем в аэрокосмической компании «Боинг» и специализировался по ро-полям.
— Да ну? — удивился Денни.
— Бетси — парень со странностями, но у кого из нас их нет? — Бурке потянулся и зевнул. — Вон Бэзил предпочитает всю жизнь лазать по горам, нежели спокойно преподавать литературу в каком-нибудь университете. А достопочтенный судья Бурке разгуливает с перьями в волосах и в штанах с бахромой. Не говоря уже о тебе с твоим баритоном, коему место в «Ковент-Гарден». Скажи, черномазый, ты до сих пор распеваешь арию тореадора во всю глотку, когда делаешь отбивные из налетчиков?
— А ты как думал, краснокожий? Да, вот что… напомни-ка мне завтра созвать народ на выборы свободного лидера. Я снова намерен посадить тебя на сковородку.
— Ну, спасибо, черный зад!
— Ну, пожалуйста, желтая мошонка!
Лицо американского индейца осветилось улыбкой и тут же вновь посуровело.
— Ей-Богу, я был бы рад сидеть тут с вами и разыгрывать старого мудрого конгрессмена. Однако есть дела поважнее. И мне не терпится посоветоваться по этому поводу с Элизабет. — Он отставил кружку, взял кожаный мешок, туго завязал тесемки. — После финийской войны мы привыкли считать железные копья и стрелы самым страшным оружием. Конечно, они нас очень выручили и еще принесут немало пользы в борьбе с гуманоидами. Но стрелять железными стрелами с борта магнитно-гравитационного корабля по меньшей мере глупо, друзья мои. К тому же гвардия Эйкена Драма не более уязвима для них, чем я или вы.
— Кто спорит? — откликнулся Денни. — Но где ты собираешься раздобыть настоящее оружие? Потрясешь арсеналы Шарна?
— Скажешь тоже! Да никого из нас живым к Высокой Цитадели ближе чем на десять километров не подпустят. Есть другая возможность. Шарн обеспечил себе запас, когда фирвулаги разрушили Бураск. Эйкен Драм, скорее всего, нашел свои ружья в подвалах замка Гории. Таким образом, по меньшей мере два лорда нарушили указ короля Тагдала об уничтожении контрабандного оружия. Но ведь могли быть и другие.
— Кое-что было в Финии… — стал припоминать Денни. — Но постой… как насчет Ронии? Я ведь оттуда бежал! Старый Принудитель лорд Бормол был весьма любознательный тип. Принудители своего никогда не упустят. У него вполне могли быть тайные склады! К тому же до Ронии рукой подать. Подплывем по реке, просочимся через доки — там даже крепостной стены нет.
— Но там и оружия может не оказаться. А у нас теперь каждый воин на счету, — размышлял Бурке. — Нет, надо все тщательно взвесить. Окончательное решение я оставляю за Элизабет.
Денни возмущенно уставился на него.
— Да ты что?! Позволить этой мистической дамочке диктовать нам стратегию?!
— Именно ей, — подтвердил Бэзил. — К твоему сведению, так всегда было и будет. Элизабет — главный человек в мире.
— Бедняжка! — вздохнул Луговой Жаворонок.
Люди высыпали из хижин и взволнованно перекликались. Длинная кавалькада уже показалась на окраине деревни.
Старик Каваи, услыхав крики, высунул голову из двери крытого розовой черепицей домика мадам Гудериан под сенью сосен. Увидев кавалькаду, он присвистнул сквозь зубы.
Она!
Маленькая кошка выпрыгнула из ящика под столом и чуть не сшибла его с ног, когда он подошел к столу за ножом.
— Мне ж еще цветов надо нарезать! — Он строго погрозил пальцем кошке.
— А ты смотри, вылижи хорошенько своих котят, чтоб они нас не опозорили.
Завешенная марлей дверь захлопнулась. Бормоча что-то вполголоса, старик нарезал охапку пышных июньских роз и поспешил по тропинке, роняя розовые и алые лепестки.
Старым друзьям Луговому Жаворонку Бурке, Бэзилу Уимборну и Амери Роккаро в Скрытых Ручьях устроили трогательный прием; их встречали как героев, принесших свободу первобытным. Почести распространились и на тридцать сорвиголов-пилотов, инженеров, техников, на которых население Ручьев возлагало огромные надежды. Штат новой экспедиции тут же окрестили «бастарды Бэзила» — с легкой руки Денни Джонсона, начальника первобытного гарнизона. Бывший альпинист и профессор Оксфорда был весьма польщен этим прозвищем.
После небольшой разминки в общественной бане вновь прибывшим был дан торжественный ужин из жареной рыбы и клубничного торта, на скорую руку испеченного Мариаленой Торрехон. Заведующий винными погребами Перкин самолично разливал рислинг, ароматное вино и сладкий белый мускат; заздравные тосты следовали один за другим, в результате чего многие жители деревни, а также бастарды Понго Уорбертон, Уклик и Шеймус Максуини не присутствовали на благодарственной мессе, которую отслужила Амери по завершении столь знаменательного дня.
Наконец старик Каваи привел измученную монахиню в коттедж под соснами, хотя та противилась, говоря, что теперь это его дом и таковым должен оставаться.
— Об этом после, — заявил бывший электронщик. — Теперь ступай отдохни в спальне. Дух мадам благоприятствует этому, а я, честное слово, не стерплю, если ты откажешься от такой чести. Мне привычнее спать на тюфяке в кошачьей компании.
Он открыл дверь и пропустил Амери вперед. Она застыла на пороге, потом внезапно опустилась на колени и воскликнула:
— Дея!
Изящный маленький зверек, одетый в золотисто-песочную шкурку с черным кончиком хвоста, подбежал и прыгнул ей на руки — ни дать ни взять пума в миниатюре, если б не уши и не большие глаза.
Амери ласково гладила свою мурлыкающую любимицу, на глазах у нее блестели слезы.
— Думала, никогда больше ее не увижу. Она скучала обо мне, Каваи-сан?
— Вообще-то у нее были развлечения, — невозмутимо ответил японец и указал на ящик под столом, откуда выглядывали три крошечные головки. — Им девять недель, все коты и пока что безымянные. Решил тебя дождаться. Знаешь, я дал обет мученикам Нагасаки…
Он свесил голову, и подозрительные капли покатились по кимоно. Амери опустила кошку на пол, встала и обняла его.
— Бестолковый старый буддист!
Потом она занялась котятами, а он пошел проверить, хорошо ли взбита постель в спальне.
— Назову вас Тарс Таркас, Каргорис и Эдгар, — сказала монахиня, сажая котят, а заодно и мать обратно в ящик. — Вам суждено стать родоначальниками всех домашних кошек.
Она кряхтя поднялась с пола, ощущая ломоту в костях и головокружение от усталости после всего, что пришлось пережить. Но недомогание как рукой сняло, едва она обвела взглядом маленькую комнату, служившую кухней и одновременно гостиной. Ее единственный дом в плиоценовом изгнании! Она прожила здесь всего несколько недель, пока Анжелика была в экспедиции, но успела запомнить и полюбить каждую мелочь. Вот занавески ручной работы, вот любимая кружевная скатерть мадам, вот коврики, сшитые из шкур. У камина стояли медная кочерга, совок и таган, отлитые Халид-Ханом, рядом корзинка для рукоделия Мизы Черил-Энн. Ее собственная богословская и медицинская библиотечка тоже на месте, в шкафу, и монашеский клобук целехонек — недаром она перед отъездом насовала в карманы мешочков с травами. А вот тут, в шкатулке, деревянные четки — их выточил для нее Клод Маевский.
Каваи появился из спальни.
— Все готово.
— Как хорошо дома! — откликнулась она дрогнувшим голосом.
Старик низко поклонился.
— О-каэри насаи, Амери-сан. Добро пожаловать домой, дочь моя.
Бурке и Бэзил так вымотались, что все равно бы не заснули, к тому же надо было обсудить несколько неотложных дел.
— Пошли в мой старый вигвам, — пригласил великан индеец Денни Джонсона. — Познакомишься с тридцать первым бастардом Бэзила.
— Он очень стесняется, — добавил альпинист. — Наотрез отказался участвовать в празднике, поэтому мы проводили его в дом Жаворонка и натащили туда еды и выпивки. Надеюсь, он не объелся клубничным тортом. Маленький народ чересчур падок на сладкое.
Хижина вождя стояла вплотную к южному берегу каньона, в нескольких метрах от того места, где смешивались холодный и горячий ключи. Тонкая струйка дыма выползала из трубы на крыше и терялась среди нижних ветвей секвойи.
— Калипин! — тихонько окликнул Бурке и, откинув кожаный полог, ступил внутрь.
Денни и Бэзил последовали за ним в почти кромешную тьму. Возле каменного очага зашевелилось что-то красное, бесформенное.
— Луговой Жаворонок! Ну наконец-то!
— Утомился ждать? Не возражаешь, если я зажгу свечу?
— Придется напяливать маску, — ворчливо отозвался голос из темноты. — Но что поделаешь, я же не у себя дома.
— Да ладно, не утруждайся, — сказал Бэзил.
— У меня свои инструкции. Ну вот, готово!
Бурке чиркнул спичкой и зажег две свечи в глиняной плошке. Их пламя осветило карлика средних лет в окружении грязной посуды и пустых бутылок из-под пива.
— Начальник нашего оборонительного гарнизона Денни Джонсон, — представил Бурке. — Денни, познакомься, это Калипин. Лорд Суголл назначил его сопровождающим бастардов Бэзила к Могиле Корабля.
Денни протянул руку. Мутант после некоторого колебания пожал ее.
— Вас, людей, хлебом не корми — дай друг друга потрогать, — брюзжал Калипин. — Уж на что я стараюсь привыкнуть к вашим обычаям, но это ох как тяжело! Одна Тэ знает, как тяжело! — Он горестно вздохнул и хлебнул пива из бутылки.
— А как же мы тебя при въезде не заметили, дружище Калипин? — удивился Денни.
— Да очень просто. Стал невидимкой — и все. — Карлика вдруг передернуло. — О-о, эти гомонящие первобытные умы! Странно, многие из моих собратьев готовы с вами породниться. А мой повелитель вообще уверяет, что нам без вас не выжить… Однако это тяжело. Ох, тяжело!
— Позади вигвама есть холм, а в нем пещера, которую я использую под кладовую, — сообщил Бурке. — Может, тебе там будет удобнее?
— Пещера?! — просиял мутант. — Мне так недостает земной защиты, с тех пор как мы перебрались с Луговой горы в Нионель! Слов нет — город большой, цивилизованный и немутагенный. Но для отдохновения души, для сладкого спокойного сна ничего лучше пещеры не придумаешь.
Бурке помог Калипину собрать пожитки, и они вдвоем вышли из хижины.
Бэзил развел в очаге огонь, поставил чайник для кофе.
— Ну что? — обратился он к Джонсону. — Небось не терпится взглянуть, что наш маленький друг прячет в своем кожаном мешке?
Негр взгромоздил мешок на стол, развязал тесемки и присвистнул.
— Вот это да! Шоковые ружья! Черт побери, как удалось их протащить через врата времени?
— Контрабандой — как же еще! Тебе и не снилось, сколько всякого оружия понатаскали сюда наши братья. Эйкен Драм всю свою гвардию вооружил боеприпасами двадцать второго века.
— Слыхали. — Денни хитро прищурился. — Так вы что, сперли их у Эйкена Драма?
— Нет. Это подарок лорда Суголла. А он их получил от Шарна.
— О Боже!
— Вот именно. — Бэзил поставил на стол три кружки и жбан с медом.
Вернулся Бурке и тут же заметил развязанный мешок.
— Ага, подарочки рассматриваем? Два Бэзил возьмет с собой, к Могиле, одно останется здесь. Нам тоже предстоит жаркое лето, верно, Денни?
— Неужели фирвулаги посмеют открыто напасть на рудники? — спросил Бэзил.
Денни нахмурился, затем решительно мотнул головой.
— Не думаю. Объявления войны не было, посол из Высокой Цитадели… ну, этот, Деревянная Нога, появляется регулярно — сама любезность, мол, да здравствует мир! Мы им пеняем по поводу налетов, а они открещиваются, говорят: в Нионель со своими претензиями обращайтесь.
— Вот раздобудем парочку экзотических птиц, фирвулаги по-иному запоют, — заверил Бурке. — И золотая мартышка в Гории тоже.
— Когда мы прослышали про новейшее оружие, — сказал Денни, — я предложил Эйкену обменять несколько штук на чугун.
— И что он? — поинтересовался Бурке.
— Ничего. Он и сам не прочь захватить наши рудники, не будь они так близко от Высокой Цитадели. Поэтому решил оставить нас на произвол фирвулагов, пока мы все плиоценовое человечество не заразили вирусом свободы. А сам то и дело шлет эмиссаров доброй воли, обещает мир, совместное процветание, свободу и справедливость для всех. Но я-то вижу, что его интересует: хочет переманить к себе наших металлургов. В Бретани много залежей железной руды, и у хитрозадого плута руки чешутся их разработать.
— А большой ущерб нанесли фирвулаги нашим шахтам?
— На Железной Деве и Длинной Кузне придется поставить крест. Черт, я бы отдал свой правый глаз и левое яичко в придачу за несколько дюжин лазерных карабинов с прибором ночного видения.
— Я уже подумал об этом, — с таинственным видом произнес Бурке. — Вот отправим Бэзила и кое-что изобразим.
— Мы выступаем послезавтра, — заявил Бэзил.
— Еще чего! Не успели прибыть, — возмутился Денни. — Надо же отдохнуть хоть малость. Да и мы еще как следует не познакомились с твоими бастардами. К примеру, эта Софронисба Джиллис очень даже неплохая бабенка.
— Если ты… ммм… положил на нее глаз, — строго заметил Бэзил, — советую быть поосторожнее. Когда мы перегоняли стадо сексуальных маньяков в Нионель, Фронси единственная из женщин не опасалась за свою безопасность.
— Ничего, я ее обработаю, — уверенно заявил Денни и тут же взвыл: — Ну неужто вы не можете побыть подольше?!
Бэзил покачал головой.
— Прости, старик, что порчу тебе обедню, но мы живем по расписанию — и твоя вожделенная Софронисба, и все остальные.
— Иначе нас могут опередить, — добавил Бурке.
— Вообще-то у Эйкена сейчас другие заботы. — Бэзил машинально коснулся своего золотого торквеса. — Элизабет заверила нас, что он пока не знает о нашей экспедиции. Однако цель бастардов теперь известна всем, кто был на сегодняшнем ужине… — Он тактично умолк.
— Да уж, — покачал головой Денни, — не иначе слушок докатится до рудников, а там сбежит какой-нибудь болтун в Горию — вот вам и вся конспирация.
— К тому же наблюдатели из Высокой Цитадели могут нас засечь, когда будем переплывать Рейн, — предположил Бэзил.
— Неужели Шарн донесет Эйкену? — недоверчиво спросил Денни.
— Не исключено, — кивнул Бурке. — Если сочтет нас основной угрозой.
На огне булькал кофейник, Бэзил разлил ароматный напиток по кружкам, и несколько минут все молчали, прихлебывая кофе.
— А почему маленький народ сам не отправится за птицами? — недоумевал Денни. — За последние месяцы они значительно расширили свои вооружения. Видно, Шарн и Айфа решили отставить древние традиции.
— Не все, — уточнил Бэзил. — Могила по-прежнему священна для обеих гуманоидных рас. Навещать свои захоронения — одно из их табу.
— Но как только летательные аппараты будут доставлены в другое место, отношение может измениться, — заметил Бурке. — Вот почему так важна маскировка.
— Для двух я нашел хорошую площадку, — сказал Денни. — Лучше не придумаешь. Ущелье Гиен в верховьях Протосены — туда фирвулаги ни ногой. Там растут гигантские деревья — отличное прикрытие на случай Летучей Охоты. Отсюда примерно двести километров на северо-запад. Из Нионели добираться очень удобно.
— Думаю, это подойдет, — одобрил Жаворонок.
— Максл там был, — продолжал Денни. — Если вы возьмете его вместо бастарда со сломанной рукой, то он укажет вам дорогу. Вот только сумеете ли выбраться оттуда живыми…
— Ничего, прорвемся, — невозмутимо ответил Бэзил, смакуя свой кофе.
— А что вы думаете делать с остальными самолетами у Могилы? — не унимался верзила негр. — Не отдавать же их на откуп Эйкену, а уничтожить — святотатство.
— Это секрет, Денни, — заявил Бурке. — Даже бастарды Бэзила ничего не будут знать, пока не достигнут кратера.
— Тоже мне, секрет! Как будто я считать не умею: в вашей компании двенадцать пилотов.
— Четырнадцать, — поправил Бэзил. — Доктор Тонгза тоже летал на орбитальных аппаратах, и у мистера Бетси кое-какой опыт есть плюс к тому, что он опытный инженер.
— Этот шут ряженый? — фыркнул Денни. — Впрочем, наверно, вы не за красивые глаза его взяли. Но… мистер Бетси!
— Королева Елизавета Первая — его маска, — со всей серьезностью возразил Бэзил, — отсюда и рыжий парик с жемчугами, и… гм, костюм. В Содружестве его звали Мертон Хадспет. Он был старшим инженером-исследователем в аэрокосмической компании «Боинг» и специализировался по ро-полям.
— Да ну? — удивился Денни.
— Бетси — парень со странностями, но у кого из нас их нет? — Бурке потянулся и зевнул. — Вон Бэзил предпочитает всю жизнь лазать по горам, нежели спокойно преподавать литературу в каком-нибудь университете. А достопочтенный судья Бурке разгуливает с перьями в волосах и в штанах с бахромой. Не говоря уже о тебе с твоим баритоном, коему место в «Ковент-Гарден». Скажи, черномазый, ты до сих пор распеваешь арию тореадора во всю глотку, когда делаешь отбивные из налетчиков?
— А ты как думал, краснокожий? Да, вот что… напомни-ка мне завтра созвать народ на выборы свободного лидера. Я снова намерен посадить тебя на сковородку.
— Ну, спасибо, черный зад!
— Ну, пожалуйста, желтая мошонка!
Лицо американского индейца осветилось улыбкой и тут же вновь посуровело.
— Ей-Богу, я был бы рад сидеть тут с вами и разыгрывать старого мудрого конгрессмена. Однако есть дела поважнее. И мне не терпится посоветоваться по этому поводу с Элизабет. — Он отставил кружку, взял кожаный мешок, туго завязал тесемки. — После финийской войны мы привыкли считать железные копья и стрелы самым страшным оружием. Конечно, они нас очень выручили и еще принесут немало пользы в борьбе с гуманоидами. Но стрелять железными стрелами с борта магнитно-гравитационного корабля по меньшей мере глупо, друзья мои. К тому же гвардия Эйкена Драма не более уязвима для них, чем я или вы.
— Кто спорит? — откликнулся Денни. — Но где ты собираешься раздобыть настоящее оружие? Потрясешь арсеналы Шарна?
— Скажешь тоже! Да никого из нас живым к Высокой Цитадели ближе чем на десять километров не подпустят. Есть другая возможность. Шарн обеспечил себе запас, когда фирвулаги разрушили Бураск. Эйкен Драм, скорее всего, нашел свои ружья в подвалах замка Гории. Таким образом, по меньшей мере два лорда нарушили указ короля Тагдала об уничтожении контрабандного оружия. Но ведь могли быть и другие.
— Кое-что было в Финии… — стал припоминать Денни. — Но постой… как насчет Ронии? Я ведь оттуда бежал! Старый Принудитель лорд Бормол был весьма любознательный тип. Принудители своего никогда не упустят. У него вполне могли быть тайные склады! К тому же до Ронии рукой подать. Подплывем по реке, просочимся через доки — там даже крепостной стены нет.
— Но там и оружия может не оказаться. А у нас теперь каждый воин на счету, — размышлял Бурке. — Нет, надо все тщательно взвесить. Окончательное решение я оставляю за Элизабет.
Денни возмущенно уставился на него.
— Да ты что?! Позволить этой мистической дамочке диктовать нам стратегию?!
— Именно ей, — подтвердил Бэзил. — К твоему сведению, так всегда было и будет. Элизабет — главный человек в мире.
— Бедняжка! — вздохнул Луговой Жаворонок.
7
Элизабет снова приготовилась к спуску в бездну.
Щель была коварно узка, но в любую минуту могла разверзнуться и поглотить все, тогда как безумное суперэго искало избавления в смерти.
Дионкет и Крейн сцепили умы на манер шлюза, сдерживая мощный напор агонизирующего сознания. Твердая решимость целителей стоять до конца в какой-то мере объяснялась чувством вины, ибо они понимали, что эта злоба, эта жажда насилия коренится в их собственной расовой эволюции.
А еще они понимали, что грозящая им опасность сейчас как нельзя велика. Запас послушания Фелиции был на исходе. Ресурсы ее человечности, даже в лучшие моменты весьма скудные, трещали по швам в преддверии необратимых изменений, которые сулила мозговая коррекция. Такая перспектива пугала девушку, побуждая к самому активному противодействию.
Всякий раз, как Элизабет, проходя между Крейном и Дионкетом, спускалась в эту выгребную яму, оба целителя думали, что она больше не вернется. Если уж поверхностные уровни безумия пациентки оказывают столь яростное сопротивление метарасширенным умам, то какие же ужасы ожидают Великого Магистра в глубинах — особенно теперь, когда кризис так близок.
— У Фелиции дисфункция мозга почти в пятой степени, — предупреждал Дионкет. — Она балансирует на грани. Если катарсис не удастся, то она выпустит наружу психоэнергетический заряд такой силы, что от Черного Утеса камня на камне не останется. Тебе же известна ее мания вселенского разрушения. А если ты ее одолеешь, то вся агрессия может быть направлена внутрь, на самоуничтожение. Формально ты не достигнешь своей цели, но фактически это будет победа — победа над чудовищем.
— Я не могу нанести сознательный вред живому существу, — напомнила Элизабет, отдавая себе отчет в том, что теперь в ней говорят не столько старые запреты, сколько профессиональная гордость. — Я больше чем когда-либо верю, что сумею спасти ее. Я почти добралась до источника ее безумия.
Она показала им аномальную связь между конечностями и органами чувств, но гуманоиды не поняли ее, так как совершенно не разбирались в эволюционной психобиологии. Корректирующая техника тану была скорее искусством, чем наукой.
— Дай ей умереть, Элизабет, — просил Крейн. — Если ты будешь упорствовать, она просто уничтожит тебя. Хуже того — ты попадешь в ловушку психокреативных козней и станешь вечной пленницей ее гигантомании.
— Да, но взгляните, что будет, если Фелиция излечится… — Элизабет раскрывала перед ними потенциальные чудеса, которые могла бы творить маленькая белокурая богиня под опекой Великого Магистра. — Многоцветная Земля навсегда избавилась бы от войн, от угрозы со стороны мятежных изгнанников в Северной Америке… Положив ее несокрушимую принудительную силу на верную чашу весов, мы достигли бы гармонии, создали бы Единство в миниатюре между тану, фирвулагами, окольцованными и метаактивным человечеством!
Дионкет и Крейн посмотрели на нее с грустью и в страхе оттолкнули видение.
Щель была коварно узка, но в любую минуту могла разверзнуться и поглотить все, тогда как безумное суперэго искало избавления в смерти.
Дионкет и Крейн сцепили умы на манер шлюза, сдерживая мощный напор агонизирующего сознания. Твердая решимость целителей стоять до конца в какой-то мере объяснялась чувством вины, ибо они понимали, что эта злоба, эта жажда насилия коренится в их собственной расовой эволюции.
А еще они понимали, что грозящая им опасность сейчас как нельзя велика. Запас послушания Фелиции был на исходе. Ресурсы ее человечности, даже в лучшие моменты весьма скудные, трещали по швам в преддверии необратимых изменений, которые сулила мозговая коррекция. Такая перспектива пугала девушку, побуждая к самому активному противодействию.
Всякий раз, как Элизабет, проходя между Крейном и Дионкетом, спускалась в эту выгребную яму, оба целителя думали, что она больше не вернется. Если уж поверхностные уровни безумия пациентки оказывают столь яростное сопротивление метарасширенным умам, то какие же ужасы ожидают Великого Магистра в глубинах — особенно теперь, когда кризис так близок.
— У Фелиции дисфункция мозга почти в пятой степени, — предупреждал Дионкет. — Она балансирует на грани. Если катарсис не удастся, то она выпустит наружу психоэнергетический заряд такой силы, что от Черного Утеса камня на камне не останется. Тебе же известна ее мания вселенского разрушения. А если ты ее одолеешь, то вся агрессия может быть направлена внутрь, на самоуничтожение. Формально ты не достигнешь своей цели, но фактически это будет победа — победа над чудовищем.
— Я не могу нанести сознательный вред живому существу, — напомнила Элизабет, отдавая себе отчет в том, что теперь в ней говорят не столько старые запреты, сколько профессиональная гордость. — Я больше чем когда-либо верю, что сумею спасти ее. Я почти добралась до источника ее безумия.
Она показала им аномальную связь между конечностями и органами чувств, но гуманоиды не поняли ее, так как совершенно не разбирались в эволюционной психобиологии. Корректирующая техника тану была скорее искусством, чем наукой.
— Дай ей умереть, Элизабет, — просил Крейн. — Если ты будешь упорствовать, она просто уничтожит тебя. Хуже того — ты попадешь в ловушку психокреативных козней и станешь вечной пленницей ее гигантомании.
— Да, но взгляните, что будет, если Фелиция излечится… — Элизабет раскрывала перед ними потенциальные чудеса, которые могла бы творить маленькая белокурая богиня под опекой Великого Магистра. — Многоцветная Земля навсегда избавилась бы от войн, от угрозы со стороны мятежных изгнанников в Северной Америке… Положив ее несокрушимую принудительную силу на верную чашу весов, мы достигли бы гармонии, создали бы Единство в миниатюре между тану, фирвулагами, окольцованными и метаактивным человечеством!
Дионкет и Крейн посмотрели на нее с грустью и в страхе оттолкнули видение.