Мэй Джулиан. Враг (Изгнанники в плиоцен - 4)

   Теперь и те члены команды, кто не был подвержен морской болезни, старались не покидать каюты. Рысканья, нырки, качка, которые испытывала шхуна, треск и стоны рангоутного набора, визги, щелчки включаемых и выключаемых моторов, приводящих в действие лебедки, изменяющие площадь парусов, завывания ветра, смена режимов, задаваемых вспомогательному двигателю, чтобы удержать судно носом к волне, скрип мачт и накладывающаяся на все эти звуки сильная вибрация - привыкнуть к ней было невозможно - доводили людей до отчаяния. Казалось, что они попали на сказочный кораблик, который за измену морю и своему предназначению помещен в камеру пыток, где его держат уже четвертый день, не давая ни минуты отдыха. Стрелка барометра морального состояния людей на борту указывала на ноль.
   Когда пассажиры, собравшиеся в салоне, разбрелись по своим каютам, Патриция Кастелайн осталась одна. Она не могла найти себе места. Ужином, что ли, заняться, приготовить что-нибудь на скорую руку? Оба лучших кулинара - Алонзо Джарроу и Чарис Букмейстер, измученные морской болезнью, ни рукой, ни ногой пошевелить не могли, не говоря уж о том, чтобы продемонстрировать свое искусство. Подумав, Патриция решила, что она не голодна...
   Включила тридивизор [тридивидение - трансляция объемного голографического изображения], но, понаблюдав всего несколько минут на экране "Летучего голландца" Вагнера, выключила приемник. Обстановка явно не располагала к прослушиванию оперы. Зажгла нижнее бра, достала классический триллер Десмонда Бегли, глотнула густого горячего рома... Шхуну в этот момент так сильно накренило на правый борт, что иллюминаторы оказались под водой. На противоположной стене в затянутых толстым стеклом окнах завертелись клочья пены, подслеповато заглянуло в салон облачное небо. Патриция зевнула - зеленоглазые окна с одной стороны, угрюмые небеса и пена с другой, утомляющая, неослабная смесь разнообразных звуков потянули ко сну, но как только она начала погружаться в тягучую плотную дрему, кто-то потрепал ее по плечу, и требовательный мысленный голос позвал:
   "Пэт! Проснись. Нам нужна твоя помощь".
   Это была Корделия Варшава. В нелепой штормовке - размера на три больше! - промокшая и грязная, она была похожа на подростка. Рядом с ней стоял Стив Ванье, когда-то служивший вторым помощником у Уолтера Саастамойнена. В ту пору он был неплохим специалистом по тактике. Сознание его было закрыто, словно сомкнутые створки устрицы, на лице застыло выражение боли и страха. Сжав запястье правой руки, он держал ее на груди. Струйка крови бежала по его золотистой непромокаемой куртке и капала в только что натекшую на ковер лужицу воды.
   - Это работа Хелейн Стренгфорд, - сказала Корделия и бросила Пэт штормовую куртку и зюйдвестку. - У нее нож. Она ворвалась на мостик и напала на Стива, стоявшего у руля.
   - А потом ускакала, как белка, сучка свихнувшаяся! - в сердцах бросил Стив. - Уолтер с трудом отбился от нее. Все бормочет что-то о спасении детей. Хочет погубить корабль!
   - Боже мой! - выдохнула Пэт.
   - Теперь залезла на мачту, - продолжила Корделия, - орет благим матом, угрожает прыгнуть вниз. Ты же знаешь, она - сильный кинетик. Мне кажется, нам ее не остановить. Попытайся собрать остальных оперантов, только не зови Стейнбреннера.
   - Джеф отъявленный подонок! - выпалил Стив. Подойдя к бару, он порылся на полках, нашел и откупорил бутылку водки и, сделав большой глоток, принялся лить жидкость на рану.
   - Видит Бог - это должно помочь!
   - Сообщите Марку! - потребовала Патриция.
   Корделия коротко и зло рассмеялась.
   - Его, как обычно, нет на месте. Раньше их величество, совершая d-переход, хотя бы тело свое оставляли дома. Теперь же они пожелали путешествовать во плоти.
   - Уолтер пытается добраться до Марка, прежде чем Стренгфорд угробит шхуну, - заметил Стив. - Крамер уверяет, что Марка не будет по крайней мере еще два часа.
   - Я посмотрю, что можно сделать, - сказала Пэт.
   - А ты, - приказала Корделия Варшава Стиву, - ступай в лазарет. Разбуди этих чертовых Кеогов, пусть наконец вернутся с седьмого неба. Скажи им, что, по мнению Стейнбреннера, у тебя, возможно, повреждено сухожилие.
   Еще раз промыв рану, помощник капитана, пошатываясь, направился к выходу. Женщины решили пробраться на корму. Все двери в каюты были заперты - казалось, корабль вымер. Поддерживая друг друга, они все-таки добрались до грузового отсека, который после подъема шхуны полностью переделали, установив на корме церебральный генератор и вспомогательное оборудование. Попасть сюда можно только через единственную бронированную дверь, открывавшуюся с внутренней стороны. Патриция напряглась и попыталась мысленно преодолеть обитую металлом створку.
   "Джорди! Это Пэт. Позволь мне войти. Опасность!"
   Корделия вытащила из кармана ключ от своей каюты и постучала им в дверь. Отправив мысленный приказ, женщины некоторое время подождали, и, видимо, их сигнал был получен - замок звонко щелкнул, и дверь со скрипом отворилась. Джордан Крамер хмуро глянул на непрошеных гостей, лицо его было подобно грозовой туче.
   - Какой черт вас принес? Марк ушел в космос, а мы тут бьемся над тем, как бы стабилизировать судно...
   Патриция телепатически передала ему информацию, потом добавила:
   - Хелейн совсем свихнулась. Нам нужен Марк.
   - Черт бы побрал эту бабу! Если бы мы не нуждались в ее психокинетическом таланте, я бы сказал - пусть лучше она сигает в море.
   - Ты можешь связаться с Марком? - перебила его Патриция.
   - Нет, не могу. Он теперь свободная птица и не сказал, когда вернется. Почему бы вам не собрать всех остальных оперантов и не попытаться объединиться?..
   - Почти все либо страдают от морской болезни, либо спят, либо отключились от внешнего мира. Мы уже пытались вызвать их, когда Хелейн взбесилась... Откликнулись только Стейнбреннер и Бум-Бум Ларош. Кроме них там, наверху, на палубе, Уолтер, Рой и Нани Фокс. Теперь вот Патриция...
   Крамер заспешил.
   - Ну, мы с Ван-Виком ничем помочь не можем. Мы не кинетики, кроме того, нам надо следить за приборами. - Он попытался закрыть дверь.
   - Тогда отдай Маниона! - потребовала Пэт. - Чтобы скрутить Хелейн, нам придется воспользоваться усмирителем. Думаю, у него силенок хватит.
   - Сдурели! - не выдержал Крамер. - И освободите Маниона? Мы тут измучились с этим выродком, держим спеленутым силовыми полями, пока Марк не вернется на судно, а вы собираетесь его выпустить?! Хотите получить двух придурков вместо одного?..
   Понимая, что уговоры бесполезны, Патриция все же попыталась переубедить его:
   - Возможно, Алекс захочет помочь Хелейн. Ты же знаешь, они привыкли быть вместе...
   - Слишком хорошо знаю! - отрезал Крамер. - А еще я знаю, что случится, когда усмиритель попадет в руки Маниона и его злость будет усилена этой штуковиной. Он тут же разделается со всеми вами, разгромит силовую установку и навечно оставит Марка в подпространстве.
   Дверь со стуком захлопнулась.
   Дальше ждать здесь помощи было бессмысленно, и обе женщины поспешили на палубу.
   Дождь прекратился. Лунный серп промелькивал в разрывах туч. Ветер стих, но все равно огромные волны, посвечивая пенистыми гривами, разгуливали по океанской шири. "Кулликки", управляемая автопилотом, двигалась вперед, убрав почти все паруса. Повизгивали лебедки и блоки, изменявшие площадь парусов. Уолтер, Рой Марчан и Наномеа Фокс собрались у подножия джигер-мачты. В стороне, ухватившись за ванты, стояли Джеф Стейнбреннер и Ги Ларош. Наномеа держала фонарь, направленный на верхушку мачты. В руках у Роя была винтовка, а Ларош перекинул через плечо лазерный карабин.
   Корделия, приблизившись, мысленно сказала:
   "Со мной Пэт. Она единственная, кто согласился помочь".
   Уолтер: "Хелейн еще там, в люльке. Спряталась на дне".
   Пэт: "Можно ее захватить врасплох?"
   Рой: "Мачту, несмотря на ее защитный экран, можно опустить. Если она начнет сопротивляться, Бум-Бум быстро собьет ее".
   Пэт: Ни в коем случае, ни в коем случае! Хелейн нам НУЖНА. Я начинаю слияние, о'кей?"
   Все присутствующие хором: "Правильно".
   Пэт: "Приготовиться... ПОШЛИ!"
   Их сознания, ведомые организатором метаобъединения, слились в ментальный многоугольник. Плотная психосиловая сеть взметнулась вверх, накрыла и спеленала мечущийся безумный разум... В следующее мгновение все разом вскрикнули от боли. Мощная неодолимая сила вырвалась из гнезда, укрепленного на верхушке мачты, и ударила по ним резко, наотмашь... Словно полоснула раскаленным клинком... Цепь разлетелась на отдельные звенья. Потом до людей на палубе долетел мысленный хохот.
   Патриция, скрючившись, едва оправившись от боли, все-таки нашла силы обратиться к той, которая пряталась на мачте:
   "Мы же только хотели помочь тебе, Хелейн. Пожалуйста, спустись".
   "ПозволитьЕМУскрутитьменяпочемуОНнепришелсюдаОНпогубительдетей".
   Патриция: "Марк вовсе не собирается причинять вред детям".
   "Затодругиесобираются! ТЫсобралагруппу ТЫдобиласьметасогласия ТЫубила ГранниКорделию ТЫубийцадетей! ТЫхочешьпогубитьдетейаяпогублюТЕБЯ!"
   Патриция: "Хелейн, давай дождемся Марка. Он не собирается причинять вред детям. Он обещал. Ты же знаешь, что Марку можно верить".
   "Верить... оконечно! Мывсегдаверили. Ивовремявосстанияипотоминакраю гибели. ВеритьМаркуследоватьзаМаркомлюбитьМарка. НоОНЛГАЛ".
   Патриция: "Он никогда не лжет".
   "Онлгалонлгалонлгал! Говорил, что никогда не покинет нас. НИКОГДА. НО ОН УШЕЛ. ИЛИ СБЕЖАЛ".
   Патриция: "Хелейн, он всегда возвращается".
   "Чтобыспастисьонготовпогубитьдетей. Ноязнаюкакостановитьеговас. Я убью ЕГО. Убью ВАС".
   В луче фонаря, вверху, блеснуло лезвие ножа. Хелейн, крепко схватившись за короткую рею, крест-накрест привязанную к мачте, взобралась на край наблюдательной корзины. Ее цветастая шелковая пижама трепетала на ветру подобно вымпелу.
   "ЯвзлечуиубьютебяВСЕХ!"
   Патриция: "Ты не взлетишь. Если рискнешь, то разобьешься насмерть. Хрис и Лейла никогда не простят себе твою смерть. Маленький Джоэл будет плакать и звать бабушку... Поберегись, Хелейн, не прыгай! Спустись и позволь нам помочь тебе".
   "Дорогой Хрис... Лейла... Джоэл, мой единственный... Онхочетубитьноя знаюкакегоостановить. Разрушучуждыесознания!.. Безнихондьяволстанет бессилен. Станетслабакам! Ха-ха-ха!.. ЧЕЛОВЕКОМ!.. Иэтояобязательносделаю чтобтызнала".
   Последний мысленный вопль ее, долетевший до палубы, совершенно сразил всех собравшихся. В него была вложена такая всесокрушающая решимость, вера в свою правоту, наконец-то обретенную, победную, звенящую... Все примолкли. В этот момент, громко топая, на палубу вылетел Стив Ванье, лицо его было перекошено от ужаса. Еще не сойдя с последней ступени трапа, он закричал:
   - Кеоги - двое из них! Они там, в лазарете... Закололи себя кинжалами. И кто-то заперся в каюте. Я стучал, стучал...
   Как послесловие к его крику, наверху раздался радостный, сотрясающий небеса, безумный хохот.
   Наномеа Фокс потверже уперлась лучом света в беснующуюся на краю корзины фигуру в яркой пижаме. Потом сверху донеслись вполне разумные слова - Хелейн снова напевала:
   - Уолтер! Поднимись ко мне, родной. Помоги мне спуститься. Я обещаю, что не прыгну, если ты доберешься сюда.
   Голос ее был подобен зову сирены.
   Стареющая сирена в розовой шелковой пижаме и с ножом в руке...
   Патриция закрыла глаза и потрясла головой - слезы полились сами собой. Уолтер, бледный как смерть, медленно направился к вантам, Фокс и Марчан стояли недвижимо.
   - Нет, Уолтер! - громко вскрикнула Патриция. И вдруг могучая невидимая рука неторопливо повлекла ее следом за Уолтером, кто-то невидимый принялся ласково нашептывать - тебе надо тоже влезть сюда, тоже подняться вверх... И Рою, и...
   Патриция невольно шагнула за капитаном. И Рой шагнул, и...
   Джеф Стейнбреннер выхватил карабин из рук замершего Лароша и выстрелил навскидку. Тягучий огненный шар швырнуло вверх, и там, возле самой оконечности мачты, огонь рассыпался на мелкие светлячки, напоминавшие огни Святого Эльма. В их тусклом свете нелепая птица в опаленной пижаме словно взмахнула крыльями и исчезла. В сознании всех, собравшихся на палубе, запечатлелся громкий вскрик, подобный крику буревестника. Кусочки дерева, металла частым дождем посыпались вниз...
   Они долго смотрели на разбитое наблюдательное гнездо - теперь пустое, одинокое, - затем, подбадривая друг друга, медленно побрели с палубы.
   Как только в наспех собранном сооружении, напоминающем колыбель, обозначилась фигура, с ног до головы укрытая черными доспехами, в углу комнаты, где сидел подвергшийся действию усмирителя человек, раздался ликующий возглас:
   - Карета адмирала у трапа, сэр! Боцман, свистать всех наверх! Мистер Крамер, поднять вымпел "ласточкин хвост", священный флаг нашего любимого яхт-клуба Ржавой Бухты!..
   - Заткнись, Алекс! - попросила Патриция. - Или, да поможет мне Бог, я включу усмиритель на максимальную мощность.
   Алекс Манион притих, но ехидная ухмылка по-прежнему оставалась на лице. Затем он встал, подошел к Ван-Вику, поднимавшему крышку, и Джордану Крамеру, приготовившемуся снимать доспехи.
   Когда металлическое облачение было удалено, Марк Ремилард заметил:
   - D-переход занял ровно три часа тридцать минут. Кажется, на этот раз я превзошел самого себя. Что вы можете сказать о конечной стадии транслокации?
   Крамер махнул рукой.
   - Отлично. Если судить по показаниям приборов. Никаких следов аномальных искажений при двойном переходе в гиперпространство. Мы приказали Маниону сделать углубленный математический анализ. А так, на первый взгляд, все получилось просто замечательно. Как далеко ты забрался?
   - О, на расстояние восемнадцати тысяч шестисот двадцати семи световых лет. Чтобы испытать предельную дальность и удовлетворить любопытство, я побывал на Полтрое.
   - Само перемещение происходило мгновенно? - спросил Ван-Вик.
   - Да, - кивнул Марк, - в лимбо ход времени резко отличался от того, с чем мы сталкиваемся на Земле. Ничего похожего с субъективным ощущением потока, испытываемым пассажирами сверхсветовых звездолетов. Я оцениваю продолжительность своего пребывания в гиперпространственной матрице что-то порядка тридцати субъективно ощущаемых секунд. Это на оба d-перехода. Чуть больше времени, потраченного на прорыв суперповерхностной границы. С обеих сторон, естественно.
   Он направился к миниатюрной душевой кабинке, задернул прозрачную пленку и вскоре выбросил скомканный комбинезон-трико. Струйки горячей воды, окутанные паром, побежали по дубовым доскам пола.
   - Итак, ты добрался до Полтроя, что же было потом, светоносный ты наш? - спросил Манион.
   - Я как-то совсем забыл, что в те времена на этой планете царил жуткий холод, - ответил Марк. - К счастью, местные дикари приняли меня за Бога и притащили отличные звериные шкуры. Мех, должен я вам сказать, что надо!.. Иначе мне бы пришлось постоянно носить эту броню. - Патриция подала ему полотенце и халат. - Кажется, я полностью освоил все этапы d-перехода. Теперь следует подработать кое-какие детали. Что касается доспехов, то они не так уж и необходимы: в целях предосторожности я могу находиться в них, но могу оставить на границе гиперматрицы, могу даже отослать домой до той Поры, пока мне не надо будет возвращаться. - Он улыбнулся, завязал пояс на халате. - Чертовски приятно путешествовать со сверхсветовой скоростью без всякого корабля. Быть чем-то вроде привидения, во плоти посещающего далекие миры.
   - А переход через суперповерхностную границу так же болезнен, как и при прорыве на корабле? - спросил Крамер.
   Марк кивнул.
   - Все дело в ипсилон-поле. Не имеет значения, преодолеваешь ли ты границу механическим или метапсихическим путем - все равно болезненные ощущения остаются. D-переход совершается по куда более плотному вектору, а степень мучения, как обычно, зависит от дальности. Но, используя особую программу, можно довести боль до терпимого уровня.
   Алекс Манион вдруг встрепенулся и запел:
   Достиг предела ты,
   Душа полна веселья!
   Хватило смелости
   Шагнуть в иную даль.
   Ты нам махнул рукой,
   Потом нырнул в забвенье,
   Там все - и враг и друг,
   Там прошлого не жаль.
   Я рад пропеть хвалы,
   И все же откровенно,
   Хотел бы так и я,
   Но мне не суждено
   Чужих миров причуды,
   Страсти, пенье
   Узреть и услыхать...
   Нет, мне не суждено!..
   Марк удивленно взглянул на него.
   - Послушай, Алекс, не пора ли снять усмиритель и заняться серьезной работой? Я бы хотел получить детальный анализ сегодняшнего опыта.
   Узким целительным лучом он осторожно проник в сознание единственного специалиста по динамическим полям, попытался помочь ему - снять внутреннее раздражение, а где необходимо - подлатать нейронные цепи. Манион вздрогнул, моргнул, потом потер брови... И тут Марк наткнулся на слепую, отточенную ненависть, прижившуюся в сознании Алекса. Всего на мгновение открылась ему эта тщательно скрываемая тайна, и тут же бурная дурашливая радость затопила мозги Маниона.
   Ремилард был разочарован - он считал, что Алекса можно излечить. Тем временем тот неожиданно заявил:
   - У нас есть чем удивить тебя, Марк. Пока кот гулял по крышам, разыгрались в доме мыши.
   Патриция сразу перебила его, спеша первой рассказать о разыгравшейся на "Кулликки" трагедии. В разговор сразу вмешались Крамер и Ван-Вик и понесли откровенную чушь, заявив, будто бы Хелейн убила пятнадцать человек, включая жену Крамера и прежних членов совета, оперантов Диерде и Диомида Кеогов, еще и Питера Даламбера - только потом ее выстрелом из лазерного карабина сбил Стейнбреннер. Некоторых других безумная старуха ранила. Аркадия О'Малли, например, тяжело.
   - Bon dieu de merde! [Боже мой, какая куча дерьма! (фр.)] - сказал Марк, казалось, он с трудом держал себя в руках.
   - Ты можешь проделать такую же работу на Полтрое, - насмешливо предложил Манион, - но боюсь, что местным дикарям вряд ли придется по нутру то, что случилось здесь. Они, должно быть, поостерегутся твоих советов, хотя ты и предстал перед ними в образе божества.
   Ремилард ничего не ответил - он неподвижно стоял посреди аппаратной. Лицо его стало мертвенно-бледным, глаза ввалились... Глаза Аваддона!.. Алекс Манион, нелепо взмахнув руками, неожиданно всплыл вверх, забился в конвульсиях. Глаза его выкатились из орбит, из пор показалась кровь. Он издал животный крик - как раз в этот момент его сознание затопило ясное ощущение подступающей смерти. Затем, освобожденный, весь перемазанный в крови, рвоте и собственных экскрементах, он рухнул на дубовые половые доски.
   Марк по-прежнему бесстрастно глядел на него.
   - Tu es un emmerdeur [ну ты и зануда (фр.)], - наконец выговорил Ремилард. - К счастью, я еще не утратил чувства юмора. С тобой ничего серьезного не случилось. На этот раз! Завтра анализ сегодняшнего опыта должен быть готов.
   Вонь в комнате стояла невыносимая. Манион что-то бессвязно бормотал. Не глядя на Патрицию, Марк подождал, пока она пройдет мимо замерших в напряжении Ван-Вика и Крамера, и следом за ней вышел из аппаратной.
   - Хочу обратить твое внимание на Маниона, - начала Патриция, когда они поднялись в каюту Марка, расположенную на корме. - С ним творится что-то непонятное. Я не удивлюсь, если окажется, что именно он подсовывал наркотики Хелейн в надежде, что случится что-нибудь в этом роде. Его ядовитая душонка смутила Хелейн, заразила детей. А теперь мы потеряли Кеогов, наших самых сильных целителей.
   - Бедные Кеоги, - задумчиво произнес Марк. - Сигизмунд и Сигнис [брат и сестра, дети короля Вольсунга, отомстившие мужу Сигнис Сиггейру за убийство отца; узы крови для них были крепче любого другого родства (из скандинавского эпоса)]. Они проделали все это на высшем уровне. Но кто бы мог подумать, что Питер Даламбер умрет в своей постели.
   - Когда мы нашли Питера, глаза у него были открыты. А лицо... - она передала Марку образ, - совершенно спокойное. Принудитель такой силы, как он, мог бы сам защитить себя от Хелейн. Мог, если бы захотел...
   Марк направился к встроенной в нишу кухне, включил печь, потом открыл шкафчик для одежды.
   - Я рассчитывал, - заговорил он, - что любовь и преданность детям, Бари и Фумико, маленькой внучке Хоуп убережет его, уравновесит депрессивное состояние, в которое он впадал на глазах. - Он выбросил из шкафа на узкую застеленную постель нижнее белье, джинсы, свитер. - Еще один скафандр. - Марк усмехнулся. - Очевидно, Питер не верил, что я способен справиться с детьми, не нанося им ущерба. И Кеоги тоже. Очевидно, они даже не сопротивлялись, когда обезумевшая Хелейн врывалась к ним в каюты. Кто-кто, а Кеоги могли спеленать ее в одну секунду...
   Патриция молчала.
   - Скажи, Пэт, - спросил Ремилард, - ты никогда не задумывалась: существует ли в принципе более мягкое, человеческое, так сказать, решение этой проблемы?
   - Я готова следовать за тобой куда угодно. Какую бы цель ты ни поставил. Всегда! И ты знаешь об этом... Зачем задавать лишние вопросы. Ты когда-нибудь слышал от меня хотя бы слово осуждения? Если тебе дорога идея "ментального человека", значит, она дорога и мне. Для меня, Марк, существуешь ты. Только ты!.. Ты - мой ангел, моя нелепая, не ко времени страсть. Конечно, ты никогда не снизойдешь до любви ко мне, разве что разрешишь свернуться калачиком у твоих ног. Тебе и в голову не приходит удовлетворить грызущее меня желание. Даже теперь, когда на тебе под халатом ничего нет. А почему ни на тебе, ни у тебя ничего нет? Почему ты оказался гол как сокол, в прямом, переносном и в любом другом смысле? Неужели ты веришь в осуществимость своего романтического плана? Но если да, то и я верю! Зачем нам Клу, Хаген и все остальные, если у нас есть ты?.. Есть твои наследственные клетки.
   - Верная, преданная Пэт!..
   Он подошел к женщине, взглянул сверху вниз - Марк был высокий мужчина, - сбросил халат. Черты его лица, поджарое стройное тело до сих пор были привлекательны - исполнены некоей внутренней соразмерности. Он все еще - весь! - был юношески порывист и способен увлечь за собой человеческую массу - словом ли, жестом ли, взглядом!.. К нему тянулись, его боялись, его уважали и ненавидели. В нем было все, вздохнула Пэт, не было самой малости. Он не любил ее.
   Женщина, словно зачарованная, смотрела на Марка, но даже ей, околдованной, погибающей от страсти, вдруг почудился некий диссонанс что-то исподволь раздражающее, отталкивающее, нечеловеческое, зловещей стрункой вплетенное во внешний образ этого на первый взгляд гармонично сложенного человека. Она только теперь обратила внимание, что все тело Марка было покрыто частой сеточкой шрамов - дьявольской татуировкой? Это были следы пребывания в оздоровительном автоклаве. Вся кожа ниже шеи исполосована уже зажившими надрезами. Только на руках и гениталиях не было этих ужасных ран.
   Он обнял Пэт - женщина забыла обо всем на свете. Их губы встретились - ей почудился вкус соли и моря, потом сильное головокружение, она словно попала в бурный поток. Он был его источником, началом и завершением. Для них, искусных оперантов, слова были не нужны; теперь ничто - ни случившаяся трагедия, ни смутное будущее, ни одежда - не разделяло их. Несказанное удовольствие бросило ее на край бесчувственности - она растворилась в сладости, мир исчез, лишь двойная звезда теперь сияла в ее маленькой Вселенной - он и она. Ей было хорошо...
   Когда-то, при первой встрече, Марк предупредил ее, что между ними не может быть никакой любви, родства душ, невозможности жить друг без друга, неясных томлений и тому подобной чепухи... Она согласилась - пусть только ему будет хорошо, пусть хотя бы в этом он не будет знать отказа. Решить-то решила, но на деле все получилось иначе. Он делал свое дело, а ей без всей этой чепухи было грустно и тоскливо. Она лишь отдавала ему свое тело, сама же оставалась бесчувственной. Сегодня все было по-другому - они слились в решительную минуту, ей тоже стало хорошо, но в самый исход, когда и он разнежился, его сознание распахнулось и Пэт вдруг узрела проблеск чего-то тайного, жуткого, никогда не упоминаемого, жившего в его сознании.
   Потом она лежала на кровати одна, мысли скользили по поверхности, но то пугающее, мрачное, что открылось ей в истекающее мгновение, теперь леденило сердце. Он потерял уверенность в себе? Он смущен? Это из-за трагедии, разыгравшейся на "Кулликки", или причина лежала глубже? До какой же степени он зажал свое бессознательное, если даже в такую секунду оно не всплыло, не явилось, лишь шевельнулось под спудом запретов, носило тревожный отсвет...