Милевская Людмила. Кикимора болотная

   — Мама, разве я набиваю? Как тебе не стыдно? Сама же спрашиваешь, я только отвечаю. Я и звоню-то по другому вопросу. Ты в курсе, что уже окончательно назначен день свадьбы?
   — Еще бы! — радостно воскликнула я и горестно подумала: «Ну что за черная полоса пролегла через мою жизнь! Куда ни кинь, везде клин! И все это из одного корня растет».
   — Так вот, Мама, сегодня Миша мне все рассказал, да и Лиза звонила. У них проблема. Сердце мое тяжелым стуком зашлось в груди.
   — Что еще?!
   — Они хотят знать, будешь ли участвовать ты, но теперь не знают, как и спросить.
   — Что значит «как спросить»? — изумилась Я. — И в чем участвовать?
   — Да в приготовлениях к брачной церемонии, Мама, будто у тебя есть сейчас другие проблемы! — рассердилась Тамара.
   «Еще сколько», — подумала я.
   — Лиза считает, что тебе как тетушке было бы уместно и по средствам участвовать. Она не уверена, что прилично задавать такие вопросы прямо тебе, ты все же не близкая родня, ну в смысле не мать, и поэтому она спросила меня, но я-то не в курсе твоих планов, поэтому пока отмолчалась.
   — Намерена участвовать, — заявила я, — буду участвовать, несомненно.
   Тамара замялась.
   — Мама, учти, это очень дорого. Лиза хочет с размахом, с большим размахом, — предупредила она.
   — За размах пусть платит сама, я заплачу лишь за то, что сочту необходимым. Я не настолько богата, чтобы удавиться от жадности, но и не настолько бедна, чтобы пускать деньги по ветру. Положу даже кое-какое приданое моей Жанне, но лишь то, что она сможет забрать с собой в случае развода.
   — Мама, тьфу на тебя, — рассердилась Тамара. — Разве можно говорить о разводе накануне свадьбы?
   — Надо планировать и приятные вещи, не только же заботы. Но почему Елизавета Павловна не обратилась с этим вопросом ко мне? (Я имею в виду свадебную церемонию.) Почему она говорит о ней с тобой? Я что, произвела на нее такое невыгодное впечатление?
   — Напротив, — с радостью сообщила Тамара, — она полностью переменила свое мнение, Уж не знаю, что ты там с ней делала, но она рассказывает о тебе взахлеб. Называет тебя гением, хотя (я точно знаю) не прочитала ни одной твоей книжки.
   — Пусть не читает и впредь. Меня устраивает подобная оценка. О дворянстве Жанны она поминала?
   — Да. Поминала. Ты что ей наплела про свой портрет? Нельзя же так безбожно дурить будущих родственников.
   — Только родственников так дурить и можно. Остальным это по фигу. А про портрет она додумалась сама, я лишь не развеяла ее заблуждения. Кстати, ты не выдала нас?
   — Что ты, молчала, как Штирлиц, и кивала головой. Но тут и врать не надо, ты-то у нас дворянка.
   — Да. Я — да. Слава богу, моей бабушке это вовремя пришло в голову. Я хоть выросла как человек, с чувством собственной исключительности, но мы все не о том. Что она сказала о Жанне?
   Тамара задумалась.
   — Знаешь, Мама, о Жанне Лиза вовсе не поминала. Говорили только о тебе.
   О твоей эксцентричности, о твоей оригинальности, о твоем таланте и о твоем интеллекте. Слушай, где ты все это взяла для приема гостей? Может, подскажешь?
   Мне пригодится.
   — Эксцентричность и оригинальность надо иметь свои, так же как талант и интеллект, — гордо заявила я. — Лично у меня все это появляется с перепугу. Так ты, значит, уверена, что Елизавета Павловна довольна.
   — Довольна она быть не может, поскольку Михаил до определенного момента всецело принадлежал только ей, но она сказала: «Пусть женится на этой Жанне, раз уж у нее такая тетя».
   Вот он, «луч света в темном царстве». Хоть чем-то судьба порадовала .меня. Дожила-таки я до любви Елизаветы Павловны. Передать не могу, как это приятно. Чувствуется, у нас будет здоровая и крепкая семья.
   И тут же я вспомнила о тех проклятых кустах. И мир померк. И на душе заскребли кошки. Кусты! Дьявол бы их побрал! Душа моя сразу запросилась туда.
   Бежать. Разведать. Бороться. Искать. Найти и не сдаваться…
   — Значит, я скажу, что ты согласна? — очень вовремя отвлекла меня от неприятных мыслей Тамара.
   — Пусть Елизавета Павловна позвонит, и я сама ей это скажу, а ты, милочка, постарайся в ближайшее время выполнить мою просьбу.
   — Я, Мама, уже все бросила и только твоими просьбами занимаюсь, — огрызнулась Тамара и тут же с любовью добавила:
   — Как все узнаю, сразу позвоню.
   Вот так всегда: милая, добрая, а потом вдруг как огрызнется — и снова добрая и милая.
   Знать бы, какая муха ее кусает. Секретарша или этот, партнер какой-нибудь. Нет, нельзя женщине работать. Это очень портит ее характер.
   Я глянула на часы. Однако пора в кусты.
   В любой момент могла вернуться Жанна, а у меня сделаны не все дела…

Глава 18

   На этот раз мне повезло. Дорожка была пуста. Старая Дева перебралась в другую часть двора и там зацепилась языком за дворничиху. Жулька нюхала цветы.
   Еще мне будут говорить, что она кобель.
   Я поспешила к цели и сразу занялась тщательным осмотром места происшествия. И нашла…
   Первое, что я увидела, был носовой платок Евгения. Один из того комплекта платков, который мне подарила Венера, золовка моей гостеприимной соседки. Я долго ломала голову, что мне делать с таким подарком. Уже хотела использовать их в качестве салфеток, но меня выручил Евгений.
   — Хочешь, — спросил он, — заберу их себе?
   — Да, возьми, — согласилась я, стараясь забыть, что дарить дареное дурно.
   Но что я могу поделать, если есть у меня такая черта: решительно избавляться от всего, к чему душа не лежит. Так я расставалась со всеми мужьями, так рассталась и с платками. И вот встретилась. В кустах.
   Я подняла платок и как вещественное доказательство положила его в заранее приготовленный пакетик. Туда же я отправила и пуговицу, собираясь впоследствии установить ее хозяина, и фантик от «Белочки», и окурок. Когда же я добралась до разбитого флакончика из-под дешевых духов, сразу стало ясно, почему так «благоухал» мой Евгений. Судя по всему, Сергей «благоухал» тем же.
   Хоть этим я могу обрадовать Елену.
   Рассматривая осколки, я вспомнила, что нечто подобное Жанна носила в сумочке. С непонятной целью, потому что духами она пользовалась моими, надо сказать, очень хорошими. Плохих я не терплю.
   Дальнейший осмотр не принес ничего интересного. Я нашла лишь тот камень, о который могла удариться Жанна, да оставила на ветке кусочек своего платья. Зря я ругала Евгения. Его щеки вполне могли пострадать именно здесь, как и щеки Сергея.
   Ха, именно здесь! И кусты тоже тому виной, а не только ноготки Жанны.
   Или только ноготки Жанны? Мои-то щеки целы, но кусочек платья остался на ветке.
   Новые сомнения охватили меня. Казалось я умру, если не докажу непричастность Евгения к этой темной истории. Ах, Санька уже называет его отцом, да и я не прочь была считать его мужем. Боже, какой удар! Нет, Астров теперь просто обязан быть хорошим человеком.
   Но хорошие «человеки» в кустах не валяются!
   Впрочем, всякое бывает. Если при этом они не насилуют девушек, пусть валяются, где хотят.
   Я уже собралась отправиться домой, но что-то заставило меня в последний раз оглянуться. В траве что-то сверкнуло.
   Это был ключик. Маленький симпатичный ключик. Удивительно, как я раньше его не заметила. Но от чего же он? Может, от автомобиля? Вряд ли, слишком маленький. Тогда, возможно, от почтового ящика? Маловероятно, хотя и возможно.
   Или от чемодана. Да нет. Не мог же насильник полезть в кусты с чемоданом.
   — Мама, что ты здесь делаешь? — раздалось у меня за спиной.
   Признаться, я подпрыгнула. Как коза. Ветка тут же хлестанула меня по лицу, и вот, я уже вытираю со щеки кровь. Как все просто, а я еще ругала Евгения.
   — Мама! Ты зачем туда полезла?
   Я оглянулась, вытирая щеку и проклиная эти кусты. Мысленно, конечно.
   Жанна стояла на дорожке, держа за руку Саньку. Больше всего я опасалась, что она увидит, как я шарю в кустах. И то, чего я опасалась, свершилось. Но она сама виновата. Лично я после такого происшествия эти кусты обходила бы за сотню километров. Но, с другой стороны, Жанна не виновата, что мой дом — в тупике, и путь к метро один.
   Она была бледна. Нижняя губа ее тряслась. Где мой Санька со своими вопросами? Хоть бы один задал для разрядки атмосферы. Никогда не догадается, если очень надо.
   — Мама, а что такое сексзотика?
   Слава богу, очень вовремя. Какой умный ребенок. Теперь можно улыбнуться. Румянец начал медленно возвращаться на щечки Жанны.
   — Вы мороженое купили? — спросила я.
   — Мороженое? — удивилась Жанна.
   — Пойдем купим! — обрадовался Санька. И мы пошли. Я шла с тайной надеждой как-нибудь выкрутиться из положения и мороженое не покупать, поскольку опасалась за Санькино горло. В руках я несла мешочек с вещественными доказательствами и молила бога, чтобы его не заметила Жанна. Но она заметила и спросила:
   — Что это?
   Я смотрела на нее и молчала. Находчивость изменила мне, в голове вместо ответа был фон: глухой шум, похожий на шепот. Я склонна думать, что это шепот мыслей, но врачи утверждают, что это шум крови, бегущей по сосудам. Возможно, они и правы, потому что моя мысль (если она вообще есть) легка и бесшумна.
   — Я нашла это в кустах, — брякнула я и приготовилась ловить падающую в обморок Жанну.
   Но она падать не стала. Она выхватила пакет и запустила в него руку.
   — Осторожно! — закричала я. — Осколки!
   — Да, осколки, — грустно согласилась она.
   — Узнаешь?
   — Вот, оказывается, куда делись мои духи, — прозрела она.
   — Духи, слава богу, остались в кустах, и грустить тут не о чем — дрянь удивительная. Я подарю тебе новые, хорошие, а вот этот ключик, он не твой?
   Жанна взяла в руки ключик, внимательно посмотрела на него и осторожно положила в кулек.
   — Нет, не мой, — покачала она головой. — Но я его где-то видела.
   — Таких ключиков тысячи, миллионы и более.
   — Нет, я его точно видела.
   — Наверняка они все похожи. Я тоже видела, но это ничего не доказывает.
   Кто докажет, что ключик принадлежит тому негодяю? Если учесть, что на несколько домов это единственные кусты, кого там только не побывало. Он мог пролежать там не один год.
   В этом месте Санька счел своим долгом вмешаться в разговор.
   — Нет, мама, — сказал он, — не мог.
   — Почему это? — изумилась я.
   — Он бы поржавел. И кусты эти. — только наши кусты. Сюда чужие не ходят.
   — Почему? — хором воскликнули мы с Жанной.
   — Далеко, — ответил Санька и махнул рукой в сторону ее дома. — У того дома есть свои кусты.
   Я умилилась. Правильно. На три дома две группы кустов. Первая группа в отдалении и принадлежит дому Жанны и зеленой высотке, а эти кусты наши, потому что здесь тупик. Чужой сюда не пойдет. Если он, конечно, не маньяк. Гениальный ребенок! Просто вундеркинд! А чего еще ждать от моего сына?! Придется и в самом деле купить ему мороженое, а с горлом как-нибудь сладим. Буду мазать его люголем. Для профилактики. До и после мороженого.
   Дома я (тайком от Жанны) еще раз изучила свои «трофеи». Особенно меня заинтересовал ключик, точнее, он единственный меня заинтересовал, поскольку от носового платка и от осколков пузырька проку не было, как от фантика и окурка.
   Но зато на ключик я возлагала большие надежды. Еще большие надежды я возлагала на звонок Тамары.
   Она позвонила лишь через неделю.
   — Извини, Мама, раньше не могла, — сразу объяснила она. — Не было нужной информации.
   — А сейчас есть? сгорая от нетерпения, спросила я.
   — Есть, и очень плохая. Твой Сережа еще тот фрукт. Мой тебе совет: гони его из своего дома. И что это за дружба у него с Евгением?
   — Обычная мужская дружба.
   — Это надо прекратить.
   Такая категоричность возмутила меня. Как это прекратить? Будто мой Евгений бычок на веревочке: куда его поведешь, туда и пойдет. Да и я не нуждаюсь в беспочвенных советах, а если есть почва — разберусь сама. Только дайте мне почву.
   — Почему это прекратить? — сердито спросила я.
   И вот тут-то Тамара меня огорошила. Едва с ног не сбила своим сообщением.
   — Да потому, — сказала она, — что Сергей ваш самый настоящий насильник!
   Я даже онемела. Стою и не чувствую ни рук ни ног. Лишь мурашки по всему телу бегают. Хорошо, что язык мой не онемел.
   — Как это насильник? Откуда ты знаешь? — прошелестел мой язык.
   — Откуда знаю? — удивилась Тамара. — Вот так вопрос. Ты же сама мне дала поручение. Я выяснила, что Сережа ваш работал в ментовке, до того как сел за изнасилование. После этого он работал…
   Но я уже не слушала ее. Мысль моя вырвалась из оков неведения и понеслась на просторы фантазии. Я уже видела, как одурманенный ядом из ларька Сергей пробирается дворами от метро в наши кусты.
   Вот он идет по центральной улице, затем свернул в переулок, сделал десяток шагов, огляделся в темноте и резко нырнул в подворотню. Прошел через двор Жанны, потом через детскую площадку и по усаженной густым кустарником аллее в мой двор. Еще раз оглянулся и нырнул в заросли. Он не собирался совершать никакого насилия, просто шел на вечеринку, но…
   Косматое чудовище внутри него вдруг заскреблось и потребовало выхода.
   Сергей присел за цветущим кустом и стал ждать. Время остановилось.
   Прошла минута, а может быть, час, он не знал, не чувствовал. Он ждал.
   И в этот момент в конце темной аллеи послышался перестук каблучков.
   Жанна возвращалась домой. Сергей не видел ее, но подумал:
   «Вот оно».
   Горячая волна пробежала по всему его телу. Он знал, чувствовал: в этот раз все будет так, как надо, как ему хочется.
   В тот момент, когда светлое пятно блузки поравнялось с кустами, он протянул руку и сильно рванул на себя легкое девичье тело. Крик ее задохнулся под его потной ладонью.
   Она билась под ним, как большая рыбина, скребя ногтями по ткани одежды всего в нескольких сантиметрах от лица. Его рука с размаху обрушилась на щеку девушки, и та обмякла, ударившись о камень, лежащий в траве.
   Он вынул из кармана рулон липкой ленты и начал лихорадочно отдирать от него кусок. Жанна тихо застонала. Ему удалось наконец справиться с пластырем и быстро залепить ей рот. В это время она и поцарапала ему лицо. Тогда он заломил ее руки и начал рвать тонкую ткань блузки. Даже в темноте он различал матово светящееся женское тело, сводившее его с ума.
   Она пришла в себя, замычала и вновь забилась. Он рванул «молнию» брюк и навалился, ощущая мягкую податливость. Мелькнули ее глаза, распахнутые невероятно широко. Он попытался рассмотреть лицо.
   «Темно. Ни черта не видно. Девушка или женщина? Судя по телу, тонкому и хрупкому, совсем молодая», — подумал он, с удовольствием вслушиваясь в проснувшегося в глубине его естества зверя.
   Все остальное произошло мгновенно. Он ощутил, как напряглась и застонала жертва, когда он резко и грубо вошел в нее, почувствовал, как она вздрогнула, обмякла и перестала сопротивляться.
   «Ничего, не умрет, — безжалостно подумал он. — Хорошая наука, чтоб не шлялась по ночам».
   Косматое чудовище наконец успокоилось и заползло обратно в свое логово.
   «Нужно сматываться… Плохо, если эта стерва сразу поднимет шум».
   Он перевернул безвольное тело и связал ее руки за спиной обрывками блузки. Нащупал рукой пластырь на губах.
   «На пять минут хватит, а потом пусть орет сколько влезет…»
   Быстро прокрался вдоль аллеи, прячась за кустарником, рывком преодолел светлое пятно детской площадки и устремился к подворотне. Там сел в машину.
   Чуть дрожащей рукой повернул ключ. Мотор загудел уверенно и ровно.
   Стоп. При чем тут мотор? Глупости. Не было никакого мотора. Сергей шел на вечеринку, следовательно, не было мотора. К тому же он был пьян. С чего вдруг мне пришло это в голову?
   А в остальном очень похоже. Только вряд ли он пробирался дворами, раз Евгений утверждает, что пришли они вместе. Раз вместе шли и вместе упали в кусты, значит, очнулся Сергей после того, как Евгений покинул кусты. Видимо, так.
   Но почему мне явилось это видение?
   Надо спросить у Жанны про звуки мотора. Может, она говорила, да я забыла, а подсознание вдруг выдало нужную информацию.

Глава 19

   После разговора с Тамарой я сразу же позвонила Евгению.
   — Ты должен сейчас же приехать ко мне, — сказала я.
   — Кому это я так задолжал? — рассмеялся он.
   — Зря смеешься, мне не до шуток. Он насторожился.
   — Случилось что-нибудь с тобой?
   — Нет.
   — С Санькой? — В его голосе уже слышалась паника.
   Как это приятно, должна заметить. Просто счастье, если я в нем не ошиблась.
   — С Санькой тоже все нормально, — успокоила я его. — Ребенок уже спит в обнимку со своим роботом, будь он неладен.
   — Я без него соскучился, — признался Евгений. — Но если с вами все в порядке, почему ты мне звонишь? А-аа! Понял. Ты решила меня простить. Какая ты молодец. Это надо же, не прошло и года, а я уже опять в фаворе у своей королевы.
   Я решила держать марку, поэтому сказала:
   — Зря ерничаешь. Ни о каком мире не может быть и речи. В крайнем случае временное перемирие. Мне нужна твоя помощь.
   — Понял. Мы будем через тридцать минут. Я растерялась. Еще не хватало, чтобы он завалился ко мне с Сергеем, с которым расстается крайне редко. Как же я буду обсуждать вопросы о насильнике в присутствии самого насильника?
   — Кто это «мы»? — озабоченно спросила я.
   — Мы с букетом, — ответил он и повесил трубку.
   Я приложила руки к сердцу и подумала: «Ах, все же он душка».
   Евгений действительно уложился в полчаса. Первым вошел в квартиру букет (необычайных размеров), за ним — сам Астров. Я ахнула:
   — Это просто чудо!
   — Еще бы, — усмехнулся он. — Уж я-то знаю в этом толк, не зря же у меня цветочная фамилия.
   — Фамилия у тебя скорей звездная, если взять во внимание латынь, — возразила я, вдыхая ароматы букета.
   Евгений, решив, что душа моя вполне оттаяла, попытался наладить контакт и с телом. Обхватив меня за талию, ой протянул для поцелуя губы.
   — Вот уж нет, — воспротивилась я. — Не вижу для этого веских причин.
   Лучше садись на диван и слушай, что тебе скажу.
   Он покорно выполнил приказание. Я поставила в вазу цветы и лишь после этого начала свой рассказ. Когда я дошла до места, где Сергей хватает Жанну за руку и тащит в кусты, Евгений рассмеялся.
   — Ну ты даешь! Серега? Кого-то хватает и тащит в кусты? Он бы умер от гордости, узнай, какого ты о нем мнения. Бедолага робеет перед бабами даже после приличной дозы алкоголя.
   — Тебя послушать, так он полный импотент, а ведь с Еленой же он как-то ладит.
   — Ладит, но с большим скрипом. Если бы Ленка не была настойчива, он ни за что бы не решился признаться ей в своих чувствах. Это она буквально изнасиловала его. Он ни нападать, ни обороняться не может. Легкая добыча для наглых баб.
   Я задумалась. Вот как раз Елена не производит впечатления наглой бабы.
   Совсем наоборот. И все же Сергей нашел с ней общий язык, и дело даже движется к свадьбе. Двигалось. Потому что сейчас уже все под большим вопросом.
   — Кстати, — спросила я, — Сергей вернулся из своей командировки?
   — Да, вчера вечером. Сегодня весь день был на работе, а потом сразу же сквозанул к Елене Прекрасной. Даже от моей компании отказался, — с легкой обидой закончил Евгений.
   — А что ты мог ему предложить?
   — Ну… по кружечке пивка.
   — В этом ты весь. Человек поехал налаживать личную жизнь, а твоя личная жизнь — пивная бочка.
   — Ну, Сонь…
   — Не перечь мне, — прикрикнула я. — Отвечай на вопрос: ты давно его знаешь?
   — Само собой, что за вопрос? Сергей — друг детства, этим все сказано.
   Евгений уже изучающе смотрел на меня, видимо, сообразив, что я вознамерилась его чем-то огорошить. Вероятно, он уже подозревал, чем именно.
   — Раз он друг детства, следовательно, ты знаешь, что он работал в ментовке, — с приветливой улыбкой сообщила я.
   — Ну да, знаю.
   Я кокетливо погрозила пальцем, мол, нехорошо скрывать тайны друга от любимой. Любимая Должна знать все. Ну хотя бы про близкого Друга.
   — Следовательно, — продолжила я, — в курсе, как он из ментовки ушел.
   — В курсе, — ответил Евгений, нервно потирая ладонями колени. — Но лучше бы ты перестала играть в кошки-мышки, а сказала все сразу.
   — Я сразу все и говорю. Сергей из милиции ушел в тюрьму.
   — Да, это так. Он был слишком честный для такой работы, поэтому его и «ушли», — ответил Евгений, не оставляя в покое колени.
   — То, что ты заступаешься за друга, делает тебе честь, — сказала я. — А вот то, что ты дружишь с человеком, совершившим такое гнусное преступление, это ужасно и ставит под сомнение твою нравственность.
   Евгений вскочил с дивана, зло засунул руки в карманы брюк и нервно прошелся по комнате.
   — Серега не совершал никакого преступления, — глухо сказал он, поворачиваясь ко мне спиной и глядя в темное окно. — Его подставили. Паскудно подставили. Подло. Как последние суки.
   — А почему ты не смотришь мне в глаза? — спросила я невинным голоском, но лучше бы мне промолчать.
   Он резко повернулся и посмотрел мне в глаза, но что это были за глаза!
   Они метали стрелы и молнии. Лицо его стало белее стены. Желваки заходили ходуном. Ноздри затрепетали, как у бешеного быка. Таким я не видела его никогда. Я струхнула и попятилась.
   — Как ты можешь таскать эту грязь? — загремел Евгений. — Серега тюха и простофиля, но в разведку я пошел бы только с ним.
   «Очень веский аргумент, — пятясь, подумала я. — Пусть он перенасилует всех женщин Москвы. Разве это может помешать мужской разведке?»
   Евгений продолжал наступать на меня и греметь:
   — Его подставили, потому что сунулся не туда. Какого черта он пошел в ментовку! Думал, будет ловить преступников. Будто преступники дадут себя ловить! Не разобрался, откуда рыба гниет, и начал качать права. Ему намекнули, что перестарался, он не успокоился и давай строчить рапорты начальству. Ха! Вот смешной парень. Пожаловался тому, на кого накопал гору компромата, но это мы с ним уже потом узнали, а тогда думали, что в этом единственное его спасение.
   Утром письмо в канцелярию передал, а уже вечером за ним пришли. Насиловали?
   Извольте отвечать.
   Евгений зло припечатал кулаком свою же ладонь. Было видно, что его это не удовлетворило. С гораздо большим удовольствием он припечатал бы чью-нибудь физиономию. Я не трусиха, но мне стало страшно.
   — Что же, он совсем-совсем не виноват? — невзирая на страх, позволила себе усомниться я. — Дым без огня? Разве такое бывает?
   — Бывает. В нашей стране все бывает. Девку, которую ему подсунули, до этого он даже не видел. Зато она все знала о нем. Даже родинки указала. Глухая подстава. Все ребята от злости скрипели зубами, а поделать ничего не могли. Сел Серега. Единственное, что для него удалось сделать, это скостить срок. Вот так-то.
   В гневе Евгения было много искренности, но меня это не убедило. Все эти сексуальные маньяки бывают очень хитрыми. Они обманут кого хотите, когда им приспичит.
   — Почему ты так уверен в невиновности Сергея? — спросила я. — На чем основана твоя уверенность? На его честном слове?
   Евгений посмотрел на меня, как на маленькую глупую девочку, несущую незнамо что.
   — Моя уверенность основана только на моем знании. В тот день и час, когда Серега якобы насиловал их подставу, мы с ним культурно отдыхали, попивая пивко в одном из баров города Москвы, столицы нашей Родины. Понятно?! На глазах у всей честной братии, завсегдатаев того бара!
   Свою речь он начал спокойно, но с каждым словом распаляясь все больше, закончил ее на очень высоких тонах.
   — Не кричи! — рявкнула я. — Ты хочешь, чтобы я поверила в эту фантастическую историю? Много народу было в баре?
   — Человек двадцать, не меньше.
   — И все видели Сергея?
   — Все. Мы там долго сидели.
   — И все свидетельствовали об этом в суде? Евгений замялся.
   — Ну, в суд пошли не все, а лишь три человека. Бармен сразу отказался давать показания. Испугался за свое рабочее место. Многие ссылались на плохую память. Некоторые прямо говорили, что не хотят связываться с органами. В общем, не считая меня, было три свидетеля. Более чем достаточно для алиби, но суд не учел наши показания. Суд счел, что свидетели — шайка лгунов, выгораживающих дружка.
   Евгений впился в меня взглядом. Я сомневалась. Он увидел это, рассердился и закричал:
   — Как ты можешь? Думаешь обо мне черт знает что! Я бы руки не подал Сереге, если бы знал, что он способен обидеть женщину.
   Думаю, мало кому в этом месте удалось бы сдержать улыбку. Мне не удалось.
   — Спроси любую женщину, и она ответит: мужчины рождены для того, чтобы обижать нас, слабых и беззащитных, — воскликнула я.
   Для убедительности я поджала губы и шмыгнула носом.
   Евгений слегка смутился. Может, и не смутился, но почувствовал себя не совсем уютно, вспомнив о своих недавних художествах.
   — Ну, Сонь, я не об этом, — жалобно запричитал он. — Каждый может ошибиться, не со зла же. Вот убей меня на этом месте, если совру.
   — Соврешь, и я тебя не убью, но говори.
   — Нет такого мужика на свете, который осознанно обижает любимую женщину. А если обижает, значит, он не мужик.
   — Здесь речь идет о насилии, — напомнила я. — Маньяк не мужчина, он того, — я покрутила пальцем у виска и высунула язык, чем рассмешила Евгения.
   Он потянул меня за локоть и ласково сказал: