Милевская Людмила. Кикимора болотная

   — С ходу она рассказала мне все про мой радикулит! И про боли в суставах, и про бессонницу, и про сонливость. Все рассказала.
   Мне стало смешно. Есть ли чему радоваться? Будто баба Рая сама не знала о своей патологической бессоннице на фоне хронической сонливости. Или про радикулит и про боли в суставах? Так стоило ли ходить к гадалке?
   — И это все, чем она вам помогла? — не скрывая неодобрения, спросила я.
   Старуха покачала головой и сообщила с видом победителя:
   — Нет, не только. Еще она сказала, где лежит моя грелка, которую я искала две недели. Санька, пострел, утащил ее в подъезд под лестницу и поселил на ней бездомного кота.
   Я не могла к подобному сообщению остаться равнодушной.
   — Она что, так и сказала? — изумилась я. — Сказала, что мой Санька утащил вашу грелку и поселил на ней кота?
   — Нет, она по-другому сказала, — с чувством превосходства пояснила бабулька. — Но так сказала, что я сразу смекнула, что произошло, и домой вернулась уже со своей грелкой. Так какая же разница, что сказала пророчица, если грелка нашлась?
   «И действительно, — подумала я, — разницы никакой. А не пойти ли в самом деле мне к той гадалке. Пусть подскажет, кто обидел нашу Жанну, да заодно и откроет секрет Стоящего за моей спиной».
   — Решено, я тоже пойду, — сказала я, чем расположила к себе старушку.
   — И пойди, голуба, а я адресочек тебе дам, а хочешь, дак и сама с тобой схожу.
   — Нет-нет, — поспешила я отказаться, — вполне достаточно одного адресочка.
   — Неужели ты и в самом деле туда пойдешь? — ужаснулся внезапно проснувшийся Евгений. — Я тебя не узнаю!
   — Зато я тебя узнаю! — возмутилась я. — Весь день спать и проснуться в самый неподходящий момент!
   Передать не могу, как он разозлился. Сколько гнева выплеснул он на нас с бабой Раей. Впервые мы сплотились с ней и дружно противостояли натиску врага.
   Астров рычал на нас и возмущался отсутствием у нас ума до тех пор, пока я не сказала:
   — Знаю, что тебя так взбесило.
   — Что? — задыхаясь от ярости, спросил он.
   — Боишься, что пророчица откроет мне один секрет. Думаю, не надо уточнять какой.
   Он сразу как-то сник и, покрутив у виска пальцем, отправился на диван.
   Уже на следующий день я была у гадалки.
   Женщина эта, толстая и глупая, не произвела на меня (первоначально) должного впечатления. Лишь потом, спустя месяцы, осознала я, как она была права. А в тот день, сидя за круглым кургузым столом, на котором с трудом помещался даже самый короткий пасьянс, я думала, что зря пришла. Пока пророчица раскидывала карты и поила меня турецким кофе, я скучала, развлекая себя отборными ругательствами, которые, естественно, посылала в адрес хозяйки лишь в глубине души.
   — Есть у тебя, красавица, враги, — после долгих размышлений над картами сообщила колдунья.
   «Очень тонкое замечание, — подумала я. — Интересно, сколько оно мне будет стоить?»
   — Есть у тебя и друзья, — продолжила она череду «открытий». — Есть счастье, есть и горе.
   — Да, все это у меня есть, — с трудом скрывая раздражение, согласилась я. — Но не могли бы вы поконкретней?
   Она изогнула в удивлении бровь и спросила:
   — А что бы ты хотела знать, красавица?
   — Хотела бы знать, найду ли того, кого ищу. А если найду, то где?
   — Ах, э-это, — разочарованно протянула она, давая мне понять, что я тут, оказывается, беспокою ее сущей мелочью. — Кого ищешь — найдешь, и найдешь в своем доме, — сказала она и загадочно поджала губы.
   Если учесть, что я сразу не настроена была верить этой толстой тетке, то можете представить мой внутренний отзыв на подобное сообщение. «Баба дура, мелет, что на язык упадет, и плакали мои денежки», — подумала я, собираясь уходить.
   — И балконы все в доме закрой, — словно угадав мои намерения, поспешила добавить пророчица.
   Это уж и вовсе меня рассмешило.
   — Почему все? — спросила я. — У меня один балкон.
   — А двери к нему две.
   «Ну, это, допустим, она могла и у бабы Раи узнать, и у Старой Девы», — подумала я, однако интерес к ней у меня все же появился.
   Я решила продолжить беседу.
   — И что же будет, если двери не закрою? — с плохо скрытым скептицизмом спросила я.
   — Беда будет, — строго ответила гадалка. — Мальчонка, что живет в твоем доме, в скором времени пострадает.
   — Вы имеете в виду моего сына? — возмущенно спросила я, не понимая, как можно играть с такими святыми вещами.
   — Не сын он тебе, но это не важно. Двери закрой.
   — Двери и без того закрыты. На дворе осень и холод. Кто же в такое время открывает балкон?
   — О ком много думаешь, тот и открывает. «Ни слова в простоте, — мысленно возмутилась я. — Интересно, как долго она тренировалась, чтобы нести такой вздор? Ну да ладно, раз уж я пришла сюда, то узнаю все, что хотела, пусть это и глупость распоследняя».
   — Вы сказали: я найду, что искала. А как мне это сделать? Посоветуйте.
   — Советую, — важно качнула головой вещунья. — Успокойся и ничего не делай. Сиди и , жди. Все придет само. А двери закрой. «Дались ей эти двери!»
   — Хорошо, хорошо, — поспешила заверить я, — двери закрою, но как же я найду, что ищу, если не буду искать? Разве можно сидеть и ждать? Этак ничего и не будет.
   — Будет. Все будет.
   — Точно?
   — Точно, красавица. Вот новое народится, тогда старое и умрет. И ты узнаешь.
   — А как узнаю? Как?
   — Ключик все откроет.
   — Какой ключик?
   — Тот, что ты имеешь. С его помощью что ищешь и найдешь, — заговорщически подмигнула пророчица и выразительно посмотрела на дверь. — Пора уж тебе домой, красавица.
   «Что? Уходить? Уже? Нет, фигушки, я еще не все узнала!»
   — А вы не ошибаетесь? — недоверчиво спросила я. — Точно найду? У меня предчувствие, что на этот раз я не найду того, кого ищу. — Предчувствие обманывает тебя, — величественно сообщила она и опять взглянула на дверь. Я разволновалась. Да что же она все на дверь кивает? —Как до интересного дошло, так она сразу на дверь. Толком выяснить ничего не дает.
   — Так вы утверждаете, что я найду? А где найду? И кого? Что-то мне неясно.
   Она посмотрела на меня так, что не оставалось сомнений: я произвела на нее впечатление.
   — Уж сказала тебе, красавица, — поразилась она. — В доме своем найдешь.
   Когда новое народится. Ключиком все и откроешь. Куда уж ясней.
   — А кого найду? Кого?
   — Злодея.
   Уф! Я испытала легкое головокружение.
   — А кто он?
   — Злодей, он и есть злодей, — выражая нетерпение, ответила вещунья и спросила:
   — Ты, красавица, только за этим пришла, или еще чего знать хочешь?
   Естественно, я хотела еще очень много знать. У каждой женщины в процессе жизни возникает столько вопросов, что только успевай их задавать, но она меня разочаровала.
   — Если главное узнала, для другого в другой раз приходи. Когда то, что я напророчила, сбудется. И двери закрой.
   — Какие двери? — опешила я.
   — И свои, и мою, с другой стороны. И бывай, красавица.
   Она, уже не доверяя моей сообразительности, встала, взяла меня за руку и повела к выходу. В прихожей я вдруг вспомнила о Стоящем за моей спиной.
   — Послушайте! — воскликнула я, упираясь и хватаясь за дверной косяк. — Я же вас спросить забыла: кто стоит у меня за спиной?
   — Ангел, красавица, стоит, ангел-хранитель, — ответила пророчица, выталкивая меня из квартиры и захлопывая дверь.
   «Ангел-хранитель? — удивилась я. — Что же он так сильно дышит в мой затылок?»
   Я поняла, что еще не готова уйти. Как же так? Взять и просто уйти, когда толком-то еще ни про кого и не узнала. Была у пророчицы, а вернулась ни с чем. Я должна теперь все знать и про всех. А мой Женя? А Жанна? А кем будет Санька, когда вырастет? И я. Я же ничего не знаю про себя: когда умру? Когда выйду замуж? И выйду ли когда-нибудь вообще?
   Я снова храбро позвонила в дверь. Гадалка открыла, всем своим видом давая понять, что не собирается меня впускать.
   — А мой Женя? — завопила я. — Вы про него ничего не сказали!
   .
   — Сказала я, да ты не слышишь.
   — А Жанна?
   — Замуж выйдет. Я остолбенела.
   — Так она уже .вышла, — воскликнула я и сделала попытку войти в квартиру.
   — Выйдет еще, — пообещала вещунья, выпихивая меня самым грубым образом.
   — А Санька! Санька! Мой сын! Кем он будет, когда вырастет? — с отчаянием завопила я.
   — Двери закроешь — узнаешь! — гаркнула она и захлопнула свою дверь.
   С впечатлением, что мною совершена очередная глупость, я отправилась домой.

Глава 29

   Поход к пророчице меня не удовлетворил. Несмотря на свои предыдущие подозрения, признать, что мой Евгений и есть тот злодей в моем доме, я готова никак не была. От этой мысли все во мне восставало. Мне без труда удалось убедить себя в том, что вещунья просто чокнутая и мелет все подряд. Однако уже через три дня я сильно задумалась над ее словами.
   В тот день пьяная Маруся приехала ко мне в гости со своим Иваном.
   Приехали они договариваться об очередной вечеринке. Я протестовала как могла.
   Настроение действительно не располагало ни к каким празднествам. Еще больше не располагали к этому отношения с Евгением, не говоря уже о присутствии бабы Раи.
   — А я уже ящики привезла, — расстроилась Маруся и скомандовала:
   — Ваня, выгружай.
   Ваня нехотя встал из-за стола и отправился на улицу доставать из багажника ящики. Следует сообщить, что после продолжительных поисков через несколько месяцев на одной из автостоянок Москвы он счастливейшим образом обнаружил свою машину. Так вот, он отправился за ящиками, Евгений, из солидарности — с ним. Мы с Марусей остались на кухне.
   — Ты почему в шубе? — чтобы поддержать разговор, спросила я. — Дождь же на дворе.
   — Ваня купил мне новую шубу, и потому я прямо вся в ней, — поделилась она радостью.
   — А почему каракуль? Ты же терпеть не можешь каракуль.
   — Да, — согласилась пьяненькая Маруся, рискованно качнувшись на стуле, — не люблю негров и каракуль. Но шубу буду носить, потому что мой Ваня купил.
   Во время этого разговора Санька крутился рядом, хватая со стола еду.
   — Ты что же, Машка, в шубе так и будешь за столом сидеть? — встряла в разговор баба Рая, в честь гостей накрывавшая на стол.
   — Я в ней теперь и спать буду, — призналась Маруся и вновь заговорила о гулянке:
   — Ну, старушка, давай устроим вечеринку у тебя.
   — Нет, — рассердилась я, — сказала же, не хочу. Тебе приспичило, у себя и устраивай.
   Хлопнула входная дверь. Из прихожей донеслись голоса вошедших мужчин.
   — Куда его? — спросил Иван Федорович.
   — На балкон давай, — сдавленным от усилия голосом ответил Евгений.
   Мне стало интересно, что они тащат. Я выскочила в прихожую, но ничего, кроме ящика, не увидела. Пришлось вернуться к Марусе.
   — Что в ящике? — спросила я.
   — Угадай с трех раз, — рассмеялась она. И тут я заметила, что нет моего Саньки. В кухню уже ввалились раскрасневшиеся мужчины, а сына и след простыл.
   — Где ребенок? — спросила я и, вспомнив про балкон, побежала в комнату.
   Дверь балкона была приоткрыта, и Санька, конечно же, был там. На бельевой палке сидела огромная черная ворона, а он, опасно перевесившись через перила, пытался дотянуться и схватить ее. Ворона, осознавая свою недосягаемость, по этому случаю не волновалась, злорадно косила глазом и слегка передвигала лапами, перемещаясь на край палки. Санька упрямо тянулся за ней.
   Я обмерла. Неизвестно, чем кончилось бы дело, не помешай я этой охоте.
   Точнее, наоборот, очень даже хорошо известно, что Санька уже через минуту оказался бы за пределами балкона. Падение с девятого этажа вряд ли пошло бы ему на пользу. Я была близка к обмороку.
   Схватив возмущенного ребенка, я помчалась на кухню и закричала:
   — Какой дурак оставил открытым балкон?
   — Я, — удивленно ответил Евгений, явно не понимая, 'почему за это его называют дураком. — Ты же знаешь, какой плохой там шпингалет, а мы все равно сейчас пойдем за вторым ящиком.
   — В таком случае, я хочу, чтобы ты знал: только что Санька чуть не упал вниз, — сказала я и отправилась плакать в Красную комнату.
   Я сидела на кровати и глотала слезы, а сын гладил мои длинные волосы и приговаривал:
   — Мама, какая ты у меня красивая. Приятно, что мой ребенок уже с детства знает, как успокоить женщину. В конце концов я рассмеялась, и мы помирились. Причем пророчица оказалась права на все сто. И дверь балконная, и открыл ее тот, о ком много думаю, и мой Санька едва за это не поплатился. И вообще, если бы не вещунья, кончиться все могло бы очень плачевно.
   Это заключение погрузило меня в полнейшую тоску. Значит, все предсказания пророчицы — правда. Выходит, в своем доме я найду злодея. А кто в моем доме? Не баба же Рая насиловала Жанну. И, уж конечно же, не Санька.
   Значит, остается Евгений.
   С этого дня не было мне покоя. На Астрова я смотрела так, что он сам, похоже, начал считать себя преступником. Я шарахалась от него как от чумного, не учила больше его жизни и вообще перестала его пилить. Это окончательно добило беднягу. Этого вынести он уже не смог и пошел на откровенный разговор.
   — Ты что, действительно меня подозреваешь?
   — А почему бы и нет, — ответила я. — Сам же говоришь, что ничего не помнишь.
   — Да-а, тяжелый случай. Мы помолчали.
   — Ну хочешь, я уеду, — первым нарушил молчание он. — Уеду, и ты перестанешь мучиться.
   — Или замучаюсь еще больше, — ответила я и подумала: "А что, это мысль.
   Ведь гадалка сказала, что злодея я найду в своем доме. А если Астров уедет, выходит, это не он".
   Однако следующая мысль опять повергла меня в уныние.
   "Балконные двери тоже казались мне ерундой, потому что были и так закрыты. Однако в нужный момент открылись же они. И Астров может так же появиться в подходящий момент, где бы он ни жил. Пусть уж лучше будет у меня на глазах. И потом, колдунья советовала мне ничего не предпринимать.
   Следовательно, все должно быть так, как было. А там жизнь сама покажет".
   Евгений не уехал, а тут грянули новые неприятности.
   Однажды хмурым, дождливым днем неожиданно явился Михаил. Мокрый, в забрызганном грязью дорогом пальто, он рассеянно мял в руках зонт и испуганно бубнил:
   — Извините, я на минуту.
   — Где Жанна? — струхнула я.
   — Не знаю, — признался он. — Мы поругались.
   «Этого только не хватало», — подумала я и приказала:
   — Пальто — на вешалку, зонт и кейс — на столик, и за мной в гостиную.
   Расскажешь все по порядку.
   По порядку выяснилось, что Жанна после посещения врача стала очень странной, конечно, на взгляд Михаила, потому что мне так не показалось. Нет ничего странного в том, что, нося под сердцем ребенка не от мужа, женщина страдает и нервничает. Для этого есть много причин: позор разоблачения, страх потери любимого, бессильное негодование на подонка…
   К тому же Жанна оказалась ужасной трусихой. Аборта она боялась панически и тянула до последнего. Теперь точно так же она стала бояться преждевременных родов. «Чтобы женщина боялась родов? Это ненормально». — решила я и отправилась к психоаналитику.
   — Нормально, — сказал он. — Все женщины побаиваются родов. И даже некоторые мужчины.
   Это изумило меня. Дай мне волю, за всех бы рожала, лишь бы и мне от этого польза была.
   — Что вы говорите? — воскликнула я. — Боятся и рожают? Просто герои!
   — А что делать? — вздохнул аналитик. — Карма у них такая.
   — Ну, вы-то мужчина, — напомнила ему я, и он повеселел.
   — Да, я мужчина, но вы говорите, что она родов боится панически?
   — Панически.
   — Это следствие того жуткого насилия, о котором вы только что мне рассказали. Дело в целом поправимое, но требует большой работы. Месяцев на семь-восемь, я думаю. Очень значительной работы и очень значительных денег.
   «Обойдешься, — подумала я. — Через месяцев семь-восемь Жанна родит, если не родит раньше, и дело поправится без твоих усилий».
   — У меня к вам еще вопрос, — решила я оправдать свой визит. — Возможно, это не в вашей компетенции, но хоть подскажите, куда с ним обратиться. Дело в том, что мой пятилетний сын постоянно интересуется…
   Я замялась, потому что толком не знала сама, чем интересуется мой сын.
   Хоть в этом я была похожа на остальных родителей.
   — Интересуется сексом, — подсказал мне психоаналитик.
   — Не совсем, но близко. К примеру, ему в голову приходят такие странные словосочетания. Вот недавно он спросил у меня, что такое сек-спорт.
   Психоаналитик с большим интересом посмотрел на меня.
   — Секс-порт? Что это такое? — взволнованно спросил он. — Может, бордель для моряков?
   — Это экспорт, — успокоила я его. — В исполнении моего сына слово приобрело неоднозначный смысл, так же, как и многие другие слова.
   — Какие же? — чрезвычайно заинтересовался врач.
   — Эскалатор, саксофон и прочие. Меня это очень волнует.
   — Напрасно. Это обычная фиксвербмодумания. Потребность отражать свои настоящие чаяния, желания в повседневной речи, но в очень . завуалированной форме. Это нормально. Не волнуйтесь, с возрастом пройдет, — заверил меня он.
   «У многих не проходит до пенсии», — подумала я, вспоминая наших политиков.
   Я поблагодарила врача, вернулась домой, позвонила Жанне и сказала:
   — Бойся, голубушка, сколько хочешь. Это нормально. Все боятся. Кстати, у моего Саньки фиксвербмодумания.
   — Что это? — ужаснулась она.
   — Это похуже всяких родов. Кстати, родов панически боятся не только женщины, но и некоторые мужчины. И это нормально. Так что ничего не бойся, то есть бойся спокойно.
   — Хорошо, — согласилась она.
   Некоторое время она боялась уже в открытую. Но вот беда — не заладилось у нее с Михаилом. Но что у него за претензии!
   — Она часто разговаривает с кем-то по телефону и замолкает, как только появляется мама или я.
   Я просто зашлась от нетерпения, пока выслушала его жалобу.
   — Конечно, она разговаривает со мной или с Розой. О своих женских делах. Потому и замолкает. Я даю ей всяческие советы, связанные с ее положением.
   — Но вы сами не рожали, — изумился Михаил.
   Меня это возмутило. Я даже прикрикнула:
   — Психоаналитик был вообще мужчина! Это же не помешало ему копаться в моей женской душе, о которой он если и имеет понятие, так со слов таких же, как я, женщин. А им вряд ли можно доверять.
   — Но Жанна стала много плакать.
   — Вот это плохо, хоть и понятно. В ее состоянии это бывает. Женщины становятся очень нервными, — сказала я, ставя ударение на слове «нервными». — Ты должен как-то ее развеселить.
   Михаил только рукой махнул.
   — Но как? — с отчаянием воскликнул он. — Как? Она стала дикая.
   Шарахается от всех, говорит, что меня не достойна, несет всякую ерунду.
   — Какую ерунду? — испугалась я.
   — Не знаю, я ее не понимаю, — признался он, — говорит, что я в ней ошибся.
   «Совсем сдурела? — возмущенно подумала я. — Точно хочет все испортить!»
   — Где она?
   Миша пожал плечами.
   — Не знаю. В тот-то и дело. Она пришла ко мне в офис, плакала, хотела серьезно поговорить. Я посадил ее в автомобиль и повез домой. По дороге мы поругались, она выскочила из машины и убежала.
   — Как это «выскочила»? На ходу, что ли?
   — Почему «на ходу»? Я остановился, она и выскочила. Вот, приехал к вам, с полчаса шлепал по лужам, даже курил, не решаясь войти, а ее и здесь нет. Не знаю, где искать.
   Мне стало легче. Если дело только в этом, не беда. Жанну мы приведем в чувство, лишь бы он к ней нормально относился.
   — Миша, ответь мне на один вопрос: ты ее любишь?
   Он явно не ожидал такого поворота и очень удивился.
   — Конечно, люблю.
   — Тогда можно, я буду с тобой откровенна?
   — Да, конечно.
   — То, что Жанна нервничает, это нормально в ее положении, но, думаю, есть причина, которая и лишает ее покоя. Я восхищаюсь Елизаветой Павловной, да что там восхищаюсь, я ее боготворю! — воскликнула я, с удовлетворением отмечая кислое выражение лица Михаила.
   Было ясно: он тоже ее боготворит и порой считает, что такому ангелу место на небе.
   — Не может не восхищать доброе сердце твоей матери, — с пафосом продолжила я. — Сердце, способное обогреть всех, кого оно любит. Иногда тем, кого она любит, становится даже жарко. А бывают моменты, когда жар ее сердца просто сжигает дотла. Боюсь, это и происходит с Жанной.
   Михаил смотрел на меня как на ясновидящую.
   — Вы думаете, она из-за мамы?
   «Конечно, из-за мамы, дурак! Из-за твоей мамы и паралич может хватить, не у всех же такое крепкое здоровье, как у тебя», — подумала я, но вслух сказала другое.
   — Нет, что вы! Ваша, Миша, мать здесь ни при чем, — участливо пожимая его руку, воскликнула я. — Кстати, Жанна обожает ее и во всем хочет ей подражать.
   — Не надо, не надо! — испуганно закричал Михаил. — Вот подражать не надо. Жанна — яркая индивидуальность. Любое подражание испортит ее.
   Я энергично кивнула головой:
   — Абсолютно согласна, но Жанна-то так не считает. Она мучается от того, что не такая, как ваша мать. Поэтому она вбила себе в голову, что вас не достойна.
   — Только поэтому? — изумлению его не было предела. — Как вы меня успокоили. Софья Адамовна, но что же делать? Я не хочу, чтобы она была похожа на мою мать. Мне Жанна нравится такая, как она есть. Но где же она сейчас?! — хватаясь за голову, горестно .воскликнул он. — В такой ливень!
   — Давно вы расстались? Он взглянул на часы.
   — Чуть меньше часа назад.
   — В таком случае она в метро и вот-вот будет у меня. Думаю, тебе лучше уйти. Мы должны поговорить с ней с глазу на глаз. После беседы все станет на свои места. Обещаю тебе.
   Михаил вскочил с дивана и заметался по комнате с криками «мне лучше уйти».
   — Да, — сказала я и глазами показала, где дверь.
   Он мгновенно шмыгнул в нее и, схватив пальто и на ходу надевая его, буквально вылетел из моей квартиры и побежал по ступенькам вниз.
   — Чтобы не встретиться с Жанной в лифте! — уже с восьмого этажа крикнул он мне.
   Я стояла на лестничной площадке, махала ему вслед рукой и, умиляясь, думала: «Он любит ее. Любит».
   — Чтой-то двери все пораспахнули, — возмутилась за моей спиной баба Рая. — И зонтов мокрых понакидали, и чумаданов.
   Ах, Миша!
   Я выскочила на балкон и, потрясая зонтом и кейсом, закричала со своего девятого этажа:
   — Миша! Миша! Забыл!
   Он уже садился в автомобиль и только махнул рукой:
   — Не страшно! Потом!
   Его «Мерседес» рванул в сторону проспекта, а на аллее показалась фигурка Жанны. Она бежала вдоль злополучных кустов, согнувшись под струями ливня. Я тоже промокла вмиг и вернулась в комнату.
   — Спрячь это все пока, чтобы Жанна не увидела, — сказала я бабе Рае, отдавая ей зонт и кейс. — Не хочу, чтобы она знала, что ее Миша был здесь.
   Баба Рая, ворча и вздыхая, выполнила просьбу и отправилась укладывать Саньку спать, а я пошла встречать Жанну.
   Она была в отчаянии. Плакала и причитала:
   — Я так больше не могу. Я устала! Устала!
   — Это все потому, дорогая, что в тебе ребенок не от Миши. Избавишься от него, и будет все хорошо, — успокоила я ее.
   Однако у нее началась истерика.
   — Какой он чужой?! — закричала она. — Какой он чужой, раз во мне?! Это мой, мой ребенок! Мой!
   Я не поверила своим ушам. Что это она говорит? «Мой ребенок»?
   — Да! Мой! — с новой силой закричала она, прочитав опровержение своих слов на моем лице. — Пять месяцев! У него уже ручки и ножки! И сердечко! И попка! Он маленький! Беспомощный! И совсем ни в чем не виноват! Он маленький и беззащитный! Его каждый может убить! И только я могу его защитить!
   Мне оставалось хвататься за сердце и причитать «боже, боже».
   — Ты хочешь его рожать? — с трудом шевеля онемевшими губами, спросила я и подумала:
   «Что-то мне очень нехорошо. Я, видимо, сейчас упаду».
   — Да, рожать, — отрезала Жанна и поплыла куда-то, поплыла…
   И комната поплыла, и стол, и люстра, и баба Рая… Стоп! Откуда она здесь взялась? Кто ее приглашал? Я мигом пришла в себя и огласила комнату громким криком:
   — Баба Рая! Что надо?
   — Ничего, — ответила старая проныра, обидчиво поджимая губы.
   Просто удивительно, как губами она передает все оттенки своих чувств.
   — Дьявол! — вспомнила я. — Нет сигарет! Баба Рая, Санька спит?
   — Спал, голуба, пока ты не разбудила его своим визгом.
   — Так пойди и купи мне сигарет, а себе песочного печенья.
   Она обожала печенье и отправилась за ним даже в дождь.
   — А Михаил? — воскликнула я, едва за ней закрылась дверь.
   — Уйду от него, — решительно ответила Жанна. Да, она собралась меня убить!
   — А о нем ты подумала? — выдвинула я глупейший аргумент.
   Она горестно усмехнулась.
   — А что о нем думать? Видела сегодня: он окружен девицами. Просто в цветнике работает.
   — И красивые девицы? — встрепенулась я.
   — Похожи друг на друга, как участницы конкурса красоты, — презрительно отвесила губку Жанна. — Да мне что за дело? Все равно я не могу больше жить во лжи. Уйду. Уже ушла.
   Я рысью пробежалась по комнате и в живописной позе, подперев руками бока и выставив вперед ногу, остановилась перед ней.
   — Та-ак, — протянула я, — оч-чень хорошо. Уйдешь!
   — Уйду!
   — И куда ты уйдешь? На шею своей бедной матери? Пополнишь ряды своих братьев и сестер еще одной нищей крошкой? И подашь хороший пример младшим?
   Завтра они все, как одна, принесут в подоле!
   Жанна вспыхнула, но плакать не стала. Она молча смотрела на меня и страдала. Я решила продолжить натиск до победного конца.