Страница:
Его заявление привело меня в полное недоумение.
— О чем ты? — спросила я, тоже собираясь крутить пальцем у виска.
— О нас с тобой, — пояснил Евгений. — Ты же по-прежнему считаешь меня преступником. — Может, и помирилась со мной только из-за того, что я единственный, кроме тебя и Жанны, знаю об этом изнасиловании. Признайся, опасаешься, что в случае нашего разрыва я вас разоблачу?
Негодованию моему не было предела. За кого он меня принимает? И какие мысли у него в голове. Вот уж точно, чужая душа — потемки. Выразив Евгению свое негодование, я позволила себя успокоить и сказала:
— Я всегда верила тебе, хоть и испытывала легкие сомнения.
— Так вот, — усмехнулся он, — если ты по-прежнему испытываешь сомнения, я могу подвергнуть себя этому анализу. Тогда убедишься, что к ребенку Жанны я не имею никакого отношения, а следовательно, чист, аки младенец.
— Завтра же займусь этим вопросом, — пообещала я.
Глава 32
Глава 33
— О чем ты? — спросила я, тоже собираясь крутить пальцем у виска.
— О нас с тобой, — пояснил Евгений. — Ты же по-прежнему считаешь меня преступником. — Может, и помирилась со мной только из-за того, что я единственный, кроме тебя и Жанны, знаю об этом изнасиловании. Признайся, опасаешься, что в случае нашего разрыва я вас разоблачу?
Негодованию моему не было предела. За кого он меня принимает? И какие мысли у него в голове. Вот уж точно, чужая душа — потемки. Выразив Евгению свое негодование, я позволила себя успокоить и сказала:
— Я всегда верила тебе, хоть и испытывала легкие сомнения.
— Так вот, — усмехнулся он, — если ты по-прежнему испытываешь сомнения, я могу подвергнуть себя этому анализу. Тогда убедишься, что к ребенку Жанны я не имею никакого отношения, а следовательно, чист, аки младенец.
— Завтра же займусь этим вопросом, — пообещала я.
Глава 32
Несколько дней я провела достаточно плодотворно для себя. Я подняла на ноги всех друзей, имеющих хоть какое-то отношение к генетике. Я третировала их как могла, и, клянусь, они не знали, куда от меня, скрыться. Уж такая я настырная.
Когда позвонила Жанна и сообщила, что на следующий день Елизавета Павловна будет ознакомлена с результатами геномной дактилоскопии, я была преисполнена решимости дать ей достойный отпор.
— Что теперь мне делать? — едва не плача спросила Жанна.
— А ты выполнила все, что я тебе советовала? — спросила я.
— Выполнила и сейчас еще выполняю: не разговариваю даже с собой. Полный бойкот.
— Оч-чень хорошо. И дальше так действуй. И не вздумай никуда с ними ехать. Пусть сами отправляются за своими результатами, а я приеду к тебе, и будем поджидать их вдвоем. Вот тогда-то они узнают, что натворили, вот тогда-то им станет стыдно. Ох, и запросят они у нас прощения! Или я буду не я!
— Правда? — спросила Жанна.
Она явно мне не верила.
— Что ты говоришь! Думаешь, они будут просить прощения?
— Уверена, — категорически заявила я. — Приготовься к победе.
— Неужели победа? — Голосок ее задрожал.
— Победа! И только победа!
На следующий день я начала готовиться к победе с утра. Я стащила всю свою косметику в Санькину комнату, потому что она самая светлая из всех, имеющихся в квартире. Расставив на подоконнике баночки, флакончики и пластиковые коробочки, я принялась за дело. Мне очень. хотелось выглядеть фантастически красивой. Впрочем, кому этого не хочется. Но в тот день мне хотелось этого особенно.
Надо сказать, что Санька без воодушевления воспринял оккупацию своих владений.
— Мам, а я где буду? — возмущенно поинтересовался он.
— Комната большая, всем места хватит, — успокоила его я, щедро покрывая свое лицо «Макс Фактором».
— Тогда смотри мне не мешай, — предупредил он и начал мешать мне.
Он накинул на себя скатерть и сказал, что это плащ. Потом он вытащил откуда-то зонт-трость и, заверив меня, что это шпага, принялся лупить им налево и направо. С этим смириться я никак не могла. Много пыли, много шума и большая вероятность приобретения фингала под глазом, что в мои планы никак не входило.
Пришлось выставить Саньку за дверь. Шума стало еще больше, но зато уменьшилась вероятность приобретения фингала.
Я вздохнула с облегчением и взялась за румяна. Кстати, у меня есть и свой, естественный румянец, не стертый годами, но он не идет ни в какое сравнение с тем, который предлагает мне этот «Макс Фактор». Впрочем, за такие деньги румяна могли бы быть и получше.
За спиной раздался скрип открываемой двери.
— Что? Саня, что? — не оборачиваясь, грозно произнесла я.
— Мама, я не буду шпагой, я про Вовочку.
— Где ты берешь эти ужасные анекдоты? Я же запретила тебе их рассказывать!
— Это не анекдоты, а былины про Вовочку, — попытался утихомирить меня Санька.
— Былины? Какие еще былины? Где ты их наслушался?
— Баба Рая мне на ночь читает.
— Что?!
Я вскочила и помчалась на кухню. Виновница моего «экстаза» степенно терла плиту.
— Баба Рая, опять вы занимаетесь контрвоспитанием ребенка! Теперь взялись травить ему анекдоты? Поздравляю вас!
— Ничего страшного, — спокойно ответила баба Рая. — Все равно узнает, но от других.
Я плюнула и пошла рисовать себе красивое лицо.
Саньки в комнате не оказалось, что радовало безгранично. Я взяла румяна и принялась вдохновленно наносит их на щеки. Вдруг из-под кровати раздалось сдавленное кряхтенье. Я с визгом вскочила на стул и завопила:
— Мыши!
Баба Рая сей же момент выросла на пороге.
— Тю-ю, — разочарованно протянула она, — это же пострел наш.
Действительно, из-под кровати выкарабкивался Санька, таща за собой какой-то предмет.
— Это черт знает что! — воскликнула я и с ужасом посмотрела на себя в зеркало. — Баба Рая! Что вы со мной сделали?!
— Да что же? — заинтересовалась она.
— Из-за вас у меня теперь одна щека красней другой.
— Дак подровняй. Отчаяние охватило меня.
— Подровняй? Я и так уже похожа на клоуна! Раз в жизни собралась привести себя в порядок! Это сумасшедший дом какой-то! У меня закончилась эмульсия, теперь эту сверхустойчивую косметику можно будет снять только вместе с моим лицом.
Конечно, я преувеличивала. Достаточно было умыться, что я и сделала.
Когда вернулась в комнату, сын сидел на кейсе и рулил моим зеркалом.
— Отдай зеркало и иди к бабе Рае. Пусть расскажет тебе новую былину про Вовочку.
Санька обрадовался, вскочил и поволок кейс на кухню. Тут меня словно током прошило. Я выхватила у него кейс и, обнаружив там еще не обследованные дырочки, помчалась в спальню за ключиком. Сгорая от нетерпения, вставила его в один из замков и… раздался легкий щелчок. Замок открылся.
«Ах, Евгений!»
Меня бросило в пот. Я тут же вставила ключик во второй замок… А второй не открылся. Видимо, для него существует второй ключик, которого у меня нет. Мне страстно хотелось знать, что в том кейсе. Я крутила его, как мартышка очки, но ломать не решилась.
«Ах, Евгений!» — подумала я, ощущая слабость и в руках, и в ногах.
Сын подошел ко мне, забрал кейс и упрямо потащил его по полу.
— Баба Рая! — завопила я. — Что это за чемодан у Саньки?
Она оперативно появилась на пороге комнаты.
— Чумодан? Какой чумодан? А-аа, дак это ж Мишка Жанкин когда-то забыл с зонтом вместе. Ты приказала спрятать, шоб Жанка не убачила, дак я и спрятала.
Под Санькину кровать. Тю-ю, а как он у вас в спальне оказався?
И она принялась отбирать у Саньки кейс.
— Отдай, негодник, не твое. Видишь, вещь дорогая, а ты таскаешь ее где ни попадя.
«Еще какая дорогая», — подумала я и отправилась заново рисовать красивое лицо.
На этот раз мне это удалось. Когда в последний раз я глянула на себя в зеркало — пришла в восторг. Вблизи — десять лет долой. Издали, пожалуй, долой даже шестнадцать. Нет, действительно, выглядела я восхитительно, поэтому, довольная, насвистывая веселый мотивчик, отправилась к Жанне.
«Пусть теперь сами оправдываются», — думала я.
Жанна была дома одна.
— Даже ребенка мне не оставляют, — с трудом удерживаясь от слез, сказала она. — Забрали его и уехали за этими проклятыми анализами.
— За результатами, — уточнила я. — Но ребенок, насколько я поняла, и есть камень преткновения. Что же они тебе его не доверяют, раз он только твой?
Это разгул несправедливости.
— У-у-у-у, — как от зубной воли завыла Жанна.
— Успокойся, дорогая, я приехала как раз для того, чтобы навести в этом доме порядок. Елизавета Павловна должна быть поставлена на место. И я это сделаю.
Жанна явно не разделяла моих амбиций.
— Мне бы только с Мишей помириться, — жалобно мямлила она.
— Никогда не ограничивайся малым, — посоветовала я. — Малое и получишь.
Надо ставить перед собой грандиозные задачи. Это сильно осложняет жизнь, зато делает ее интересной.
Я была в ударе, а потому от общих фраз перешла к понятиям более конкретным. Для разминки прочитала Жанне лекцию об общественной морали и о несоответствии с ней наших личных потребностей. Затем углубилась в этику семьи и способы выживания в ней.
— Ты должна не забывать ни на минуту, — вдохновленно назидала я, — что ты — Женщина, а он всего лишь мужчина. Это сразу делает вас неравными в той борьбе, которая из деликатности называется браком. А где неравенство, там и насилие. В армии это называется дедовщиной. В семье это выглядит примерно так же, но это не значит, что ты должна подставлять мужу подножку, когда он несется с кастрюлей, наполненной кипятком. Это не значит, что ты должна привязывать гирю к его ноге, когда он спит, чтобы, вскакивая по естественной надобности, он ронял эту гирю на детородный орган. Но это не значит, что ты должна избегать радикальных мер. Просто меры воздействия должны быть гуманнее, поскольку институт брака — это гражданское формирование.
Однако Жанна слушала меня невнимательно. Она вздыхала, нервно мяла руки и со страхом поглядывала на часы.
— Ты должна, — продолжила я, максимально повышая голос, — развить в нем чувство вины, чтобы муж, несмотря на то, что он стоит на обеих ногах, создавал впечатление ползающего на брюхе. В противном случае с ним невозможно будет жить, поскольку физически он сильней.
Видимо, с брюхом у меня получилось особенно впечатляюще, потому что Жанна заинтересовалась и спросила:
— А как же в нем это развить?
— Очень просто, если будешь слушать только меня. Чем мужчина отличается от дикого зверя?
— Не знаю.
— Только тем, что добавила к нему женщина. Следовательно, мужчина, которого ленилась воспитывать мать, подобен тигру или медведю. Сила, эгоизм и хроническое желание жрать. Время от времени, правда, возникают и другие желания, но в основном это не связано с женой. Значит, жить в одном доме с мужчиной все равно, что жить в одной клетке с диким зверем. Брак — это творчество, а творчество — это фантазия. Слава богу, от мужчин этого не дождешься, следовательно, фантазировать надо самим. Знаешь, почему твои отношения с Михаилом зашли в тупик?
— Почему?
— Потому что ты ленилась творить и проявлять фантазию. Представляешь, сколько умственного труда вкладывают в тигра дрессировщики?
Жанна испуганно покачала головой.
— А-а, милая, — обрадовалась я, — не знаешь. А вот я знаю. Ночами приходится не спать, прежде чем получишь результат.
— Что-то не очень я заметила этот результат у Евгения, — неожиданно съязвила Жанна.
— А чем тебя не устраивает мой Астров? — возмутилась я. — Думаешь, твой Миша лучше?
— Да нет, — смутилась она, — я не то хотела сказать. Я хотела сказать, что не видела я никакой твоей интеллектуальной борьбы.
— Ха, так я тебе ее и показала! Что же я, дура? Это невидимая борьба, не-ви-ди-мая. В основном она происходит ночью…
Звук открываемой двери прервал мой психологический натиск.
— Пришли! — вскрикнула Жанна и заметалась по комнате. — Что делать? Что мне делать? — беспомощно приговаривала она.
Я максимально сконцентрировалась и рявкнула:
— Сесть.
Она плюхнулась в кресло.
— Прими оскорбленную позу, — скомандовала я.
Она попыталась принять, но что это была за поза: голова опущена, грудь спрятана, плечи свернуты, в глазах печаль. Разве так должна выглядеть оскорбленная женщина?
— Жанна, расправь плечи, выпяти грудь, гордо подними подбородок, зажги гневом глаза. Вот, уже лучше. Непринужденности не хватает. Ногу повесь на ногу и отставь в сторону локоть. Теперь просто блеск. Что бы тебе ни говорили, подбородок не опускай и не смотри на говорящего.
Едва я успела занять достойную позу за креслом, в котором застыла Жанна, в комнату вошли Елизавета Павловна и Михаил. За их спинами смущенно прятался отец семейства, но я это скорее знала, чем видела.
Елизавета Павловна, к моей досаде, держалась слишком независимо, а вот Миша действительно порадовал меня. Видимо, не прошли даром мои уроки. Несмотря на то, что он входил в комнату на ногах, создавалось впечатление, что он ползет к жене на брюхе.
«За это можно ему кое-что простить», — подумала я, наблюдая, как свекровь разворачивается по левому флангу, пропуская вперед окончательно заробевшего отца семейства и пряча за свою широкую спину сына.
— Всю дорогу грызла его, — с фальшивым гневом сообщила она, подталкивая к нам своего мужа. — Иди, прощения проси, раз хотел семью разрушить.
Бедный ее супруг семенил ногами, клонился головой и лепетал:
— Лизонька, Жанночка, Жанночка, Лизонька, сам не знаю, сам не понимаю.
— Все ясно, — сказала я, принимая его извинения и отставляя беднягу в сторону. — Дальше что?
Жанна хлопала глазками, ничего понять не могла, но подбородок не опускала и не сводила глаз с угла, противоположного мужу и свекрови. Елизавета Павловна, раскинув для объятия руки, пошла на нее, ревущим басом передавая свои чувства:
— Доченька! Прости нас! Мы виноваты! И я виновата!
«Доченька» дернулась, делая попытку броситься в объятия свекрови, но я крепко зафиксировала на ее плече свою длань. Жанна осталась на месте, торча подбородком в угол.
— Я понимаю, мы виноваты, но ты должна нас простить, хотя бы ради вашего с Мишенькой сына, нашего внука, — с рыданиями изрекла Елизавета Павловна, и уже никакая длань не смогла остановить Жанну.
Эта дурочка бросилась, неблагодарная, к свекрови, хотя должна была бы броситься ко мне.
— Я прощаю вас, прощаю, — мямлила Жанна.. — Вы тоже меня простите.
Я онемела от такого предательства. В гневе я пыталась найти в уме эпитет, достойный этой дурочки. «Кикимора болотная!» — ни к селу, ни к городу пришло в мою бедную головушку. Сказывалось общение с бабой Раей. Тут и Миша подбежал со словами «прости, прости». И отец семейства лепетал что-то подобное.
Сцена, достойная большой сцены. Мне было противно на это смотреть, но все же я прослезилась и даже всхлипнула пару раз. Тут предательница вспомнила и про меня и бросилась целоваться со словами благодарности.
— Спасибо, спасибо, — твердила она.
— За что мне-то спасибо? — шепнула ей на ухо я. — Ты еще расскажи им, что я подкупила экспертов.
Жанна мгновенно поменяла репертуар и тут же закричала:
— Как я рада!
Потом Елизавета Павловна взяла меня под локоть и повела в другую комнату.
— Нам надо поговорить наедине, — сказала она.
— Думаю, надо, — согласилась я. Она чувствовала себя неловко и хотела оправдаться.
— Понимаете, долгое время Миша жил один. Со мной, конечно, но без любимой женщины. И вот у него появилась семья. Своя семья. Понимаете?
— А как же, — воскликнула я. — Конечно.
— Сначала я была в смятении.
— Это было очень заметно.
— Но семья состоялась, и жила своей жизнью, и даже ждала ребенка. И тогда во мне вспыхнула такая любовь к этой семье, что я готова ради нее на любые жертвы.
— Знаете, видя ваши возможности, я до смерти жалею об отсутствии у меня достойных врагов. Тотчас хочется натравить вас на них. Неужели не ясно, что столь грубое вторжение в чужую жизнь может эту жизнь разрушить?
— Но не разрушило же.
— Исключительно благодаря мне. Как только я узнала о возникших проблемах, бросила все силы на то, чтобы остановить Жанну. Она сразу же хотела уйти. И потом, я все время ее уговаривала. Видели бы вы, сколько энергии потратила я на то, чтобы она не держала на вас зла.
— Понимаем и не забудем никогда, — заверила меня Елизавета Павловна.
Я вдруг сникла. Где нет борьбы — нет жизни. Я отправилась домой.
Когда позвонила Жанна и сообщила, что на следующий день Елизавета Павловна будет ознакомлена с результатами геномной дактилоскопии, я была преисполнена решимости дать ей достойный отпор.
— Что теперь мне делать? — едва не плача спросила Жанна.
— А ты выполнила все, что я тебе советовала? — спросила я.
— Выполнила и сейчас еще выполняю: не разговариваю даже с собой. Полный бойкот.
— Оч-чень хорошо. И дальше так действуй. И не вздумай никуда с ними ехать. Пусть сами отправляются за своими результатами, а я приеду к тебе, и будем поджидать их вдвоем. Вот тогда-то они узнают, что натворили, вот тогда-то им станет стыдно. Ох, и запросят они у нас прощения! Или я буду не я!
— Правда? — спросила Жанна.
Она явно мне не верила.
— Что ты говоришь! Думаешь, они будут просить прощения?
— Уверена, — категорически заявила я. — Приготовься к победе.
— Неужели победа? — Голосок ее задрожал.
— Победа! И только победа!
На следующий день я начала готовиться к победе с утра. Я стащила всю свою косметику в Санькину комнату, потому что она самая светлая из всех, имеющихся в квартире. Расставив на подоконнике баночки, флакончики и пластиковые коробочки, я принялась за дело. Мне очень. хотелось выглядеть фантастически красивой. Впрочем, кому этого не хочется. Но в тот день мне хотелось этого особенно.
Надо сказать, что Санька без воодушевления воспринял оккупацию своих владений.
— Мам, а я где буду? — возмущенно поинтересовался он.
— Комната большая, всем места хватит, — успокоила его я, щедро покрывая свое лицо «Макс Фактором».
— Тогда смотри мне не мешай, — предупредил он и начал мешать мне.
Он накинул на себя скатерть и сказал, что это плащ. Потом он вытащил откуда-то зонт-трость и, заверив меня, что это шпага, принялся лупить им налево и направо. С этим смириться я никак не могла. Много пыли, много шума и большая вероятность приобретения фингала под глазом, что в мои планы никак не входило.
Пришлось выставить Саньку за дверь. Шума стало еще больше, но зато уменьшилась вероятность приобретения фингала.
Я вздохнула с облегчением и взялась за румяна. Кстати, у меня есть и свой, естественный румянец, не стертый годами, но он не идет ни в какое сравнение с тем, который предлагает мне этот «Макс Фактор». Впрочем, за такие деньги румяна могли бы быть и получше.
За спиной раздался скрип открываемой двери.
— Что? Саня, что? — не оборачиваясь, грозно произнесла я.
— Мама, я не буду шпагой, я про Вовочку.
— Где ты берешь эти ужасные анекдоты? Я же запретила тебе их рассказывать!
— Это не анекдоты, а былины про Вовочку, — попытался утихомирить меня Санька.
— Былины? Какие еще былины? Где ты их наслушался?
— Баба Рая мне на ночь читает.
— Что?!
Я вскочила и помчалась на кухню. Виновница моего «экстаза» степенно терла плиту.
— Баба Рая, опять вы занимаетесь контрвоспитанием ребенка! Теперь взялись травить ему анекдоты? Поздравляю вас!
— Ничего страшного, — спокойно ответила баба Рая. — Все равно узнает, но от других.
Я плюнула и пошла рисовать себе красивое лицо.
Саньки в комнате не оказалось, что радовало безгранично. Я взяла румяна и принялась вдохновленно наносит их на щеки. Вдруг из-под кровати раздалось сдавленное кряхтенье. Я с визгом вскочила на стул и завопила:
— Мыши!
Баба Рая сей же момент выросла на пороге.
— Тю-ю, — разочарованно протянула она, — это же пострел наш.
Действительно, из-под кровати выкарабкивался Санька, таща за собой какой-то предмет.
— Это черт знает что! — воскликнула я и с ужасом посмотрела на себя в зеркало. — Баба Рая! Что вы со мной сделали?!
— Да что же? — заинтересовалась она.
— Из-за вас у меня теперь одна щека красней другой.
— Дак подровняй. Отчаяние охватило меня.
— Подровняй? Я и так уже похожа на клоуна! Раз в жизни собралась привести себя в порядок! Это сумасшедший дом какой-то! У меня закончилась эмульсия, теперь эту сверхустойчивую косметику можно будет снять только вместе с моим лицом.
Конечно, я преувеличивала. Достаточно было умыться, что я и сделала.
Когда вернулась в комнату, сын сидел на кейсе и рулил моим зеркалом.
— Отдай зеркало и иди к бабе Рае. Пусть расскажет тебе новую былину про Вовочку.
Санька обрадовался, вскочил и поволок кейс на кухню. Тут меня словно током прошило. Я выхватила у него кейс и, обнаружив там еще не обследованные дырочки, помчалась в спальню за ключиком. Сгорая от нетерпения, вставила его в один из замков и… раздался легкий щелчок. Замок открылся.
«Ах, Евгений!»
Меня бросило в пот. Я тут же вставила ключик во второй замок… А второй не открылся. Видимо, для него существует второй ключик, которого у меня нет. Мне страстно хотелось знать, что в том кейсе. Я крутила его, как мартышка очки, но ломать не решилась.
«Ах, Евгений!» — подумала я, ощущая слабость и в руках, и в ногах.
Сын подошел ко мне, забрал кейс и упрямо потащил его по полу.
— Баба Рая! — завопила я. — Что это за чемодан у Саньки?
Она оперативно появилась на пороге комнаты.
— Чумодан? Какой чумодан? А-аа, дак это ж Мишка Жанкин когда-то забыл с зонтом вместе. Ты приказала спрятать, шоб Жанка не убачила, дак я и спрятала.
Под Санькину кровать. Тю-ю, а как он у вас в спальне оказався?
И она принялась отбирать у Саньки кейс.
— Отдай, негодник, не твое. Видишь, вещь дорогая, а ты таскаешь ее где ни попадя.
«Еще какая дорогая», — подумала я и отправилась заново рисовать красивое лицо.
На этот раз мне это удалось. Когда в последний раз я глянула на себя в зеркало — пришла в восторг. Вблизи — десять лет долой. Издали, пожалуй, долой даже шестнадцать. Нет, действительно, выглядела я восхитительно, поэтому, довольная, насвистывая веселый мотивчик, отправилась к Жанне.
«Пусть теперь сами оправдываются», — думала я.
Жанна была дома одна.
— Даже ребенка мне не оставляют, — с трудом удерживаясь от слез, сказала она. — Забрали его и уехали за этими проклятыми анализами.
— За результатами, — уточнила я. — Но ребенок, насколько я поняла, и есть камень преткновения. Что же они тебе его не доверяют, раз он только твой?
Это разгул несправедливости.
— У-у-у-у, — как от зубной воли завыла Жанна.
— Успокойся, дорогая, я приехала как раз для того, чтобы навести в этом доме порядок. Елизавета Павловна должна быть поставлена на место. И я это сделаю.
Жанна явно не разделяла моих амбиций.
— Мне бы только с Мишей помириться, — жалобно мямлила она.
— Никогда не ограничивайся малым, — посоветовала я. — Малое и получишь.
Надо ставить перед собой грандиозные задачи. Это сильно осложняет жизнь, зато делает ее интересной.
Я была в ударе, а потому от общих фраз перешла к понятиям более конкретным. Для разминки прочитала Жанне лекцию об общественной морали и о несоответствии с ней наших личных потребностей. Затем углубилась в этику семьи и способы выживания в ней.
— Ты должна не забывать ни на минуту, — вдохновленно назидала я, — что ты — Женщина, а он всего лишь мужчина. Это сразу делает вас неравными в той борьбе, которая из деликатности называется браком. А где неравенство, там и насилие. В армии это называется дедовщиной. В семье это выглядит примерно так же, но это не значит, что ты должна подставлять мужу подножку, когда он несется с кастрюлей, наполненной кипятком. Это не значит, что ты должна привязывать гирю к его ноге, когда он спит, чтобы, вскакивая по естественной надобности, он ронял эту гирю на детородный орган. Но это не значит, что ты должна избегать радикальных мер. Просто меры воздействия должны быть гуманнее, поскольку институт брака — это гражданское формирование.
Однако Жанна слушала меня невнимательно. Она вздыхала, нервно мяла руки и со страхом поглядывала на часы.
— Ты должна, — продолжила я, максимально повышая голос, — развить в нем чувство вины, чтобы муж, несмотря на то, что он стоит на обеих ногах, создавал впечатление ползающего на брюхе. В противном случае с ним невозможно будет жить, поскольку физически он сильней.
Видимо, с брюхом у меня получилось особенно впечатляюще, потому что Жанна заинтересовалась и спросила:
— А как же в нем это развить?
— Очень просто, если будешь слушать только меня. Чем мужчина отличается от дикого зверя?
— Не знаю.
— Только тем, что добавила к нему женщина. Следовательно, мужчина, которого ленилась воспитывать мать, подобен тигру или медведю. Сила, эгоизм и хроническое желание жрать. Время от времени, правда, возникают и другие желания, но в основном это не связано с женой. Значит, жить в одном доме с мужчиной все равно, что жить в одной клетке с диким зверем. Брак — это творчество, а творчество — это фантазия. Слава богу, от мужчин этого не дождешься, следовательно, фантазировать надо самим. Знаешь, почему твои отношения с Михаилом зашли в тупик?
— Почему?
— Потому что ты ленилась творить и проявлять фантазию. Представляешь, сколько умственного труда вкладывают в тигра дрессировщики?
Жанна испуганно покачала головой.
— А-а, милая, — обрадовалась я, — не знаешь. А вот я знаю. Ночами приходится не спать, прежде чем получишь результат.
— Что-то не очень я заметила этот результат у Евгения, — неожиданно съязвила Жанна.
— А чем тебя не устраивает мой Астров? — возмутилась я. — Думаешь, твой Миша лучше?
— Да нет, — смутилась она, — я не то хотела сказать. Я хотела сказать, что не видела я никакой твоей интеллектуальной борьбы.
— Ха, так я тебе ее и показала! Что же я, дура? Это невидимая борьба, не-ви-ди-мая. В основном она происходит ночью…
Звук открываемой двери прервал мой психологический натиск.
— Пришли! — вскрикнула Жанна и заметалась по комнате. — Что делать? Что мне делать? — беспомощно приговаривала она.
Я максимально сконцентрировалась и рявкнула:
— Сесть.
Она плюхнулась в кресло.
— Прими оскорбленную позу, — скомандовала я.
Она попыталась принять, но что это была за поза: голова опущена, грудь спрятана, плечи свернуты, в глазах печаль. Разве так должна выглядеть оскорбленная женщина?
— Жанна, расправь плечи, выпяти грудь, гордо подними подбородок, зажги гневом глаза. Вот, уже лучше. Непринужденности не хватает. Ногу повесь на ногу и отставь в сторону локоть. Теперь просто блеск. Что бы тебе ни говорили, подбородок не опускай и не смотри на говорящего.
Едва я успела занять достойную позу за креслом, в котором застыла Жанна, в комнату вошли Елизавета Павловна и Михаил. За их спинами смущенно прятался отец семейства, но я это скорее знала, чем видела.
Елизавета Павловна, к моей досаде, держалась слишком независимо, а вот Миша действительно порадовал меня. Видимо, не прошли даром мои уроки. Несмотря на то, что он входил в комнату на ногах, создавалось впечатление, что он ползет к жене на брюхе.
«За это можно ему кое-что простить», — подумала я, наблюдая, как свекровь разворачивается по левому флангу, пропуская вперед окончательно заробевшего отца семейства и пряча за свою широкую спину сына.
— Всю дорогу грызла его, — с фальшивым гневом сообщила она, подталкивая к нам своего мужа. — Иди, прощения проси, раз хотел семью разрушить.
Бедный ее супруг семенил ногами, клонился головой и лепетал:
— Лизонька, Жанночка, Жанночка, Лизонька, сам не знаю, сам не понимаю.
— Все ясно, — сказала я, принимая его извинения и отставляя беднягу в сторону. — Дальше что?
Жанна хлопала глазками, ничего понять не могла, но подбородок не опускала и не сводила глаз с угла, противоположного мужу и свекрови. Елизавета Павловна, раскинув для объятия руки, пошла на нее, ревущим басом передавая свои чувства:
— Доченька! Прости нас! Мы виноваты! И я виновата!
«Доченька» дернулась, делая попытку броситься в объятия свекрови, но я крепко зафиксировала на ее плече свою длань. Жанна осталась на месте, торча подбородком в угол.
— Я понимаю, мы виноваты, но ты должна нас простить, хотя бы ради вашего с Мишенькой сына, нашего внука, — с рыданиями изрекла Елизавета Павловна, и уже никакая длань не смогла остановить Жанну.
Эта дурочка бросилась, неблагодарная, к свекрови, хотя должна была бы броситься ко мне.
— Я прощаю вас, прощаю, — мямлила Жанна.. — Вы тоже меня простите.
Я онемела от такого предательства. В гневе я пыталась найти в уме эпитет, достойный этой дурочки. «Кикимора болотная!» — ни к селу, ни к городу пришло в мою бедную головушку. Сказывалось общение с бабой Раей. Тут и Миша подбежал со словами «прости, прости». И отец семейства лепетал что-то подобное.
Сцена, достойная большой сцены. Мне было противно на это смотреть, но все же я прослезилась и даже всхлипнула пару раз. Тут предательница вспомнила и про меня и бросилась целоваться со словами благодарности.
— Спасибо, спасибо, — твердила она.
— За что мне-то спасибо? — шепнула ей на ухо я. — Ты еще расскажи им, что я подкупила экспертов.
Жанна мгновенно поменяла репертуар и тут же закричала:
— Как я рада!
Потом Елизавета Павловна взяла меня под локоть и повела в другую комнату.
— Нам надо поговорить наедине, — сказала она.
— Думаю, надо, — согласилась я. Она чувствовала себя неловко и хотела оправдаться.
— Понимаете, долгое время Миша жил один. Со мной, конечно, но без любимой женщины. И вот у него появилась семья. Своя семья. Понимаете?
— А как же, — воскликнула я. — Конечно.
— Сначала я была в смятении.
— Это было очень заметно.
— Но семья состоялась, и жила своей жизнью, и даже ждала ребенка. И тогда во мне вспыхнула такая любовь к этой семье, что я готова ради нее на любые жертвы.
— Знаете, видя ваши возможности, я до смерти жалею об отсутствии у меня достойных врагов. Тотчас хочется натравить вас на них. Неужели не ясно, что столь грубое вторжение в чужую жизнь может эту жизнь разрушить?
— Но не разрушило же.
— Исключительно благодаря мне. Как только я узнала о возникших проблемах, бросила все силы на то, чтобы остановить Жанну. Она сразу же хотела уйти. И потом, я все время ее уговаривала. Видели бы вы, сколько энергии потратила я на то, чтобы она не держала на вас зла.
— Понимаем и не забудем никогда, — заверила меня Елизавета Павловна.
Я вдруг сникла. Где нет борьбы — нет жизни. Я отправилась домой.
Глава 33
Евгений, к восторгу Саньки, гонял по железной дороге поезда.
Расположились они с комфортом, заняв всю комнату. Сын встретил меня вопросом:
— Мама, а знаешь, кто национальный герой Украины?
Я порадовалась, что мой ребенок переключил свои интересы на историю, и предположила:
— Бандера?
Санька с чувством величайшего превосходства сообщил:
— Хрюша, — и на всякий случай добавил:
— Это баба Рая сказала.
Евгений рассмеялся и пустил свой поезд под откос.
— Чем закончилось мероприятие? — поинтересовался он — Тем, что я тебя по-прежнему люблю, — ответила я, «падая» на пол и возвращая поезд на рельсы.
Он улыбнулся и чмокнул меня в нос.
— Может, для большей уверенности и мне пройти этот анализ? — спросил он.
— Уже не надо.
— Почему?
— Потому что есть другие неопровержимые доказательства твоей невиновности.
— Не понял, — сказал Евгений, передавая Саньке пульт управления дорогой. — Пойдем на кухню, поговорим. Неужели ты нашла преступника?
— Увы, да, — вздохнула я, — но это уже не важно.
На самом деле я не знала, как быть со своей тайной. Очень хотелось открыть ее Астрову, но вначале я решила поговорить с Михаилом.
Он сам, неожиданно и без приглашения приехал ко мне на следующий же день. Я удивилась, но вида не подала. Это была суббота, моя семья была в полном сборе. Баба Рая затеяла пироги. Евгений не отходил от меня ни на шаг, разрываясь между любовью и пирогами. Я отправила его на железную дорогу к Саньке, и мы с Михаилом уединились.
Вид у него был виноватый. Мы сидели в гостиной и рассеянно вели беседу.
Ему хотелось оправдаться за поступок матери, мне хотелось поговорить о его поступке, если так можно назвать то, что он сделал. Было видно: каждому есть что сказать, но говорили мы совсем о другом. Первой решилась на откровенность я.
— Михаил, — спросила я, — изменял ли ты Жанне? Естественно, это останется между нами.
Я приготовилась мучительно долго вытягивать из него признание, пользуясь своим умом, опытом и талантом, но до этого дело не дошло.
— Изменял, — неожиданно добровольно признался он, — один только раз, но это было до того, как мы поженились.
Я поудобней устроилась в кресле, сделала чрезвычайно добрые глаза и проникновенно спросила:
— Как же это случилось?
— Внезапно. Я и сам не хотел, но Жанна перед этим в подъезде долго провоцировала меня… В общем, как говорится, нашло.
"Ха, все сходится, — подумала я. — Дурочка действительно провоцировала его тогда, но ничего себе «нашло».
— Кто же эта девушка или женщина? — вкрадчиво поинтересовалась я, опасаясь его вспугнуть.
Он замялся.
— Стыдно признаться, но я не знаю ее достаточно близко. Это было только раз, и с тех пор я ее не видел.
— А как это произошло? Она тебя соблазнила?
— Нет, скорее я ее…
— То есть она не выражала желания?
— Нет, скорее наоборот.
— И было это в моем дворе? Он остолбенел.
— А вы откуда знаете?
— А на следующий день ты искал в кустах вот это? — я протянула ему ключик и крикнула:
— Баба Рая, принеси «чумодан» и зонт. Миша хочет уйти.
Он представлял собой жалкое зрелище. Как только Жанна смогла полюбить такого?
Не очень сознавая, что делает, Михаил принял из рук бабы Раи кейс и зонт и, лепеча извинения, удалился.
Из Красной комнаты выглянул Евгений.
— Миша что, ушел? — удивился он.
— Выметнулся, как чумной, — высказалась баба Рая. — И что Сонька там только с ним делала?
Она выразительно посмотрела на Евгения. Он шутливо покачал головой.
— Да-да, стоишь теперь, башкой качаешь, — рассердилась старуха. — В наше время жены с чужими мужьями в комнатах не закрывались. Пойду-ка я лучше к своим пирогам, все ж там больше порядка.
— Женя, я хочу тебе что-то сказать, — призналась я, когда старая язва скрылась на кухне.
— Всегда весь к твоим услугам. Туда? — он кивнул на дверь гостиной. — Там ты принимаешь мужчин? Кстати, пора узнать, что ты делала с Михаилом? Почему он вынесся, как чумной?
— Выметнулся, — поправила я и пообещала:
— Сейчас узнаешь.
Сбиваясь, волнуясь и негодуя, я поведала ему все, что узнала в эти дни.
Он слушал меня с непроницаемым лицом, а когда я закончила, спросил:
— Так я не понял, ты что, чокнутая, действительно заплатила?
— Да, с меня потребовали сумасшедшие деньги! Женя, хоть убей меня — не скажу, сколько я отдала. Вот нашли дуру! — серьезно распереживалась.
— Меня не это интересует, — бессердечно отмахнулся Евгений. — Если ты отнесешь им все свои деньги, я только спасибо тебе скажу. Думаешь, легко быть мужем богатой жены? Особенно когда к этому богатству не имеешь отношения. Меня интересует, каковы результаты на самом деле? Михаил отец или нет?
— Отец, отец, — заверила я. — И когда я всучала взятку, а взяточник ломался, он, наверное, точно знал, что Михаил отец. А я, дура, уговаривала его не разваливать семью! Стыдоба! Да за те деньги, что он с меня содрал, этому ребенку можно купить десять отцов! Ну штуки три уж точно.
Астров расхохотался.
— Считай, что ты заплатила за спокойствие Жанны. В противном случае она узнала бы, кому обязана своими страданиями.
Вот она, хваленая мужская логика!
— Зачем ;мне было за спокойствие Жанны платить, когда оно обошлось бы даром? — изумилась я.
— Как это? — удивился Евгений.
— А так. Открой я чемоданчик раньше, не стала бы никому платить, но ей сказала бы, что заплатила и результаты фальшивые.
Астров шутливо схватился за голову:
— Боже! С кем я живу!
— Просто удивительно, что я раньше не догадалась, еще когда Земфира перепутала Аркадия с Михаилом. Они действительно похожи. Это Михаил искал в кустах ключик, и его видела Земфира. «Мерседесы» уж и вовсе все на одно лицо.
— Особенно если они одной серии и цвета.
— Да-а, — вздохнула я, — права оказалась пророчица.
— Ты была у пророчицы?! — поразился Евгений. — Ты, образованная женщина?! Я возмутилась:
— Да, была, и что в этом такого. Я ходила узнать, кто стоит у меня за спиной. Ну, по пути спросила и про злодея. Между прочим, все, что она предсказала, сбылось. Начиная с Саньки, который чуть не упал с балкона, и кончая Михаилом. Знаешь, почему я до последнего подозревала тебя?
— Почему?
— Потому что она сказала: в своем доме злодея найдешь, с помощью ключика.
— Я убью эту пророчицу! — завопил Евгений.
— Да послушай, я думала, что ключик — это иносказание, а оказалось, один в один. Под Санькиной кроватью лежал «дипломат» Михаила, который я и открыла.
— И это единственное твое доказательство? — изумился Евгений.
— Представь, какой гениальностью нужно обладать, чтобы на такой скудной почве построить столь верное заключение. Сегодня я допросила Михаила, и он практически сознался во всем. Теперь я не знаю, что с этим делать?
— С чем, с этим?
— Как это «с чем»? С насилием!
— В стране, которая вся стоит на насилии, ты не знаешь, что делать с насилием? Земля будет раем, если все изнасилованные этим миром пострадают так, как пострадала Жанна.
Я хотела горячо возразить, но дверь распахнулась, и в комнату вбежал возбужденный Санька.
— Папа, мама! — закричал он. — Баба Рая рассказала новый анекдот про Вовочку!
— Ты же утверждал, что это былины, — ехидно напомнила я.
— Бабушка Рая сказала, что это уже анекдот. — Вовочка стал президентом!
— Не может быть! — изумилась я и с осуждением посмотрела на Евгения. — Вот что происходит с детьми, когда они не получают должного воспитания. Ты хочешь, чтобы твой сын пошел по стопам Вовочки?
— Мы будем крепкой дружной семьей и не допустим этого, — пообещал Евгений. — У ребенка будет безоблачное детство и отвращение к трудностям. Он проживет сто лет, и, когда уйдет из жизни, о нем скоро забудут, как и о нас с тобой. О том, что мы когда-то жили, будет знать один лишь господь.
Я почувствовала себя счастливой женщиной и воскликнула:
— Ах, ты мой самый лучший муж.
— Я таким родился, — скромно ответил Евгений.
Через месяц в мою дверь постучала девица с младенцем на руках. Это была подруга Жанны. Она рассказала ошеломляющую историю. Оказывается, Михаил — отец ребенка, которого девица принесла мне в качестве вещественного доказательства.
Она хотела не скандала, а денег.
Зная о моей дружбе с Жанной и Михаилом, она предложила мне быть посредником в переговорах о содержании младенца.
— При условии, что ты расскажешь, как это произошло, — ответила я.
— Это произошло случайно, — и она назвала мне точную дату, день, когда Жанна подверглась насилию. — Михаил проводил Жанну домой, — продолжила девица, — и на обратном пути случайно встретил меня. Я попросила его подбросить меня до моего дома, это совсем рядом. Он подбросил и поднялся ко мне выпить чашечку кофе. Была суббота, родители в это время обычно на даче, мы были одни. Он ушел лишь под утро, и больше мы никогда не встречались. Даже на свадьбу меня не пригласили, — обиженно заключила она.
Не трудно представить мое изумление.
— Так в тот вечер вы не расставались? — вскрикнула я.
— Ни на минуту, — ответила девица.
— А как же ключик? Откуда он взялся?
— О каком ключе вы говорите? — спросила она. — Не о том ли, который я незадолго до этого дала Жанне? Михаил забыл его у меня. Она положила его в сумочку и сказала, что обязательно передаст.
— Так вы и до субботы встречались?
— Нет, то есть не так, как вы думаете. Мы все вместе — я, Жанна и Михаил — заходили ко мне за книгой. Он открыл кейс, чтобы положить книгу, а когда закрыл, случайно обронил ключик. Я потом его нашла и передала ей.
«Значит, ключик выпал из сумки Жанны, а она или забыла о нем или не сообразила. Но кто же тогда был в тех кустах?»
Расположились они с комфортом, заняв всю комнату. Сын встретил меня вопросом:
— Мама, а знаешь, кто национальный герой Украины?
Я порадовалась, что мой ребенок переключил свои интересы на историю, и предположила:
— Бандера?
Санька с чувством величайшего превосходства сообщил:
— Хрюша, — и на всякий случай добавил:
— Это баба Рая сказала.
Евгений рассмеялся и пустил свой поезд под откос.
— Чем закончилось мероприятие? — поинтересовался он — Тем, что я тебя по-прежнему люблю, — ответила я, «падая» на пол и возвращая поезд на рельсы.
Он улыбнулся и чмокнул меня в нос.
— Может, для большей уверенности и мне пройти этот анализ? — спросил он.
— Уже не надо.
— Почему?
— Потому что есть другие неопровержимые доказательства твоей невиновности.
— Не понял, — сказал Евгений, передавая Саньке пульт управления дорогой. — Пойдем на кухню, поговорим. Неужели ты нашла преступника?
— Увы, да, — вздохнула я, — но это уже не важно.
На самом деле я не знала, как быть со своей тайной. Очень хотелось открыть ее Астрову, но вначале я решила поговорить с Михаилом.
Он сам, неожиданно и без приглашения приехал ко мне на следующий же день. Я удивилась, но вида не подала. Это была суббота, моя семья была в полном сборе. Баба Рая затеяла пироги. Евгений не отходил от меня ни на шаг, разрываясь между любовью и пирогами. Я отправила его на железную дорогу к Саньке, и мы с Михаилом уединились.
Вид у него был виноватый. Мы сидели в гостиной и рассеянно вели беседу.
Ему хотелось оправдаться за поступок матери, мне хотелось поговорить о его поступке, если так можно назвать то, что он сделал. Было видно: каждому есть что сказать, но говорили мы совсем о другом. Первой решилась на откровенность я.
— Михаил, — спросила я, — изменял ли ты Жанне? Естественно, это останется между нами.
Я приготовилась мучительно долго вытягивать из него признание, пользуясь своим умом, опытом и талантом, но до этого дело не дошло.
— Изменял, — неожиданно добровольно признался он, — один только раз, но это было до того, как мы поженились.
Я поудобней устроилась в кресле, сделала чрезвычайно добрые глаза и проникновенно спросила:
— Как же это случилось?
— Внезапно. Я и сам не хотел, но Жанна перед этим в подъезде долго провоцировала меня… В общем, как говорится, нашло.
"Ха, все сходится, — подумала я. — Дурочка действительно провоцировала его тогда, но ничего себе «нашло».
— Кто же эта девушка или женщина? — вкрадчиво поинтересовалась я, опасаясь его вспугнуть.
Он замялся.
— Стыдно признаться, но я не знаю ее достаточно близко. Это было только раз, и с тех пор я ее не видел.
— А как это произошло? Она тебя соблазнила?
— Нет, скорее я ее…
— То есть она не выражала желания?
— Нет, скорее наоборот.
— И было это в моем дворе? Он остолбенел.
— А вы откуда знаете?
— А на следующий день ты искал в кустах вот это? — я протянула ему ключик и крикнула:
— Баба Рая, принеси «чумодан» и зонт. Миша хочет уйти.
Он представлял собой жалкое зрелище. Как только Жанна смогла полюбить такого?
Не очень сознавая, что делает, Михаил принял из рук бабы Раи кейс и зонт и, лепеча извинения, удалился.
Из Красной комнаты выглянул Евгений.
— Миша что, ушел? — удивился он.
— Выметнулся, как чумной, — высказалась баба Рая. — И что Сонька там только с ним делала?
Она выразительно посмотрела на Евгения. Он шутливо покачал головой.
— Да-да, стоишь теперь, башкой качаешь, — рассердилась старуха. — В наше время жены с чужими мужьями в комнатах не закрывались. Пойду-ка я лучше к своим пирогам, все ж там больше порядка.
— Женя, я хочу тебе что-то сказать, — призналась я, когда старая язва скрылась на кухне.
— Всегда весь к твоим услугам. Туда? — он кивнул на дверь гостиной. — Там ты принимаешь мужчин? Кстати, пора узнать, что ты делала с Михаилом? Почему он вынесся, как чумной?
— Выметнулся, — поправила я и пообещала:
— Сейчас узнаешь.
Сбиваясь, волнуясь и негодуя, я поведала ему все, что узнала в эти дни.
Он слушал меня с непроницаемым лицом, а когда я закончила, спросил:
— Так я не понял, ты что, чокнутая, действительно заплатила?
— Да, с меня потребовали сумасшедшие деньги! Женя, хоть убей меня — не скажу, сколько я отдала. Вот нашли дуру! — серьезно распереживалась.
— Меня не это интересует, — бессердечно отмахнулся Евгений. — Если ты отнесешь им все свои деньги, я только спасибо тебе скажу. Думаешь, легко быть мужем богатой жены? Особенно когда к этому богатству не имеешь отношения. Меня интересует, каковы результаты на самом деле? Михаил отец или нет?
— Отец, отец, — заверила я. — И когда я всучала взятку, а взяточник ломался, он, наверное, точно знал, что Михаил отец. А я, дура, уговаривала его не разваливать семью! Стыдоба! Да за те деньги, что он с меня содрал, этому ребенку можно купить десять отцов! Ну штуки три уж точно.
Астров расхохотался.
— Считай, что ты заплатила за спокойствие Жанны. В противном случае она узнала бы, кому обязана своими страданиями.
Вот она, хваленая мужская логика!
— Зачем ;мне было за спокойствие Жанны платить, когда оно обошлось бы даром? — изумилась я.
— Как это? — удивился Евгений.
— А так. Открой я чемоданчик раньше, не стала бы никому платить, но ей сказала бы, что заплатила и результаты фальшивые.
Астров шутливо схватился за голову:
— Боже! С кем я живу!
— Просто удивительно, что я раньше не догадалась, еще когда Земфира перепутала Аркадия с Михаилом. Они действительно похожи. Это Михаил искал в кустах ключик, и его видела Земфира. «Мерседесы» уж и вовсе все на одно лицо.
— Особенно если они одной серии и цвета.
— Да-а, — вздохнула я, — права оказалась пророчица.
— Ты была у пророчицы?! — поразился Евгений. — Ты, образованная женщина?! Я возмутилась:
— Да, была, и что в этом такого. Я ходила узнать, кто стоит у меня за спиной. Ну, по пути спросила и про злодея. Между прочим, все, что она предсказала, сбылось. Начиная с Саньки, который чуть не упал с балкона, и кончая Михаилом. Знаешь, почему я до последнего подозревала тебя?
— Почему?
— Потому что она сказала: в своем доме злодея найдешь, с помощью ключика.
— Я убью эту пророчицу! — завопил Евгений.
— Да послушай, я думала, что ключик — это иносказание, а оказалось, один в один. Под Санькиной кроватью лежал «дипломат» Михаила, который я и открыла.
— И это единственное твое доказательство? — изумился Евгений.
— Представь, какой гениальностью нужно обладать, чтобы на такой скудной почве построить столь верное заключение. Сегодня я допросила Михаила, и он практически сознался во всем. Теперь я не знаю, что с этим делать?
— С чем, с этим?
— Как это «с чем»? С насилием!
— В стране, которая вся стоит на насилии, ты не знаешь, что делать с насилием? Земля будет раем, если все изнасилованные этим миром пострадают так, как пострадала Жанна.
Я хотела горячо возразить, но дверь распахнулась, и в комнату вбежал возбужденный Санька.
— Папа, мама! — закричал он. — Баба Рая рассказала новый анекдот про Вовочку!
— Ты же утверждал, что это былины, — ехидно напомнила я.
— Бабушка Рая сказала, что это уже анекдот. — Вовочка стал президентом!
— Не может быть! — изумилась я и с осуждением посмотрела на Евгения. — Вот что происходит с детьми, когда они не получают должного воспитания. Ты хочешь, чтобы твой сын пошел по стопам Вовочки?
— Мы будем крепкой дружной семьей и не допустим этого, — пообещал Евгений. — У ребенка будет безоблачное детство и отвращение к трудностям. Он проживет сто лет, и, когда уйдет из жизни, о нем скоро забудут, как и о нас с тобой. О том, что мы когда-то жили, будет знать один лишь господь.
Я почувствовала себя счастливой женщиной и воскликнула:
— Ах, ты мой самый лучший муж.
— Я таким родился, — скромно ответил Евгений.
Через месяц в мою дверь постучала девица с младенцем на руках. Это была подруга Жанны. Она рассказала ошеломляющую историю. Оказывается, Михаил — отец ребенка, которого девица принесла мне в качестве вещественного доказательства.
Она хотела не скандала, а денег.
Зная о моей дружбе с Жанной и Михаилом, она предложила мне быть посредником в переговорах о содержании младенца.
— При условии, что ты расскажешь, как это произошло, — ответила я.
— Это произошло случайно, — и она назвала мне точную дату, день, когда Жанна подверглась насилию. — Михаил проводил Жанну домой, — продолжила девица, — и на обратном пути случайно встретил меня. Я попросила его подбросить меня до моего дома, это совсем рядом. Он подбросил и поднялся ко мне выпить чашечку кофе. Была суббота, родители в это время обычно на даче, мы были одни. Он ушел лишь под утро, и больше мы никогда не встречались. Даже на свадьбу меня не пригласили, — обиженно заключила она.
Не трудно представить мое изумление.
— Так в тот вечер вы не расставались? — вскрикнула я.
— Ни на минуту, — ответила девица.
— А как же ключик? Откуда он взялся?
— О каком ключе вы говорите? — спросила она. — Не о том ли, который я незадолго до этого дала Жанне? Михаил забыл его у меня. Она положила его в сумочку и сказала, что обязательно передаст.
— Так вы и до субботы встречались?
— Нет, то есть не так, как вы думаете. Мы все вместе — я, Жанна и Михаил — заходили ко мне за книгой. Он открыл кейс, чтобы положить книгу, а когда закрыл, случайно обронил ключик. Я потом его нашла и передала ей.
«Значит, ключик выпал из сумки Жанны, а она или забыла о нем или не сообразила. Но кто же тогда был в тех кустах?»