Милевская Людмила. Кикимора болотная

   — Жанна, смотри, — крикнул он, с разбегу прыгая к ней на руки. — Робот выше меня!
   — И меня тоже, — пропищала та, с ужасом глядя на игрушку.
   — Ах, Жанна, — расплылась в доброй улыбке Елизавета Павловна и строго добавила:
   — Миша.
   Мгновенно появился второй букет, маленький, но очень элегантный.
   Я с напряжением вперилась глазами в Мишу и отца семейства, ожидая и от того, и от другого удивительных свершений. Мужчины действительно очень украсили собой сцену знакомства, чего нельзя было сказать о будущей свекрови. В то время, когда она сверлила придирчивым взглядом мою сомлевшую Жанну, они галантно кланялись и наперебой представляли друг друга.
   Когда все наконец познакомились, я заметила, что Елизавета Павловна осталась не вполне довольна будущей невесткой. Точнее, она была совсем недовольна, хоть и пыталась это скрыть. Она (и это сразу бросалось в глаза) относилась к тем людям, у которых буквально все должно быть самого высокого качества. Такие люди даже на вопрос:
   — Какое у вас образование? — отвечают:
   — Самое высшее!
   Зато Жанне Елизавета Павловна понравилась. Взгляд девушки теплел, когда она смотрела на этого фельдфебеля в юбке.
   — Она чудо! — украдкой шепнула мне Жанна, как только представилась такая возможность.
   — В некотором смысле да, — согласилась я, имея в виду совсем другой аспект сущности Елизаветы Павловны. — Но дама неприятная в крайней степени.
   — Ну что ты! — испугалась Жанна. — Неужели она тебе не понравилась?
   — Не нахожу в ней ничего, способного вызвать подобные чувства, — честно призналась я.
   — Это странно. Она очень похожа на Мишу, точнее, он на нее. И глаза, и выражение лица! Я просто насмотреться на нее не могу!
   — Еще насмотришься, — без энтузиазма пообещала я и добавила:
   — Я рада, что она тебе нравится. Может, хоть это тебе поможет.
   Елизавета Павловна тем временем знакомилась с моей квартирой. Причем делала она это со смаком, щедро отпуская хвалебные комментарии. У меня даже появилось подозрение: уж не собирается ли она поселить здесь молодых. Особенно ей понравилась гостиная, детище моего третьего мужа. Я бы даже сказала, его шедевр, потому что моя гостиная — это настоящее произведение.
   Мой третий муж был директором завода, но голова и руки у него были на месте. Гостиная — это резьба по липе и зеркала, это мозаичные полы каких-то невиданных пород дерева и хрустальный потолок с диковинной подсветкой… Все это существовало почти двадцать лет и было словно новенькое. Но это уже благодаря моим стараниям.
   — Миша, взгляни, какой великолепный евродизайн, — воскликнула гостья, и я пожалела ее всей душой.
   — Этот дизайн — ровесник Жанны, — с гордостью сказала я. — Мы тогда о Европе и слыхом не слыхали. Все, сделанное здесь, опирается на древние традиции русских мастеров.
   — И вы уже много лет живете среди этой прелести? — изумилась Елизавета Павловна.
   — Да, — согласилась я, — и уже много лет ее убираю. Теперь, правда, Жанна мне помогает. Она очень трудолюбива, — ввернула я, радуясь такой возможности.
   — Да, да, — рассеянно отозвалась Елизавета Павловна, переходя в другую комнату. — Миша говорил мне. Ах, какая прекрасная картина, — тут же восторженно воскликнула она, увидев мой портрет во весь рост, занимающий большую часть стены. — Кто эта прекрасная дама?
   Мне стало обидно.
   — Разве не видите? Я!
   — Вы? — На лице гренадера в юбке появилось разочарование.
   Я сжалилась над ней и сказала:
   — Шутка. Разумеется, это портрет моей бабушки.
   Елизавета Павловна с облегчением вздохнула и улыбнулась. Затем она внимательно посмотрела на меня и спросила:
   — Раз ваша бабушка, значит, прабабушка Жанны?
   К такому повороту я не была готова, но пришлось согласиться.
   — Ну, разумеется, — после легкой заминки ответила я. — Это прабабушка Жанны.
   — Оч-чень хорошо, — одобрила Елизавета Павловна и по-новому посмотрела на Жанну. — Миша, ты слышал? Это твоя будущая родственница.
   Миша и без того прирос к портрету, с удовольствием смотрел на юную меня, и в глазах у него были совершенно не родственные чувства.
   «Дьявол, — подумала я. — Ведь собиралась быть только тетушкой, а уже угодила в прабабушки. Чертов муж (второй). Приспичило ему писать меня в костюме знатной дамы».
   — Так прабабушка Жанны, выходит, была дворянка? — с легким недоверием продолжила допрос Елизавета Павловна.
   Я вспомнила, как нынче это модно и, не моргнув глазом, солгала:
   — А разве вы не видите?
   Гостья вперилась в портрет, будто там у меня та на лбу было написано, к какому роду-племени я, пардон, бабушка относится. После пристального изучения портрета будущая свекровь повеселела.
   — Вы знаете, — воскликнула она, обращаясь ко мне почти уже как к своей подруге, — а ведь действительно есть легкое сходство с вами.
   — Надеюсь, — скромно ответила я.
   — Да, да, и Жанна тоже унаследовала некоторые черты, — продолжила Елизавета Павловна. — Ведь правда, Миша?
   Он охотно согласился. Все были рады, только Жанна зарделась от смущения. Бедняжка не привыкла врать. Надо подумать, правильно ли я воспитываю Саньку.
   Елизавета Павловна, уже вполне довольная, ущипнула Жанну за щечку и сказала:
   — Крошка, а ты мила.
   Я решила, что на этой оптимистичной ноте можно их приглашать к столу.
   Приглашение восприняли с энтузиазмом. Разогретые приятным сообщением о дворянском происхождении невесты, гости захотели к духовной пище присовокупить что-нибудь посущественней. Слава богу, на столе было все. Все, что осталось от вечеринки. Мы с Жанной добавили к этому всего несколько блюд, но зато каких!
   — Миша, — снисходительно бросила ему мать, — поухаживай за невестой.
   Он ринулся выполнять приказание матери. Одной рукой взялся за стул, другую положил на талию Жанны…
   И комната взорвалась оглушительным визгом. Невеста закричала, словно резаная. Присутствующие содрогнулись. Бедного Мишу затрясло, как от электрического тока. У Елизаветы Павловны подогнулись колени, и она рухнула на стул. Я потеряла дар речи, онемела, но ненадолго. Секундой позже я завизжала не хуже Жанны, схватила ее за руку и с криком «все погибло!» поволокла на кухню, предоставив гостям возможность строить домыслы.
   — Что случилось? — уже на кухне спросила я, быстро включая духовку, сгребая с коробки крошки торта и высыпая их прямо на пламя.
   — Не знаю, — прошептала Жанна.
   — Как это не знаешь? Орешь и не знаешь? Она испуганно покачала головой.
   На бедняжке не было лица. Один страх.
   — Миша ко мне притронулся и… Меня словно кипятком окатили.
   — Плохо, — констатировала я, принюхиваясь, достаточно ли уже дымят крошки. — Придется показать тебя невропатологу, а то и психиатру. Ты слишком впечатлительная, возьми себя в руки.
   Я попыталась погладить ее по плечу, но она опять вскрикнула и прыгнула на другой конец кухни. Я окончательно расстроилась и посоветовала:
   — Старайся пока держаться подальше от Михаила. И вообще сядешь рядом со мной.
   Надо сказать, последнее событие сильно повлияло на меня. На душе и без того скребли кошки. К тому же я с мучительным напряжением ждала возвращения Евгения. Он мог вернуться в любой момент, и это не было бы приятным сюрпризом.
   Что ему взбредет в голову, знает только черт!
   Тем временем крошки уже достаточно надымили. Я выключила духовку, осторожно взяла Жанну за руку и повела ее в гостиную.
   Гости в глубокой задумчивости сидели за столом. Было видно, что задумались они, услышав наши шаги, а до этого энергично делились соображениями.
   — Чем-то пахнет? — потянула носом Елизавета Павловна.
   Я этого и ждала, а потому со скорбным вдохновением воскликнула:
   — Сгорел наш пирог! Спасибо Жанне, вовремя вспомнила, а то не избежали бы мы пожара.
   — Ах, так вот что это было! — обрадовалась гостья.
   Все облегченно вздохнули, потому что, услышав наш визг, подумать можно было все, что угодно.
   Я, как обстоятельства и требовали, принялась вздыхать и жаловаться.
   Елизавета Павловна, Михаил и даже отец семейства сердечно меня успокаивали, мол, ничего страшного, все прекрасно и не стоит так убиваться из-за какого-то пирога. И чтобы укрепить меня во мнении, что обед удался, все набросились на еду.
   Я, пользуясь случаем, что рот Елизаветы Павловны занят, без устали хвалила Жанну. Мать Михаила сдержанно кивала.
   — Так вы, значит, тетя Жанны? — воскликнула она после третьей рюмки. — Это очень приятно. Но у вас другая фамилия.
   — Естественно, — таинственно улыбнулась я. — До определенного времени я не ограничивала себя в мужьях и имела их достаточное количество.
   — Ах вот как, — поджала губы она. — Надеюсь, Жанне не передастся эта черта.
   — Я тоже надеюсь, — ответила я. — Пока я единственная унаследовала эту черту от бабушки, — и я кивнула на свой портрет.
   В глазах Елизаветы Павловны тут же появился озорной блеск.
   — Если честно признаться, я тоже когда-то была легкомысленной, — вздымая грудь, сказала она. — Во мне и сейчас живут какие-то демонические силы.
   Отец семейства усиленно закивал головой, как лицо очень от этих сил пострадавшее.
   — Во мне живут Манон, Нана и Мессалина! — сверкая глазами, продолжала делиться признаниями его супруга.
   — Во мне живут Лондон и Париж! — воскликнула я. — Но я-то в них не живу.
   Отец семейства громко загоготал, но под взглядом жены мгновенно притих.
   Я смотрела на беднягу с огромным сочувствием. Было очевидно, что его жена не меняла мужей лишь потому, что всегда очень хорошо знала, как подойти к делу таким образом, чтобы на всю жизнь хватило одного. Муж ее, судя по всему, был задвинут в бизнес так далеко, что бедняге некогда было поинтересоваться жизнью супруги. К примеру, куда его Лиза тратит заработанные им деньги. Я много слышала о разгульной жизни богатых людей, но, глядя на этого несчастного, и слепому было ясно: это не тот вариант. Но если в чем-то бедолага и согрешил, то надо помнить о таком человеческом качестве, как снисходительность. Ведь даже собаке Лиза время от времени бросает кость, а муж ее как-никак человек.
   Я решила быть с ним поласковей. Это не могло ему повредить, поскольку Елизавета Павловна уже расслабилась и так была увлечена собой, что не замечала вокруг ничего. Миша, пользуясь этим, тут же стал оказывать знаки внимания невесте, а я пристроилась к отцу семейства в тайной надежде выпытать у него как можно больше о расстановке сил в семье. Он сомлел от моего внимания и… начал рассказывать о каком-то своем приятеле, точнее, даже и не о самом приятеле, а почему-то о его дедушке.
   — Дедушка его в свое время был очень крупный партийный бонза, что по тем временам было странно, — сказал папаша и многозначительно посмотрел на меня.
   — Чем же странно? — спросила я, злясь, что на всякую ерунду уходит драгоценное время.
   — А странно тем, что из алфавита он не выговаривал добрую половину букв. Народ мог не правильно его понять. Речь его была картава и забавна. Фраза:
   «Я стаый ебационер», — на самом деле была абсолютно прилична и не имела другого смысла, кроме того, что он старый революционер.
   Я ошиблась. Елизавета Павловна, видимо, никогда не теряла бдительность.
   Видимо, она умела рассказывать и слушать одновременно.
   — Ах-ха-ха-ха! Ах-ха-ха-ха! — взорвалась она громким смехом, который, наткнувшись на мой нарочито недоуменный взгляд, тут же иссяк. — Хм, он все время болтает глупости, просто стыдно, — жеманно поведя плечами, смутилась она.
   Я была счастлива, наконец-то увидев эту женщину смущенной, и теперь знала, как мой хрупкий росточек Жанну привить на это пышное старое дерево.
   Я тут же перешла к делу и в течение ближайших пятнадцати минут заострила всеобщее внимание на проблеме, которая свела всех нас. Неожиданно получив поддержку от Михаила, я настояла на точном дне свадьбы, мотивируя свою настойчивость безграничной любовью к племяннице и предстоящей длительной командировкой. На самом деле я принадлежала лишь себе и Саньке, и меня некому и некуда было командировать, но Елизавета Павловна дрогнула и согласилась отдать своего Михаила моей Жанне уже через месяц.
   Решив одну проблему, я тут же столкнулась с новой. Времени прошло более чем достаточно, и теперь Евгений мог появиться в любую минуту, что не повышало настроения. Я, конечно, не забывала о роли приветливой хозяйки, стараясь всеми способами продемонстрировать окружающим свое отменное воспитание, но думала сама лишь об одном: как бы выпроводить гостей до возвращения Астрова. Поэтому, когда Михаил озабоченно посмотрел на часы, я с трудом сдержала радость. Тем более что Жанна к тому времени сидела уже едва живая от стараний понравиться его маме и осознания того, что это плохо получается.
   — Что? Уже? Так рано? — воскликнула я с притворным испугом, поспешно вскакивая со стула.
   — Да, к сожалению, пора, — «огорчила» меня Елизавета Павловна. — У Миши много работы.
   Она пристально посмотрела на меня и решила утешить.
   — Не расстраивайтесь, — сжалилась надо мной она. — Теперь, когда мы познакомились и назначили день свадьбы, будем встречаться чаще. У Жанны будет еще возможность порадовать нас своим пирогом.
   — Надеюсь, надеюсь, — лепетала я, поглядывая в сторону двери.
   Все дружно встали из-за стола и двинулись в прихожую. Елизавета Павловна бросила провальный взгляд на мой портрет и обласкала взглядом полумертвую Жанну. Я поняла, что выиграла сражение.
   В прихожей выяснилось, что гости очень довольны. Комплименты так и сыпались изо всех уст.
   — Ну, долгие проводы — лишние слезы, наконец сказала Елизавета Павловна и взялась за ручку двери. — Спасибо за все, все было прекрасно…
   И тут ее взгляд на чем-то остановился.
   — Кровь, — рассеянно сказала она, чмокнула в щеку меня, потом Жанну и вышла из квартиры.
   Михаил и отец семейства проделали то же самое следом за ней.
   Звук падающего тела Жанны раздался одновременно со стуком захлопнувшейся двери.

Глава 15

   Видимо, я чем-то заслужила расположение всевышнего, потому что и звонок Розы раздался сразу же, как только за семейством жениха закрылась дверь.
   — Роза, я сейчас! — крикнула я в трубку и побежала приводить Жанну в чувство.
   Когда бедняжка пришла в себя, мы вместе бросились искать кровь. Надо признаться, долго искать ее не пришлось. Едва заметные следы крови в прихожей были везде: на стене, на мебели и даже на ручке двери. Жанна схватила мокрую тряпку и принялась их стирать, а я помчалась к телефону.
   — Мама, что случилось? — строго спросила Роза. — Я перед тобой провинилась?
   — Нет, — ответила я, предчувствуя недоброе.
   — Тогда зачем ты натравила на меня Евгения?
   — Он еще у тебя? — изумилась я.
   — Появился неслыханным образом и уже давно здесь.
   — Что значит «неслыханным образом»?
   — То и значит, что он приехал к нам на такси без копейки денег. Мой Пупс вынужден был расплачиваться с таксистом.
   "Да-а, — подумала я. — Правильно предки утверждали, что человека не узнаешь, пока не съешь с ним пуд соли. Я с Астровым еще не съела и килограмма, а уже обнаружилось, что он абсолютно ненадежный человек. Так опозорить меня перед друзьями! И кто его просил брать такси? И куда он дел все свои деньги?
   Да-а, такой кого хочешь изнасилует!"
   — Где он? — спросила я.
   — Сейчас в ванне, — сердито ответила Роза. — Фу-уу! Как мы все утомились! Пупсу пришлось приглашать соседа, чтобы уложить его туда.
   Ясное дело, особенно если принять во внимание размеры Пупса и размеры Евгения. Я уже раскаивалась, что послала Астрова к Розе. Раз Пупсик превратился в Пупса, значит, Роза серьезно им недовольна. Боюсь, без Астрова здесь не обошлось.
   — А что он делает в ванне? — осторожно поинтересовалась я.
   — Трезвеет.
   — До сих пор?! — ужаснулась я.
   — Почему «до сих пор»? На наших глазах он высосал полбутылки водки. Это непосредственно перед тем, как отправиться в ванную. Так что времени прошло не так уж много. Тут уж возмутилась я.
   — Роза, это странно, — воскликнула я. — К тебе приходит нетрезвый Евгений, ты поишь его еще, а потом тащишь вытрезвлять в ванну. Как прикажешь это понимать?
   — Мама, клянусь, он был трезвый! Грязный — да. Разодранный, ободранный — да. С похмелья — да, но трезвый. Пупс предложил ему поправить здоровье, да сам же сразу и пожалел об этом. Женька расколошматил чайный сервиз и вазу.
   — Еще бы! Он от меня уходил уже на бровях.
   — Но кто же знал, — оправдывалась Роза. — Ты бы хоть позвонила.
   — Если бы я могла. Он приперся в самый неподходящий момент: ко мне как раз пришли будущие родственнички Жанны.
   Роза ахнула и, думаю, схватилась за сердце.
   — Не волнуйся, все обошлось, — успокоила я ее. — Наша свекровь уже почти нас любит, насколько это возможно вообще в подобных обстоятельствах.
   Сейчас я переживаю о другом: как заполучить своего Астрова обратно.
   — Ну, Мама, об этом не переживай. Сейчас пойду в ванную и сменю теплую воду на ледяную, он вмиг очнется. Потом дам понюхать нашатырь и отправлю к тебе. Кстати, зачем он приезжал?
   Вспомнив чайный сервиз и вазу, я не решилась на чистосердечное признание.
   — Убей — не знаю, — сказала я. — Но зачем бы он ни приезжал, гони его обратно.
   Она и сама не горела желанием задерживать у себя столь неугомонного гостя.
   — Да, да, — горячо подтвердила она. — Мой Пупс сам отвезет его.
   — Неплохо бы, — ответила я, вешая трубку, и мысленно добавила: «А то он еще кого-нибудь изнасилует по пути».
   Переодетая в халат Жанна управлялась на кухне. Ее ловкие руки механически мыли тарелки, а полные мольбы глаза с ожиданием смотрели на меня.
   — Все обошлось, — решительно сказала я. — Свекровь наша, конечно, не подарок, но портретом мы ее добили. Она сдалась.
   — Думаешь? — дрожащим голоском спросила Жанна.
   — Уверена. Да и кто не захочет иметь невесткой дворянку? Здесь можешь не сомневаться: твое дворянское прошлое ее впечатлило.
   — Это плохо, — вздохнула крошка. Выглядела она неважно. «Дотянет ли она до собственной свадьбы?» — грешным делом подумала я и окончательно расстроилась. Однако вида не подала и продолжала демонстрировать оптимизм.
   — Почему плохо? — радостно изумилась я. — Хорошо, очень хорошо.
   — Что ж хорошего? Я не дворянка, и это быстро вскроется. Елизавета Павловна спросит у твоей подруги, с которой она дружна. Я обрадовалась еще больше.
   — У Тамары? Пусть спросит. Она скажет ей все, что надо нам с тобой.
   — Ты заставишь врать Тамару? — испугалась Жанна.
   Ах, святая простота.
   — Зачем же врать? Хотя, сколько себя помню, Тамара только этим и занимается, иначе не пошел бы в гору ее бизнес. Но в нашем деле все обстоит как нельзя лучше, потому что бабуля моя, обладая даром предвидения, распустила слух о своем дворянстве задолго до того, как это вошло в моду. Тамара, как и покойная бабуля, уверена, что в моем роду одни дворяне. Сама я такой уверенностью похвастаться не могу, но это и не важно.
   Жанна задумалась. Я видела, как ей все это не по душе. Все больше и больше она запутывается в сетях вранья и измышлений. Теперь каждый ее шаг потребует тщательного анализа, ей придется постоянно играть. А как же она хотела? Вся жизнь — путы. Лично я в них чувствую себя как рыба в воде. Я представить себе не могу, что можно прожить больше часа, не солгав.
   Согласна: ложь вредна для души. Но правда невероятно вредна для моего тела. Приходится выбирать, и очевиден выбор: без тела нет души. Во всяком случае, на этом свете.
   — Жанна, прекрати хандрить, — строго сказала я. — У тебя нет для этого причин. Миша тебя любит, свекровь терпит, я помогаю. Ты должна быть счастлива и скоро будешь богата. Все умрут от зависти.
   — Я как вспомню… — всхлипнула она.
   — А ты не вспоминай, — прервала я ее. — Лучше возьми «Комет» и помой раковину. Ты забросила мое хозяйство, вот это горе. А как вспомню, что скоро со всем этим придется справляться одной, да еще Санька в придачу — повеситься хочется. Твой Миша женится на тебе уже хотя бы потому, что мне это очень невыгодно!
   Возможно, мой последний аргумент показался Жанне весомым. Она перестала плакать и страдать и всю свою энергию направила на мое хозяйство. Я же отправилась на поиски своего беспризорного сына и нашла его под столом. Он крепко спал. Рядом лежал робот. Из его металлического рта торчало пирожное.
   Я осторожно подняла сына с пола и понесла его в Красную комнату.
   — Мама, что такое чпок-модель? — сквозь сон поинтересовался ребенок.
   Я не стала делиться своими соображениями на сей счет, а с нежностью прошептала:
   — Спи-ии, родной, спи-ии.
   Уложив его в кроватку, я вернулась на кухню.
   — Ребенок уснул голодный, — с укором сказала я.
   — Почему? Я его покормила.
   — Все равно меня мучает совесть. Как-то не так проходит моя жизнь. Я плохая мать.
   Жанна принялась меня успокаивать, приводя очень лестные доводы. «Ах, — подумала я, — ведь я достойна лучшего, так почему же в последние дни сваливаются на меня такие беды?» И в это время раздался звонок.
   — Это Евгений! — крикнула я и пошла открывать дверь.
   Я не ошиблась. На пороге стоял Астров. Он опирался на Пупса. Бедный Пупс!
   Было очевидно: Роза не стала дожидаться полного вытрезвления и отправила Астрова в том виде, в каком он очнулся.
   — Это я! — торжественно сообщил он и громко икнул.
   — Я пойду? — уже с порога запросился домой Пупс. — Там машина осталась открытая.
   — Хоть в прихожую его заведи, нам же с Жанной этого не осилить.
   Пупс, изнемогая под тяжестью Евгения, сделал один только шаг, и вся эта конструкция завалилась в мою прихожую. Старая Дева мгновенно распахнула свою дверь. Вот же… Никогда не покидает своего поста.
   Пупс, войдя в мое положение, выбрался из-под Астрова и помог мне закрыть дверь. После этого он тут же взмолился:
   — Я пойду? Там машина…
   — Иди, иди, — согласилась я, — на сегодня с тебя хватит. К тому же мне не терпится побыть наедине с любимым.
   И он ушел.
   — Жанна! — крикнула я, воинственно водружая кулаки на бедра. — Ты домыла посуду?
   Она выглянула из кухни и робко ответила:
   — Да, и прибрала в гостиной.
   — Так иди, милая, домой. Остальное — завтра.
   Она сняла передник и ушла прямо в халате. Я почувствовала некоторое облегчение и значительный прилив сил.
   — Ну? — спросила я, грозно нависая над лежащим Евгением.
   Он икнул и подарил мне просветленную улыбку.
   — Ну? — гневно повторила я свой вопрос. И только тогда контакт состоялся.
   — Можешь взглядом светлый праздник вызвать в чьей-нибудь душе? — с пафосом воскликнул он и выкинул вперед правую руку, ну совсем как Ленин на броневике.
   Я опешила и застыла с вопросом на губах.
   — Пер Гюнт, — с улыбкой пояснил Евгений, икнул и добавил:
   — Стыдно не знать.
   От такой наглости я не нашлась, что сказать. Этот негодяй проник в мою душу, очаровывал Саньку и теперь, когда ребенок уже называет его отцом, напивается до потери чувств и насилует мою Жанну. Боже! Как тут быть?!! Жанна — ладно, но уже моя жизнь идет под откос!
   Я пришла в такое гадкое настроение, что разум мой помутился. И ничего не придумала лучше, как спросить:
   — Ты зачем изнасиловал Жанну? Астров (надо отдать ему должное, он мгновенно протрезвел) посмотрел на меня, как на восьмое чудо света, покрутил пальцем у своего виска и с чувством превосходства изрек:
   — Нажралась — веди себя прилично. Но вести себя прилично я уже не могла. Теперь, когда моя личная жизнь в который уже раз терпела фиаско, я готова была на самые крайние меры. Я впала…
   Впрочем, не знаю, куда я впала, но схватила его за грудки и, забыв о спящем Саньке, завопила изо всех сил:
   — Ты зачем изнасиловал Жанну, подлец?!! Он к тому времени окончательно протрезвел и испугался.
   — О чем ты говоришь? — залепетал он. — Если ты имеешь в виду то, что было сегодня в. спальне, знай: я не виноват. Я же не знал, что это не ты. Да, я хотел, потому что думал, что это ты, а как узнал, что ты это не ты, так сразу упал и заснул. И больше ничего. Жанна может подтвердить.
   Я с глубокой печалью смотрела на него, качая головой и готовя проникновенную речь. Он выслушал ее, не вставая с пола, и страшно разволновался.
   — Соня! — закричал он, едва я закончила. — Ты сошла с ума! Как ты могла такое подумать?
   — А что я могла подумать, когда ты пришел весь в траве, в крови и с разодранным лицом?
   Евгений вскочил на ноги и возбужденно забегал по прихожей.
   — Нет! Это черт знает что такое! — приговаривал он. — Я насильник?!!
   Никогда!!!
   — А почему ты так уверен? — спросила я. — Ты же ничего не помнишь.
   Его растерянный взгляд говорил о том, что я поселила-таки в нем неуверенность, но, как любой мужчина, он решил стоять на своем до . конца.
   — Да, не помню, — признался он, — но точно знаю, что такого быть не могло. Изнасиловать! Ха! Да еще кого? Жанну! И где? В кустах! Будто у меня не было для этого более подходящего места!
   — Но почему у тебя была расстегнута ширинка? — выдвинула я весомый аргумент. Евгений впал в задумчивость.
   — Ширинка? — спросил он как о чем-то потустороннем.
   — Да, — ехидно подтвердила я. Он вдруг радостно хлопнул себя по голове, вдохновленный собственной находчивостью.
   — Ха! Конечно, была расстегнута! Если бы ты знала, сколько я выпил, не задавала бы мне таких глупых вопросов.