Страница:
Далила прекрасно понимала, что перемены свалятся на Сибирцева грандиозные, но он сам их хотел — пусть получает.
Он осторожно спросил:
— Уйти? А меня не осудят? Думаете, это будет порядочно с моей стороны?
— Во всяком случае, честно. За что вас осуждать? Ответственности за первую семью вы с себя не снимаете?
— Ни в коем случае!
— А в чувствах своих вы не вольны. Я не могу вам вернуть любовь к первой жене.
— И не надо, — испугался Сибирцев.
— Значит, договорились, вы из семьи уходите, но с ощущением вины.
— С каким еще ощущением вины? Я не согласен! Она всю жизнь мне испортила, а теперь я должен прощения у нее, что ли, просить?
— Ну, зачем же так, — вздохнула Далила. — Всего лишь постарайтесь компенсировать утрату. Вы же понимаете, что она в этой жизни теряет?
— Что? Мой кошелек!
— Вы же говорили, что будете ей помогать.
Сибирцев нехотя подтвердил:
— Конечно, буду, а куда мне деваться.
— Значит, дело не в кошельке.
— А в чем?
Далила с пафосом сообщила:
— Конечно же, в вас! Ваша жена вас теряет! Только за вас она и цепляется, а не за кошелек.
— Ну да, — фыркнул Сибирцев, — не знаете вы мою жену. Это хищница. И змея. А меня она и в грош не ставит. С утра до вечера только о том и твердит, какое я у нее ничтожество.
— А что ей еще твердить, если она вас теряет?
— Да потому и теряет, что докричалась, — рассердился Сибирцев и мстительно сообщил:
— А вторая жена меня ценит.
Далила строго на него посмотрела и спросила:
— Как я наведу в вашей жизни порядок, если вы отказываетесь выполнять мои рекомендации? Или вы полагаете, я наивная девочка? Думаете, не знаю, о чем жены мужьям кричат, когда те им изменяют?
— Я так не думаю, — буркнул Сибирцев.
— Значит, смягчите удар. Проявите великодушие, вы же мужчина. Она пусть кричит, а вы окружите ее заботой.
Он вскочил и с ужасом воскликнул:
— Заботой?! Кого?!
— Жену, — невозмутимо просветила его Далила. — Она же брошена. Ей же сейчас плохо, не вам. У вас как раз назревает счастье. Пожалейте ее хотя бы по-христиански.
— С тех пор, как женился, в бога не верю!
— Ну тогда проявите сочувствие по-человечески. Пускай женщина видит, что вам ее жалко.
— Вы сами не знаете, чего от меня хотите, — забегал по кабинету Сибирцев. — Невозможного требуете! Ха! Уму непостижимо! Заботой ее окружить!
Далила удивилась:
— Неужели это так сложно?
— Сложно? Да у меня крыша, простите, едет от вашего предложения, так это невозможно! Ха! Мою жену заботой должен я окружить! Да она мгновенно на голову взгромоздится!
— Как? Вы от нее уходите.
— Вы не знаете моей жены. Она склочная баба! Мегера! Если я вдруг начну ей угождать…
Сибирцев, представив такой фантастический вариант, опешил и призадумался.
— И что жена, по-вашему, сделает? — поинтересовалась Далила.
— Даже не знаю, — ошеломленно признался Сибирцев. — Если жене брякну: «Заботой пришел тебя окружать», она, пожалуй, в обморок хлопнется. Или на месте меня убьет. Нет, Далила Максимовна, при всем уважении к вам следовать рискованным рекомендациям я не могу.
— А если попробовать? Вы же сильный мужчина. Стоит вам захотеть, и у вас все получится.
Он взорвался:
— Да в том-то и дело, что я не хочу!
Далила, сложив на груди руки, заявила:
— Тогда я отказываюсь вам помогать. Я бессильна. Поймите, психология — это наука. Вам же не придет в голову ругать врача за то, что он мажет рану йодом. Вам больно, но вы терпите. Вот и здесь потерпите, ради вашего же счастья.
— Так и быть, потерплю! — в отчаянии махнув рукой, решился Сибирцев.
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Он осторожно спросил:
— Уйти? А меня не осудят? Думаете, это будет порядочно с моей стороны?
— Во всяком случае, честно. За что вас осуждать? Ответственности за первую семью вы с себя не снимаете?
— Ни в коем случае!
— А в чувствах своих вы не вольны. Я не могу вам вернуть любовь к первой жене.
— И не надо, — испугался Сибирцев.
— Значит, договорились, вы из семьи уходите, но с ощущением вины.
— С каким еще ощущением вины? Я не согласен! Она всю жизнь мне испортила, а теперь я должен прощения у нее, что ли, просить?
— Ну, зачем же так, — вздохнула Далила. — Всего лишь постарайтесь компенсировать утрату. Вы же понимаете, что она в этой жизни теряет?
— Что? Мой кошелек!
— Вы же говорили, что будете ей помогать.
Сибирцев нехотя подтвердил:
— Конечно, буду, а куда мне деваться.
— Значит, дело не в кошельке.
— А в чем?
Далила с пафосом сообщила:
— Конечно же, в вас! Ваша жена вас теряет! Только за вас она и цепляется, а не за кошелек.
— Ну да, — фыркнул Сибирцев, — не знаете вы мою жену. Это хищница. И змея. А меня она и в грош не ставит. С утра до вечера только о том и твердит, какое я у нее ничтожество.
— А что ей еще твердить, если она вас теряет?
— Да потому и теряет, что докричалась, — рассердился Сибирцев и мстительно сообщил:
— А вторая жена меня ценит.
Далила строго на него посмотрела и спросила:
— Как я наведу в вашей жизни порядок, если вы отказываетесь выполнять мои рекомендации? Или вы полагаете, я наивная девочка? Думаете, не знаю, о чем жены мужьям кричат, когда те им изменяют?
— Я так не думаю, — буркнул Сибирцев.
— Значит, смягчите удар. Проявите великодушие, вы же мужчина. Она пусть кричит, а вы окружите ее заботой.
Он вскочил и с ужасом воскликнул:
— Заботой?! Кого?!
— Жену, — невозмутимо просветила его Далила. — Она же брошена. Ей же сейчас плохо, не вам. У вас как раз назревает счастье. Пожалейте ее хотя бы по-христиански.
— С тех пор, как женился, в бога не верю!
— Ну тогда проявите сочувствие по-человечески. Пускай женщина видит, что вам ее жалко.
— Вы сами не знаете, чего от меня хотите, — забегал по кабинету Сибирцев. — Невозможного требуете! Ха! Уму непостижимо! Заботой ее окружить!
Далила удивилась:
— Неужели это так сложно?
— Сложно? Да у меня крыша, простите, едет от вашего предложения, так это невозможно! Ха! Мою жену заботой должен я окружить! Да она мгновенно на голову взгромоздится!
— Как? Вы от нее уходите.
— Вы не знаете моей жены. Она склочная баба! Мегера! Если я вдруг начну ей угождать…
Сибирцев, представив такой фантастический вариант, опешил и призадумался.
— И что жена, по-вашему, сделает? — поинтересовалась Далила.
— Даже не знаю, — ошеломленно признался Сибирцев. — Если жене брякну: «Заботой пришел тебя окружать», она, пожалуй, в обморок хлопнется. Или на месте меня убьет. Нет, Далила Максимовна, при всем уважении к вам следовать рискованным рекомендациям я не могу.
— А если попробовать? Вы же сильный мужчина. Стоит вам захотеть, и у вас все получится.
Он взорвался:
— Да в том-то и дело, что я не хочу!
Далила, сложив на груди руки, заявила:
— Тогда я отказываюсь вам помогать. Я бессильна. Поймите, психология — это наука. Вам же не придет в голову ругать врача за то, что он мажет рану йодом. Вам больно, но вы терпите. Вот и здесь потерпите, ради вашего же счастья.
— Так и быть, потерплю! — в отчаянии махнув рукой, решился Сибирцев.
Глава 33
Проводив строптивого Сибирцева, Далила уставилась на часы — ее волновало, придет ли Левицкая?
«А вдруг она уже приходила!» — осенило Далилу.
Она выглянула в приемную и с надеждой спросила у секретарши:
— Даша, Ирина Сергеевна за своей сумочкой не приходила?
— Нет пока. А зачем ей раньше времени приходить? Вы же на шесть вечера ей назначили. Осталось десять минут. Эта Левицкая пунктуальная, вы же сами мне говорили.
— Ты права, — согласилась Далила, возвращаясь в свой кабинет.
«Странно, — удивилась она, — почему я зациклилась на этой Левицкой? Подумаешь, видела она нас с Матвеем. Мы взрослые люди, все понимаем. Матвей не любовник, а муж. Тогда возникает вопрос: а Левицкая это знает?»
Далила на себя рассердилась: «Знает, не знает — какое ей дело. Давно пора выбросить эту Левицкую из головы. Будто нет у меня настоящих проблем. До шести подожду и ухожу. Я о ней просто забыла! Все! Ее нет!»
Далила снова вышла в приемную. Секретарша, не отрывая глаз от монитора, по-свойски спросила:
— Что-то хотели?
— Дашенька, приготовь, пожалуйста, кофе. Покрепче, — попросила она.
В этот миг дверь офиса распахнулась, на пороге появилась Левицкая. Встретившись с Далилой растерянным взглядом, она вспыхнула и спросила:
— Я опоздала?
Даша глянула на часы и сообщила:
— Вы пришли минута в минуту.
— Проходите, я вас жду, — пригласила Далила, с удовольствием отмечая, что неловкость прошла. — Вы, кажется, сумочку забыли вчера, — невозмутимо сказала она.
— Точно, забыла, — подтвердила Левицкая.
— Дашенька, пожалуйста, два кофе, — попросила Далила, принимая из рук секретарши сумочку и передавая ее Левицкой.
В кабинете, устроившись в кресле, она с любезной улыбкой спросила:
— Вы анкету заполнили?
— Да, — смутилась Левицкая.
— Отлично. Оставляйте, Даша ее обработает.
А сейчас, Ирина Сергеевна, мы еще побеседуем. Скажите, давно у вас дискомфортное состояние?
— Около года.
— Оно всегда одинаковое или меняется?
— Ухудшается. Теперь вот появилось отвращение к пище.
Далила скользнула взглядом по фигуре Левицкой в кресле, отметив про себя, что истощенной ее не назовешь.
— Вы работаете? — спросила она, хотя этот вопрос (да и предыдущие) был в анкете.
Левицкая потрясла головой:
— Нет. Я не работаю, нет.
— Почему?
— Нет необходимости.
Подумав, она добавила:
— И муж не разрешает.
— Чем же вы занимаетесь?
— Домашним хозяйством, — вздохнула Левицкая. — Я музыкальный педагог, пробовала вернуться в профессию, но неудачно.
Вообще-то Далила собиралась изучить опросник Левицкой дома, но она не решилась опять отложить прием. Было очевидно: женщине надо выговориться. Она чувствует себя брошенной и никому не нужной.
«Если отправлю ее, получит новую травму, — подумала Далила. — Надо просто с ней поболтать, по-женски, без всяких анализов. Сейчас это ей полезней».
Далила частенько становилась подругой своих пациенток, если считала, что это поможет делу. Вот и теперь она оживленно спросила:
— А подробней можно о неудаче?
— Можно, — кивнула Левицкая и снова вздохнула. — Я пыталась давать уроки музыки на дому. Не для денег, от скуки. Муж запретил мне бросать дом, ученики ко мне приходили. Я дала объявление.
— И много у вас набралось учеников? — для поддержания разговора осведомилась Далила.
— Нет, немного. В основном детишки и все бездарные. Если бы не Полина, я забросила бы музыку. А Полина, удивительная девочка. Очень талантливая.
Глаза Левицкой загорелись и мгновенно потухли.
Далила спросила:
— Сколько Полине лет?
— Кажется, двадцать. Или двадцать три. Или двадцать пять. Я не знаю. Я паспорта у нее не спрашивала, а Полина все время врет. Точнее, врала.
— Врала? С ней что-то случилось?
— Поля пропала, — с жалобной безысходностью прошептала Левицкая и разрыдалась. — Полина откуда-то из провинции, — сквозь всхлипывания выдавила она. — Поля очень талантливая, а снимать квартиру в Питере дорого.
— И она жила в вашем доме, — догадалась Далила. Левицкая перестала плакать, вытерла слезы и со вздохом сказала:
— Да. Муж разрешил. Его все равно не бывает дома. Он и ночевать не всегда приходит. Вот Поля у нас и жила. Я была рада.
«Поля жила в их доме и дожилась. Она разбудила материнский инстинкт в Левицкой и половой в Левицком», — оценила ситуацию Далила.
— А сейчас Поля беременна? — спросила она.
Ирина Сергеевна опешила:
— С чего вы взяли? Нет, Поля пропала.
— Как пропала? Куда?
— Я ничего о ней не знаю. Она просто ушла. Вдруг. Ни с того ни с сего.
«Все ясно, — решила Далила, — Левицкий снял Полине квартиру».
Она осторожно поинтересовалась:
— А как ваш муж относился к Полине? Не он ли ее обидел?
— Ну что вы, его дома почти не бывает. Они, считай, и не виделись.
— А как муж отнесся к исчезновению Поли?
После короткого размышления Левицкая сообщила:
— Мне кажется, он тоже переживал, только вида не подавал.
— И после ухода Полины у вас пропал аппетит и наступила бессонница, — заключила Далила.
— Нет, — потрясла головой Левицкая. — Полина не живет у нас уже года три. Или больше. Я переживала, но не слишком. С ней было значительно веселей, наш дом ожил, но дело не в этом. Вы просто спросили, чем я занималась, вот я и вспомнила про Полину. С тех пор, как она пропала, я и сама не хочу работать.
— Почему?
— Не знаю. Появилось отвращение к ученикам, к этим дурацким урокам. Кому нужна сейчас музыка? Родители мучают бедных детей, учат их для престижа, а потом рояли пылятся в домах. Мне теперь кажется, что и Полине не музыка была от меня нужна, хоть она и талантливая.
Далила изобразила удивление:
— Если не музыка, тогда что?
Левицкая пожала плечами:
— Не знаю. Может, ей просто жить было негде. Или она воровка.
— У вас что-то пропало?
— Да так, мелочи всякие. Ерунда. Я про эту Полину почти и забыла. Мое плохое самочувствие к ней отношения не имеет. Не в Полине дело.
— А в чем?
Левицкая снова со вздохом пожала плечами:
— Если бы знать. Я не знаю.
В кабинете повисло молчание. Вошла секретарша.
— Я свободна? — спросила она, протягивая Далиле выданные компьютером результаты тестирования.
— Всего хорошего, — рассеянно бросила та, немедленно погружаясь в чтение.
«Она что-то скрывает, — читая, размышляла Далила. — Явно был стресс. Недавно. Жизнь у нее слишком однообразная: стирка, уборка, готовка. Одиночество — ее проблема, но дело не в том. Был стресс, о котором ни слова. Даже намека нет. О, осуждает женщин, у которых любовники. А напротив вопроса „Были ли любовники у вас?“ поставила такое жирное „нет“, что по одной толщине букв можно определить, что их не было и не будет».
В памяти мгновенно всплыл вчерашний конфуз. Далила подумала: «Надо бы ей пояснить, как-нибудь вскользь, что Матвей не любовник, а мой муж, раз уж она застала нас в таком неприличии».
Левицкая вздохнула и, нетерпеливо поерзав в кресле, спросила:
— Как там?
— Пока все нормально, — не отрывая глаз от листа, успокоила пациентку Далила.
— Да, нормально, — вздохнула та, — как у человека, пролетающего между девятым и восьмым этажом.
— Нет, у вас несколько лучше, — пошутила Далила, мысленно отмечая: «Чувства к мужу у нее сохранились, но есть большая обида».
Взглянув на Левицкую, она вдруг спросила:
— Ирина Сергеевна, чего вы ждете от наших встреч? Чего вам хотелось бы?
Та смутилась от неожиданности и пролепетала:
— Я люблю всякие тесты. Мне интересно знать, какая я. Вы меня потестируете?
«Внимания ей не хватает», — определила Далила.
— Нет ничего проще, — сказала она и два часа возилась с Левицкой.
Не обращая внимание на головную боль и ломоту в позвоночнике, Далила была особенно добросовестна. И чем больше узнавала она Левицкую, тем большей симпатией к ней проникалась. Уже прощаясь, Далила вспомнила, что забыла оправдаться перед ней за вчерашнее.
— Ирина Сергеевна, я хотела вам объяснить… — начала было она, но закончить мысль не успела.
Дверь распахнулась — на пороге появился Матвей. Глаза его щурились в лукавой улыбке.
Далила, вздохнув с облегчением, гордо воскликнула:
— Ирина Сергеевна, познакомьтесь, пожалуйста, это мой муж Матвей.
Левицкая вспыхнула и пролепетала:
— Очень приятно.
«А вдруг она уже приходила!» — осенило Далилу.
Она выглянула в приемную и с надеждой спросила у секретарши:
— Даша, Ирина Сергеевна за своей сумочкой не приходила?
— Нет пока. А зачем ей раньше времени приходить? Вы же на шесть вечера ей назначили. Осталось десять минут. Эта Левицкая пунктуальная, вы же сами мне говорили.
— Ты права, — согласилась Далила, возвращаясь в свой кабинет.
«Странно, — удивилась она, — почему я зациклилась на этой Левицкой? Подумаешь, видела она нас с Матвеем. Мы взрослые люди, все понимаем. Матвей не любовник, а муж. Тогда возникает вопрос: а Левицкая это знает?»
Далила на себя рассердилась: «Знает, не знает — какое ей дело. Давно пора выбросить эту Левицкую из головы. Будто нет у меня настоящих проблем. До шести подожду и ухожу. Я о ней просто забыла! Все! Ее нет!»
Далила снова вышла в приемную. Секретарша, не отрывая глаз от монитора, по-свойски спросила:
— Что-то хотели?
— Дашенька, приготовь, пожалуйста, кофе. Покрепче, — попросила она.
В этот миг дверь офиса распахнулась, на пороге появилась Левицкая. Встретившись с Далилой растерянным взглядом, она вспыхнула и спросила:
— Я опоздала?
Даша глянула на часы и сообщила:
— Вы пришли минута в минуту.
— Проходите, я вас жду, — пригласила Далила, с удовольствием отмечая, что неловкость прошла. — Вы, кажется, сумочку забыли вчера, — невозмутимо сказала она.
— Точно, забыла, — подтвердила Левицкая.
— Дашенька, пожалуйста, два кофе, — попросила Далила, принимая из рук секретарши сумочку и передавая ее Левицкой.
В кабинете, устроившись в кресле, она с любезной улыбкой спросила:
— Вы анкету заполнили?
— Да, — смутилась Левицкая.
— Отлично. Оставляйте, Даша ее обработает.
А сейчас, Ирина Сергеевна, мы еще побеседуем. Скажите, давно у вас дискомфортное состояние?
— Около года.
— Оно всегда одинаковое или меняется?
— Ухудшается. Теперь вот появилось отвращение к пище.
Далила скользнула взглядом по фигуре Левицкой в кресле, отметив про себя, что истощенной ее не назовешь.
— Вы работаете? — спросила она, хотя этот вопрос (да и предыдущие) был в анкете.
Левицкая потрясла головой:
— Нет. Я не работаю, нет.
— Почему?
— Нет необходимости.
Подумав, она добавила:
— И муж не разрешает.
— Чем же вы занимаетесь?
— Домашним хозяйством, — вздохнула Левицкая. — Я музыкальный педагог, пробовала вернуться в профессию, но неудачно.
Вообще-то Далила собиралась изучить опросник Левицкой дома, но она не решилась опять отложить прием. Было очевидно: женщине надо выговориться. Она чувствует себя брошенной и никому не нужной.
«Если отправлю ее, получит новую травму, — подумала Далила. — Надо просто с ней поболтать, по-женски, без всяких анализов. Сейчас это ей полезней».
Далила частенько становилась подругой своих пациенток, если считала, что это поможет делу. Вот и теперь она оживленно спросила:
— А подробней можно о неудаче?
— Можно, — кивнула Левицкая и снова вздохнула. — Я пыталась давать уроки музыки на дому. Не для денег, от скуки. Муж запретил мне бросать дом, ученики ко мне приходили. Я дала объявление.
— И много у вас набралось учеников? — для поддержания разговора осведомилась Далила.
— Нет, немного. В основном детишки и все бездарные. Если бы не Полина, я забросила бы музыку. А Полина, удивительная девочка. Очень талантливая.
Глаза Левицкой загорелись и мгновенно потухли.
Далила спросила:
— Сколько Полине лет?
— Кажется, двадцать. Или двадцать три. Или двадцать пять. Я не знаю. Я паспорта у нее не спрашивала, а Полина все время врет. Точнее, врала.
— Врала? С ней что-то случилось?
— Поля пропала, — с жалобной безысходностью прошептала Левицкая и разрыдалась. — Полина откуда-то из провинции, — сквозь всхлипывания выдавила она. — Поля очень талантливая, а снимать квартиру в Питере дорого.
— И она жила в вашем доме, — догадалась Далила. Левицкая перестала плакать, вытерла слезы и со вздохом сказала:
— Да. Муж разрешил. Его все равно не бывает дома. Он и ночевать не всегда приходит. Вот Поля у нас и жила. Я была рада.
«Поля жила в их доме и дожилась. Она разбудила материнский инстинкт в Левицкой и половой в Левицком», — оценила ситуацию Далила.
— А сейчас Поля беременна? — спросила она.
Ирина Сергеевна опешила:
— С чего вы взяли? Нет, Поля пропала.
— Как пропала? Куда?
— Я ничего о ней не знаю. Она просто ушла. Вдруг. Ни с того ни с сего.
«Все ясно, — решила Далила, — Левицкий снял Полине квартиру».
Она осторожно поинтересовалась:
— А как ваш муж относился к Полине? Не он ли ее обидел?
— Ну что вы, его дома почти не бывает. Они, считай, и не виделись.
— А как муж отнесся к исчезновению Поли?
После короткого размышления Левицкая сообщила:
— Мне кажется, он тоже переживал, только вида не подавал.
— И после ухода Полины у вас пропал аппетит и наступила бессонница, — заключила Далила.
— Нет, — потрясла головой Левицкая. — Полина не живет у нас уже года три. Или больше. Я переживала, но не слишком. С ней было значительно веселей, наш дом ожил, но дело не в этом. Вы просто спросили, чем я занималась, вот я и вспомнила про Полину. С тех пор, как она пропала, я и сама не хочу работать.
— Почему?
— Не знаю. Появилось отвращение к ученикам, к этим дурацким урокам. Кому нужна сейчас музыка? Родители мучают бедных детей, учат их для престижа, а потом рояли пылятся в домах. Мне теперь кажется, что и Полине не музыка была от меня нужна, хоть она и талантливая.
Далила изобразила удивление:
— Если не музыка, тогда что?
Левицкая пожала плечами:
— Не знаю. Может, ей просто жить было негде. Или она воровка.
— У вас что-то пропало?
— Да так, мелочи всякие. Ерунда. Я про эту Полину почти и забыла. Мое плохое самочувствие к ней отношения не имеет. Не в Полине дело.
— А в чем?
Левицкая снова со вздохом пожала плечами:
— Если бы знать. Я не знаю.
В кабинете повисло молчание. Вошла секретарша.
— Я свободна? — спросила она, протягивая Далиле выданные компьютером результаты тестирования.
— Всего хорошего, — рассеянно бросила та, немедленно погружаясь в чтение.
«Она что-то скрывает, — читая, размышляла Далила. — Явно был стресс. Недавно. Жизнь у нее слишком однообразная: стирка, уборка, готовка. Одиночество — ее проблема, но дело не в том. Был стресс, о котором ни слова. Даже намека нет. О, осуждает женщин, у которых любовники. А напротив вопроса „Были ли любовники у вас?“ поставила такое жирное „нет“, что по одной толщине букв можно определить, что их не было и не будет».
В памяти мгновенно всплыл вчерашний конфуз. Далила подумала: «Надо бы ей пояснить, как-нибудь вскользь, что Матвей не любовник, а мой муж, раз уж она застала нас в таком неприличии».
Левицкая вздохнула и, нетерпеливо поерзав в кресле, спросила:
— Как там?
— Пока все нормально, — не отрывая глаз от листа, успокоила пациентку Далила.
— Да, нормально, — вздохнула та, — как у человека, пролетающего между девятым и восьмым этажом.
— Нет, у вас несколько лучше, — пошутила Далила, мысленно отмечая: «Чувства к мужу у нее сохранились, но есть большая обида».
Взглянув на Левицкую, она вдруг спросила:
— Ирина Сергеевна, чего вы ждете от наших встреч? Чего вам хотелось бы?
Та смутилась от неожиданности и пролепетала:
— Я люблю всякие тесты. Мне интересно знать, какая я. Вы меня потестируете?
«Внимания ей не хватает», — определила Далила.
— Нет ничего проще, — сказала она и два часа возилась с Левицкой.
Не обращая внимание на головную боль и ломоту в позвоночнике, Далила была особенно добросовестна. И чем больше узнавала она Левицкую, тем большей симпатией к ней проникалась. Уже прощаясь, Далила вспомнила, что забыла оправдаться перед ней за вчерашнее.
— Ирина Сергеевна, я хотела вам объяснить… — начала было она, но закончить мысль не успела.
Дверь распахнулась — на пороге появился Матвей. Глаза его щурились в лукавой улыбке.
Далила, вздохнув с облегчением, гордо воскликнула:
— Ирина Сергеевна, познакомьтесь, пожалуйста, это мой муж Матвей.
Левицкая вспыхнула и пролепетала:
— Очень приятно.
Глава 34
— У тебя что, свидание с Левицкой в моем кабинете? — ядовито поинтересовалась Далила, едва они с мужем остались одни.
Матвей широко улыбнулся, показывая ровные белые зубы, и сообщил:
— На Левицкую мне плевать, а вот на стол твой, пожалуй, нет. Стол мне очень понравился. Не отнести ли его домой? Я весь день о нем думал.
Она удивленно вскинула брови:
— О столе? Не обо мне?
— Я думал о вас! — воскликнул Матвей, с распростертыми объятиями бросаясь к жене.
Далила катапультировалась из кресла и, шустро отскочив от стола, предупредила:
— Я сегодня опять на машине.
— Чудесно, зато я на такси.
— Почему?
— У проректора внезапно случился большой юбилей. Пришлось наспех выпить.
— Алкоголик, — рассмеялась Далила. — Ты мои планы попутал. Лучшая подруга на склоне лет родила, а я навестить ее все не выберусь.
— Зато я навестил, — похвастал Матвей и тут же пожаловался:
— Приперся в роддом как старый дурак с апельсинами, а меня не пускают. Вы кто? Отвечаю: «Конечно, отец!» Не признаваться же им, что я единственный в Петербурге мужчина, с которым Галина не переспала.
— Какие твои годы, — успокоила мужа Далила. — Еще переспишь.
Матвей замахал руками:
— Чур, меня! Чур! С меня хватит того, что она от тебя родила.
— Что за глупости?
— Галка записку прислала. Я ей чиркнул: «Кто отец?» А она мне в ответ: «И глазки у девочки умненькие, и волосики разгустые». А внизу приписка: «Вылитая Далилка».
— Узнаю родную подругу. Значит, ты апельсины Галюсику передавал? Разве не знаешь, что роженицам нельзя есть апельсины?
— Почему? — удивился Матвей.
— Аллергия у деток от них.
— Я сегодня у Галины был в первый раз. Так что предыдущие апельсины не от меня.
— От кого же? — удивилась Далила.
— Мало ли от кого.
Матвей с таинственным видом засунул руку в карман плаща и с криком «але-оп!» достал букетик фиалок. Далила пришла в восторг:
— Какое чудо!
— Немного примялись.
— Как ты мог держать их в кармане? — спросила она, нюхая цветы и выходя из кабинета.
— Я и тебя охотно в карман посадил бы, — шагая за женой, признался Матвей. — Мне опять предлагают в Германии лекции читать. Грозятся хорошо заплатить, а как тебя одну тут оставить?
— Никаких лекций! — приказала Далила. — На «Мерседес» заработал и хватит.
— За «Форд» кредит выплатили бы, да и ремонт в квартиру просится.
— Нет! Никаких лекций! Остаешься при мне! Это приказ!
Краем глаза она заметила, как доволен ее приказом Матвей. Он так оживился, что до самого дома травил анекдоты — давно Далила так не смеялась.
— Ну что, алкоголик, — спросила она, въезжая во двор, — протрезвел? В гараж-то машину поставишь? Не промахнешься мимо ворот?
— А что, я похож на пьяного? — наивно хлопая глазами, воскликнул Матвей. — Если и пьян, то от любви.
— Как ты мил, когда нетрезв, — улыбнулась Далила. — Жаль, это редко бывает.
— О чем ты жалеешь? О том, что я мало пью? Это несложно исправить.
— О, нет! — рассмеялась Далила. — Я люблю тебя натуральным.
Слово «люблю» случайно слетело с губ, но она-то знала, что случайно такие слова не слетают.
Матвей сел за руль и направился к гаражу, а Далила вошла в подъезд. Открыв дверь квартиры, она не порхнула, как обычно, в гостиную, а задержалась в прихожей. Далила долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале, размышляя, увы, не о муже.
Она думала об Александре: «Уехать бы с ним на недельку, туда, где только он, море и я. Перестаралась с этой его ревностью, самой уже тошно».
Телефонный звонок прервал ее размышления. Звонил Александр.
— А я только что думала о тебе! — обрадовалась Далила.
Он насторожился:
— И что ты думала?
— Хорошо бы уехать куда-нибудь из дождливого Питера. Куда-нибудь поближе к теплу.
— Я за, но ты же боишься оставить семью.
Далила поняла, что получила отказ.
— Хорошо, что ты позвонил, — сказала она, собираясь нанести ответный удар. — Сегодня взяла новую пациентку, и, к сожалению, эту неделю и следующую я вынуждена работать после шести. Наши свидания, видимо, придется слегка отложить.
Александр взорвался:
— Тебе что, на жизнь не хватает?
— Перестань, ты прекрасно знаешь, что дело не в деньгах. У женщины тяжелейшее состояние. В любой момент она может свести счеты с жизнью.
Далила врала, Левицкая уже не производила на нее такого впечатления. Ей просто хотелось допечь Александра.
— Я понял, — зло сказал он. — Предлагаешь мне подождать, пока ты вселишь в нее жизнелюбие. Я согласен. Насаждай оптимизм в души истеричек, я тоже найду себе дело.
— Да нет, ты не правильно понял, — испугалась Далила.
— Я правильно понял. Салют, — сказал Александр, и в трубке раздались гудки.
Взгляд Далилы уперся в зеркало. Она не узнала себя. Затравленно и растерянно на нее смотрела поблекшая женщина лет сорока.
«Это расплата за профессиональный цинизм, который у меня появился, — подумала она. — Нельзя ставить эксперименты на людях. Это отвратительно, больно и заслуживает наказания».
Скрипнула дверь, в квартиру вошел Матвей.
— Что случилось? — спросил он, вешая на гвоздик ключи и одновременно всматриваясь в лицо жены.
— Все в порядке, — вздохнула Далила.
Опустив телефонную трубку, она повторила:
— Все прекрасно.
Но губы ее дрожали.
«Если он сейчас начнет задавать вопросы, — подумала она, — не выдержу и расплачусь».
Матвей не проявил любопытства. Поменяв туфли на домашние шлепанцы, он молча прошел на кухню. Далила поплелась за ним.
— Жрать хочу! Слопал бы и слона, — шутливо прорычал он, распахивая дверцу холодильника.
— А как же юбилей? — удивилась Далила. — Там что, не кормили?
— Там кормили, но больше поили. О, это то, о чем я мечтал! — радостно воскликнул Матвей, извлекая из холодильника засохший кусок колбасы, заплесневелый сыр и майонез, покрывшийся коркой. — Иди переоденься, а я пока «матвейбургер» сооружу. Надеюсь, батон в доме есть.
Далила пожала плечами:
— Вот уж не знаю. Зарабатываем как средний класс, а жрем, как бомжи.
Отправившись в спальню, она упала на кровать и оживила в памяти эпизод, поразивший ее неприятно. Недавно они с Александром лежали в номере, разгоряченные после жарких минут любви. Далила попросила воды. Он поднялся и принес, но сделал это так неохотно, что она о просьбе своей пожалела.
«Мой Матвей не такой, — подумала она, поднимаясь с кровати и стаскивая платье. — Ему не надо ничего объяснять».
Далила с содроганием вспомнила, что еще совсем недавно мечтала выйти замуж за Козырева.
Это желание возникло в ней на втором витке их романа, когда она одержала над Александром победу. Осознание, что добиться этого нелегко, лишь возбуждало в Далиле азарт. Будущее казалось прекрасным. Ради него стоило принести в жертву прошлое. О своем муже и о жене Козырева Далила даже не думала.
Жену Александра она представляла себе нудной, невзрачной и глупой женщиной.
Впрочем, жизнь этой женщины не была ей известна. Александр избегал разговоров о семье, и Далила ценила в нем эту мужскую черту.
Она многое в нем ценила: легкость нрава, спортивность, оптимизм, отсутствие физической и душевной лени. Эти качества, помноженные на необыкновенное везение во всем, за что бы он ни брался, делали Александра привлекательным не только в глазах женщин, но и мужчин.
В этом, правда, таилась и опасность для семейной жизни, но Далила была уверена, что знает, как бороться со всеми опасностями.
Теперь же она во всем сомневалась. Галантность незаметно с Александра слетела. Сквозь образовавшиеся бреши проглядывало лицо самовлюбленного эгоиста.
Стряхнув грустные мысли, Далила надела халат и вернулась на кухню. И сразу получила возможность убедиться, как хорош ее муж. На столе источал аромат громадный (в размер батона) золотистый бутерброд, сооруженный на скорую руку и запеченный в духовке Матвеем.
— Садись быстрей, остывает, — озорно сверкая глазами, сказал он и азартно потер руки.
Далила вспомнила лекцию, которую она прочитала в женском клубе по просьбе Лизы.
«Женщина, цель жизни которой лишить мужчину инициативы, во всем опекая и поучая его, проиграет во всем. Выигрывает лишь та, которая демонстрирует мужу беспомощность, полагаясь на трезвость мужского ума. Восхищаясь достоинствами супруга, мы получаем право на ответное восхищение».
Подруги Лизы, отчаянные феминистки, освистали тогда Далилу.
«Женщина — человек, а не игрушка. Не пристало ей комедию перед мужчиной ломать. Плевать хотим на политику! На мужскую прямолинейность ответим женской прямолинейностью, — галдели пьяные дамочки. — И не смейте мужчинам подсуживать!»
Далила тогда расстроилась, заспорила с ними, сказала, что не подсуживает, что муж вообще оценивает все ее книги как изощренное раздувание межполовой вражды. Оправдаться ей так и не дали: затопали и захлопали.
Теперь же, глядя на своего хозяйственного Матвея, она с усмешкой подумала: «Практика подтвердила теорию. И из мужчины можно сотворить человека, если за дело возьмется женщина. Александр никогда не станет хорошим мужем. Жена за него не взялась, она слишком его испортила. Теперь, даже если сильно постараться, он будет далек от идеала. Время безнадежно упущено».
— Ну, рассказывай, — весело воскликнул Матвей, разливая по чашкам чай, — что поведала твоя Левицкая Ирина Сергеевна? Кстати, простила она тебя?
— Тебя, ты хотел сказать.
— Меня-то она простила. Я увидел это сразу, как только вошел в кабинет.
— Надо же. То-то я смотрю, ты имя ее с налету запомнил. И зачастил на работу ко мне заходить. Да, дорогой, за тобой только глаз да глаз. Но должна тебя огорчить: Левицкая отрицательно относится к любовникам. Просто терпеть их не может.
Матвей уточнил:
— К своим или к чужим?
— Ко всяким, — состроив рожицу, разочаровала его Далила.
— Вот оно что. Теперь мне ясно, почему ты так поспешила ей сообщить, что я муж. Я мгновенно лишился всех очков, набранных в прошлый раз.
— Ты о чем?
— Как только ты объявила, что я муж, Левицкая потеряла ко мне интерес.
Далилу заинтриговал вывод мужа, пусть и шутливый.
— Поясни, — потребовала она.
— А тут и так все ясно, — отмахнулся Матвей. — Я ей понравился.
— Нет, в самом деле, тебе точно так показалось или ты просто дурачишься? Ты заметил с ее стороны интерес?
— Не знаю, интерес там или любопытство, но, когда ты представила меня своим мужем, она испытала разочарование, — заверил Матвей.
— В таком случае мне понятно разочарование Ирины Сергеевны, — рассмеялась Далила. — У такой красотки, как я, муж мог бы быть и красивей.
— Ты думаешь?
— Убеждена.
— Куда же красивей? — выразил недоумение Матвей, свободной от бутерброда рукой делая жест вдоль своего могучего торса. — Посмотри на меня. В здоровом теле здоровый дух. Гигант мысли, аж целый профессор.
Далила состроила рожицу и простонала:
— Фи-и-и.
Матвей усмехнулся:
— Ну не знаю, чего тебе надо. Студентки от меня без ума.
— Студентки твои без ума, поэтому они от тебя без ума. Им просто не хочется учить твою алгебру. Это единственный стимул их безумной любви.
— Глупости, не такой уж я варвар, чтобы мордовать хорошеньких девушек математикой.
Матвей рассмеялся, обнажая свои ровные белые зубы. Вернувшись из Германии, он хвастал, что выдавал родные зубы за вставные фарфоровые.
— Зачем? — удивилась Далила.
— Для пристижу.
— Для «пристижу» твои зубы за фарфоровые надо здесь выдавать. В Германии этим никого не впечатлишь.
— Не скажи, — возразил Матвей. — Еще как впечатлял. Визитку моего дантиста все сразу просили.
Вспомнив об этом, Далила подумала: «Какой он у меня озорной. А Сашка зануда. И хорошо, если бросит меня».
Матвей широко улыбнулся, показывая ровные белые зубы, и сообщил:
— На Левицкую мне плевать, а вот на стол твой, пожалуй, нет. Стол мне очень понравился. Не отнести ли его домой? Я весь день о нем думал.
Она удивленно вскинула брови:
— О столе? Не обо мне?
— Я думал о вас! — воскликнул Матвей, с распростертыми объятиями бросаясь к жене.
Далила катапультировалась из кресла и, шустро отскочив от стола, предупредила:
— Я сегодня опять на машине.
— Чудесно, зато я на такси.
— Почему?
— У проректора внезапно случился большой юбилей. Пришлось наспех выпить.
— Алкоголик, — рассмеялась Далила. — Ты мои планы попутал. Лучшая подруга на склоне лет родила, а я навестить ее все не выберусь.
— Зато я навестил, — похвастал Матвей и тут же пожаловался:
— Приперся в роддом как старый дурак с апельсинами, а меня не пускают. Вы кто? Отвечаю: «Конечно, отец!» Не признаваться же им, что я единственный в Петербурге мужчина, с которым Галина не переспала.
— Какие твои годы, — успокоила мужа Далила. — Еще переспишь.
Матвей замахал руками:
— Чур, меня! Чур! С меня хватит того, что она от тебя родила.
— Что за глупости?
— Галка записку прислала. Я ей чиркнул: «Кто отец?» А она мне в ответ: «И глазки у девочки умненькие, и волосики разгустые». А внизу приписка: «Вылитая Далилка».
— Узнаю родную подругу. Значит, ты апельсины Галюсику передавал? Разве не знаешь, что роженицам нельзя есть апельсины?
— Почему? — удивился Матвей.
— Аллергия у деток от них.
— Я сегодня у Галины был в первый раз. Так что предыдущие апельсины не от меня.
— От кого же? — удивилась Далила.
— Мало ли от кого.
Матвей с таинственным видом засунул руку в карман плаща и с криком «але-оп!» достал букетик фиалок. Далила пришла в восторг:
— Какое чудо!
— Немного примялись.
— Как ты мог держать их в кармане? — спросила она, нюхая цветы и выходя из кабинета.
— Я и тебя охотно в карман посадил бы, — шагая за женой, признался Матвей. — Мне опять предлагают в Германии лекции читать. Грозятся хорошо заплатить, а как тебя одну тут оставить?
— Никаких лекций! — приказала Далила. — На «Мерседес» заработал и хватит.
— За «Форд» кредит выплатили бы, да и ремонт в квартиру просится.
— Нет! Никаких лекций! Остаешься при мне! Это приказ!
Краем глаза она заметила, как доволен ее приказом Матвей. Он так оживился, что до самого дома травил анекдоты — давно Далила так не смеялась.
— Ну что, алкоголик, — спросила она, въезжая во двор, — протрезвел? В гараж-то машину поставишь? Не промахнешься мимо ворот?
— А что, я похож на пьяного? — наивно хлопая глазами, воскликнул Матвей. — Если и пьян, то от любви.
— Как ты мил, когда нетрезв, — улыбнулась Далила. — Жаль, это редко бывает.
— О чем ты жалеешь? О том, что я мало пью? Это несложно исправить.
— О, нет! — рассмеялась Далила. — Я люблю тебя натуральным.
Слово «люблю» случайно слетело с губ, но она-то знала, что случайно такие слова не слетают.
Матвей сел за руль и направился к гаражу, а Далила вошла в подъезд. Открыв дверь квартиры, она не порхнула, как обычно, в гостиную, а задержалась в прихожей. Далила долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале, размышляя, увы, не о муже.
Она думала об Александре: «Уехать бы с ним на недельку, туда, где только он, море и я. Перестаралась с этой его ревностью, самой уже тошно».
Телефонный звонок прервал ее размышления. Звонил Александр.
— А я только что думала о тебе! — обрадовалась Далила.
Он насторожился:
— И что ты думала?
— Хорошо бы уехать куда-нибудь из дождливого Питера. Куда-нибудь поближе к теплу.
— Я за, но ты же боишься оставить семью.
Далила поняла, что получила отказ.
— Хорошо, что ты позвонил, — сказала она, собираясь нанести ответный удар. — Сегодня взяла новую пациентку, и, к сожалению, эту неделю и следующую я вынуждена работать после шести. Наши свидания, видимо, придется слегка отложить.
Александр взорвался:
— Тебе что, на жизнь не хватает?
— Перестань, ты прекрасно знаешь, что дело не в деньгах. У женщины тяжелейшее состояние. В любой момент она может свести счеты с жизнью.
Далила врала, Левицкая уже не производила на нее такого впечатления. Ей просто хотелось допечь Александра.
— Я понял, — зло сказал он. — Предлагаешь мне подождать, пока ты вселишь в нее жизнелюбие. Я согласен. Насаждай оптимизм в души истеричек, я тоже найду себе дело.
— Да нет, ты не правильно понял, — испугалась Далила.
— Я правильно понял. Салют, — сказал Александр, и в трубке раздались гудки.
Взгляд Далилы уперся в зеркало. Она не узнала себя. Затравленно и растерянно на нее смотрела поблекшая женщина лет сорока.
«Это расплата за профессиональный цинизм, который у меня появился, — подумала она. — Нельзя ставить эксперименты на людях. Это отвратительно, больно и заслуживает наказания».
Скрипнула дверь, в квартиру вошел Матвей.
— Что случилось? — спросил он, вешая на гвоздик ключи и одновременно всматриваясь в лицо жены.
— Все в порядке, — вздохнула Далила.
Опустив телефонную трубку, она повторила:
— Все прекрасно.
Но губы ее дрожали.
«Если он сейчас начнет задавать вопросы, — подумала она, — не выдержу и расплачусь».
Матвей не проявил любопытства. Поменяв туфли на домашние шлепанцы, он молча прошел на кухню. Далила поплелась за ним.
— Жрать хочу! Слопал бы и слона, — шутливо прорычал он, распахивая дверцу холодильника.
— А как же юбилей? — удивилась Далила. — Там что, не кормили?
— Там кормили, но больше поили. О, это то, о чем я мечтал! — радостно воскликнул Матвей, извлекая из холодильника засохший кусок колбасы, заплесневелый сыр и майонез, покрывшийся коркой. — Иди переоденься, а я пока «матвейбургер» сооружу. Надеюсь, батон в доме есть.
Далила пожала плечами:
— Вот уж не знаю. Зарабатываем как средний класс, а жрем, как бомжи.
Отправившись в спальню, она упала на кровать и оживила в памяти эпизод, поразивший ее неприятно. Недавно они с Александром лежали в номере, разгоряченные после жарких минут любви. Далила попросила воды. Он поднялся и принес, но сделал это так неохотно, что она о просьбе своей пожалела.
«Мой Матвей не такой, — подумала она, поднимаясь с кровати и стаскивая платье. — Ему не надо ничего объяснять».
Далила с содроганием вспомнила, что еще совсем недавно мечтала выйти замуж за Козырева.
Это желание возникло в ней на втором витке их романа, когда она одержала над Александром победу. Осознание, что добиться этого нелегко, лишь возбуждало в Далиле азарт. Будущее казалось прекрасным. Ради него стоило принести в жертву прошлое. О своем муже и о жене Козырева Далила даже не думала.
Жену Александра она представляла себе нудной, невзрачной и глупой женщиной.
Впрочем, жизнь этой женщины не была ей известна. Александр избегал разговоров о семье, и Далила ценила в нем эту мужскую черту.
Она многое в нем ценила: легкость нрава, спортивность, оптимизм, отсутствие физической и душевной лени. Эти качества, помноженные на необыкновенное везение во всем, за что бы он ни брался, делали Александра привлекательным не только в глазах женщин, но и мужчин.
В этом, правда, таилась и опасность для семейной жизни, но Далила была уверена, что знает, как бороться со всеми опасностями.
Теперь же она во всем сомневалась. Галантность незаметно с Александра слетела. Сквозь образовавшиеся бреши проглядывало лицо самовлюбленного эгоиста.
Стряхнув грустные мысли, Далила надела халат и вернулась на кухню. И сразу получила возможность убедиться, как хорош ее муж. На столе источал аромат громадный (в размер батона) золотистый бутерброд, сооруженный на скорую руку и запеченный в духовке Матвеем.
— Садись быстрей, остывает, — озорно сверкая глазами, сказал он и азартно потер руки.
Далила вспомнила лекцию, которую она прочитала в женском клубе по просьбе Лизы.
«Женщина, цель жизни которой лишить мужчину инициативы, во всем опекая и поучая его, проиграет во всем. Выигрывает лишь та, которая демонстрирует мужу беспомощность, полагаясь на трезвость мужского ума. Восхищаясь достоинствами супруга, мы получаем право на ответное восхищение».
Подруги Лизы, отчаянные феминистки, освистали тогда Далилу.
«Женщина — человек, а не игрушка. Не пристало ей комедию перед мужчиной ломать. Плевать хотим на политику! На мужскую прямолинейность ответим женской прямолинейностью, — галдели пьяные дамочки. — И не смейте мужчинам подсуживать!»
Далила тогда расстроилась, заспорила с ними, сказала, что не подсуживает, что муж вообще оценивает все ее книги как изощренное раздувание межполовой вражды. Оправдаться ей так и не дали: затопали и захлопали.
Теперь же, глядя на своего хозяйственного Матвея, она с усмешкой подумала: «Практика подтвердила теорию. И из мужчины можно сотворить человека, если за дело возьмется женщина. Александр никогда не станет хорошим мужем. Жена за него не взялась, она слишком его испортила. Теперь, даже если сильно постараться, он будет далек от идеала. Время безнадежно упущено».
— Ну, рассказывай, — весело воскликнул Матвей, разливая по чашкам чай, — что поведала твоя Левицкая Ирина Сергеевна? Кстати, простила она тебя?
— Тебя, ты хотел сказать.
— Меня-то она простила. Я увидел это сразу, как только вошел в кабинет.
— Надо же. То-то я смотрю, ты имя ее с налету запомнил. И зачастил на работу ко мне заходить. Да, дорогой, за тобой только глаз да глаз. Но должна тебя огорчить: Левицкая отрицательно относится к любовникам. Просто терпеть их не может.
Матвей уточнил:
— К своим или к чужим?
— Ко всяким, — состроив рожицу, разочаровала его Далила.
— Вот оно что. Теперь мне ясно, почему ты так поспешила ей сообщить, что я муж. Я мгновенно лишился всех очков, набранных в прошлый раз.
— Ты о чем?
— Как только ты объявила, что я муж, Левицкая потеряла ко мне интерес.
Далилу заинтриговал вывод мужа, пусть и шутливый.
— Поясни, — потребовала она.
— А тут и так все ясно, — отмахнулся Матвей. — Я ей понравился.
— Нет, в самом деле, тебе точно так показалось или ты просто дурачишься? Ты заметил с ее стороны интерес?
— Не знаю, интерес там или любопытство, но, когда ты представила меня своим мужем, она испытала разочарование, — заверил Матвей.
— В таком случае мне понятно разочарование Ирины Сергеевны, — рассмеялась Далила. — У такой красотки, как я, муж мог бы быть и красивей.
— Ты думаешь?
— Убеждена.
— Куда же красивей? — выразил недоумение Матвей, свободной от бутерброда рукой делая жест вдоль своего могучего торса. — Посмотри на меня. В здоровом теле здоровый дух. Гигант мысли, аж целый профессор.
Далила состроила рожицу и простонала:
— Фи-и-и.
Матвей усмехнулся:
— Ну не знаю, чего тебе надо. Студентки от меня без ума.
— Студентки твои без ума, поэтому они от тебя без ума. Им просто не хочется учить твою алгебру. Это единственный стимул их безумной любви.
— Глупости, не такой уж я варвар, чтобы мордовать хорошеньких девушек математикой.
Матвей рассмеялся, обнажая свои ровные белые зубы. Вернувшись из Германии, он хвастал, что выдавал родные зубы за вставные фарфоровые.
— Зачем? — удивилась Далила.
— Для пристижу.
— Для «пристижу» твои зубы за фарфоровые надо здесь выдавать. В Германии этим никого не впечатлишь.
— Не скажи, — возразил Матвей. — Еще как впечатлял. Визитку моего дантиста все сразу просили.
Вспомнив об этом, Далила подумала: «Какой он у меня озорной. А Сашка зануда. И хорошо, если бросит меня».
Глава 35
После разговора с Сибирцевым, Далила окончательно запуталась в своих мыслях и предположениях. В конце концов, она не выдержала и решила посоветоваться с тетушкой Марой.
Тетушка обладала фантастически ясным складом ума. На любой сложный вопрос она мгновенно давала простой и короткий ответ. Казалось, все она знает. Когда юная Далила мятежно вопрошала: «Что такое любовь?», тетушка невозмутимо ей отвечала: «Не более чем приятное заблуждение, деточка».
Разумеется, Далила с ней не согласилась тогда, но чем больше она жила, тем сильней открывался ей смысл сказанного. А смысл был таков: женщине нельзя полагаться только на чувства и не стоит придавать чувствам большого значения.
Возможно, рассудочность и не всегда хороша. Излишняя рассудочность помешала тетушке Маре создать семью.
«Но в моем деле рассудочность тетушки не помешает», — решила Далила и, собравшись с духом, рассказала ей о приключениях последних дней.
Щадя больное сердце пожилой женщины, Далила не собиралась рассказывать все. Она приоткрыла лишь необходимое, но проницательная тетушка остальное сама угадала.
— Что волнует тебя? — спросила она, когда Далила закончила свой рассказ.
— Я не знаю, как поступить. Складывается впечатление, что кто-то мною играет.
Тетушка обладала фантастически ясным складом ума. На любой сложный вопрос она мгновенно давала простой и короткий ответ. Казалось, все она знает. Когда юная Далила мятежно вопрошала: «Что такое любовь?», тетушка невозмутимо ей отвечала: «Не более чем приятное заблуждение, деточка».
Разумеется, Далила с ней не согласилась тогда, но чем больше она жила, тем сильней открывался ей смысл сказанного. А смысл был таков: женщине нельзя полагаться только на чувства и не стоит придавать чувствам большого значения.
Возможно, рассудочность и не всегда хороша. Излишняя рассудочность помешала тетушке Маре создать семью.
«Но в моем деле рассудочность тетушки не помешает», — решила Далила и, собравшись с духом, рассказала ей о приключениях последних дней.
Щадя больное сердце пожилой женщины, Далила не собиралась рассказывать все. Она приоткрыла лишь необходимое, но проницательная тетушка остальное сама угадала.
— Что волнует тебя? — спросила она, когда Далила закончила свой рассказ.
— Я не знаю, как поступить. Складывается впечатление, что кто-то мною играет.