Милевская Людмила. Мужской гарем

   Впрочем, ответ был очевиден: девушке не хватает жизненных сил. Она слишком вяла, ленива. Все ее планы и комбинации оставались лишь в замыслах.
   С этими мыслями Далила покинула комнату Веты и перебралась в соседнюю. С удивлением она обнаружила, что младшую дочь супруги Соболевы не очень-то балуют. Можно сказать, содержат ее по-спартански. Если в комнате Веты все самое модное и дорогое, то у младшей сестры было чисто и очень скромно: платяной шкаф, письменный стол, пианино, кровать, тумбочка, на ней магнитофон.
   Магнитофон Далилу больше всего поразил. У дочери богатого человека такое старье: «кассетник».
   Впрочем, допотопный магнитофон — единственное развлечение, остальное для учебы и жизни. Ничего лишнего. Даже игрушек не было в комнате. Удивительно, что у такой серьезной хозяюшки что-то хранится без ее ведома. Почему до сих пор не нашла?
   «А кто сказал, что без ведома? Кто сказал, что не нашла? — опровергла себя Далила, открывая дверцу шкафа. — Нашла… Нет, просто знает и покрывает сестру».
   К ее изумлению, под нижним ящиком не было фотографии.
   — Вот так номер! — поразилась она. — Неужели папаша раньше нашел? Бедная Вета! Или фотография за другой дверцей шкафа?
   На этот раз она не ошиблась: под бельевым ящиком действительно лежала фотография. Мальчишка с задорным чубом ласкал маленькую грудь Виолетты.
   «Эка невидаль, — усмехнулась Далила, — вполне все невинно. Но папаше наверняка не понравится».
   Спрятав снимок в карман, она собралась покинуть комнату, но в этот самый момент услышала какой-то звук в прихожей.
   «Да это же хлопнула дверь! — ужаснулась Далила, вспыхивая и покрываясь липким противным потом. — Что делать?»
   Вариантов практически не было — Далила полезла в шкаф. Затаившись между детскими платьями, она почти не дышала. Осторожные шаги приближались. Складывалось впечатление, что кто-то крадется. Скрипнула дверь.
   «Кто-то вошел в комнату!» — запаниковала Далила и вдруг услышала женский шепот:
   — Раз, два, три. Вот, кажется, в этот. Да, лучше сюда. Сюда она прячет обычно.
   Голос показался молодым и очень знакомым.
   «Да кто же это? — гадала Далила. — И что там происходит? Если эта девушка — член семьи, то почему она шепчет, крадется?»
   Любопытство пересилило страх, она слегка приоткрыла дверцу и глянула в щелку. И обмерла. На корточках перед письменным столом сидела Настя Миронова. Одной рукой она выдвигала ящик стола, в другой сжимала пистолет. В ящике лежали нотные тетради. Сунув под них пистолет, Миронова удовлетворенно вздохнула, поднялась и собралась выйти из комнаты.
   «Выходит, Настя заодно с убийцей! — озарило Далилу. — Она как-то узнала о предстоящем обыске и теперь подложила оружие, из которого незнакомка, похожая на Вету, застрелила Киселева и Трахтенберга. В таком случае нельзя ей позволить уйти. Я крупней, думаю, справлюсь».
   Далила вылетела из шкафа и коршуном набросилась на Миронову, пытаясь ее скрутить. Настя оказалась совсем неслабой и сопротивлялась отчаянно. И все же Далиле удалось повалить девушку на пол. Она лежала лицом вниз и, с трудом переводя дыхание, вопила:
   — Кто вы? Что вам надо?
   Усевшись верхом на поверженного противника, Далила окинула взглядом комнату, гадая: «Чем бы ее связать?»
   Увидев магнитофон, стоящий рядом, на тумбочке, она потянулась к кнопке. Включив запись, Далила повернула лицо к микрофону и громко спросила:
   — Анастасия Миронова, это ты убила Киселева и Трахтенберга?
   — Не я! — закричала она. — Кто вы? Отпустите! Мне больно!
   — Зачем ты пробралась в квартиру подруги?
   — Я здесь случайно.
   — Случайно в чужую квартиру прошла? — рассмеялась Далила. — Случайно узнала код замка, случайно проскользнула мимо охраны.
   Миронова дернулась и в оправдание себе сообщила:
   — Охрана знает меня!
   — Еще бы, ты же подруга Соболевой. Только непонятно, зачем охранник тебя пропустил. Он же знает, что хозяев нет дома. Нет, голубушка, ты хитростью проникла сюда. И ключи хитростью раздобыла.
   — Кто вы? Чего вы хотите? — плаксиво спросила Миронова.
   Далила гаркнула:
   — Ты все перепутала! Это я на тебе сижу, поэтому и вопросы буду задавать только я. А ну признавайся, зачем ты лучшей подруге пистолет подложила?
   — Ничего я не подкладывала!
   — Не ври! Я видела! Ты только что положила его в нижний ящик стола!
   — Я его спрятала! — крикнула Настя и взмолилась:
   — Отпустите, пожалуйста, мне очень больно!
   — Как ты попала сюда? Где ты взяла ключи от чужой квартиры?
   — Не скажу!
   Далила пригрозила:
   — Тогда я тебя свяжу и милицию вызову.
   — Нет, не надо! — испугалась Миронова. — Я вам все расскажу!
   — Как ты вошла сюда?
   — У меня были ключи.
   — А зачем пистолет принесла?
   — Я всего лишь спрятать его хотела.
   — Хотела всего лишь спрятать пистолет, из которого застрелили Киселева и Трахтенберга?
   — Да, Ветка их не убивала.
   — Ясное дело. А почему ты решила спрятать пистолет не в комнате лучшей подруги, а у ее младшей сестры? — удивилась Далила.
   — Потому что Ветка все в этой комнате прячет, — как о само собой разумеющемся сообщила Миронова.
   «Ну и наглая», — поразилась Далила, спросив:
   — От кого она прячет все в этой комнате?
   — От родителей. Младшей сестре они доверяют больше, чем Ветке. Отпустите меня! Я уже все вам рассказала! — снова взмолилась Миронова.
   — Нет, не все. Отпущу, когда назовешь мне убийцу. Говори, кто Киселева и Трахтенберга убил?
   — Я не знаю!
   — А кто приказал тебе пистолет подложить?
   — Не скажу!
   — Вот что, — рассердилась Далила. — Если ты будешь по-прежнему подставлять подругу, покрывая убийцу, я не только тебя не отпущу, но и в милицию сдам. А если ты все честно расскажешь, я сделаю вид, что мы не встречались. Идет?
   Миронова завопила:
   — Что — идет? Я ничего не знаю! И не надо мне угрожать! Вы просто болтаете! Это ваши слова! У вас нет доказательств!
   — У меня в кармане лежит визитка свидетеля. Москвичка Филиппова ехала в Питер к сестре и видела твою сообщницу. Видела там, где был убит Киселев, в ресторане «Старый замок».
   — В «Старом замке» был убит Трахтенберг, — истерично рассмеялась Миронова.
   — Вот ты и проболталась! — возликовала Далила. — Откуда ты знаешь?
   — Все это знают.
   — А еще что знают все? Зачем убили любовников Веты?
   — Их убили не как любовников, а как бизнесменов. А Ветку просто подставить хотели.
   — Кто?
   Миронова взвыла:
   — Я не знаю! Отпустите меня! Я больше ничего вам не скажу!
   — Признавайся, кому ты помогала?
   — С чего вы взяли, что я помогала?
   — С того, что ты с Ветой курточку покупала. Вета не хотела покупать эту куртку, а ты ей навязала. А на следующий день купили точно такую курточку. Думаю, по твоей указке. Говори, в чьих интересах ты действовала?
   — С чего вы взяли, что курточек две? — попыталась удивиться Миронова.
   — Ты мне дурочкой не прикидывайся! — прикрикнула грозно Далила. — Все ты знаешь! Таких курточек от «Диор» в Питере всего две: одна у Веты, другую купила убийца, твоя сообщница. Я ее видела своими глазами. В той самой курточке от «Диор». С Шатуновым была она.
   — С Виктором Степановичем?
   — Ах, ты знаешь такого.
   — Знаю.
   — Значит, и девицу, которая Киселева и Трахтенберга убила, ты тоже знаешь. А ну говори, как ее имя?
   Анастасия взвыла:
   — Отпустите! Мне больно! Ой, мамочка! Вы руку мне уже поломали!
   Далила, ослабив хватку, слегка приподнялась — Миронова дернулась и, мгновенно сбросив ее, вскочила, потом оглянулась и, остолбенев, изумленно воскликнула:
   — Самсонова?! Что вы здесь делаете?!
   — Лучше скажи по-хорошему, девочка, что тут делаешь ты? — спросила Далила, бросаясь к Мироновой.
   Та крикнула:
   — А тебе я вообще ничего не скажу!
   И метнулась в прихожую. Далила ее догнала, опять завязалась борьба. На этот раз Настя активней сопротивлялась, и все же Далила снова взяла верх. Она загнала девушку в угол, зажала ее, навалившись всем телом, и попыталась достать из кармана сотовый, крикнув:
   — Сбежать тебе не удастся. Все рано я тебя не отпущу.
   — И что ты мне сделаешь? — сникая, спросила Миронова.
   — В милицию сдам.
   Успокоившаяся было Настя вдруг зашевелилась, заворочалась, раздался еле слышный жужжащий звук — Далила дернулась, вскрикнула и провалилась в небытие.

Глава 22

   Очнулась Далила на полу в прихожей в квартире Соболевых. Очнулась, потрогала шишку на голове и грустно подумала: «Настя, конечно, сбежала. Она хитрая, а я дура. Почему не догадалась сама огреть эту Миронову по башке? Жажда связать ее меня обуяла. Все веревку искала, балда, не решалась увечье преступнице нанести. Надо было так трахнуть ее по тыкве, чтобы очухалась эта Настя только в милиции».
   — Эх, — кряхтя и вздыхая, посетовала Далила, — мой гуманизм когда-нибудь меня точно погубит.
   Глянув на часы, она даже порадовалась: «Еще хорошо, что я недолго без чувств тут валялась. Представляю, куда полезли бы глаза Соболевых, обнаружь они у себя на полу незнакомую женщину».
   Охая от боли, Далила довольно резво переместилась к магнитофону. Кассета оказалась на месте, следовательно, Миронова не догадалась, что разговор с ней записывался. Слегка отмотав ленту назад и щелкнув кнопкой «плей», Далила прислушалась.
   — Отпустите, мне больно! Ой, мамочка! Вы руку мне уже поломали! — раздались приглушенные вопли Мироновой.
   Затем раздались звуки возни, шаги и чуть позже ее же крик изумления:
   — Самсонова?! Что вы здесь делаете?!
   Облегченно вздохнув: «Все записалось!», Далила извлекла из магнитофона кассету и, сунув ее в карман, поспешила в прихожую. Она уже взялась за ручку двери, когда ее осенило: «А пистолет?!»
   Вернувшись в детскую, она выдвинула ящик стола, подняла стопку нотных тетрадей и выдохнула:
   — Уф, и здесь повезло!
   Пистолет остался на прежнем месте.
   «Пусть там и лежит до прихода милиции», — решила Далила.
   Опустив стопку тетрадей, она задержала взгляд на верхней. Ровным детским почерком на обложке были выведены номер школы, класс и фамилия ученицы. Профессионально отметив, что младшая дочь Соболевых собранная и аккуратная девочка, Далила машинально запомнила номер школы (вдруг пригодится) и задвинула ящик стола.
   Покидая квартиру, в прихожей она слегка замешкалась, проверяя, на месте ли телефон, не потеряла ли в драке. Выяснив, что не потеряла, Далила взялась за ручку двери и собралась повернуть задвижку замка, но не успела. Дверь вдруг сама на нее пошла — Далила едва отскочить успела. На пороге вырос крепкий молодой человек в кожаной куртке. За его широкой спиной маячили двое таких же «кожаных» крепких парней и охранник дома, который победоносно сказал, тыча пальцем в Далилу:
   — Я не ошибся. Эта дамочка здесь.
   Из-за монументальных кожаных спин мгновенно выступил седовласый холеный мужчина в дорогом элегантном пальто. Источая аромат французского одеколона, он двинулся на оцепеневшую Далилу. Она попятилась и оторопело его спросила:
   — Вы кто?
   Элегантный усмехнулся и ответил:
   — Вы еще поинтересуйтесь, как я сюда попал.
   — Как вы сюда попали? — поинтересовалась Далила, от страха и растерянности пребывавшая в полусознательном состоянии.
   — Я хозяин квартиры, — сказал элегантный, давая «кожаным» знак.
   Те мгновенно сорвались с места и разбежались по комнатам. Вскоре они вернулись и доложили:
   — В квартире, кроме нее, никого больше нет. Элегантный обратился к охраннику дома:
   — Виктор, можете возвращаться на пост. Мы тут сами уже разберемся. Спасибо за отличную службу.
   — Не за что, Андрей Петрович, — направляясь к лифту, ответил охранник. — Если понадоблюсь, зовите.
   — Думаю, сегодня точно не понадобитесь, — сказал элегантный и, закрывая за Виктором дверь квартиры, обратился к Далиле:
   — Кто вы?
   Она поспешно представилась:
   — Я не воровка.
   — Вижу, — нахмурился элегантный. — К тому же, здесь нечего воровать. Деньги в квартире я не храню, а мебель и прочее чрезвычайно сложно пронести мимо охраны. Так кто вы? — повторил он вопрос.
   Далила озабоченно глянула на «кожаных», окруживших ее со всех сторон, и предположила:
   — Раз вы хозяин квартиры, значит, я разговариваю с Соболевым Андреем Петровичем.
   Элегантный отметил с иронией:
   — Приятно, что вы знаете, в чей дом залезли. Да, я Соболев, а кто вы? Хотелось бы наконец услышать.
   Далила, снова озабоченно покрутив головой, посмотрела на «кожаных» и призналась:
   — Я и сама хотела бы вам это сказать, но не могу при свидетелях.
   «Кожаные» хором ей сообщили:
   — Мы не уйдем.
   Соболев подтвердил:
   — Мои телохранители не уйдут. Говорите при них. И поскорее. В ваших же интересах.
   — Если в моих интересах поскорее вам все рассказать, то в ваших интересах, чтобы я помолчала, — туманно уведомила Далила.
   Соболев насторожился:
   — Почему?
   Она пояснила:
   — Во всяком случае, я не могу говорить до тех пор, пока не узнаю, что здесь можно обо всем говорить. Пожалуйста, наклонитесь, я скажу вам на ухо.
   Соболев, помешкав, неуверенно и осторожно наклонился к Далиле.
   — Я от Веты, — шепнула она.
   Отшатнувшись, он воскликнул:
   — Мне нужны доказательства.
   — Мы по-прежнему будем говорить при ваших телохранителях? — удивилась она, окончательно оправившись от испуга. — Если хотите, обыщите. Могу вам поклясться, у меня при себе только холодное оружие.
   «Кожаные» резво подались вперед, но Далила им пояснила:
   — Я говорю о ногтях и зубах.
   Соболев наконец решился:
   — Хорошо, приглашаю вас в кабинет.
   В кабинете, погрузившись в кресло, Далила сразу спросила:
   — Андрей Петрович, вы абсолютно уверены, что я могу говорить? Вас не прослушивают?
   Соболев, снисходительно взглянув на нее, с иронией произнес:
   — Девушка, вы переоцениваете нашу дремлющую милицию.
   — Я не девушка, — уточнила Далила.
   — Беда-то какая! — шутливо ужаснулся Соболев и с сарказмом осведомился:
   — Могу я вам чем-то в этом помочь?
   Она поразилась:
   — Для человека, чья дочь обвиняется в двух убийствах, вы чрезмерно игриво настроены.
   Соболев, сердито поджав губы, твердо сказал:
   — Моя дочь не виновна.
   — Именно это я хочу доказать, — сообщила Далила.
   — Сначала вы докажите, что на законных основаниях проникли в мою квартиру.
   Она потрясла связкой ключей. Соболев возмутился:
   — Откуда у вас наши ключи?
   — Мне дала их Вета.
   — Зачем?
   — Я не могу вам сказать.
   — Тогда придется вас обыскать.
   Далила вскочила:
   — Только попробуйте!
   Соболев задумчиво уставился на нее и спросил:
   — Почему я должен вам верить? Вы проникли в мою квартиру, шарили здесь…
   — Хорошо, — прервала она, — я наберу номер, и вы сами поговорите с Ветой. Пусть она вам расскажет.
   — Давайте, набирайте, — согласился Соболев, и в этот миг зазвонил его телефон.
   Он достал из кармана трубку и, ни слова не сказав, с минуту подержал ее возле уха. Выражение лица у него при этом было виновато-умильное. Когда же он возвращал трубку в карман, вид у него был любезно-приветливый. Он сказал:
   — Все прояснилось.
   — Звонила Вета, — догадалась Далила.
   Соболев грустно кивнул:
   — Она все объяснила. Извините за грубость и спасибо вам за заботу.
   Далила на всякий случай предупредила:
   — Но фотографию я вам не покажу.
   — А разве я вас об этом прошу? Не надо. И вообще, вы свободны. Можете отправляться домой. Мои охранники вас проводят.
   — Нет-нет, это еще не все, — запротестовала она.
   Соболев удивился:
   — Не все?
   Далила выпалила ему обо всем, что произошло в этой квартире. Он был сражен и растерян. С минуту сидел в задумчивости, забыв про Далилу, очнувшись же, промямлил:
   — Я вам не верю.
   Она в доказательство выложила на стол трофей: кассету. Рассеянно взвесив ее на руке, он признался:
   — В моем доме это негде прослушать.
   «И огорошила же я его, — изумилась Далила. — Сама не ожидала. Память у бедняги отшибло. Я только что говорила про магнитофон».
   — Ну как же, — ласково, как больному, сказала она, — в комнате вашей младшей дочери есть старый магнитофон. Я на нем кассету записывала.
   — Ах да, — вспомнил Соболев. — Простите, что-то я не того…
   Не закончив фразу, он сделал витающий жест вокруг головы.
   — Отлично вас понимаю, — привычным приемом поддержала его Далила, стремительно покидая кресло.
   Соболев плелся за ней, словно робот. Казалось, происходящее он плохо уже понимает.
   Проследовав в детскую, они остановились у письменного стола. Далила выдвинула ящик, решительно приподняла стопку тетрадей и показала на пистолет:
   — Вот!
   Соболев издал вопль изумления.
   Вставляя кассету в магнитофон, краем глаза она наблюдала за ним, мысленно отмечая, что Соболев очень плохо держит себя в руках. Когда же они прослушали то, что записалось на пленку, он осел на кровать младшей дочери и, рассеянно поглаживая ладонью грудь в области сердца, промямлил:
   — Невероятно.
   — Я тоже была удивлена.
   — Но почему Настя во всем созналась?
   Далила пожала плечами:
   — Испугалась от неожиданности.
   — Невероятно.
   Соболев не просто изменился в лице. В считанные секунды он постарел лет на десять. Взглянув на него опытным глазом, Далила легко разгадала загадку его превращения. Теперь в беде две дорогие ему женщины: дочь и ее подруга, Миронова.
   — И давно вы с Настей любовники? — спросила она.

Глава 23

   Она думала, что Соболев начнет отпираться, но он, покачав головой, сказал:
   — Очень давно.
   — Очень? — удивилась Далила, доставая из магнитофона кассету и укладывая ее в свой карман. — Насте всего двадцать четыре года.
   — Двадцать пять, — не прекращая массировать грудь, уточнил Соболев. — Настя старше моей Веты на год. Простите, мне срочно нужно сделать звонок.
   Он поднялся с кровати и тяжелой походкой вышел из комнаты, но вскоре вернулся и, протянув руку, решительно приказал:
   — Давайте сюда.
   Далила попятилась:
   — Что давать?
   — Давайте сюда кассету.
   — Может, лучше я сама отнесу кассету в милицию?
   Соболев рассердился:
   — Прекратите делать из меня подлеца! Я люблю свою дочь!
   — Но еще больше себя, а значит, и Настю, — сказала Далила и твердо добавила:
   — Это я вам говорю как психолог.
   Как психолог она знала, что по-разному в этой жизни бывает, но на этот раз хотела знать точно, что кассета, добытая с риском для жизни, не исчезнет бесследно.
   — Я уничтожу ее, эту тварь, — процедил сквозь зубы Соболев, вновь принимаясь массировать грудь.
   В его прищуренных глазах были злость и ненависть. Далила поняла, что он говорит о Насте, и протянула ему кассету, спросив:
   — А с пистолетом что делать?
   — И с пистолетом я разберусь. Милицию сейчас вызову и разберусь.
   Он в упор взглянул на Далилу:
   — Вы прячете мою дочь?
   — Нет, не я, но я знаю…
   Соболев поднес палец к губам:
   — Ш-ш-ш, молчите. Вы знаете, а мне пока знать не надо, где Ветка прячется. Вы ей одно передайте, Ветке моей. Я ее обязательно…
   Лицо его исказила гримаса, он запнулся и, обреченно махнув рукой, попросил:
   — Ничего ей не говорите. Она про Настю даже не подозревает.
   Далила кивнула:
   — Понимаю.
   Соболев беспомощно на нее взглянул, снова сел на кровать и прошептал:
   — Но зачем она это сделала?
   — Что?
   — Зачем Киселева и Трахтенберга убила?
   Далила заверила:
   — Настя их не убивала.
   Он опешил:
   — А кто их убил?
   — Другая женщина. Имени ее я не знаю, но она очень похожа на вашу дочь.
   Соболев перестал массировать грудь, вскочил и закричал:
   — Да-да! Именно так! Настя и наняла эту женщину! Я и не говорил, что Киселева и Трахтенберга она своими руками убила! Настя — заказчица!
   — Говорите, пожалуйста, тише, — попросила Далила. — В прихожей слишком много ушей.
   Соболев отмахнулся:
   — Своим людям я доверяю.
   — И напрасно. Вы говорили Насте, что завтра в квартире намечается обыск?
   — Не обыск! Не обыск! — с жаром воскликнул он и тихо добавил:
   — Просто придут посмотреть на комнату Веты. Насте, конечно же, об этом я не говорил.
   — Но она как-то узнала.
   Соболев растерялся:
   — Выходит, да. Настена перед обыском пистолет подложила. Но зачем она Вету мою подставляет?
   Он вдруг испуганно посмотрел на Далилу и воскликнул:
   — А почему она его не забрала, пистолет этот? Если вы ее разоблачили, то какой смысл пистолет здесь оставлять? Был записан ваш разговор…
   — О кассете она не знает, — перебила его Далила. — А про пистолет впопыхах и от растерянности Настя могла забыть.
   — А могла и не забыть, — продолжил Соболев. — Уверен, Настя теперь будет меня шантажировать.
   — Ну-у, если она надеется и вами еще управлять, тогда без кассеты вообще доказать невозможно, что пистолет подложила она.
   Далилу вдруг осенило:
   — Погодите! А как охранник узнал про меня?
   — Он видел, как вы проскочили в лифт.
   — Но как он узнал, что вошла я в вашу квартиру? Соболев усмехнулся и снисходительно сообщил:
   — На табло загорелся этаж, на котором вы вышли, это во-первых. Во-вторых, на моем этаже всего две квартиры. А в третьих, все этажи снабжены видеокамерами. Охранник подошел к монитору, увидел, как вы вошли, и позвонил мне в офис.
   — Информация с камер слежения записывается?
   — Да. И долго хранится.
   Далила подытожила:
   — Значит, должна остаться запись того, как Настя проникла в квартиру. Значит, вы не можете это дело замять. Следовательно, ей бесполезно вас шантажировать.
   — Вы правы, — слегка ободряясь, согласился Соболев. — Тогда я немедленно вызываю милицию.
   — Нет, погодите, — остановила его Далила. — Сначала давайте попробуем понять, зачем Мироновой эти убийства. Может, она из ревности решила Вету подставить?
   Соболев опешил:
   — Из какой такой ревности?
   — Она ревнует вас к старшей дочери, к вашей семье.
   — Из ревности хлопнула двух компаньонов? Как вам только в голову это пришло. Дело, которое Настя провернула, — сложное, грандиозное даже. Сами судите: убить двух человек в один день само по себе непросто. Их на ту трассу надо было как-то еще заманить, а потом все так устроить, чтобы на Ветку мою убийства свалить.
   — Да, вашей любовнице пришлось потрудиться, — согласилась Далила.
   Соболев с укором заметил:
   — Нашли время кусаться. И без этого тошно.
   — Простите, — ей стало стыдно. — Продолжайте, пожалуйста, мне интересно знать, как вы мыслите.
   — А мыслю я следующим образом. Здесь пахнет деньгами и большими. Только из-за денег организуются такие сложные и затейливые убийства. Это я вам говорю, как съевший собаку на этом деле. А ревность…
   Соболев покачал головой:
   — Нет, для таких сложных конструкций ревность — слишком слабый мотив.
   — Плохо вы знаете женщин, — огрызнулась Далила и подумала: «Но он прав».
   — Как с Веткой беда случилась, — продолжил Соболев, — голову себе я сломал, размышляя над тем, кто дочку мою подставляет. Чего только не передумал. Перебрал всех своих врагов, с друзьями советовался.
   — И что?
   — А ничего! Не вижу резона! Теперь же, когда выяснилось, что Настя заказала Киселева и Трахтенберга, я совсем уже ничего не пойму. Зачем это ей, Ветку мою подставлять? Они же подруги. И про отношения наши Вета не знает.
   — Странно, — удивилась Далила. — Неужели вы думаете, что Настя только для того и убила двух бизнесменов, чтобы вашу Вету подставить?
   Соболев отрезал:
   — Именно так я и думаю.
   — Но почему?
   — Потому что других версий не нахожу. Бизнес этих убогих покойничков здесь ни при чем.
   — А слияние? Если бы Киселев и Трахтенберг были живы, они не стали бы в холдинг вливаться.
   — Совершенно верно, они расторгли бы с ней договор. Ну и что? Насте плевать на холдинг.
   Соболев посверлил Далилу глазами и вдруг спросил:
   — Это вы подсылали ко мне ту ушлую даму!
   — Лизу?
   — Да-да.
   — Почему подсылала?
   — А что, сами прийти не могли?
   — Я действовала в интересах вашей дочери. Вета боялась, что за вами следят. И как только я выйду из вашего офиса, сразу начнут следить и за мной, а я бываю у Веты.
   Соболев рассмеялся:
   — Поразительная наивность! Неужели вы думаете, что я пустил это дело на самотек? Во-первых, в моем офисе столько народу бывает, что на всех не хватит ментов. А во-вторых, менты эти у меня на содержании. Они докладывают мне все, что касается Веты.
   — Выходит, с пистолетом Настя старалась зря? — прозрела Далила.
   — Ну, конечно! Нет, те показания, которые в деле возникли раньше, чем я о нем узнал, изъять нельзя. Пока нельзя. А там посмотрим. Дела и горят, и тонут. Не беспокойтесь, дочку в обиду не дам.
   — Ну, тогда я вам не нужна.
   Соболев удивился:
   — Вы что, обиделись?
   Далила пожала плечами:
   — С чего?
   — Значит, вы не правильно меня поняли. Я хотел не только Ветку спасти, но и виновного наказать.
   — Хотели, пока не знали, что здесь замешана Настя, — уточнила Далила.
   Он рассердился:
   — Не придирайтесь к словам. Всего лишь имел в виду, что дорожу каждой мелочью, каждым свидетелем, потому что понимаю: тот, кто это затеял, тоже не беден.