Милевская Людмила. Пять рассерженных мужей

   Все кивнули, давая понять, что прониклись чрезвычайной важностью вопроса. Лишь после этого Джон Форрестер кивнул Ричарду Контагу, своему первому заместителю, и тот кратко изложил суть проблемы.
   — Господа, — хорошо поставленным голосом начал он, — из оперативных данных, вполне достоверных и многократно проверенных, нам стало известно, что летом 1988 года русские провели в Забайкалье полевые испытания нового психотропного оружия невероятной мощности. Установка имела рабочее название «Аист». Цель испытаний: с помощью модулированного и несколько рассеянного лазерного излучения достичь полного подавления воли лиц, подвергнутых воздействию излучения.
   Все переглянулись.
   — Наш резидент в Иркутске заверяет, — продолжил Контаг, — что результат испытаний отрицательный. Установка «Аист» вышла из-под контроля и самоуничтожилась. Почти все испытуемые погибли. Кроме того, в донесении отмечается, что погиб практически весь обслуживающий персонал установки «Аист».
   Все снова переглянулись.
   — Работающая на тридцать процентов мощности лазерная система с плазменной накачкой, убила своим излучением солдат, осуждённых за мелкие воинские преступления на дополнительную службу в армии. Погибли и офицеры, которые имели заранее разработанную защиту, так называемые шлемы ДАД-1. Среди последних находился один из разработчиков системы ДАД-1, молодой лейтенант, увлёкшийся этой тематикой ещё в училище.
   — Он тоже погиб? — спросил один из заместителей Форрестера.
   — Имейте терпение, Билл, — раздражённо отреагировал директор ОНЕ. — Дослушайте до конца или хотя бы поспите. В конце совещания я все равно предоставлю всем сверх-материалы по этому делу. Естественно только для использования в специально отведённых помещениях Управления.
   — Извините, шеф.
   Джон Форрестер лишь махнул рукой, и Ричард Контаг продолжил:
   — Вторичное излучение установки «Аист» убило весь обслуживающий персонал, кроме людей, находившихся в помещениях без окон…
   Линдон Ван Дейк откровенно затосковал, что было рискованно. Любой намёк на нерадивость расценивался здесь как отказ «консультанта из Принстона» от сотрудничества с ОНЕ или как недобросовестное исполнение им своего «гражданского долга». И то и другое могло повлечь очень нежелательные последствия. И все же Ван Дейк не сдержался и позволил себе раздражение.
   «И это те, кого называют „избранными интеллектуалами“, — подумал он. — Неужели разведчики никогда не смирятся с мыслью, что воздействовать на мозг человека с целью подчинения воли врагу — полная утопия? Во всяком случае с помощью лучей, механизмов и прочей машинерии. Воякам всего мира покоя не даёт мысль о покорной вражеской армии. Они всерьёз надеются, что можно превратить врагов в союзников или, на худой конец, в нейтралов. Заставить маршировать в обратную сторону. Идиоты!»
   В гневные мысли профессора Ван Дейка ворвался вопрос Форрестера:
   — А вы, доктор, что думаете об этом?
   — Чушь, — отрезал Линдон Ван Дейк. — Пора бы всем осознать: убить человека лазером — вещь возможная, а подчинить его волю с помощью лазерного луча, хоть модулированного, хоть какого хотите, — вредные фантазии. Сам Господь поставил на этом пути непреодолимые препятствия.
   — Что ж, — заметил Ричард Контаг, — порой убить противника не самый худший выход.
   — Могу порекомендовать пулемёт или бомбу, — с мальчишеским безрассудством посоветовал Ван Дейк.
   Все испуганно на него воззрились, ожидая бури.
   Однако, Форрестер пропустил мимо ушей ядовитое замечание профессора и невозмутимо задал новый вопрос:
   — А нельзя ли, доктор, исследуя мозг испытуемых, определить характер и интенсивность воздействовавшего на них излучения?
   На этот раз Линдон Ван Дейк не счёл возможным давать волю эмоциям. Он лишь нахмурился и отрицательно покачал головой.
   Форрестер не принял такого ответа.
   — Хотелось бы знать ваше мнение, — твёрдо сказал он.
   — Видите ли, господин директор, мозг не оперирует понятиями частот и интенсивностей. Предметом его деятельности являются импульсы, которые воспринимаются человеком как ощущения. В свете этого, даже не представляю как подступиться к поставленной вами задаче.
   — А вот ваши китайские коллеги, доктор, похоже, вплотную подошли к решению этой проблемы, — вступил в разговор Ричард Контаг.
   Уязвлённый Ван Дейк опять не сдержался.
   — Ерунда! — отрезал он. — Ещё одна глупая и вредная фантазия!
   — Возможно, — миролюбиво заметил Джон Форрестер. — И тем не менее, китайцы вплотную занимаются этой «ерундой». Профессор, если бы мы сочли целесообразным профинансировать подобную задачу, ваша кафедра не отказалась бы от попытки разрешить проблему?
   Ван Дейк усмехнулся.
   — У нас достаточно сотрудников, готовых при наличии хорошего финансирования заниматься и проблемой влияния ила на интеллект лягушек. Впрочем… — учёный задумался, — тема не совсем бесплодна. Почему бы и не попробовать…
   Ричард Контаг оживился.
   — Доктор Ван Дейк, — вдохновлённо воскликнул он, — можно было бы попытаться сравнить ощущения, зафиксированные мозгом русских офицеров, с ощущениями наших возможных добровольцев, подвергнутых воздействию подобного излучения.
   — Добровольцев? — Ван Дейк скривился как от зубной боли. — Да ведь у русских почти все погибли. Даже персонал установки. Потребуются добровольцы на тот свет. И где взять этих русских офицеров?
   — Мы могли бы задать более щадящие режимы, — заметил Джон Форрестер, опуская замечание профессора о русских военных.
   — Слишком велик возможный спектр излучения, — отрицательно качнул головой непокорный «консультант из Принстона», — мне кажется, легче иголку в стогу сена искать. Кроме того, имеется немало иных переменных: уровень поляризации, рассеивания, базовая частотная характеристика… ну и многое другое. Думаю, физики зададут вам кучу вопросов.
   — Мы попробуем сузить задачу, — возразил Ричард Контаг. — Соответствующие задания оперативным группам и резидентурам в России будут выданы немедленно. Не исчезли же бесследно данные об этом полумифическом «Аисте».
   — Это ваши проблемы, — поморщился доктор Ван Дейк. — Если вы их решите, и когда вводные для разработки темы изменятся, тогда и поговорим. Однако, я остаюсь при своём мнении: задача слишком многовариантна. Найти решение затруднительно и… малогуманно. Любого учёного, взявшегося за её разрешение, я первый назову шарлатаном.
   — Что ж, — неожиданно легко согласился директор ОНЕ, — придётся откорректировать направление основной работы и поколебать вас в вашей уверенности. В конце концов, восемь офицеров, оставшихся в живых после испытания установки «Аист», по нашим данным, обладают фантастическими знаниями. Эта информация помогла бы воссоздать характеристики излучения. А ваша, профессор, работа, вероятно, подвела бы итог под усилиями разведки.
   — Как я понимаю, это не является чисто научной проблемой, — с неослабевающим сарказмом заметил профессор Ван Дейк.
   — Чисто научной не является, — подтвердил Джон Форрестер, делая акцент на слове «чисто».
   Он переложил на своём столе несколько бумаг и подвёл итог:
   — Управление национальных оценок считает необходимым поручить группе учёных Принстонского университета под руководством доктора Ван Дейка разработку проблемы, о которой мы здесь упоминали.
   Профессор возмущённо передёрнул плечами, но промолчал. Форрестер, словно не замечая его реакции, спокойно продолжил:
   — Однако, в виду малоблагоприятного прогноза научных разработок, следует считать наиболее перспективным получение необходимых данных оперативными методами разведки. Таким образом задача будет разрешаться в двух направлениях. Общее руководство разработками возлагаю на мистера Контага. Объём и источники финансирования проблемы определю дополнительно.
   На этом, господа, наше совещание прошу считать законченным. Вся информация по указанной тематике будет предоставлена вам немедленно. Прошу изучить и руководствоваться ею в дальнейшей работе. Режим секретности — «категория альфа».

Глава 27

   «В погоню!» — решила я, храбро устремляясь за «Альфа Ромео».
   Мой «Мерседес» мгновенно набрал скорость, но никакой погони не вышло. «Альфа Ромео» и не подумала удирать. Она двигалась в потоке машин неспешно, дисциплинированно, не нарушая правил. Без всякого труда я догнала её, пристроилась в хвост и подумала: «А что дальше?»
   Разглядеть внешность и количество пассажиров мне не удалось, как близко я ни подъезжала — мешали тонированные стекла.
   Я занервничала, даже распсиховалась. Да и было с чего: плестись на унизительно-низкой скорости я, лихачка, не привыкла, а тут ничего не оставалось, кроме как скромно следовать за вихляющим красным задом «Альфа Ромео», то и дело вспыхивающим тормозными огнями.
   От скуки я грызла ногти и гипнотизировала номер машины, который запомнила ещё в замечательный день марусиной свадьбы.
   В конце концов этот, вяло мелькающий зад начал мучительно меня раздражать. Так и подмывало опробовать на нем прочность нового мерседесовского бампера.
   «А что, — уже серьёзно начала задумываться я, — мысль неплохая. Сколько раз догоню эту „Альфу Ромэу“, столько раз и долбану по ней своим „Мерседесом“. На кой черт ещё нужна страховка? Бешеные деньги плачу, так почему бы не развлечься?»
   При этом я сильно рассчитывала на добрый нрав владельца «Альфы Ромео» — если он не потребовал компенсации ущерба в прошлый раз, то почему должен требовать теперь?
   В общем, я так увлеклась, что действительно прицелилась новеньким бампером в маячивший передо мной красный зад и даже нажала на газ. «Мерседес» хищно рванулся вперёд, но…
   «Альфа Ромео» внезапно переместилась в соседний ряд, я же лишь чудом не врезалась в дорогущий «Фольксваген-Бора», владелец которого молниеносно опустил стекло и показал мне кулак. Думаю, и комментарии у него имелись, очень ёмкие, но малоцензурные.
   Впрочем, не до комментариев было мне. «Альфа Ромео», словно учуяв моё настроение, уже сматывалась со всех ног, точнее со всех колёс.
   «Ха-ха! — обрадовалась я. — Вот это погоня!»
   Это действительно была погоня. «Альфа Ромео» проявляла чудеса резвости, виртуозно уворачиваясь от моего бампера и нахально дразня меня. Я азартна, и вскоре совершенно потеряла чувство самосохранения, всеми фибрами желая лишь одного — оставить свой страстный «поцелуй» на этом свежеполированном багажнике. Думаю, желание моё было абсолютно очевидно.
   Попутные машины, мгновенно уяснив с какой я целью гонюсь за «Альфа Ромео», панически освобождали пространство для погони. Даже участники перекрёстного движения очень быстро понимали, что к чему, поэтому на «красный» я неслась уже стремительно и дерзко.
   А что же «Альфа Ромео»?
   Ха-ха! Её владелец уже забыл о правилах и благочинстве, он нёсся так, словно увязался за ним не один табун чертей.
   Впрочем, я, если разозлюсь, порой, бываю и страшней.
   Вот в таком немыслимом темпе мы выскочили на Ленинградский проспект, в тот день неперегруженный. Тут уж взрывной итальянский автомобильчик понёсся, как угорелый, по прямой и без всяких выкрутасов. Мой тяжёлый солидный «Мерседес» с трудом за ним поспевал. Передать не могу, как я злилась, «Альфа Ромео» же наглела на глазах, даже издевалась, думаю. Она несколько раз позволила мне приблизиться к себе почти вплотную и тут же волшебным образом вновь ускользала.
   Такая погоня мне сразу разонравилась. Водитель явно был опытней. Он ликовал, демонстрируя своё умение, глумился и насмехался, мне же оставалось лишь губы от злости кусать да ругаться теми плохими словами, которыми, порой, дружески делилась со мной Тамарка — творческий человек в площадной брани.
   «А что это я время тут попусту трачу? — в конце концов задалась я вопросом. — Лью воду на мельницу этого задаваки. Пусть не радуется, пусть знает, что я, умница и красавица, хотела на него плевать.»
   С этой мыслью уже собралась повернуть обратно, но…
   Признаться, глазам своим не поверила, когда увидела, как на всем ходу, правым поворотом показывая парковку, «Альфа Ромео» затормозила и подрулила к тротуару, предоставляя мне возможность осуществить свою мечту.
   «Не бить же стоячую машину,» — приуныла я и припарковалась рядом.
   Уже и выскочить собралась, но тут меня осенило: «А если там гоблины? Бог мой! Дуру меня заманили и…»
   Рука сама потянулась к замку зажигания , но…
   В этот самый миг из «Альфа Ромео» вышел изысканный, блистательный и сумасшедше элегантный мэн.
   «Какой рост! Какая стать! Какой красавец! Не о таком ли мужчине мечтала всю жизнь?» — восхищённо поинтересовалась у себя я, без всякой надежды на ответ — передать не могу своего впечатления, остолбенела, онемела, потеряла дар речи.
   Пока я, поражённая, беспомощно глотала ртом воздух, мэн даром времени не терял. Он уверенно подошёл к моему «Мерседесу», открыл дверцу, протянул мне руку и потрясающе красивым голосом сказал:
   — Позвольте вам помочь.
   Всегда считала себя светской дамой, но тут я (как это ни обидно) ударила в грязь лицом.
   — Зачем? — спросила я, с ужасом констатируя, что веду себя как непроходимая дура, как дикий человек, как пещерная неандерталка.
   Состояние для меня, умницы и красавицы, мучительное, невыносимое, противоестественное. Конечно же, с таким положением вещей я мириться никак не могла и тут же дала своему глупому поведению очень умное объяснение.
   «Женщины любят прикидываться дурочками потому, — решила я, — что глупость усиливает красоту. Мужчина, увидев глупую женщину, автоматически считает её красивой. Умными остаются лишь те женщины, которым абсолютно нечего усиливать. Мне же работы здесь — непочатый край, только усиливай и усиливай!»
   С таким объяснением я была на коне. Снова почувствовав себя светской дамой, повторила тот же вопрос, но с совершенно другими ощущениями.
   — Зачем? — спросила я, сложнейшая натура, сумевшая в секундный отрезок общения вместить гигантскую мысль, полезную и философскую.
   Совершенно очевидно, мужчина похвастаться таким богатством извилин не мог. Он просто стоял с протянутой рукой и примитивно ждал ответа. Уверена, ещё и глупой меня считал, не подозревая о своём скудоумии.
   Впрочем, в дальнейшем выяснилось, что я была неправа, он оказался очень умен. Настолько умен, что сумел по достоинству оценить все мои удивительные и неповторимые качества, а ведь это дано лишь избранным. Но не будем забегать вперёд.
   — Зачем? — спросила я, и он мне ответил:
   — Вероятно у вас есть ко мне вопросы. Ведь не бесцельно же вы гоняетесь за мной.
   «Он прав, — подумала я. — Цель должна быть, но о ней уже забыла. Не рассказывать же ему о своём желании влупить бампером „Мерседеса“ по багажнику „Альфа Ромео“. Глупость, конечно, усиливает красоту. но во всем нужна мера. О чем же тогда я должна ему рассказать?»
   — Мне показалось, что вы за мной следите, — брякнула я, выходя из машины и сражая его своими прелестями.
   Думаю, у бедняги ноги подкосились, когда развернула я перед ним свой бюст. Он отступил и, неумело скрывая под удивлением робость, воскликнул:
   — Я за вами слежу? Это вы за мной следите!
   — С чего вы взяли? — коварно повела я бедром.
   Он нервно сглотнул:
   — С тех пор, как мы повстречались, я все время был впереди, вы же на пятки мне наступали. Так кто же за кем следит?
   На этот раз я решила сразить его оригинальностью мысли, а потому сказала:
   — Кто за кем следит? Ответ очевиден: вы за мной, нас рассудит любой. Вы следите за мной, причём делаете это искусано.
   Мэн опешил, но, мгновенно идею оценив, расцвёл и, довольный собой, спросил:
   — Вы полагаете?
   — Да, полагаю. То, что вы опасно умны, сразу бросается в глаза.
   Обычная фраза, а сколько симпатий рождает она. Попробуйте, не промахнётесь. Лично я не промахнулась. Он одарил меня полувлюбленным взглядом и спросил:
   — Могу я представиться?
   — О, да! — с готовностью воскликнула я.
   Он боднул чубом воздух и сообщил мне то, от чего у любой подогнулись бы колени — в этом смысле не исключение и я.
   — Мишель Робэн, потомок старинного рода, вернулся на родину с целью найти ту единственную, которая скрасит скучные вечера перед камином в моем родовом замке под Парижем, — сказал он, и в глазах у меня потемнело.
   От радости, разумеется.
   «Он же холост!» — подумала я и тоже представилась:
   — Софи Романова младшая. Комментарии, думаю, излишни.
   — О, да! — он приосанился, ещё раз пространство боднул и воскликнул:
   — Могу я надеяться на ужин с вами?
   — Другому бы отказала, но вам — никогда!

Глава 28

   Пообедали мы в китайском ресторанчике. Эти китайцы — малые дети — вся подряд тянут в рот, от червей до…
   Но ничего, было вкусно. Хотя, голод, должна сказать, научит есть и гусениц и тараканов, голод, он и не такому научит… В Китае знают, что такое голод. Не потому ли так славится китайская кухня?
   Однако мне милее наша, простая и обильная, но и китайцев не стоит осуждать, ведь в истоках любых изощрений лежит дефицит. Изощрённость разврата рождается дефицитом ощущений, изощрённость ума рождается дефицитом средств, изощрённость рекламы — дефицитом покупателей и т. д. и т. п.
   Так и с теми китайцами. Уж они наизощрялись. В основном меня спасала диета, на которую я ссылалась при каждом новом блюде. Диета и беседа.
   Беседа меня не только от китайской кухни спасала. Мишель Робэн явно порывался чем-то поинтересоваться. Настойчиво, должна заметить, порывался. Думаю, в милиции ему сообщили, кто так покорёжил его очаровательный автомобильчик…
   Нет, имени моего в милиции точно ему не называли, поскольку не так я глупа, чтобы оформлять «Мерседес» на себя. Оформила на друга «чернобыльца» — пошлину не хотела платить. Так все нормальные люди поступали, пока государство не спохватилось и льготы не отменило. Теперь-то многие горюют, вспоминая те светлые времена, но дело в другом.
   Имя моё Мишелю в милиции не сообщили, зато не могли не назвать номер моего «Мерседеса», жестоко разделавшего его «Альфа Ромео».
   Уж об этом сразу сообразила я, как только мы в ресторан вошли. Мгновенно заподозрив, что Мишель о «Мерседесе» моем выспрашивать начнёт, я, как настоящая русская женщина, тут же завела разговор о политике — вот где бескрайнее поле для самоутверждения. Как править страной и с кем этой стране дружить знает каждый, и любой с удовольствием надаёт советов.
   Не скупилась и я, работая языком так, что Мишель и слова вставить не сумел, все молчал да уму моему дивился.
   Едва с политикой было покончено, я сразу к армии перешла. Мой собеседник к тому времени если какие вопросы и имел, так намертво о них забыл. Да и как тут не забыть, когда столь важные и интересные темы поднимаются.
   Кстати, в связи с армией ему тоже было что сказать. На свою беду, он имел глупость похвалить американских солдат. Легко представить как болезненно я отреагировала:
   — Ха-ха! Американские военные — бравые парни! С блеском побеждают только в компьютерных войнах. Вопрос об отступлении первым появляется в их головах, даже если они плотно окружены.
   Он открыл рот, видимо собираясь возразить, чего я, как женщина, не могла позволить. Он хотел возразить, и вот тут-то меня понесло. Откуда неведомо такой нахлынул патриотизм, что я ни с того ни с сего вдруг русских мужчин начала славить.
   — То ли дело наши мужики! — воскликнула я. — Наши мужики наступают даже тогда, когда по всем правилам пора сдаваться! Хоть гневом, хоть заботой русского мужика окружи, все равно он в бой рвётся!
   — Какие интересные мысли приходят в вашу голову, — восхитился Мишель.
   — К любому эти мысли пришли бы, если бы он трезво глянул на моих подруг. Вот взять хотя бы Тосю. Уж чем только не окружала своего Тасю она, Тася же, кобель, не сдаётся и лезет то на рожон, то под юбку. У Тоси тьма подруг, так что в юбках дефицита нету. А Тамарка? Моя Тамарка!
   И я едва не захлебнулась, потому что о Тамарке очень много могла сказать.
   И сказала!
   — Моя Тамарка! — начала я, собираясь, никаких подробностей не страшась, внедриться в её тоскливую жизнь, полную бесцельных событий и опасных приключений. — Моя Тамарка просто кенгуру!
   Он удивился:
   — Кенгуру? Почему же?
   — Да потому, что мужа своего всю жизнь в сумке носит. А он нелёгкий. Такое нервное истощение на этой почве у неё. С Тамаркой же общаться страшно, так наэлектризована она. Как увидит меня, так сразу кричит: «Мама, ты невозможная!». А ведь могла бы и помолчать, потому что ей есть с кем сравнивать — двадцать лет на горбу своего невозможного Даню носит!
   — Двадцать лет?! — ужаснулся Мишель. — У вас такая взрослая дочь?
   — Да нет, это подруга. Моду взяла мамой меня называть. Тепла ей в жизни не хватает. Носит Даню на горбу…
   — Вы же говорили, что в сумке, — напомнил он.
   Я отмахнулась, к чему, мол, придирки:
   — И на горбу, и в сумке, где только не носит его она, а он как был лежебока, так и остался. То же и у бедной Розы. Паразиту-Пупсу она регулярно свою кровь сдаёт!
   Мишель ужаснулся:
   — Каким образом?
   — Самым обычным, тем же, что и все русские жены. С утра до вечера вурдалак-Пупс беззастенчиво пьёт кровь жены, а там той Розы — всего ничего. Порой удивляюсь сама: откуда в Розе так много крови? Но можно представить как малютке живётся!
   Мишель молчал, но глаза его были со мной согласны. Вдохновлённая я продолжила:
   — И подобное с любой подругой. Наши мужчины уроды все, и потому все! Все!!! Все подруги мои несчастны! Слышу жалобы со всех сторон: «Сонька, спаси! Сонька помоги!» Жить не могут без меня. На шаг отойду, тут же ищут: «Где эта Мархалева?»
   Мой собеседник вздрогнул:
   — Мархалева? Вы о ком?
   Я изумилась:
   — О ком? Да о себе! О себе же! О ком ещё могу говорить так долго?
   Тут он почему-то растерялся:
   — Вы же Романова.
   «Романова?
   Ах! Горе мне! Неужели опять проболталась?
   Проболталась опять! Надо бы хоть изредка запоминать, что говорю, да где там? Болтаю столько, что и не упомнишь! Значит сама и виновата. А как быть? Может меньше говорить?»
   Здесь восстала моя натура:
   «Ну конечно! Тоже выход нашла — меньше говорить! Зачем тогда жить, если мало говорить? Глупости! Ни в чем я не виновата, это папаша мой виноват. Приправил папаша фамилию, стыдно людям сказать. Уж кем я только в жизни своей не бывала, когда хотела мужчине понравиться: и Воскресенской, и Алмазовой, и даже Изумрудной, лишь бы Мархалеву эту ненавистную не упоминать.»
   Скажу тому, кто не знает: мархаль — в просторечии кондитерская эссенция, по причине доступности столь излюбленная алкоголиками. Это сейчас выяснилось, что страшно она дорога, а раньше её тоннами с кондитерских фабрик тащили и употребляли без мер и границ. Легко представить какие ассоциации рождает имя моё в умах пьющих мужчин — а где взять непьющих?
   Я — натура чувствительная, терпеть не могу насмешек. Ещё с юности закаялась при знакомстве родное имя своё называть, обязательно что-нибудь красивое придумаю. Придумала и на этот раз, и вот попала впросак.
   — Да, моя фамилия Романова, — воскликнула я. — А что вы услышали?
   — Увы, Мархалева, — с огорчением признался Мишель и пояснил, грустно вздыхая: — Слишком много думаю о женщине, носящей это имя, может потому и ослышался.
   Я насторожилась. Со страшной силой заработали мои мозги, забегали мысли — их у меня всегда бездна. Бросилась прикидывать много ли в нашем городе Мархалевых — лично я знаю только себя. Даже не слыхала, что в нашей стране есть ещё Мархалевы…
   И тут меня осенило: «Да не о том же думаю, глупая! Этот мэн, этот потрясный мужчина — потомок рода, владелец замка и так далее и тому подобное…
   Ох! Даже дух захватывает!
   И вот этот мэн со всеми своими головокружительными наворотами не обо мне страдает, а о какой-то совершенно посторонней женщине?
   А я ломаю голову над черт-те чем!
   Ужас! Мой Мишель, этот Робэн, этот красавец, с утра до ночи о ком-то мечтает! О ком-то, а не обо мне! Безобразие! Он такой же кобель, как и все мужчины! Думает о другой, а в ресторан повёл ту, что под руку подвернулась! Негодяй!»
   — Уж не влюбились ли вы в неё? — с присущей мне прямотой спросила я, желая сразу внести ясность.
   — Даже сказал бы — хуже, — с прискорбием ответил Мишель.
   Я растерялась:
   — Хуже? Что же может быть хуже?
   — Уже несколько дней без сна и отдыха разыскиваю женщину эту и не могу разыскать, а ведь она мне просто необходима.
   Сердце кровью облилось:
   «И это все он — потомственный дворянин и владелец замка — говорит мне? Признается в любви к какой-то… дуре?! О, горе! Он ко мне равнодушен!
   Но каков наглец — полное отсутствие такта. Я здесь из-за него червями и гусеницами давлюсь, а он…»
   — Может вы ещё и меня попросите искать эту дульцинею? — с непередаваемым сарказмом спросила я.
   Он встрепенулся:
   — О, если это возможно…
   «Возможно? Ха-ха! За кого он меня принимает? Я, умница и красавица, сейчас все брошу и непонятно кого искать пойду. Как же, держи карман шире!»
   — Конечно возможно, — с приятной улыбкой ответила я. — Вся к вашим услугам. Хоть сейчас отправлюсь вашу даму искать. Надеюсь она хороша?